Текст книги "Ты вернешься!"

– Что будет, если я откажусь?

– Твой щенок сдохнет, и это будет только начало, дорогая. Я приду за тобой сюда или в любое место, где ты решишь спрятаться, и убью каждого Курта, кто станет мешать мне забрать тебя. Зная вашу упертость и заносчивость – от стаи мало что останется в итоге.

– Осознаешь, что мне ничего не стоит убить тебя прямо сейчас, Дикий? – подавшись вперед, прошипела Эрин шепотом.

– Ты можешь попытаться. Но, во-первых, я не тот, каким ты меня помнишь, и не просто так подмял под себя полстраны, – а еще мне глубочайше похрен выживу я или нет. – А во-вторых, что ты думаешь сделают мои бойцы с твоим выродком и всеми остальными Курта, сидящими в наших подвалах, узнав о моей смерти?

Эрин несколько секунд смотрела мне в глаза, наконец-то в глаза, и не оставляя и тени сомнения, что видит меня, видит, а не как сквозь стекло прозрачное, а потом перевела взгляд на Георга, взбесив этим. Он шагнул вперед, но она качнула головой, останавливая его. Это он? Он ее пара и отец мелкого засранца?

– Я не поеду с тобой, – произнесла Эрин тоном, не терпящим возражений. – Но я приеду позже и сама.

Как же велик был соблазн упереться, принудить, поставить ультиматум… не позволять ей снова исчезнуть из поля моего зрения. Но я с ним справился. Позволить ей сохранить самую малость достоинства, когда уступает в главном – ерунда. Ведь в противном случае все, и правда, может пойти вразнос, и придется драться и уволакивать Эрин силой, если выживу.

– У тебя ровно час, моя княжна. Захвати только самое необходимое, остальным я тебя обеспечу, могу теперь себе позволить.

Глава 8

1987

– Рус, ну какого хрена! Ты что, теперь на этом долбаном подоконнике жить собрался? – возмущался Васька, пока хмурый Тапок топтался в дверях гаражной качалки, поправляя воротник своей выходной белой рубашки. – Сидит он, как красна девица у окошка, принцессу свою ожидаючи.

Васян тоже прилично прикинулся и сверкал бляхой в виде бычьей башки на новых джинсах и браслетом на массивных часах, честно отжатых месяц назад у одного борзого рэкетира. Друзья завалились в наше логово, не найдя меня в квартире у родоков, и, обнаружив, что я и не думал собираться на давно предвкушаемую тусу, крайне возмутились. Впрочем, вслух как всегда возмущался только Васька, Потап неодобрительно сопел.

– Княжну… – бормотнул я машинально, глотнул портвейна и прищурился снова в сгущающиеся сумерки. – И отвали.

Нудеть за эту пару дней в груди меньше не стало. Наоборот, тоскливое, тянущее уже не только за нервы, но и в кости вгрызающееся неизведанное нечто, что родилось во мне, когда проснулся один, набирало обороты, и вино мало помогало заглушить его. Но по трезвяне совсем по-жесткачу ныло.

– Да пофиг как ты ее там зовешь. Кончай киснуть, мужик, погнали с нами к Ленке на тусняк.

– Не хочу. Без меня идите, – отмахнулся я.

– Ты прикалываешься что ли? – и не подумал угомониться Васян. – Сам же на прошлой неделе говорил, что хочешь с ней замутить, причем по-серьезке! Тапок, скажи!

– Ага, – кивнул Потап.

– Перехотел, – пожал я плечами.

– Рус, ты в себе? Это же Ленка Солнцева! Алле! Блондинка, эта как там… платиновая, во! Ноги от ушей, жопа как орех и сиськи – твердая пятерка! – само собой, перечисление достоинств Ленки Васян сопровождал еще и эмоциональной пантомимой, призванной донести до меня что я, дебил такой, упускаю.

– Угу. Я помню как она выглядит, – кивнул, не сумев удержаться от легкой улыбки. Васька, когда он в ударе – это нечто.

