Текст книги "Заповедник потерянных душ"

Глава 5

– Мне больше дел нет, как только старых идиотов по лесам искать!

Капитан Бодряков в бешенстве поддел ногой стул, попавшийся ему на пути от двери к его рабочему столу. Стул взвился в воздух на полметра, совершил стремительный полет до подоконника, ударился о батарею и с подозрительным хрустом на все четыре ножки опустился на пол.

Стул бить было нельзя. Стул был допросным. С хорошей историей. На нем, как утверждал предшественник капитана, все допрашиваемые кололись на раз-два. Бодряков верил и не верил, но стул до сего времени берег. А тут не выдержал.

– Ты чего такой? – Лейтенант Малахова глянула на него исподлобья, а на стул с жалостью, вздохнула. – Мебель-то тут при чем?

Мебель была ни при чем. При чем был начальник отдела, полковник Сидоров, отдавший ему десять минут назад приказ выехать на место предполагаемого происшествия.

– Предполагаемого, Малахова! – У Бодрякова гневно раздулись ноздри и защипало в горле. – Родственники пропавших стариков даже не уверены, что это может быть именно там.

– Там – это где? – Она поиграла авторучкой, зажатой между указательным и средним пальцами.

– Хороший вопрос, Малахова! Вопрос на пять баллов. Где?!

– И?

Она вытянула шею в его сторону, ее глаза смотрели вопросительно и в то же время ободряюще. Так смотрела на него в школе любимая учительница по физике. Смотрела, когда он не знал урока, не признавался и мямлил что-то неуверенное. А ей не хотелось ставить ему двойку, и она тянула его, тянула изо всех сил дополнительными вопросами и таким вот именно взглядом. Физику Бодряков ненавидел. Учительницу любил. Поэтому старался и получал заслуженную тройку вместо неуда.

– В общем, в субботу утром две пожилые женщины отправились в заказник на прогулку, – неприятным скрипучим голосом пробормотал Бодряков, тряхнул зажатыми в руке заявлениями от родственников и закончил: – И пропали.

– То есть не вернулись? – уточнила Малахова, роняя авторучку на пол.

– Нет. – Он швырнул заявления на ее стол. – Ознакомься.

Она резко двинула стулом, нагнулась, достала авторучку, сунула ее в подставку и только тогда взяла в руки два листа бумаги, исписанных дочерью одной пропавшей женщины и сыном другой. Быстро прочла раз, потом второй. Подняла на капитана вопросительный взгляд и спросила:

– А почему мы?

– Вот! – Бодряков нервно хохотнул, засовывая руки в карманы штанов. – Еще один вопрос на пять баллов, Малахова! Почему, черт побери, мы?!

– Мы занимаемся расследованием убийств, Александр Александрович. – Малахова положила заявления от пострадавших одно на другое, выровняла края. – А здесь ерунда какая-то!

– Моя бы воля, Малахова, я бы тебя к награде представил, – прохныкал Бодряков, усаживаясь за свой стол, который стоял напротив ее, перпендикулярно подоконнику. – Мыслишь верно.

– Но с полковником спорить, себе дороже, так?

Она взяла в руки мобильник, проверила зарядку, на день хватит точно, и со вздохом потянулась к своей сумочке, которая всегда стояла на тумбочке в ее углу. Сейчас капитан перебесится, и они поедут. Сначала, разумеется, к родственникам, потом в заказник.

Она не была там ни разу. Знакомые ее знакомых как-то отдыхали там с детьми. Восторгов не было. Лес им показался мрачным, запущенным, тропы – нехожеными. И пока они там гуляли, им все время казалось, что за ними ведется наблюдение. А потом и вовсе им стало чудиться, что в лесу стреляют. А охота, совершенно точно, была в заказнике запрещена. Об этом гласил огромный щит при въезде. Да и охотиться, со слов знакомых ее знакомых, там было не на кого. За время их прогулки им не встретилось ни единого подтверждения, что лес обитаем.

– А стреляли? – Бодряков повернул в ее сторону голову, на миг отвлекшись от дороги.

– Стреляли.

– Или будто стреляли? – уточнил он.

– Точно стреляли… будто. – Малахова неуверенно пожала плечами. – Я же не говорила с этими людьми. Мне просто рассказали. Но вроде там мужчины были, узнали по звуку какое-то оружие.

