Текст книги "Сказка со счастливым началом"

Медбратья переглянулись.

– Не надо в больницу, – глухо сказал Дима. – Я сам всё… только скажите…

– Ладно. Сделаем ей пока укол, пусть поспит. Горло чистое, вроде не грипп.

Тот, что оформлял документы, оставил бумаги, подошёл и внимательно посмотрел на Соню.

– По-моему, просто нервное истощение, – объявил он и повернулся к Диме. – Чё ж ты жену так довёл, а?

Дима только виновато смотрел, соглашаясь со всем сказанным – и про жену, и про то, что довёл.

– Дау неё ещё устройство такое… по астеническому типу…

– продолжал лысый. – Даже на свой возраст не выглядит – я бы ей двадцать пять дал, не больше. Нервная девочка, да?

– Следи за базаром! – вздёрнул подбородок Дима. – Она не нервная.

– Ладно, не заводись, – беззлобно махнул рукой тот.

– Не надо в больницу, – повторила Соня.

– О’кей… Если будет соответствующий уход… Значит, так, – медбрат повернулся к Диме. – Одну не оставлять, повысится температура – делай влажные обтирания, с уксусом или водкой. Питья побольше. Станет хуже – вызывай опять. Но, думаю, всё обойдется. Поправится, своди жену к кардиологу. Понял?

– Да, – сосредоточенно кивнул Дима.

– Больничный нужен?

– Нужен, – решительно заявил он.

– Тогда мы сейчас оформим бумагу, а в понедельник или врача вызови, или сами в поликлинику дуйте – по состоянию.

Лысый снова принялся за документы, а его напарник отправился слоняться по квартире, ушёл на кухню, потом вернулся.

– Видали, там у вас под окном – миллион алых роз прямо. Почти засыпало уже – столько бабок на ветер!

– Не волнуйся… – кивнул лысый, не отрываясь от писанины, – художник, видать, не из бедных, небось, дом и холсты не продал. Тысяч на пятьдесят цветочков-то… А то и больше.

– Повезло же кому-то! Романтик, да ещё при деньгах, – хмыкнул чернявый.

Они ещё пару минут пересмеивались, забыв про Соню. Один спросил другого, чем тот пожертвовал ради любимой женщины. Тот ответил – как чем? Женился! Мол, вся жизнь коту под хвост. Наконец, оба покинули дом, и Соня вздохнула с облегченьем.

Дима вышел, вернулся со свеженамоченным полотенцем, провел им по её лбу, шее, плечам. Но на большее не решился. Соня чувствовала, как дрожат его руки.

– Ну вот… космические пираты исчезли, – вдруг сказала она. – Ты меня всё-таки спас.

У неё даже нашлись силы улыбнуться. Дима шутку не поддержал.

– Да… я не бедный художник, всё не продал, – тихо произнёс он. – Но я жизнь за тебя отдам.

* * *

Соня быстро задремала после укола, а потом глубоко уснула. Когда она очнулась, то долго не могла ничего понять. За окном ещё не стемнело, но стало как-то неярко – день перевалил за половину. Однако в комнате ничего не изменилось. Дима по-прежнему сидел рядом и держал её за руку. Соня почувствовала себя совсем здоровой, она резко села, но тут же поняла, что поспешила. В голове загудело, и она прислонилась к спинке дивана.

– Я мерил тебе температуру, тридцать шесть ровно, – сказал он. – Вот сбили так сбили…

Соня подумала, что, возможно, ей делалось и влажное обтирание, но решила об этом не спрашивать. Дима встал и подложил ей под спину ещё одну подушку. Одним коленом он опёрся о диван и нерешительно замер – то ли отойти, то ли сесть рядом. Всё-таки сел прямо к ней на постель и нежно, почти просительно притянул Соню к себе. Её голова сама упала ему на плечо. Он тут же обхватил Соню обеими руками и порывисто прижал.

– Сонечка, Соня… маленькая… я всё для тебя сделаю… – шептал он. – Отдай мне, отдай свою болезнь… Пусть она уходит от моей девочки, я её прогоню… не пущу к тебе больше… никакое зло… не пущу…

Он тяжело дышал и явно удерживал себя от более радикальных объятий, только несколько раз ласково коснулся губами её виска. Казалось, он хочет передать ей все свои силы, всю свою нежность.

Соня по-прежнему не могла ни о чём думать – плохо или хорошо то, что происходит. Пусть он будет рядом, остальное пока не важно. Даже в таком состоянии, как сейчас, она остро ощущала его присутствие, чувствовала, как её тело тает, растворяется рядом с ним. И ничего более настоящего сейчас быть не могло. Никого, кроме Мити, у неё нет – никого роднее и ближе, словно они родились вместе. Она снова невольно подумала, что так покойно ей было только под крылом Мары. Когда Соня болела, мать позволяла себе быть ласковее, чем обычно. Вот так она и бормотала ей на ухо: «У волка заболи, у Кощея заболи, у фашистов заболи – а у моей девочки не боли, не боли, не боли…» И боль всегда отступала! А потом они уже по очереди начитывали эти слова над маленькой Анечкой…

Соня встрепенулась:

– Анька. Ты её встретил?

Как только она вспомнила про сестру, ей стало больно и холодно. Запахнув повыше халат, Соня попробовала отодвинуться. Дима тотчас же отпустил её, тревожно всматриваясь ей в глаза, словно пытался понять, не перешёл ли некую грань, не вырвется ли она теперь навсегда.

– Анька убежала куда-то, – ответил он. – Мы на лестнице с ней…

– Нет, до того! – перебила Соня.

– А, ясно, – торопливо закивал он, радуясь, что она говорит с ним. – Анька шла с каким-то парнем, волосатиком. Я его не знаю. Небось, из ночного клуба.

– А ты – что делал ты? Где стоял?

Соне надо было представить всё – как это выглядело глазами сестры. Он помрачнел.

– У подъезда.

– Я тебя в окно не видала.

– Под козырьком. Я… я не знал, где этот. Просто ждал, чтобы кто-то вышел – ты или он…

Дима прервался, и оба замолчали. Соня не хотела и не могла сейчас говорить ни о чём, что происходило между ними всё это время, и особенно про Женю.

– И что – что они говорили? – первая подала голос Соня. – Анька с Костиком?

– Да он вроде звал Аньку к себе. А она – нет, мне к сестре надо.

– А как она это сказала, как? Зло, расстроено? Как? – Соня сверлила его взглядом.

– Нет… мирно, нормально. Даже вроде заботливо.

«Значит, – подумала Соня, – Женя сдержал обещание, позвонил Аньке».

– А потом?

– Ну… волосатик ей тут говорит – смотри…

Дима снова осёкся, но Соня кивнула – значит, Костик показал Аньке на цветы.

– А она?

– Остановилась. Потом оглянулась, меня увидала. Сначала к этому своему обратно метнулась, а потом передумала и снова в подъезд рванула. Мимо меня – как будто со мной незнакома. Я ей: привет, а она споткнулась на ступеньке и прямо мне под ноги грохнулась. Я, конечно, её поднимать, парень тоже… А она, как одержимая, вскочила – и наверх. Хиппи её постоял и ушёл.

– Митя… Она тебе что, совсем не нравится?

– Че-го?

Соня прикрыла глаза.

– Анька ревнует тебя. Сбежала из дома. Разговаривает со мной, как с врагом, хамит.

– Да ну ладно… – недоверчиво протянул Дима. – Она вроде вокруг меня не крутилась, как все эти…

– Все эти? – сузила глаза Соня.

– Сонь, они навязчивые и глупые. Вот Анька дура! Хочешь, я с ней поговорю?

Он сказал это просто, без всякого высокомерия.

– А ты, значит, взрослый и умный? – не удержалась она.

– Не знаю… – он серьёзно смотрел на неё. – Я кажусь тебе таким же придурком, как они – мне, да?

