Электронная библиотека » Галина Артемьева » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Праздник жизни"


  • Текст добавлен: 24 марта 2014, 01:22


Автор книги: Галина Артемьева


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Галина Артемьева
Праздник жизни

Каким-то образом у Вальки из пятого подъезда начали исполняться все желания. Абсолютно все. Что ни пожелает – хопа – есть. Причем это не сказка, и не надейтесь.

У нее и до того не все в порядке было с мозгами. Нервных клеток, типа, перебор. Генетика такая. Взять хотя бы ее имя. Валентина Владимировна Федоткина. Да? Как же! Ничего подобного.

Родилась она 1 мая. Майские праздники – они длинные. А 1-е – только начало. Ну, она, маленькая, родилась и спит себе. Ничего не хочет, лишь бы в покое оставили, пупок не теребили и соседи по камере чтоб не очень надрывались от голода. Спит. А папаша ее как раз бодрствует. Совсем наоборот даже. Смотрит передачу: оперетту «Сильва» и празднует. Отмечает Первое мая. Тут звонок. Теща уже все знает. Что Валька у него родилась. Она орет зятю в барабанную перепонку: «Доча у тебя, три пятьсот!!!!!!» А в другой барабанной перепонке трепещет:

«Ах, Сильва, Сильва, тру-ля-ля!» А он давно уже приметил, что Сильва, эта крупная прыгучая баба с грудями наружу, аккуратными усиками и широченным крупом, – прям красивей всех будет. Ничего, что ей лет под шестьдесят (это он так сам в начале действия вычислил, потому что ее данными еще его дедушка восторгался). Ничего, короче. Это незаметно совсем. Зато голос! Зато красота! Эх, да за такую ниче не жалко! Праздник! Он даже в тумане слез протягивал ей доверху нацеженный стакан, последним делился!

И тут звонок. Доча! А там – Сильва. А тут – стакан. Все одно к одному. Он и всхлипывает теще в ответ: «Сильва!» – «Чево Сильва?» – «Доча моя будет Сильва – вот чево!»

А теща обрадовалась. Она тоже романтик была, о красивой жизни мечтала, оперетту не раз слушала, Сильве завидовала: старше, мол, ее, тещи, а уже народная. Так что тут мечты о празднике жизни совпали полностью.

Мать выходит из роддома, в кульке Вальку выносят. Она, мать, ее к тому времени грудью кормила как Вальку. Валентинку. У нее запросы-то были повыше тех, с Сильвой. Она решила Вальку в космос запустить. Весь мир чтоб узнал. Тем более получалось сочетание: Валентина Владимировна. А? Как первая на свете женщина-космонавт. И новая Валька чтоб повторила подвиг той. Хотя тогда уже бум на космонавтов прошел, но Валькина мать помнила свое детство, улыбку Гагарина и решила осуществить свою мечту через Вальку. Тем более отчество позволяет.

А те ей: Сильва. Нет, говорит: Валька. А майские, заметьте, все продолжаются. Они у нас долгие: там два, там два, выходные, тыры-пыры, перенос. Если б не майские, Вовка б (папка Валькин) все б понял. Пошел навстречу мечте. А так он как начал с Сильвой на пару отмечать, так и забыть ее не мог. Сильва! И в слезы. И как загс открылся, тут же дочу зарегистрировал Сильвой Владимировной.

Но мать упорно звала ее Валькой. Такой вот дуализм получился. Как теперь бы сказали: инь и янь. То есть мужское начало в Вальке называлось Сильва, а женское – Валька. Хорошо там, за границей, люди живут свободно: можно давать несколько имен. А у нас даже такого права человек не имел. Одно имя, одно отчество. Фамилий, правда, могло быть две, через черточку. Только зачем Вальке быть Федоткиной-Анчуткиной? А Сильве тем более. Тем более что мать ни за что не согласилась бы на двойное имя – Валентина Сильва Владимировна. Ей нужно было, только как она мечтала. И больше никак. Так Валька стала подпольной космонавткой. Потому что по документам проходила как Сильва.

