Текст книги "Ветер и крылья. Старые дороги"

Глава 4

Адриенна

Три дня при дворе.

Адриенна смотрела на все широко раскрытыми глазами. Оказывается, когда король благосклонен к тебе и твоей семье, двор – это очень приятное место. Тебе улыбаются, с тобой стремятся завязать знакомство…

Именно поэтому ненавидящий взгляд и обжег Риен, словно опущенная на спину плеть. Отрезвил, заставил прийти в себя, а то голова уже плыла от розового дурмана.

На Адриенну презрительно смотрела незнакомая ей дана. Эданна?

Да, похоже, в таком возрасте уже или замужем, или вдовы. Эданна была раза в два старше Риен, ей было лет двадцать пять – двадцать шесть. И красивая.

Можно сказать – противоположность Адриенны.

Высокая, статная, с роскошной грудью, которая едва не выпрыгивает из низкого круглого выреза платья, с шикарными золотыми локонами, которые явно высветляет на солнце, а может, и краской пользуется, с золотистой смуглой кожей… красивое на самом деле сочетание. Золотые локоны, смуглая кожа и громадные черные глаза.

Вот она так смотрела на Адриенну, словно сожрала бы ее с костями и туфельками.

На секунду Риен даже растерялась. А потом взяла себя в руки и улыбнулась эданне самым очаровательным образом. Пусть ее!

Эданна вздернула нос и отвернулась. Адриенна изобразила растерянность и потихоньку ускользнула от всех, оказавшись рядом с Джованной.

– Кто эта эданна? В шелках цвета морской волны?

Служанка, разумеется, знала все новости. Пригляделась – и ахнула.

– Эданна Франческа! Ох-х-х, значит, вернулся его высочество!

Адриенна почувствовала какую-то тайну. И, оглядевшись по сторонам, утащила Джованну в лабиринт.

– Ну-ка, рассказывай!

Джованна ломаться не стала. За эти три дня она поняла, что Адриенна неглупа. Молчалива, не скажет больше самого необходимого, а иногда и того не скажет. Что девушка не злая, не подлая, к слугам относится уважительно – это видно. Благородные могут в таком не разбираться, а слуги быстро людей определять учатся. От этого их жизнь зависит.

И еще Джованна понимала, что такое не спрячешь. Не она расскажет, так кто-то другой. А она лишится и тех крошек дружбы, которую испытывала к ней юная дана.

– Эданна Франческа Вилецци, вот это кто, дана. О ней говорят многое… и не всегда хорошее.

– А что о ней говорят слуги? – не стала ходить вокруг да около Адриенна. – За что она меня ненавидит?

Джованна наклонилась к самому уху девушки.

– Она – любовница его высочества.

– И что?

– Король ее не любит… а вас привечает…

Адриенна аж задохнулась от жуткой мысли, которая промелькнула в голове. Но кое-как взяла себя в руки.

– Расскажи мне о Франческе Вилецци, Джованна. Прошу тебя.

Джованна ломаться не стала. Эти вещи Адриенна могла узнать от любого человека при дворе. Еще б и приукрасили втрое.

Юная Франческа Вилецци была одной из шести дочерей семейства Вилецци. И поскольку семейство находилось в крайне дальнем родстве с ее величеством, именно королевой, не королем, дана Ческа в возрасте десяти лет была принята при дворе и стала фрейлиной.

Ее величество была добра и милостива, а потому в возрасте тринадцати лет дану Ческу выдали замуж. И это был хороший брак.

Адриенна подняла брови. Ей так совершенно не казалось. Коли на то пошло, раньше пятнадцати вообще замуж выдавать не следует, так она считала. Мама вышла замуж за отца, будучи шестнадцати лет от роду, а ушла девятнадцати лет…

И частенько женщины умирали родами именно потому, что плод был слишком крупный или тело еще не созрело, и молока не бывало по этой же причине… Рози насмотрелась. Она же Адриенне это и объясняла, задолго до взросления.

А Рози это рассказывала мама Адриенны.

Так и так, мол, тебе, Рози, повезло. А кому другому и не повезет… умрет женщина в родах. Потому и сама не торопилась.

В этом месте Рози начинала всхлипывать, и разговор заканчивался.

А в тринадцать лет – хороший брак?