– И что? Ты готов упустить свой шанс завалить ее из-за… Блин, ты же даже имени не знаешь, и свалила она, вернуться не обещала и даже спасибо не черкнула. Этой девке плевать на тебя, Рус. И знаешь что? Тебе радоваться надо этому. Потому что, если все, что ты нам о ней рассказал, не глюк оттого, что тебе по башке тогда наприлетало, то ну ее нахрен, и чур такое от нашего берега!

Легкий проблеск веселья мигом потух, и я поморщился. Так и есть. Я все им рассказал о княжне, у меня секретов от ближайших друзей сроду не было, ну разве что интимные какие подробности о девчонках, не полное же трепло хвастать кое-чем личным.

– Не факт, – практически огрызнулся я и снова отвернулся в темноту.

– Ты долбанулся. Тапок, у нашего Руса свистанула фляга, и нужно че-то делать, – решительно поставил мне диагноз неуемный Васян. – Короче, сейчас сгоняем за водярой и закусем и будем плотно лечить его дурь. А то эта бормотуха, что он хлещет, только все усугубляет походу. Скажи, Тапок!

– Однозначно, – расщедрился на развернутый ответ наш молчун, но я от них отмахнулся.

– Не надо, Васька! Не буду я нажираться. Все со мной нормально, просто не хочу всей этой тусни сегодня, и все. Идите оттянитесь без меня. Вдруг тебе как раз с Ленкой и фартанет или вон Тапку.

Друг еще минут пятнадцать возмущался, заставляя молчаливого Потапа поддакивать в его обычной манере, но все же угомонился, и они свалили. Я врубил музыку погромче, покачался в потогонном темпе аж до легкой тошноты и дрожи в мышцах, надеясь хоть чуть стравить внезапно начавшее расти с уходом друзей внутреннее напряжение. Как будто и прежнего нудения мне не хватало, так еще и сердце взялось тарабанить бешено, прям расшатывать начало всего.

Под душ ледяной встал весь потный, как боевой жеребец, но ни черта не успокоенный, так и кипело внутри, мотыляло сердце по грудной клетке, как камень в стиралке на отжиме – того и гляди изнутри расхерачит всего. Вылез только когда зубами залязгал, шорты натянул, не вытираясь, бутылку вылакал махом почти до дна.

И вот тут поплыло в черепушке, похорошело. Плюхнулся задом на подоконник опять и уставился в темноту хмельным взглядом, выдыхая-выдыхая, слегка даже кайфанув от накатывающего невесть почему облегчения.

Так и сидел, пялясь неотрывно, как если бы мне кто шоу показать там обещнулся, изредка прихлебывая. И тут из тьмы в пятно света под окном вышла она. Моя княжна. Только что никого, темнота сплошная, и вдруг она! И как в первый раз меня словно в грудь кто саданул, прошибая ее насквозь, сердце замерло, в легких пустота, зато член намертво встал, быстрее чем раз моргнуть успел даже, я чуть не навернулся с подоконника от этого коктейля ощущений.

А княжна моя раз коротко взглянула на меня снизу вверх и буквально взлетела в легком прыжке, оказавшись на подоконнике напротив меня. Люди, в смысле нормальные, так не могут, даже самые тренированные, зуб даю, да только мне на это пофиг. Вдруг окончательно накрыло кайфом и от полного исчезновения тянущей пакости внутри и оттого, что враз догнало выпитое. Я потянулся к княжне, сам себе еще не веря, что она реальна, а не моя пьяненькая фантазия. Провел пальцами по ее щеке, где кожа на ощупь оказалась такая нежная, что трогать аж ссыкотно. А от пальцев прямым выстрелом в сердце, в бошку опустевшую врезало таким жарким всполохом, будто инъекцией чистого солнечного света мне засандалили. Хорошо-хорошо, улет прям реальный, вроде как моментально и подоконника этого под задницей нет. Да вообще ничего нет вокруг, только княжна одна вот такая нереальная и при этом ярче, отчетливей, обьемнее всего, что в жизни видал. Как будто люди все до сих пор, мир вокруг – двухмерные или подделки размалеванные из картона, а она одна нечто оригинальное и настоящее. Губы княжны шевельнулись, но я от этого первого импульса просто оглох, ни словечка не понял, пока только глазами все впитывал.

