Текст книги "Незваный гость"

III глава

Прошла пара недель с того самого дня, точнее ночи, когда я ходила во сне. Ничего существенного за этот период не произошло. О случившемся тогда, я решила попросту забыть, не зацикливаться, да и кому хочется вспоминать о подобных ночных похождениях. И это правильно. Но я все равно помнила. Мне регулярно об этом что-то напоминало, или кто-то, даже та же Соня, которая поддерживала меня в стремлении все забыть.

Однажды она рассказала мне историю, которую поведала ей некогда бабушка. Это было после того, как она узнала от меня, в каком именно месте кладбища покоится Виктор Солодов.

– Это кладбище самоубийц и безбожников, – сказала Соня. – Этот «островок» когда-то не был частью кладбища. Те могилы, что расположены там, находились вообще за воротами. Там их и хоронили – тех, кто решил свести счеты с жизнью, либо предал свою веру. Позднее, кладбище расширилось, старый забор сгнил, а новым обнесли все, не выбирая, да и нет сейчас такого, чтобы кого-то хоронили за забором. Но так было до какого-то времени. Сейчас это место уже почти слилось с основным кладбищем, но это не исключает вероятности, что твой Виктор лежит там, по собственной воле. Глубоко верующие все еще хоронят там «нестандартных» покойников. Присмотрись. Обычно родственников хоронят в одном месте. Ты видела такую фамилию рядом? Нет? …Ты не можешь иметь к нему никакого отношения. И посещать его тем более не стоит.

Солодовых и впрямь рядом с ним не было, я бы обратила внимание.

Я сидела молча. «Самоубийца» – это не укладывалось у меня в голове. Как можно, при такой внешности, будучи совсем молодым… Странно. Очень странно. Но доводы Сони были более чем убедительны.

Так или иначе, я решила, что мне все равно кем он был и что сделал со своей жизнью. В любом случае, это был его выбор. Странно было то, что он стал моим выбором, когда во сне я пришла на кладбище.

Забыть! Забыть! – твердила я себе. – Больше так далеко во сне я не уйду. И правда, спала я сладко, как младенец. Но недавно мне приснилось, что стою я на подоконнике и смотрю в звездное небо. И вдруг, отталкиваюсь ногами и взлетаю. Поднимаюсь все выше и выше. И тут я резко проснулась. Словно мой мозг почувствовал опасность и отдал приказ – разбудить. Я лежала в постели, что очень порадовало, но при этом, на ногах были тапочки, что настораживало. Долго не могла уснуть. Сердце так и норовило вырваться из груди – стучало, как барабан. Я с трудом позволила себе расслабиться и снова уснуть.

А время шло. В жизни происходили малозначительные события, которые, тем не менее, легко завладевали моими мыслями. Такие, как например, знакомство Сони с молодым человеком на автобусной остановке и как следствие – приглашение на свидание. Макияж ей тогда наносила соседская девушка – Таня, которая старше нас на два года. И она, видимо, не знает меры, потому как, зайдя к подруге перед ее свиданием, все, что я могла сказать ей с порога, это порекомендовать умыться побыстрее и переодеться, пока никто из родителей не увидел ее в таком вульгарном виде. Сама-то Соня не активно пользуется косметикой, потому, как могла, я помогла ей. Тем не менее, свидание провалилось. Она поняла это, когда парень этот положил руку на ее коленку. После замечания по этому поводу, в его адрес, он даже провожать свою новую знакомую не пошел.

Соня шла одиноко по дороге, размахивая сумочкой, как кадилом и пытаясь поднять себе настроение, мурлыкала под нос песенку про гнома из лесной чащи. В таком виде и увидели ее мы с Максом, ожидающие на скамейке возле дома. Распалившись от возмущения Шолохов, пообещал надрать обидчику уши. Соня выступила против насилия и открыто позавидовала моему женскому счастью.

Так, понемногу, я отдалялась от того дня, который уже не казался чем-то необычным, а я и впрямь начала забывать о полетах во сне. И чувствовала себя прекрасно, пока однажды еще один сон не напомнил мне о нем.