Она уже в детстве от других отличалась: все любят, когда их в детсаде или в школе зовут по имени, а она – нет. Только на фамилию откликалась. Потому что по имени-то ее никто и не звал, а дразнили Слива (из-за Сильвы). Если б Валькой была, тоже б дразнили, но как-нибудь по-другому. Только каждому дано обижаться именно на свое прозвище. В данном случае – на Сливу.

Зато дома Валька очень быстро нащупала принцип исполнения желаний: если чего-то хочешь от папки, зовись Сильвой – и наоборот.

Например:

– Валька, гулять пойдешь, как уроки сделаешь, не раньше, – велит мать.

– Я не Валька, я Сильва, – тихо (неслышно для матери, но вблизи отца) вздыхает Федоткина.

И папаша тут же велит своей Сильве идти на воздух, на солнышко. Уроки не козы, из сарая не повыскакивают.

– Рано тебе еще краситься, Сильва, – суровеет отец годам к четырнадцати.

– Ох, опять заладил: Сильва, Сильва, – дергает плечом Валька, с обидой глядя на мать.

И та в умилении тут же дарит ей свою косметичку, на которую доча давно зарилась.

Семья у них была крепкая. Все противоречия между полами сглаживались первородным конфликтом имени.

Ну, а как Валька подросла, красься – не красься, стало заметно, что с лица воду лучше не пить. Росточек мелкий, нос сливой, губки – так себе, глазки маленькие, цвет не разберешь, но цепкие. И вообще характером удалась.

И тут как раз уже люди богатые развелись, и по голубому экрану мелькают разноцветные страны и товары. И на все нужны деньги. Папка до всего этого работал у нее в почтовом самолетном ящике. Сократили его, но друзья помогли (они с друзьями всегда хорошо сидели) и устроили в мэрию дегустировать качество продаваемого алкоголя. Честное слово! Проверять: родной напиток или самопал. Опасный, но благородный труд. Деньги потекли вполне терпимые, на полмесяца жизни – вполне. Тем более что на работе полагалась закуска. Мать, как все женщины ее поколения, пошла торговать итальянской обувью от-кутюр на вещевой рынок.

Жить стали хорошо. У Вальки обувь всегда была – не то что закачаешься: рухнешь.

Мать брак приносила – где че оторвано, где вроде одна пара, а туфли разного цвета и фасона. Чужому не всегда продашь. А Валька – чик-чик, там подшила, красочкой обувной подкрасила: во вам! Завидуйте!

Все завидовали! И в чем главная фишка была: из всей Валькиной внешности обращали внимание только на ноги. Причем ноги-то там – тьфу! Кривые, короткие – было б о чем говорить! Но обувь итальянская от-кутюр! Это все объясняло.

И вот так докатывается до главного. До исполнения желаний.

Первые ласточки зачирикали еще в выпускном классе.

Валька превозмогала школу, как все. Тянула лямку. Только математику ненавидела. Или математичку. В общем, их вместе. А те – ее. Математичку звали Роза Пименовна. И эта тварь (с таким именем!) не понимала, что надо Вальку звать по фамилии, а всегда вызывала ее «Сильва!». И тут же все откликались, поворачивались и галдели: «Слива, иди, тебя, иди, Слива!»

Но именно поэтому Валька не шла. Она была гордой, в родителей. Пойти к доске, когда тебя Сливой называют, она не могла физически. Она так и говорила дуре Пименовне: «Я не могу». И даже со стула своего не вставала. Чтоб показать всем, как она на все плюет. Хотя часто она вполне могла и все понимала. Но не вставала. И Роза Пименовна ставила ей двойку. И даже если на контрольной письменной работе Валька делала все почти без ошибок, больше трояка в четверти у нее не выходило.

Обе они так распалились – Роза и Валька, что Роза вызывала ее каждый день: «Сильва, к доске!», а Валька просто смеялась, сидя за партой, сгибалась в три погибели. И весь класс вместе с ней. Они говорили: «Ну, давай, Слива, давай, выходи!» А Валька только мотала головой. Причем на других уроках все было нормально, Федоткина была как все, даже еще незаметней других. А на математике слыла разбойницей, почище Емельяна Пугачева и Степана Разина.

