Текст книги "Шоколадное убийство"

Глава 4
Детство, отрочество и юность бизнесмена Аленочкина. Загадка древнего божества. Этот сладкий, сладкий бизнес

Тогда еще школьник Слава Аленочкин учился в десятом классе самой обычной московской средней школы. Вообще Слава принадлежал к тому счастливому типу парней, которые успевают хорошо учиться, принимать участие в общественной жизни школы и посещать разнообразные секции. Все предметы – от математики и физики до литературы и английского языка давались ему легко, поэтому проблемы с поступлением в вуз не предвиделось. Кроме того, Слава одинаково легко находил общий язык как с зубрилами-отличниками и маменькиными детками, так и с отчаянной дворовой шпаной. Причем в обеих средах пользовался неизменным и искренним уважением. У первых – за эрудицию, сообразительность и отличную успеваемость, у вторых – за решительность, умение кулаками отстоять свою правоту и уникальную спортивность, позволявшую Славе быть лидером в любом виде состязаний, будь то футбол, хоккей или волейбол. Мальчики Славу ценили, девочки, разумеется, в него влюблялись.

Но несмотря на обилие приятелей и знакомых, друг у него был один. С Васей Югановым они познакомились, когда им было лет по десять. Незадолго до зимних каникул перед началом урока классная руководительница привела и представила классу худого смуглого и черноволосого паренька. Дружный коллектив, учившийся вместе уже четвертый год, оживился – новенький!

Свободных мест практически не было, поэтому Юганова временно посадили за парту рядом с Аленочкиным, сосед которого, Илюша Розенблат, был в это время болен. Болел Илюша долго, потом поехал лечиться в санаторий, а потом его и вовсе перевели в какую-то спецшколу. В общем, само собой получилось так, что место осталось за Югановым.

Подружились они сразу, вероятно, потому, что были очень непохожи. Заводной и открытый Слава источал энергию постоянно и в больших количествах. Молчаливый, немного замкнутый Вася словно копил в себе энергию для рывка. Но зато рывок этот был молниеносный и очень эффективный. Особенно сдружили их занятия в детско-юношеской футбольной школе «Динамо», куда они попали после очень придирчивого отбора. Через три года они имели устоявшуюся репутацию перспективных юных дарований, тренеры прочили им чемпионское будущее. Но в какой-то момент Славе наскучил футбол, и он там же, на «Динамо», перешел в школу самбо, решив попробовать свои силы на борцовском ковре. Юганов футболу не изменил, но дружба не прервалась, и они почти все свободное время по-прежнему проводили вместе: во дворе, у приятелей, дома у Славы. К себе домой Васька никого не приглашал да и сам старался при первой возможности улизнуть из квартиры. Аленочкин был единственным из ребят, кто знал причины такого поведения друга.

Отца Васька почти не помнил, знал о нем в основном по рассказам матери. Это был человек необычной судьбы, испанский мальчик, родители которого погибли, защищая Мадрид от наступающих войск франкистов. Его ребенком вывезли в СССР, и он воспитывался в детском доме, получив новые, русские, имя и фамилию.

Юганов-старший пропал, когда Ваське было четыре года. Ушел на работу – и не вернулся. Он был инженером в каком-то оборонном институте, поэтому его исчезновением занималась не только милиция, но и КГБ. Однако безрезультатно – человек как в воду канул.

Васькина мать, Наталья Сергеевна, после случившегося замкнулась в себе, сыном занималась мало, все искала утешения в работе. Потом стала выпивать, все больше и больше. Затем выхлопотала себе пенсию по инвалидности, и к тому времени, как ребята перешли в старшие классы, это уже была совершенно седая и спившаяся старуха, хотя ей было чуть за сорок.

Слава никогда не пытался разговаривать с приятелем о матери, но всегда старался отвлечь его от домашних проблем и помогал, если возникала необходимость. Они отвозили ее в больницы во время приступов, несколько раз разыскивали по всему району, так как Наталья Сергеевна вдруг исчезала из дома неизвестно куда.

В десятом классе пришлось задуматься, что делать дальше. Слава в принципе свой выбор сделал немного раньше – вот уже год он посещал курсы при МГУ, имея твердое намерение стать студентом географического факультета. Ему казалось, что так сбудутся мечты о путешествиях и приключениях, он объездит все страны, увидит древние города, загадочные племена, неизведанные земли.

Васька, казалось, ни о чем серьезно не помышлял. Когда заходили разговоры о том, что же делать после окончания школы, он шаблонно отвечал, что, наверное, пойдет в институт физкультуры, куда настойчиво рекомендовал поступать его футбольный тренер.

До выпускных экзаменов оставалось меньше месяца, когда в один прекрасный день после уроков Вася вдруг спросил:

– Слушай, ты не считаешь меня сумасшедшим?

– А ты с ума сошел? – усмехнулся Слава, но, увидев совершенно серьезные глаза друга, сменил тон: – Конечно, нет. Что с тобой? Что-то случилось?

– Случилось. Не поверишь, тут такое дело – вчера иду с тренировки. У подъезда толкутся мужики, трое. Лица странные – темные такие, очень загорелые. По виду – иностранцы, куртки клевые, с бахромой. Штаны кожаные. Как в этих фильмах про индейцев.

– С Гойко Митичем?

– Ага. Короче, иду мимо, а они ко мне – сначала руки протягивали, а потом на колени – раз, и встали.

– А ты?

– Что я? Стою, как идиот, не знаю, как быть. И главное – бабки тут же на лавочке сидят, глазеют, уже пальцами стали тыкать. Сейчас, думаю, они милицию вызовут. Я – в подъезд, а эти вскочили – и за мной. Короче, приперли они меня к двери квартиры. Думаю – все, дальше не пойду, пусть делают, что хотят. А они опять на колени, и один протягивает мне какую-то штуку деревянную. Я отталкиваю, а он мне снова сует. И говорит что-то, вроде по-русски, только плохо очень.

– Может, надо было милицию вызвать? – перебил Слава, с тревогой слушавший странный рассказ.

– Да они вроде мирные были, драться не лезли. И не пьяные.

– Ну а дальше что?

– Вот. Стал я прислушиваться, о чем он там лопочет. А он что-то вроде того говорил, что я единственный потомок какого-то вождя из Мексики, или племени. Что мои предки были вывезены в Испанию, а я теперь должен получить из их рук наследие и хранить его.

– Наследие? Сокровища? – оживился Слава, мигом представив вероятную перспективу поиска сокровищ.

– Какие сокровища?! Я только понял, что теперь должен всю жизнь хранить священный предмет, куда жрецы племени поместили зло.

– Чего поместили?

– Какое-то зло. Я ничего не понял.

– И что дальше?

– Они сунули мне в руку эту штуковину. Еще сказали, что я должен его оберегать.

– Кого оберегать?

– Зло. Или штуку эту. Говорю же – не понял, он еле-еле по-русски говорил. Что-то еще про чужаков, которые пришли на их земли и могут нарушить гармонию. Потребовали, чтобы я обещал. Я и обещал. А что оставалось делать? Потом сразу в квартиру – ведь страшно было, вдруг соседи выйдут?

Поздно вечером того же дня Васька пришел домой к другу и принес странный предмет, который ему оставили незнакомцы. Это была мастерски вырезанная из дерева фигурка, по всей видимости, какого-то божества. Внутри нее что-то гремело и перекатывалось.

– Погремушка! – вынес приговор Слава. – Давай посмотрим, что там такое внутри.

– Да ну ее к черту, – мрачно заметил Васька. – Мне же сказали, что там – зло. Его выпускать наружу нельзя.

– Да брось. Сказки какие-то!

Тем не менее в этот день ничего трогать ребята не стали, и Васька ушел, оставив неизвестное божество у друга. А на следующий день произошла трагедия.

Как рассказывал потом Славе их участковый, Наталья Сергеевна после очень долгого перерыва вдруг ночью решила закурить. И уснула с зажженной сигаретой. Пожарные не успели спасти ни ее, ни сына.

Деревянная фигурка неизвестного божества осталась у Славы как память о лучшем его друге.

* * *

Для полной уверенности Аленочкин уже на следующий день отправил несколько найденных им зерен в фабричную лабораторию на анализ. Хотелось убедиться, насколько он прав в своих предположениях. Не более того. Конечно, это была блажь – какао-бобы или нет, какая в принципе разница? Допустим, специалисты доложат ему, что это какао, сорт такой-то, растет там-то. А дальше что? Скорее всего, сорт растет там, где проживал тот умелец, что изготовил фигурку. Допустим, там жили и те похожие на индейцев гости, которые приезжали к его погибшему другу. И узнает Аленочкин, откуда вел свою родословную Вася Юганов, если только те люди говорили правду и не были сумасшедшими. Только вот Васе это уже все равно.

Через несколько дней на стол Аленочкина, за текучкой успевшего подзабыть эту историю, лег отчет специалистов. Занятый более важными делами, он отложил чтение документа на вечер, когда будет поспокойнее.

Но прочитав отчет, не поверил своим глазам. Сделал это еще раз и молча уставился в пространство. Такого, честно говоря, новый владелец кондитерской фабрики не ожидал.

В бумаге, присланной ему заведующим лабораторией, говорилось, что на анализ были представлены именно какао-бобы. Установлено, что они обладают рядом уникальных свойств, которые позволяют выделить их в особый, официально не зарегистрированный сорт.

Но и это не главное. В какао-бобах, извлеченных из деревянного божества, обнаружены следы неидентифицированных веществ, способных, по всей вероятности, оказывать на человеческий организм воздействие, сходное с воздействием антидепрессантов.

Аленочкин захотел прояснить ситуацию и немедленно позвонил в лабораторию. Заведующий, лично занимавшийся конфиденциальным поручением, долго, путано и с ненужными подробностями принялся рассказывать ему о проведенных исследованиях.

Любящий конкретику Вячеслав прервал его на полуслове и попросил вкратце объяснить ему, каким именно действием обладают бобы этого нового сорта.

– Какао-бобы, – вежливо поправил его собеседник.

– Плевать. Пусть какао-бобы. В двух словах можете сказать?

– К сожалению, нет. Чтобы ответить на этот вопрос, нужны углубленные исследования. Возможностей нашей лаборатории здесь недостаточно, надо заказывать специальную экспертизу. Сорт действительно новый, мы с ним дела никогда не имели. Впрочем, такое редко, но случается – находят неизвестные сорта шоколадных деревьев. Но вот эта его непонятная составляющая… Лично я впервые такое встречаю. И в литературе ничего подобного не описано, нет научных статей на эту тему.

– Говорите, говорите, – поторопил его заинтригованный Аленочкин.

– Не факт, что и специальная экспертиза сможет идентифицировать найденные нами вещества. То, что я вам сказал, – мое частное мнение. Оно основано, конечно, на профессиональном опыте, но в большей степени – на профессиональной интуиции.

– А ваши коллеги? – осторожно спросил Аленочкин.

– Я не стал никого погружать в проблему. Тем более – это был ваш личный запрос, поэтому я сам составлял отчет, сам его вам отправил.

– Настоятельно вас прошу – пусть все это остается между нами. Договорились? Я пока не решил, как поступить. В любом случае будем считать, что это коммерческая тайна. Вы меня поняли?

– Разумеется. Вы можете не беспокоиться, я хочу продолжать руководить лабораторией.

– Вот и замечательно. Если все будет так, как мы договорились, вы будете и дальше ею руководить. Причем с гораздо большей зарплатой.

Глава 5
Независимое расследование: улики против эмоций. Жил такой парень… Сильвестр делает выводы

– Пыль владеет городами, – заявила Вера Витальевна, поднимаясь по лестнице. – Я наблюдала, как этот ваш приходящий уборщик засасывал в пылесос целые клубки, лежавшие вдоль плинтуса. И откуда они только берутся в квартире, где уже никто не живет? Ужас. Поневоле помешаешься на влажной уборке и будешь по выходным вместо прогулок вдоль прудика вытряхивать ковры и стучать выбивалкой по подушкам. Сдвинешься на почве уборки, короче говоря.

Если это была шпилька в адрес Сильвестра, то он предпочел ее не заметить. Взгляд его обшаривал территорию и фиксировал подробности. Распахнутая деревянная дверь в подъезд, тесный лифт, скрежещущий где-то внутри дома, словно ржавое сердце, стены, окрашенные народной зеленой краской…

– Ключи у меня, – напомнила Майя.

Уборщик Степан, который провел ювелирную уборку в квартире Андрея Томилина, не сдвинув с места ни одной вещи, отрапортовал о проделанной работе сегодня утром. По всяким мелким признакам Майя догадалась, что босс волнуется. Все-таки квартира старого друга. И еще – место его гибели. А вот для постороннего глаза Сильвестр наверняка выглядит спокойным и собранным.

– До выключателей, я полагаю, можно смело дотрагиваться, – с легким раздражением констатировала Вера Витальевна.

Она с трудом переварила мысль о том, что так называемого сыщика не интересуют отпечатки пальцев, брызги слюны и обрезки ногтей, которые могли оставить в квартире матерые преступники.

В коридоре вспыхнул свет, и Вера Витальевна все тем же тоном продолжала:

– Снимать обувь, я думаю, тоже бессмысленно. Следов уж нет, а наши никого не озаботят. Честное слово – впервые слышу, чтобы на месте предполагаемого убийства перед началом расследования делали уборку… Кстати, пока не забыла. Этот ваш уборщик велел передать, что в коридоре прямо перед шкафом была рассыпана арахисовая шелуха. Он собрал ее и куда-то припрятал. Если что, готов отдать.

– Арахисовая шелуха? – удивленно переспросил Сильвестр.

– Ну, не та, жесткая, из которой добывают орехи. А такая тонкая, красненькая пленка. Когда арахис жарят, она становится ломкой и может замусорить все вокруг. Наверняка ты в курсе.

– Спасибо, что сказали. Надеюсь, это пригодится.

– Пригодится?! Если тебе, милый мальчик, удастся что-нибудь отыскать, я буду считать тебя гением. Впрочем, ты, может быть, действительно гений. Иначе не давал бы мне ложной надежды. Ложная надежда – это меч, которым срубают голову всякой мечте.

Судя по всему, Вера Витальевна была нашпигована цитатами, выуженными из любовных писем. Теперь она растрачивала богатство, копившееся годами, поражая окружающих неожиданными метафорами.

– У Андрея простая обстановка, хотя он говорил, что поддельные часы приносят ему хорошие деньги. Не думаю, что ему хватило бы на яхту, но зато он не экономил на мелочах. Ни разу не видела на нем старых носков. Или носок… Не знаю, как правильно… Впрочем, это неважно!

Не обращая на ее болтовню никакого внимания, Сильвестр замер в центре коридора. Со стороны казалось, что он окидывает обстановку рассеянным взглядом. Но это наверняка было не так. Вот он подошел к шкафу для одежды и распахнул дверцы.

– Почему, интересно, верхняя полка пустая? – вслух подумал он. – Обычно наверху все бывает забито каким-нибудь хламом.

– У меня под потолком сложены старые пледы и подушки, – поделилась Вера Витальевна не подходящим к случаю хвастливым тоном.

– Вот-вот, и я про то же, – пробормотал Сильвестр.

Поднял телефонный аппарат, стоявший на тумбочке перед зеркалом, и проверил, не спряталась ли под ним какая-нибудь записка. Выдвинул один за другим все имевшиеся в наличии ящики, пробежал глазами чеки и счета, найденные внутри. Покатал в пальцах болт, обнаруженный на обувной полке, прикидывая, откуда он мог взяться.

Из коридора переместился в гостиную. Женщины следовали за ним, словно две любопытные птицы – глаза у обеих были круглыми, блестящими, нацеленными на поживу.

– У Андрюши почти такой же порядок, как у тебя, – сообщила Вера Витальевна. – В доме нет ни одного милого уголка, где можно расслабиться! Чтобы лежала смятая подушка, валялись тапочки и все такое… Что поделаешь? Молодость, проведенная в казарме, стерилизует ту часть мозга, которая отвечает за уют. В конце концов, воин не создан для того, чтобы думать об интерьере…

Она тарахтела без умолку, вертелась под ногами и то и дело заглядывала Сильвестру под локоть. В дальних странствиях тете Вере часами приходилось выслушивать чужие истории, и теперь она брала реванш. Через некоторое время Майя просто перестала вникать в ее слова, которые лились нескончаемым потоком, пересыпаемые парадоксальными заявлениями типа: «Однотонные шторы провоцируют приступы меланхолии», «Маленьких собачек заводят люди, которые в прошлой жизни были китайцами», «Главное оружие женщины – маникюрные ножницы» и «Тот, кто ест редьку, делает жизнь микробов в организме невыносимой».

Притормаживала она только тогда, когда Сильвестр задавал ей вопросы. Разумеется, первым делом он отправился в ванную комнату.

– Здесь было сухо?

– То есть абсолютно, – заверила она. – Милиция искала влажные полотенца или половую тряпку, пропитанную водой, но ничего не обнаружила. Впрочем, если убийца вытер пол, тряпку он мог выбросить по дороге.

– Где лежали таблетки?

– На подоконнике возле пепельницы. Облатка была почти полной, значит, он не собирался кончать с собой. Иначе проглотил бы целую пригоршню успокоительного. Рюмка стояла тут же, он устроил ее на салфетку. Он вообще не любил, когда на мебели оставались следы от посуды. Бутылка обнаружилась в баре. Вполне в его духе – налил, закрутил пробку, поставил на место. Если бы он был расстроен, то забыл бы об аккуратности, верно? Хотя… Она была у него в крови, так что – кто знает?

В маленькой комнате, служившей спальней и кабинетом одновременно, Сильвестр вел себя гораздо менее сдержанно. Он поднял ковер, снял абажур с торшера, стащил с постели покрывало, поснимал со стен фотографии и проверил каждую рамку. Потом раскачал пальцами шурупы, на которых висели снимки, постучал по стене.

– Руки бы обломать тому, кто обои наклеивал, – вставила свой комментарий Вера Витальевна. – Узоры не совпали, и вот здесь край неровный, как будто его обглодали клопы.

Ту фотографию, которая стояла на стеллаже и спровоцировала Веру Витальевну обратиться к нему за помощью, Сильвестр проверил весьма тщательно. Однако ничего особенного не обнаружил.

Первые четверть часа Майя следила за Сильвестром с жадным любопытством. Но поскольку он никак не комментировал своих действий и не высказывал мыслей вслух, она вскоре скисла и заскучала. И встрепенулась лишь тогда, когда босс неожиданно громко чихнул и заметил:

– В комнате определенно есть какая-то гадость.

– Гадость? – вскинула брови Вера Витальевна. – Это вряд ли. Мусор был тщательно просеян и рассортирован по пакетам. И вы эти пакеты осмотрели. А ваш уборщик уничтожил все завалявшиеся под стульями крошки… О! Это страшный человек. Если бы я не знала, чем он занимается, то решила бы, что он профессиональный убийца – такой у него пронзительный взгляд.

– Кажется, это здесь, – не слушая ее, пробормотал Сильвестр и приблизился к платяному шкафу. – Как раз хотел его осмотреть.

Распахнув дверцы, он очутился лицом к лицу с аккуратно развешенными рубашками и костюмами. На многочисленных полках ровными стопками были сложены свитера и футболки.

– Фу, точно, гадость находится поблизости. Ну-ка, помоги мне.

Майя уже знала, что нужно делать. На выезды она всегда собирала большую сумку со всякими причиндалами, которые могли понадобиться им вне дома. В том числе там имелись герметичные пластиковые пакеты, куда можно было засунуть опасную вещицу, угрожавшую здоровью Сильвестра.

Тот уже извлек откуда-то из недр шкафа искомую футболку и, держа ее двумя пальцами, быстро перебросил помощнице. Она поймала и, прежде чем убрать с глаз долой, развернула, отодвинув подальше от себя.

– Фотография, – пояснил Сильвестр. – Снимок, переведенный на ткань. Наверное, левые красители – у меня в носу настоящий муравейник.

– Здесь как раз Андрюша и его школьные друзья – Мережкин и Василенко, – всхлипнула Вера Витальевна, кивнув на фотографию, довольно четкую, к слову сказать. – Столько лет – не разлей вода. Им бы еще дружить и дружить… – Она подцепила непрошеную слезу кончиком ногтя.

На снимке, кроме Андрея Томилина, который показался Майе похожим на молодого Жана Габена, были изображены еще двое мужчин. Маленький, в кепке, держал над головой какую-то вещицу вроде кубка и потрясал ею в воздухе. Второй, повыше и покрепче, салютовал бутылкой вина. У него были широкие плечи и смутная ускользающая улыбка. Сам Томилин с яркими глазами, явно украденными у знаменитого француза, шутовски демонстрировал батон копченой колбасы. Вероятно, это была какая-то вечеринка, где друзья весело позировали фотографу.

– Поверни футболку ко мне лицом, – потребовал Сильвестр. Майя подчинилась, но не успела даже толком расправить ткань, как он приказал: – А теперь поскорее засунь в пакет. Гадость – она и есть гадость.

– По-моему, так совсем ничем не пахнет, – пожала плечами Вера Витальевна. – Впрочем, не буду спорить с вашим носом. Когда от остроты нюха зависит жизнь, поневоле начнешь проворно шевелить ноздрями.

Когда футболка была надежно запакована, Сильвестр вновь обернулся к шкафу.

– Андрей все свои вещи сдавал в чистку?

– Полагаю, да, – откликнулась Вера Витальевна. – Девица, с которой он в последнее время крутил роман, не годится для того, чтобы следить за чем-то, кроме собственной внешности. Ну, знаете, короткая юбка, голый пупок, нечеловеческий бюст – лица и не разглядеть. Зовут ее Лида. Она приходила на похороны, выражала соболезнования. Была в темных очках. И все время двигала челюстями. Надеюсь, это был тик, а не жевательная резинка.

– Хотелось бы мне кое о чем спросить эту самую Лиду, – сказал Сильвестр. – Вы знаете, как с ней связаться?

– А о чем спросить? – тотчас насторожилась Вера Витальевна. – Ты заметил что-то особенное?

– Вы же ничего не уносили из квартиры? – продолжал тот, не обращая внимания на ее тон.

– Не-е-ет. Ни единой пуговицы. Что же я – дурочка совсем?

– Видите, – Сильвестр отступил в сторону, – эта одежда явно только что из чистки. Она надета на проволочные вешалки, и на каждой вещи сверху – прозрачный пакет. А вот на этих трех рубашках от пакетов остались только огрызки.

Майя вытянула шею. В самом деле – вокруг металлических вешалок торчали неровные куски полиэтилена.

– Кто-то оборвал пакеты, – констатировала она.

– Возможно, Андрюша выбирал рубашку и просто избавился от них. Выбросил в мусорное ведро, – предположила Вера Витальевна.

– Майя, – тотчас приказал Сильвестр. – Подойди сюда. Предположим, ты решила надеть чистую одежду. Как ты это сделаешь? Давай. Смелее!

Его помощница молча приблизилась к шкафу.

– Будь естественной. Представь, что это твой собственный гардероб.

Майя протянула руку, сняла одну из вешалок, вытащила из шкафа и, держа ее в одной руке, довольно ловко сняла пакет, подцепив его снизу.

Пакет остался целым и приятно зашелестел, опадая на пол.

– А теперь попробуй сорвать его грубо, чтобы остались куски, как здесь.

Сильвестр подал ей следующую вешалку и отступил назад, сложив руки перед грудью и приготовившись к роли зрителя.

Представление длилось всего несколько секунд. Майя резко рванула пакет в сторону, мягкая пленка потянулась, но не порвалась. Только с третьей попытки девушке удалось справиться с ней. Пленка уступила, оставив за собой длинный рваный хвост, свесившийся с воротника рубашки.

– Видели? – торжествующе обратился к Вере Витальевне Сильвестр. – Расправляться с пакетами подобным образом чертовски неудобно. Полиэтилен трудно разрывать, зато он довольно легко соскальзывает с вешалки, если обращаться с ним нежно.

– И о чем это говорит? – спросила та, насупившись. Роль недогадливой помощницы детектива ей не нравилась.

– Как – о чем? О том, что пакеты срывали в спешке. Не думая о том, удобно это или нет.

– Возможно, Лида собирала свои пожитки. Если они, например, поссорились с Андрюшей. Или пакеты ей потребовались для чего-то еще. Мой племянник славился своей аккуратностью. Он никогда не оставил бы эти клочья в своем шкафу.

– Возможно, к тому времени он был уже мертв, – возразил Сильвестр.

Однако Лида о пакетах ничего не знала. Это выяснилось довольно быстро. Когда Вера Витальевна позвонила ей и рассказала, что находится сейчас в квартире Андрея вместе с… хм… ну… частным сыщиком, та выразила желание с ним переговорить. Работала она мастером в соседней парикмахерской, и Томилин наверняка приходил к ней делать стрижку. Она брала его голову своими ловкими руками, и он таял от нежных прикосновений. Сильвестр всегда считал, что парикмахер может вить из вас веревки, а вы лишь покоряетесь его воле.

– У меня как раз обед, – торопливо сообщила Лида. – Я скоро буду.

Сильвестр двумя руками проголосовал за встречу с девушкой погибшего друга. Ему было важно задать ей несколько вопросов. Несмотря на то что Вера Витальевна поддерживала с племянником довольно тесные отношения, все же жила она отдельно и о многих вещах могла просто не знать или неверно их истолковывать.

– Мне нужно позвонить, – неожиданно заявил Сильвестр. – В прачечную.

В руках он держал квитанцию и, сверяясь по ней, набрал номер телефона. Майя и Вера Витальевна молча слушали его разговор. Дело оказалось минутным. Сильвестр желал знать, сдавал ли заказчик номер такой-то в недавнем времени белье для стирки.

– Жена уехала в отпуск, – виновато заметил он. – И не сказала, нужно ли забирать…

Оказалось, забирать ничего не нужно. Нового заказа от клиента под указанным номером не поступало.

– Хм, – задумчиво пробормотал Сильвестр, повесив трубку. – Пакеты из чистки и отсутствующее белье в прачечной…

– Не понимаю я, какое значение имеют эти самые пакеты, – проворчала Вера Витальевна. – Ну, допустим, с вешалок их сорвал убийца. И что из этого? Пакетов в мусорном ведре нет, следов нет, так что нам за дело до того, каким способом их извлекали из шкафа?!

Когда ей что-то не нравилось, вид у нее становился брезгливым, как у кошки, которую заставляют служить за кусок сосиски.

Говоря по правде, Майя тоже не могла сообразить, чем могут помочь в расследовании обрывки пакетов из химчистки. Не совладав с любопытством, она спросила:

– Они имеют большое значение?

– Сами по себе нет, – неохотно пояснил босс. – Если бы не простыня. Смотрите, – предложил он, направляясь к кровати. – Постель застелена странно. На пододеяльнике и обеих подушках белое белье в желтый цветочек. А простыня синяя, явно от другого комплекта. Простыни же в желтый цветочек нигде нет – ни в стопках из прачечной, ни в самой прачечной, ни в корзине с грязным бельем, я проверил. Ее вообще нет в доме. Понимаете?

Его спутницы по очереди кивнули. Некоторое время в комнате царила тишина, нарушаемая лишь шагами Сильвестра, который расхаживал взад и вперед, глядя себе под ноги.

– Возможно, Андрей пил в постели какао и пролил жидкость на простыню, – наконец высказала робкое предположение Вера Витальевна. – Ну, или вино – от него тоже остаются безобразные пятна.

– Пролил вино на простыню и сразу выбросил испачканную вещь? – с сомнением спросил Сильвестр. – Если сдаешь белье в прачечную, почему бы и эту простыню тоже не сдать? Вдруг пятно отойдет?

– А что, если он прожег ее сигаретой? Мужчины обожают курить в постели, – авторитетным тоном заявила Майя.

– Полагаю, эту ценную информацию ты почерпнула не из личного опыта, а из фильмов с Бельмондо, – заметил Сильвестр, почесав бровь. – Ерунда все это. Сдается мне, дело совсем в другом. – Он подошел к окну и проверил, как открываются и закрываются жалюзи, пробормотав: – Простыня от другого комплекта и сорванные с вешалок пакеты…

– Дались ему эти пакеты, – шепотом сказала Вера Витальевна, приблизившись к Майе. – Не вижу никакой логики.

Она привыкла докапываться до сути вещей и, когда чего-нибудь не понимала, против воли начинала раздражаться. Уже было открыла рот для того, чтобы высказать очередное ценное замечание, когда раздался звонок.

Вера Витальевна немедленно устремилась к двери, подобно курице, привлеченной горстью пшена.

– Это Лида! – крикнула она на ходу. – Сейчас вы сами все поймете!

Какие выводы они должны были сделать, встретившись с Лидой лицом к лицу, было не очень понятно. Вероятно, Вера Витальевна имела в виду, что эта женщина ну никак не подходила ее обожаемому племяннику.

Лида оказалась невысокой женщиной с томными глазами. Рыжие волосы, небрежно заколотые на макушке, открывали высокие скулы и крепкую шею. Ногти на руках и ногах были покрыты ярко-красным лаком. Между джинсами и короткой майкой виднелась загорелая полоска тела с блестящей висюлькой на пупке. Разговаривала Лида хриплым тягучим голосом и бросала на Сильвестра долгие взгляды, что задевало не только его помощницу, но и Веру Витальевну.

– Интересно, о чем думает человек, когда ему протыкают пупок? – шепотом спросила она, наклонившись к Майе.

Та непроизвольно потерла собственный живот. Она всегда с подозрением относилась к женщинам, которые выставляли напоказ свою сексуальность. Ей казалось это нечестной игрой. Такие женщины, конечно, имели право на существование, но лишь в фильмах, которые ее босс смотрел десятками. Именно там была их стихия, их законное место.

После того как Вера Витальевна познакомила присутствующих друг с другом, Лида немедленно сосредоточила свое внимание на единственном представителе сильного пола.

– Неужели Андрея действительно убили? – спросила она, устроившись на стуле с высокой спинкой.

Остальные тоже сели, исключая Сильвестра, который остался на ногах. Он отошел к окну и встал к нему спиной, скрестив руки на груди. Взгляд его время от времени убегал от женщин, продолжая путешествовать по комнате.

– Убили? Не могу сказать ничего определенного, – почти равнодушно ответил он, пожав плечами.

– Но зачем тогда вы пришли сюда? Зачем продолжаете… упорствовать? – удивилась Лида и вопросительно поглядела на Веру Витальевну.

В сущности, она верно определила эпицентр этого упорства. Эпицентр сидел смирно, скрестив ножки в кедах, шнурки которых были завязаны целомудренными бантиками. Лицо у него было вредным.

– Решили убедиться в том, что это несчастный случай, – спокойно продолжал Сильвестр. – А вы разве не хотели ничем со мной поделиться? Что-то рассказать?

– Я? Да нет, я не знаю, что рассказывать. В тот день я вообще уезжала из города. У меня даже алиби проверяли – так было неприятно…

– Но вот только что, когда вы узнали, что в квартире Андрея находится частный детектив, то немедленно загорелись прийти, – не отставал Сильвестр.

Лида открыла и закрыла рот, явно медля с ответом.

– Просто мне хотелось узнать, что вы тут нашли, – наконец сказала она. – Вдруг обнаружили что-нибудь такое…

– Мы обнаружили, что из квартиры пропала простыня! – неожиданно заявила Вера Витальевна мрачным тоном. – Хорошая прочная простыня в желтый цветочек. Спрашивается – где она?

– Простыня в желтый цветочек? – изумленно повторила за ней Лида.

– Вот именно. Все комплекты постельного белья – целые. И только одной простыни недостает. Как-то это подозрительно… Если ее прожгли сигаретой, так и скажите!