Оказалось, да. Мужу даны Чески было около шестидесяти лет, он был уже стар, и жена ему нужна была скорее для статуса. Деньги у него были, дети были, новых он заводить не хотел…

Адриенна подумала, что все равно это неправильно. Но кто бы ее спрашивал?

Через десять лет дана Ческа осталась вдовой. Получила небольшое состояние, домик в столице и приехала ко двору. И тут-то…

Королевы в живых уже не было. Но принц…

Тут Джованна принялась оглядываться. И даже оговорила, что если Адриенна кому-то расскажет, то ее, Джованну, высекут. Девочка пообещала молчать, и Джованна продолжила.

Как оказалось, разница между принцем и даной Ческой – как раз эти десять лет. Но с супругом дана Ческа при дворе тоже бывала. И король их навещал.

И принц влюбился.

Было во что, строго-то говоря. Внешность там и сейчас дай бог, а уж десять дет назад, говорят, она вообще сияла, что солнце и луна. Сколько ей сейчас?

Двадцать восемь лет.

Адриенна задумчиво кивнула. То есть принцу – почти восемнадцать. А при дворе дана Ческа уже восемь лет.

И уже шесть лет является не просто любовницей принца – его бессменной фавориткой. Его любовью, искренней и глубокой. Примерно в двенадцать лет мальчик ощутил себя мужчиной, тогда же король поговорил с даной Ческой и объяснил, что если принцу охота…

Дана ломаться не стала. Только вот его величество думал, что принц позабавится, да и пройдет все как не бывало. А получилось так, что его высочество Филиппо влюбился по уши. И не отдерешь…

Его величество, правда, и не гневался. Для него ж как?

Лучше одна, но чистая, чем сорок не пойми каких. Мало ли что принц подцепит? И конец династии. А за даной Ческой проследить несложно…

Справедливости ради за ней весь двор следит. И принцу она не изменяет. Флиртует, очаровывает, околдовывает, но более – ни шага. Пококетничать – пожалуйста. Поцеловать? Уже нет. Простите, но это только для принца. Это всех устраивает. А вот сама дана Ческа…

Она отлично устроила свою семью. Она пристроила своего отца, своего брата, она выдала замуж своих сестер, а из казны не черпает только потому, что его величество строг и жесток. И по рукам дает всем желающим. Чины и звания недороги, а вот деньги – простите.

А что она на Адриенну взъелась? Это уж простите, дана, мне неведомо…

Тут-то Джованна и поняла, что зря решила крутить. Адриенна сдвинула брови.

– Не верю.

– Дана?

– Слуги наверняка что-то да говорят. Итак?

– Дана, да зачем…

– Джованна.

Сказано было так, что служанка только вздохнула.

– Хорошо, дана. Ходят слухи, что его величество вас приглядел в метрессы. Либо себе, либо сыну. Но в обоих случаях дана Ческа оказывается в неприятной ситуации.

Риен медленно опустила ресницы.

Ходят. Слухи.

– И больше ничего?

– Нет, дана. На вас пока… поглядывают. А уж что да как будет…

Риен кивнула.

– Спасибо, Джованна. Я буду молчать, это и в моих интересах.

Очередной серебряный поменял хозяйку. Джованна довольно улыбнулась. И – не удержалась:

– Дана Адриенна, если вы при дворе останетесь, может, и про меня не забудете?

Адриенна вздохнула.

– Джованна, ты уверена? Прибыли с меня может и не быть, а вот неприятностей ты мешок наживешь. Глядя на эданну Франческу, я в том и не сомневаюсь.

Джованна подумала.

– Может, оно и так. Но вы подумайте, дана.

– Обещаю, – честно сказала Риен. Подумать. Не сделать, а именно что подумать. А дальше… видно будет. Но метрессой она становиться не хотела.

Представила Филиппо Третьего, аж передернулась вся, словно уж в рукав заполз и по телу, по телу своей чешуей. Или гадюка, того хуже…

Гадость какая!

Как бы вот так объяснить эданне Ческе, что ей, Адриенне, королевские милости подобного рода даром не нужны? Она их и с доплатой не возьмет! Если насильно не всунут, конечно…

Но – вот беда!

Судя по взгляду эданны, она в жизни не поверит Адриенне. А любую попытку переговоров воспримет как слабость. И начнет давить.

