Текст книги "Назови меня полным именем"

И баба Поля всегда говорила, что совсем никчемных людей не должно быть на белом свете, ведь они – прямое оскорбление Всевышнему, подарившему человеку жизнь.

Баба Поля по-детски верила, что зачатие младенца еще большая тайна, чем принято думать. Это как зарождение отдельной Вселенной. А яйцеклетка со сперматозоидом – жалкие клочки человеческой плоти, мгновенно распадающейся, не вдохни Господь в эту хрупкую конструкцию искорку души в момент зачатия.

Именно искорку от собственного неугасимого пламени дарит ОН, и именно она дает людям право гордиться тем, что созданы они по образу и подобию Божьему.

Жаль, не каждая искра рождала пламя. Пороки, из которых баба Поля считала главными леность, равнодушие и неумение, нежелание любить ближнего, надежно перекрывали кислород огню, убивали душу вернее, чем смерть, ибо она – лишь начало пути.

Таисия невольно поежилась. Ей всегда становилось не по себе, когда она вспоминала неспешные, тягучие речи нянюшки, – собственное несовершенство смущало и тяготило.

Таисия сердилась и на себя, и на бабу Полю с ее сложными, несовременными взглядами на все на свете, но забыть наставлений няни не могла.

Баба Поля не хотела существовать легко и бездумно, как принято в наши дни. Наивная, она не сомневалась: задача человеческая – всю жизнь работать над собой и этим хоть немного приблизиться к Создателю, оправдав Его чаяния.

Она считала: ровный сильный огонь негасим. Всевышний с надеждой ждет возмужавших детей Своих в следующей ипостаси, ставит перед ними все более сложные задачи и не лишает свободы воли – собственного дара. И горько сетует на неразумных чад, теряющих с плотской смертью ВСЕ, ибо крохотная искорка, так и не ставшая пламенем, либо гаснет, либо вновь дарится кому-то при новом рождении.

Таисия не знала, верит ли предложенной бабой Полей модели мира. Порой ей казалась симпатичной мысль о том, что смерть списывает все, а значит, живи как живется, бери все, что берется, до чего дотягиваются руки.

Баба Поля сказала бы – «потные ручонки».

В знак презрения.

Таисия не хотела бы услышать о себе из уст нянюшки, останься она живой, – «тело». Обычное тело, и точка.

Так баба Поля именовала людей без… огня. Простейших. Как амебы. Не умеющих мыслить, живущих от зарплаты к зарплате или от покупки яхты до покупки особняка. Равнодушных к ближнему. Пустых людей с пустыми глазами. Людей, души которых придавлены смрадными желаниями.

Баба Поля пыталась достучаться и до таких. Как умела. И не было счастливее человека, если удавалось.

Таисия так не могла. И не хотела, если честно. Ей комфортнее жилось в мире книг, там почти нет ТЕЛ, зато настоящих героев хватает.

Элька Эмих чем-то походила на книжных див. Жизнь в ней била ключом, про Эльку и баба Поля не сказала бы – «тело».

Таисия обязательно познакомит Федора Федоровича с Элькой.

Только нужно решить – как именно. Если Федор Федорович догадается о «сводничестве»…

О-о-о, нет!!!

* * *

Элька с насмешливым ожиданием смотрела на дверь: вот уже полчаса за ней кто-то топтался, не решаясь войти. Приоткрывал ее осторожно и тут же испуганно захлопывал. И шарахался в сторону, когда к приемной подходил посторонний.

Мысль о поклонниках Элька отмела сразу же – слишком легким был топоток неизвестного, сбегающего от очередного посетителя.

Ребенок за дверью тоже исключался, его в офис не пропустила бы охрана, тут не место детям, люди работают.

Итак, женщина. Или мужичок весом с перо. Правда, таких среди сотрудников фирмы, кажется, не было.

Конечно, проще выйти и посмотреть на неизвестного, но… так неинтересно. А вот самой угадать, кто это и, главное, к кому и зачем пожаловал…

Вариант первый и самый вероятный – к шефу. Он мог дать кому-то поручение, оно бездарно провалено, и несчастный сотрудник – сотрудница! – теперь не в силах об этом доложить.

Минус этой версии – шеф на ее памяти САМ поручений сотрудникам не раздавал, только через менеджеров среднего звена. А их-то Элька отлично знала всех, поголовно, робких среди них нет, робкий менеджер… ха!

