Текст книги "Дракон цвета любви"

Глава 4

Легко ли сверху найти место, указанное на карте?

Это как сказать…

Санторин хоть и пустыня большей своей частью, но есть там и леса, и скалы тоже есть. Да и пустыня – штука коварная и с характером.

Поднимается ветер, засыпает песок, переползают с места на место барханы… еще вчера там было что-то, а сегодня уже ничего. И только лениво перекатываются песчинки, скрывая следы равно как геройств, так и злодеяний.

Поэтому кто его знает, что и где мы найдем?

Но начать решили с мыса Альбатросов.

И – не прогадали.

Да, нужное место мы нашли не сразу.

Пришлось полетать, пришлось посмотреть, но поляну мы все же увидели.

Белесую, словно пожухшую, поеденную кислотой.

Химеры.

Здесь проползли химеры. Куда они потом пошли?

Вот следы. Они ползли потом и вправо, и влево, но здесь их было особенно много. Просто невероятно много. И были они достаточно долго, потому что местами поляна аж до земли выжжена.

Кислотой выжжена.

Химеры… их слизь штука едкая, обжигает, растворяет… я подозревала, что еще и защищает их от воздействия кислорода.

Воздух же.

В морской воде тоже кислорода хватает, но там привычная им среда, а вытащи их на сушу – и они начинают окисляться, распадаться… не химик я. И не биолог – так, по верхам, что в институте было, то и помню. Сюда бы кого поумнее, а не меня… Если б не Виктория Львовна, я бы и математику не знала. Знания! Как же мне не хватает элементарных знаний!

Следы химер мы проследили от океана.

Действительно, они ползли ЧЕРЕЗ дворец на мысе Альбатросов до поляны, на которой сгрудились и оставались достаточно долго, а потом просто расползлись в разные стороны.

Через дворец.

Не обходя его, не минуя, а именно сквозь него. Словно их туда что-то притягивало. Или на эту поляну. Если так прикинуть, это скорее ложбинка, в низине, очень удобно, и рядом с дворцом, и увидеть, что здесь происходит, не получится. Или… или просто часть стражи была подкуплена, убрана, да мало ли что можно придумать? Теоретически, из моря к поляне – да, химеры должны были пройти через дворец. Как ни ползи, а не минуешь. Часть химер.

А те, кто миновал дворец, хм-м-м… вот я дура! Химеры поползут мимо, если препятствие непреодолимо. А если им откроют дверь?

Если их впустят внутрь?

Они медленно движутся, предатель даже уцелеет. И если часть химер впустили внутрь, а часть просто обогнула препятствие – и поползла к поляне? Могли?

Запросто! Предатель – явление обыденное.

А потом… потом они потеряли ориентир.

Все правильно, храмов Аласты тут вблизи нет. И рядом не было.

Почуять их химеры не могли, а потому поползли во все стороны, и их просто перебили по одной. Это все же Санторин, здесь у ребенка любимая игрушка – кинжал. Оружием все владеют, в той или иной мере.

Так что химерам не повезло. Но что задержало их на этой поляне?

Я подергала за кожаный ремень.

Как привлечь внимание дракона в полете?

Да практически никак. Они в полете просто балдеют. От неба, от ветра, от нашего счастья… люди ведь не летают сами, только с драконами, но это ТАК здорово! Вот драконы и воспринимают наши эмоции, раскрашивают ими свой мир долгожителей. И посылать им свои мысли просто бесполезно. Не докричишься. И орать в голос – тоже. А иногда дозваться дракона просто необходимо.

Для этого и служит сбруя. Один из ее ремней можно подергать… это не шенкеля, не удила, это вообще не причиняет боли дракону. Просто что-то шевелится в пасти… неприятно, понимаете ли. Но зато Виола отреагировала:

– Что?

И так недовольно…

– Мы сможем спуститься вниз? Посмотреть на эту поляну?

– Рядом – сможем. – Виола не корчила рожи, но в ее мыслях прямо-таки ощущалась брезгливость. Ее бы воля, она бы тут все до черной земли выжгла. Не нравятся ей химеры, разве что в качестве сытного обеда. Но пачкать в ЭТОМ лапы? Увольте!

– Передай это, пожалуйста, остальным, и давай спускаться, куда получится.

Виола фыркнула, но принялась летать кругами, высматривая подходящее место для снижения. Остальные драконицы последовали за ней. И дракон.

