Текст книги "Дракон цвета любви"

Глава 4

Легко ли сверху найти место, указанное на карте?

Это как сказать…

Санторин хоть и пустыня большей своей частью, но есть там и леса, и скалы тоже есть. Да и пустыня – штука коварная и с характером.

Поднимается ветер, засыпает песок, переползают с места на место барханы… еще вчера там было что-то, а сегодня уже ничего. И только лениво перекатываются песчинки, скрывая следы равно как геройств, так и злодеяний.

Поэтому кто его знает, что и где мы найдем?

Но начать решили с мыса Альбатросов.

И – не прогадали.

Да, нужное место мы нашли не сразу.

Пришлось полетать, пришлось посмотреть, но поляну мы все же увидели.

Белесую, словно пожухшую, поеденную кислотой.

Химеры.

Здесь проползли химеры. Куда они потом пошли?

Вот следы. Они ползли потом и вправо, и влево, но здесь их было особенно много. Просто невероятно много. И были они достаточно долго, потому что местами поляна аж до земли выжжена.

Кислотой выжжена.

Химеры… их слизь штука едкая, обжигает, растворяет… я подозревала, что еще и защищает их от воздействия кислорода.

Воздух же.

В морской воде тоже кислорода хватает, но там привычная им среда, а вытащи их на сушу – и они начинают окисляться, распадаться… не химик я. И не биолог – так, по верхам, что в институте было, то и помню. Сюда бы кого поумнее, а не меня… Если б не Виктория Львовна, я бы и математику не знала. Знания! Как же мне не хватает элементарных знаний!

Следы химер мы проследили от океана.

Действительно, они ползли ЧЕРЕЗ дворец на мысе Альбатросов до поляны, на которой сгрудились и оставались достаточно долго, а потом просто расползлись в разные стороны.

Через дворец.

Не обходя его, не минуя, а именно сквозь него. Словно их туда что-то притягивало. Или на эту поляну. Если так прикинуть, это скорее ложбинка, в низине, очень удобно, и рядом с дворцом, и увидеть, что здесь происходит, не получится. Или… или просто часть стражи была подкуплена, убрана, да мало ли что можно придумать? Теоретически, из моря к поляне – да, химеры должны были пройти через дворец. Как ни ползи, а не минуешь. Часть химер.

А те, кто миновал дворец, хм-м-м… вот я дура! Химеры поползут мимо, если препятствие непреодолимо. А если им откроют дверь?

Если их впустят внутрь?

Они медленно движутся, предатель даже уцелеет. И если часть химер впустили внутрь, а часть просто обогнула препятствие – и поползла к поляне? Могли?

Запросто! Предатель – явление обыденное.

А потом… потом они потеряли ориентир.

Все правильно, храмов Аласты тут вблизи нет. И рядом не было.

Почуять их химеры не могли, а потому поползли во все стороны, и их просто перебили по одной. Это все же Санторин, здесь у ребенка любимая игрушка – кинжал. Оружием все владеют, в той или иной мере.

Так что химерам не повезло. Но что задержало их на этой поляне?

Я подергала за кожаный ремень.

Как привлечь внимание дракона в полете?

Да практически никак. Они в полете просто балдеют. От неба, от ветра, от нашего счастья… люди ведь не летают сами, только с драконами, но это ТАК здорово! Вот драконы и воспринимают наши эмоции, раскрашивают ими свой мир долгожителей. И посылать им свои мысли просто бесполезно. Не докричишься. И орать в голос – тоже. А иногда дозваться дракона просто необходимо.

Для этого и служит сбруя. Один из ее ремней можно подергать… это не шенкеля, не удила, это вообще не причиняет боли дракону. Просто что-то шевелится в пасти… неприятно, понимаете ли. Но зато Виола отреагировала:

– Что?

И так недовольно…

– Мы сможем спуститься вниз? Посмотреть на эту поляну?