Она промолчала, но Дима не обиделся. Он вдруг хлопнул себя по лбу:

– Как есть придурок! Пять лет проучился, и нигде не кольнуло, что Анька – твоя сестра… Я ведь вообще мог тебя не встретить! Даже на дачу к вам ехать не хотел! Ты бы вышла за этого своего козла… и всё, конец, я тебя знаю! Ты бы даже разговаривать со мной не стала…

Вот как? Значит, он убеждён, что за Женю она уже не выходит? Впрочем, в чём ему быть убеждённым, если она сидит в ночнушке в его объятьях?

– Почему… – медленно начала Соня. – Почему ты мне не поверил… тогда… что он мой муж?

– А ты врать не умеешь. Ты как сказала, я сразу понял – никакой он не муж! Ты его не любишь, – возбуждённо проговорил Дима и снова потянулся к ней.

Она решительно отвела его руки и стала подниматься с постели.

– Мне… надо позвонить.

Пошатываясь, Соня встала.

– Кому? Аньке?

– Нет.

– Ему?!

Он тоже вскочил и уставился на неё, не скрывая волнения. Соня схватила мобильник. Так… Женя уже звонил, раз пять, а она ничего не слышала.

– Ты выключил звук?!

– Ты спала. Я мог бы сам с ним поговорить! Но не стал – за твоей спиной.

– Спятил? Хочешь, чтоб он сейчас пришёл? Он же волнуется!

– Пусть приходит. Я не собираюсь прятаться!

– Ты… только о себе!

Она закрыла лицо руками – ситуация вновь навалилась на неё всей своей тяжестью. Что же делать, что делать?

– Соня… зачем ты… Тебе надо лечь…

Он обнял её за плечи, но она вырвалась.

– Належалась уже! Дима, это близкий мне человек. Я не могу с ним так поступить. Ты… ты не вошёл бы сюда, если бы… Я… я больна! Ты пользуешься моим состоянием. Если я… если… это ещё ничего не значит!

Они уставились друг на друга.

– Это он, – мрачно сказал Дима, – пользовался твоим состоянием.

– А ты – впёрся в мой дом без приглашения! Ты ходил за мной и давил! И сейчас… тебя невозможно выставить!

– Хочешь меня выставить? Выйти за него замуж? Скажи, ну, скажи, Сонь!

Она не ответила. Губы у него скривились.

– Но это же совсем не трудно… – тихо, но как-то непривычно жёстко произнёс он. – Если ты этого хочешь… достаточно просто сказать.

Соня имела в виду совсем не это. Она просто боялась. И больше всего – его убеждённости, что они должны быть вместе, что это не подлежит сомнению. Она тяжело опустилась в кресло.

– Если я попрошу – ты уйдёшь?

Дима потемнел.

– Да, – резко ответил он. – Только дождусь – Аньку или его. Одну тебя не оставлю.

– А потом?

Что он сделает, если она прогонит его сейчас, объявит, что выходит за Женю? Неужели, тогда и вправду – скроется навсегда, и его никогда больше не будет?

Сердце у Сони сдавило. Наступал момент истины. Уже не получится прятаться за болезнью, обмороками, беспамятством. Надо решить, прямо сейчас – возможна ли жизнь без него? И если возможна, то нужна ли такая жизнь? Но… тогда надо перешагнуть через Женю. И ещё – через это: Калюжный. Дмитрий Калюжный. «Ромео… о, зачем же ты Ромео…»

– Какая тебе разница, что будет потом? – отвернулся он. – Преследовать не буду. Обещаю.

– Вот видишь, как просто. Папа подберёт тебе невесту – из соседнего королевства.

– Это другая сказка! – резко произнёс он. – Хорош уже издеваться, Сонь. Хочешь прогнать – гони. Умру у твоего подъезда. Переселюсь в собаку и поселюсь в твоём дворе. Я должен видеть тебя, Сонь… мне без этого нет никакой жизни.

– Я знаю, кто твой отец. Мне сказали вчера, – она смотрела в другую сторону.

– В смысле – сказали? То есть раньше не знала, что ли? Я разве скрывал?

– Раньше не знала. Это делает всё невозможным. Это всё решает.

– Что – решает?! Какая же разница… Подожди… Ты поэтому позвонила и так мне сказала, да? Поэтому?

Соня молчала.

– А я… я думал, после того, как ты… ты с ним – ночью…

– Я не была с ним, – она подняла на него больной, измученный взгляд. – Я была с тобой.

Потрясённый, непонимающий, Дима молчал. Соня перевела взгляд на мобильник и увидела, что он беззвучно надрывается. Мужество покинуло её. Она знала, что должна сделать, и не знала, как…

Дима тоже ждал. Он уселся на пол, как тогда, на даче, обхватил голову руками и начал раскачиваться – взад-вперёд.

– Уйди, – неожиданно сказала Соня. – Выйди, слышишь?!

– Уйти? – он замер, как будто в него выстрелили.

– На кухню, – выкрикнула она и отвернулась.

* * *

– Детка. Как ты себя чувствуешь? Я обзвонился… Ты спала, я тебя разбудил?

Она молчала, не в силах сказать ни слова. Всё кончено, она больше не может сопротивляться. Не хочет бить лапками, хочет утонуть. Но как сообщить это Жене? Тому, кто ей доверяет, заботится о ней, любит… Говорить, как ни в чём не бывало, она не могла. Сказать правду – тоже.

– Соня… – голос его стал настороженным. – Сонь, что случилось? Я выезжаю к тебе.

Она молчала.

– Соня, ответь, Сонь! – впервые в жизни она услышала панику в его голосе.

– Женя, прости, – только выговорила она.

Секунду он осмысливал. Потом медленно произнёс:

– Так… Ясно…

Теперь замолчал он. Это длилось целую вечность, но Соня не могла заставить себя что-то произнести или просто нажать отбой.

– Значит, всё произошло? – наконец, деловито, делано-безразлично поинтересовался Женя, и Соне показалось, что она видит, как он, напряжённо вцепившись в трубку, смотрит сейчас в белый потолок где-то далеко-далеко отсюда. – Ну и как – понравилось?

– Забудь обо мне, пожалуйста… Я… недостойна тебя, – она сама поморщилась от избитой пошлости этих слов.

– Он сейчас рядом?

– Женя, прошу тебя…

– Ну-ну, без нервов. Боишься, прилечу – разнесу дом? Ты забыла, детка. Главный мой грех – гордыня. Тебе это на руку, верно?

Он помолчал, никак не желая заканчивать пытку.

– Значит, ты сделала выбор…

– У меня не было выбора. Нельзя больше лгать – себе и тебе.

– Не могу сказать, что не ожидал… – в голосе его слышалась такая боль, что Соня почти физически ощущала её. – Но обманывал себя, надеялся. Как ловко ты меня вчера провела!

Она молчала – какой смысл оправдываться?

– Это самая большая ошибка в твоей жизни, – снова заговорил Женя.

– Это моя жизнь… – выдохнула она.

– Так что? Вроде как всё?

– Всё…

– Ты не ответила на вопрос, детка. Классно с ним трахаться? Не стесняйся, скажи. Так, по-дружески. Я взрослый человек, от ревности не подохну… Молодой и резвый, да? Такие, как ты, девочки, оказывается, быстро идут в разнос.

Она понимала, что в нём сейчас говорят не лучшие чувства. Ужасно не хотелось заканчивать в этом тоне. Было жалко, безумно жалко его. Как страшно… За что она его так? В чём он виноват?

– Женя… Ты мне очень дорог. Пожалуйста, прости меня, если сможешь, – слёзы потекли у неё по лицу.

– Индульгенции ждёшь? Обойдёшься. Он, небось, рядышком, да? Сейчас повторите. Ну и на кой тебе моё прощение?

В трубке раздались короткие гудки. Что ж. Могло быть и хуже. Хотя бы не будет разборок и, не дай Бог, драки. Впрочем, о чём это она? Женя не станет за неё бороться – она этого не заслуживает. И то легче.

Медленно, придерживаясь за стены от слабости, Соня вышла на кухню. Дима сразу же подскочил к ней навстречу:

– Что? Он угрожал тебе?