Да-да, Эдгардо Молина летел с нами. Мне отдали право решать, куда и зачем нам нужно, а ему – натаскивать нас на полеты, бои, взаимодействие и маневры. Правда, командовать он не сильно рвался. Предоставил нам почти полную свободу рук, а сам пока смотрел, кто на что способен, какие у нас отношения в десятке… Да, уже десятке. Вот так, нежданно-негаданно, и получается войско.

Наконец, мы все приземлились и спешились. Эдгардо посмотрел на меня:

– Каэтана? – Все мы давно перешли на неформальный стиль общения, без эсов и эсс. Вместе ведь летаем, чего чваниться? – Ректор сказал, что тут у тебя право решения. Что делаем?

– Делимся на две группы, – решила я. – Я и еще трое идут смотреть, что там, на том пятне. Эдгардо, наверное, ты, еще Фатима и Севилла. Девочки, не обижайтесь, нужен кто-то такой… въедливый.

Девочки и не собирались обижаться. Ясно же. Так нужно.

И действительно, что Фатима, что Севилла были настоящими находками. По внимательности и цепкости они бы Шерлоку Холмсу сто очков вперед дали. И добавили бы.

Две наши умнички.

Эдгардо я брала с собой, потому что мы – три женщины, он – мужчина. Нет-нет, никакого шовинизма, мы просто мыслим по-разному. Там, где мы упремся в детали, Эдгардо может оценить ситуацию в общем и целом. Можно хоть пришить, хоть отрезать, но у мужчины больше связей внутри полушарий головного мозга, а у женщин – между полушариями. У мужчин больше белого вещества, у женщин – серого.[7]7
  Чистая правда. Можно что-то отрезать или пришить, но такие вещи все равно не изменишь, кем родился – тем и будешь, о чем не подозревают трансгендеры.


[Закрыть]

Поэтому и мыслим мы по-разному. У нас – интуиция, у мужчин – чистая логика. Поэтому нам и бывает сложно понять друг друга. Анатомия тоже постаралась.

– А остальные, – подхватил мою мысль Эдгардо, – обустраивают стоянку. Предлагаю здесь отдохнуть, перекусить, а потом уже лететь дальше. И расседлайте наших драконов тоже. Пожалуйста.

Никто не возражал.

Да, драконарий ухаживает за своим драконом сам, но не всегда это получается. Да и страшного в такой просьбе ничего нет. Ремни расстегнуть, а дальше ящеры и сами о себе позаботятся. Это дома, в Пещерах, ты их и почеши, и помажь маслом, и помассируй щеткой, а в походе они сами тебе отлично скажут, если у них что-то болит. А так – сняли сбрую?

Ну и сидите себе, а мы пропитание поищем.

Драконы ведь не животные, они – отдельная разумная раса. Только чешуйчатая и с хвостом. Больше там возни не с драконом, а со сбруей, чтобы не перепутались ремни, чтобы не упало все куда-то в лужу, – снять, развесить, проверить, чешуя-то жесткая, с острыми гранями, рано или поздно любой ремень перетирается.

Девочки кивнули, и мы отправились осматривать место происшествия. И снова – не просто так.

Драконы – заметные. Сколько времени пройдет, прежде чем сюда явятся санторинцы и примутся нас выгонять? Вряд ли много. И к этому моменту надо уже все сделать и не проявлять никакого интереса к мысу. Мы просто летели мимо.

Мы просто остановились рядом. А что?

Тут удобно, море рядом и вид красивый. Вон какой дворец шикарный… и разрушений нет. Никаких.

Даже ворота не попорчены.

То есть – их открыли.

Был там внутри предатель, был. Можно и не сомневаться.

Об этом я пока молчала. Это потом, когда мы вернемся домой. А пока пусть сами смотрят, пусть сами делают выводы. Я не стану ничего подсказывать.

Вдруг я не права?

Мы медленно шли, оглядывались по сторонам… я ничего странного не заметила, приметил Эдгардо.

– Здесь словно кто-то… вот смотрите, и кусты примяты, и дерево сломано… давайте чуточку отойдем, так заметнее будет.

Оно и вышло – заметнее.

Действительно, и дерн взрыт, словно… словно – что? Я разобраться не могла, а вот Эдгардо понял быстро:

– Ощущение такое, что здесь кто-то скакал, вот, видите? Следы. А потом все взрыто… Коня остановили?