Роза, может, думала, что Вальке это так нравится – сидеть и умирать от смеха? А у нее такая была нервная реакция. Она уже начала дома при мысли о Розе Пименовне и математике смеяться до слез и икоты. Так что даже и родители решили, что она хулиганит. И метнулись целиком на сторону Пименовны. И оба, всем инем и янем, навалились на дочь, чтоб подтягивалась.

И тогда Валька заперлась в их совмещенном санузле и сказала всем, кого увидела вокруг: двум затаившимся тараканам, цепочке мелких муравьев, которые, как рыночные вьетнамцы, делали свое дело, несмотря ни на что, протекающей из крана горячей воде и журчащему холодной водой толчку: «Я ненавижу Розу Пименовну! Пусть ее больше не будет!» Тараканы, муравьи, обе воды – горячая и холодная – и даже пар немедленно понесли полученную в виде пожелания информацию по разным направлениям, так что неизвестно, что за силы взялись выполнять этот непростой детский приказ. Да, там в передаче сведений участвовали также Валькины слезы, обильно капающие в раковину, на пол и размазанные по щекам.

И на следующее утро! Прям на первом уроке (математике)! Никакой Розы Пименовны не было! Она, оказывается, вышла замуж за иностранца и как раз в этот день улетала начинать новую жизнь в Шри-Ланку. И, оказывается, это она потому Вальку каждый день спрашивала, чтоб досрочно выставить итоговые. Чтоб ее с двойкой не оставлять. Потому что девочка способная, но переходный возраст, знаете ли. И Роза, пользуясь своим личным счастьем, даже вывела Вальке тройбан, хоть там двоек стоял целый лес.

Вот тут-то Валька и заподозрила кое-что про себя. Не сильно. Но так, мелькнула мысль о чуде. Мелькнула и отвалила. Потому что недоверчивая Валька ей велела: «Да лана, отвали…» Но как сбылось-то! Как совпало!

Ну, а дальше уж и пошло.

Вот кончила она школу и не знает, че делать. То есть надо идти, конечно, работать. Или учиться. Или и то, и другое. А куда? Она не знает, чего хотеть. То есть у нее существуют желания, но такие неисполнимые, что их и желаниями назвать стыдно. Например, полететь в космос в составе международной космической экспедиции. Или хоть стать звездой, неважно – поп, рок, теле, кино. Звездой. Чтоб все узнавали, автографы там, обложки журналов, все под нее косят, туфли носят как у нее, глаза сквозь челку, как у нее…

А всю остальную муру обычную – чего зря хотеть? В заднице сидеть, на рынке торговать – на это желания не нужны. Это, как отравленный воздух, – не хочешь, а дышишь.

Еще хорошо, ей в армию не идти, тогда предки точно покоя бы не дали, а так, говорят, осмотрись, продумай, выбери.

И вот лето в разгаре, июль, а Валька, так ничего не желающая по мелочам, идет поутру в ларек за йогуртом. Проникает из квартиры на лестничную клетку, балансирует на своих двенадцатисантиметровых каблуках (один чуть короче другого, из-за этого сложности) и думает, как же ей все остозвездело. И почему это во всем городе в подъездах разит ссаньем? А запах – это такая штука: вдохнешь, и фиг знает, что там в тебе изнутри поселится. Вот Валька, стараясь не хромать и не дышать, злобно вспоминает, что где-то слышала (или читала), что сто лет назад, до революции, что ли, у нас в стране в подъездах нормальных жилых домов не ссали-не срали. Народ вроде тот же жил, язык-то остался? А чего же так все изменилось? Порода новая вывелась? Такие люди-птицы: ссутся на лету, не удержать. Может, правда, чего у людей с мочевыми пузырями от новых условий сделалось? Или так: жили прежде разные породы людей. Те, которые на голову не больные и с нормальным обонянием, те в подъездах не гадили. А тех, кто больной и способен нагадить, тех было сразу видно: они сильно отличались от здоровых. Так вот больных в подъезды не пускали. Они жили по-своему и копили злобу на нормальных. И когда достаточно накопили, начался легендарный октябрь 1917 года. Нормальные боролись за свои подъезды, как могли, но у ссучих сил было больше из-за запасов злобы и привычки размножаться в антисанитарных условиях. Они и победили. Всех нормальных вытравили и теперь живут повсеместно. И даже те из них, кто стали сейчас богатыми, все равно не стали нормальными. Способны на любую грязь и словами, и делом.

