Текст книги "Королева отшельников"

– Интуиция?

– Возможно.

– Полковник сказал, что у вас великолепные, – передразнил он ее акцент, – показатели.

И тут же перепугался, что она обидится. Он же просто пошутил. А она не обиделась. Рассмеялась. Тихо, красиво.

– К вам возвращается чувство юмора, майор. Это здорово. Меня ведь предупредили о вашей угрюмости, приобретенной после утраты. А вы шутить изволите.

Он кивнул и полез в бумаги. Она смущала его своим острым взглядом и унаследованной от бабки интуицией. Всё-то она про него чувствовала. Первый человек после Тани.

– Слушайте, Сергей Петрович. – Эва заняла место за своим столом. – А давайте на «ты»? Не люблю выкать человеку, который, возможно, станет спину мою прикрывать.

– И чью спину ты только что прикрыла, – снова пошутил он и кивнул. – Я согласен.

– Итак, что мне сейчас делать? Вижу, отчетов скопилось? Я начну?

– Угу…

Он уже листал папки. Отчетов в самом деле скопилось много. Он один остался. Двое уволились. Не мог же он все успеть!

Они не проронили ни слова до самого обеда, работали. Вместе сходили на обед в их столовую при отделе. Макашов ловил удивленные взгляды. Володин не скрывал зависти и восхищения, облизывая взглядом высокую худую фигуру Эвы. Она на него не обращала никакого внимания, и Макашову это нравилось.

После обеда они снова погрузились в бумаги. И он даже на какое-то время сумел позабыть, где работает. Размечтался до того, что сейчас по звонку встанет со стула. Выйдет на улицу. Сядет в машину и поедет…

Да все равно куда. Может домой поехать, а может к детям. Внуки обрадуются. Он может даже отпустить взрослых куда-нибудь. На вечерний сеанс в кино. Или на ужин в ресторан. Они об этом часто мечтали, он знал. Татьяна их баловала, отпускала часто. К нему таких просьб не поступало. Только выходные он посвящал внукам, и то с тайной неохотой.

А сегодня можно. Сегодня у него выдался хороший день. Спокойный. И спина не болит.

Они попрощались на стоянке, пожав друг другу руки. Ее рукопожатие было крепким, почти мужским.

– Спину не застужать, – почти командным голосом порекомендовала Эва, забираясь в свою машину. – Остерегайтесь сквозняков.

– Есть, командир, – пошутил он. – Ну что, до завтра?

– Хотелось бы. – Она глянула в небо. – Но чудится мне, день сегодня будет долгим. И мы еще увидимся.

И уехала. А он, как дурак, стоял на стоянке возле своей машины, таращился в небо и все пытался там рассмотреть то, что увидела она. Обычное весеннее небо. Прозрачное, чистое. Никаких тайных знаков. Никаких сгущающихся туч на горизонте. Ничего. Чисто.

Но подлый звонок все равно прозвонил. Он только домой зашел, приехав из супермаркета, где закупал продукты на случай, если внуки к нему приедут среди недели. И подарки на случай, если сам к ним в гости отправится вдруг.

Он даже пакеты толком не успел разобрать, когда зазвонили из дежурки.

– Сергей Петрович, у нас убийство, – дежурный продиктовал адрес.

– Чёй-то стрелять-то уже стали белым днем. – Он покосился за окно. Там только-только брезжили сумерки.

– По ходу заказное. По информации, стреляли с крыши. Стреляли в группу людей, прибывших в гости. Подробностей не знаю. Ваша новая коллега уже выехала на адрес. Эксперты и прокуратура вот-вот подъедут.

– Считай, что я уже там.

Макашов с силой смял плюшевую собачку, которую купил младшему внуку, и запустил ее в угол. Привычное раздражение, вызванное поздним звонком. Привычное напряжение от известия о происшествии. Тут же, с ходу, принялся набрасывать план действий. Сразу же понял, что дело простым не будет, раз стреляли с крыши в людей, которые приехали в гости к кому-то. Заказ?

– Однозначно сказать невозможно, – вдруг пошла поперек его мнения капитан Янсонс. – Как-то все…

– Что не нравится?

Петрович нахмурился. Не хватало ему еще выдумщиц на его седую голову. Выдумщиц, которые версии строят, насмотревшись сериалов.

– Я тут поговорить успела с народом. Оказывается, эта машина впервые сюда подъехала. Никогда раньше она не парковалась здесь. Это подтвердил и водитель, который привез этих людей.

– Мне сообщили, что они приехали в гости. К кому?

– Ее уже увели. Девушка. Лада Пантелеева. Проживает с отцом, пенсионером. Сегодня должно было состояться знакомство с родителями ее жениха. Встреча была назначена на шесть. Они подъехали без трех минут. Вышли все трое из машины.

– Отец, мать и жених?

– Нет. Мать, жених и водитель матери.

– О! У матери есть водитель? А кто она вообще? Высокого полета птица? – Он выглядывал из-за плеча Эвы, пытаясь получше рассмотреть машину и номера на ней.

– Достаточно высокого.

– А чего тогда снизошла до визита сюда? Как-то странно. Сейчас знакомство с родителями обычно происходит в ресторане. Где-то на нейтральной территории.

У него так дважды было. И с сыном, и с дочерью. И с претендентом на руку дочери они с Таней в ресторане знакомились. И с невестой сына тоже. И с их родителями пересекались там же.

– Кто сейчас в квартирах-то встречается?

– Я не знаю. Это вопрос не ко мне. Может, у отца невесты денег на кабак не было.

– Так у жениха точно они были. Устроил бы встречу там, не здесь. Здесь же идеальное место…

Макашов обвел взглядом двор. Не двор – колодец. Дома стоят тесно, почти срастаясь боками. Всюду проходные подъезды, арки для въезда и выезда.