Я пожала плечами. Я в этом не разбиралась, честно говоря. Это кому-то лошади друзья. А мне… да я их в своем родном мире считаные разы видела – и то! Они были запряжены в тележки, они катали людей, и я к ним подходить не собиралась. Это ж лошадь, кто знает, что у нее там, в башке? Стрельнет – и как понесется?

Конный спорт я уважаю, но сама им заниматься не хочу. И уж тем более не опознала бы, где там копыта, где рога, где след от копыт. Нереально!

– Смотрите!

Фатима доставала откуда-то из куста что-то мелкое. И как еще углядела?

– Что это?

– Пуговица. – Девушка разжала руку. На ладони сверкнул здоровущий рубин.

– Ни фига себе пуговица! – не сдержалась я. С драгоценными камнями я тоже не сильно дружила, но тут уже насмотрелась.

Это не гранат, не шпинель, вообще не дешевка. Это похоже на реальный рубин, размером с ноготь среднего пальца. Моего, конечно. Он оправлен в золото, с другой стороны ушко, как у пуговицы, – то есть это реально пуговица. Но с чьей рубашки? Или платья?

Кто хозяин?

– Такое в Санторине может носить только знать. – Эдгардо пожал плечами. – Тор, кто-то из принцев…

– Сохранишь? – попросила я Фати.

– Конечно.

Фатима сняла цепочку, повесила на нее рубин – и снова надела цепочку на шею. Что-что, а золото тут любят. И носят. Это мне ничего не нравится, кольца пальцы раздражают, цепочки упражнения делать мешают, браслеты – писать. Вот я и забываю, то одно, то второе, то третье. А девочки за своим статусом и его атрибутами следят ревностно.

– Допустим, здесь кого-то остановили. И куда его дели?

– Туда, – показала пальчиком Севилла. – Явно же ветки обрублены, видишь?

Я пригляделась.

Да, низкий цепкий кустарник (черт знает, как его зовут) был в некоторых местах надломлен, а в некоторых… его точно прорубали, чтобы сделать проход. И разница громадная. Вот проползла химера, тут и ветки обожгло, и висят они, сломанные и жалкие.

А вот кустарник прорубили. И ветки валяются под ним, на земле. Кто-то рассчитывал, что здесь все будет уничтожено? Или… Тогда почему не сжег все?

– Потому что не было времени. Или здесь еще были химеры, а их жечь сложно. Или он рассчитывал, что химеры уничтожат все следы. Или думал, что никто этим случаем не заинтересуется… – Севилла перечисляла вероятности тоном, достойным самого мистера Холмса.

– Может, и все сразу, – согласилась я. – Сив, ты права. Смотрим дальше?

– Предлагаю пройти по этим обрубкам, – вмешался Эдгардо. И даже локоть согнул. Для Севиллы, ага. И посмотрел так, со значением.

Севилла приняла вежливо предложенную руку и первой проследовала в проем.

Вот и поляна, на которой пировали химеры. Это видно. Здесь все обожжено, отсюда они уползли, здесь…

– Кровь. – Фатима коснулась одного из кустов. – Повезло, что это Санторин, дождя не было.

Мы переглянулись.

Действительно, на листьях кустарника было несколько кровавых пятнышек. Но это же не доказательство? И что мы пытаемся доказать?

Я не знаю…

Мы медленно обходили поляну, смотрели…

– Девочки, поглядите, – Эдгардо поковырял землю носком ботинка. – Ну-ка…

Мы поглядели.

На деревянный колышек, который глубоко вкопан в землю. А сверху на нем что-то вроде отверстия… и что?

– Каэтана, ты не поняла?

– Нет. А что я должна понять?

– Посмотри сюда. И вот сюда…

Колышки. Несколько штук. И еще. И что?

В чем смысл-то?!

– Каэтана, здесь кого-то привязывали за руки и за ноги к этим колышкам. Чтобы не дергались, – объяснил Эдгардо.

Я посмотрела вниз. Потом на Эдгардо, на девочек… и задохнулась от ужаса.

– Здесь… здесь скормили химерам живых людей?!

Фатима коснулась моего плеча:

– Нет, Каэтана. Здесь сначала пытали людей, а потом уже их скормили химерам. Ты же все правильно поняла. Они ползли на энергию боли, смерти… вот и приползли.

Меня затрясло:

– Суки, твари, фашисты!!!

– Каэтана?