С другой стороны, все когда-нибудь случается впервые. Начальника отдела могло не оказаться на месте, и шеф лично… почему нет?

Вариант второй – тоже к шефу. Только не по работе, а… влюбленная! Наивная простушка, решившая наконец объясниться. Теперь она набирается за дверью смелости – вот сейчас, сейчас…

Тяжелая входная дверь в очередной раз захлопнулась, Элька раздраженно сдвинула брови: сколько можно?! Ведь никакого терпения не хватит, так и хочется втащить трусишку в приемную – пусть за шиворот! – и потребовать объяснений.

Она тяжело вздохнула и продолжила изыскания: допустим, эта робкая особь – дамочка или мужичок с ноготок – лично к ней. Допустим, по работе…

Глупости! Если по работе, давно бы зашли, она, Элька, не монстр, у нее со всеми в фирме прекрасные отношения. Она еще никому не отказывала в помощи. Даже подсказывала, как правильно написать заявление на внеочередной отпуск по семейным обстоятельствам или на ссуду.

Если по личным…

Ерунда получается! Какие личные отношения могут связывать Эльку с неизвестным за дверью?!

Выходит, к шефу.

Ну и прекрасно.

Сейчас она выяснит, кто это так изобретательно мотает ей нервы с утра пораньше, никакая работа в голову не лезет.

Элька осторожно заглянула в кабинет к шефу и удовлетворенно хмыкнула: Вячеслав Юрьевич ее небольшим разборкам в приемной не помешает. Сидит за компьютером и, насколько Элька поняла, прилежно отвечает на запрос своего партнера из Финляндии, это надолго.

Тяжелые створки – кстати, прекрасная звукоизоляция! – надежно отрезали Эльку от шефа.

Надо сказать, Эльвира Эмих решения всегда принимала быстро и следовала им незамедлительно, не в ее привычках комплексовать или мучительно размышлять – а стоит ли…

Она стояла у входа как кошка, поджидающая у норы мышь, терпеливо и неподвижно. Едва полотно двери дрогнуло, Элька распахнула ее настежь и втянула в приемную ошеломленного посетителя. Вернее, посетительницу.

Потом мгновенно закрыла дверь на ключ. Привычно нажала на кнопку пульта, включая табло «не беспокоить». И возмущенно прошипела:

– Н-ну-с, слушаю вас!

Элька только сейчас рассмотрела, кого так бесцеремонно заволокла в приемную, и фыркнула от досады: вот не повезло, ничего интересного. Всего-навсего сопливая девчонка, только-только из университета. Кажется, она сидит среди экономистов. Не видно ее, не слышно, вечно глаза прячет, а уж шляпы на этой чудачке…

Наверняка вариант номер два – несчастная любовь. Сто процентов – несчастная, ведь шеф на такое чучелко никакого внимания не обратит, тут к гадалке ходить незачем. Он и на нее-то, на Эльку, посматривал с сочувственной усмешкой, а уж как она старалась понравиться, узнав, что Вячеслав Юрьевич не женат…

Уже не женат.

Он развелся года два назад, застал любимую жену в постели со своим шофером, ситуация прямо из дурного анекдота. Элька раньше думала – подобное лишь в фильмах случается, ведь только круглая идиотка могла загулять от ТАКОГО мужа.

Выходит, не только в фильмах.

Неужели эта кнопка всерьез надеется захомутать шефа?!

Это смешно!

Или грустно?

Элька легонько встряхнула пленницу и ядовито поинтересовалась:

– Несчастная любовь, детка?

Девчонка перестала дрожать. Подняла голову —

Элька удивленно отметила акварельную прозрачность треугольного личика, огромные глаза показались ей слишком светлыми, необычными, какими-то искристо-льдистыми – и изумленно шепнула:

– У кого?

– Не у меня же!

Девчонка моргнула – белесые ресницы, жесткие и совершенно прямые, ничуть не женственные.

– А у кого тогда?

– Я думала – у тебя.

– Вот уж нет!

– Шляпу сними, – неожиданно грубо приказала Элька, странная посетительница чем-то раздражала.

– И не подумаю! – Девчонка строптиво мотнула головой. – Я не мужчина – снимать головной убор в помещениях!