– Рядом – сможем. – Виола не корчила рожи, но в ее мыслях прямо-таки ощущалась брезгливость. Ее бы воля, она бы тут все до черной земли выжгла. Не нравятся ей химеры, разве что в качестве сытного обеда. Но пачкать в ЭТОМ лапы? Увольте!

– Передай это, пожалуйста, остальным, и давай спускаться, куда получится.

Виола фыркнула, но принялась летать кругами, высматривая подходящее место для снижения. Остальные драконицы последовали за ней. И дракон.

Да-да, Эдгардо Молина летел с нами. Мне отдали право решать, куда и зачем нам нужно, а ему – натаскивать нас на полеты, бои, взаимодействие и маневры. Правда, командовать он не сильно рвался. Предоставил нам почти полную свободу рук, а сам пока смотрел, кто на что способен, какие у нас отношения в десятке… Да, уже десятке. Вот так, нежданно-негаданно, и получается войско.

Наконец, мы все приземлились и спешились. Эдгардо посмотрел на меня:

– Каэтана? – Все мы давно перешли на неформальный стиль общения, без эсов и эсс. Вместе ведь летаем, чего чваниться? – Ректор сказал, что тут у тебя право решения. Что делаем?

– Делимся на две группы, – решила я. – Я и еще трое идут смотреть, что там, на том пятне. Эдгардо, наверное, ты, еще Фатима и Севилла. Девочки, не обижайтесь, нужен кто-то такой… въедливый.

Девочки и не собирались обижаться. Ясно же. Так нужно.

И действительно, что Фатима, что Севилла были настоящими находками. По внимательности и цепкости они бы Шерлоку Холмсу сто очков вперед дали. И добавили бы.

Две наши умнички.

Эдгардо я брала с собой, потому что мы – три женщины, он – мужчина. Нет-нет, никакого шовинизма, мы просто мыслим по-разному. Там, где мы упремся в детали, Эдгардо может оценить ситуацию в общем и целом. Можно хоть пришить, хоть отрезать, но у мужчины больше связей внутри полушарий головного мозга, а у женщин – между полушариями. У мужчин больше белого вещества, у женщин – серого.[7]7
  Чистая правда. Можно что-то отрезать или пришить, но такие вещи все равно не изменишь, кем родился – тем и будешь, о чем не подозревают трансгендеры.


[Закрыть]

Поэтому и мыслим мы по-разному. У нас – интуиция, у мужчин – чистая логика. Поэтому нам и бывает сложно понять друг друга. Анатомия тоже постаралась.

– А остальные, – подхватил мою мысль Эдгардо, – обустраивают стоянку. Предлагаю здесь отдохнуть, перекусить, а потом уже лететь дальше. И расседлайте наших драконов тоже. Пожалуйста.

Никто не возражал.

Да, драконарий ухаживает за своим драконом сам, но не всегда это получается. Да и страшного в такой просьбе ничего нет. Ремни расстегнуть, а дальше ящеры и сами о себе позаботятся. Это дома, в Пещерах, ты их и почеши, и помажь маслом, и помассируй щеткой, а в походе они сами тебе отлично скажут, если у них что-то болит. А так – сняли сбрую?

Ну и сидите себе, а мы пропитание поищем.

Драконы ведь не животные, они – отдельная разумная раса. Только чешуйчатая и с хвостом. Больше там возни не с драконом, а со сбруей, чтобы не перепутались ремни, чтобы не упало все куда-то в лужу, – снять, развесить, проверить, чешуя-то жесткая, с острыми гранями, рано или поздно любой ремень перетирается.

Девочки кивнули, и мы отправились осматривать место происшествия. И снова – не просто так.

Драконы – заметные. Сколько времени пройдет, прежде чем сюда явятся санторинцы и примутся нас выгонять? Вряд ли много. И к этому моменту надо уже все сделать и не проявлять никакого интереса к мысу. Мы просто летели мимо.

Мы просто остановились рядом. А что?

Тут удобно, море рядом и вид красивый. Вон какой дворец шикарный… и разрушений нет. Никаких.

Даже ворота не попорчены.

