Текст книги "Уволить секретаршу!"

– Я спрячусь за занавеской.

Муж пожал плечами, и именно в этот момент в приемной хлопнула дверь и зацокали каблучки.

– Только попробуй подать ей какой-нибудь знак. Тогда я выскочу, и тебе станет очень стыдно, – шепотом пообещала Светлана, скользнула к окну и скрылась за длинными шторами, которые мягко закачались.

Тем временем Серафима, еще с вечера заряженная идеей молниеносного замужества, старалась взять себя в руки. Она придумывала выражение лица, которое должно было сразу же настроить Погорелова на правильный лад. «Доверительность, – повторяла про себя Серафима. – Полная откровенность. Атакующая искренность».

– Сергей Александрович, доброе утро! – проблеяла она, решившись, наконец, переступить порог кабинета.

Ее предполагаемый муж, будущий отец большого семейства, сидел в своем монументальном кресле и смотрел на нее стеклянными глазами прорицателя, у которого не припасено ничего хорошего для страждущего народа.

И тут что-то зашуршало возле окна, и Погорелов сразу ожил, словно телевизор, который кто-то включил, используя пульт дистанционного управления.

– Здравствуйте, Серафима, – произнес он и с укоризной добавил: – Впрочем, вы сегодня со мной уже поздоровались… Раньше времени.

– Сергей Александрович, миленький! – воззвала к нему Серафима вмиг пересохшими губами.

Она не думала, что это будет так трудно. Упала на стул, стоявший неподалеку от начальника, и принялась сжимать и разжимать пальцы, как нерадивая студентка, вытащившая плохой билет.

– Подождите… Почему это я – миленький? – воскликнул ее босс, делая попытку отодвинуться вместе с креслом подальше.

Кресло зацепилось ножками за ковер и не уступило ни сантиметра.

– Я знаю, знаю, что вы не готовы к такому повороту дела, но я должна высказать, что у меня на сердце, – быстро заговорила Серафима, боясь, что он остановит ее раньше, чем проникнется сочувствием и испытает хоть что-нибудь доброе и позитивное.

– Мы никогда с вами не обсуждали личные дела, – заявил босс, дернувшись.

– Но между нами вполне могут возникнуть отношения, – заявила Серафима. – Хорошие, добрые отношения… Скажите, я вам не противна?

– Серафима, мне противны только капли, которые я принимаю на ночь от бессонницы, – заявил Погорелов. – Вы мне не противны, но я вообще-то женат. Так, к сведению.

– Я в курсе, Сергей Александрович. Но ведь ваша жена вас не любит!

– Неужели? – спросил тот уже более заинтересованно и закинул ногу на ногу со странной лихостью. – С чего это вы взяли?

Из-за занавесок донесся звук, похожий на журавлиный клекот.

– Если бы она вас любила, она обращалась бы с вами иначе. Я иногда против воли слышу кусочки ваших разговоров. И это не любовь, это – жадность. Она считает, что вы ей принадлежите и обязаны подчинить ей всю свою жизнь просто потому, что однажды поставили подпись под брачным свидетельством. Но ведь эту подпись нужно подпитывать!

– Как это – подпитывать? – ошалело спросил Погорелов, который никогда в жизни не вел подобных разговоров. Ни с кем.

Он вообще плохо понимал, к чему ведет Серафима. Он был такой же, как тетка Зоя, и вся его красивая и успешная жизнь состояла из одних влечений, которые, кстати, ничему не предшествовали и ничего не завершали. Однако Серафима со своей фанатичной жаждой любви этого не замечала.

– Сергей Александрович, вы мне нравитесь. Я подумала и решила, что готова полюбить вас всей душой. Скажите, как вы относитесь к детям?

– Серафима, вы сумасшедшая, – прозрел Погорелов, неожиданно обрадовавшись, что за шторами прячется жена, которая в случае чего придет ему на помощь. – Вы почти год работаете на меня, следите за бумагами, регулируете поток посетителей, отвечаете на телефонные звонки… А потом в один прекрасный день являетесь с утра пораньше и заявляете, что хотите завести детей. И я должен, как я понимаю, принять в процессе обзаведения детьми самое непосредственное участие. С какой стати, позвольте вас спросить?!

Серафима испугалась. И расстроилась. Она поняла, что, как всегда, поторопилась и все сделала неправильно. Только искренность могла спасти положение. И тогда она, отбросив скованность, которая делала ее жалкой просительницей, принялась взахлеб рассказывать Погорелову о любви, которую непременно должен испытать на себе каждый человек. Вот именно – испытать на себе!

Она рассказала ему о тетке Зое, которая жестоко пресекала потребность маленькой Серафимы обмениваться чувствами – без стеснения, сдержанности и оговорок. И как у тетки Зои ничего не получилось, и как она признала свое поражение, написав перед смертью ту записку для тети Веры и дяди Глеба, словно передавала им Серафиму с рук на руки. И как тетка Зоя переживала, что из Серафимы не получилось ничего путного… Что называется: растила цветок, а вырастила смешной и нелепый побег гороха.

У Погорелова был вид человека, которому хулиганы надели на голову железное ведро и настучали по нему палками. Глаза в разные стороны, и мысли тоже в разные стороны.

Решив, что в вечной мерзлоте обнаружилась, наконец, маленькая проталинка, Серафима вывалила на босса свои планы относительно будущего. Рассказала о том, как сильно она станет любить его и что из всего этого в итоге получится. Непременно получится!

Серафима так распалилась, что в конце концов почувствовала себя оголенным проводом, к которому боязно прикоснуться – так все в ней опасно искрило. Предложив Погорелову немедленно сойтись и образовать пару, она оставила его размышлять над сказанным, а сама выбежала вон из кабинета. За спиной послышались сдавленные всхлипы. Неужели Сергей Александрович расчувствовался до такой степени, что заплакал? Это хороший знак.

Дрожа от возбуждения, Серафима отправилась в туалет и подставила голову под струю ледяной воды. Успокоиться по-другому у нее вряд ли получилось бы. Волосы, которые она утром пыталась уложить феном, превратились в тощие сосульки. Отжав их с помощью бумажных полотенец, жестоко выдернутых из держателя, Серафима отправилась обратно в приемную. По дороге сделала несколько дыхательных упражнений и попрыгала на месте.

За время ее отсутствия в судьбе Погорелова произошли кардинальные изменения.

Жена, прятавшаяся за шторами, не сразу смогла выпростаться из них и целую минуту билась в искусственном бархате. Погорелов встал, чтобы помочь ей, и она, наконец, вывалилась на него – зареванная, с сияющими глазами, похожая на собственную обновленную версию.

– Сережа! – с надрывом сказала она, ухватившись за его галстук, словно за спасательный трос. – Эта девушка открыла мне глаза.

– Но ты же поняла, что у нас с ней ничего не было, – вскинулся Погорелов.

– Неважно, что у вас ничего не было. Главное, я поняла, что у нас с тобой тоже ничего не было. Кроме бытового обустройства, ни-че-го. Господи, чем я занимаюсь?! Целый день я думаю только о том, как уменьшить размер своей задницы и пресечь твои походы налево! Зачем мне это, Сережа?! Я вдруг так захотела жить… Ездить в лес за земляникой, когда она поспевает, летать в Грецию и есть там козий сыр, намазывая его на маленькие кусочки белого хлеба, и толстеть, потому что утром не хочется бегать по парку, как заводной обезьяне… И обнимать кого-нибудь ночью сильно-сильно!

– Я не понял: ты собираешься в отпуск? – с подозрением спросил Погорелов, в большом и умном мозгу которого не помещались земляника и козий сыр. Вернее, они по-прежнему не имели к нему никакого отношения.

– Я собираюсь развестись с тобой. Немедленно! – заявила Светлана, и Погорелов как-то сразу понял, что она не шутит.

– Но у меня ничего не было с секретаршей, – снова заявил он, повысив голос. – Она мне даже не нравится.

– И поэтому мне тебя жаль, – ответила его жена и, похлопав Погорелова по руке, вы скользнула за дверь.

С секретаршей мужа, которой удалось вывести ее из состояния душевной комы, она больше так никогда и не встретилась.

Серафима же, мокрая, но полная надежд, выскочила из туалета и, попеременно поднимая вверх то левую, то правую руку, подпрыгивая, устремилась к своему рабочему месту. Босс появился сразу же, как только заслышал ее возню в приемной. Она посмотрела на него с надеждой и робко улыбнулась.

– Серафима, вы уволены, – сказал он прямо в ее улыбку.

Улыбка медленно погасла.

– Я не поняла…

– Вы уволены, – отчеканил Погорелов и вышел, хлопнув дверью.

И Серафима осталась одна.

Глава 2

Вероятно, это был тот самый новый тренер, о котором Мишка прожужжал ей все уши. Ребенок мечтал отлить его в бронзе и водрузить на пьедестал, словно памятник. У «памятника» имелись кривые мускулистые ноги и широкое, дочерна загорелое лицо с крупным носом и густыми бровями. Картину довершали мяч, который он прижимал к себе, и длинный свисток на веревочке.

– Это ваш сын? – спросил он недоверчиво и прищурил голубой глаз.

– Нет, младший брат, – спокойно ответила Даша, положив руку Мишке на плечо.

– Просто не верится. Вчера за ним одна сестра приходила, позавчера – другая. Сегодня вот вы пришли. Сколько же у него сестер?

«Воз и маленькая тележка», – хотела ответить Даша, но ничего такого вслух не сказала, а легко пожала плечами:

– Шесть или семь, точно не помню.

– Ладно, шутница, забирайте своего орла, – тренер похлопал Мишку по тощей спине, вероятно, решив для бодрости встряхнуть все его внутренности. – И пусть он больше не опаздывает, иначе я сниму его с соревнований.

– Клянусь больше не опаздывать! – горячо заверил ребенок, а Даша коротко кивнула.

Потом взяла брата за руку и повела к выходу со стадиона. Причем ей все время хотелось обернуться, чтобы проверить, смотрит ли кто-нибудь им вслед.

– Даш, тебе мой тренер понравился? – поинтересовался Мишка, поддевая камушек ногой.

– Понравился, – соврала она без тени раскаяния. Она так привыкла постоянно подстраиваться под малышню, что мелкое вранье уже вошло у нее в привычку.

Вранье безвредное, разумеется. Надо было постоянно держать в голове детскую ранимость, гипертрофированное чувство собственного достоинства и буйный азаровский нрав.

Мишка гнал камень все дальше и дальше – выкатил его за ворота стадиона и теперь старался удержать на тротуаре. Даша невольно обратила внимание на то, что кроссовки братца изношены почти до дыр, и хочешь не хочешь, а скоро придется покупать новые. Озабоченно вздохнула. Мама наверняка расстроится – на обувь в этом месяце денег не откладывали.

– Даш, а ты не хочешь его закадрить? – неожиданно спросил ребенок и посмотрел на нее снизу вверх с искренним интересом.

– Кого? – опешила та. – Тренера твоего? Ну… У него, наверное, своя девушка есть. А зачем тебе надо, чтобы я его кадрила? Рассчитываешь стать его любимчиком?

– Нет, просто ты в последнее время такая занудная, – заявил Мишка. – А если начнешь кадриться, сразу повеселеешь.

Даша хмыкнула.

– Занудная? – переспросила она. – Да просто у меня новая работа, очень серьезная и важная. Я немножко нервничаю, потому что попала в незнакомый коллектив. Это все равно как если бы тебя перевели в другую школу, понимаешь?

– Понимаю, – вздохнул брат. И неожиданно выдал: – А мне кажется, ты такая стала потому, что на тебе твой Толик жениться не хочет.

Даша точно знала, откуда у детей берутся «умные» мысли.

– Это тебе кто сказал? – с подозрением спросила она, усадив Мишку на скамейку под козырьком автобусной остановки.

Камень братец, разумеется, поднял и сунул в карман, предварительно завернув его в конфетный фантик: мама просила его не пачкать штаны.

– Никто не сказал, – ответил Мишка. Голос его прозвучал неубедительно. – А вообще-то все говорят!

– Кто это – все? – рассердилась Даша. – Нюша тоже говорит?

Нюше только что исполнилось пять лет, она была самым младшим ребенком в семье Азаровых.

– Ну… Мама говорит, папа и тетя Лида! И Полинка тоже говорит.

– Хм. И Полинка, значит?

– Она мне сказала, что Толик тебя не любит. Потому что если бы любил, то женился бы еще в прошлом году. Она сказала, что в книжках, если дядька влюбляется в женщину, он с ней сначала целуется, а потом сразу ведет под этот…

– Под венец, – подсказала Даша. – Кстати, в женщин влюбляются мужчины, а не дядьки. А дядьки влюбляются исключительно в теток.

– Даш, ты страдаешь? – с важным видом спросил Мишка, сдвинув белесые брови.

Он был худой, как доска, с хохолком на макушке и с тощей шеей, торчавшей из растянутого ворота футболки.

– Страдаю, – призналась Даша. – Но не из-за Толика, как вы с мамой, папой, тетей Лидой и Полинкой решили. Я страдаю из-за того, что у меня ни на что времени нет.

«В том числе на Толика», – про себя подумала она.

– Я могу и сам ходить на секцию! – тотчас вскинулся Мишка.

– Сейчас, разбежался, – буркнула Даша. – Пока паспорт не получишь, будешь ездить со старшими.

Времени действительно катастрофически не хватало. И сил тоже. В семье было семеро детей, и родители привыкли полагаться на Дашу как на самую старшую. Чтобы переделать всю домашнюю работу и помочь малышне, приходилось тратить утро, вечер и часть ночи. А обеденный перерыв? Даша вечно хотела спать, а если высыпалась, то испытывала постоянное лихорадочное возбуждение. Все успеть, ничего не забыть…

И тут еще новая работа. Сказать по правде, Даше выпал счастливый билет – ее приняли на должность ведущего маркетолога в солидную мебельную фирму. Нужно было элементарно хорошо выглядеть. Маникюр, прическа, выглаженная юбка… Наверное, для других женщин все это не представляло большой проблемы. Но если ты живешь в квартире, где толчется куча людей, все становится проблемой. Вещи в шкафах висели плотно, и отглаженный костюм кто-нибудь мог запросто утрамбовать, чтобы втиснуть свое платье или штаны. Маникюр делался в экстремальных условиях, что уж говорить о прическе… Единственное нормальное зеркало находилось в ванной, и кому-нибудь постоянно нужно было туда войти.

Вообще ванная оказалась самым востребованным местом в доме, своего рода убежищем. Ведь только здесь можно было на некоторое время остаться в одиночестве. Даше иногда удавалось немного почитать перед сном, когда Полинка и маленькая Нюша уже спали.

Сегодня в сумке у нее лежал любовный роман, навязанный подружкой. «Когда твоя личная жизнь идет ко дну, – уверяла та, – любовными романами можно попытаться заткнуть пробоины в днище». Роман назывался «Возлюбленная виконта» и обещал читательницам множество переживаний. Аннотация была такой же пышной, как платье нарисованной на обложке дамы. Даша сроду не читала любовных романов, но сейчас ее, что называется, разобрало.

Ровно в полночь она отправилась в ванную комнату, спрятав книжку под пижамную кофточку. Чтение любовного романа казалось ей делом столь же интимным, как примерка нижнего белья. А в этом доме всех интересовало все! Закрыв дверь на щеколду, Даша опустила крышку унитаза, уселась на нее, открыла первую страницу и углубилась в текст.

Она вынырнула на поверхность только тогда, когда почувствовала, что у нее затекла нога. Даша потерла ее, встала и подошла к зеркалу. Попробовала представить себя той самой девицей, при виде которой у виконта случилось завихрение в мозгах.

…Вечернее платье на тонких бретельках откровенно обрисовывало безупречную грудь незнакомки. Незнакомка была молода и обворожительна. Дерзкий взгляд карих глаз, пышные волосы, спадающие на обнаженные плечи…

Бум! Бум! Бум!

– Чего тебе?

– Дашка, открой, мне нужно в ванную!

– Тебе не нужно, – бросила Даша, не двинувшись с места.

Продолжая смотреться в зеркало, она моргнула, и прекрасная незнакомка уступила место вполне обычной девушке в серо-черной полосатой пижаме. Из-за этой пижамы она была удивительно похожа на соседского кота Тишку. Темные волосы не спадали на плечи нежными волнами, а буйно вились, не желая держаться в прическе. И взгляд был не дерзким, а раздраженным.

Бум! Бум! Бум!

– Дашка, пусти меня! Я хочу в туалет!

– Ты хочешь лишний раз проскочить мимо холодильника, – отрезала Даша.

Взяла в руки баночку крема, купленного на прошлой неделе, и открыла ее. Баночка оказалась практически пустой. Даша заскрипела зубами. Ну что тут будешь делать? Поднять шум? Начать выяснять, кто виноват? Все это займет слишком много времени, переполошит весь дом и в конце концов превратится в очередной воспитательный процесс. А ей безумно надоели воспитательные процессы.

– Да-а-а-а-ша!

– Учти, я пересчитала все глазированные сырки.

Бум! Бум! Бум!

– Если ты сейчас же не отвалишь, я расскажу маме про петарду на уроке математики.

За дверью послышалось сопение.

– А я расскажу папе, что ты говоришь детям «отвалишь»!

Даша подошла к двери и рывком распахнула ее. За дверью обнаружился десятилетний головастик в трусах.

– Немедленно иди спать! – прошипела она. – У тебя вся физиономия в шоколаде.

К своей кровати Даше пришлось пробираться на ощупь – дом спал. В комнате было душно, пахло детской присыпкой и выстиранным бельем.

– Даша! – шепотом позвала ее темнота голосом маленькой Нюши. – Даша, я вся намочилась…

– Описалась?!

– Нет, я соком намочилась, мне спать холодно.

– Боже мой, Нюша! Ну что ты за хрюша?

Кое-как приспособившись к темноте, Даша вытащила из-под младшей сестры мокрое белье, а ее саму перенесла на диван. Нюша была легкой и теплой.

– Лежи здесь и не шуми: Полинку разбудишь. Тогда тебе мало не покажется. И не пей больше ничего!

– А вафли можно есть?

– Только попробуй.

С ворохом мокрого белья в руках Даша снова отправилась в ванную и в коридоре наткнулась на мать, закутанную в огромный халат. Та была бледной и неожиданно напомнила Даше луковицу, выращенную в стакане на подоконнике – белесую и малокровную.

– Ма, что случилось? – спросила Даша, заметив опущенные уголки ее губ.

– Ванька заболел. У него температура высокая. Опять всю ночь караулить… Слушай, в обед отведешь Мишу на тренировку?

– Мам, я не успеваю в обед! Мне приходится все время отпрашиваться. А теперь у меня новая работа, я вообще не могу опаздывать! И еще у меня будет гастрит, потому что я питаюсь одними бутербродами.

Она живо представила себе вчерашний день, когда осталась без обеда и могла рассчитывать лишь на припасенный заранее бутерброд с колбасой. Колбаса лежала в промасленном бумажном пакете в среднем ящике стола и настырно пахла, игнорируя новых Дашиных коллег, то и дело заглядывавших в кабинет. Желудок от голода скрипел так, словно в нем двигались мощные жернова. Улучив момент, Даша выдвигала ящик, наклонялась и там, внизу, жадно откусывала колбасу, стараясь как можно скорее прожевать ее и снова принять вертикальное положение. Насытившись, она почувствовала себя униженной и несчастной.

– Мам, я глотаю еду, как пингвин, потому что мне некогда нормально обедать.

– Не выдумывай, – отмахнулась мама. – Посмотри, какая ты румяная! Кровь с молоком.

– Это лихорадочный румянец.

– Даш, ну хватит. Ты уже, слава богу, взрослая. Не создавай мне проблем, ладно? Отведи Мишу на тренировку и возвращайся пораньше – у Максима в школе концерт. Если ты не придешь, он устроит сольный номер, который запомнится всем и надолго. Ты же у него главный авторитет. Да, и еще, Даш! Может, ты утром сбегаешь за лекарствами? Ванька сопит, как слон, капли нужны и мазь, чтобы ему спину натереть. А папа уезжает рано, у него конференция.

Представив себе завтрашний день, всю эту круговерть и нервотрепку, Даша затряслась от сдерживаемого гнева и обиды на судьбу. Ну почему, почему она должна все это выносить?! Конечно, она любит своих родителей, и младших братьев и сестер тоже любит, но… Но все равно это чудовищно несправедливо! Лет в двенадцать она превратилась в няньку. И ведь никто не спрашивал, хочет ли она этого! А уж в семнадцать, когда у других девочек начались романы, на нее свалилось столько работы по дому, что ни о каких романах и думать не приходилось. Теперь ей двадцать пять. И что изменилось?! Ничего. Стало только хуже. Она молодая, сильная, ответственная. На нее все рассчитывают.

Пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, Даша проскользнула на кухню. За окном торчал фонарь, сонно таращась на двор. Она прислонилась лбом к оконному стеклу, чувствуя, как оно приятно холодит кожу. Снаружи было пусто и темно. В черном небе огненной точкой пульсировал самолет. Звезды по сравнению с ним казались блеклыми. Самолет наверняка был набит путешественниками, которые собирались повидать мир. Неожиданно для себя Даша сдавленно всхлипнула.

– Если тебе приспичило рыдать, засунь голову под подушку, – немедленно донесся до нее ворчливый юношеский голос.

Судя по всему, это был Петька, спавший на втиснутой между холодильником и столом кушетке.

У Даши перехватило горло. На нее вдруг накатило такое отчаяние, что невозможно стало терпеть. Все, все лезут в ее жизнь! Все знают, когда она выщипывает брови и стирает колготки! Кто-нибудь обязательно подслушивает, если она разговаривает по телефону! И поплакать в этом доме тоже нельзя! Зажав нос, словно ныряльщик, Даша выскользнула из кухни и бросилась в коридор. Сунула ноги в шлепанцы, открыла входную дверь и выбежала на лестничную площадку. Ночной подъезд казался гулким и страшным. Дверь тихо чавкнула, захлопнувшись за ней. По-прежнему зажимая нос, чтобы не разреветься в голос, Даша помчалась вниз по лестнице. Вырвавшись из подъезда в темноту, она птицей слетела по ступенькам и нырнула в щель между тесно припаркованными машинами. Их бока все еще были теплыми и едва уловимо пахли бензином. Даша перепрыгнула через низкую оградку, пробороздила газон и свернула за гаражи.

Здесь было тихо и пусто. В небе висел бледно-желтый месяц, прозрачный, как мармеладная долька. Дорожки, посыпанные щебенкой, казались сахарно-белыми. Задыхаясь от отчаяния, Даша села на корточки, прислонившись спиной к железным воротам гаража, спрятала лицо в коленях, сделала глубокий вдох и завыла. Она выла самозабвенно, жалея свою пропащую молодость, и не сразу поняла, что ей кто-то вторит: «У-у-у!»

На секунду затихнув, Даша задышала широко раскрытым ртом – нос распух и был капитально заложен. Где-то неподалеку послышался хруст щебня – кто-то приближался к ней. «Да наплевать!» – пронеслось в ее голове. Заливаясь слезами, она подняла голову вверх и снова завыла. Захрустело быстро и мелко, и тут же ей в лицо ткнулось что-то мокрое, волосатое и пахнущее псиной. В один миг шершавый язык обмахнул ее лицо. И тут же прозвучал сердитый мужской окрик:

– Булька, фу! Нельзя! Стоять, пес!

Невидимый Булька басисто тявкнул. Даша его не видела, потому что твердо решила не открывать глаза, и снова уткнулась в колени.

– Ого! – сказал через секунду все тот же хрипловатый голос. – Это, оказывается, все же человек. – Эй, – позвал незнакомец и потрепал Дашу по плечу. – Вы чего тут воете, как шотландская волынка? Может, вам помощь нужна?

Оттого, что с ней заговорили, проявили сочувствие, слезы начали душить Дашу с новой силой.

– Уйдите! Ничего мне не нужно! – прогудела она, закрыв руками голову.

Сползла по двери гаража и шлепнулась на землю.

– Между прочим, уже глубокая ночь, – небрежно заметил незнакомец. – Все младенцы в соседних домах наверняка пробудились от ваших завываний.

Булька снова полез к Даше, пытаясь облизать ее макушку. Он жарко и часто дышал, проявляя живой интерес к найденной за гаражами девушке. Даша продолжала рыдать, но выть перестала. Против воли она прислушивалась к тому, что происходит поблизости. Пес продолжал, поскуливая, крутиться рядом, а его хозяин закурил сигарету: сначала щелкнула зажигалка, а через некоторое время до нее донесся запах табака.

– Вас что, муж бросил? – спросил незнакомец равнодушным тоном.

– У меня нет мужа, – ватным голосом ответила Даша, продолжая прятать лицо в коленях. – И никогда не будет!

– Настоящая катастрофа, – заметил незнакомец. Чрезмерная серьезность его тона дышала иронией. – А с чего вы это взяли? Ну, что мужа не будет? Собираетесь принять постриг?

Даша была до такой степени переполнена эмоциями, что решила не сдерживаться. Впервые за все это время она подняла голову и приоткрыла глаза. Булька сидел прямо перед ней с высунутым языком и молотил хвостом по земле. Он оказался рыжей дворняжкой с острыми ушами. Рядом с Булькой стояли ноги его хозяина. Ничего особенного: спортивные штаны и кроссовки.

– Я-то как раз не против мужа! Мне очень даже пригодился бы муж! – воскликнула Даша, обращаясь к этим самым штанам. Хотя на самом деле говорила она больше сама с собой, чем с ними. – Но завести его я могу только по телефону! Помните, японцы изобрели такую игрушку, тамагочи? Что-то вроде яйца, в котором живет электронный домашний питомец. Нажимаешь на кнопки – и дело в шляпе: покормил, погулял… У меня муж тоже может быть только тамагочи. На другого у меня просто времени не хватит!

И она снова зарыдала.

– Первый раз встречаю женщину, которая не успевает выйти замуж. Вы что, карьеристка? Уверяю вас, мебель, которую вы продвигаете на рынке, никогда не заменит вам семью.

– Откуда вы знаете про мебель?! – Даша вскинула голову так резко, что у нее хрустнули позвонки.

Сквозь слезы, повисшие на ресницах, она пыталась разглядеть незнакомца, но свет месяца был слишком тусклым, а ближайший фонарь находился очень далеко.

– Неудивительно, что вы меня не узнали, – насмешливо произнес ее собеседник. – Вы дорыдались до такого состояния, что впору делать холодные примочки. Выглядите так, будто вас пчелы покусали.

– Вы кто? – испуганно спросила Даша, пытаясь подняться на ноги. Она уперлась спиной в ворота гаража и изо всех сил задвигала лопатками.

Незнакомец отшвырнул сигарету, шагнул вперед, взял ее под мышки и рывком поднял на ноги.

– Вообще-то это я подписал заявление о вашем приеме на работу, – сообщил он. – Мы виделись всего один раз, в моем кабинете. Ну, как? Память к вам вернулась?

– Олег Юрьевич? – испуганно спросила Даша.

– Петрович, – ухмыльнулся он. – Шумаков Олег Петрович. Нет, вижу, вы явно не карьеристка.

– Гав! – подтвердил Булька и заскакал на задних лапах, пытаясь передние поставить на девушку. Вероятно, задумал снова лизнуть ее в нос.

– Вы сами пришли за гаражи! – запальчиво сказала Даша, понимая, что ее рейтинг как надежного и выдержанного работника только что упал до нуля. А женский рейтинг ушел в глубокий минус.

– Что значит – сам пришел? Вы так выли, что Булька едва не сорвался с поводка. Вы Дарья, верно? Пойдемте отсюда, а то набегут окрестные автомобилевладельцы: решат, что мы угонщики. Лучше посидим на лавочке.

– Уже поздно, – сказала Даша, радуясь тому, что на улице темно и не видно, как она покраснела: страшно и мучительно. – Завтра на работу.

– Надо же. А мне как-то не показалось, что вы задумали как следует выспаться.

Он был выше почти на голову, хотя Даша не могла пожаловаться на рост.

– Мне надо умыться, и вообще. Представляю, на кого я сейчас похожа, – бормотала она, следуя за своим начальником, который, широко шагая, направился по тропинке к выходу из гаражного лабиринта.

– Вы похожи на ведьму, – бросил он через плечо. Наклонился и пристегнул Бульку к поводку. – Вам нужно успокоиться, прежде чем возвращаться домой. А то напугаете всех, кто у вас там… в квартире. Кстати, кто у вас там? Что не муж, я уже понял.

– У меня там родители и братья с сестрами, – ответила Даша.

Она почувствовала, что если прямо сейчас не расскажет новому боссу всю правду, на карьере можно будет поставить крест. Тот шел, не оборачиваясь, уверенный, что Даша по пятам следует за ним. Булька летел впереди воздушной рысью и натягивал поводок, словно огромная рыба леску.

– Садитесь, – велел Олег Петрович, остановившись возле широкой деревянной скамьи, вкопанной возле густых кустов боярышника.

Кусты росли полукругом, и местечко выглядело укромным. Земля вокруг была утоптана, рядом в траве валялись банки из-под пива и шелуха от семечек: следы бессмысленного веселья, устраиваемого изо дня в день жильцами окрестных домов. Здесь было гораздо светлее, чем за гаражами. Месяц зацепился за верхушку большого дерева и застрял в ветвях. Облака изо всех сил тащили его дальше, вытягиваясь от натуги.

– Не думайте, что я истеричка, – сразу же заговорила Даша, как только они уселись. – Просто все это давно копилось… И накопилось.

Сама она выбрала правый край скамьи, а Шумаков устроился на левом. Булька лег у ног хозяина и положил голову на лапы.

– Что – накопилось? – серьезно спросил Олег Петрович, достав из пачки очередную сигарету.

– Бытовые проблемы. Человек ко всему привыкает, конечно. Но иногда такая тоска берет, прямо хоть волком вой!

– Вы очень хорошо выли, – похвалил он, стараясь не улыбаться.

– Дело в том, что у нас дома даже поплакать спокойно нельзя, вот я и убежала, – не обращая внимания на его реплику, продолжала рассказывать Даша. – У меня шестеро братьев и сестер.

– То есть всего вас семь человек? – поразился Шумаков.

– С родителями девять. А квартира трехкомнатная. Она просторная, конечно, ну… Относительно. В маленькой комнате живут мама, папа и Ванька, в угловой – старшие мальчики. Пете девятнадцать, Максиму пятнадцать, а Мише недавно исполнилось восемь. А третья комната у нас девчачья. Там я, Полинка и Нюша. Полинке семнадцать, а Нюша у нас еще совсем маленькая. На кухне кушетка стоит, такое выездное место для сна. Там можно остаться, когда допоздна приходится сидеть – кому реферат написать, кому к контрольной подготовиться. Но это не поощряется. Потому что тот, кто остается на кухне, начинает шарить в холодильнике. Другим завидно, и они не спят, всю ночь ходят, как привидения, – вроде как в туалет или водички попить…

Шумаков молча курил, глядя в ночную темноту.

– Это я не в смысле жалуюсь, а в смысле… чтобы объяснить! – с отчаянием в голосе добавила Даша.

– А что, государство разве многодетным семьям жилплощадь не выделяет? – спросил Шумаков без выражения.

– Да выделяет, выделяет. Нам тоже выделили, но мы ее тут же сдали. Родители у меня все же не Рокфеллеры, знаете ли. А дети все время есть хотят – прямо как гусеницы! Да и вообще на них ужасно много денег уходит, больше, чем вам кажется. Кстати, они ужасно страдают, если у них что-нибудь не так, как у других. И это невыносимо – видеть, что они чувствуют себя ущемленными…

– Вы похожи на многодетную мать, – заметил Шумаков, небрежно выпустив дым. – А на самом деле вы всего лишь сестра.

– Всего лишь! – с горечью повторила Даша. – В этом-то и кроется корень всех бед. Чем старше я становлюсь, тем больше полагаются на меня родители. Иногда мне кажется, что они вообще забыли о том, что я тоже их ребенок! На меня столько дел наваливается… Вот и сегодня – все одно к одному. А у меня работа! Думаете, я не понимаю, какая у меня ответственная должность?

– Думаю, понимаете, – все тем же равнодушным тоном ответил Шумаков.