Элька невольно рассмеялась. Посетительница вызывающе задрала острый подбородок, тонкая шейка в широком вороте мужской серой рубашки смотрелась жалко.

– Значит, ты не влюблена, – холодно резюмировала Элька.

– Точно.

– Чего тогда под дверью столько толклась?

– Н-ну… – Девчонка смущенно зарделась и опустила голову, теперь Элька видела только поля льняной шляпы.

– По делу, что ли, к шефу?

– Не-а…

– Как – нет?! – Элька едва не задохнулась от возмущения: а она-то напридумывала…

– Я… не к шефу, – еле слышно выдохнула девчонка и по-детски шаркнула ножкой.

– А к кому?

– К тебе. К вам то есть.

– Ко мне?!

– Да.

Элька постояла с открытым ртом, пытаясь прикинуть, что у нее может оказаться общего с посетительницей. В голову ничего не приходило, дикие идеи бежали прочь, опережая разумные объяснения.

Элька стиснула зубы и приглашающе указала рукой на глубокое кожаное кресло. Подтолкнула к нему застывшую гостью и сипло выдохнула:

– Ну и какое у тебя ко мне дело?

– Да так, мелочи, – пробормотала странная девчонка, опуская голову еще ниже. – Нужно, чтобы ты срочненько влюбилась в одного типа, а еще лучше – чтобы он в тебя влюбился… – Она бросила быстрый взгляд на остолбеневшую Эльку и торопливо добавила: – Мой Федор Федорович – очень, ну просто очень классный тип!

* * *

В конце рабочего дня Таисия вдруг вспомнила, что давно не была в парке. Месяца два, кажется, а то и три. Совершенно вылетело из головы, когда ездила туда в последний раз – то ли в конце зимы, то ли в середине весны. А сейчас июнь на исходе.

Таисия любила ездить в старый парк. Почему-то именно там ей казалось, что смерти вовсе нет. Заветная нянюшкина поляна – баба Поля иногда называла ее «местом силы» – словно сохранила в себе что-то от частых няниных наездов. Таисия особенно остро ощущала там ее присутствие. Стоило закрыть глаза и… вот она, баба Поля, только руку протяни.

Нет, конечно, Таисия прекрасно понимала, что няня умерла и никак не могла быть рядом по-настоящему. Она же не сумасшедшая, что бы там ни говорил в сердцах Федор Федорович!

Просто они с бабой Полей так часто бывали вместе в этом парке, так много там говорили, так весело смеялись над школьными историями и так сильно горевали после смерти родителей…

И помнила об этом не только Таисия, парк тоже помнил, девушка ничуть не сомневалась.

Нехорошо, что она забыла о нем. Забыла о нянюшкиной поляне и хоженых-перехоженых дорожках. Это почти… предательство.

Таисия посмотрела на фотографию бабы Поли и серьезно сказала:

– Сегодня же съезжу.

Глаза нянюшки вдруг показались озабоченными. Таисия пожала печами, не понимая, в чем дело.

– Честно, съезжу. Вот прямо сейчас, после работы, – легко уточнила она.

Воздух в комнате будто сгустился. Тишина показалась странно гулкой, неприятной. Таисия невольно поежилась, откуда-то она знала – няню волновало что-то другое, угадать бы – что именно.

Девушке вдруг стало не по себе: бабы Поли давно нет, но ведь как-то она дает понять, что ей нравится или не нравится. Как сейчас, например.

Впрочем, а что происходит сейчас?

Ничего особенного!

Вечно она высматривает необычное в обыденном, не хочет расстаться с иллюзиями. До сих пор, как дитя малое, тоскует по бабе Поле, вот и… видит лишь то, что хочет видеть, слышит лишь то, что хочет слышать.

Словно страус, прячет голову в песок! И правда, вдруг откроет глаза и осмотрится, и что тогда? Обнаружит себя в пустыне, пусть вокруг полно людей? Где-то Таисия читала – нет более полного одиночества, чем в толпе равнодушных.

А может, Федор Федорович прав – у нее, у Таисии, проблемы с головой? Она неадекватна. У нее шизофрения или еще что… ну, когда выдумка мешается с реальностью и человек не в состоянии отделить одно от другого.

Не хотелось бы!

Таисия грустно усмехнулась: впрочем, кому вредят ее фантазии?