Тут Валька вырвалась на свежий утренний воздух и зашагала в арку, привычно прихрамывая на своих итальянских от-кутюрах. Она так распалилась из-за подъездной вонищи (в арке, кстати, тоже воняло), что подумала на родителей: «А они-то сами кто? И чего они меня только родили? Видели же, какое все вокруг говно. И дитя свое не пожалели! Жить заставили. Мне бы в дальние страны. Где солнце, море, водопады, цветы… А так… Чего ваще жить-то?»

И в тот же самый момент (а она уже практически вышла из арки на яркий свет, и до ларька оставалось два шага) что-то сзади загрохотало, завизжало, тюкнуло ее в спину, она блямкнулась со своих ходуль ничком на асфальт, и наступила тьма и тишина. Полное ничто.

Мы сейчас, главное, не должны и мысли допускать, что там, где исполняются желания, решили прислушаться к последнему Валькиному восклицанию. Кто всерьез хочет покинуть этот мир в 17 лет? И речи быть не может.

А произошло следующее. Во дворе Валькиного дома стоял частный замок. Раньше, в жуткие совковые времена, это был детский садик, в который водили и упирающуюся Вальку. Вот этот дом детской скорби и забрал себе в пользование богатый гражданин новой России. Вяло протестующим гражданам объяснили, что детей в микрорайоне все равно так мало, что на детсад не наберешь (это была правда). В садике произошла ускоренная перестройка, и узнать его было нельзя. Прежним оставалось только большущее дерево, торчащее кроной из-за трехметрового забора.

Так вот, Вальку, не по ее желанию, хотя и не случайно, шибануло джипом «Чероки». Вел машину вконец запутавшийся в жизни богатый человек из бывшего детского дошкольного учреждения. Он в тот момент как раз был зол на весь мир, потому что деньги были, дома были, всякое то да се было, а желаний у него никаких не было. Он выехал утром то ли по делам, то ли от нечего делать с мыслью, что как все надоело, и куда ни кинь, все клин, и все есть, а все мало, и когда конец этому бездуховному существованию придет, непонятно. Он злобно шуганул бомжа, протянувшего было сине-черную руку к открытому окну за рубликом «на хлеб».

Богатый человек тут же прокричал отпугивающее заклинание-посыл к матери-фатери и «на…уй, на…уй, на…уй». Он немедленно закрыл окно и дал по газам. За всеми этими хлопотами Валька была замечена слишком поздно. Хорошо еще, у джипа «Чероки» такие замечательные тормоза.

И через мгновение богатый человек уже стоял над опрокинутым лицом вниз Валькиным телом и не знал, чего теперь делать. А счет шел на секунды. Нет, в другой ситуации он бы, конечно, уехал с концами. А тут он наполовину в арке еще, эту, упавшую, не объедешь, а по трупу ехать страшно. К тому же люди собрались, и всех не посшибаешь. А бомж (это был местный подвальный бомж, многолетний, всех детей знавший по именам) уже позвонил в домофон Валькиным родителям и просипел страшную весть, чтоб спускались немедля за дочкой. И через секунду родители слетелись к джипу. Мать ревела над Валькой, а отец держал обмякшего гада за лацканы пиджака. «Скорую»! Она живая! Дышит!» – стала кричать вдруг несчастная мать. А гад, трясясь, принялся умолять: «Не надо «Скорую», поедем со мной, я быстрей домчу». Он в два счета разложил кресло, уложил Вальку, родителей запихнул, и через пару минут они подкатили к приемному покою.

Валька пришла в себя на больничной койке, упакованная как мумия. Лица не видно, рука в гипсе, ноги забинтованы, но пальцы шевелятся.

На самом деле с бинтованием явно перестарались. Это медсестры из классовой ненависти к богатому мужику и из жалости к Валькиных родителей слезам сгустили картину, тем более бинтов не надо было экономить: виновник происшествия, как попугай, повторял: «Делайте все, что нужно, ничего не пожалею». Ну, они и обмотали Вальку, чтобы тот видел, гад, чего натворил.

Родителям они сказали: «Ничего, не волнуйтесь, все у вашей Сильвы Федоткиной в порядке, только сотрясение мозга, на лбу шишка, нос помят, губы разбиты, рука одна сломана, коленки расквашены и растяжение связок на обеих ногах. Поздравляем! В рубашке родилась!»

Конечно, родители обрадовались таким пустякам и перестали дрожать, плакать и всхлипывать.

Но преступнику медики объяснили совсем по-другому, чтоб неповадно было и платил чтоб по полной.

– У нее, – говорят, – в результате множественных травм увечья на всю оставшуюся жизнь. Вы одним ударом своего транспортного средства искалечили…

Но тот даже договорить не дал.

– Я все возмещу! Я отвезу в лучшие клиники! Я оплачу любые операции! Я сам буду за ней ухаживать!

У него сразу появился интерес к жизни, ведь богатыми становятся те, кто любит и умеет быстро и по-деловому рассекать проблемы, как кокосовый орех: вжик – и пополам. А там внутри (главное быть уверенным) – райское наслаждение.

И когда все более или менее организовалось: Валька пыхтела сквозь бинты на больничной койке, родители отбыли домой передохнуть, медперсонал получил подъемные на совершение последующих подвигов во имя милосердия, – наш миллионер, осторожненько ведя свой преступный джип, поехал по магазинам и вернулся в палату с тысячами вкусных вещей и всякими девическими радостями: душками, помадками, пудрочками, гельчиками, кофтюльками, топиками и многим другим. Он разложил это все по палате и сел смотреть на молодую, едва не загубленную им жизнь.

Валька уже была не в отключке, а просто спала от скуки. Богатый дядька вспомнил, как поднял ее на руки, чтоб засунуть в машину, и ему показалось, что тогда он увидел ее лицо, и было оно невыразимо прекрасным: закрытые глаза, густые ресницы, тонкая линия носа, пухлые губки. Он и тяжести ее не почувствовал, прям невесомая свисала она с его рук, как драгоценная шелковая шаль.

Сердце его запылало удивленной нежностью. Так уже было с ним однажды в детстве, когда совсем молодая его мама с пушистыми светлыми волосами вокруг головы дала ему подержать желтого невесомого цыпленка, и он боялся дышать, чтобы не сдуть маленького с ладошек. И потом так крепился, так боялся за него, что не выдержал и заплакал от жалости.

Он про это давным-давно забыл и сейчас не вспомнил, только умиление и комок в горле бередили что-то давнопрошедшее.

Вальку разглядеть было невозможно. Из загипсованной руки торчали пальцы с обгрызенными ногтями, да чумазая пятка высунулась из-под одеяла. И тогда этот богач взял полотенчико, намочил его теплой водичкой, чтобы протереть бедные Валькины ступни, как это делала его мама ему маленькому. И одну ступню он даже успел отмыть, но тут Валька проснулась от щекотки и пхнула его другой, грязной еще ногой, под дых, отгоняя злого духа привычными междометиями: «Иди ты на фиг, мымзел любанутый…» Но свободе слова мешали бинты, и слышен был только нечленораздельный вой.

Миллионер решил, что сделал девочке больно, и оставил пятку недомытой. Он сел опять без дела, и от праздности к нему тотчас же полезли приятные, как душистый горошек, и цепкие мысли-мечты. Он решил, что прям влюбился в Вальку (во размяк, а?), что она такая ему являлась еще в детских снах в виде феи или девочки-эльфа (и на старуху, как говорится, бывает проруха, и на богатого жлоба).

Он стал думать, как разведется с женой. Она у него была первая красавица всей страны, а потом континента, по имени которого назвали новые приятные деньги. За это он и женился. Взял за высшее качество. Но жил с ней уже долго. Восемь лет. Красоты она не истратила ни на медный цент. Как была, так и осталась. Даже лучше. Но скучно ему было по-тюремному, хотя она могла в любой момент развлечь его беседой на всесторонние темы: от светских сплетен до политических противоречий. Кроме того, по его желанию, их были счастливы видеть на самой гремучей премьере или самой престижной вечеринке. Но желания-то как раз у богача не было. Полная бездуховность.

Ведь именно об этом он и размышлял перед тем, как сбить тоже недовольную жизнью Вальку. А теперь он был уверен, что в его книге жизни открылась новая страница. Самая, может, интересная.

А Валька вообще не врубалась, чего это непонятно кто у ее ног окопался. Если санитар – должен мыть пол, проветривать помещение и манать себе в другие палаты. А если не санитар, то чего вообще? Но потом она опять забылась и сквозь дрему мечтала о дальних странах с морями и горами и о себе в них, красивой, как незнамо кто. Она умом понимала, что лицо у нее расквашено всмятку, и какая там должна быть образина, если и при хорошей жизни существовали причины для недовольства. Но когда человек весь в марле и кое-что из частей тела переломано, он на некоторое время не расстраивается из-за внешнего вида, а кидает все силы на подмогу серьезно поврежденным участкам. Домой-то Вальке все равно не хотелось: даже если с зажатым носом благополучно миновать все ступеньки и пролеты лестничной клетки и попасть в родное логово, радости не прибавится. Родители ее хоть и жили дружно, но в последнее время цапались по любому поводу. Мать никак не могла смириться с нетвердой поступью, невнятными речами и перегарным духом, приносимым в дом батяней после рабочего дня. Несмотря на то, что работал папа Вова во имя семьи и на ее благо, матери безотчетно хотелось чего-то другого. Красивого, романтичного. Слов или поступков благородных. А у нее каждый день рынок и расплывчатый желеподобный законный спутник жизни по вечерам. Не говоря еще о неблагодарной Вальке, которая делать ничего не хочет. И вот родители повадились каждый вечер хором кричать друг другу: «Да сколько же можно! Я так больше не могу! Да когда же это кончится!» И им причем не надоедало. Может, для них это было как караоке для японцев: те попоют-попоют после трудового дня, задобрят алчущие духовной пищи души – и с новыми силами в житейские волны. Но нет, караоке все же как-то безопасней: льется песня, и ты даже можешь присоединиться к разряжающемуся члену семьи и подпеть. А от семейного ора хочется бежать далеко-далеко и навсегда.

Так что Вальке было даже очень хорошо, что такая передышка получилась. В больнице тихо. Тем более в отдельной палате. Лишь бы родители не очень часто навещали. Или хоть не вместе. Но они пришли вместе, а как же. У Вальки не было даже сил привычно напрячься по поводу предстоящего дуэта. К счастью, в их повседневной программе произошел сбой: они очень удивились, застав у ног дочери безмолвно сидящего убийцу юной жизни среди кучи всяких промтоварных сокровищ. Правда, виноватый миллионер предпочел немедленно покинуть палату, пятясь задом и вежливо кланяясь.

Родители привычно разбились на противоборствующие группировки и принялись выяснять отношения, сидя с разных сторон Валькиной кровати. Мать заявила, что бросает все, что ненавидит рынок, торговлю, такую жизнь вообще. Она, может, всю жизнь мечтала о красоте и покое, а что получилось! Отец возражал, что и он достоин большего, что раньше он учил самолеты летать, а теперь вот… Ради них всем пожертвовал. А единственную дочь не уберегли! И в чем тогда смысл?

И тут в палату вполз влюбленный богач, полный творческих планов. Он, естественно, подслушивал за дверью, как это водится у деловых людей. Он очень надеялся, что они будут стенать, выть и жаловаться на отсутствие денег, а он тогда вскочит в помещение и предложит крупную сумму. Не полцарства, конечно, но достаточно много, чтобы поразить этих людишек. И родители сразу его полюбят. Тогда легче будет добиваться Валькиной взаимности. Обычно-то девушки и их матери, предвкушая его возможности, начинали любить его сами. Но тут все же была другая ситуация. Это его больше всего и подогревало.

Семья Федоткиных глядела на незваного гостя – родители с ненавистью, Валька как на надоевшую муху (чем бы прихлопнуть). Богач немедленно предложил материальную помощь. Ничего еще сегодня не дегустировавший и оттого легковозбудимый папа Вова в самой резкой форме отказался. «Ишь, ребенка чуть не насмерть, а еще крышевать просится», – поддержала линию мужа мать. «И пусть все штуки-дрюки забирает. Он чего, издевается, что ли? Как я это надену? На гипс? – наябедничала Валька. – Чего он сидит тут, ноги мне моет?»

Чтобы избежать надругательства над своими вновь пробудившимися чувствами, богач, не споря, собрал свои дары. Только телефонный аппаратик умолил взять. Это, говорит, вам же удобно, на ту вон кнопочку нажмете, и я сразу отвечу, если чего по больничным делам. И друг другу звонить сможете сколько захотите. А подзаряжалку я завтра подвезу.

Справка о телефоне: аппарат принадлежал его жене. Он перед тем самым роковым выездом на джипе объяснял ей, насколько та далека от народа. От его нужд и чаяний. На скандал ее хотел раскрутить, чтоб она не вытерпела, забрала свои манатки и ушла навсегда. Понимал, что не уйдет, чудеса и в сказках нынешних не случаются. Но пытаться – пытался: а вдруг? Он для пробы кинул на пол шкатулку с ее драгоценностями. Не со всего размаху и на мягкий ковер. Чтоб эмоционально воздействовать, но без материального ущерба. А она все не заводилась. Стояла, пережидала, пока он уйдет, хлопнув дверью. И все пойдет по-старому. Вот тогда он, чтоб добиться хоть какого-то противодействия, и хапанул ее мобильник: под руку просто попался. А теперь подтвердилось, что нет в мире ничего случайного: все закономерно и происходит во благо. Не захотела девочка пользоваться вещами – и правильно, обидно ей, это он не продумал. Зато телефончик пригодился!

Это была действительно полезная штука. Валька давно своим нудила, что у всех в классе есть, а она… И родители ей обещали, что вот кончит школу, пойдет работать и с первой же зарплаты… Теперь-то сами убедились, насколько удобно: сразу принялись из дома названивать, как будто год не виделись. И общение происходило лучше, чем с глазу на глаз: удивленно-доверительное. Богач тоже звонил, волновался, не появилась ли какая необходимость.

Наконец, после богача позвонила его жена. Она весь день не проявлялась – давала ему время остыть. Потом стала пробиваться на его номер, но там неживая дева объясняла, что абонент вне зоны действия сети. И после многих никчемных попыток решилась она позвонить на собственный номер. Подумала, что уже вполне пора. Знала по опыту, на сколько хватает его психований.

Вот она понажимала все нужные кнопочки, а на другом конце большого города обгрызенный Валькин палец установил соединение.

– Ну, чего? – спросила Валька. – Я уже засыпаю.

Жена сначала подумала, что не туда попала. Она повторила номер, и Валька сверилась по бумажке – верно.

У красавицы гулко забилось сердце. Она решила, что это уж слишком: отнимать телефон жены для любовницы. Вполне мог бы купить новый. Для нее, во всяком случае, он в свое время так и сделал. Не у той, предыдущей жены отнял, а купил и подарил.

Она поняла, что терпение ее лопается.

– Могу я узнать ваше имя и откуда у вас этот телефон? – дипломатично завела она, лелея последнюю надежду на то, что муж в запале просто выбросил аппарат и сейчас им пользуется ни к чему не причастное лицо.

– Меня зовут Сильва, – как обычно в официальных случаях ответила Валька.

– Господи, пошлость какая, – вырвалось у начавшей терять самоконтроль жены.

Валька очень обиделась. Она, кажется, никому не хамила, чтоб ей тут про пошлость стали объяснять.

– Меня зовут Сильва, – повторила Валька. – Я лежу в больнице по поводу СПИДа, которым заразил меня Сергей Аверьянович Тыркин. Я, кстати, несовершеннолетняя. И сколько жить осталось – не знаю.

У жены от сильной информации мозговые извилины начали перестройку.

– А где сейчас Сергей Аверьянович? – сумела сформулировать она главную тему.

– Он спецрейсом в Америку вылетел за вакциной: три укола и порядок. Один укол – полтора миллиона.

– Это он тебе?… – расстроенная женщина верила с ходу всему очевидному-невероятному.

– Да, «тебе»! Себе!!! Ему сейчас важнее. У него поздняя стадия. Давно подцепил.

Сознание жены упорно цеплялось за реалистичные несущественные детали. Она зачем-то спросила номер больницы и Валькиной палаты. Та назвала как есть. И отключила телефончик. Она просто так похулиганила. По-детски. От сильной обиды. Чтоб эта тетка с культурным ледяным голосом научилась за свои слова отвечать.

Потом Валька принялась спать, и совесть ее не мучила.

День у нее длинный получился. Бывают иногда в жизни особо длинные дни, когда судьба разруливает в нужном направлении.

Жена не спала всю ночь. У нее все сложилось воедино. Нервность Тыркина. Его отказы от близости. Замкнутость. Молчание.

Она всему поверила сразу. Романтические женщины очень легковерные. Для них жизнь – сказка. А сказки – разные бывают. Они готовы и к страшным. Одному только она не верила во всей этой ситуации: что нашли средство от СПИДа, этой чумы XXI века. «Зря он деньгами швыряется, не поможет». Она понимала, что скоро станет вдовой. Причем до этого ее супруг будет угасать в жутких мучениях. Ей было его безумно жалко. Она любила его, оказывается. Что интересно: она совсем не думала о его изменах, приведших к роковому итогу, и не боялась за себя. Жалела своего Тыркина, и все.

Она прям возмужала за ночь. В глазах появилась жизнь. Она осознала, что пришла пора расплаты – раньше Тыркин был ей опорой, теперь она его потащит через все страдания, сколько бы их ни выпало.

Мало того, она пришла к выводу, что должна помогать несчастной Сильве. Вот даже как! Кто знает, может, девочка – сирота. Не от хорошей жизни СПИД подхватывают.

С утра она двинулась по магазинам, чтобы явиться в указанную больницу не с пустыми руками, не подозревая, что покупает почти то же самое, что вчера ее милый Тыркин.

Пока она шарила по прилавкам, богач заехал с дачи, где прекрасно выспался, домой за подзаряжалкой для Валькиного телефона. Он был приятно удивлен отсутствием жены. (Обычно после размолвок она встречала его у порога, как бы давая понять, что ничего не произошло и жизнь идет по-прежнему.) Сейчас его даже щекотнула совесть за вчерашнее.

В больнице с Вальки сняли часть бинтов, оставили только нужные. От этого создалось впечатление, что она поправляется не по дням, а по часам. Довольный богач вручил ей подзаряжалку и на минутку присел у столика, чтобы чуть-чуть пообщаться в более спокойной, чем вчера, обстановке.

В этот момент в палату вошла жена. И сама она, и ее шофер несли пакеты с вещами и едой. Валька застеснялась: «Вот это красавица!»

Богач тоже отметил новую, чужую красоту жены. И еще он удивился от неожиданности.

Жена поразилась, что у Тыркина поздняя стадия, а Сильва выглядит намного хуже. Жалко было обоих все равно. Как только шофер вышел, она сказала: «Сережа, я все знаю. Ты во всем можешь рассчитывать на меня. Я от тебя столько хорошего видела. И в горе буду с тобой».

– Ну, понятно, – промямлил муж, поскольку происходила полная для него непонятка.

– Сильва, девочка, – продолжала красавица, – ты прости меня, если можешь. Я готова помогать тебе во всем. Можешь на меня положиться.

Валька совсем еще не умела так просить прощения. Она даже впервые поняла, что другим может быть так же больно, как и ей. Или даже больнее. Но все бывает в первый раз. Или не бывает.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> 1
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации