Текст книги "Между любовью и любовью"

Учебный год походил к концу. Стасу надо было определяться с планами на будущее. На семейном совете он озвучил варианты. Новосибирск Стас отверг сразу же, Вике еще два года учиться. Его звали в один из московских НИИ, но профессионально это не было интересно. Да и с квартирой в Москве сложно. Опять поставят в очередь, как в МФТИ. Оставались Дубна и Зеленоград. И там, и там предлагали лабораторию и квартиру. Выбрали Зеленоград. И Стасу интересно, и Вике не так далеко. Час езды до Москвы. Придется вставать пораньше, чтобы успеть в институт. В конце июня переехали в Зеленоград.

Двухкомнатная квартира выходила окнами в парк. Стасу до работы – пять минут. Город оказался симпатичным и действительно очень зеленым. В большом мебельном магазине в центре купили хорошую польскую кровать светлого дерева, и к ней Вика подобрала румынский шкаф. Вообще, к ее удивлению, выбор в магазине был очень приличным, не то что в Москве. Свободно стояли дорогие гарнитуры. «Хорошее снабжение, – пояснил словоохотливый продавец. – Здесь же научный городок, вот и снабжают. Для ученых».

Вике понравился финский кабинет. Вот бы такой в большую комнату! Диван, два кресла густого винного цвета – сядешь, и вставать не хочется. А самое главное – огромный письменный стол, как раз Стасу для работы. Стол и книжные шкафы – благородного темного дерева. Спросила, сколько стоит. Тысяча четыреста рублей. Нет, таких денег не наберут. Все деньги Стаса потратили на холодильник и спальню. Вика позвонила маме и рассказала про гарнитур. Нина Сергеевна взяла такси и через час была в магазине. Одобрила кабинет и велела выписывать. Вика растерялась, вот так сюрприз Стасу!

– С доставкой? – спросил продавец.

– Нет, вдвоем с дочкой на себе понесем, – съязвила Нина Сергеевна. – Конечно, с доставкой.

– Я к тому, – объяснил продавец, – что доставка стоит двадцать рублей – через две недели. А если вам срочно, можно договориться с ребятами.

– Нам срочно. А сколько за срочность? – спросила мама.

– Ну, как договоритесь. Вы оплачивайте пока, а я грузчиков позову.

Нина Сергеевна властным голосом разделила названную сумму пополам. Грузчики повздыхали и согласились. И за тридцать рублей гарнитур был доставлен, поднят и установлен в большой комнате.

– Красавец! – оценила мама. – Молодец, Викуська, хорошей хозяйкой будешь. Умеешь видеть настоящие вещи!

– Ох, мамуль! А что я Стасу скажу? Так быстро все, я с ним даже не посоветовалась.

– Ну, а что тянуть до завтра? Гарнитур один был. Приехал бы кто-то из Москвы и купил. А Стас радоваться должен, что у него жена – умница. Скажешь, что это твое приданое.

Мама уехала. Вика решила рассказать как есть: чудесный гарнитур, всего один, надо было сразу решать. Мама привезла деньги. Отдадим, когда сможем, никто нас не торопит.

Стас выслушал Вику, сказал, что стол замечательный, за таким столом он сделает кучу великих открытий и вообще Викуся – самая лучшая, самая красивая, самая любимая. А через два дня дал ей конверт и сказал:

– Вот, Викусь, тысяча четыреста рублей. Передай Нине Сергеевне и поблагодари ее за помощь.

Вика обиженно молчала. Стас подошел, обнял ее и, прижав к себе, сказал:

– Викусь, я тебя так люблю. Ты у меня самая-самая. Но умоляю, не надо брать денег у мамы! Я сам могу купить то, что тебе нужно. Только скажи. Вот мне дали в кассе взаимопомощи, даже больше предлагали. Из зарплаты буду отдавать.

Нина Сергеевна обиделась.

– Я же хотела как лучше. Он ведь нам не чужой теперь. Что за церемонии!

– Молодец парень! – одобрительно сказал Лев Иванович. – Я думал – так, не от мира сего, ничего вокруг не замечает, весь в науке, а он настоящий мужик. Правильно! Нечего от баб подарки принимать.

Викуся гордилась мужем. Папа прав. Стас совсем не похож на гения-отшельника. Все умеет. Повесил светильники, карнизы для занавесок, с дрелью управляется, как профессионал. Они все-таки решили взять в кассе еще пятьсот рублей и купили всякой мелочевки, чтобы квартира стала живой и уютной. Грустно, когда лампочка свисает с потолка и окна сиротски голые. Стас с удовольствием помогал Вике: сверлил, развешивал и одобрял все ее покупки. Квартира за месяц превратилась в настоящий дом.

В Москве шумела Олимпиада, но Вике, увлеченной устройством своего дома, некогда было ездить в город, а телевизора у них пока не было. Открытие посмотрели у соседей, порадовались – красиво! Молодцы наши! В основном о спортивных новостях сообщали друзья. И о смерти Высоцкого рассказала ближайшая подруга, Томка. Среди актеров новость распространилась мгновенно, еще до официального объявления. Олимпиада была забыта. Высоцкий для поколения Стаса и Вики был фигурой культовой. Да и не только для них. Его песни знала вся страна. Люди из самых разных слоев общества могли найти в его творчестве свое. Даже те, кто никогда не были в театре на Таганке и не знали его как талантливого актера, слушали и знали песни Высоцкого. Стас рассказал, что чуть не половина института собирается на похороны и он вместе с ребятами из лаборатории тоже. Вика поехала со своими из ВГИКа, с теми, кто не разъехался на каникулы домой. Такого столпотворения вокруг Таганки Москва еще не видела. Было тихо, скорбно, многие плакали. Площадь и улица возле театра были завалены цветами. Провожали по-настоящему народного артиста. Вике было грустно, даже как-то тоскливо. От тесноты и жары она чувствовала себя плохо и на Ваганьковское кладбище уже не поехала. Томка потом рассказывала, что не удалось пройти дальше моста, столько было народу.

Вскоре выяснилось, что Вика беременна. Шесть недель, а она и не заметила в хлопотах. Стас был счастлив, а Викуся – задумчива. Как-то неожиданно все. Впрочем, что ж неожиданного? Просто очень быстро. Первый семестр – нормально. А второй? Придется брать академический.

– Ничего, Викусь, придумаем что-нибудь. Возьмешь академ. Я буду тебе во всем помогать. Господи, да я все буду делать!

– Нет уж, радость моя, с малышом я сама справлюсь, не я первая. Все как-то справляются. А твое дело добывать «мировую славу». Не хватало еще в пеленках закопаться.

– Да я все успею. Для тебя, Викусь, что угодно, а не то что славу. Ну что ты смеешься? Любимая моя, родная! Роди мне девочку, такую же красивую, как ты.

– Нет, нам нужен мальчик, еще один гений. С девчонками одна морока, ну их…

– Я тебя люблю, Викуся!

– А я тебя.

Вика родила двойняшек. Двух девочек. Медсестры, приносившие детей на кормление, улыбались, более непохожих они еще не видели. Одна девочка была смуглая, с темными волосиками, спокойная. Другая – безволосая, белесо-розовая. От сильного крика личико становилось багровым, и вид у нее был самый несчастный.

Планы поменялись. С детьми пришлось ехать к маме. Вика понимала, что одна не справится, а превращать жизнь Стаса в непрерывную возню с детьми, с бессонными ночами она не хотела. Вика знала, что сейчас у него очень важная завершающая стадия, вся лаборатория в напряжении. Работали до позднего вечера, а Стас еще и дома писал что-то иногда до утра. Какие уж тут дети! Ей пришлось согласиться с мамиными доводами и убедить Стаса, что это единственный разумный вариант. Он будет приезжать на выходные, жалко разлучаться, но другого выхода нет.

Темненькую девочку назвали Анной, в честь матери Стаса, а светленькую – Ириной. С Анечкой не было никаких хлопот. Она хорошо ела, много спала и почти не плакала. Зато Ирочка не давала ни минуты покоя. Ела плохо, вес был ниже нормы, спала только на руках. Когда ее пытались переложить в кроватку, просыпалась и начинала плакать. У нее был диатез, болел животик, она была страшненькая, красная и безволосая.

Анечку любили все. Ею любовались, с ней охотно играли и готовы были целый день таскать на руках, но она большую часть времени спала. Это был идеальный ребенок. Бабушка с дедушкой и Стас дружно восхищались Анечкой.

– Вылитая Викуся в детстве, – говорила Нина Сергеевна. – Вот Вика была такой же спокойной, никаких проблем с ней.

– Да, – соглашался Лев Иванович. – Просто удивительно! Дежавю! Как будто Нина с Викусей на руках заходит в комнату. Иногда даже не сразу понимаю, что это Анечка.

Стас, приезжая, не отходил от девочки, а когда она просыпалась, не спускал с рук. Нина Сергеевна ревниво смотрела, как он переодевает или кормит Анечку. Она пыталась делать замечания, что он не так держит бутылочку и неправильно надевает кофточку, но Вика останавливала ее.

– Мамуль, ну не надо придираться. Ты же видишь, как ему хочется побыть с Анечкой. Пожалуйста! Всего два дня в неделю Стас здесь проводит, потерпи.

А на Ирочкино внимание никто не претендовал. Все легко передали ее на попечение мамы. Вика жалела свою некрасивую и болезненную дочку.

– Бедный мой воробушек, не плачь. Мама с тобой. Спи, моя девочка, никому тебя не отдам. Ты моя самая любимая, самая хорошая…

Ирочку, конечно, любили, но никто не восхищался ею, как Анечкой. Стас носил Ирочку на руках, давая Вике немного передохнуть. Но девочка спокойно и быстро засыпала только на маминых руках. А накормить ее вообще могла только Вика. Ирочка была маминой дочкой.

В конце мая решили ехать с детьми на дачу. Викина бабушка после смерти деда жила там постоянно вместе с одинокой пожилой племянницей мужа. Обе они давно уговаривали Вику перевезти детей на свежий воздух, но Нина Сергеевна боялась уезжать из города – дети еще слишком малы.

На даче Ирочка стала спокойнее, спала ночью, и Вика немного пришла в себя. Вообще на даче все оказалось удобнее, свежий воздух явно шел детям на пользу. Стас приезжал в конце недели, возился с детьми, говорил Вике о своей любви и о том, как грустно и пусто в их доме. Вика утешала его, но в душе радовалась, что ему так плохо без нее. Стас ездил теперь на папиной «Волге», потому что иначе добраться от Зеленограда до Клязьмы было тяжело. Лев Иванович ездил с водителем, Нина Сергеевна машину не водила, так что «Волга» все равно стояла в гараже. У себя в институте Стас сразу же записался на «Жигули» и к Новому году должен был получить открытку. Очередь в институте была не такой большой, потому что каждый год им выделяли и «Волги» и «Жигули». Очередниками были, в основном, молодые или начинающие сотрудники.

Родители тоже приезжали на выходные. Жарились шашлыки, пекли пирог, приезжали Викины друзья – было шумно и весело. Часто бывал верный друг Сережа Комаров. Он окончил институт и распределился в НИИ квантовой электроники. Но Сережа мечтал работать со Стасом и просил Вику поговорить с мужем, сам он стеснялся. Вика, чувствуя легкую вину перед старым другом, поговорила, и Стас обещал при первой вакансии договориться о переводе Сережи к ним.

В июле праздновали победу Стаса. Пригласили всю лабораторию. В доме не поместились, и накрыли столы в саду. Вика не понимала сути открытия мужа, но по восторгам, волнению и ликованию его сотрудников видела, что это очень важно и значительно.

– Это гениально, понимаешь? Гениально! – возбужденно говорил Сережа, помогая, а скорее мешая Вике накрывать на стол. – Сам Валиев приходил в лабораторию поздравлять! Белоцерковский звонил!

– А кто это такие? – рассеянно спрашивала Вика, раскладывая ножи и вилки.

– Вика! Академики! Валиев – основатель нашей микроэлектроники, Олег Михайлович – ректор, ученый с мировым именем. Нет, ты не понимаешь, что произошло! Да Станислава Михайловича на Государственную премию выдвигают. Это грандиозно! Ты должна радоваться.

– Да я рада, рада. Сознаю величие момента, но людей-то кормить надо, а ты ходишь за мной по пятам и бубнишь. Иди к ребятам из лаборатории, не мешайся под ногами!

Сережа убежал, а Вика нашла Стаса и прошептала ему в ухо:

– Ты гений, и я тебя люблю. Только не важничай очень, ладно?

Он рассмеялся и обнял Вику.

– Получилось, Викуся. Это для тебя. Все для тебя! И еще сюрприз – через неделю в отпуск ухожу. Целых три недели с тобой!

– Здорово! – обрадовалась Вика. – А то ты уже на тень похож, весь прозрачный. Хоть откормим тебя на даче.

А Стаса уже звали, приехали новые гости, его окружили, поздравляли. Вика видела, что он счастлив. Без нее. К ней этот день не имел отношения. Значит, она и девочки на втором месте после этой таинственной микроэлектроники? Ну что ж, и у них в искусстве так же. Ей это вполне понятно. Главное – успех. Добиться, сделать лучше всех, чтобы зритель затаил дыхание. А все остальное: любовь, семья, дети – потом. Только добьется ли она этого успеха или так и погрязнет в детях и вечной суете? И будет просто женой гения… «Но я люблю его, – подумала Вика, – и разве быть женой гения это обычная вещь? Нет, это тоже успех, да еще какой!»

А потом был отпуск, и Стас возился с детьми, починил на даче все, что требовало мужской руки. Даже старую дедушкину «Волгу» извлек из гаража и привел в порядок. И машина, простоявшая несколько лет, к удивлению Вики, стала бойко передвигаться по поселку. А потом она рискнула поехать на рынок в Пушкино, и старушка «Волга» вела себя вполне достойно. С тех пор Вика ездила в Пушкино на машине. Но в город все же не рисковала, вдруг развалится по дороге. Стас смеялся и уверял, что старушке сноса нет, зря Вика сомневается.

Бабушка и тетя Ната не могли нарадоваться на Викиного мужа. Впрочем, Стаса любили все. Его нельзя было не любить. Даже Нина Сергеевна, слегка ревновавшая к нему Анечку, признавала, что зять у нее чудесный и Викусе очень повезло.

Отпуск омрачали только разговоры о том, где жить с осени. Нина Сергеевна и слушать не хотела о переезде Вики с детьми в Зеленоград. Как она себе это представляет? Значит, Стас толком работать не сможет и Викуся институт забросит. Стас мрачнел, и Вике было жаль его, но она понимала, что мама права. Дети подросли и окрепли, Ирочка стала спокойнее, с ней уже не было так хлопотно. Нина Сергеевна предложила взять няню для гулянья, а она с домработницей Любой справится с остальным. Вика будет учиться и может дня три в неделю проводить в Зеленограде, а на выходные они со Стасом будут приезжать к детям. Другого выхода пока нет. Машина Стасу в Зеленограде не нужна, Вика может ездить на ней в институт. И, конечно, с машиной она будет тратить меньше времени на дорогу. До детского сада придется потерпеть, а уж потом будут жить все вместе в Зеленограде. На том и порешили.

– Слава Богу, хоть тебя отвоевал, – ворчал Стас.

И Вика смеялась.

В институте ее встретили радостно. Преподаватели были снисходительны к матери двоих детей. Вика пыталась сдать за пропущенный семестр, чтобы остаться в своей группе, и ей шли навстречу. Но времени на подготовку не хватало, слишком большой объем пропущенного материала. Она не смогла сдать историю советского кино и философию, но за нее стали просить однокурсники, и декан кафедры оставил ее, с условием сдачи всех «хвостов» до весны. Прежняя веселая институтская жизнь с флиртами и вечеринками закончилась, у Вики на это не было ни сил, ни времени. Приходилось много заниматься, мотаться между Зеленоградом, институтом и детьми. Вика уставала. Планы о переводе на актерский потеряли всякий смысл, понимала, что не потянет. Вообще тот интерес и радость, с которыми она училась прежде, как-то исчезли. Вика сама не понимала, зачем так рвалась остаться в прежней группе. Какая, в сущности, разница? Из-за чего так надрываться, отнимая время от детей и Стаса? А он опять пропадал в лаборатории до вечера, приходил уставший, мысленно где-то далеко. Но Вика не обижалась. Просто кормила его за красиво накрытым столом – одно из немногих правил Нины Сергеевны, которому она следовала неукоснительно. Кормила, гладила его светлые волосы, рассказывая какую-нибудь забавную ерунду про детей. И Стас оживлялся, целовал Викины тонкие пальцы, мелькающие вокруг него со стаканом, салфеткой, солонкой. И смотрел на нее с такой нежностью, что Вика забывала про усталость и понимала – это и есть счастье.

К ноябрьским праздникам должны были объявить лауреатов Государственной премии, и она ужасно волновалась, а вдруг не дадут? Не из-за денег, а просто понимая, что для Стаса это очень важно. Сережка и ребята из лаборатории говорили, что открытие тянет на Нобелевскую, но молодых ученых, тем более русских, всегда отодвигают на задний план. Но в получении Госпремии все были уверены – слишком важная тема для советской науки. Недаром сразу же выдвинули на соискание.

И Стас стал лауреатом. Это было событие! Праздновали в Зеленограде, в институте и дома. Народу набилось куча! Вика лавировала между гостями, ее поздравляли, говорили про Стаса замечательные слова. Она запуталась в академиках, профессорах и кандидатах, всем улыбалась, благодарила. Но отвечала, наверно, впопад, так как произвела впечатление на ученых мужей. Стас рассказал, что академик Валиев, поздравляя его, сказал: «И жена у вас прекрасная. Совсем молоденькая, а держится с таким достоинством и тактом! Настоящая спутница большого ученого, поздравляю!»

Именно такую роль Викуся и намеревалась сыграть. Значит, получилось, зритель доволен. Маленький творческий успех! Ее личный успех. Хорошо, что соседки и девчонки из лаборатории не разрешили ей заходить на кухню, все делали сами. Вряд ли бы образ «спутницы большого ученого» удался, если бы она металась меж гостей с грудой грязных тарелок.

Для праздника объединили все три квартиры на площадке. А саму площадку превратили в «курилку», расставили стулья, пепельницы, соорудили что-то вроде бара. Под танцы освободили большую комнату у соседей молодоженов, благо у них и мебели пока не было. Хорошо, что дом институтский – все свои, так что веселились от души, особенно, когда маститые гости разошлись.

А родители устроили прием в честь новоиспеченного лауреата в ресторане. Сняли небольшой зал в «Национале». Пригласили светил науки и своих друзей, включая замминистра. Стас попробовал отговорить их, но Вика понимала, что маме хочется похвастать зятем-лауреатом. Она убедила мужа, что праздник необходим, нельзя обижать родителей. Вечер получился вполне симпатичным. Светила науки и высокопоставленные чиновники нашли общие темы для разговоров. Замминистра, не чинясь, взял на себя роль тамады и очень остроумно управлял застольем. Лев Иванович тоже был в ударе – шутил, рассказывал о различных международных церемониях награждения, где ему приходилось присутствовать, о смешных казусах, случавшихся там.

Ученые оживились, вспоминая различные забавные ситуации на международных конференциях и симпозиумах. А когда речь зашла о предстоящем научном конгрессе в Брюсселе, Лев Иванович рассказал много интересного о городе, об обычаях, о тех местах, которые советовал посетить. Вспомнил историю знакомства с принцем Альбертом, братом короля. Их познакомили на большом приеме по поводу национального праздника. Лев Иванович поздравил принца и его жену с недавним бракосочетанием и ожиданием наследника. Это уже было объявлено официально, и, согласно протоколу, надо было желать принцессе Паоле всяческого счастья. Потом они разговорились о Москве, о Ленинграде, Эрмитаже и балете. Лев Иванович живописал красоты ленинградских дворцов и Московского Кремля, как заправский экскурсовод. Принцесса спросила, есть ли у него жена и дети, и он удивил их, сказав, что женился недавно, в один день с ними – второго июля сего года.

– Какое совпадение! – удивилась принцесса. – Значит, ваша свадьба состоялась в один день с нашей!

– Да, ваше высочество, только она была в Москве и не такая пышная, как у вас.

– И где же ваша жена? Вы сегодня один? – спросил принц.

– Я отправил ее в Москву. Она не очень хорошо себя чувствует.

– Надеюсь, ничего серьезного? – в голосе Паолы послышалось сочувствие.

– О нет, ваше высочество, мы тоже ожидаем своего наследника. Надеюсь в апреле стать счастливым отцом.

– О, это невероятно! Столько совпадений! – засмеялась принцесса. – Мы тоже надеемся стать счастливыми родителями в апреле.

Лев Иванович выдержал паузу и продолжил:

– Но совпадения на этом не закончились, и наша Вика родилась пятнадцатого апреля шестидесятого года, в один день с принцем Филиппом.

– Да уж, действительно удивительные совпадения, – сказал один из профессоров. – А с принцем Альбертом и его женой вы после этого встречались?

– Да. Обычно он представляет королевскую семью на приемах в различных посольствах. Он – президент бюро Внешней Торговли Бельгии, президент Олимпийского комитета, так что мы довольно часто встречались на различных мероприятиях.

– И каждый раз он нас спрашивал, как растет маленькая Виктория, – добавила Нина Сергеевна.

– Ну а мы, соответственно, интересовались здоровьем принца Филиппа, затем принцессы Астрид, ну и, наконец, младшего сына, Лорана, – засмеялся Лев Иванович. – Надо было помнить все даты рождения и ничего не перепутать. А как же! Королевская семья! Хотя в общении они вполне симпатичные и скромные люди, без излишней пышности и церемоний. Но протокол есть протокол.

Интересных разговоров и рассказов было много, гости явно не скучали. Нина Сергеевна была довольна – вечер удался.

Когда Стас принес деньги – пять тысяч рублей – и сказал, что машина у них практически в кармане, Вика спросила:

– Значит, ты был уверен, что получишь премию? То-то так легко согласился занять денег у родителей. А я про Госпремию узнала только после того, как ты работу закончил. Последняя узнала! Свинство, что ты со мной не поделился раньше, я-то тебе все рассказываю.

– Викусь! Что значит уверен? Я и не думал об этом в процессе. Да и что толку делить шкуру неубитого медведя? Когда на машину записывались, так и думал, что половину у твоих займем. А премия очень кстати. Полторы тысячи не хватает – в кассе возьмем.

– Мама предлагает дедушкину «Волгу» продать. Ты ее в такой порядок привел, что она не меньше трех тысяч стоит. А то заржавеет в гараже.

– А бабушка? Это же вроде память для нее? Она так радовалась, что машина опять служит.

– Бабулю я беру на себя. Никому эта «Волга» не нужна. Ты – на «Жигулях», я на папиной буду ездить.

– Ну, уж нет! Новенькие «Жигули» – тебе, моя принцесса.

– Хорошо бы красного цвета досталась! Как ты думаешь, Стас, могут быть красные?

– Не знаю. Вот открытку получим, тогда и увидим, из чего там выбирают.

Открытку получили весной. На стоянке стояли белые «семерки» и синие «пятерки». Взяли седьмую модель, самую последнюю и потому самую дорогую. Но деньги от дедушкиной «Волги» были, так что хватило.

Вика свою белую «семерочку» полюбила, ездила на ней легко и уверенно. Так и звала – «моя ласточка».

В институте у нее дела шли не очень гладко. Старые «хвосты» сдала, а новые появились. Раньше проводила в институте весь день, и дня было мало. Жаль было вечером расходиться, поэтому шли в общежитие, и там разговоры, споры, музыка, любовные интриги продолжались до одиннадцати. Расходились после того, как голос комендантши криком проносился по коридору: «Гости, на выход!»

Если раньше Вика могла обсуждать с приятелем-режиссером или девчонками с актерского их планы, удачи и проблемы, то сейчас только кивала на бегу: «Привет! Как дела?» Получение Стасом Госпремии никого здесь не удивляло. Все жаждали успеха. Награды и звания казались само собой разумеющимся. А что тридцать два года? Не такая уж молодость! Самое время для славы. Только у них слава всенародная, а у физиков лишь в научных кругах. Недаром им дают звания народных артистов. А народный физик? Нет, искусство, конечно, важнее для людей. А самое главное из искусств? Конечно же, кино! Однокурсников больше волновал размер премии – пять тысяч! И, конечно, белая Викина «семерка». Не многие в институте ездят на такой. Повезло Вике Велеховой!

Стас опять пропадал в лаборатории, а дома просиживал за своим столом до ночи. Вике хотелось поговорить с ним о своем, пойти в кино или просто погулять – вечера были теплыми, почти летними. Но она видела отрешенное лицо мужа и понимала, что погулять можно только с соседкой. Тогда зачем она сидит вечером в Зеленограде? Лучше бы своими девчонками дома занималась. Вика ловила себя на мысли, что говорит: «Поехала к Стасу, я буду у Стаса», а про квартиру родителей – «домой». С такой любовью она устраивала все в Зеленограде, но вот дома не получилось. Или пока не получилось? Ведь девчонки-то на Неждановой. Но представить себе подвижных и шумных детей у Стаса? Или он тогда не будет работать дома, а только возиться с дочками? Нет, вряд ли.

Девочки подросли, бегали по квартире, Анечка вовсю болтала, а Ирочка пока молчала. Аня была такая же веселая, хорошенькая, добрая – всеобщая любимица. А Ира очень изменилась. Еще летом бабуля, глядя на тощую капризную девочку, сказала, что она вырастет красавицей. Нина Сергеевна только усмехнулась, а Вика с грустью подумала: «Да уж, красавица! Бедняжка моя! Гадкий утенок, которому не суждено стать лебедем». Но к году Ирочка окрепла, сравнялась в весе с сестрой. Краснота кожи прошла, а белый пух на голове незаметно превратился в светлые шелковистые волосы. Красавицей она не стала, но глаза у Ирочки были необычные. Большие, прозрачные, цвета светлого янтаря.

– В кого такие глаза? – удивлялась Нина Сергеевна. – Странные какие-то, прямо кошачьи. И цвет непонятный. Вообще странная девочка, надо ее все-таки хорошему невропатологу показать.

– Ах, мамуля, оставь. Ребенок как ребенок. Немного капризная, но перерастет. Не все же дети такие, как Анечка. У Иришки другой характер.

Характер и впрямь был другой. Ирочка всегда брала лучшую игрушку. Когда приходили гости, ей первой вручали подарок или шоколадку, хотя Анечка стояла рядом. Стас и Вика, входя в квартиру, первую целовали и брали на руки Ирочку, а вторая дочка с улыбкой ждала своей очереди. Анечка никогда не сердилась, безропотно уступала сестре во всем, не пыталась отстоять свое право на игрушку и внимание. Она любила всех, а Ирочка – только Вику и Льва Ивановича. И первое слово, которое сказала девочка, было «Вика – моя». И это «Вика – моя» она заявляла, глядя на сестру, Нину Сергеевну или Стаса, по несколько раз в день. А дедушке не говорила. Нина Сергеевна удивлялась, а Лев Иванович смеялся:

– Потому что я не претендую ежеминутно на внимание Вики, как вы трое. Иришка видит в вас конкурентов и напоминает, что право первенства принадлежит ей. Чтобы вы помнили свое место и не очень-то надеялись отодвинуть ее в сторону и перехватить Вику.

– Ужасный ребенок! – бормотала Нина Сергеевна. – Наплачется с ней Вика.

Вику тоже тревожила болезненная привязанность дочки. Как будто только рядом с мамой она чувствовала себя защищенной. Было бы понятно, если бы ее кто-то обижал, но к Ирочке, наоборот, все относились с повышенным вниманием и заботой. Почему же девочка так нуждается в ней? Вика успокаивала себя мыслью, что со временем это пройдет. Может, Ирочка перепутала ее с сестрой? Говорят, что двойняшки очень привязаны друг к другу, но к Ире это не относилось, ей была нужна только Вика.

Время бежало. Дача, Зеленоград, квартира на Неждановой. Успехи и удачи Стаса. Его поездки на международные симпозиумы. Его научные работы, статьи, премии… Вика скромно окончила институт и устроилась работать редактором на телевидение. Работа была неинтересная, но жизнь в Останкино кипела. Появились новые друзья. Девочки пошли в садик. Они так и не переехали в Зеленоград. Стас с головой погрузился в науку, много работал дома. Вика не представляла, как дети впишутся в эту тишину, где они будут играть, спать? Стас предлагал Вике прописаться с детьми в Зеленограде, тогда ему тут же дадут трех– или даже четырехкомнатную квартиру. Но Нина Сергеевна убеждала Вику не делать этого. Их здесь прописано пять человек, и отцу вот-вот дадут квартиру. Предлагали уже несколько раз. Но Нине Сергеевне хочется в новом доме на улице Алексея Толстого, чтобы быть рядом с Викой. Разве можно сравнить квартиру на Неждановой, в которой она с детьми останется, и какой-то Зеленоград? Да и Стас не будет всю жизнь работать там. Его и сейчас зовут в самые престижные институты Москвы. Он лауреат стольких премий, получил звание профессора в тридцать четыре года! Да он академиком скоро станет! Какой уж тут Зеленоград! Вика слушала маму и понимала, что та права. Она пыталась объяснить Стасу, что не стоит обосновываться в Зеленограде, лучше подождать еще чуть-чуть. Но Стас начинал винить себя в том, что он плохой муж и отец. Девочки растут без него. Нет времени ни на них, ни на Викусю. Она принесла себя в жертву. Заботится о нем как нянька. Да еще тратит время, занимаясь с ним английским. А ее талант! Вместо того чтобы заниматься творчеством, писать, она работает редактором, а это не ее, совсем не ее! Просто он и дети отнимают у Вики время, лишая ее возможности найти себя. И ей приходилось успокаивать мужа, говорить, что она счастлива и любит его, любит детей, у них семья. Стас – большой ученый, и он не может жить, как все. Все хорошо, все наладится. Главное – они вместе, они любят друг друга, все будет хорошо.