Так что разговоры отменяются. С такими, как эданна Франческа, можно разговаривать только с позиции силы. Как с гадюкой – чего б не поговорить, стоя каблуком у нее на голове? И то додавить лучше.

Двор…

Блестящий и прекрасный.

Чтоб вам тут всем опаршиветь!

* * *

С принцем Адриенна познакомилась тем же вечером.

Она привычно уже составляла компанию его величеству, поддерживая светскую беседу о музыке, когда в зал вошел юноша, похожий на Филиппо Третьего словно две капли воды.

Те же черты лица, те же залысины, та же фигура, та же походка…

Издали – перепутаешь. А вот вблизи…

Глаза у Филиппо-младшего оказались не отцовскими. Наверное, в мать пошел. Но бледно-голубые лупешки чуть навыкате производили весьма неприятное впечатление.

Адриенна чуточку сощурилась, разглядывая принца.

Хм, а это вызов. Однозначно.

Цвета короля – алый и белый. Так вот, принц был во всем белом, но перевязь – алая, украшения с рубинами, пояс, сапоги, перчатки, отделка – алые.

А его дама была в алом. Только украшения – бриллианты. И пояс на платье – белая лента.

И как же ей это шло!

И низкий вырез, и рукава, через прорези которых выбивалась белая пена кружев, и длинная юбка, и башмачки на высоком каблуке – тоже белые…

Принц явно показывал всем свои пристрастия и отступать не собирался. Его величество чуточку напрягся, Адриенна это почти кожей ощутила. А потом вдруг расслабился. Улыбнулся даже.

– Милая Адриенна, вы не находите, что блондинкам не стоит носить алое?

– Мой возраст не позволяет судить, ваше величество.

– Блондинка в голубом – небесное создание. Блондинка в алом – земная девка, – припечатал король.

Эданна Франческа побледнела. Только вот ненавидящий взгляд опять метнула в Адриенну. И где справедливость?

Где логика?

Риен ее понимать решительно отказывалась. Ты бросила вызов королю, пусть и молчаливый. Почему ты считаешь, что он тебе спустит?

Сверкнул глазами и принц. Вступится за свою даму? Промолчит?

Однако…

– При ближайшем рассмотрении те, кого считают небесными созданиями, часто оказываются хуже продажных девок.

Его величество продолжал улыбаться.

– Всякое бывает. А пока… эданна Франческа, я приказываю вам удалиться и переодеться. Ваш вид непристоен.

Блондинка склонилась в низком поклоне, но сделала только хуже, потому что в низком круглом вырезе показалась почти вся грудь, которую его величество демонстративно обозрел и неодобрительно покачал головой.

– Здесь двор, а не бордель, эданна.

Эданна вылетела из зала быстрее ветра. Его высочество дернулся было, но куда там.

– Я надеюсь, сын, что ты впредь будешь строже относиться к своим… развлечениям.

Я отлично понимаю, кто тут бунтовал. А ты помни, кто здесь хозяин.

Слова так явственно повисли в воздухе, что Адриенна почти услышала их вживую. Но на этом его величество останавливаться не собирался.

– Пригласи пока на танец дану Адриенну. Если уж твоя эданна не знает, как до́лжно себя вести.

Его высочество сдвинул брови, но поклонился по всем правилам.

– Прошу вас, дана Адриенна.

Девушка стиснула зубы – и кончиками пальцев коснулась предложенной руки. И музыканты заиграли чинный гавот.

Отдать должное, рука у принца была хорошая. Сухая, теплая…

А вот улыбка – плохая. И начинать разговор Адриенна не стала. Молчала, улыбалась, танцевала, показывая, что воля короля – закон.

Принц тоже молчал какое-то время, а потом…

– Вы любовница отца, дана?

– Нет, ваше высочество.

– Но хотите ею стать?

– Ваше высочество, кто смеет противиться королю?

Бледно-голубые глаза сверкнули. С одной стороны – да, а с другой… Злость с объективностью не дружат.

– И вас это устроит?

– Ваше высочество, женщина – собственность семьи. Нас не спрашивают, когда продают, – грустно отозвалась Адриенна, понимая, что только так можно смягчить принца.

Видимо, тот вспомнил про эданну Франческу и ее тяжелую судьбу, потому что на миг смягчился.

– Что ж, дана, я вас понял.

Гавот закончился. Его высочество вернул Адриенну к отцу и повернулся к дверям, в которые как раз входила эданна Франческа. В этот раз она была во всем голубом. Чуть более светлое нижнее платье, чуть более темное верхнее…

Какая уж там Адриенна! Его высочество и слона бы не заметил!

Любовь…

Мия

Она сидела у окна и перебирала струны лютни, когда в дверь постучали.

Мия бросила взгляд в зеркало, убедилась, что ни острых ушей, ни когтей, ни красных глаз у нее нет, и отозвалась:

– Войдите!

– Мия! – Энцо улыбался во весь рот. – Мий, пойдем вниз! Я тебя почти и не вижу в последнее время!

– И что случилось, что ты решил навестить сестру? – ехидно поинтересовалась девушка.

Ладно, она ревновала. Когда они жили в Феретти, Энцо от нее не отходил. А сейчас Джакомо приставил его к делу. Туда сбегай, здесь сходи, да и вообще, сильно мальчишку от себя не отпускал. Мия оказалась забыта и да, слегка ревновала. Или не слегка.

А вот сегодня Энцо приболел, продуло его где-то, и Джакомо разрешил оставить мальчика дома. Ни к чему ходить, если у тебя жар. Полежишь, отдохнешь.

Честно лежал Энцо аж два часа. Или два с половиной.

А потом все сладости были съедены, игры надоели, и мальчик пришел к старшей сестре.

– Ми-ия…

Она смягчилась и похлопала по соседнему пуфику.

– Иди сюда. Лучше у меня посидим, отсюда улицу видно…

– И чего там интересного?

– Энцо, мне все интересно, – мягко разъяснила Мия. – Это ты ходишь где захочешь, а я – благородная дана. Меня даже не улицу выпустить нельзя.

Лоренцо опустил глаза.

– Мия… пойми…

– Я все понимаю, Энцо. Но мне иногда бывает и грустно, и обидно.

Мальчик тоже отлично знал свою сестру. И давать ей загрустить было никак нельзя – у Мии это затягивалось надолго. Будет потом ходить обиженная на весь мир…

А вот если ее сейчас отвлечь, потом можно с ней сыграть во что-нибудь, хоть и в тот же триктрак… Мия в него очень даже неплохо играла.

– Это у тебя лютня?

– Да.

– А сыграть что-нибудь можешь? Тебе ж раньше не нравилось…

– На спинете мне действительно играть не нравится. – Мия легко отвлеклась от темы. – А вот лютня – это другое. Мне нравится, она легкая, она всегда со мной…

– Сыграешь?

Девушка перебрала струны.

– Пожалуй…

Мелодия была незатейливой, но приятной. Обычная песенка рыбака…

Море ласкает теплые камни, море смеется, пенные гребни, море мурлычет, словно котенок, море прекрасно будет вовеки… Дай мне улова, дай мне надежду, дай мне покоя в твоих ладонях…

Мия лениво перебирала струны. И искренне удивилась, когда…

Энцо вдруг прикрыл глаза и соскользнул с пуфика на пол.

– Энцо?!

Лютня полетела в сторону.

Умер?!

Спит. Просто спит…

Мия перетащила брата на кровать и задумалась. Потом позвала маму и тетку, которые, по счастью, были дома. А что?

Они сидели, она играла, брат заснул…

Казалось бы, обычная история. Ньора Катарина распорядилась перенести Энцо в его комнату и уложить в кровать. Ей все было понятно. Мальчишка болен, а дети много спят, когда болеют. Она знает, подруги рассказывали.

А вот для Фьоры, которая видела, что Энцо не так уж и болен, все было сложнее.

– Мия, ты ничего не делала?

– Нет.

– Специально его не убаюкивала?

– Нет, мама. Энцо вообще не сильно болеет, я же вижу. Кричал, наверное, на холодном ветру, вот и…

– Хм… Мия, ты можешь кое-что попробовать сделать?

– Что именно, мама?

Фьора была человеком очень своеобразным. Но там, где дело касалось выгоды, мыслить умела.

Мия попробовала поиграть на ночь Серене и Джулии. В результате уснули все. Сестрички. Их нянька. Сама Фьора.

И все, в том числе и Энцо, проспали до утра.

Энцо проснулся здоровым. У остальных ничего и так не болело, поэтому как там с лечением – определить не удалось. Но усыпить Мия могла кого угодно.

Жаль, что этот ее талант действовал только в одну сторону.

Усыпить – пожалуйста.

Разбудить – не получается. Разве что холодной водой на голову, тогда да, тогда любой сон… вот именно, как водой смывает. Но усыпить…

Засыпали все, кто слышал лютню девушки. А насчет здоровья получилось проверить уже на следующий день.

* * *

Ньора Катарина болела крайне редко. Болезни ее тоже боялись. Но были и у нее слабые места.

Когда северный ветер резко менялся на южный, а ненастье на солнце, а такое бывало в Эвроне, у ньоры начинала зверски болеть голова.

До слез. До тошноты, до светобоязни…

Поспать бы, да ведь и не уснешь, когда всю трясет…

В такие моменты ньору, по ее же просьбе, оставляли в одиночестве и давали всласть поболеть. Фьора посмотрела на это и отправилась к Мии.

Девочка сопротивлялась недолго.

– Мам, а вдруг не получится?

– Мия, усыпить ребенка несложно. И служанки просто хотели спать. А вот сможешь ли ты усыпить человека, которому действительно плохо? Катарина ведь даже снотворное выпить не может, ее тошнит так, что даже вода внутри не держится[12]12
  Одна из картин мигрени. Сильнейшая головная боль, тошнота, рвота, светобоязнь – дня на два. Лично встречалась. (Прим. авт.)


[Закрыть].

– Я попробую.

Мия поудобнее перехватила лютню и отправилась в теткины покои. Фьора улыбнулась, глядя на девочку со спины. Вот ведь…

Лютню Мия несла так, словно собиралась стукнуть ею Катарину… будем надеяться – до этого не дойдет.

Дана Феретти решительно постучалась в комнаты тетки и вошла, не дожидаясь разрешения. Да и какое там разрешение? Ответом ей был слабый стон…

Катарина обнаружилась в спальне, сидящая на кровати, утопающая в подушках, укутанная в меха, – и откровенно несчастная.

– Что надо?

Хорошие манеры у нее стерло начисто. Больно же! Понимать надо!

Мия решительно уселась на край кровати.

– Тетушка Катарина, вам плохо. Вам поспать надо.

Катарина обожгла девочку злым взглядом. Вот как! Она-то и не догадывалась!

– Я вам сейчас сыграю – и вы заснете. Обещаю…

– Мия… уйди, – почти простонала Катарина. Ее опять начало тошнить, горький комок желчи подкатил к самому горлу. Она бы за ухо малявку вывела, но даже на это сил не было. Ни на что не было…

Мия устроилась поудобнее и тронула струны лютни. В этот раз она даже не напевала. Так, мурлыкала что-то себе под нос… такое, непонятное. И с радостью видела, как расслабляется лицо ньоры Катарины, как разглаживаются складки, появившиеся от боли, как становятся спокойнее ее глаза…

Не прошло и получаса, как ньора крепко уснула, уткнувшись в подушки.

Мия вышла из комнат тетки и отчиталась матери. Фьора кивнула и отправила служанку сидеть рядом с Катариной. Ну и приглядывать – мало ли что?

Но ничего страшного не случилось.

Ньора Катарина проспала до утра, а утром встала довольная и здоровая. Расцеловала Мию и подарила девочке золотую цепочку.

Мия обрадовалась. Но с небес на землю ее снова опустила Фьора:

– Не думаю, что ты сможешь так лечить что-то серьезное. То, что прошло бы и само, дай только выспаться человеку…

– А если попробовать?

– Если будет возможность. – Фьора погрозила пальцем. – Никому про это не рассказывай. Пообещай!

Мия вздохнула.

Рассказать, конечно, хотелось, но… кому? Энцо? Они сейчас почти не разговаривают. Мама и так знает. Сестренки еще маленькие. Дядя и тетя не рассматривались даже по умолчанию – они пока еще чужие.

– Обещаю, мамочка.

Фьора погладила дочь по пушистым светлым косам.

– Поверь, Мия, свои умения лучше держать в секрете. Никому не рассказывай. Ни мужу, ни детям, пусть думают, что это случайность, совпадение…

– Хорошо, мамочка. Я тебе обещаю.

– У женщины должны быть свои крохотные секреты. Я тоже не все твоему папе рассказывала.