Не было сейчас Каэтаны. Была Зоя, прадед которой погиб на войне. Хорошо еще, дед уже был на этом свете. И бабка чудом спасла его из оккупации…

И культурные немцы, которые убивали просто так. Потому что русские – не арийцы. Потому что у них много богатой земли. Потому что Гитлер так сказал…

И горели, горели живые люди в печах Треблинки, Бухенвальда, Освенцима… показательно, что большинство концлагерей было в Польше. Потому что русские такого не выдержали бы.

Голыми руками порвали бы нечисть… да и рвали! Было, было это в истории[8]8
  Было. Можно почитать про Маутхаузен и «мюльфиртельскую охоту на зайцев». Здесь не рассказываю про немецко-фашистскую мразь, а то читателей стошнит.


[Закрыть]!

Зря девочки трясли меня за плечи. Зря…

Я сейчас видела только это.

Там убивали людей.

Тут убивали людей.

Там не было химер, там чудовищами были сами люди.

Тут… тут были химеры. Но были и другие – те, кто открывал ворота, те, кто пытал здесь людей, те, кто нашел ответ, как приманить химер на кровь и боль…

Гитлеровцы. Нелюди…

– Эдгардо, у тебя нож есть? – Собственный голос показался мне чужим.

– Да…

– Дай.

– Каэтана?

– Дай, – повторила я. И Эдгардо послушно вложил в протянутую руку клинок.

Иногда самые верные жесты – театральные. А иногда жизнь кажется безумным театром драмы, театром кривых зеркал, театром, на подмостках которого кривляются чудовища.

Клинок взрезал мою ладонь.

Боль?

Тем, кто умирал на этой траве, было больнее и страшнее.

Есть мразь, которая не должна жить. Ни в одном из миров!

Кровь полилась на разъеденную кислотой траву. Такая алая, на белесом, пожухшем, неживом…

– Да услышат меня боги Фейервальда! Тех, кто это придумал и сделал, я уничтожу даже ценой своей жизни! И если на то будет ваше благословение – пусть они узнают гнев и боль Аласты на своей шкуре.

И сжала ладонь.

Не было ни грома, ни молнии. Ни знамений, ни голубей, ни даже лучика солнца – ни к чему. Но все мы, все четверо, вдруг ощутили нечто…

Нас – услышали. Меня — услышали.

* * *

Обратно мы шли молча. Мне разговаривать не хотелось, да и остальным… Что-то мне подсказывает, что друзья промолчат о случившемся. Руку я уже перевязала.

Красивые жесты отдельно, гигиена отдельно. И промыла, и повязку наложила, с помощью девочек. Ладно, рука левая, я переживу, попрошу Виолу быть бережнее. Да и рука почти уже не болит, так, слегка чешется под повязкой.

Я молчала.

Рассказывали девочки и Эдгардо. Встречали недоверчивые взгляды и клялись, что все так и есть. Нет, это не безумие, не страшная сказка, не выдумка. Все так и было.

Я молчала, пока не вернулись драконы. Потом подошла к Виоле, прижалась к теплой лапе, которую и обхватить-то было сложно.

– Спасибо, что ты есть.

Я – есть. Каэтана, а что ты сделала?

– Ничего. А что?

– На тебе… воля богов.

– Чего?

– Ты взяла на себя обязательство перед богами. И получила чье-то благословение.

– Чье?

– Не Даннары, ее бы я узнала. Может, и Сантора. Это его земля.

Я только головой замотала:

– Виола… я ничего такого… я не…

Драконий нос ткнулся в мою руку.

– Что у тебя тут?

– Так… о сучок оцарапалась.

– Правда? Размотай повязку.

– А поводья как держать? – Рана последние полчаса чесалась вовсе уж невыносимо, я едва удерживалась, чтобы не поскрести ее. В чем таком был кинжал у Эдгардо? Он им горький перец резал, что ли? Зараза! Мог бы хоть помыть!

– Молча. Размотай.

Я сверкнула глазами, но Виола могла быть еще более упертой, чем я.

Повязку пришлось размотать, и только тут я поняла, что боги все же дали знак. Вполне себе отчетливый.

Раны у меня на ладони не было. Вместо этого на ладони был уже заживший и даже побелевший шрам. В форме секиры.

– Сантор, – побелевшими губами прошептал Эдгардо. Взлетали мы молча.

* * *

– Виола, а потом это пропадет?