– Тебе Элька не понравилась? – Таисия упрямо сдвинула брови. – Но, честное слово, она вполне…

По снимку скользнула тень, баба Поля словно поморщилась.

– Значит, не в Эльке дело, – пробормотала Таисия. – Тогда в чем? Может, ты не хочешь, чтобы я сегодня ехала в парк?

Взгляд няни снова изменился. Девушка отчетливо поняла – парк ни при чем.

– Что-то должно случиться по дороге с работы? – осторожно спросила Таисия. – Что-то плохое?

Лампа дневного света внезапно мигнула, неприятно потускнела, и Таисия воскликнула:

– Все поняла! Я буду осторожна, вот увидишь. Тонкий матовый цилиндр вновь сиял ровно и надежно. В комнату вошла Валерия Степановна, старший экономист и начальница их маленького отдела. Она укоризненно кивнула на настенные часы:

– Еще не убежала? И зря.

– Да я… сейчас. – Таисия суетливо выключила компьютер.

– Смотри, погода какая чудесная. – Валерия Степановна подбадривающе улыбнулась. – Ты бы, Тася, съездила на пляж, что ли? Не беги сразу домой, зимой в четырех стенах насидишься…

– Я… в парк!

– Что ж, тоже неплохо, – одобрила Валерия Степановна. – Все лучше, чем сидеть в душных комнатах…

Глава 4
Нянюшкина поляна

Таисия вышла на улицу и невольно зажмурилась: сегодняшнее солнце вдруг показалось особенно ярким. И… недобрым.

Девушка порадовалась, что надела шляпу, – хоть какая-то защита. И тоскливо подумала: «Интересно, другие чувствуют, что нужно прятаться в тень? Вряд ли. Вон сколько народу, и почти все без головных уборов…»

Мимо пробежала стайка девчонок в коротких топиках и таких же коротких юбочках. Они весело что-то обсуждали, звонко смеялись, ели мороженое, и не было им дела до злого солнца.

Таисия застыла посреди тротуара, не обращая внимания на толчки спешащих прохожих. Она не могла отвести взгляда от своих сверстниц – таких беззаботных, таких легких, таких… бездумных.

Вдруг захотелось оказаться одной из них. Пусть вон той, с тонким серебряным браслетом на правом запястье. В красной юбочке и с самыми красивыми глазами – большими, голубыми и младенчески чистыми.

Полная женщина с туго набитыми тяжелыми пакетами так раздраженно толкнула ее, освобождая для себя тротуар, что Таисия едва не упала. И завистливо прошептала:

– Что им солнце…

В кармане брюк завибрировал, забился сотовый, Таисия выудила его, чуть не уронила на асфальт. Звонок оказался от Федора Федоровича, и она с улыбкой пропела в трубку:

– Привет, что звонишь, я только-только вышла с работы…

– Ничего себе только вышла – уже почти семь!

– Не семь, а шесть двадцать пять.

– Какая разница?!

– Большая.

– Я просто округлил.

– Не в ту сторону.

– Мелкая, кончай пререкаться!

– Я и не собиралась, это просто факт. Округлять положено…

– Ну ты и зануда!

– Сам такой.

Федор Федорович промолчал. Таисия с удовольствием слушала раздраженное сопение друга, предвкушая его реакцию на сюрприз. Вначале сейчас, когда услышит об Эльке, потом вечером, если он вообще появится у нее после такого сообщения. А что, может, и обойдется…

– Кончай сопеть в трубку!

– Это я сопю… соплю… о-о-о, елки, это же ты сопишь, как самый настоящий медведь!!!

– Давай-давай, переложи с больной головы на здоровую! Твое любимое занятие, кто бы сомневался…

– Слушай, что ты ко мне пристал?! – возмутилась Таисия. – Иду себе, никого не трогаю, мечтаю отдохнуть после работы…

– Честно?

– Само собой.

– Умничка, – довольно прогудел Федор Федорович. – А я с твоей болтовней совершенно забыл, зачем позвонил…

– МОЕЙ болтовней?! – Таисия в сердцах пнула попавшуюся под ноги пустую банку из-под пива. – Да я…

– Вот-вот, слова не даешь сказать, – гулко хохотнул Федор Федорович. – Все «я» да «я»…

Таисия стиснула зубы, но заставила себя промолчать: все равно Федора Федоровича не переспорить. Еще не было случая, когда за ней оставалось последнее слово.