– А?

– В моих изначальных планах не было возвращения сюда, – повторила она очевидно мне, на весь мозг повредившемуся.

– Тогда я, охренеть как, рад, что твои планы изменились, – расплылся я в наверняка дурацкой улыбке и снова провел пальцами по девичьей щеке, чуть не зажмурившись от бьющего через край удовольствия даже от такой малости. – Как тебя зовут? Кто ты, княжна моя?

– Я здесь не для того, чтобы давать тебе еще больше информации, которой ты обладать не должен в принципе, – улыбаться в ответ она мне не стала, но сделала кое-что странное – чуть повернула голову и понюхала внутреннюю сторону моего запястья, как раз там, где обычно беруться пульс считать. И от легкой щекотки ее выдоха у меня член задергался так бешено, что аж в глазах на секунду потемнело от лютого импульса похоти.

– Пофиг, знаешь. Главное, ты здесь. Охр… Долбануться можно, глаза у тебя какие! Сроду таких не видел! – ошеломленно выдохнул, офигевая и от того, что со мной творилось, и от цвета ее радужек – прозрачно-золотисто-желтых и как будто изнутри чуть подсвеченных. Ошизеть можно, как же красиво!

– Я должна поблагодарить тебя за помощь, хоть и не понимаю совершенно: и зачем ты вмешался, и как смог противостоять этим бойцам.

– Забей! Я и сам ни черта не понимаю. Особенно того, как видел что ты… как это? Обращалась? Ты типа оборотень?

– Нет! – княжна мгновенно отстранилась, лишив меня тепла и волшебные ее глаза сверкнули гневом. – Оборотни это… Низшие существа и искусственные творения, а такие как я – истинные чистокровные творения природы. Но тебе не полагается знать ничего из этого. И я пришла, чтобы объяснить – никому и никогда не говори о том, что видел. Иначе долго не проживешь, как и те, кому расскажешь.

– Слушай, княжна, да ведь и так полно всяких там книг, фильмов, легенд и мифов о оборот… – озадаченно моргнул я и снова потянулся теперь взять ее за руку. Вот просто же невыносимая вещь – быть к ней так близко и не прикасаться хоть как-то, – …ну в смысле о людях, способных на фокусы вроде того, что ты провернула тогда на пустыре. Даже если бы я захотел болтать об этом на каждом углу, то кто бы меня слушал? Разве что неотложку психиатрическую вызвать могут. О чем вам париться?

– Ты не осознаешь, насколько это серьёзно, человек! – строго зыркнула она на наши руки, когда я переплел свои пальцы с ее – тонкими, чуть ли не прозрачными.

– Рус, княжна, зови меня Русом. И скажи мне имя свое наконец, – решив наглеть по-полной, я поднес ее кисть к губам и поцеловал в центр ладони.

– У тебя нет моего разрешения на прикосновения, человек, – она нахмурилась, но не раздраженно, а как будто озадаченно, как если бы к чему-то прислушивалась в себе. Однако руку у меня не отобрала, не отшатнулась, позволяя и дальше касаться своей кожи губами теперь там же, где она обнюхивала меня – на внутренней стороне запястья. А я пользовался ее попустительством вовсю – пробовал нежнейшую кожу на вкус и вдыхал ее потрясающий аромат, и от этого в башке мутилось и плыло куда как сильнее, чем от бухла. – За такое мне тебя следует убить на месте.

– Убивай, – согласился я, расплываясь в совершенно придурковатой, небось, улыбке и прижимаясь губами снова. Надо же, серьезная какая. – Только сначала поцелую тебя. Все равно же помирать.

– Я не давала тебе позволения на поцелуй, – нахмурилась еще сильнее моя княжна, когда я скользнул рукой на ее затылок и подался к ней.

– А я его и не просил.