– Благословение бога не уходит просто так. Я не знаю, как это будет, но уверена, что ОН даст тебе возможность сдержать свое слово. Кто-то на этой земле сильно его прогневал.

В этом я даже не сомневалась.

Есть мразь, которую и боги не выдержат. И не надо говорить, что все в воле Его. Или Их.

Человеку дается свобода выбора, а мразью он становится сам. Тот же доктор Менгеле. И тот же Феликс Войно-Ясенецкий. Не счесть погубленных первым и спасенных вторым.

Один стал чудовищем, второй остался человеком. И это История, которую не стоит забывать.

– А если я не справлюсь?

– Справишься. Но даже если и нет… Боги уже поняли и оценили. Они видят в сердцах, и намерение для них равносильно действию.

Я кивнула. Виола не могла меня видеть, но я поняла. И в любом случае я буду действовать. Такая нечисть не должна поганить собой мир. И точка!

* * *

Второе пепелище оказалось там, где мы и рассчитывали. На этот раз мы шли все вместе – девушки не могли поверить, что ТАК – можно! Просто не могли осознать эти вещи. И решили посмотреть на все своими глазами.

И снова…

Обожженная земля. Следы химер, колышки в земле. Деревянные, в одном даже застряло волоконце веревки.

Каким-то чудом уцепилось, химера ее не переварила и не растворила.

Кто бы это ни придумал, он делал правильно. Никто сюда не должен был прийти, люди не любят такие места. А спустя какое-то время все рассыплется прахом. Деревянные колышки, в земле… да кто их тут найдет через пару лет? Все сгниет, все исчезнет. Тут влажность достаточно высокая, а дерево взяли явно не выдержанное, самое простое, может, уже тут колышков и напилили, а что?

Колышек с волоконцем веревки мы тоже взяли с собой. Улика…

На этот раз подавленными выглядели все.

– Каэтана, страшно даже подумать о таком. А ведь кто-то это сделал, – озвучила за всех Кайа.

Я молча кивнула.

Придумал. Сделал. Догадался и осознал, как и что. Вам страшно? Вот и мне страшно…

– Как вы думаете, нам удастся убедить короля?

– Допустим, – отозвалась я Марисе. – Это как раз несложно, а вот что потом-то делать?

Тут уже замолчали все. А правда – что?

– Ну… найти того, кто это сделал.

Я только головой покачала:

– Подруга, ты еще не поняла? Это его высочество Баязет, собственной гнусной персоной. И его уши торчат из этого дела. Спорим?

– Каэтана, ты серьезно?

– Да более чем. А кто еще может обладать такой властью? Кому это может быть выгодно? Кто сейчас пользуется всеми благами наследника и мостит задницу на трон?

Мариса прикусила губу.

– Каэтана, но… он ведь не чудовище!

Я криво улыбнулась.

Не чудовище. Милая моя, да увидела б ты доктора Менгеле – в жизни бы не поверила, что этот милый, воспитанный и образованный человек – давно уже монстр и чудовище, которому маньяки бы завидовали.

Джек-Потрошитель? Да сопля он рядом с Менгеле. Тьфу, ничтожество. И до сотни счет не довел…

– Мариса, а он должен на публике жрать человеческое мясо? Или как это должно выражаться?

– Ну… не знаю.

– Вот и я не знаю. Только в какой-то момент человек переступает черту. И становится… я даже не знаю, как назвать такое существо. Хуже бешеной собаки, хуже чумной крысы. Намного хуже. А внешне все великолепно. Улыбка, манеры, мундир… может, еще и семья. И любить он будет свою семью, и детей на руках носить, и жене дарить цветочки. И вот так, хладнокровно, скармливать химерам несчастных людей. Представляешь?

– Нет. Не представляю, – честно сказала Мариса.

– А я представляю. И хочу, чтобы больше такого не случалось.

– И как ты это сделаешь? – поинтересовался Эдгардо. – Ну так… ради интереса?

– Убью того, кто так поступил, самой мучительной смертью из возможных. И сделаю так, чтобы об этом узнал весь мир. И последователей таких тварей тоже буду уничтожать. И это будет правильно и хорошо, – жестко ответила я. – Чтобы каждый фашист знал – ему не будет пощады.

– Фашист? Кто это?

– Это неважно. Но такая тварь – не человек.

– Фа-шист. Тоже… название. Ты права, Каэтана, такое – не человек, и у драконов к нему тоже будет счет.