– Вот и чудненько, – одобрил ее молчание Федор Федорович.

Таисия будто наяву увидела его ехидную улыбку и сжала телефон так сильно, что заныли пальцы. Как не раздавила, непонятно.

– Ведь что звоню…

– Я вся внимание, – холодно процедила Таисия.

– Не перебивай, сам собьюсь, ну вот, мысль потерял…

– А она у тебя была?

– О-о, начнем сначала?

– Нет, извини. Ты собирался сказать, зачем позвонил…

– Ах да! Я просто хотел напомнить, что вечером зайду. Планы не изменились, мы по-прежнему штурмуем бары-рестораны, отрываемся, короче, по полной, так что настраивайся заранее…

– …

– Эй, ты меня слышишь?

– К сожалению.

– Тогда подыщи что-нибудь понаряднее вчерашних драных джинсов и линялой тряпки, которую ты важно обозвала «блузоном»!

– Обязательно, – угрюмо пообещала Таисия.

– Может, заскочить в магазин и что-нибудь купить тебе? На выход? Размеры я твои знаю…

– Нет!!!

– Не доверяешь?

– С чего ты взял? Просто…

– Ну что «просто»?

– Просто… – И Таисия, зажмурившись, выпалила: – Просто я не могу с тобой никуда пойти!

– Что? Я, кажется, не расслышал, какие-то шумы, понимаешь ли, в трубке…

– Все ты расслышал, – хмуро огрызнулась Таисия. – Я сказала – никуда не могу с тобой пойти. Сегодня. Ничего страшного, можно ведь и в другой день, большой разницы не вижу…

Федор Федорович по-прежнему молчал. Таисия широко улыбнулась собственному отражению в витрине: кажется, раунд за ней.

Девушка брезгливо отпрянула: пьяного парня с дурным, плывущим взглядом шатнуло прямо на нее.

Сзади кто-то сдавленно охнул, Таисия только сейчас поняла, что налетела спиной вовсе не на стену.

– Извините, пожалуйста, – виновато пробормотала она, оборачиваясь.

И звонко чихнула, уткнувшись носом в чужую рубашку: от незнакомца почему-то остро пахло сосной, причем крымской. Баба Поля обожала этот запах, она вообще любила Крым. Не центральный, не Ялту даже, а Керченский полуостров с его иссушенными зноем степными просторами и неглубокими теплыми заливами.

– Куда ж я денусь, барышня…

– Что?..

– Извиню, конечно.

Широкие поля шляпы мешали видеть, незнакомец оказался слишком высок. Таисия могла рассмотреть лишь светло-бежевую хорошо отглаженную рубашку, пришлось поднять голову.

Таисия удивленно моргнула: вдруг показалось, что она уже встречала где-то этого человека. Видела худое смуглое лицо и серьезные, даже хмурые глаза, длинные, будто срезанные снизу, совсем не русские.

– Э-э-э… – Таисия стремительно краснела, не представляя, что сказать.

– Не понял, но внимательно слушаю. – Губы мужчины дрогнули, но смотрел он по-прежнему серьезно.

– От вас… крымской сосной пахнет.

– Что?.. – В глазах незнакомца что-то изменилось, и Таисия с изумлением отметила – они вовсе не темные, а светло-карие, даже скорее желтые. И золотых крапинок в радужках становилось все больше…

– Я… просто извинилась. – Таисия быстро опустила голову, чтобы не видеть этих странных тигриных глаз.

– Ясно. – Голос незнакомца прозвучал мягко.

– Мне… пора, – глупо пролепетала Таисия, поспешно отступая к пешеходной дорожке.

– Да, конечно.

– До свидания, – пискнула она и почти побежала прочь.

Удалялась и спиной чувствовала взгляд незнакомца, внимательный и почему-то удивленный.

Лишь на другой стороне улицы Таисия вспомнила про телефон. Осторожно поднесла его к уху и услышала:

– Ну и что опять случилось?!

– Н-ничего.

– Как же – ничего! А перед кем ты только что извинялась?

– Да… так. Налетела на кого-то. Нечаянно. Задумалась и…

– Задумалась она! Сколько говорил – на улице будь внимательнее! И дорогу переходи… кстати, ты сейчас где?