Мия кивнула.

Если секреты… если должны… в такой формулировке это звучало намного приятнее. Она помолчит. И потренируется.

Тем более ей очень нравится лютня.

Адриенна

Адриенне снился сон.

Уже четвертую ночь подряд ей виделось одно и то же, но именно сейчас сон стал настолько острым, что хоть вместо ножа используй. Ей виделась старая башня.

Та самая, черная, которую не стали сносить.

Та, которая помнила Сибеллинов.

Адриенна шла к ней. Шла по мокрой траве, шла по холодной земле, по ухоженным тропинкам дворцового парка. Шла, и никто ее не останавливал.

У нее были крылья.

Большие, черные, сложенные за спиной, и Адриенна не расправляла их. Только куталась в тепло черных перьев, словно в плащ. И ни о чем не думала.

Она шла туда, куда ее звали.

Шаг, второй, отогнуть ветку кустарника – и вот перед ней стена старой башни. И девушка опускается перед ней на колени.

Земля холодная?

Не важно, здесь и сейчас ничего не важно. Только голос, который зовет ее.

Голос, который шепчет… и Адриенна делает то, что ей бы и в голову не пришло, в здравом-то уме…

Она шарит руками по камням, слепо разыскивая – что?!

Она не знает… она просто чувствует… и вот наконец один из камней поддается под ее пальцами. И открывается дверь.

Она небольшая, это почти лаз. Откуда-то Адриенна знает, что пройти можно несколькими дорогами, просто остальные сейчас недоступны. А вот этот…

Будь девочка чуточку толще, она бы уже не пролезла. Но она ввинчивается в лаз, словно змея. И камень медленно встает на свое место.

Адриенна почти ползет вниз. Туда, к корням…

Она чувствует странное тепло, оно ведет, оно зовет, оно поет в ушах гулом крови, и девочка не может ни о чем думать. Она идет туда, где в небольшом круглом зале стоит черный камень.

Алтарь?

Нет. На алтаре вроде как можно лежать, на нем можно приносить жертвы, а этот камень вовсе не таков. Он вроде наконечника копья.

Острого, с четкими гранями, черный камень полупрозрачен…

Обсидиан?

Адриенна не знает ответа. Но знает, что именно ей нужно сделать.

Она медленно ведет ладонями по граням кристалла. Тонкие пальцы режутся в кровь. Алые капли стекают по граням, но до земли не долетает ни единая капелька крови. Камень жадно пьет ее…

И девочке кажется, что с каждой каплей крылья за ее спиной становятся все сильнее, все реальнее…

Но скоро ее охватывает слабость. И нечто заставляет убрать ладони.

Слишком много крови тоже отдавать не годится. Ослабеешь, погибнешь… Но ты еще придешь сюда, дитя. Ты еще придешь, чтобы получить дар Ворона. Дар Сибеллинов…

Адриенна так и не открывает глаза. Она медленно идет к лазу. Так же медленно выходит на поверхность, почти ползет обратно…

Видит ли ее кто-то?

Не видит?

Сила, которая ее ведет, об этом не задумывается. Ей и так неплохо. Она получила свое, а носитель…

Если он недостоин – это его или ее проблемы.

Адриенна медленно входит в свою комнату и падает на кровать. И самое интересное, что Джованна не просыпается. Она спит, как спала и раньше, она ничего не слышит, она не видит грязных следов на полу, она не кричит от ужаса…

Она спит.

Адриенна тоже спит.

И тоже не видит, как раны на руках… нет, полностью они не затягиваются, такое ни одна сила не устроит. Но порезы уже не кровоточат. И выглядят так, словно им дня два-три.

Адриенна спит.

И видит во сне черные вороньи крылья. И слышит шум ветра у себя в ушах.

Ветер зовет, ветер поет, ветер несет девочку над землей, и она плачет от счастья. Она нередко летает во сне, но так реально – еще никогда.

Кто же она сама?

Ворон? Ворона?

Об этом она не задумывается. Просто у нее есть крылья. И перья. И ей хорошо…

Самое забавное, что никто из посторонних ее отсутствия не замечает. Грязные следы убирает молчаливая дворцовая прислуга, своя на каждом этаже, а они приучены не интересоваться, куда ходят благородные.

А остальное…

Джованну с утра ждал большой сюрприз.