То есть – их открыли.

Был там внутри предатель, был. Можно и не сомневаться.

Об этом я пока молчала. Это потом, когда мы вернемся домой. А пока пусть сами смотрят, пусть сами делают выводы. Я не стану ничего подсказывать.

Вдруг я не права?

Мы медленно шли, оглядывались по сторонам… я ничего странного не заметила, приметил Эдгардо.

– Здесь словно кто-то… вот смотрите, и кусты примяты, и дерево сломано… давайте чуточку отойдем, так заметнее будет.

Оно и вышло – заметнее.

Действительно, и дерн взрыт, словно… словно – что? Я разобраться не могла, а вот Эдгардо понял быстро:

– Ощущение такое, что здесь кто-то скакал, вот, видите? Следы. А потом все взрыто… Коня остановили?

Я пожала плечами. Я в этом не разбиралась, честно говоря. Это кому-то лошади друзья. А мне… да я их в своем родном мире считаные разы видела – и то! Они были запряжены в тележки, они катали людей, и я к ним подходить не собиралась. Это ж лошадь, кто знает, что у нее там, в башке? Стрельнет – и как понесется?

Конный спорт я уважаю, но сама им заниматься не хочу. И уж тем более не опознала бы, где там копыта, где рога, где след от копыт. Нереально!

– Смотрите!

Фатима доставала откуда-то из куста что-то мелкое. И как еще углядела?

– Что это?

– Пуговица. – Девушка разжала руку. На ладони сверкнул здоровущий рубин.

– Ни фига себе пуговица! – не сдержалась я. С драгоценными камнями я тоже не сильно дружила, но тут уже насмотрелась.

Это не гранат, не шпинель, вообще не дешевка. Это похоже на реальный рубин, размером с ноготь среднего пальца. Моего, конечно. Он оправлен в золото, с другой стороны ушко, как у пуговицы, – то есть это реально пуговица. Но с чьей рубашки? Или платья?

Кто хозяин?

– Такое в Санторине может носить только знать. – Эдгардо пожал плечами. – Тор, кто-то из принцев…

– Сохранишь? – попросила я Фати.

– Конечно.

Фатима сняла цепочку, повесила на нее рубин – и снова надела цепочку на шею. Что-что, а золото тут любят. И носят. Это мне ничего не нравится, кольца пальцы раздражают, цепочки упражнения делать мешают, браслеты – писать. Вот я и забываю, то одно, то второе, то третье. А девочки за своим статусом и его атрибутами следят ревностно.

– Допустим, здесь кого-то остановили. И куда его дели?

– Туда, – показала пальчиком Севилла. – Явно же ветки обрублены, видишь?

Я пригляделась.

Да, низкий цепкий кустарник (черт знает, как его зовут) был в некоторых местах надломлен, а в некоторых… его точно прорубали, чтобы сделать проход. И разница громадная. Вот проползла химера, тут и ветки обожгло, и висят они, сломанные и жалкие.

А вот кустарник прорубили. И ветки валяются под ним, на земле. Кто-то рассчитывал, что здесь все будет уничтожено? Или… Тогда почему не сжег все?

– Потому что не было времени. Или здесь еще были химеры, а их жечь сложно. Или он рассчитывал, что химеры уничтожат все следы. Или думал, что никто этим случаем не заинтересуется… – Севилла перечисляла вероятности тоном, достойным самого мистера Холмса.

– Может, и все сразу, – согласилась я. – Сив, ты права. Смотрим дальше?

– Предлагаю пройти по этим обрубкам, – вмешался Эдгардо. И даже локоть согнул. Для Севиллы, ага. И посмотрел так, со значением.

Севилла приняла вежливо предложенную руку и первой проследовала в проем.

Вот и поляна, на которой пировали химеры. Это видно. Здесь все обожжено, отсюда они уползли, здесь…

– Кровь. – Фатима коснулась одного из кустов. – Повезло, что это Санторин, дождя не было.

Мы переглянулись.