– На тротуаре, честное слово. И я – по пешеходному переходу…

– Ладно, верю, – проворчал Федор Федорович.

Он молчал, и Таисия молчала. Она почти бежала к автобусной остановке, физически чувствуя, как отдаляется от смуглого незнакомца, как истончается, тает тонкая нить, вдруг связавшая их.

Почему – непонятно.

Никогда с ней такого не было.

И потом, разве бывают у людей ТАКИЕ глаза?!

Таисия вздрогнула от неожиданности, снова услышав голос Федора Федоровича:

– К девяти соберешься?

– Что?

– К девяти, говорю, будешь готова? Или лучше заехать за тобой в половине десятого?

Таисия с трудом поняла, о чем речь. И рассеянно пробормотала:

– Я разве не сказала, что не смогу сегодня? Видишь ли…

– Стоп, Мелкая, так не пойдет, – раздраженно прикрикнул на нее Федор Федорович. – Договор дороже денег, к тому же я и столик заказал, причем на определенное время…

– Но у меня вечером гостья!

– У тебя… что у тебя?!

– Гостья. Самая настоящая.

Федор Федорович раскашлялся. Таисия, уловив его изумление, сердито добавила:

– Если хочешь знать, это моя подруга! Новая.

– Кха-кха… Будто у тебя старые… кха… были… кха…

– Ну и что? Зато теперь… есть.

Про себя Таисия неуверенно добавила: «Может быть».

* * *

Крошечный телефон мгновенно утонул в одном из брючных карманов. Таисия весело хмыкнула: чуть ли не впервые последнее слово осталось за ней. Правда, она прервала разговор, но ведь Федор Федорович не перезвонил?

Нет, в самом деле, здорово вышло бы, сумей они с Элькой Эмих подружиться. Жаль, сегодняшняя встреча чисто деловая.

Таисия всерьез подозревала, что Элька просто пожалела ее. А может, согласилась из любопытства – посмотреть, что за парня вдруг потребовалось срочно окрутить. Наверняка решила, что в приятелях у Таисии могут быть только такие же… чудаки.

По крайней мере, Элька так обозвала ее при прощании. Долго рассматривала, а потом протянула: «Ну ты и чудачка! Я думала, такие в наше время не существуют, интересно, в каком заповеднике вас сохранили как вид?»

Таисия только плечами пожала, а что она могла ответить? Что никаких странностей за собой не замечала? Что ей, напротив, странными кажутся все остальные, а сама она – вполне нормальна и тривиальна.

Таисия вообще не понимала, почему частенько раздражала посторонних, чего ради на нее обращали внимание. Сама она, например, никого не трогала, ей вполне хватало книг и собственного мира.

Еще маленькой Таисия могла часами смотреть на падающий дождь и на осень за окном, на цветущую сирень и на плывущие облака, на воду, на огонь и на клумбу с поздними астрами, а люди… Они сами по себе, Таисия – сама по себе.

Ну не любит она краситься, и что? Почему она должна себя мучить? Чтобы понравиться неизвестно кому? Почему же парни не красятся, чем она хуже? Другое дело, если б ей нравился сам процесс…

Ксюха, правда, уверена: Таисия – обычная лентяйка. Нет, не обычная – чудовищная!

Сама Ксюха тратила по утрам по меньшей мере час – приводила себя в порядок. Ресницы, глаза, брови, губы, пудра, кремы, румяна, волосы уложить…

Каторга!

Таисия искренне ей сочувствовала – Ксюха и за хлебом ненакрашенной не выбежит. А перед сном еще макияж снять нужно, опять же – время тратить.

Ну предпочитала Таисия одежду удобную и обувь тоже, что плохого?

Она всегда с жалостью смотрела на девчонок, ковыляющих зимой в сапожках на высоких тонких каблучках.

По гололеду!

Или по снежной каше.

Ради чего или кого?!

Насколько удобнее и комфортнее обувь на плоской подошве, разве не так? Почему мужчины могут себе это позволить, а женщины нет?

Таисия сердито фыркнула: когда заходишь в магазины, плакать хочется – выбора никакого, одни каблуки и острые носы. Зато на мужской половине – аккуратная кожаная обувь, мягонькая, удобная, как тапочки, – где справедливость?

Нет, Таисия не феминистка.

Ни в коем случае!

Она прекрасно понимала, что каждый занимает в этом мире определенное место, мужчины одно, женщины другое, еще неизвестно, какое лучше.