Я стояла у могилы Солодова и читала вслух выбитые на памятнике стихи:

«Уйдешь, когда-нибудь и ты,

ничто не вечно под луною…» – и замолчала, а неоткуда взявшийся мужской голос из-за спины продолжил:

«Придешь ко мне, я буду ждать,

я здесь… но сердцем, я с тобою».

– Красивые, – похвалила я строки неизвестного поэта, все еще не поворачиваясь к своему внезапному собеседнику. – А кто их написал?

– Я и написал, – услышала я голос у самого уха.

Его холодное дыхание колыхнуло волоски у меня на виске. Я замерла. Страх словно парализовал, когда я поняла, кто стоит за моей спиной. Это был покойный. Я нутром чувствовала это.

– Тебе они нравятся? – спросил он.

– Д-да, – промямлила я, продолжая во все глаза смотреть на памятник.

– Хорошо, – прошептал он, наводящим на меня ужас голосом.

Еще минута остолбенения и я резко повернула голову, желая встретиться лицом к лицу со своим страхом, но… никого не было рядом.

Я открыла глаза среди ночи, и странные слезы хлынули из глаз. Уткнувшись в подушку, я пыталась заглушить рыдания, возникнувшие совершенно произвольно, и нежелающие останавливаться.

Утром, рассматривая в зеркале свои опухшие от слез веки, я так и не смогла найти ответа – чем была спровоцирована истерика. Хорошо, что никого не разбудила. Мама, наверняка бы подумала, что виною Макс. Почему-то она всегда считает его виноватым в моем плохом настроении.

Я рассказала Соне о сне, и она совершенно по-взрослому, посоветовала мне заказать панихиду по усопшему. Пообещала ей подумать над этим. В храм я хожу исключительно перед праздником Пасхи для освещения кулича, да и то почти по принуждению, но и за компанию с той же Соней. Идти туда лишний раз желания у меня не возникло, даже по такому поводу, как ночные кошмары, потому как, чужды мне церковные обряды, песнопения, проповеди. Будучи убежденной атеисткой, я всерьез не рассматривала варианты спасения собственной души посредством покаяния, смирения, всепрощения и прочего, прочего, прочего.

В этом мы с Федуловой расходились: она веровала истинно и глубоко. Я же, не раз пыталась открыть ей глаза на то, что мир нельзя сотворить за семь дней, а женщину вылепить из ребра, но та была непреклонна. Молодец! Нельзя верить в Бога наполовину, даже если в чем-то и сомневаешься. Она называла меня Фомой-неверующим и уверяла, что придет время, когда я изменю свое мнение. Ах, Соня. Она не знает, как на самом деле я хочу уверовать во все то, что с такой легкостью принимает она. Как хочу я ощутить чью-то незримую заботу о своей бессмертной душе и хрупком теле. Как хочу я ничего не бояться. Ощутить себя в центре сверкающей сферы, оберегающей меня от того, что может причинить видимый и невидимый вред. Но когда я закрываю глаза, желая заснуть, то погружаюсь в иной мир, в котором жестокие игры моего подсознания вполне могут причинить мне любую боль, подвергнуть изощренным испытаниям, нагнать страх… в этом мире, я как никто, одинока. Там нет Бога. Там нет никого. Там я предоставлена сама себе… В этом мире меня никто не найдет и не сумеет защитить. Там бывает все: я висела на радуге; я рвала на лету персики с ветки; я плавала по озеру на огромном листе кувшинки; я видела парящих в небе дельфинов. И тот же сон, что даровал мне это прекрасное ощущение безмятежности, мог обернуться ночным кошмаром: я падала в глубочайшие пропасти; я шагала по останкам людей; я искала дорогу из темного леса, но все это лишь мелочи, по сравнению с тем, каким сама стала кошмаром для собственных родителей, когда первый раз вошла в их комнату спящая, сжимая в руках задушенного котенка. Это было мое первое и последнее убийство во сне, хотя откуда мне знать наверняка. Лунатики себя не контролируют. Это мой крест, но нести его приходится не мне одной и это не радует, ведь он от этого не становится легче, а тут еще и этот случай с кладбищем. Об этом родители не узнают. Их радует то, что я не ходила во сне уже полгода.

Вот так иногда бывает, и у самой счастливой с виду семьи могут быть самые жуткие тайны. Позволить этим тайнам раствориться в прошлом – моя задача, потому возникающие проблемы, я стараюсь решать без родительского участия.

Вот и сейчас, я снова шла на кладбище, чтобы своими глазами взглянуть на проблему, мучащую меня, словно что-то могла предъявить человеку, явившемуся мне во сне, но настроена я была воинственно, правда, когда достигла цели, пыл спал. Я, молча, стояла рядом с могилой и буравила взглядом фото.

В чем он предо мной виноват? Что сделал ни так? Не выразил должного почтения, когда я прилегла к нему «под бок»? Не он, я к нему пришла, нарушив его покой.

Задумавшись, я не заметила, что ни одна. Звук медленных шагов сзади, привел меня в чувства и воскресил в памяти вчерашний сон.

Я боялась повернуться. А когда повернулась, увидела недалеко, крестящуюся над чьей-то могилой, старуху. Я не узнала ее. Она стояла спиной ко мне, и по всей видимости, не собиралась здесь особо задерживаться.

Теперь, когда агрессия спала, а страх растворился, я снова превратилась в девочку, что по непонятной причине пришла к незнакомцу на могилу.

– Вот я снова здесь, – еле слышно произнесла я, не желая прилечь внимание старушки. – Можно сказать, у нас второе свидание, хотя… наверное, уже третье. И снова я к тебе вламываюсь, как султан в свой гарем. Извини. Этого больше не повторится… Сейчас я уйду, и… все.

Но, не смотря на только что данное обещание, я начала приближаться к могиле и опустившись на корточки, кончиками пальцев провела по фотографии.

– Зачем ты это сделал? – спросила я. – Почему? Разве жить не лучше?

Мне хотелось получить ответ на этот вопрос, не смотря на искреннее желание забыть тот день, когда впервые прочла на памятнике его имя.

– Наверное, я лезу не в свое дело, – сделала я выводы.

Я уже отошла от могилы, когда вдруг задала ему еще один вопрос, совершенно неожиданно для себя, – тебя навестить еще? Я могу… У меня здесь бабушка с дедушкой похоронены, я у них бываю. Хочешь? Понятно, – я кивнула себе. – Зайду как-нибудь.

– Думаю, он не станет возражать, – вдруг, откуда не возьмись, послышался женский голос.

Это была та старушка, которую я просто не рассмотрела за памятником, наивно предположив, что снова осталась одна и можно поразглагольствовать. Но теперь я узнала ее. Это была ни кто иная, а бывшая классная руководительница моей мамы – Клавдия Ивановна. Наверное, ей не было еще и семидесяти, вот только горе по потери дочери сломало ее. Женщина превратилась в тень.

– Рая, да? Долгих? – спросила она таким приятным голосом, словно это была сказочная фея.

– Рита, – поправила я, – Долгих.

– Ах, да… Как мама поживает, не болеет? Как отец? – женщина выражала искреннюю заинтересованность.

– Все хорошо, – ответила я, все еще смущаясь оттого, что она стала свидетелем моего разговора с памятником.

– Знаешь, кто это? – она кивнула в сторону могилы Солодова.

Я пожала плечами.

– Ну да, куда тебе… Тебе верно года три было, когда его хоронили.

– Примерно так, – согласилась я, и, воспользовавшись моментом, спросила, – а вы знаете?

Кому, как ни ей, школьной учительнице знать его.

– Конечно, – она улыбнулась и сделала вид, что я спросила глупость, – он был моим учеником. Правда, недолго. Я вела химию в его классе. Чудный был класс. Дружный.

На минуту она замолчала, и я уж было решила, что разговор окончен, но она продолжила, – Солодовы переехали в наш город за пару лет до смерти Вити. Тогда он уже был болен.

– Болен? – меня это удивило. В своем воображении я уже нарисовала картину, как он заносит нож над своим сердцем, дабы ослабить муки любви. Что еще может толкнуть в сторону суицида человека его возраста?