– Ох, Малахова, – разочарованно протянул Бодряков, сворачивая во двор дома Горяевых. Их обращение в полицию было зафиксировано первым. – Рано я тебя к награде собрался представлять. Все у тебя как-то… Будто стреляли. Какое-то оружие. Никакой конкретики. Может, там, в лесу, сухие деревья валили сотрудники природоохранных структур. А знакомые твоих знакомых придумали непонятно что. Нету там зверья, Малахова. Специально узнавал. Нету! Ладно, вылезай, приехали.

Они выгрузились из прохладного салона в душный летний полдень.

«И правильно, что чистую рубашку не стал сегодня надевать, – подумал, капитан Бодряков, чувствуя, как рубашка от пота тут же прилипла к лопаткам. – Еще по лесу вдруг придется бродить. Там белый воротничок будет некстати».

«Блузка сейчас прилипнет к телу от пота, – подумала Малахова, идя за капитаном след в след. – А под ней старый лифчик, с бретелькой, пришитой контрастными нитками. Не дай бог, заметно будет! А еще и по лесу бродить точно придется».

Дверь квартиры Горяевых оказалась незапертой. Даже чуть приоткрытой.

– Погоди. – Бодряков попридержал лейтенанта за локоть, постучал, позвонил, крикнул: – Есть кто дома?

Дверь распахнулась шире. На пороге стояли двое. Супруги Горяевы, сообразила Малахова. Они запаниковали первыми. Первыми побежали в полицию. И по первому впечатлению горе у них горькое.

Она еле стоит на ногах, бледная, заплаканная, одета как-то несуразно. Короткие джинсовые шорты и длинный шерстяной кардиган.

Он обнимает ее за плечи, тоже бледен, не заплакан, но встревожен. В домашних трикотажных штанах и футболке в обтяжку.

Сложен великолепно, оценила его тут же Малахова. Много интереснее своей жены. Возможно, имеет успех у женщин. Возможно, даже изменяет ей направо и налево. А может, и не делает этого, но жена ему явно не пара. Серой и невзрачной кажется на его фоне.

– Вы из полиции? – Первым спросил мужчина, дождался утвердительного кивка капитана, посторонился, увлекая за собой жену. – Проходите. Проходите. Мы вас с утра ждем.

Они вошли. Сразу за супругами проследовали в гостиную.

Современно, чисто, но не уютно, оценила Малахова, присаживаясь на край прозрачного пластикового стула, который выдвинула из-под стеклянного стола. Капитан от стула отказался, побоялся сломать. Сел на узкий двухместный диванчик. Таких в гостиной было два. И еще два низких креслица на тонких ножках. И еще громадный телик на стене. И на противоположной стене вразброс несколько стеклянных полок, подсвечиваемых холодным синим светом.

– Что можете сообщить по существу вопроса? – начал Бодряков, упираясь кулаками в колени.

На его лице читалась страшная скука, а еще отвратительное настроение, а еще желание послать все к чертовой бабушке. Он с этим боролся, конечно. Малахова видела, что он старается изо всех сил, но выходило так себе.

– По какому существу? – Опухшее от слез лицо дочери пропавшей пенсионерки исказилось от судороги, сделавшись еще более непривлекательным. – Что вы имеете в виду?

– Да! Что? – Шея красавца-мужа дернулась, он возмущенно прошипел: – Мы в заявлении все изложили. Все!

– То есть добавить вам нечего?

Губы Бодрякова раздраженно задергались. И зад его начал непроизвольно подниматься с узкого диванчика. Сейчас уйдет, сообразила Малахова. И они не зададут нужных вопросов. И не получат ответов, по которым можно будет судить: причастны супруги к исчезновению своей престарелой родственницы или нет? Или кто-то один из них причастен или нет?

– Простите, пожалуйста, – Малахова неуверенно улыбнулась. Глянула на красивого супруга Горяевой. – Как я могу к вам обращаться?

– Артур.

– А по отчеству?

– Ой, не надо никакого отчества! – Он поморщился. Прошелся ладонью по плечам и спине жены. – Просто Артур.

– Расскажите, пожалуйста, Артур, все с самого начала. Про утро субботы, – пояснила она, заметив заметавшееся в его глазах непонимание. – Нас интересует все. Интонации, настроение, фразы, шутки. Все!

Бодряков с облегчением выдохнул, снова опустил зад на диванчик и упер кулаки в коленки. Малахова улыбнулась и стала слушать сбивчивый, долгий рассказ. Жена несколько раз перебивала мужа, но по существу, и он не злился.

«Хороший признак, – подумала Малахова. – Видимо, в семье царит взаимопонимание».

– Вот, собственно, и все, – закончил Артур. – Все, что мы знаем. Да, совсем забыл. Чтобы уберечь себя и вас от оскорбительных вопросов, скажу сразу: мы весь день провели на городском пляже. Найдутся ли свидетели, запомнившие нас, не знаю. Но камер там – на выходе аж четыре штуки.

– Как вы, однако, внимательны! – с притворным восхищением поцокал языком Бодряков.

– Ах, оставьте ваши тупые намеки! – неожиданно взвизгнула супруга Артура, вскакивая с места. – Просто мы долго выбирали парковочное место, вот и обратили внимание, что вся стоянка простреливается камерами.

Если Бодряков и обиделся за «тупые намеки», вида не подал.

– Мы непричастны к исчезновению Екатерины Семеновны, – добавил Артур, осторожным, но настойчивым давлением на плечо возвращая супругу обратно на место. – Она – Светина мать. Они очень близки.

– А вы? – спросила Малахова. – Вас она не раздражала? Вдруг приехала. Вдруг поселилась.

– Да я Бога благодарил, что она у нас поселилась! – вдруг выпалил Артур с такой обидой, что Малахова ему тут же поверила. – У нас жизнь сразу наладилась. Мы даже забыли, как скандалить!

– Да, да, верно. – Бесцветные губы Светланы тронула скорбная улыбка. – Артур молился на маму. Она всегда была на его стороне.

Поняв, что говорит о матери в прошедшем времени, она вдруг запнулась, потом ударила себя по губам и расплакалась.

– Зачем она поехала туда? Именно туда? Судя по вашим рассказам, Екатерина Семеновна рациональный умный человек. Что за блажь ехать так далеко ради банальной прогулки?

– Ой, они собирались с Марией Сергеевной собирать какие-то травы, – простонала сквозь слезы дочь Светлана. – Какие-то редкие травы. Я не знаю! Мама не лезла с откровениями никогда. Не в ее правилах себя навязывать. Я не знаю. Но речь точно шла о сборе лекарственных трав. Во всяком случае, так она сказала мне. Но Артур что-то слышал, пока я переодевалась. Сын Марии Сергеевны все отрицает, но Артур же слышал!

– Что вы слышали, Артур? – глянула на него с укором Малахова.

Он что-то знает и молчит, а часы тикают. И шансов найти пожилых женщин живыми остается все меньше. Они ведь могли просто заблудиться.

– Две старые клуши, курицы! – воскликнул Бодряков, усаживаясь спустя двадцать минут в свою машину. – Они просто-напросто могли забрести в чащу и заблудиться. Устать могли. А еще…

– Не забудь про гипертонию, капитан, – перебила его Аня.

Ухватилась за блузку двумя пальчиками, отлепила ее от тела и помотала легкой тканью. Как она и опасалась, блузка прилипла к потному телу, и стежки темных ниток на пришитой бретельке точно теперь видны. Хорошо Бодрякову, кажется, нет никакого дела до ее лифчика. Как и до нее самой. Ему вообще, кажется, нет никакого дела до женщин. Он просто одержим работой. Ему тридцать пять лет, а семьи до сих пор нет. И постоянной девушки тоже. Полковник Сидоров, принимая Аню на работу, вежливо намекнул, чтобы она пригляделась к капитану.

– Он очень хороший парень, Анна Ивановна, – смущаясь, проговорил начальник отдела. – Вспыльчивый, но очень хороший. Порядочный. С такими, как он, прости за старомодное сравнение, только в разведку и ходить.

Вот она с ним и ходила везде: на поквартирные опросы, на досмотры места происшествия, даже в засаде пару раз с ним сидела. И все. Дальше этого дело не двигалось. Никаких театров, кино и ресторанов. Только работа.

– А что ты язвишь, лейтенант? И гипертония, да! – Он скосил на нее сердитый взгляд серых, как пыль, глаз. – Сделалось одной из них плохо, а таблеток нет под рукой и…

– Товарищ капитан, ты что, не слышал, что нам сообщил зять одной из пропавших женщин?

– А что он такого сообщил нам, Ань? – фыркнул Бодряков, сворачивая на шоссе, ведущее за город в сторону заказника. – Что он что-то такое там случайно услышал? Что его теща якобы просила свою подругу не плакать или не расстраиваться, он уже точно и не помнит? Что они обязательно его найдут?

– Ну да. – Она почувствовала, как под воротником блузки сделалось мокро, и тут же вся эта влага устремилась вниз, к лопаткам. И взмолилась: – Включи кондиционер, а!

Он молча ткнул в кнопку и продолжил ворчать:

– А кого или чего его, Ань? Может, они корень жизни собрались там искать? Женьшень какой-нибудь. Или цветущий папоротник!

– Саша, ты злишься, потому что понимаешь, что это не так.

– Нет! – возмутился он. – Ничего я не понимаю! Нет!

– Да, – ответила она спокойно.

– Что да?! – Он едва слышно чертыхнулся. – Просто две старухи отправились на прогулку и заблудились. Или попали в болото. Ты ведь знаешь, что в заказнике есть болото?

– Нет, не знаю.

– Открой бардачок, возьми карту. Меня ею снабдили добрые люди, – ядовито добавил он. Дождался, когда она ее развернет, и ткнул пальцем в самый дальний западный угол. – Вон там. Видишь?

– Вижу.

– Там болото. Непроходимое совершенно. – Бодряков зловеще понизил голос. – Болтали, что в девяностые многих там похоронили. Но не уверен. Болтают просто. Н-да…

– Саша, от дороги, по которой они должны были заехать в заказник, до болота почти двадцать километров, – округлила глаза Аня. – Они не могли туда дойти пешком. Две старые женщины. Да и зачем им туда?

– Вот именно! – гаркнул он и вырвавшись на трассу, прибавил скорость. – Ладно, я уже успел позвонить. Кто-то из местного лесничества должен будет ждать нас на въезде. Поглядим, посмотрим.

Глава 6

Парень, встретивший их на развилке, был этому лесу чужим. Это Аня поняла с первых шагов, следуя за ним по узкой тропе. Странно, что его к ним приставили в качестве проводника. Он же ничего не знал! И не слышал. И вообще здесь недавно.

– По имеющейся у нас информации, Голубева оставила свою машину чуть восточнее, – воскликнул с досадой капитан Бодряков, вылезая из зарослей кустарника, в котором, как ему показалось, он что-то увидел.

– А если у вас есть информация, я вам зачем? – пожал загорелыми плечами парень и, сунув руку себе под майку, постучал по крепкому прессу. – Мне обедать пора.

– Мы бы тоже не отказались, – нагло улыбнулась ему Аня. – Угостишь?

– Да я… – Он растерялся, глянул себе за спину. – Да я не знаю. Особо ничего нет. Кормежка скудная.

– Устроит! – рассмеялась девушка через силу.

Тонкая блузка не просто прилипла к потному телу, она в него вросла! И сквозь ткань стали заметны не только грубые стежки темных ниток на бретельке ее лифчика, стали видны все ее родинки. И крохотный прыщик, обнаружившийся сегодня под левой лопаткой, тоже наверняка торчит.

Она бы сейчас за прохладную воду какую-нибудь клятву точно нарушила. Не очень серьезную, нет. Так… К примеру, никогда не умываться в чужом доме. И не пользоваться там чужими полотенцами.

Клятвопреступления не случилось. Умываться ей пришлось на улице под трухлявым навесом, дергая штырь старого алюминиевого умывальника. Вода показалась ей затхлой. Видимо, хозяева заимки этим умывальником не пользовались. И полотенца ей никто не предложил. Вытерла лицо и шею бумажным носовым платком. Подождала, пока Бодряков в точности повторит все ее действия, и уселась с ним за компанию на деревянной скамейке возле дощатого стола, обитого куском старого, давно утратившего первоначальный цвет линолеума.

– Странный малый, – тихо обронил Бодряков, дожидаясь обещанной кружки чая.

В этом им не отказали.

– Не то чтобы странный, – Аня потрепала блузку, отлепляя ее от тела.

– Но что-то в нем не так, согласись? – Бодряков проследил за ее движениями, хмыкнул. – Мне тоже жарко, лейтенант. И моя рубаха тоже липнет к телу. Так что не бери в голову и не стесняйся. Так что с ним не так, Малахова?

– Он здесь чужой, – буркнула она, покраснев не сколько после его рекомендаций, сколько после внимательного изучающего взгляда.

– Точно, Малахова! Зачет! Чужой, – подхватил Бодряков. – Он не работает здесь. Какой-то подставной. Нам не того подсунули. Вопрос, Малахова: почему?

– Может, все остальные заняты. А может…

– А может, для того, чтобы потянуть время. Спрятать следы преступления. Или… Ой! – Его симпатичное лицо вдруг болезненно сморщилось. – Вот что мы тут с тобой делаем, Малахова?! Какого черта! Две пожилые тетки удрали от детей в поисках приключений, а мы с тобой по долинам и по взгорьям их должны искать. Да еще и версии придумывать! Версии чего?! Бред, не находишь?

– Нет, – ответила она кратко. – Не нахожу.

– Почему, Малахова? – недовольно буркнул Бодряков.

Ему не нравилось, когда она ему перечила. Больше нравилось, когда молчала и смотрела на него… с восхищением.

– О Марии Сергеевне я знаю немного, так как ее сын был немногословен. А вот что касается Голубевой Екатерины Семеновны…

– И что, что ее касается?

– Все! Это та еще любопытная Варвара, товарищ капитан.

Анна повернулась спиной к столу, оперлась лопатками о старые доски, вытянула ноги, подставила лицо солнцу. Кожу жгло, но она не отворачивалась. Господи, лето в разгаре, а она еще ни разу не загорала! Даже на пляже не была. И в лес по грибы и ягоды не ходила. Дикость какая-то. Вся жизнь мимо.

– Она очень долго занимала руководящий пост. До того как выйти на пенсию, была главой района. Умная, рациональная женщина. Представить ее совершающей глупые поступки невозможно. Так говорит о ней ее зять. Она помешана на справедливости. Кстати, зимой помогла в поимке преступника, нападавшего в вечернее время суток на пожилых женщин. Даже надавала ему.

– О господи! Этого только нам не хватало! – По лицу капитана прокатились волны судорог. Он сел, неестественно выпрямив спину. – Хочешь сказать, что эта тетка и впрямь явилась сюда кого-то искать? О ком плакала ее подруга Мария?

– Ой, не знаю, товарищ капитан. – Анна блаженно сощурилась, поболтала ногами. – Но что-то здесь не так.

– Где? Здесь?

Он повел вокруг себя руками, словно пытался обнять широкий выкошенный двор вместе с надворными постройками, березовыми поленьями и бревенчатым домом, косившимся на них немытыми окнами.

– И здесь, и в лесу. Как-то странно.

– Что?

– Звонили в лесничество, просили прислать проводника, а нам подсунули какого-то мальчишку. Мальчишка скрылся в доме, чтобы приготовить нам чай, и что-то медлит. А чайник уже трижды свистел, я слышала. Чего он медлит?

– А вот сейчас он явится, мы у него и спросим.

Дверь дома распахнулась. Парень вышел на крыльцо. В одной руке закопченный красный чайник со свистком, в другой большой пакет. В нем оказались чашки, сахарница, чайные ложки, упаковка чая в пакетиках и картонная коробка с пряниками.

– Вот, угощайтесь. – Он поставил на стол огненный чайник, швырнул пакет, посуда зазвенела. – Больше ничего нет.

– И на том спасибо. – Анна развернулась к столу, принялась разбирать пакет. – Ты присаживайся, присаживайся. Вместе чаю попьем. Поговорим.

– А я не хочу. – Он покосился на скамейку, отступил на шаг, сунул руки в карманы широких камуфляжных штанов.

– Чего не хочешь? Чая или поговорить? – Она разлила кипяток по чашкам, швырнула в них по чайному пакетику.

– И чая не хочу, и говорить не люблю. – Он криво ухмыльнулся. – Вернется дядька из леса, с ним и говорите.

– А дядька у нас кто? – Бодряков разломил жесткий пряник, сунул его боком в чашку.

– Он в лесничестве работает. Тут живет. Сейчас на объекте. Он почти всегда на объекте. Приходит ненадолго. Искупается, поест, поспит и снова в путь. А я ни при чем.

Речь в защиту самого себя далась ему странно тяжело. Он без конца переводил дыхание, ерзал взглядом по земле, не поднимая его на гостей, и медленно пятился. Отошел уже на пару метров, прикинула про себя Анна, разбалтывая ложкой сахар в чашке.

– А ты, который ни при чем, что вообще здесь делаешь? – спросила она, кладя ложку на старый линолеум, которым был обит стол.

– Я здесь вроде гостя. Дядька в лесничестве работает. Я ему помогаю. Но не на постоянной основе, а на месяц-два. А чё? – И он уставился на них очень гадким, вызывающим взглядом.

Такие взгляды им были известны. Так на них обычно пялилась молодежь, застигнутая с запрещенными таблетками или еще с чем похуже, во время рейдов в ночных клубах. Вызывающе, гадко, надменно. Покачиваясь, ломаясь в коленях, размахивая руками, выкрикивая оскорбления, они все как один смотрели на них именно так. До тех пор, пока их не укладывали физиономиями в пол или не предъявляли обвинения. Вот тогда вся их надменность улетучивалась. Они сразу делались мягкими, покладистыми, разговорчивыми. Болтали обо всем, как под диктовку. Даже иногда плакали.

Мажор, сделала вывод Анна. Наверняка родители спихнули в лес на принудительное воспитание. А он тут…

А что он тут, действительно?

– Что-нибудь видел, слышал подозрительное в минувшие два-три дня? Может, шум какой-нибудь, крики? – Бодряков кусал от размоченного пряника, роняя крошки себе на рубашку.

– Шум? Крики? – Парень вывернул нижнюю губу, отрицательно замотал головой, задрал взгляд в небо. – Ничего такого. Тихо здесь. Особенно ночью.

– А на машинах никто не подъезжал?

– На машинах? Нет. – Вот тут он глянул на них честно. – Дядька либо пешком, либо на квадроцикле. Машина тут не пройдет, видели же.

– Ну да, ну да… Хотя если постараться, то проехать можно. – Бодряков подлил себе кипятка. Заговорил, рассеянно обводя взглядом высоченный забор. – Зверья небось тут дикого!

– Шутите! – присвистнул парень. – Нет тут никого, кроме мышей и лягушек. Ну птиц еще.

– Лягушек? – Бодряков изумленно вскинул брови. – А тут водоемы есть?

– Болото. Старое. Оно далеко. Но в тишине ночами, если ветер оттуда, лягушек слышно бывает.

– А я слышала, что здесь охотятся, – вставила Анна, потягивая невкусный чай.

До пряников она не дотронулась. Картонная коробка была старой, пыльной, пряники – слипшимися. И, судя по манипуляциям капитана, давно окаменели.

– Охотятся? – фыркнул парень вполне искренне. – На кого?

– Вот именно, – вставил Бодряков, поднимая на парня один из своих особенных взглядов, заставляющих ежиться даже Анну. – На кого, как думаешь, тут можно охотиться, если зверья нет? Зверья нет, а люди пропадают. Что с этим местом не так, парень?

Еще два шага назад. Нервное дерганье кадыка. Судорожный вдох-выдох.

– Не знаю я ничего, – выпалил молодой человек. – Никого не видел. Ничего не слышал.

– Ну и ладно. Чего ты так разнервничался-то? – Бодряков стряхнул с рубашки пряничные крошки. Выпил остатки жидкого чая. Глянул на Анну. – Где у нас карта-то, лейтенант?

Аня порылась в сумочке, достала карту заказника. Сдвинула со стола посуду и пряники. Расстелила карту.

– Вот смотри, парень, сюда. – Бодряков ткнул пальцем в жидкую полоску на плотной бумаге. – Это дорога, которая ведет от трассы к вашему лесничеству. Здесь и обрывается. Так?

– Наверное. – Он глянул издали, вытянув шею. – Не очень я силен в топографии, товарищ полицейский.

– Вот эта дорога, – Бодряков повел указательный палец параллельно предыдущей линии, – идет чуть восточнее и тянется аж до самого болота. Так?

– Наверное. – Шея парня заняла привычное положение, взгляд сделался скучным. – Я по ней ни разу не ходил. Зачем мне?

– Может, и так, – миролюбиво пробубнил Бодряков и повел пальцем по черте второй дороги в обратном направлении. – И вот эта параллельная дорога, заканчивающаяся на болоте, вполне проходима для автомобиля. Во всяком случае, километров сорок, тридцать от трассы по ней можно ехать.

– Не ездил! – грубо отозвался парень.

И вдруг принялся убирать со стола. Схватил пыльную коробку с несвежими пряниками, бросил в пакет. Сахарницу следом, чайные ложки. Чашки с недопитым чаем туда же, мало заботясь, что из пакета тут же потекло. Схватил чайник и пошел.

– Я и не говорю, что ты по ней ездил, – Бодряков скроил противную улыбку и крикнул в спину парню, скорыми шагами возвращавшемуся в дом: – Но ты нас туда проводишь.

Парень резко встал, будто споткнулся. Мгновение молчал, а потом, чуть повернув голову, поинтересовался тихо:

– А с чего это?

– А с того, что тебя к нам приставили. Тебе дядя твой не говорил?

– Дядя мне велел вас встретить, но ни о чем таком больше разговора не было.

Ане показалось, будто плечи парня покрылись мурашками.

– А мы ни о чем таком и не просим. – Капитан встал со скамейки и пошел к крыльцу, возле которого затормозил юноша. – Все, что нам нужно, это чтобы ты нас довел до той дороги, а там уж мы сами. К тому же твой дядя, видимо, забыл предупредить тебя.

– О чем?

– О том, что препятствие расследованию грозит наказанием. – И Бодряков потрепал его по плечу, как старого знакомого. – Иди, иди, собирайся.

Собрался он быстро. Вышел в чем и был. Захватил только фляжку с водой и клетчатую рубашку с длинными рукавами. Зачем он это сделал, Аня поняла уже через час. Час они продирались сквозь такие дикие заросли, что они с Бодряковым начали всерьез подозревать парня в намеренном отклонении от маршрута. Анна ободрала руки, левую щеку, наступила на муравьиную кучу, на нее открыли настоящую охоту комары. Ей уже было плевать на блузку, сделавшуюся мокрой, грязной, с дюжиной зацепок на плечах и спине. Сохранить бы глаза и волосы!

– Он нарочно блудит, стервец, – прошипел Бодряков, в бешенстве ломая ветку, хлестнувшую его за мгновения до этого по лицу. – Мне кажется, можно было другой дорогой идти.

– Так и шли бы, товарищ полицейский, – отозвался весело парень, услыхав. – Поверьте, это еще не самый плохой путь. Есть еще хуже. По дну оврага. Там вашей коллеге наверняка не понравилось бы.

– Это еще почему? – возмутилась Анна. – Холодно и сыро?

– Ага. А еще ужей полно. – Он обернулся на них с язвительной улыбкой.

– Там машина не пройдет, – буркнул Бодряков. – А нам ее надо найти.

– А что хоть за машину-то ищете? – наконец-то спросил проводник, ныряя под низкую ветку старой ели. – Угнали у кого?

– Нет. Не угнали.

Бодряков тоже нырнул под широкую колючую лапу. Сделал два шага и очутился на грунтовой дороге, которую рассматривал на карте.

– Оп-па! Ничего себе, дорога! – воскликнул он обрадованно, поглядел вперед, назад. – Приличная дорога. Широкая. Машина вполне пройдет.

– Что за машина-то? – снова повторил парень.

Бодряков глянул на Анну. Та назвала марку и номер автомобиля.

– Не видал. – Парень покачал головой, привычно выворачивая нижнюю губу. – Говорю, тихо у нас. Здесь заказник, а не отстойник для угнанных машин.

– А машину никто не угонял, парень. На ней две пожилые женщины должны были приехать сюда на поиски… – Бодряков запнулся и, скрипнув зубами, едва слышно закончил: – Приключений.

– И что дальше? – Парень встал на дороге, широко расставив ноги, будто не хотел пускать их дальше, в глубь леса. – Нашли?

– Кого? – одновременно выпалили Анна с Бодряковым.

– Приключения нашли?

– Насчет приключений не уверен, а вот их найти не могут.

– Кого – их?

Анне показалось, что черты симпатичного лица парня, преграждающего им дорогу, будто заострились. Или это тень от старых елей падала неудачно? Или у нее просто в глазах мошки плясали от усталости? Или хотелось, чтобы этот мажор оказался причастным к исчезновению двух пожилых женщин? Или хотя бы всего лишь что-то об этом знал?

Анна так и не поняла, почему она вдруг закричала на него, подлетев к нему настолько близко, что рассмотрела капли пота над его верхней губой.

– Ты понимаешь, умник, что две старые женщины пропали! Пропали в этом чертовом лесу! В субботу утром они отправились сюда, и больше их никто не видел. Их родственники сходят с ума от беспокойства. А ты! А ты нас по кустам таскаешь без особой нужды! Вот!

Последнее слово она выкрикнула ему в лицо, как выплюнула.

Парень оторопело переводил взгляд с нее на Бодрякова и без конца тряс головой. И ничего ей не показалось. Его лицо и в самом деле было искажено странной гримасой. Распознать значение этой гримасы ей пока не удавалось. Устала, как грузчик.

– А я-то при чем? Чего орете-то? Вот дорога, ступайте по ней. – Он встал к ней боком, посторонившись.

– Товарищ капитан пойдет в том направлении, – ткнула Анна пальцем в сторону трассы, забывшись настолько, что стала раздавать старшему по званию указания. – А ты пойдешь со мной! И никаких возражений! Понял?!

– Так точно, – с ядовитой ухмылкой ответил за него Бодряков и тут же, повернувшись к ним спиной, пошел по дороге в сторону трассы.

– Идем, – угрюмо скомандовала Анна.

Опустила взгляд на блузку.

Елки твою! Как будто марлевым мешком из-под побелки обернута. Как в город возвращаться?

– Идемте.

И они пошагали по заросшей травой грунтовке.

Следы от машины, даже если она и проезжала здесь в субботу, рассмотреть было невозможно. Трава стояла ровно, плотно. Никаких тебе сломанных веток по обочине. Никаких зацепившихся ниток. Лес как лес. Они успели прошагать ровно полтора километра, Аня включила шагомер на часах, когда ей позвонил по мобильнику Бодряков.

– О, связь появилась, – проговорил он.

И тут же потребовал, чтобы она стояла там, где стоит, и не сдвигалась с места.

– А то опять будешь вне зоны, – пояснил он. И тут же спросил: – Что-нибудь нашла?

– Никак нет, товарищ капитан, – проговорила девушка виноватым голосом, давая понять, что признает свою ошибку. – Следов на дороге нет. Поломанных кустов нет. Так же нет следов борьбы, волочения, и…

– Зато у меня всего этого в избытке, лейтенант, – произнес Бодряков со вздохом. – Возвращайтесь. Я уже вызвал группу.

Назад она почти бежала. Парень еле поспевал за ней. Ныл и поскуливал, что стер ногу и теперь у него кровоточит волдырь и что она могла бы проявить милосердие и остановиться хоть на пару минут. Анна его не слушала.

Еще издали она угадала среди листвы высокую крепкую фигуру Бодрякова, застывшую среди берез в метре от дороги.

– Не несись, как антилопа, Малахова, все затопчешь, – крикнул он ей и предостерегающе взмахнул рукой. – А у нас здесь труп.

– Следы насильственной смерти имеются? – пытаясь отдышаться, Анна согнулась, упираясь ладонями в колени.

– Трудно сказать, – пожал плечами капитан. – Экспертиза покажет.

– В смысле, товарищ капитан? – Она выпрямилась. Уставилась издали на Бодрякова.

Он раньше с ходу мог определить: совершил ли человек самоубийство или ему помогли умереть. И ножевые ранения мог сосчитать без эксперта. И предположить, какое из них оказалось смертельным, у него выходило почти безошибочно.

– Ты подойди, Малахова, подойди, только очень аккуратно. Вот здесь, по бровочке. – Он ткнул пальцем в низкую траву обочины и крикнул парню: – А ты стой, где стоишь. И с места не сходи. К тебе будут особые вопросы. И к тебе, и к дяде твоему.

И добавил уже тише:

– Не мешало бы ему уже появиться.