Баба Поля считала – женщины счастливее. Во-первых, им легче найти смысл жизни, он в детях, во внуках, в служении близким.

Во-вторых, они эмоциональнее, умеют находить радость в мелочах: ясный день весной ли, зимой ли, осенью ли, полевые цветы на столе или только что распустившаяся роза в палисаднике волнуют их ничуть не меньше, чем успехи в карьере.

В-третьих, если женщину любят и если она САМА влюблена…

Для любящего мужчины весь смысл жизни в ней. Она и подруга, и любимая, и дитя малое, которое хочется оберегать и баловать, без которого немыслима жизнь.

Жаль, что любовь птица редкая, не всякий на нее способен, баба Поля говорила – тут тоже талант нужен. Большинство людей жизнь проживают, так и не узнав, что такое любовь.

Таисия встряхнула головой, прогоняя грустные мысли: она-то, похоже, на любовь не способна. Иначе почему ей никто и никогда всерьез не нравился?

Все знакомые девчонки в школе только о парнях болтали и о любви, а она… над книгами чахла. Как-то интереснее казалась ей та же фантастика, исторические романы, детективы или любовная лирика.

Таисия и сейчас свободное время проводила за чтением, чем несказанно злила Ксюху и Федора Федоровича. Правда, по разным причинам.

Федор Федорович считал, что ей нужно чаще бывать на свежем воздухе и вообще жить в реальном мире, а не в книжном.

Ксюха же, чуть что, кричала: «Слишком умная, да?» Причем больше всего ее раздражало, что Таисия никогда не спорила, а молчаливо со всем соглашалась. Не возражала, но поступала по-своему.

Кажется, Ксюха подозревала, что над ней смеются.

Ксюха ненавидела, когда над ней смеялись!

Как-то зимой – они еще учились в школе, Ксюха была классе во втором – в третьем – она предложила Таисии прыгнуть через костер, его во дворе запалили мальчишки.

Огонь щедро подкармливали старыми досками, бумагой. Сухая древесина трещала, стреляла, во все стороны летели искры. Костер разгорелся так, что даже бесстрашные мальчишки то и дело шарахались от хищных языков пламени.

А Таисия пожала плечами и прыгнула. Практически без разбега, с места. И разочарованно оглянулась на костер: всего-то…

Побелевший от этого зрелища Федор Федорович слов не нашел. Влепил младшей сестре смачную затрещину, Таисии же только бессильно показал кулак.

Ксюха стащила с головы красную вязаную шапку и помассировала затылок. А потом обиженно протянула:

– Надо же, не растаяла…

Вечером Таисия едва ли не впервые в жизни рассматривала себя в зеркале: и правда, похожа на Снегурочку. Только не на новогоднюю девочку – яркую и нарядную, а на… скучное изделие из снега. Глазки-льдинки, светлые реснички, брови, волосы, бледная кожа – все тонко, хрупко, ненадежно…

Понятно, почему маленькая Ксюха надеялась, что она растает. Наверное, малышка ревновала ее к старшему брату.

Таисия не поняла тогда, расстроило ли ее это открытие, она еще не пришла толком в себя после смерти родителей. Но бабу Полю в тот же вечер спросила:

– Я некрасивая?

Старушка отложила в сторону готовый пирожок.

Взялась лепить следующий и буднично сказала:

– Не знаю.

Таисия, уверенная, что ее станут уверять в обратном, растерялась. А баба Поля улыбнулась:

– Ты та, кем себя считаешь.

– Но…

– Просто поверь мне.

– А ты-то, ты! Сама-то как думаешь? У тебя же глаза на месте, нет?!

Баба Поля отряхнула руки от муки и рассмеялась. Легко рассмеялась, от души, она никогда себя не насиловала. Нежно коснулась губами лба девочки и сказала:

– Дурочка, разве я вижу тебя глазами?

– А… чем?

– Сердцем.

Таисия хмуро молчала. Баба Поля задумчиво протянула:

– Близкого человека видишь только сердцем, запомни, Таисия. Чужого – глазами. Тогда в любой красавице найдешь изъян.

«Значит, я некрасива, – рассеянно подумала девочка. – Иначе бы баба Поля не философствовала…»

– Да красива ты, красива, успокойся, – как всегда, угадала ее мысли няня. – Просто ты пока… как нераскрашенная картинка. Знаешь, детские раскраски в книжных магазинах продаются? Там все рисунки сделаны простым карандашом на белом листе…

– Понятно, я – серо-белая, никакая. Ксюха, выходит, права, – еле слышно пробормотала Таисия.

– Что-что? – не расслышала старушка.

– Хочешь сказать, мне краситься нужно? – Таисия невольно поморщилась, вспоминая свои давние, еще детские попытки воспользоваться маминой косметикой. – Ну там тени, тушь для ресниц, губная помада, румяна, то, се…

– Глупости. Просто живи и ни о чем не беспокойся. – Баба Поля снова раскатывала тесто. – Придет время…

– И когда оно придет, твое время?

– Не мое, глупышка, твое. Мое уже не придет.

– Пусть – мое! Скажи – когда?

– Вместе с любовью. Ты полюбишь, тебя полюбят… Вот тогда и станешь красавицей, попомни мои слова. И потом, что красивее: ромашка на лугу, колокольчики, яблоня в цвету или чайная роза? Мне не выбрать.

В памяти почему-то отложился тот давний разговор, чуть ли не слово в слово Таисия его запомнила.

Конечно, она уже не ребенок, понимала: никакая любовь не превратит дурнушку в красавицу. С другой стороны, и баба Поля права – нужно просто жить. Вот она и жила.

* * *

До парка Таисия добралась без приключений. Шла по дорожке к нянюшкиной поляне и жадно вдыхала сладковатый, чуть дурманящий аромат спеющих яблок. Вдруг вспомнились совместные поездки сюда с бабой Полей, и Таисия сердито сморгнула непрошеные слезы: глупо раскисать.

Яблони бесконечными рядами разбегались в стороны, остро пахло свежескошенной травой. По зеленым газонам носились дети, туристы бродили с фотоаппаратами. Вокруг говорили на русском, английском, немецком и других языках, некоторые Таисия лишь смутно угадывала.

Она спустилась чуть ниже, жадно всматриваясь в текущую далеко внизу реку. В ней отражались пологие зеленые холмы, важно плыли редкие облака, небо синело под ногами настолько пронзительно, что кружилась голова.

Сейчас Таисия жалела, что не приезжала сюда так долго и не видела парка весной. Не замирала от восторга у любимой бабой Полей корявой вишни, цветущей всегда необыкновенно щедро. Не выбирала из волос невесомые лепестки.

Таисия неспешно шла по дорожке. Нянюшкина поляна была в трех минутах ходьбы, Таисия сама не заметила, как ускорила шаги.

Она уже почти бежала к дубу. Почему-то именно рядом с этим патриархом в памяти необыкновенно четко всплывали давние посещения парка, все наиболее светлые моменты. Если же зажмуриться и думать о бабе Поле, иногда казалось – они и сейчас вместе. Гуляют себе по своим любимым тропинкам и болтают обо всем на свете.

В эти мгновения девушка как никогда остро понимала, почему баба Поля называла поляну «местом силы». Нигде и никогда ее воспоминания о няне не оборачивались почти реальностью.

Таисия с досадой отметила, что у дерева довольно людно: галдели туристы, кажется, большей частью японцы. Они снимали друг друга на фоне древнего дуба и восхищенно цокали языками, разглядывая глубокие морщины, изрезавшие кору.

Конечно, лучше бы подойти позже. Уже вечер, народ в это время больше тянется из парка, чем в парк. Вот-вот туристы уйдут, в городе полно других достопримечательностей, работа для камер найдется…

Но Таисия не могла ждать, просто не хотела. Она так часто приходила сюда когда-то с бабой Полей, что ей уже сейчас в шелесте листьев чудился певучий нянюшкин говор. И сухая ветка трещала именно под неосторожной нянюшкиной ногой. И короткий смешок за спиной принадлежал только ей…

Таисия вдруг подумала – как давно она не пыталась вспомнить бабу Полю по-настоящему. Говорить с ней говорила, придумывала себе невесть что, лишь бы не чувствовать одиночества, ведь Федор Федорович не в счет, только жалость заставляла его приходить, а баба Поля ее любила… нет, любит!

Таисия как сомнамбула подошла к дубу. С трудом улыбнулась маленькому щуплому японцу и виновато пробормотала: