Текст книги "Королева отшельников"

Глава 8

Эва сосредоточенно затачивала карандаш. Насорила на столе невозможно, но продолжала стругать остро заточенной, опасной бритвой, которую всегда носила с собой. На всякий случай, как она объяснила в ответ на вопросительный взгляд майора. Карандаши, к примеру, заточить. А карандашами, что характерно, она никогда не пользовалась. Компьютер, телефон, редко авторучка. Карандаши, уже дюжина, торчали из подставки, ощерившись острыми грифелями.

– Есть мысли?

Этот вопрос он задавал ей каждое утро. И в ответ она отрицательно мотала головой. Он уже сомневался в ее профпригодности, о которой так долго рассказывал ему полковник. Даже не рассказывал, а нахваливал. А хвалить-то капитана Янсонс пока было не за что. Она целыми днями пропадала где-то. Возвращалась злая, уставшая, накачивалась кофе и точила карандаши. Ни единой мало-мальски путной версии пока не озвучила.

– Есть кое-какие соображения, – вдруг порадовала она его и принялась сметать ладошкой мусор на бумажку.

А сразу бумажку подложить было нельзя? И точить карандаш на нее? Надо было намусорить, потом убрать. Перепачкать руки в грифельной пыли.

Странная она – капитан Янсонс. Странная и себе на уме. Но…

Но спина после ее разовой процедуры больше не беспокоила.

– Озвучишь? – Он повернулся к ней всем корпусом, уставился сердито. – Или мне тебя пытать?

– Извини, Петрович.

Эва как-то быстро подхватила общую привычку называть его по отчеству. И даже находила в этом какой-то кайф. Сама призналась.

– Извини, – она сорвалась с места, направляясь к кофейной машине. – Но все в голове бродит, как бражка. Столько мыслей.

– Ну, ну, поделись. А то все молчишь и молчишь. И пропадаешь где-то целыми днями.

– Не пропадаю. Работаю. И уже кое-что узнала.

– Например?

– Например, то, что мой бывший муженек встречался с личным телохранителем Андреевой Киры Сергеевны.

– Ого! А у тебя что, на нем жучок висит? Откуда информация?

– Петрович, я тебя умоляю. – Она скроила смешную мордашку, глянув на него через плечо. – Я давно в системе. У меня осведомителей в каждом районе знаешь сколько! И из точек общественного питания мне информацию сливают. Генка всегда со Степаненко встречался в одном ресторанчике. Там и с новой пассией ужинал неоднократно. Но в этот раз место они сменили по причине, мне неизвестной. Но совершенно точно знаю, что Гена получил от него конверт. Достаточно пухлый.

– Может, какие-то прежние дела?

– Нет. Мой человек подслушал. Разговор шел о погибшем парне.

– И что хотел Степаненко? Информацию?

– Конечно! Им же надо с чего-то начинать. А как хорошо, когда знаешь, с чего. Как хорошо, когда можешь опередить полицию на пару шагов. И сам лично найдешь киллера. И… И накажешь.

– Накажешь?

– А ты не слышал о Степаненко ничего? О его подвигах в лихие девяностые и начале нулевых? Редкостная сволочь! – Ее лицо свело судорогой. – Я тут за несколько дней наслушалась. Разумеется, верю не всему, но некоторые факты требуют тщательнейшей проверки.

– Что за факты? – Он взял из ее рук чашку с кофе. Поблагодарил кивком. – Что-то относящееся к делу?

– А это вот ты сейчас сам решишь, товарищ майор. Через десять минут сюда явится гражданин Новиков Иван Андреевич. Очень активно желает помочь следствию. Когда я вчера обследовала место преступления, он мне буквально в затылок дышал.

– Что ты вчера обследовала? – Он поперхнулся кофе и закашлялся. – Место преступления?

– Ага. – Она села на место, виновато глянула. – Знаю, скажешь, две недели почти прошло. Все давно затоптано. И по горячим следам ничего не нашли. Ни гильзы, ни следов киллера на крыше. Всё знаю.