– Ты психически не здоров? – сказала она уже мне в губы, однако даже и не попытавшись как-то помешать. Веки опустились, пряча за ресницами возбужденный блеск глаз, но заигравшие от зачастившего дыхания ноздри ее выдали. – Соображаешь как рискуешь хоть?

– Так и есть, крыша ушуршала безвозвратно, только тебя увидел, – признался честно я и коснулся ее губ своими едва-едва.

Одно почти несуществующее касание, а меня тряхануло, как током насквозь прошило, вышибая из груди не стон – рык какой-то нечеловеческий и швыряя ближе к княжне. Она ответила, сама мгновенно обратив невинный поцелуй в жесткое оральное слияние, в то, что сразу про секс, а не ласки и зажимательства с выяснением есть ли желание пойти дальше. Это самое дальше наступило без прелюдий. С болью, требовательными взаимным вторжением языков, с солью и вкусом меди на треснувшей не понять у кого губе. Рывок в наслаждение с места сразу до сотки, и это только старт, а тормоза не предусмотрены в принципе. Легкие загорелись, оторвался только воздуха глотнуть и снова языком, губами, всем существом обратно в дикое страстное действо, что поцелуем не назвать. Руками наглыми по ее телу повсюду, затягивая на себя и чуть не крича в ее рот от ответных объятий, едва не ломающих мои кости.

Треск ткани, оба беспардонно рвали тряпки прочь с пути. Ее обнаженная грудь к такой же моей, мои жадные загребущие лапы на ее ягодицах, подхватывают и направляют, заставляя ерзать, тереться о мой сходу уже болезненный от лютого напряжения стояк. И вдруг – раз и холод, нет ее в моих руках.

Зарычал, чуть не взбеленившись от этой потери, шаря одурманенным запредельной похотью взглядом и нашел мою обнаженную княжну в глубине комнаты. Поиздеваться решила надо мной?

– Только сзади, – не просто предложила – приказала она тоном той, кто привык к подчинению. – Иначе я тебя переломать могу всего.

Сказала и скользнула на мою лежанку, вставая на четвереньки. Обернулась через плечо и обожгла требовательным взглядом, прогибаясь в спине кошкой, открывая мне вид на блестящее от влаги свое сокровенное и отрывая башню с концами.

Стряхнув с ног лохмотья, оставшиеся от моих шорт, я бухнулся на колени за ней и, обхватив член рукой, направил себя и замычал сквозь зубы, охреневая от жары и тесноты, что сходу обволокла головку. Пер и пер, пока не вогнал себя разом по готовому-мокрому до конца, по самые яйца, чего не позволял себе с девушками обычно, ведь размером оборудования не обижен по жизни, не изверг же. Но сейчас знал, знал всем нутром – моя княжна примет меня, и ей так и нужно. Член сжали ее внутренние мышцы, а ее гортанный стон протек такой огненной рекой вдоль позвоночника, что у меня в башке совсем помутилось, соображать, тормозить чем не осталось совершенно.

Стиснул девичьи бедра, замолотил, как с цепи сорвавшись, как, сука, последний в жизни раз, рыча, вгоняя себя со всей дури, упиваясь бушующим внутри пламенем похоти, пошлой музыкой влажных шлепков и стонов. Долбил и долбил, становясь все более безумным от запредельных ощущений.

Дергал тяжелой от похоти башкой, стряхивая жгучий пот, потому что не мог перестать смотреть на изогнувшееся передо мной и открытое для всей ярости страсти женское тело. На свой мокрый член, жестким поршнем врывающийся в, казалось бы, трепетную сочно-розовую мягкость, и крышняк косило все сильнее от дикой иррациональности и самого происходящего, и от ощущений. Всё, что раньше знал-воспринимал, как покорно принимающее мягко-сладкое, само женское естество, сейчас ощущалось жадно-требовательным, вбирающим в себя не только то, что я хочу и могу дать, а словно бескомпромиссно отбирая ровно столько, сколько нужно ей. Будто молочу тут как озверелый, но по факту как раз я тот, кого берут. А меня до такой немыслимой, неизведанной прежде силы от этого почти вымогательства сексуального, потребления практически вштырило, что умирал от усилий тормозить лавину прущей наружу эйфории, но держался, потому что без ее оргазма, без какого-то, сука, сигнала, что княжна свое взяла, она не будет полной.