– Нет. Его больше не будет.

– Тебе… тебе жаль?

– Да.

– Его? Или того, что у вас было?

– И того, и другого. Господи… неужели я это могла… как?.. Зачеркнуть человека… того, кто тебя любит, оскорбить его, ударить… Ты не знаешь! Откуда тебе знать… – она болезненно поморщилась. – Такие, как ты, спокойно идут по трупам.

– Вот как ты обо мне думаешь?!

– А-как-мне-о-тебе-думать, Дима Калюжный?

– Ты ничего обо мне не знаешь. Ты не можешь – вот так судить!

– При чём тут судить…

Соня подошла к окну:

– Смотри, их совсем занесло…

– Я каждое утро буду дарить тебе новые!

– Как всё просто! Ты – наивный романтик, ребёнок…

– Соня… Какой я ребёнок! Если бы ты…

– Митя… Пойми. Я сейчас сказала ему… Да, я не могу быть с ним – потому что не люблю. Если бы ты не появился… наверное, смогла бы. Ты всё нам испортил, ну и пусть! Я лучше буду одна… так правильнее, – Соня уже говорила сама с собой. – Попробовала выйти замуж – не получилось… я ведь и раньше знала… никогда и ни с кем у меня не получится. Мне так легче, я так привыкла, никого мне не надо…

Да, так правильнее и разумнее! И тогда Женя не станет считать, что она пошла в разнос. Он просто поймёт и забудет про неё. И её не будет мучить совесть. И никаких неприятностей и проблем на работе. И Анька вернётся в семью…

– Соня, о чём ты?! – буквально взмолился он, перебив её бормотание. – Не понимаю… Я сделал что-то не так?

Он попытался дотронуться до её плеча.

– Ты всё делаешь не так! – она с раздражением отпихнула его руку. – Ты, ты… самонадеянный, наглый… думаешь, раз я рассталась с Женей, тебе всё можно? Да я вижу тебя третий… четвёртый раз в жизни! И лучше бы вообще никогда… Как было бы хорошо!

– Пятый, – глухо сказал он. – Ты забыла, девятнадцать лет назад.

Соня попятилась, пытаясь отойти от него подальше. Но он следовал за ней, а, когда пути отступления у неё не осталось – остановился так близко, что она чувствовала на своём лице его дыхание. Руками он упёрся в стену по обе стороны от Сони, но к ней не прикасался. Это ужасно, но у неё не было против него оружия, она не в силах была совладать с собой, когда он находился рядом.

– У нас нет никакого будущего! – жалобно проговорила Соня. – Митя… Мне не нужен красивый роман… любовник на два часа. Я лучше буду одна… всегда, как раньше… Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня… дай мне дышать одной! Мне страшно…

– Глупая, – пробормотал он, – маленькая и глупая девочка. Как же я люблю тебя, Господи, ты бы знала… Какой, на фиг, любовник?! Я же писал тебе – хочешь, даже не прикоснусь к тебе? Завтра подадим заявление, и ты будешь моей женой. Я своих планов на жизнь не меняю. Это он – он был любовник. Я буду твоим мужем.

– Это ты так решил? Разве ты сделал мне предложение? Разве я согласилась? – невесело усмехнулась Соня.

– Сделал, не помнишь – тогда? – горячо заговорил он.

– И делаю сейчас – ещё раз! Или – нет. Нет, всё, забудь. Ты поправишься, и я сделаю его тебе совсем по-другому. Так, как никто никогда никому не делал.

– Ну да, в шикарном ресторане, встанешь на колени, а в зубах – кольцо?

– А вот и нет! – сейчас Дима напомнил ей того, на даче, с ковбойским блеском в глазах. – Увидишь!

Она не верила в эту чушь ни единой секунды. Не питала никаких иллюзий. Просто ей надо было видеть его сейчас, находиться с ним рядом – столько, сколько это возможно. Про завтра она думать не могла. Жизнь её загублена, Мара стонет на небесах… Ну и что. Пусть. Ничего не поправишь.

Соня представила на минуту, что Димы нет – он остался по ту сторону двери. Вечером приехал Женя и… Нет! «Нет, мама, я не могу, не могу! Пойми, ну, пожалуйста, пойми…».

Соня закрыла глаза и почувствовала тошноту. Она ведь, и правда, ничего не ела со вчерашнего вечера. Дима тоже просидел возле неё весь день и, конечно, голодный.

– Пусти, – резко сказала она и, насколько хватило сил, оттолкнула его.

– Соня… Пожалуйста… – в его голосе снова появилась тревога.

– Отойди, говорю. Я что-нибудь приготовлю. Пельмени будешь?

Глаза у Димы сразу заблестели от радости.

– Нет, иди ложись. Я всё сделаю сам! Что это за еда – пельмени? Камни в желудок кидать!

Он неловко, торопливо примерял на себя маску семьянина. По-хозяйски открыл холодильник – там оказалось шаром покати.

– Ну уж, что есть, – проворчала Соня. – Извини, не рассчитывала на таких высоких гостей. Не запаслась омарами… или что там у вас едят? Мраморное мясо…

– Так, хватит болтать! – заявил он. – Тебе только сбили температуру. Помнишь, что врач сказал?

– Мне уже лучше…

– Давай, быстро в кровать!

– Митя!

Он неожиданно подхватил её на руки и понёс в комнату.

– Митя… пусти… Не смей!

Он на секунду замер, потом опустил её на диван, сразу убрал руки за спину и по-детски отскочил – чтобы она, не дай Бог, чего не подумала. Соня с облегчением откинулась на подушку – она всё ещё испытывала слабость. Тогда Дима приблизился, помог укрыться и подоткнул одеяло:

– Поспи ещё. Я тебя разбужу.

– Что ты собираешься делать?

– В магазин бы сходить… Нет, не пойду. Ещё обратно не пустишь – с тебя станется! Ладно тогда, посмотрим, что там у тебя есть.

Дима, и правда, принялся греметь на кухне кастрюлями, а Соня спокойно лежала, глядя на вытертый коричневый ковёр на стене. Удивительно, но она почти успокоилась – подействовало лекарство? Или просто устала жить на пределе? Она снова задремала, и разбудил её только аромат жареной картошки с луком.

– Не вставай! – предупредил Дима.

Он уже тащил в комнату поднос, поставил его на заранее принесенную табуретку и уселся рядом.

– Давно меня никто не кормил, – сказала Соня.

Она приподнялась. Есть очень хотелось, но голодная тошнота мешала проглотить первую порцию. Дима забрал у неё вилку и поднёс кусочек Соне прямо ко рту, как ребёнку. Подождав, пока она прожуёт, схватил стакан с водой и напоил из своих рук.

– А так – тебя давно кормили? – с довольной усмешкой спросил он, увидев её глаза.

– Так – никогда…

– Хочешь, буду всю жизнь так кормить тебя?

– Угу, – саркастически усмехнулась Соня.

Она вспомнила другую табуретку и Вову за ней.

Дима поставил воду на столик и только сейчас впервые увидел Бориса.

– Ого! Вот это встреча… – обалдел Дима. – Привет!

Он аккуратно пожал лису лапу.

Соня напряжённо смотрела на них. Дима не ёрничал, ни шутил. Интересно, что же ответит ему лис?

– Смотрю, ты опять при глазах? Нашёл, растеряша? – продолжал Дима.

Такого, Борис, разумеется, не потерпел.

– Сам растеряша, – ответил он. – Взять-то возьмёшь, а удержать слабо?

Неизвестно, слышал ли это Дима, только сказал неожиданно серьёзно:

– Знаешь… Я твою Соню очень люблю. Ты уж не ревнуй, пожалуйста. Не прогоняй меня. Мы всегда будем вместе. Пока я дышу, буду любить её.

Он не смотрел на Соню. Проговорив это, встал и повернулся лицом к окну, к ней спиной. Поэтому только она угадала, что буркнул в ответ Борис – чуть слышно, себе под нос.

– Тогда дыши… пока можешь.