* * *

– Дана Адриенна! Дана!!!

Джованна что есть сил трясла свою госпожу. Девочка честно пыталась открыть глаза, но получалось плохо.

Пределы сил человеческих не бесконечны. Усталость, кровопотеря, да и большой расход сил ночью… Адриенна едва ресницы разлепила.

– Да…

– Ох, дана!

Джованна только за голову схватиться и смогла. А что еще ей оставалось?

Девушка вся грязная, словно ее ночью черти в луже купали, волосы сбиты в один грязный комок, кровать аж черная… на ногах ссадины, на руках порезы, хотя и подживающие, но вчера-то их не было! И за несколько часов такого не будет!

За несколько дней разве что!

– Дана, что с вами случилось?

Ответа она ждала любого. И не сильно удивилась, когда Адриенна с трудом качнула головой.

– Не помню… не знаю…

– Так!

Здесь и сейчас Джованна выбирала. И выбрала не по личной преданности, а по рассудку. Какая уж тут преданность? Просто если кому рассказать, что случилось с даной, вопрос будет в первую очередь к ней. А ты-то что делала, дорогуша?

Где ТЫ была в это время?

Тебя следить приставили, тебя в покоях девушки поселили, а она куда-то ночью уходит? А что ты пила? Что ела?

Но в том-то и дело, что Джованна все брала для себя на дворцовой поварне. И подсыпать, подлить, как-то одурманить ее Адриенна не могла. Значит…

Значит – проспала.

И кому первый кнут достанется? Что с даной сделают? К лекарю и повитухе погонят, это уж точно, потом в церковь, а коли выяснят, что девственница да креста не боится – вот тут служанке и влетит. Она первая не уследила.

Из дворца погонят, плетей всыплют…

В делах великих малый виноват, это уж завсегда так. А потому Джованна решила пока ничего и никому не говорить и как следует тряхнула Адриенну.

– Дана, вы видите, что с вами?

Адриенна опустила глаза.

– О господи!

– А перекреститесь?

Адриенна послушно сотворила знамение.

– Молитву прочитать?

– Ни к чему, – проворчала Джованна. Что у девушки любовных приключений не было, она тоже видела. Такое не спрячешь. – Сейчас вы под одеялом полежите, а я слуг позову, пусть ванну наберут. Его величество желает видеть вас на завтраке…

– А время?

Адриенна почти застонала. Да что уж там… одна мысль, что придется встать и идти… Она причиняла почти физическую боль.

– Часа два у нас еще есть. Не больше.

– Мало…

Джованна только головой покачала. И, лично стерев простыней грязные следы с пола, засунула ее под кровать. А потом накрыла дану одеялом.

Не видно?

О-ох… вечно эти благородные себе проблем на хвост отыщут. А кому расхлебывать?

Вестимо, слугам…

* * *

После горячей ванны, после мытья головы и тщательного расчесывания волос… нет, человеком Адриенна себя все равно не почувствовала. И Джованна лично влила в нее бокал горячего вина с пряностями. Чего ей только стоило договориться на поварне, чтобы никому и ничего не рассказали!

Адриенна почувствовала себя хоть чуточку, но лучше. Правда, голова закружилась, но мутить перестало, противные мушки перед глазами не летали… почти. Если голову резко не поворачивать, на ногах держаться получалось…

Дан Марк только ахнул, глядя на следы на руках дочери.

– Но… как?!

Адриенна покачала головой.

– Я не знаю, папа. Я. Не. Знаю…

И столько безнадежности было в ее голосе…

Спасибо Джованне, которая достала Адриенне чье-то нижнее платье – девочке оно было откровенно велико, но подол служанка на скорую руку подшила. Зато рукава спускались, полностью закрывая кисти. Если не размахивать руками, то и порезов не заметят. Так Джованна и ввела новую моду.

– Я потом с тобой поговорю, – процедил дан Марк служанке.

Адриенна качнула головой.

– Нет, папа. Джованна не виновата, никто не виноват… я даже не помню ничего.

– Но ты… тебя не…

Подобрать слова дан Марк не мог, но Адриенна и так все поняла.

– Нет. Все в порядке. Только порезы.

– И грязь, – кивнула Джованна.

– Ты куда-то выходила ночью?

