Текст книги "Пенсне для слепой курицы"

– Глоток кофе мне бы не повредил, – ответила я.

Если честно, меня слегка удручало, что шеф специально отметил мой ум. Явно очко не в мою пользу. В идеале мужчины, конечно, должны особо ценить умных и неординарных женщин. Но я-то понимала, насколько идеал далек от реальной жизни.

На очередной стоянке Горчаков затормозил. Рядом находились бензоколонка, мини-маркет, а также ларек с прохладительными напитками и всякой мелочовкой.

– Купить вам что-нибудь? Шоколадку или орешки?

– Да нет, не стоит, – сказала я, по инерции избегая его взгляда.

– Может быть, разомнем ноги? – предложил он.

Я согласилась и вылезла из машины. Горчаков вытащил из сумки термос и, отвинтив крышечку, наполнил ее кофе. Подал мне и внимательно наблюдал, как я пью.

– А вы? – поинтересовалась я.

– Позже.

Как только я отдала ему опустевшую крышку, шеф тут же налил в нее кофе для себя и стал пить, стараясь попасть губами в след от моей помады. «Или он не брезглив, – подумала я, – или это такая форма заигрывания». Через некоторое время выяснилось, что это было именно заигрывание, потому что Горчаков поставил термос на асфальт и внезапно придвинулся ко мне так близко, что я вынуждена была прижаться спиной к машине.

– Теперь поедем? – пролепетала я, глядя в сторону.

«Тоже мне, соблазнительница! – пронеслось в моей голове. – Именно в такие минуты выясняется, до какой степени ты труслива. А роковые женщины никогда не поджимают хвост». Не знаю, почему я вдруг вспомнила про роковых женщин? Не с моей внешностью играть в такие игры.

Горчаков смотрел на меня, не отрываясь. Если бы он улыбнулся хотя бы уголками губ, все выглядело бы не так серьезно. «Надо просто сыграть роль, разве это так трудно?» – сказала я себе, закрыв глаза и пытаясь сосредоточиться. Стоявший в непосредственной близости Горчаков, вероятно, воспринял это как приглашение к действию и полез целоваться.

Он нравился мне так сильно, что я задрожала, как вспугнутый заяц. Объятия тотчас же сделались теснее. Вместо того чтобы наслаждаться поцелуем, я распереживалась: вдруг в этот момент мимо проезжает Липа и пялится на нас из окна автобуса? Или Альбина отправилась по делам и заметила машину мужа, а рядом с ней его самого, целующегося с какой-то девицей? Сейчас она подкрадется сзади и как завопит!

Я непроизвольно втянула голову в плечи. Горчаков сразу отстранился и заглянул мне в глаза:

– Что, неужели это так отвратительно? – спросил он.

Вероятно, я казалась ему бревном, покрытым инеем.

– Что?

– То, что я делаю?

«Это замечательно, – хотела выкрикнуть я. – Великолепно, потрясающе!..» А вслух сказала:

– Это непорядочно, вас Альбина ждет.

– Вы ничего не знаете. – Горчаков отпустил меня, насупился и, засунув руки в карманы, угрюмо уставился себе под ноги. – Она не является препятствием.

Я горько усмехнулась. Ну, конечно. Жена! Какое же это препятствие? Правда, сознание того, что Горчаков, мой идол, такой же, как все остальные мужчины, ничуточки не остудило мою горячность. Если бы не вмешательство Шлыкова, если бы Горчаков повел себя так же хотя бы месяц назад, я бы не смогла от него оторваться и прямо здесь, на автостраде, призналась ему в любви.

– Ладно, разберемся с этим позже, – сказал он и открыл для меня дверцу машины.

Оставшуюся часть пути мы проехали молча. Липу на дачу привез Крылов, что явилось для меня полной и абсолютной неожиданностью. Человек, который занимался безопасностью фирмы, теперь находился в непосредственной близости от меня. А мне ведь было что скрывать. Шлыков говорил, что Крылов – бывший сотрудник ФСБ. Значит, он умен и хитер и расслабляться при нем нельзя. И на Горчакова отвлекаться не стоит.