Что-то громко треснуло, походу один из поддонов лежанки, моя княжна рванулась вперед, зайдясь в рваном стоне, срываясь с члена, и я сам захрипел, улетая наконец и заливая белесыми лентами спермы ее ягодицы и бедра, кайфуя от волн дрожи, что раз за разом пробегали по обманчиво хрупкому телу подо мной.

Всего трясло и от изнеможения, и от хлещущих вдогонку остаточных всполохов кайфа, и я, не удержавшись, повалился на княжну сверху, накрывая собой и желая утонуть в жарком аромате ее разгоряченного тела, ощутить, как и ее медленно отпускает пережитое только что невозможное просто безумие, догнаться этим, поделившись своим. Но только опустился и тут же взлетел в воздух и охрененно больно из-за полной расслабухи грохнулся набок в дальнем углу у самого душа.

– О-о-ох… твою же ж! – прошипел, промаргиваясь от замельтешивших перед глазами искр. – За что?

Такое чувство, что моя княжна отряхнулась или слегка взбрыкнула, а меня и унесло. Чокнуться можно, силищи в ней! Точно поломала бы всего, стисни в порыве страсти.

– У тебя не было моего разрешения на прикосновение, человек! – она уже была на ногах и смотрела на меня своими невозможными глазами, походу, в самом настоящем гневе. – И не будет, понятно?!

Несколько секунд мне казалось, что она и правда сейчас сделает то, что обещала – подойдет и убьет меня к чертям. Но вместо этого княжна спрыгнула с поломанной ею лежанки, рыкнула, тряхнув головой в явной досаде и растерянности, словно сама с себя офигевала, подхватила то, что осталось от ее платья, и шагнула к окну.

– Я ухожу. А ты живи и помни, что никому и никогда не можешь рассказать обо мне, ясно? – она зыркнула через плечо, и я ощутил снова эту непонятную волну, что со всего маха херачит от нее в тебя, прошибая насквозь.

Но, судя по всему, я уже к ней притерпелся слегка, так что вскочил с задницы.

– Когда ты вернешься? – потребовал у гостьи ответа.

Княжна аж обернулась снова, и ее правая бровь приподнялась, выдавая изумление.

– Да как ты…! Никогда. Никогда! Ты разве не понял – я приходила поблагодарить и предупредить.

Ага, именно для этого, а то, что мы минуту назад трахались без долгой прелюдии и как осатаневшие, типа так, фигня какая-то и чистой воды случайность. Как бы не так, я всем нутром прочувствовал ЧТО это было. Может, я еще молодой и бестолковый, но осознать, что после такого людям врозь уже никак, только сдохнуть, мозгов хватает. Есть случайный трах, порыв сиюминутный ниочем, а есть натуральная, мать ее, фатальная неизбежность, что раз и навсегда, без вариантов.

– Не понял и не собираюсь понимать. На хрен мне не нужны ни благодарность, ни предупреждения твои. Я хочу видеть тебя снова. Хочу знать твое имя и как я могу найти тебя.

– Ты реально сумасшедший. Прощай, человек! – она оттолкнулась от пола и выпрыгнула в окно, сразу исчезая в темноте.

– До свидания, княжна! – заорал я, перегнувшись через подоконник. – Ты вернешься! И я дождусь, поняла?!

Глава 9

Наши дни

– Эрин! – окликнул меня Георг и я стряхнула с себя секундное оцепенение.

Чужой, свирепый, циничный, с обострившимися жесткими чертами – это был уже совсем не тот человеческий парень, которого я… Глаза, вот только они остались прежними. Серая живая ртуть, излучашая на меня всегда такую мощь отчаянно голодного вожделения, сумевшего мгновенно просочиться в мой разум и кровоток и отравить собой тяжело и почти безнадежно, точно как ядовитые пары того металла, чей цвет вобрали. Именно оно – яростное пламя не подразумевающей отказа похоти и осталось неизменным, а вот тепла нежности и сияния истинной привязанности, трепетного восхищения, когда-то настолько свернувших мне мозги, что готова была пойти против всего и всех, как и не бывало. Впрочем, их, и правда, никогда не бывало, поняла ведь это, хоть и с большим опозданием и позволив получить мерзавцу от себя почти все, что он хотел. Почти.