– Да. У него был рак, который уже давно прогрессировал. Виктор отказался от операции и родители не стали настаивать. В ее успешность уже никто не верил. Четвертая стадия болезни… Бедный мальчик, пил много обезболивающих… Он очень любил жизнь. Не хотел ложиться в больницу, желая отведенное ему время провести дома среди родных. У него было много друзей. В школе его любили. Он был очень способным. И знаешь… при полном осознании скорейшего конца, он продолжал жить как все: встречался с друзьями, ходил на свидания. У него была девушка, которая даже не знала о его болезни. Кроме того, он даже поступил в Педколледж, тогда это было Педучилище, на математическое отделение, сразу после школы, а ведь знал, что и года не доучится. Будто хотел обмануть смерть, сбить ее с толку. Не получилось.

По щеке старой учительницы скатилась слеза.

Меня тоже тронул ее рассказ.

– Простите, а почему он похоронен здесь? – я показала рукой, дабы сделать акцент на территориальное расположение могилы.

– Он не дожил до отведенного ему срока. Адские боли, против которых не помогали лекарства, довели его до такого состояния, что он выпил слишком много таблеток. И хотя их переизбыток в его организме можно было списать на несчастный случай, мол, не рассчитал… его праведная тетка, признала парня самоубийцей и просто принудила родителей похоронить мальчика здесь. Да, теперь это не важно. Здесь уже всех хоронят.

– А где теперь его родители? Я не слышала этой фамилии раньше.

– Солодовы уехали после похорон сына. За могилой смотрит тетка… Он так долго болел, а умер так внезапно. Всегда был улыбчив, приветлив и никогда не жаловался на здоровье. А еще он писал стихи…

Слезы одна за другой струились из глаз женщины. А я, стояла, молча потупив взгляд на строки, красующиеся на памятнике.

– Почему умирают молодые? – задала она риторический вопрос. – Как же нам жить, когда уходят они? Как справиться с этим?

– Извините меня, – я почувствовала вину. Мой вопрос завел ее в дебри памяти, где померк свет и вокруг лишь гробовая тишина. И кажется, что если заглянуть ей в душу, то увидишь ее стоящую посреди темной поляны, а вокруг – бледные руки, тянущиеся из черного небытия, желающие уцепиться за спасительные лучики едва пробивающегося солнца. И луч, что падает на ее лицо, все более тускнеет. Это мир, в котором, видимо, она частенько прибывала. Мир, в котором она чувствовала себя своей среди тьмы и холода.

– Ты, меня прости, детонька. Иди.

Она развернулась и тихо побрела прочь.

А я, накинув рюкзак на спину, пошла в другую сторону. Пораженная ее рассказом и раненая ее горем, я не могла мыслить здраво. Голова кружилась. Ком подошел к горлу. Мне хотелось плакать, а не плакалось.

Не отдавая себе отчета в выбранном направлении, я прошла через все кладбище и вышла к кикиморову – мосту, как называют двухметровый в ширину, заваленный ветками и выцветшими искусственными цветами, ручей. Старый деревянный мост скрипел и качался, но я все же остановилась на нем, и опершись о перила, заглянула в воду, несущую в себе память страданий людей, которые приходили сюда оплакивать близких.

Сколько я там простояла, не помню. Домой пришла поздно, еле волоча ноги. От ужина отказалась и мама, зло сверкнув глазами, начала ругать Максима, видимо, думая, что в этом повинен он.

Спала, как убитая.

IV глава

Это был выходной день, и с утра ко мне пожаловала Соня. Она меня и разбудила. Время близилось к обеду.

Я по привычке, рассказала ей все, что случилось со мной за время ее отсутствия. Потом, мы долго лежали рядом и молчали.

Не знаю, быть может, она не понимала, почему меня расстраивает история, рассказанная старой учительницей о постороннем человеке. Я сама этого не понимала. Но, как и раньше, она не критиковала меня, не вела разъяснительных бесед. И лишь спустя десятиминутной тишины, заговорила: – Знаешь, у каждого, кто лежит там, есть своя история. У кого-то трогательная, а у кого-то смешная… Ты наткнулась на его историю, она тронула тебя. И это все! А потом, ты пошла дальше. Так и должно быть. Просто забудь.

Я положительно кивнула, осознавая ее правоту. А спустя еще несколько минут молчания, спросила, – а почему кикиморов-мост так называют?

Соня – моя энциклопедия, она много знает. Читающая натура. Интересуется многим понемногу, потому задавать вопросы ей можно обо всем. Если не ответит сразу, то обязательно отыщет ответ потом.

– Там раньше болота были, – сухо ответила она.

– А-а.

– Пойдешь на дискотеку сегодня?

– Не хочу, – честно созналась я.

– Правильный ответ – пойду. Хватит киснуть! Я позвоню Максу, – она соскочила с кровати и понеслась к телефону.

На сей раз, я решила ей поддаться, да она и без того знала, что будет так.

Соня не часто проявляла лидерство, только когда я не в духе, или при плохом настроении, она брала бразды правления в свои руки и позволяла себе мной командовать.

Наша вечерняя вылазка ощутимой пользы не принесла. Я рвалась домой. Очень хотелось спать, не понятно почему, ведь спала почти до обеда.

В конце-концов, мои спутники сдались. Мы с Максом проводили Соню, и он пошел провожать меня. О моих странностях он не знает, потому с ним легко вести беседы на отстраненные темы. Он и сам активно болтает. Слушать его одно удовольствие, когда речь ни идет о машине, которую вот уже несколько месяцев тот пытается починить.

Не заходя в дом, мы прошли в сад, где хотели еще немного пообщаться. Мы сели в натянутый гамак и там Макс попытался «пристроить» свои руки к выступающим частям моего тела, а его губы не могли оторваться от моих. С трудом высвободившись из его объятий, трижды пожалев, что не пошла домой сразу, я все таки ускользнула. И оказавшись в своей комнате, проверив засов на двери и закрыв окно, в ощущении полной безопасности, улеглась спать.

Но сон, очень быстро напомнил мне о том, что пыталась забыть.

В этом сне я шла по направлению к могиле Солодова и вдруг увидела около нее молодого человека. Он стоял спиной ко мне, глядя на памятник.

– Кто вы? – спросила я, подойдя ближе. – Вы его знали?

Тот молчал, и я приблизилась еще немного. Потихоньку он начал поворачивать голову в мою сторону. Он еще не обернулся полностью, но я уже видела его лицо, то самое, с фотографии.

Я в испуге проснулась и села на кровати. Стало ясно – искусственно поднятое настроение, закрытое окно и дверь не спасет меня от навязчивых снов. Глупо было надеяться, что можно отвлечься и выбросить все из головы, когда подсознание не очищено от этого.

Я достала сотовый и набрала номер Шолохова. Он еще не ложился и на мое предложение придти, сразу откликнулся. Его дом в двух кварталах от моего, но появился он у окна чрезвычайно быстро, видимо – бежал, об этом говорило и тяжелое дыхание парня.

Словно шекспировская Джульетта, я открыла окно для своего Ромео и он лихо запрыгнул внутрь. Он сделал шаг вперед, и казалось – собьет меня, повалит на кровать. Я отступила назад.

– Ты? – засомневался он.

– Все в порядке, – успокоила я его и когда он снова приблизился вплотную, прижала палец к его губам, – тише… тише. Мы никуда не спешим.

– Никуда, – согласился он, но по всему было видно, что поторопиться не против.

– Ты дышишь как паровоз, – пошутила я, желая разрядить обстановку.

Не получилось. Он не желал меня слушаться. Словно голодный щенок к миске, он кинулся и впился своими губами в мои. Будто боясь, что как только они будут свободны, я прогоню его, он не давал мне шанса, хотя я не стремилась высвободиться. Этой ночью я хотела быть с ним. И не только из-за собственных страхов. Этого желало мое тело, и я не хотела перечить ему.

Под утро Макс ушел, тем же путем, что и появился в моей комнате. Вид у него был такой счастливый, что казалось, вот-вот начнет подпрыгивать и стучать башмаками. Только тогда я уснула, при открытом окне, уже ничего не боясь, наверное, от осознания того, что скоро рассвет.

Я проснулась с ощущением полного счастья. Свободная то всего лишнего: дурных мыслей и странных снов.

V глава

Когда я рассказала Соне о очередном сне с участием покойного Солодова, та, зная мое нежелание идти в церковь, решила предложить другой вариант решения проблемы, хотя, как сама созналась – малодейственный: сходить на кладбище и попрощаться с ним. Она напугала меня версией о том, что в ту ночь, когда я пришла на его могилу, привела его душу в свой дом, потому, та теперь не дает мне покоя. Мой настрой посмеяться над этим, она сразу сбила повествованием, что в старину, когда хоронили зимой, привязывали к полозьям саней ветки, дабы замести следы, чтобы душа не нашла дорогу обратно. Все суеверия имеют под собой реальные обоснования, – уверила она меня.

Выслушав ее, я ненароком, припомнила сон в следующую после моего «хождения» ночь, когда так явно чувствовала чье-то прикосновение, и содрогнулась. Раньше, я не активно поддавалась на подобные провокации, но сейчас решила воспользоваться советом подруги.

Сегодня, идя уже привычным для себя маршрутом на кладбище, я преследовала одну единственную цель – попрощаться, что считала необходимым еще и из-за того, что сама как-то предложила придти к нему снова. Предложила холодному памятнику, мертвому человеку, но теперь мне было важно забрать слово обратно и озвучить это на его могиле. Сердце требовало полного от него освобождения. Как и когда я успела стать такой мнительной и суеверной, сама удивлялась. Мой план был краток, сказать: прощай и уйти.

– Привет, это я, – начала я бодрым голосом. – Я не приду к тебе больше. Все! И ты, пожалуйста, не приходи ко мне. Ты пугаешь меня во сне… Не заставляй меня идти в церковь. Хорошо? Вот и ладненько… Пока… Да, мне жаль, что все так у тебя вышло. Сожалею. Ну, я пошла.

Я неловко ступила, поворачиваясь, и упала, встав на четвереньки. Сумка отлетела. Я села на траву, повернувшись к памятнику лицом.

– Ничего смешного, – сказала я ему, как простому мальчишке, который в такой ситуации конечно бы рассмеялся, и показала язык.

С минуту я сидела, не шевелясь, глядя на фото. Когда теперь я увижу его, после того, как решила больше тут не появляться? Вдруг захотела оставить в памяти его лицо. Странное желание!

– Не хочешь меня отпускать? – задала я вопрос и хитро прищурилась, словно ожидая ответа. – А я все равно не приду. Я так решила. Так что, прощай.

Я встала, отряхнулась, подобрала сумку, и ушла не оборачиваясь. Уходя, мне казалось, что он смотрит мне в спину и возможно – ухмыляется, вспоминая то падение.

Так я с ним попрощалась. Но внутри меня, почему-то, ничего не изменилось. Я чувствовала, что это было наше очередное «свидание», а не последнее, хотя была уверенна, что более никакие силы не затащат меня в то место. Я настраивала себя на это. Я была уверенна, что по наставлению Сони, забуду все и вернусь к прежней жизни, где не было его. И вечером, беседуя с подругой по телефону, я уведомила ее о том, что заходила попрощаться на кладбище. Она похвалила меня и не задерживаясь на этой теме, принялась рассказывать о вновь прочитанной книге, на сей раз это был роман Джейн Остен «Эмма».

– Но и стерва же она, – охарактеризовала Соня главную героиню, – наглая, бесчувственная хамка, кичащаяся своими благородными корнями и деньгами, и только от того имеющая вес в обществе…

– Стоп! Перестань, – скомандовала я, пока ту не начало заносить. Я терплю ее рассуждения, касательные прочитанного, только когда сама в курсе событий. Я готова поддержать такой разговор, если сама читала книгу, или хотя бы смотрела фильм. – Все! Дыши глубже. Успокойся!

– Нет, я просто возмущена тем, что в конце книги, она таки получила свой кусок счастья за раскаяние, но ничего не сделала, чтобы его реально заслужить.

Она до сих пор была под впечатлением. Видимо, прочла недавно. У нее аж дух захватило, что не могло не смешить меня. Как же близко она все принимает к сердцу.

– Федулова, тебе нужно литературным критиком стать. Уж ты бы им задала жару, – пошутила я и услышала, как та рассмеялась на другом конце трубки.

– Я люблю тебя, – вдруг услышала я от нее, – и знаешь… беспокоюсь немного, но я уверена, что все пройдет. У тебя есть мы, помни об этом, в частности – я, и если будет нужно…

– Не нужно, – перебила я ее мелодраматический порыв. – Спасибо, Соня.

* * *

Сон, что приснился мне в эту ночь, удивил и обескуражил. Я снова видела его – Виктора, и мы снова были там – на кладбище. Всем своим видом я показывала, что это место мне не нравится и нервно подергивалась, то от скрипа дерева, то от свиста птицы, зло смотря на своего спутника. Но в этот раз, я не боялась его, хотя точно знала, кто он и где должен быть, но старалась держать дистанцию. Тем не менее, окружающая обстановка напрягала меня куда больше живого покойника изучающе смотрящего на меня.

– Я больше сюда не приду. Я уже говорила об этом, – я даже удивилась резкости своих слов. – И ничего не заставит меня быть здесь снова… тем более – ты.

– Но ведь я и не заставлял тебя, – замелит парень мелодичным голосом, – ты сама пришла.

– Да, но… – я замялась, – первый раз это было во сне, так что не считается, а второй – банальное любопытство.

– А третий?

– Я хотела «наехать» на тебя, поругать. Мне не нравится то, что ты пугаешь меня во сне… А потом, я приходила, чтобы просто попрощаться. Так что, я точно больше не приду. Меня все это достало.

– Почему? – он сделал всего шаг вперед, но неожиданно оказался примерно в метре от меня. – Тебе страшно?

Я положительно кивнула.

– Я, пугаю тебя?

Я закрыла глаза, дабы сосредоточиться и дать максимально-правильный ответ, но мой мозг отказывался его формулировать. Меня пугал не столько он, сколько кладбищенская обстановка, частью которой, он, собственно, был.

Открыв глаза, я резко отшатнулась, потому как, он оказался слишком близко, хотя я не слышала его приближения.

– Перестань играть со мной. Я не кукла, – рявкнула я, но моя агрессия никак не отразилась на его лице, – я живой человек, чего нельзя сказать о тебе.

– Верно подмечено.

– Я не хочу быть здесь, это не правильно. Я хочу быть дома, – я сделала несколько шагов назад, и почти наткнувшись на него, снова отскочила. Способ его передвижения, как способность пропадать и мгновенно появляться в другом месте, мне не очень понравился.

Он улыбнулся.

– Тогда почему ты здесь?

– Я пришла сказать, что больше не приду.

Этот мой ответ и вовсе его рассмешил, да и я заметила несуразицу в нем.

– Тебя тянет сюда… – сказал он и я не поняла вопрос ли это был, или констатация факта.

Я удивленно моргнула, заметив, что он снова переместился, на сей раз к памятнику и теперь стоял, опершись об него.

– Вот уж нет.

– Но ведь что-то привело тебя сюда…

– Откуда мне знать? Но мне не нравится здесь. Здесь мертвые, а я живая и умирать не хочу. И хотя, я тебя не боюсь, – вскипела я, – мне все здесь чуждо. Стать частью этого мира и остаться при этом в живых, я не смогу, потому…

– Сможешь! Ты и так становишься частью этого мира, в некотором смысле, когда засыпаешь. Ты, как Алиса в стране чудес. Не отказывайся от этого. Здесь, можно все.

С этим не поспоришь. Кое-что я знала о снах. Я в замешательстве покачала головой, а он внезапно оказался сзади.

– Я покажу тебе, – шепнул он мне на ухо и протянул руку так, чтобы я могла вложить в его ладонь свою.

Моя рука непроизвольно дернулась в его сторону.

– Что ты делаешь? – из глубин моего подсознания раздался голос, отчего-то похожий на Сонин. – Он же убьет тебя, только так ты сумеешь войти в его мир. В нем и впрямь можно все, нельзя только вновь вернуться к жизни.

Я отскочила в сторону.

– Ты хочешь убить меня? – с сомнением в голосе, спросила я.

– Зачем? Мне не нужна твоя смерть, – он с улыбкой опустил руку.

По его лицу я поняла, что он не особо надеялся на мое согласие.

– Зачем тебе я?

– Мне просто скучно. Временами, я очень нуждаюсь в обществе, которым можешь стать ты. Но я не стану уговаривать тебя, тем более запугивать. Ты сама придешь. Рано или поздно, ты – Алиса, окажешься в норе у кролика, и я не хочу, чтобы ты боялась этого. Тебе никто не причинит зла.

– Так ты пытаешься свести меня с ума просто от скуки? Здорово! Знавала негодяев, но не таких. И…и… Да пошел ты! И в эту чертову нору я не полезу, – я перешла на крик. – И сюда больше не приду. Понял?

Казалось, у меня вот-вот от возмущения пар из ноздрей пойдет, а Виктор, между тем, сохранял завидное хладнокровие.

– Негодяй! Подлец! – мне захотелось ударить его, но я не решилась. Я развернулась, чтобы уйти, – прощай.

– До свидания, – произнес он будничным голосом.

– Я не вернусь!

Я уже сделала несколько шагов по направлению к выходу.

– Вернешься, – пообещал он мне и я не могла не обернуться, дабы взглянуть в глаза нахала. – Ты потеряла здесь ключи, – он кивком указал в ту сторону, куда в прошлый раз отлетела моя сумка.

– Вот, черт, – произнесла я и с этими словами на устах, проснулась.

Была ночь, но я первым делом кинулась к сумке. Опустившись на пол, я вытряхнула из нее все и стащив со стола вниз настольную лампу, осветила содержимое. Ключей от дома не было. И хотя я ими не часто пользуюсь, поняла, что найти их придется. Кладбище будет первым местом, где я буду искать. Несмотря на всю бредовость своего сна, я верила, что именно там они и лежат.

Я прислонилась к стене в глубокой задумчивости. Сон насторожил меня. И хотя я продолжала проговаривать каждое слово, уговаривая себя в том, что это был всего лишь сон, понимала, что глупо верить в него избирательно, мол, ключи забыла на кладбище, о чем покойный Солодов мне великодушно поведал – «да», а вот все остальное – «нет». Цепочкой, словно кадры кинопленки, я в своей голове воссоздавала то, что только что видела, слышала и чувствовала. С каждой минутой мне становилось все не спокойнее.

Я щелкнула себя рукой по щеке, желая сбить влияние сна.

– Мне придется туда вернуться, даже если ключей там нет. Нужно проверить все равно, – рассуждала я, – если они там, заберу и уйду. За руку же он меня не схватит? А в воскресенье пойду с Соней в церковь. Вот она обрадуется моему просветлению. Закажу панихиду. Может, поможет?

Хотя я в это особо не верила.

Я наперед знала, что скажет по этому поводу моя подруга. Она обзовет Солодова дьяволом, который всеми силами пытается сбить меня с намеченного пути, затащить в пучину страстей, возможно, даже убить. Мои соображения немного рознятся с ее. Я считаю, что воображение играет со мной в период сна. Не верить же всерьез, что я вступила во взаимодействие с потусторонней силой, которой, видите ли, скучно?

Я просидела так несколько минут в задумчивости, а потом еще одно пугающее воспоминание всплыло у меня в голове: его рука, которую я была готова взять. Я не боялась его. Странно. Настоящий страх и волнение пришли лишь после пробуждения. Тогда, меня могла страшить лишь неизвестность, предлагаемая им и место, где мы находились. И даже бросив обвинения в его адрес, я всерьез не верила в то, что подай я ему руку – жизнь прервется. Но-о, во мне живы воспоминания о рассказах некоторых людей, которые верят в то, что во сне нельзя идти за покойником – так можно не вернуться, потому-то и отказала. А что если так оно и будет и моя вера в него, лишь часть его коварного плана? В этот момент я и впрямь испугалась, что однажды возьму предложенную им руку, а в том, что он снова появится в моих снах с подобным предложением, я была почти уверенна. Что будет тогда? Даже если он не убьет меня, я запросто могу заблудиться в лабиринтах своих снов и сойти с ума. Потому, я должна противостоять ему.