Шеф тем временем вовсю смешивал деловое и личное. Сначала мы втроем несколько часов подряд корпели над бумагами. Крылов присутствовал при этом, изображая памятник. Он сидел совершенно неподвижно, чем безумно меня раздражал. Я то и дело поглядывала на него, борясь с искушением протянуть руку и толкнуть его в плечо, чтобы проверить, не свалится ли он замертво.

– Не обращай внимания, – сказала Липа, заметившая мои терзания. – Это он так медитирует.

Мне бы хотелось, чтобы Крылов медитировал где-нибудь в другом месте, подальше от меня, но вслух я этого, конечно, не сказала. Во время обеда выяснилось, что через пару часов Альбина с малышом уезжают в аэропорт, где сядут на самолет и отправятся на Кипр поплескаться в Средиземном море. До отъезда мальчика положили спать. Я не удержалась и, как всегда, стесняясь, пробормотала:

– Кажется, мы не вовремя…

– Да что вы, – обернулась ко мне Альбина. – Не переживайте, все нормально.

Потом она о чем-то заспорила с мужем, и я обратила внимание, что Горчаков сильно раздражен. Он сказал жене что-то резкое, и та сделала ему замечание:

– Держи, пожалуйста, свои эмоции при себе. Вокруг тебя люди.

– Человек не всегда может вести себя так, как предписывают ему условности, – парировал Горчаков, пристально глядя на меня. – Он не волен в своих чувствах.

Альбина удивленно подняла глаза от тарелки и, промокнув губы салфеткой, окинула мужа долгим взглядом. Потом снова принялась за еду. Она была красива и изящна, словно героиня какого-нибудь фильма о жизни миллионеров. Звезда, каждый жест которой вызывает восхищение всей съемочной группы.

Тут слово взяла Липа и умело перевела разговор на совершенно нейтральную тему. Но мне все равно было не по себе, потому что я постоянно чувствовала на себе пристальный взгляд Крылова. Может быть, меня подозревают в саботаже и пригласили сюда только для того, чтобы разоблачить?

Я упустила нить разговора и не представляла себе, о чем только что говорили за столом. Горчаков тем временем обратился ко мне:

– У красивых женщин совершенно особый взгляд на мир, разве не так?

– Не знаю, – пожала плечами я. – Если красота действительно должна спасти мир, меня вряд ли зачислят в команду спасателей.

– Вы себя явно недооцениваете, – многозначительно сказал Горчаков.

Альбина поморщилась и, поглядев на него в упор, произнесла:

– Перестань, Серж. Марина не какая-то там старая дева, которая сохнет без комплиментов.

– А это никакой не комплимент.

– Все равно. Ты перегибаешь палку.

– С каких это пор ты стала меня одергивать?

– С тех самых, как ты решил держать меня за дуру.

Я покраснела.

– Кстати, Мариша, – сказала находчивая Липа, – я наткнулась в «Звездном мире» на большую статью, посвященную твоему мужу. Подумала, что тебе надо обязательно ее отдать. Ты не расплачешься?

Она обернулась и взяла со стула красочный толстый журнал. С глянцевой обложки смотрело улыбающееся лицо Матвея – его лучезарная улыбка, которую он дарил всем, независимо от настроения.

– Вы были замужем за Матвеем Заботиным? – изумленно спросила Альбина и, протянув руку, попросила: – Можно?

Липа отдала ей журнал, и та, раскрыв его на развороте, принялась рассматривать фотографии: Матвей за роялем, Матвей на вручении какой-то музыкальной премии, Матвей в первом ряду партера на концерте, Матвей в окружении знаменитостей. А вот он под руку со мной. Фотография была парадная. Я стояла гордая, одетая, как модель, он смотрел на меня с обожанием. На людях мы всегда изображали счастливую пару. Это было важно для его имиджа.

Горчаков, придвинувшийся к жене, с потемневшим лицом разглядывал снимки.

– Господи, какой молодой и красивый! – не удержалась Альбина. – Так жаль…

Липа наблюдала за реакцией шефа. Крылов тоже. Во время обеда этот тип ожил и даже иногда вставлял замечания в общий разговор.

Возле стола появилась няня, одетая в дорожный костюм.

– Ребенка пора поднимать, – напомнила она.

Оказывается, они ехали на море втроем. Что ж, у Альбины должно быть время на отдых, не обремененный никакими заботами. Муж мог позволить ей не думать о расходах.

Сцену прощания шефа с женой и сыном мы с Липой решили пропустить и отправились на речку.

– Сегодня больше не будем работать, – сказала Липа. Достала из сумки сплошной купальник и пояснила: – Раздельный мне не идет. А этот драпирует жировые складки.

Купальник был черно-белым и блестящим. Когда он намок, Липа стала похожа в нем на дельфина. Плавать она совсем не умела и бороздила речку возле самого берега. Кажется, она просто перебирала руками по дну, как это делают дети, и изо всех сил била ногами по воде. Вокруг нее ходили буруны.

– Ого! – сказал Крылов, внезапно появившийся на откосе. – У вас тут весело.

– Теперь уже нет, – пробормотала я ему в спину, когда он побежал в воду.

Я лениво глядела из-под шляпы, как он доплыл до середины реки, вернулся обратно и стал крутиться вокруг Липы, предлагая курировать ее заплывы в более глубокие места.

– А вы почему не купаетесь? – раздался позади меня знакомый голос. – Похоже, вы сейчас задымитесь.

Горчаков протянул руку и коснулся пальцами моего плеча.

– Вот так-так, – весело сказал он. – Вас пора охлаждать.

Я знала совершенно точно, что в реку с ним не полезу. Иначе вода вокруг меня закипит от страсти. Представьте себе – почти что голый мужчина вашей мечты! У меня и от одетого-то Горчакова голова шла кругом, а уж при виде Горчакова в плавках я вообще могла утонуть.

Он был сложен, как бог. Природа как будто специально наделила его таким великолепным телом, чтобы дразнить куриц вроде меня. В глубине души я понимала, что мы вполне можем сыграть с ним пару любовных сцен, но присутствие Крылова окрашивало эту возможность в мрачные цвета. Не в том смысле, что он мог нам помешать, но его присутствие на даче наводило на определенные мысли. Я вдруг подумала: а вдруг Горчаков намеренно заигрывает со мной? Что, если он подозревает меня в предательстве и хочет уложить в постель с целью вытянуть правду? В таком случае мы с ним квиты. Я позволяла себе недопустимые вещи, потому что меня заставлял Шлыков, а он – потому что хочет защитить свой бизнес.

Я извинилась и поспешила вернуться в коттедж. Мне хотелось побыть одной и подумать. Действительно, как только на моем горизонте возникла ФСБ, а на деловом небосклоне Горчакова появились тучи, мы оба тут же пошли на сближение. «Значит, он всего лишь притворяется! – решила я. – Я ведь и раньше была в него влюблена, он же до последнего времени считал меня чем-то вроде элемента офисного интерьера, который ему, кроме всего прочего, навязали против воли».

Мне стало грустно. «Нет, даже хорошо, что я все поняла, – утешала я себя. – Хуже было бы, прими я ухаживания Горчакова за чистую монету. Потом пришло бы такое разочарование!» Я села на диван, сосредоточилась и попыталась определить для себя стратегию и тактику поведения. Мне незачем затевать роман с Горчаковым. Если я твердо решила фальсифицировать доносы для ФСБ, то интим теряет всякий смысл. А делать это ради себя, зная, что он всего лишь изображает нежные чувства? Нет, это глупо. Шуры-муры надо пресекать на корню. Если бы я не любила Горчакова, одно дело. А растравлять себя понапрасну – эдак я до ручки дойду. И так на мою голову свалилось слишком много несчастий.

Вечером Липа с Крыловым отправились в соседний городок, куда приехал парк аттракционов. Ей приспичило побывать в «Пещере ужасов», а Крылов просто навязался в провожатые. Она обращалась с ним, как с большой собакой и, кажется, получала некоторое удовольствие от того, что собака так удивительно послушна. «Интересно, – подумала я. – Он проверяет Липу или ухлестывает за ней?» Наверное, все-таки проверяет. Зная отношение Липы к противоположному полу, только полный кретин станет заигрывать с ней всерьез. Я усмехнулась, представив, какой веселый вечер ожидает Крылова.

Однако меня тоже ожидало похожее веселье. Мы с Горчаковым остались совсем одни. На улице уже стемнело, он притащил на веранду лампу под круглым абажуром, поставил между нашими тарелками бутылку вина и ароматическую свечу в низком бокале. Китайские колокольчики, подвешенные в углу веранды, мелодично звенели, когда в них путался ветер. Я еще раз напомнила себе, что не должна покупаться на все эти романтические штучки. Кроме того, стул, на котором я сидела, образно говоря, еще не остыл после Альбины. Я решила напомнить Горчакову об этом при первой же возможности.

Мы начали ужин молча, слышался только тихий стук вилок и ножей о фарфор. Наконец Горчаков не выдержал и спросил:

– Марина, посоветуйте, куда можно пригласить женщину, чтобы это было не слишком интимно, но и не официально? Чтобы она не обиделась?

Он явно имел в виду меня.

– Думаю, вам лучше посоветоваться со своей женой, Сергей Алексеевич.

– Ого! Удар прямо в солнечное сплетение.

– Надеюсь, вам не слишком больно. Будь у меня власть…

– Она у вас есть, – перебил он тихо.

– Хит сезона, – усмехнулась я. – Соблазнение девушки из приемной.

Горчаков улыбнулся, потом поднялся и включил магнитофон. Над садом прокатился томительный и надрывный перебор испанской гитары. Мелодия была упоительной. Я стояла и смотрела на таинственные тени в саду, Горчаков дышал мне в затылок, но не прикасался. Все было так пронзительно и горько, что у меня сжалось горло. Я его люблю, а он проводит деловую операцию. И, кажется, операция в самом разгаре.

Гитару сменила грустная песня о безответной любви. По заявкам слушателей, можно сказать.

– Давайте потанцуем. – Горчаков очень осторожно повернул меня к себе.

Пожалуй, он не уверен в моей готовности идти навстречу его желаниям. Хоть это хорошо. И только я положила руки ему на плечи, как вдруг на дороге, за воротами, прямо под фонарем, увидела человека. Я его тотчас же узнала. Еще бы не узнать! Тот самый спортивного сложения блондин, которого я накануне засекла под своим балконом. Человек из ФСБ! А как же конспирация? Неужели он не в курсе, что сейчас вернется Крылов, проницательности которого так опасался Шлыков? Может, он здесь в качестве напоминания о моих шпионских обязанностях? Подумать только – даже не прячется.

Горчаков блондина не видел и шумно дышал мне в волосы. В танце мы совершили один полный оборот, я снова оказалась лицом к воротам и увидела, как блондин перелезает через забор в сад. Это мне совсем не понравилось.

– Вот что, – сказала я, отстраняясь от Горчакова. – Мне… э… надо на минутку отойти.

– Куда это вы? – растерянно спросил он, когда я ринулась с веранды в темные кусты.

Я не ответила, прихватила по дороге грабли, валявшиеся возле клумбы. Наверное, этот тип хочет проникнуть в дом. Может, Шлыков совсем мне не доверяет? И подослал блондина, чтобы тот для страховки покопался в документах моего шефа? Потом они уличат меня в том, что я шпионила недобросовестно. Жаль, что у Горчакова нет своры доберманов.

Вооруженная граблями, я сделала большой крюк, стараясь не слишком трещать ветками, и спряталась за куст сирени возле открытого окна. Кажется, это комната Горчакова, и именно сюда, по моему мнению, должен попытаться проникнуть блондин.

Через минуту я услышала, как он крадется. Когда его темный силуэт наконец нарисовался возле клумбы, я осторожно, не размахиваясь, чпокнула его граблями по голове. Я не собиралась его калечить, только испугать. Однако этот тип вовсе не испугался. Он некоторое время молча постоял возле окна, потом ноги его подломились, и он грузно рухнул в пеларгонии.

– Ну, гад! – шепотом начала я, и тут услышала, как еще кто-то пробирается по следам блондина. Я слышала, что на веранде звенят тарелки, значит, это не Горчаков.

Я взяла грабли на изготовку, и как только второй тип показался из кустов, чпокнула его тоже. Он издал длинный тоскливый звук и свалился рядом с блондином. «Испортили клумбу», – подумала я, и в этот миг в комнате с распахнутым окном вспыхнул свет. Я непроизвольно зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела Липу. Она лежала животом на подоконнике и озадаченно смотрела на двух типов, которых я так отважно завалила.

– Класс! – сказала Липа. – Чем это ты их? Неужто этими самыми граблями?

Мне даже не нужно было подходить ближе, чтобы разглядеть, кого я уложила. Первым оказался Горчаков, а вторым – Крылов. Тарелками на веранде, по-видимому, гремела голодная Липа.

– Граблями, – испуганно подтвердила я, не зная, что теперь делать.

Липа еще раз поглядела на парочку, лежащую в пеларгониях, и с некоторым сомнением спросила:

– Думаешь, они стали бы к нам приставать?

Вероятно, подобный способ обращения с мужчинами был ей близок и понятен.

– Я решила, что это воры! – пояснила я, изнывая от жгучего стыда.

– Ты повела себя, как настоящая феминистка! – похвалила Липа. – Вместо того чтобы позвать на помощь мужчину, взяла садовый инвентарь и бросилась на защиту дома. Молодец!

– Я-то, может, и молодец, только как я все это объясню?

– Да уж, – неожиданно из пеларгоний донесся знакомый голос. – Объяснить это будет непросто.

Горчаков, пыхтя, встал на четвереньки, потом поднялся на ноги и схватился за голову двумя руками.

– Собственно, я не собирался к вам приставать, – обиженно сообщил он. – Даже если вы опасались какой-либо агрессии с моей стороны, можно было просто сказать!

– Девушки по-всякому блюдут свою честь, – важно заявила Липа, перелезая через подоконник. – Кроме того, отказать боссу не так-то просто!

– Конечно! – ехидно заметил тот, пытаясь привести в чувство недвижного Крылова. – Лучше его сразу граблями по башке – и дело с концом!

В отличие от Горчакова, Крылов, вскочив на ноги, занял оборонительную позицию.

– Ну-ну, – успокаивающе похлопала его по руке Липа. – Все в порядке. Просто небольшое недоразумение.

– Мы оба прокололись, – сказал шеф, обращаясь к Крылову. – Мне простительно, тебе – нет.

– Когда мы с Липой вернулись, я сразу понял, что в саду кто-то есть. И пошел следом, – мрачно отговорился Крылов. – Откуда я знал, что это ты крадешься к собственному дому? И что вообще это было?

– Девушки решили позаботиться о собственной безопасности! – ехидно пояснил тот, ушел в дом и заперся в своей комнате. Крылов еще немного покружил вокруг Липы, потом последовал его примеру.

Пристыженная, я подождала, пока голодная Липа насытится, и перемыла посуду. Потом долго не могла уснуть, раздумывая, куда подевался виновник всего этого переполоха, блондин. Вероятно, как только поднялся шум, он сразу же убежал.

Проснулась я поздно. Оделась и пошла по коридорам, разыскивая остальных. Дверь в спальню шефа была приоткрыта. Сквозь щелку я увидела занавешенное окно и смятую постель. На подушке лежал раскрытый журнал. Горчаков, оставшись один, читал статью о Матвее и разглядывал его фотографии. Вероятно, до сих пор он и понятия не имел, за кем я была замужем.

Мое сердце в очередной раз сжалось, как бывало всякий раз, когда я позволяла себе подумать о смерти мужа. В принципе мой стоицизм объяснялся просто: я старалась пропускать мимо сознания все, что связано с гибелью Матвея. Сначала месть, потом слезы.

Когда я появилась на террасе, невозмутимая Липа поедала тосты, не обращая никакого внимания на Крылова, который вился вокруг, словно кот, изображавший преданность именно в то время, когда хозяева режут на столе колбасу. Грустный Горчаков рассеянно листал бумаги. После кофе мы с Липой набросились на работу, как пчелки на клевер. Мужчины, в противоположность нам, были абсолютно деморализованы. Я не стала размышлять, отчего их так развезло. По крайней мере вслух о вчерашнем эпизоде с граблями никто не вспоминал.

Работу мы закончили часам к четырем. Обедать на пленэре категорически отказались и потребовали отвезти нас в Москву. Мне нравилось, как Липа себя ведет. В ней напрочь отсутствовала жеманность, и она не корчила из себя томную девушку. По молчаливой договоренности мы посадили Крылова рядом с Горчаковым, а сами влезли на заднее сиденье. Крылов, сворачивая шею, всю дорогу развлекал нас историями из своей жизни и дурацкими анекдотами. Горчаков молчал, как будто застегнул рот на «молнию». Я старалась не обращать на него внимания, хотя это было непросто. Как может кошка, сидящая перед аквариумом, не обращать внимания на рыбку, которая проплывает у нее перед носом? Она только делает вид, что ей все равно.

Меня доставили домой первой. Горчаков вышел из машины, достал из багажника мою сумку и, несмотря на то, что она была небольшой и легкой, потащил на второй этаж. Возле двери он наконец соизволил распечатать свой рот.

– Я вас сильно разочаровал? – спросил он расстроенно.

Не могу сказать, что на меня нашло, только я протянула руку и дотронулась до его щеки. В этот момент открылась дверь соседней квартиры, и оттуда показалась голова Симочки Кругловой. Не обращая на нее никакого внимания, Горчаков взял мою руку, поднес к губам и поцеловал.

– Ах, – вякнула Симочка и тут же захлопнула дверь.

– До завтра, – тихо сказал Горчаков.

«Понятно, – попыталась растравить я себя, очутившись в квартире, – жена уехала на море, можно и хвост слегка распушить в интересах дела». Мне, конечно, не хотелось думать, что Горчаков вообще никаких чувств ко мне не испытывает, но в сказочные варианты тоже не особо верилось. Не то чтобы я ощущала себя лягушкой рядом с царевичем, нет. В конце концов, Матвей ведь тоже увлекся мной, а он был мужчиной, чья внешность сворачивала женщинам мозги. Но в Матвея я никогда не была влюблена по-настоящему, и в момент нашей встречи он был свободен. А Горчаков занят, и я теряю от него голову. В реальной жизни никак не может случиться, чтобы он предпочел меня своей потрясающей жене. А если бы вдруг и предпочел, то я терзалась бы чувством вины, которое в конце концов все бы испортило. Вот такая я дура.

В понедельник в отчете Шлыкову я снова не упомянула ни о жене, ни о ребенке, ни о няне. Донос, который я долго обдумывала, чтобы он выглядел правдоподобно, отнял массу времени. Горчакова я видела только один раз, и это меня вполне устраивало. Липа дала мне конверт, в котором лежали сверхурочные. Представляю, что бы я почувствовала при виде этих денег, если бы между мной и шефом что-нибудь произошло в выходные. Целый день я ждала, что позвонит Егор, но телефон молчал, и я поехала на Казанский вокзал. Потом дождалась в условленном месте Веру и рассказала ей про блондина с плохим зрением, которого видела уже дважды.

– Вероятно, твой шеф их интересует гораздо сильнее, чем мой, – предположила она. – Я специально проверяла: за мной никто не следит. После исчезновения Глеба мне звонили только однажды. Подбадривали. Мол, так держать.

– Все это ужасно, – вздохнула я. – Горчаков что-то заподозрил. В эти выходные он не отпускал от себя Крылова ни на шаг.

– Думаешь, твой шеф тебя подозревает? Скажи это Егору, когда он позвонит. Может быть, тебя отпустят?

– А если убьют?

– Ты что?! – Вера схватила меня за руку и испуганно заморгала. – Ты думаешь?..

– Разве для них это представляет сложность? Зато никаких концов. Чик – и все.

– Но наши мужья… – растерянно произнесла Вера. – Я не слышала, чтобы людей убивали семьями.

– Мы с тобой много чего не слышали.

Я закашлялась. После выходных на природе у меня болело горло. Придется Горчакову, кроме сверхурочных, оплачивать еще и мой больничный. Меня немного познабливало.

– Да у тебя температура! – сообщила Вера, потрогав мой лоб. – Немедленно в постель!

И она повезла меня домой. По дороге мы купили самое необходимое – лимоны, витамин С и перцовый пластырь.

– Это все равно что горчичники, – пояснила Вера, – только пластырь не надо мочить.

Она приклеила мне пластырь на спину и заставила натянуть шерстяные носки. Потом заварила чай, сделала горячие бутерброды и удалилась, пообещав позвонить завтра.

– Завтра вторник. Я еще разок прокачусь вечером на вокзал, – сказала она на прощание. – Вдруг этот заход окажется удачным?

Ее не оставляла мысль найти еще каких-нибудь подруг по несчастью.

– Ладно, – согласилась я. – Только будь осторожна.

Ночью у меня поднялась высокая температура, я кое-как содрала с себя пластырь, который едва не прожег во мне дыру, включила свет и начала накачиваться жидкостью. Бабушка говорила: чем больше пьешь, тем быстрее спадает жар. В дело шло все – и ромашковый чай, и сок из холодильника, и шиповниковый сироп, и даже разведенное водой варенье. Примерно на четвертой чашке зазвонил телефон. Я посмотрела на часы: без десяти три. Неужели очередные неприятности?

– Алло? – спросила я осипшим голосом. – Кто это?

Трубка молчала. Это молчание показалось мне особенно зловещим. Скорее всего, потому, что за окнами было темно, в квартире – страшно, а меня всю ломало. «Наверное, Егор», – решила я. То, что он так долго не давал о себе знать, меня настораживало.

Утром я позвонила Липе и предупредила, что на работу не приду. Потом явилась Симочка Круглова. Ее просто распирало от нездорового любопытства – что это за мужчина целовал мне руки перед дверью? Она все знала о наших с Матвеем отношениях, поэтому ни чуточки не осуждала меня за легкомыслие.

– Это мой шеф, – неохотно призналась я.

– Потрясающий мужчина! – восхитилась Симочка.

– Он женат.

– Ну и что с того? Матвей тоже был на тебе женат, – резонно возразила та.

– У нас с Матвеем не было детей, – продолжала настаивать я. – А у шефа очаровательный сынишка. Притом совсем маленький.

Симочка с сожалением развела руками. Действительно, что тут скажешь?

– Хочешь я приготовлю чего-нибудь? – предложила она.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– Открыть? – спросила она. – Или сделаем вид, что нас нет?

– Открой, пожалуйста. И впусти. Кто бы это ни был.

Симочка скрылась за дверью и через некоторое время ввела в комнату совершенно незнакомую мне крашеную блондинку. Вошедшая была маленького росточка, но очень аппетитная, в светлых брючках в обтяжку и коротеньком топе. Крошечную сумочку она держала перед собой, словно взволнованная просительница, пришедшая к благодетелю.

– Здравствуйте, – сказала она.

Даже мне, видевшей ее впервые в жизни, было понятно, что неуверенность, которую она сейчас испытывает, чувство для нее абсолютно нетипичное. Обычно дамочки такого сорта ведут себя иначе.

– Добрый день, – просипела я, откидываясь на подушку.

Меня бил озноб, и не было никакого желания заводить новое знакомство.

– Меня зовут Виолетта, – продолжала между тем блондинка, присаживаясь на стул. – Я… – Она замялась и, вздохнув, посмотрела в окно. – Матвей… Ваш муж, я имею в виду… Понимаете, я – та женщина…

– Понимаю, – я помогла ей. – Вы та женщина, с которой он был в день своей смерти.

– Да-да, – оживилась Виолетта. – Вот именно.

– И?

– Я думаю, что обязана вам сказать… – Она сосредоточилась, ее глаза перестали бегать и хмуро глядели прямо на меня. – Матвей в тот день, конечно, пил, но не слишком много. И я ни разу не видела, чтобы он принимал этот… как его…

– Доксепин, – подсказала я.

– Вот-вот. Матвей вообще не любил таблетки.

– Я знаю.

– Извините.

– Значит, вы думаете, это милиционеры наврали, что он был в стельку пьян?

– Я просто не знаю, что и думать, – призналась Виолетта. – Как бы то ни было, но я решила прийти к вам и все рассказать. Вы ведь имеете на это право.

Видимо, у Виолетты был какой-то особый кодекс чести.

– А вы в милиции об этом рассказали?

– Да, а что толку? Полупустую упаковку таблеток нашли в кармане его пиджака. И пить его никто не мог заставить насильно.

«Очень даже мог», – подумала я про себя, а вслух произнесла:

– Что ж, спасибо, что зашли. А теперь простите, у меня температура…

Симочка проводила совестливую Виолетту до двери, потом вернулась ко мне и присела на край кровати.

– Послушай, что происходит? – спросила она. – Ты ведешь себя так, будто точно знаешь, что случилось с твоим мужем.

– Это действительно так. Его убили.

Наверное, из-за температуры мне было абсолютно все равно, испугается Симочка или нет, и вообще, надо ли ей знать подробности происходящего?

– А из-за чего его убили? – нахмурившись, спросила соседка.

– Из-за меня. На меня наехали. Хотели, чтобы я стучала на своего шефа.

– Это того, что провожал тебя вчера до двери?

– Ну да. Я отказалась. Тогда они убили Матвея.

– И что ты?

– А что я? Теперь стучу. Потому что у меня есть еще родственники, которых мне не хочется потерять.

Симочка прикусила губу, некоторое время думала, потом спросила:

– Тебе хоть что-нибудь известно про этих людей?

Я невесело рассмеялась, закашлялась и сквозь кашель просипела:

– Кое-что.

– Послушай, Мариша, я не стану давать тебе советы, – повела бровями Симочка, – ты женщина умная и сообразительная. Я лишь внесу одно предложение.

– Давай, – разрешила я.

– Все, что знаешь, ты должна записать на видеокассету и спрятать ее в надежном месте.

– У меня нет видеокамеры.

– Ну, на аудиокассету. Все равно ты сейчас торчишь дома, возьми магнитофон и сделай запись. Так всегда поступают люди, которых шантажируют или запугивают. Вдруг с тобой что-нибудь случится?

– Вот спасибо-то!

Я закрыла глаза. Передо мной проплывали обесцвеченные сны, подернутые дымкой реальности.

– Ты поспи, а я пойду собираться. У меня отгулы накопились, поеду в деревню. Вернусь в среду вечером и зайду тебя проведать.

Я помахала ей слабой рукой и, обессиленная, тут же уснула. К обеду позвонила Липа.

– Липа, мне так плохо, – пожаловалась я. – Глотать не могу.

– Какая у тебя температура? Высокая? Это, наверное, ангина. Подожди, я сейчас приеду.

Но приехала ко мне вовсе не она, а Горчаков – в компании с молодым врачом, который, ворвавшись в квартиру, сразу принялся надо мной издеваться. Выставив шефа на кухню, он вертел меня так и сяк, лазил в горло палочкой, проверял пульс, измерял давление и температуру. Его руки казались мне такими же холодными, как и диск фонендоскопа, которым он в меня тыкал. В конце концов он угомонился, сделал мне укол и позвал Горчакова. Они о чем-то тихо говорили, искоса поглядывая на меня. Через некоторое время я уснула.

Несколько часов сна вернули меня к жизни.

– Это не ангина, – сказал Горчаков, которого я увидела, открыв глаза. – Всего лишь переохлаждение. Скоро будете как новенькая.

Он сидел на краю постели и держал меня за руку. Я осторожно освободила пальцы:

– Я уже и так чувствую себя человеком.

Мне было жутко неудобно. Я была растрепана, неумыта и, наверно, ужасно непривлекательна.

– Врач велел вас покормить, – произнес Горчаков. – Сейчас поедите, и я уйду. Глотать не больно?

– Только чуть-чуть.

Я послушно съела все, что он приготовил.

– У вас нет запасного ключа? – спросил он на прощание. – Вам не стоит вставать.

– Можете просто захлопнуть за собой дверь. – Фраза прозвучала как-то уж слишком сурово, и я поспешила добавить: – Огромное спасибо за все.

– Я не сделал ничего особенного, – повел бровью Горчаков.

– Приятно, когда о тебе заботятся, – тихо сказала я.

– Конечно, я понимаю… Вам не хватает мужа.

Он ушел, а я подумала, что отношения у нас с ним в последнее время сложились чрезвычайно странные. Было гораздо спокойнее, когда я обожала его издали.