– Идем! – кивнула я Георгу, пошла к воротам, увлекая его за собой и махнула всем остальным, приказывая не следовать за нами.

– Как ты допустил это? – развернулась в ярости к супругу, едва мы остались наедине за дверями его кабинета. – Как посмел отпустить Эрика в эту проклятую вылазку?!

– Эрин, твой сын уже достиг возраста сарга и по собственному желанию участвовал в тренировках молодежи, как и полагается всем мужчинам Курта.

– Тренировки – да, но кто позволил тебе бросить его в реальный бой?

– Я не делал этого, Эрин! Неужели ты действительно думаешь, что я посмел бы предпринять такое не получив твоего позволения, да и в принципе!

– Но ты клятый проктор-прим Курта, как мальчишки и Эрик с ними могли напасть на стаю Дикаря без твоего ведома?

Дикий, проклятый Дикий, вот как его теперь зовут. Обращенный неимоверной силы, сам способный к частичной трансформации и передающий это уже своим обращенным мерзким неофитам. Бесноватый псих, плюющий на наши вековые законы, который выкосил десятки стай чистокровных и заставил считаться с презренными дворнягами, что сражаются на его стороне с безумным упорством и преданностью. Тот, кого ненавидят и желают убить столько хранимых Луной, но никак не могут этого сделать. Он лишил Курта прежнего величия и мощи, отнял больше половины территорий, но почему-то не уничтожил полностью, как если бы желал унизить как-то по особенному, согласившись на ненужное ему перемирие и высокомерно дав разрешение жить дальше. Он! Нам! И все это, выходит, полностью моя вина.

– Юнцы тайно сговорились отличиться, Эрин. Устроить эту идиотскую вылазку, чтобы отбить у врагов хоть кого-то из наших и возвыситься, козырнув своей глупой отвагой. Ты же сама сказала – мальчишки, – вырвал меня из тяжкого раздумья голос супруга.

– Это не снимает ответственности с их десятника и с тебя, Георг! Их должны были остановить. Да мать всех стай, ты проктор-прим, какого сломанного клыка у тебя сарги позволяют себе самостоятельные вылазки без твоего приказа? Разве такое случалось при моем отце?

– Не случалось, Эрин, но тебе ли не знать почему мне не подчиняются так же, как ему. Эдгар отошел от дел, да, но не умер же. А ты хоть и вернулась, но все чуют отсутствие между нами настоящей парной связи. Да и сам Эрик постоянно выкидывал фортели.

Все верно. А раз настоящей парной связи нет между нами, то инстинктивно хранимые Луной могут отторгать власть Георга, не веря до конца, что он получит в любом случае поддержку моей ментальной силы. И то, что сам Эрик демонстрировал отсутствие покорности проктор-приму и своему официальному отцу, положение дел только усугубляло, а мои внушения сыну не помогали особо. Эрик чуял нутром, что в нем нет крови Георга, и дерзил. Но сейчас я не собираюсь с этим разбираться.

– Реши это сам. Покарай виновных так, чтобы в следующий раз и подумать не могли о самостоятельности или умолчании о чем-либо. Это точно не мне делать за тебя, Георг.

– Конечно, Эрин. Что собираешься делать ты?

– То, что и обещала. Поеду к Дикому сама и вытащу Эрика. – Стоило произнести это и осознать неизбежность увидеть его снова, как сердце, и так бившееся плененной птицей в грудной клетке, загрохотало в разы сильнее.

– Но Эрин, кто сказал, что мальчик еще жив? Безумие самой идти в логово врага! Зачем? Чтобы у него в плену еще и ты очутилась, и он мог диктовать Курта свои условия?

– А зачем ему это, Георг? Что он может хотеть от нашей стаи? Что ему в принципе может помешать явиться к нам со своими боевыми псами и уничтожить? Он в секунды поставил наших лучших саргов на колени и подавил их совершенно. Почему ты не писал мне о его такой мощи? Как посмел утаить такое?

Позор тебе, Эрин, подло это – накидываться вот так, ища виноватых, когда вся ответственность на тебе самой. Я сотворила это чудовище, мне с этим и разбираться.

– Тебе и без этого хватало забот, да и как бы ты могла повлиять на происходящее, если бы знала? Что бы сделала? Вернулась без отцовского позволения и вполне вероятно погибла бы в драке, оставив сына без своего контроля и защиты?

– Может и нашла бы способ… Но теперь нет смысла говорить и думать об этом. Пора действовать в сложившихся обстоятельствах.

– Возьми хотя бы наибу с собой!

– Камилу? – не сумела я сдержать злой усмешки. – Чтобы она все доносила тебе?

– Эрин, я признаю, что заслуживаю твоих упреков насчет подчинения в стае, но в этом…

Я не делила с ним постель, все верно. А наш темперамент, тем более у мужчин, не приемлет воздержания. Сексуальная голодовка грозит обернуться жесточайшей взаимной агрессией, а Курта только сейчас грызни по любому поводу между собой еще не хватало. Мы ведь не люди, банальным мордобоем не ограничиваемся. Стычки частенько чьим-нибудь трупом завершаются.

– Прости, – вынуждена была извиниться я. – Тут не права. Никого брать с собой не буду, вряд ли их впустят на территорию стаи Дикого.

– Эрин… – Георг шагнул ко мне и положил ладони на плечи, заставив оскалиться от импульса огрызнуться. – Не нужно. Да, Эрик твой сын, понимаю, но он же и Курта. Если ты вернешь его ценой новых унижений для стаи и себя, то это может все только еще ухудшить. И его будет ждать отчуждение, и против нашей власти могут взбунтоваться. Мы с тобой молоды, и у нас…

– Остановись сейчас или я уйду отсюда, оставив тебя истекающим кровью, Георг! Не произноси того, что спровоцирует меня забыть о всех годах нашей дружбы и доверия.

– Ладно. Как скажешь, Эрин, – отступил Георг.

– О том, кто и зачем убил саргов Дикого ничего не выяснилось? – спросила, не оборачиваясь.

– Нет, к сожалению, – ответил проктор-прим, и я четко уловила нотки глубокой вины в его голосе.

Я ушла поскорее, чтобы скрыть какой же стыд испытываю перед ним. Гера – мой друг и опора, он рядом, сколько себя помню, всегда приходил на помощь, даже нарушая законы хранимых Луной, соглашался скрывать мои тайны, не требуя объяснений во что втягиваю и не боясь гнева своего прима. Уже годы он мирился с тем, что его официально высокое положение в стае было по факту неполноценным, и никогда не роптал. Даже то, что я – его названная пара, сейчас ухожу по требованию другого самца, врага, било по его авторитету, нанося ему еще больше ущерба. Но и Гера, и я понимали, что Курта сейчас не в том положении, чтобы гордо послать Дикого, пожертвовав жизнью Эрика. Я просто не могу потерять моего мальчика, неважно какую боль всегда мне причиняла память о его происхождении, он все равно был моим счастьем и смыслом, тем единственным, кто удерживал вместе куски разорванного его отцом сердца. Эта жертва будет не только смертельной для меня, но бессмысленной, и только повлечет новые, а то и гибель всех Курта, что нам было обещано, а возможность осуществить тотальное истребление продемонстрирована. Откуда в мною обращенном ублюдке столько силы? Откуда?! Неужели все дело в мощи древней крови примов, что передалась ему?

Я не стала брать вообще никаких вещей с собой, ведь не собираюсь задерживаться. Мне нужно добиться освобождения сына, а после приложить все силы для исправления собственной давней ошибки, даже ценой жизни. Моей, Дикого или обоих – наплевать.