– И зачем поперлась?

– Посмотреть, – ответила она туманно. – К слову… Этот Новиков как раз проживает в семиэтажном доме, с крыши которого предположительно и стрелял киллер.

– Предположительно! – фыркнул он недовольно. – Почему предположительно-то? Это уже установлено экспертами.

– По траектории полета пули. Так?

– Ну!

– А то, что с верхнего этажа могли стрелять, из окна квартиры, мы даже рассматривать не стали.

Он думал об этом, думал, но не озвучил, не став спорить с экспертами. Они однозначно заявили: стреляли с крыши. А там ни гильзы не обнаружили, ни следов пребывания убийцы. Может, в этом все и дело? Что стреляли не оттуда?

– Из окна какой квартиры? – спросил он, недовольно пожевав губами.

– Я решила, руководствуясь углом обзора, что это могли быть две квартиры на седьмом этаже. Расположены они в разных подъездах, находятся через стенку друг от друга. Шестьдесят восьмая и девяносто шестая.

– Так. И? – Ему было интересно ее слушать. И кофе ее машина варила потрясающий. – И кто обитает в этих квартирах?

– В одной семья из четырех человек. Приличные люди. На момент убийства были дома, ужинали. Это шестьдесят восьмая квартира.

– А девяносто шестая?

– Вот с девяносто шестой вообще ничего не понятно, – надула она губы. – Вроде живет там кто-то. Соседи иногда слышат и телевизор работающий, и свет периодически там горит, и дверь входная хлопает. А кто там живет, не видели ни разу.

– Интересное кино. А на кого квартира оформлена?

– В ЖЭКе сказали, что на инвалида первой группы, который находится сейчас в интернате. Интернат регулярно оплачивает все коммунальные платежи, но в собственность квартиру, понятное дело, оформить не может.

– Звонила в интернат?

– Да. Звонила. Они понятия не имеют, кто там может проживать. Не сдавали, говорят, никому.

– Могут врать.

– Скорее всего.

– А что лицо такое? – Макашов прищурился и погрозил пальцем. – Пыталась проникнуть на чужую территорию?

– Пока нет, но…

– Но собираешься? Правильно я понял?

– Никуда я не собираюсь. Для начала надо понаблюдать.

– И как успехи?

– Пока никак. Никакого света в окнах нет.

Это что получается? Она вечерами сидела в машине и караулила свет в квартире на седьмом этаже? Вместо того чтобы отдыхать перед теликом, валяться в ванне с бокалом хорошего вина, она сидела в машине и таращилась…

– Обалдеть, Эва!

– Что?

– Ты… Ты чего меня не позвала? – неожиданно вырвался у него вопрос. И он смущенно пояснил: – Вдруг там кто-то появился бы, и ты пошла бы непременно. А там опасность. А тебя даже прикрыть некому. Так нельзя.

– Я не могу тебя дергать из-за того, что мне что-то такое показалось. У тебя, Петрович, дети, внуки. А я одна.

– Мои дети и внуки живут отдельно.

И тут же подумал, что с удовольствием разделил бы с ней наблюдение за странной квартирой. Они бы сидели, ели пончики, запивали кофе из бумажных стаканчиков. И много говорили о деле. Ну и, быть может, немного о жизни.

– Все равно мне было неловко тебя дергать, – пожала она плечами. – Моя инициатива, мои действия.

– Больше так не делай.

Макашов встал и понес чашку в тумбочку. По пути захватил и чашку Эвы, она опустела. Хлопнул дверцей тумбочки, задумчиво произнес:

– Стало быть, после убийства свет там больше не горел. Я правильно понял?

– Точно никто сказать не смог. Кто-то там жил, но когда исчез и почему, никто не знает.

– Надо узнать. Но узнать осторожно. И в квартиру не вздумай одна соваться. Поняла меня?

– Так точно, – неуверенно пробормотала Эва и опустила глаза.

– Капитан Янсонс! – прикрикнул он. – Ты хорошо меня поняла? Не вздумай туда входить.

– Не буду.

По тому, как она вздохнула, он понял: не посмеет.

– Так, где твой законопослушный гражданин, жаждущий пролить свет на преступление?

Новиков словно услышал, сунулся в кабинет и буквально прошептал:

– Разрешите?

– Входите. – Эва рукой махнула на стул возле окна. На всякий случай уточнила: – Новиков? Иван Андреевич?

– Собственной персоной.

На предложенный стул он усаживался так, словно боялся переломиться сразу в нескольких местах. Сел, глубоко вдохнул, выдохнул. Уложил на коленки подрагивающие ладони и неожиданно спросил:

– Не поймали его еще?

Эва и Макашов стремительно переглянулись.

– Не поймали, знаю, – с кивком ответил сам себе Новиков, не дождавшись от них комментариев. – Иначе уже давно бы по телевизору показали или в газетах похвастались. И вот что хочу сказать, уважаемые господа полицейские.

Он пристально глянул сначала на Макашова, потом на Эву. Вывернул нижнюю губу и мотнул головой со словами:

– Сделать это вам будет крайне трудно.

– Вы так считаете? – подала Эва голос. – Почему?

– Потому что дело очень сложное, – ответил он с таким выражением лица, будто говорил со школьницей.

– У нас, понимаете ли, простых дел не бывает. У нас убойный отдел, если вы обратили внимание, – противным, скрипучим голосом отозвался майор.

– Обратил, обратил. Потому я и здесь. – Новиков вдруг хихикнул, глупо, не к месту, и принялся кусать костяшку среднего пальца правой руки. – И о вас много хорошего слышал. И помощница мне ваша уважение внушила. Все смотрит, наблюдает, не считаясь с личным временем. Н-да…

– Так что заставило вас прийти, Иван Андреевич? У вас есть что сообщить нам по существу?

Макашов нетерпеливо глянул на наручные часы. У него не было запланировано на ближайшие полчаса никаких дел, но воду в ступе толочь со скучающими на пенсии гражданами он не привык.

– Да. Есть, – деловито приосанился Новиков. – Я хочу сообщить вам, что отец невесты не тот, за кого себя выдает.

– А точнее? – Они снова переглянулись.

Документы на месте преступления проверяли у всех. Никаких вопросов не возникло.

– Он зовется Пантелеевым Иваном Митрофановичем, а сам таковым не является. – Белёсые брови Новикова дернулись вверх-вниз.

– А кем же он является? – невольно фыркнул Макашов.

– А вот это вам нужно у него спросить. Как это ему удалось завладеть документами человека, который сгинул больше двадцати лет назад.

Та-ак! История начинается? Скверная история, вязнувшая корнями в далеком прошлом? Только этого не хватало! Только отголосков девяностых!

– Откуда такая уверенность?

Эва недобро рассматривала мужчину болезненного вида, отмечая его дешевую, застиранную до дыр одежду, неприятный ерзающий взгляд.

– Что? – Он дернулся, переводя внимание на нее, до этого он все время обращался к майору.

– Откуда у вас уверенность, что Пантелеев Иван Митрофанович живет по поддельным документам?

– Я этого не говорил, – перепугался он сразу. – Я сказал, что он выдает себя не за того человека.

– Одно как раз вытекает из другого, – сжала губы Эва, потянулась к карандашам, но была остановлена суровым взглядом Макашова. – Если он не Пантелеев, а предъявил он паспорт именно на эту фамилию, то кто он тогда?

– Я не знаю. – Тощая спина Новикова вдавилась в спинку стула.

– Повторяю вопрос, Иван Андреевич, с чего вы взяли, что отец Лады Пантелеевой живет по поддельным документам? Он пенсионер, между прочим. Получает пенсию. Получается, не свою? Чью?

– Того Ивана Пантелеева, который пропал, – повторил Новиков настырно.

– А вы были знакомы с тем – другим?

– Да. То есть нет. Лично не был знаком. Но знал его. Вместе на заводе работали.

– На каком заводе? – уточнил Макашов.

– На том, который принадлежит Кире Сергеевне Андреевой, – не выговорил, выплюнул Новиков. – Все мы там работали когда-то. И Пантелеев тоже. Иван. Иван, которого я знал. Которого знали все.

– И куда же он подевался?

– А кто знает! Прошел слух, что уволился после очередного скандала.

– Скандала? – Эва все же вытянула карандаш из подставки и принялась вертеть его в руках. – А с кем он скандалил?

– Как всегда, с администрацией.

– По причине?

– По причине ущемления прав рабочих. Он только на эту тему и орал всегда с трибуны, – неодобрительно сморщил лицо Новиков. – То ему профсоюз подавай, то увеличение зарплаты, то обеды в заводской столовой не соответствуют требованиям.

– А соответствовали? – заинтересовался Макашов.

– Да какое там! Бардак был полный. Но замечу, все радовались, что работа была. Вокруг что творилось в те годы! А у нас работа была. И зарплату задерживали самое большее на неделю. А он орал! Постоянно орал! Всегда и всем был недоволен. Вы вот спросили, был ли я с ним знаком? Лично – нет, повторюсь. А знать – знал. Да его каждый знал. Потому что он орал по поводу и без повода. Собрания какие-то постоянно организовывал.

– Но он же отстаивал права рабочих, разве нет? – криво усмехнулся Макашов.

– Может, и так. Только не выходило у него ничего. А потом и вовсе исчез.

– Исчез или уволился?

– Официально – уволился.

– А неофициально?

– Ходили слухи… – Новиков согнулся, поставил локти на колени, подбородок уложил на левый кулак. – Ходили слухи, что убили его. Чтобы под ногами не путался.

– Зачем? – Эва недоверчиво сморщила губы. – Зачем убивать, если проще уволить? Ерунда какая-то.

– Ходили слухи, что в его руках оказались какие-то документы или что-то еще, с чем он собирался пойти в прокуратуру. Вроде кто-то слышал, как он угрожал самой Кире Сергеевне. И после этого все, нет человека. С завода уволился. Приказ даже висел. Из квартиры съехал. Но как он съезжал, как увольнялся, никто не видел.

– А что же его родственники? Не заявили об исчезновении человека?

Эва выронила карандаш. Полезла за ним под стол. Достала. И обнаружила его сломанным. Поморщилась и отложила в сторону. Значит, снова начнет ерзать по нему опасной бритвой.

– Я не знаю его родственников, – нехотя признался Новиков. – Может, и заявляли. А может, и нет. Дело не в этом. Дело сейчас в другом.

– И в чем же?

– Вы вот не находите странным, господа полицейские, что сына хозяйки завода убили во дворе дома, где живет его невеста? Невеста, которая носит фамилию отца, который может и отцом-то ей не быть!

– Бр-р-р, вы нас окончательно запутали, Иван Андреевич. – Эва скучно улыбнулась. – Сначала вы утверждаете, что Пантелеев и не Пантелеев вовсе, а теперь еще и дочь не его! Это, извините, похоже на сказку. К тому же у ее несостоявшейся свекрови такая личная охрана, уж наверняка проверили и девушку, и ее отца. Иначе на версту не подпустила бы она своего сына к этому семейству.

Он посмотрел на нее, как на врага. И несколько минут сидел в полной тишине, снова принявшись кусать палец.

– Может, и так, – нарушил он наконец молчание. – Но проверить эту парочку я бы вам порекомендовал.

– Спасибо, непременно воспользуемся вашим советом. – Макашов выбрался из-за стола и жестом указал Новикову на дверь. – Еще раз спасибо. А теперь извините, дела.

– Да, да, конечно.

Он поднимался так же, как и садился: будто боялся переломиться сразу в нескольких местах. И первые шаги дались ему с трудом. Потом уже пошел ровнее.

– Иван Андреевич, – окликнула его Эва, когда он уже был у двери. – Вы ведь сказали мне вчера, что живете в семиэтажном доме, том самом, с крыши которого стрелял киллер?

– Не знаю я, откуда он стрелял, – огрызнулся он вдруг. И чуть мягче добавил: – А я действительно там живу.

– Давно живете?

– Да. Давно.

– Многих жильцов знаете?

– Многих. – Он покосился на нее с интересом. – А что вы все вокруг да около ходите, товарищ капитан? Спрашивайте прямо, кто вас конкретно интересует?

– Кто живет в девяносто шестой квартире? На седьмом этаже?

– Да понял я. – Он задумался. Начал про себя считать, помогая пальцем отсчитывать этажи. – Ну да, все так. Никто там не живет сейчас. Жил там инвалид один. Имени и фамилии не знаю. В коляске его как-то вывозила женщина на прогулку. Но давно это было. Я еще только-только въехал в свою квартиру. Еще с семьей жил. Давно уже не вижу ни его, ни женщины. И квартира пустует.

– Откуда такая уверенность, Иван Андреевич?

– Так света там в окнах никогда не бывает. Темно там. Я когда Тоби выгуливаю, люблю на окна поглазеть. Тоби – это пес мой.

– Мы поняли.

Макашов с Эвой переглянулись. И она рискнула спросить:

– А за день до убийства тоже в окнах было темно?

Он сжал губы, опустил голову и задумался так надолго, что казалось – уснул стоя.

– Не помню, – жалобно протянул он и ударил себя слабой рукой в грудь. – Не могу вспомнить, хоть убей.

– Соседи утверждают, что слышали шум льющейся воды, работающий телевизор. В течение нескольких дней, предшествующих убийству. Кто там был, не видели. Но звуки присутствия слышали однозначно. А вы ничего такого не заметили?

– Нет. – Он помотал головой, схватился за дверную ручку и пообещал: – Но теперь буду в оба глаза смотреть. Считаете, оттуда стреляли?

Глава 9

– Зоя Николаевна, Зоя Николаевна, вас к телефону! – заверещала из своего угла молодая прогрессивная Верочка. – Говорят, из полиции.

Теперь начнется, вздохнула Зоя и тяжело поднялась со своего места. Шагнула за стеклянную перегородку, отделяющую отдел от ее начальствующего уголка. Взяла из рук Верочки трубку. Прижала к уху плотнее, чтобы та не подслушала.

– Да.

Слушала недолго. И ответила однозначно:

– Нет.

Тут же положила трубку и развернулась, чтобы уйти к себе. Но от Верочки разве уйдешь! Ей же все надо! Она деловая такая. Метит на ее место. Гадит почти открыто.

– Что хотели, Зоя Николаевна?

Верочка широко распахнула искусно подкрашенные глазки, натянуто улыбнулась. Понятно. Если не рассказать, тут же помчится к главному инженеру и все сольет. И придумает что-нибудь невероятное, за что Зое потом оправдываться придется.

– Хотели явиться сюда с вопросами.

– Почему к нам? Почему не к руководству? Что им от нашего отдела надо? Мы же отдел по управлению персоналом, и…

– Вера, вы снимали трубку, задали бы вопросы. Вам никто не мешал.

Зоя кивнула и ушла к себе. Тут же опустила жалюзи – последняя привилегия начальства в этом ужасном огромном пространстве, разделенном прозрачными стенами. Тяжело опустилась в офисное кресло и прикрыла глаза.

Господи! За что ей все это?! За что?! Она не крала. Не убивала. Всю свою жизнь проработала на этом заводе. Верой и правдой служила Кире Сергеевне. И не подводила ее никогда. Кира ее очень ценила. И держала до сих пор, хотя Зоя уже лет десять была на пенсии.

– Кому я могу тут еще доверять, Зоя? – выкатывала на нее блеклые глаза хозяйка завода. – Этим молодым профурсеткам? Да они за сотню долларов юбку задерут перед любым конкурентом. Они сдадут все секреты за дорожку кокса! Поработай, поработай пока…

А ведь еще полгода назад хотела уйти. И уехать хотела. Подальше от этих мест. Подальше от этих людей. И от Киры Сергеевны подальше. Она так устала от ее секретов. От ее денег, которые ежемесячно получала сверх своей зарплаты. Зачем они были ей нужны – ее деньги? Куда она могла их потратить? Она жила одна. У нее не было семьи. Никогда! Не смогла создать, гробя все свое время на Киру и ее семью. Оставалась после работы, подчищала, подделывала документы. В выходные выходила, чтобы никто не видел, чем она занимается. Отпусков не брала. А вдруг она понадобится!

Дура! Какая же она дура! Профукала свою жизнь. И чего ради? Ради того, чтобы теперь трястись в кожаном кресле от страха? Верочка на пятки наступает, рвется на ее место. Главный ее во всем поддерживает. Считает, что молодым, перспективным надо давать возможность проявить себя. А старикам пора на покой. К слову, погибший Илья Николаевич тоже так считал. И не раз на совещаниях намекал Зое, чтобы она готовила себе преемника. А она все тянула и тянула. Тянула и тянула. Дождалась, старая корова?

Она распахнула глаза, нашарила на столе мобильник и набрала Киру.

– Простите меня, Кира Сергеевна. Ради бога простите, что беспокою, – едва не плача, принялась она извиняться. – У вас там горе, а тут я…

– Говори, Зоя, – вздохнула хозяйка завода. – Горе мое никуда не денется. Переждет несколько минут. Что стряслось?

– Звонили из полиции.

– Оно и понятно. Теперь всех станут трепать. Почему тебе? Илью ты почти не знала. Мало с ним общалась. Странные они – менты эти. – Она очень тихо выматерилась. – Не переживай. Скажешь про Илью, что знаешь. А ты ведь ничего не знаешь, так?

– Так. Так, Кира Сергеевна. Только они не про Илью Николаевича хотели спросить.

– Да? – Кира засопела. – А про кого же?

– Их интересует Пантелеев.

– Кто, кто?! – И мат зазвучал громче. – При чем тут какой-то Пантелеев?!

– Я не знаю! Они просили предоставить им документы. То есть его личную карточку со всеми выписками. Приказами о приеме и увольнении. И так далее.

– Что ты ответила?

– Нет.

– То есть?

– Они спросили: это возможно? Я ответила: нет. И положила трубку.

– А вот это ты зря, Зоя. Станут искать подвох, мусора эти. Зря. Они же все равно придут. Как станешь объясняться? Чем был обусловлен отказ?

– Тем, что в частном порядке выемка документов невозможна. Только по запросу прокуратуры.

– Молодец! – выпалила, едва дослушав, Кира. – Не зря я тебя столько лет там держу! Не зря мой хлеб жуешь, Зойка! Молодец!

– К тому же документы в архиве. Архив на другом конце города. Да и бояться нам нечего, Кира Сергеевна, там комар носа не подточит. Все законно.

– Еще раз молодец.

В трубке послышалось что-то схожее с ее коротким смешком. Но Зоя сочла, что ей показалось. Не могла сейчас Кира веселиться. Не до этого ей.

– Мне съездить в архив за документами?

– Не надо. Гарик съездит. И доставит все тебе сам. Завтра привезет. Да, и если позвонят они еще раз… Пусть и без официального запроса, не дерзи им. Пусть смотрят. Там же все чисто.

Там все чисто. Там все чисто или почти чисто. Она помнила этого Пантелеева. Хорошо помнила. Принимала и увольняла сама лично. Только вот принимала она его по всем правилам, а увольняла…

Зое день показался бесконечным. Она не знала, чем себя занять. То, что запланировала, сделала очень быстро и вторую половину дня изнывала от безделья и тревоги.

Что сейчас за работа-то, прости господи! Все компьютеризировано. В программе две кнопки нажмешь, программа сама за тебя все сделает. Это не раньше, когда слепли от груды бумаг, которые приходилось заполнять вручную. Сейчас все не то. Сейчас так бы не получилось, подумала она вдруг. Сейчас бы задним числом не уволила. А если бы в программе она что-то изменила уже потом, то спецы быстро нашли бы эти исправления.

Зоя знала. Потому что попадался у них один такой умник в отделе продаж. Вылетел с рабочего места по статье со свистом. Хорошо еще, что Гарик к нему руки не приложил, а то бы парню худо было.

Вспомнив о Гарике, Зоя похолодела. А что, если он решит, что она слишком много знает? Что, если решит ее устранить как важного свидетеля. Свидетеля своих грязных опасных дел?

И вдруг решила сбежать. Мысль явилась из ниоткуда, как-то сама собой. Родилась на ступеньках заводоуправления, как она по старинке называла офисное здание. Что ее держит тут? Зачем она день за днем сюда таскается? Долг? Перед кем?! Перед Кирой? Да она перешагнет через нее и даже не заметит.

Нет, надо бежать, пока еще не поздно.

Зоя села за руль старенькой иномарки, которую купила себе пять лет назад. Могла бы и новую купить. Деньги были. Но решила, что скромность не помешает. Не будет лишних вопросов.

Она ошиблась. Конечно, ошиблась. И попеняла себе, подслушав, как Верочка фыркает с коллегами в кофейную чашку, называя ее старой скрягой.

– Куда копит, вот куда? – надрывалась она, округляя красиво подведенные глаза. – Одна ведь! Хоть бы пожила напоследок. Окружила себя красивыми вещами. А она рухлядь купила и радуется. В юбке одной третий год ходит…

Верочка не врала. Зоя жила предельно скромно. И думала, что живет правильно, не привлекая к себе внимание излишней роскошью. Оказалось – нет. Внимание как раз и заострилось на ее экономии. Многие сочли ее жадной. Верочка назвала ее жадной и хитрой.

А она была просто верной. Верной своим обещаниям никогда не предавать Киру и дело всей ее жизни. Потому и юбка была третий год одна и машина старенькая.

По дороге Зоя завернула к районной поликлинике и выпросила у знакомого терапевта больничный. Та удивилась, зная, что здоровье у Зои отменное. Но отказать не посмела. Зоя трех ее родственников на завод устроила, на теплые места. Из поликлиники заехала в магазин одежды и купила себе спортивный костюм. Добротный, темный, теплый. Это для путешествия, решила она, укладывая его на дно большого пакета. Туда же отправились и высокие утепленные кроссовки, и парка темно-серого цвета.

Она никогда не носила таких вещей. И когда померила, удивилась самой себе. Почему? Почему она всю жизнь прожила такой клушей? Такие вещи удобные! Такие красивые! И не дорого совсем.

Пакет спрятала в багажник, останавливаясь перед супермаркетом. Надо было купить и еды в путешествие. Останавливаться в кафе и ресторанах она не будет. Светиться ей ни к чему. Заправки станет выбирать самые маленькие, самые запущенные, где нет видеокамер. Так с Божьей помощью доедет до границы, пересечет ее. Потом еще одну. И доедет до родины своего отца, о котором никто ничего не знал. В ее личном деле в этой графе стоял прочерк. Она и сама почти о нем забыла. Случайно наткнулась на его письма матери, когда разбирала ее старенький чемоданчик. И позвонила по телефону, который он указал. Его, конечно, уже не было в живых. Трубку взяла его сестра. И плакала минут двадцать от счастья, что нашлась племянница. И слово с нее взяла, что она приедет и, может быть, останется с ней навсегда.

Тогда Зоя, положив трубку, посмеялась про себя. Не с ума ли она сошла ехать в забытое Богом место в горах и жить в старой хижине?! Ей и тут неплохо живется. У нее тут все есть для счастья: работа, квартира, машина, много знакомых. Что она забыла в горах? Что она там станет делать?

Теперь поняла: она там станет прятаться. От всего внешнего мира. От его опасности и грязи. И может, в этом и окажется ее личное счастье.

Она набрала много разных банок: с тушенкой, кашей с мясом, консервированными овощами. Надергала перед кассой два метра отрывных пакетиков с кофе «три в одном». Крохотный походный примус у нее есть. Остался с давних времен, еще когда коллективом на природу выбирались. Так что в дороге она не пропадет и не сдохнет с голоду. И денег много не потратит на еду. Ни в стране, ни когда границу пересечет. Кто знает, какие там цены?

Зоя заехала на заправку и залила полный бак. Сейчас домой, решила она, быстро собраться, переодеться в купленные вещи, все отключить и бежать, бежать, бежать.

Когда она поужинала остатками вчерашней еды из холодильника, приняла душ и переоделась, у нее невероятно повысилось настроение. Она впервые за всю жизнь ощутила себя свободной. И еще чуточку бесстрашной. Особенно когда сунула в карман парки газовый баллончик с ужасным газом. Его мощная струя могла вывести из строя на полчаса-час мощного мужика. Вдохнув этой гадости, он просто превращался в парализованное обездвиженное существо. Конечно, такие вещи не продавались в открытой продаже. Подобный газ был под запретом. Но ей удалось его достать через начальника их службы безопасности, который водил дружбу с силовиками.

Давно уже это было. Года два назад. Думала, что и не понадобится. Втайне считала это безделицей. Но не выбрасывала, регулярно проверяя срок годности. Он истекал через полгода. Это хорошо. Мало ли, кто решит напасть на нее в дороге! Мало ли дураков!

Выходя из подъезда с большой тяжелой сумкой, Зоя сразу поняла: баллончик с опасным газом понадобится ей прямо сейчас. Поэтому, переложив сумку в левую руку, а правую опустив в карман, она медленно двинулась к машине.

– Здравствуй, Зоя, – опасно улыбаясь, произнес Гарик.

Он подпирал спиной ее водительскую дверь и уходить не собирался.

– Здравствуй, Гарик, – поприветствовала она, останавливаясь за пару метров.

Именно с такого расстояния следовало распылять газ. Такие были рекомендации. Если подойти ближе, мощная струя срикошетит, и она глотнет отравы сама.

– Далеко собралась, Зоя? – хищный оскал Гарика сделался шире.

– Надо съездить кое-куда.

– Далеко?

– Далеко.

– А как же работа?

– Я взяла больничный.

Сердце Зои колотилось как сумасшедшее. Пальцы, стискивающие газовый баллончик в кармане, сделались мокрыми. Медлить было нельзя. Гарик мог упредить нападение и просто убить ее здесь, на стоянке, возле ее же машины.

– А Киру Сергеевну предупредила?

– Пока нет. Но мы с ней сегодня говорили.

– Ага… – мягкое движение, и спина Гарика оторвалась сантиметров на двадцать от водительской двери ее машины. – То есть она не подозревает, что самая главная крыса бежит с тонущего корабля?

– А корабль тонет? – сделалось интересно Зое. – Я и не заметила.

– Корабль может утонуть, Зоя, если ты не объяснишь мне одну очень важную вещь. И утонет он вместе с тобой.

И Гарик сделал шаг. И через мгновение упал как подкошенный у ее ног и конвульсивно задергался. Зоя не испугалась. Даже не стала оглядываться по сторонам. Если кто-то и видел эту сцену, ее не осудят. Со стороны все выглядело, как неудавшийся угон автомобиля.

Она обошла затихшего на земле Гарика. Прикинула, сможет ли проехать, не навредив ему. Колеса проходили. Она швырнула на заднее сиденье машины сумку. Села за руль. И через минуту выезжала со двора.

Маршрут она продумала заранее. Она не раз по нему ездила и знала, что гибэдэдэшников там не бывает никогда. Не хлебное место. Оттуда свернет на второстепенную дорогу, по которой вообще движения не было. Потом еще на такую же, и так до самой границы.

Все, она свободна!