– Не помню. Я даже не представляю – как?! Чтобы меня никто не заметил…

– Никто. Дворец уж гудел бы, – поддакнула Джованна.

– Будем надеяться на лучшее, – вздохнул дан Марк.

А Адриенна вспомнила ощущение теплых перьев, в которые она заворачивалась. И уют…

Почему-то ей казалось, что никто ее не заметил. Но на чем основана эта уверенность? Она бы не смогла ответить…

Просто ее никто не видел.

Не могли видеть. Не должны были.

Что-то с ней произошло, очень важное, очень серьезное этой ночью. И она себя чувствовала по-другому. Не физически, не только это. И слабость никуда не делась, и головокружение, и самочувствие было откровенно плохим. Но что-то такое появилось внутри…

Адриенна не знала что.

Она еще разберется – потом. Она все поймет – потом. Но сейчас…

Сейчас она должна присутствовать на завтраке у его величества. Отказы и опоздания не принимаются. Избавить от этой чести могут смерть или болезнь.

Адриенна расправила плечи, еще раз одернула рукава котты, чтобы те скрыли даже кончики пальцев – ногти тоже пострадали в результате ночного приключения, и пришлось срезать их под корень.

Поправила темно-синее верхнее платье – и вышла из комнаты.

Джованна проводила госпожу вздохом облегчения – и принялась вытаскивать из-под кровати грязное белье. Сейчас она постарается по одному предмету незаметно подсунуть их в стирку. А себе утащит что почище…

Чужое, конечно.

Но если кто-то узнает о ночном происшествии… ой, не надо!

Но это точно не амурные дела. Дана босиком шла, у нее и ноги сбиты, и руки… а что тогда?

Не понять. И лучше в это не лезть.

* * *

Все те же за столом, не считая его высочества. А вот даны Чески нет.

Ни рядом, ни вообще в пределах видимости. Его величество распорядился?

Да, может быть и такое.

Адриенна вежливо поддерживала разговор, мило улыбалась казначею, отвечала на вопросы королевского духовника. Да, она молилась. Да, она с радостью придет на службу, хоть завтра.

Единственный, кто не участвовал в беседе, – это его высочество. Филиппо-младший так ожесточенно кромсал мясо, что то разлеталось на отдельные волоконца. Что ж, Адриенна и не делала попыток заговорить. Видно же – мужчина из-за чего-то переживает.

Мужчина?

Сколько ему, лет семнадцать… всего на пять лет старше, чем она. И не первый сын у своего отца, это Адриенна знала. Уже просветили при дворе. Так-то ей в деревне все это было безразлично, а вот при дворе знать надо.

Ее величество Альметта родила супругу шестерых детей. Четыре сына, две дочери… Выжил только один ребенок. Так и уверуешь в проклятие.

У Филиппо Второго, кстати, тоже лишь один ребенок выжил. Жалко детей, конечно. Но они сейчас у престола Всевышнего, а их родители…

Почему-то Адриенна чувствовала, что все… справедливо. Не хорошо, не плохо, а именно справедливо и правильно. Эта династия надела корону ценой подлости, и теперь потомки расплачивались за предков. Молитвы тут не помогут, увы.

Господь слышит всех, но кто сказал, что он станет помогать подонкам и негодяям?

Впрочем, эти мысли Адриенна сразу задавила и продолжила мило улыбаться. Руки болели нещадно, даже ложку держать было больно. Хорошо хоть Джованна принесла ей с кухни несколько вареных яиц и кусок хлеба с маслом, так что девушка могла изображать вежливый интерес к еде. Да и сильно не опьянела от горячего вина…

Наконец трапеза окончилась. Его величество бросил на стол салфетку и поднялся.

– Дан СибЛевран, я жду вас в моем кабинете вместе с вашей дочерью через полчаса.

И вышел.

Дан Марк встал из-за стола, помог встать Адриенне.

– Ох, дочка…

Адриенна поежилась. Похоже, наступал момент, ради которого их вызвали. И что-то подсказывало девушке – ей это не понравится. Что бы король ни предложил, ей не понравится ничего.

Для этого и какого-то сверхъестественного чутья не нужно, здравого смысла вполне хватит.

* * *

В кабинете его величества обнаружились собственно сам король, принц, ну и СибЛевраны.

– Проходите, дан Марк. Адриенна, милая, вы сегодня бледны, но все равно очаровательны.