Действительно, на листьях кустарника было несколько кровавых пятнышек. Но это же не доказательство? И что мы пытаемся доказать?

Я не знаю…

Мы медленно обходили поляну, смотрели…

– Девочки, поглядите, – Эдгардо поковырял землю носком ботинка. – Ну-ка…

Мы поглядели.

На деревянный колышек, который глубоко вкопан в землю. А сверху на нем что-то вроде отверстия… и что?

– Каэтана, ты не поняла?

– Нет. А что я должна понять?

– Посмотри сюда. И вот сюда…

Колышки. Несколько штук. И еще. И что?

В чем смысл-то?!

– Каэтана, здесь кого-то привязывали за руки и за ноги к этим колышкам. Чтобы не дергались, – объяснил Эдгардо.

Я посмотрела вниз. Потом на Эдгардо, на девочек… и задохнулась от ужаса.

– Здесь… здесь скормили химерам живых людей?!

Фатима коснулась моего плеча:

– Нет, Каэтана. Здесь сначала пытали людей, а потом уже их скормили химерам. Ты же все правильно поняла. Они ползли на энергию боли, смерти… вот и приползли.

Меня затрясло:

– Суки, твари, фашисты!!!

– Каэтана?

Не было сейчас Каэтаны. Была Зоя, прадед которой погиб на войне. Хорошо еще, дед уже был на этом свете. И бабка чудом спасла его из оккупации…

И культурные немцы, которые убивали просто так. Потому что русские – не арийцы. Потому что у них много богатой земли. Потому что Гитлер так сказал…

И горели, горели живые люди в печах Треблинки, Бухенвальда, Освенцима… показательно, что большинство концлагерей было в Польше. Потому что русские такого не выдержали бы.

Голыми руками порвали бы нечисть… да и рвали! Было, было это в истории[8]8
  Было. Можно почитать про Маутхаузен и «мюльфиртельскую охоту на зайцев». Здесь не рассказываю про немецко-фашистскую мразь, а то читателей стошнит.


[Закрыть]!

Зря девочки трясли меня за плечи. Зря…

Я сейчас видела только это.

Там убивали людей.

Тут убивали людей.

Там не было химер, там чудовищами были сами люди.

Тут… тут были химеры. Но были и другие – те, кто открывал ворота, те, кто пытал здесь людей, те, кто нашел ответ, как приманить химер на кровь и боль…

Гитлеровцы. Нелюди…

– Эдгардо, у тебя нож есть? – Собственный голос показался мне чужим.

– Да…

– Дай.

– Каэтана?

– Дай, – повторила я. И Эдгардо послушно вложил в протянутую руку клинок.

Иногда самые верные жесты – театральные. А иногда жизнь кажется безумным театром драмы, театром кривых зеркал, театром, на подмостках которого кривляются чудовища.

Клинок взрезал мою ладонь.

Боль?

Тем, кто умирал на этой траве, было больнее и страшнее.

Есть мразь, которая не должна жить. Ни в одном из миров!

Кровь полилась на разъеденную кислотой траву. Такая алая, на белесом, пожухшем, неживом…

– Да услышат меня боги Фейервальда! Тех, кто это придумал и сделал, я уничтожу даже ценой своей жизни! И если на то будет ваше благословение – пусть они узнают гнев и боль Аласты на своей шкуре.

И сжала ладонь.

Не было ни грома, ни молнии. Ни знамений, ни голубей, ни даже лучика солнца – ни к чему. Но все мы, все четверо, вдруг ощутили нечто…

Нас – услышали. Меня — услышали.

* * *

Обратно мы шли молча. Мне разговаривать не хотелось, да и остальным… Что-то мне подсказывает, что друзья промолчат о случившемся. Руку я уже перевязала.

Красивые жесты отдельно, гигиена отдельно. И промыла, и повязку наложила, с помощью девочек. Ладно, рука левая, я переживу, попрошу Виолу быть бережнее. Да и рука почти уже не болит, так, слегка чешется под повязкой.