– Я и не сомневалась.

А если и люди за дело возьмутся, и драконы…

Некоторые явления надо изводить. Вот и изведем. Под корень.

* * *

– Что там такое?!

– Не знаю. – Я приглядывалась к пятну. Вроде бы что-то двинулось рядом с ним?

Бред! Сюда ни одно живое существо еще год не подойдет. Химеры у живых вызывают какое-то инстинктивное отвращение. До крика, до омерзения. От одного их запаха удерет даже лев.

Но пятно явно живое, оно движется…

– Человек, – подала голос Виола. – Поймать?

– Можешь?

– Могу.

Виола как-то по-особенному прижала крылья – и спикировала вниз.

Так ястребы летят на добычу, крылья вверх, лапы с когтями вниз, схватят – и снова вверх! Их этот прием не подводит – и драконов не подвел. Визг огласил окрестности: в когтях Виолы билось что-то мелкое и живое.

– Передай по команде: ищем удобное место и спускаемся, – попросила я.

Виола была согласна.

Драконы не любят ничего таскать в лапах. Это сильно нарушает развесовку. А приземляться таким образом они не любят еще больше. Но выбора не было. Мы дождались, пока все приземлятся, потом Виола опустилась почти к самой земле, отпустила пойманного – и взвилась вверх. И снова – вниз. Если она приземлится, не выпустив человека из лап, она его просто раздавит. Поэтому только так.

Меня как следует тряхануло, но вестибулярный аппарат в очередной раз не подвел. И я сползла со спины Виолы.

– Ну и кто у нас такой? Кого мы поймали? Ой, епт-компот!

Поймали! Пацана лет десяти. Отчаянно чумазого, черноволосого и черноглазого, встрепанного и зареванного. Зато с кинжалом на поясе. Санторинец во всей красе.

Озирался он так, что становилось ясно – мечтает укусить и сбежать. Но куда уж тут, через два кольца из людей и драконов?

– Ты кто такой? – рыкнул Эдгардо.

– Твое какое дело? – не менее строптиво огрызнулся мальчишка.

– Такое! Говори, а то за уши оттаскаю!

Санторинец и сказал. То, что и я сказала бы на его месте.

Я бы подумала насчет ушей, но в дело вмешалась Флоренсия. Опустилась рядом с мальчишкой на колени, сняла с себя капюшон и балаклаву, улыбнулась и погладила мальчика по черным волосам, а потом ласково, но твердо притянула к себе.

Пацан и не сопротивлялся. Как всякий санторинец, женщину он опасной не считал. А зря.

– Малыш, бедный, что же ты пережил!

Это оказалось спусковым крючком. Может, побои мальчишка бы и перетерпел, стиснув зубы и ругая нас последними словами, но сочувствие?

Мальчишка разревелся так, что я только рукой махнула. Тут соплей – на два озера и три часа.

– Устраиваем привал?

– Отличная идея, – согласился со мной Эдгардо. – Девочки, вперед!

Долго нас уговаривать не пришлось, мы зашустрили, и скоро драконы были отпущены порыбачить, а мы развели костер, поставили варить кашу…

И только Флоренсия занималась парнишкой.

Утешала его, вытирала нос, потом угостила леденцом – откуда только взяла?

Все-таки с детьми надо уметь обращаться. Я вот так не умею, а она может. И это хорошо, лучше, чем подзатыльники.

* * *

– Али… меня зовут Али…

Мы сидели у костра и слушали нехитрую историю парнишки. Я скрипела зубами.

Замечательно!

Права детей? Какие права? Вы вообще о чем? Сказано – работать подручным у палача, и парнишка стал работать. Сказано делать – и парнишка делает. А что ему даже десяти лет нет, что он это всей душой ненавидит, что участие в пытках и казнях взрослому-то душу покалечит, не то что ребенку…

Слов у меня нет. И зла не хватает!

А на то, что он рассказал, и вообще…

– Все-таки Баязет, – подвела итог Мариса. И печально вздохнула. Первая влюбленность, она такая, незабываемая…

– И что мы теперь будем с этим делать? – конкретнее мыслила я.

– Полетим обратно в академию, – удивился Эдгардо.

– А парнишка?

– Берем с собой. Не оставлять же его здесь?

– Вот еще не хватало! – рыкнула Флоренсия, которая с ним и возилась все это время. Кормила, успокаивала, усадила рядом с собой… – Конечно, он летит с нами!

Я подумала, что это не страшно. Драконы и не таких утаскивают, мальчишка их не сильно обременит. Надо его только одеть потеплее. Скинемся, от кого свитер, от кого куртка… не страшно. Даже если чуточку великовато будет.

– Нам бы еще доказательства, – вздохнула Ярина. – Может, слетать к этому дяде-палачу?

– Ты его дома-то не найдешь, – отмахнулась я. – Наверняка на время этих акций они все жили в одном месте. Так, Али?

– Мы приезжали домой, но редко, – согласился мальчишка.

– А еще палач, обученный своему ремеслу, – это не котенок. Может, мы его и поймаем, и довезем, но кого-то из нас он точно прикончит. Не постесняется.

Довод оказался логичным, Эдгардо меня поддержал, и авантюризм отдельных личностей задавили коллективом.

Палача ей поймать!

Нашла хомячка, епт-компот!

Итак, у нас есть живой свидетель, у нас есть доказательства преступления, осталось решить, что со всем этим делать. И что-то мне подсказывает, что нам легко не будет.

* * *

Обратная дорога показалась втрое короче. И вот уже академия, и вот уже мы приземляемся почти рядом с Пещерами.

Я едва сползла с дракона. Ноги не держали.

– Виола, можно к тебе?

– Конечно. Отдохните, потом пойдете домой.

– Спасибо.

Сил действительно не было. Поесть бы и отоспаться.

– Я схожу к ректору, – решил Эдгардо. – Расскажу, что случилось… мальчишку возьму с собой.

– Даже не мечтай! – ощетинилась на него Флоренсия.

– А ты его куда? К себе в общежитие? – Эдгардо так сверкнул в ответ глазами, что я даже залюбовалась. Все же есть у парня стержень.

– А хоть бы и так! К моим родителям поедет, вот! Они не откажут! Али, ты не против?

Мальчишка явно был не против. К Флоренсии он просто лип, как смола, и не будь они из разных стран – я бы сказала, что родственники.

– Сначала все равно придется съездить в столицу, – огорчила я всех. – Думаю, его величество будет рад поговорить со свидетелями трагедии.

В королевскую радость никто не верил. А вот что поговорить захотят, это однозначно. Так что все разошлись по пещерам, а Эдгардо отправился на доклад.

Я подкатилась под бок Виоле.

Спать, спать, спа-а-а-а-ать!

И голову отгрызть тому, кто меня потревожит.

* * *

Когда я проснулась, по ощущениям было уже светло. Очень хотелось найти укромный уголок и подумать там о жизни. Но – рядом сидел эс Хавьер.

– Эс…

– Каэтана, мы вроде бы договорились быть друзьями? Не отталкивай меня, пожалуйста.

Я засопела.

Вот ведь эти мужчины! Находят время, когда женщинам ужасно нужно по важным делам.

Впрочем, Хавьер себя тут же реабилитировал, приподняв с пола плащ.

– Приглашаю тебя в гости на кофе. Там и поговорим.

Я и сомневаться не стала.

– Хорошо, идем. А где остальные подруги?

– Кто где. Марису уже забрал Орландо, Олинда, Фатима и Севилла вернулись в общежитие, Флоренсии и малышу предложили пока дом раэна Риоса, остальные еще спят, Эдгардо дождется их и проводит в комнаты.

– Отлично, – обрадовалась я. И отправилась навстречу горячей ванне, кофе и прочим важным делам.

* * *

Неприятную тему поднял Хавьер за утренним кофе. Когда я искупалась, наелась до отвала блинчиков с разными начинками и попивала крепкий напиток, по густоте сравнимый с гуталином, из крохотной чашечки.

Зато как бодрит! Просто летать охота. Без дракона.

– Каэтана, ты прости меня за эту глупость. Пожалуйста. Давай по-прежнему будем друзьями? Обещаю не досаждать тебе своими чувствами.

– Слово? – сощурилась я.

– Слово.

На таких условиях я была согласна.

– Хорошо, Хавьер. Пойми меня правильно, ты чудесный мужчина, просто я ни к чему такому не готова. Может, и готова никогда не буду.

– Каэтана, я просто хочу быть твоим другом. А остальное в воле богов.

– Богов… – Шрам на ладони был виден совершенно отчетливо. Но делиться такой информацией я не спешила. – Эдгардо что-то рассказывал?

– Нет. Он сказал, что все подтвердилось, а остальное ты поняла лучше. И лучше спрашивать у тебя. Расскажешь?

– Конечно. И Хавьер…

– Да?

– Спасибо за понимание.

– Каэтана, мне не пятнадцать лет. И слово «нет» я понимаю.

Я улыбнулась.

Приятно, когда не потеряешь друга из-за глупостей. Очень приятно.

– Когда соберем совет?

– Я сейчас схожу к Орландо. Хотя вряд ли он будет мне благодарен.

Я улыбнулась.

– Ничего. Мариса как раз отдохнет, а он послушает о всяких гадостях.

– Приятного нет ничего?

Я покачала головой.

Какое там – приятного? Одни проблемы в перспективе.

– Сходи. А я пока доберусь до своей комнаты, переоденусь и вернусь.

– Хорошо.

* * *

– Раэн Мора?

Записка была короткой и полностью деловой.

«Эсса Кордова!

Умоляю какможно скорее встретиться со мной по неотложному делу Я жду на постоялом дворе “Три селедки”. Это касается налогов и договоров.

Раэн Мора».

Я и сомневаться не стала.

Черканула на записке: «Вечером буду» – и попросила раэшу Онию передать ее обратно. Это нужно. Деньги – это независимость, а я хочу быть свободной и независимой. А что могло случиться, раэн Мора мне расскажет.

А пока…

* * *

Военный совет собрался почти в том же составе.

Добавились только Флоранс и Али. Мальчишка цеплялся за спасительницу, как за старшую сестру, и я решила, что так проще.

А какая разница?

Шила в мешке не утаишь, все равно все выплывет наружу. Зато мальчишка будет спокойнее и расскажет больше. Конечно, на совете были мужчины и старше, и опытнее меня. Но начала я. Я ввязалась в эту историю, я вывела закономерности, мне и расхлебывать. И рассказывать остальным, как лучше это сделать.

– Судя по тому, что я увидела в Санторине, кто-то действительно научился пользоваться энергией смерти и боли, приманивая на нее химер, как муж на… это самое.

Я рассказала о мысе Альбатросов, рассказала о находке Фатимы – оказалось, что подруга уже показала ее ректору и Орландо был в курсе.

– Вы действительно нашли нечто важное, Каэтана. Это большой рубин, так называемой «голубиной крови», очень дорогое удовольствие. Такое в Санторине доступно очень немногим.

– Тору? Принцам?

– Да. Я не знаю, кто именно погиб там, но это был кто-то знатный. И это лишний раз подтверждает правоту вашей теории. Химеры ни за кем гоняться не станут, а если стали, то…

– То их натравили, – согласилась я.

Эс Перез слушал, хватаясь за голову. Раэн Ледесма – тоже.

– Есть ли пределы мерзости человеческой?

– Пока не установлено, – честно ответила я. И продолжила дальше. О тех выжженных пятнах, которые мы видели, о вколоченных в землю колышках, к которым явно привязывали пленных, о жертвоприношениях…

О последнем вообще расспросили Али.

Итог был прост и печален.

– Надо рассказать его величеству, – подвел черту эс Чавез. – Мы выезжаем завтра после обеда. Вылетаем.

– Вылетаем? – прищурилась я на него. Драконы сильно протестовали против переноса кого-то в когтях. Что-то поменялось?

– При определенных условиях драконы, не имеющие пары, могут кого-то перенести, – разъяснил мне Хавьер. – Я поговорю со Свартом.

– И чего это будет стоить?

– Моей головной боли, – вздохнул эс Хавьер. – Ты просто не представляешь, насколько капризны эти драконы.

Я подумала пару минут.

– Я поговорю с драконицей. Алимара, кажется…

– Алимара, да. Одна из самых старых дракониц.

– Вот. Может, она согласится?

Хавьер пожал плечами, но спорить не стал.

– Попробуй.

– Попробую.

Промолчала я вот еще о чем.

Мне надо поговорить с Алимарой еще и о том, что мы накопали в Санторине.

Это касается не только людей. Это касается еще и драконов. Их и так мало, а из-за сволочи Баязета они гибнут. Они явно должны это знать.

* * *

Перевезти эса Чавеза Алимара согласилась быстро. Поломалась «для приличия» с полчасика – и разрешила приходить со сбруей.

А вот Баязет ее разозлил.

И его поступок тоже.