– Идеальное место, – снова произнес он и задрал голову вверх. – С какой крыши стреляли?

– С крыши вон того дома. Не из новостроек. Прошлого века дом. Семь этажей.

– Идеальное место, – повторил он снова. И дернулся, повернувшись на дикий вой от машины. – Так кто жертва? Фамилии гостей невесты я услышу?

– Кира Сергеевна Андреева. Слышали о такой?

– Хозяйка заводов и пароходов, – скривился Макашов. – Убили ее?

– Стреляли в нее. Погиб ее сын. Он попытался закрыть мать и погиб.

– Ух ты! Она воет или невеста?

– Она. Мать. Невесту увели в дом. Отец увел.

– Ладно, идем к ним. Выясним, что и как здесь произошло.

Глава 7

– Это я во всем виновата! Я!

Кира Сергеевна тяжело повернулась к Гарику, неподвижно сидевшему за поминальным столом слева от нее. Так повелось, что он всегда сидел слева. Илюша справа, он слева. Так повелось.

Теперь Илюши не было. Место его за столом пустовало. А Гарик все равно не посмел его занять. Понимал, что никогда не займет место ее сына в ее сердце. Хотя и остался последним на земле ее близким человеком. Он это понимал, нет? Скорее – да, чем нет. За минувшую неделю он не выпил ни разу.

– Гарик… Ты… – Ее опухшее от воя горло еле продавило слова. – Ты все, что у меня осталось в этой жизни. Ты это понимаешь?

Он молча кивнул.

– Для чего я жила? Для чего?! Я жила ради него, ради сына. А теперь все это зачем?! Мне зачем?!

Она обводила взглядом стены гостиной. Останавливалась на окнах, за которыми садовник уже начал открывать укутанные на зиму стволы южных капризных деревьев. Они скоро зацветут. Красотища будет в саду. А…

А зачем все это?! Сжечь, порубить, уничтожить все! Превратить в выжженное поле! Как ее душа!

– Гарик… – она опустила голову, немытые редкие волосы упали на лицо, – ты почему не женился?

– Что? – Он неспокойно повертел шеей.

– Почему ты все эти годы один? Только не смей мне врать, что был тайно в меня влюблен. Не поверю. И презирать стану за вранье. Так почему ты не женился? Ты ведь не гей. Ты нормальный. Девки у тебя были. Много. Почему не женился?

– Хотел хранить верность только вам, Кира Сергеевна, – ответил он минуты через три раздумья. – Я же верный пес. Вы знаете.

– Знаю.

– А верность, она… Она пополам не делится. Я так считаю. Да и некогда мне было.

– И в этом я виновата тоже. Я украла у тебя всю твою личную жизнь, – всхлипнула Кира Сергеевна.

Ее крупные ладони легли рядом с тарелкой с кутьей. Обхватили ее, стиснули. Если бы тарелка была не из серебра, а из стекла, она бы точно лопнула от той силы, с которой вонзились в ее края ее пальцы.

– Я украла у тебя личную жизнь. У Ильи украла саму жизнь. Я проклятая старуха! Никому не нужная, богатая, проклятая старуха! Он ведь… Он ведь меня пытался прикрыть. Понимаешь?

Гарик промолчал. Он был там. Он все видел.

– Он думал, что я на костылях. Что я беспомощна. И бросился меня спасать. Бросился на линию огня, Гарик! А я… Я все это время врала ему! Эти чертовы костыли… Убить хотели меня, а он меня спасал. Подставился. Дурачок… Такой хороший мальчик…

Она снова протяжно завыла. Гарик с радостью бы оглох, лишь бы не слышать этот нечеловеческий вой. Но не выходило. Ему приходилось слушать это уже несколько дней подряд. Поначалу это были еще и слезы. Море слез. Теперь они высохли. Остался вой, от которого по его телу ползли мурашки. А довести его до такого состояния еще надо было постараться. Он был непробиваемым. Всегда.

Вой неожиданно прекратился. Она подняла голову, глянула на него тяжелым мутным взглядом.

– Что ты молчишь?

Он молчал.

– Не согласен со мной?

Он отрицательно мотнул головой.

– Почему?

– Тот, кто стрелял, знал свое дело, Кира Сергеевна.

– И что?

– Он не мог промахнуться.

– То есть ты считаешь, что стреляли не в меня, а в Илюшу?!

Со стола полетела кутья в серебряной тарелке. Следом блюдо с оладьями, мед, тарелки с колбасой, сыром, яйцами, огурцами. Она уничтожала поминальный обед, который приказала готовить каждый день. Когда на столе не осталось ничего, кроме накрытого куском хлеба стакана с водкой, она остановилась.

Встала и тяжело, с присвистом дыша, принялась ходить по гостиной. Он уже и забыл, как это выглядит, когда она ходит самостоятельно, без костылей. Сгорбившаяся, толстая, на кривых ногах с крупными ступнями, она напоминала медведицу. Раненую медведицу. И Гарику на какой-то миг сделалось страшно. По-настоящему!

Он предвидел, что теперь начнется.

Кира начнет мстить, и мстить без разбору. Она начнет убивать людей пачками. Его руками! А он уже не тот. Он утратил хватку. И у него нет уже иммунитета от чужой боли. Ему часто снились те, кого он отправил на тот свет. И он часто во сне каялся и просил у них прощения.

Она вот спросила, почему он не женился, почему не завел семью?

А ответ прост. Он не хотел, чтобы его семья расплачивалась за его страшные грехи. Он размяк? Стал тряпкой? Или в его организме вдруг ожила душа?

Может быть. Все может быть.

– А за что было убивать моего мальчика, Гарик? Что он сделал не так?

Кира Сергеевна остановилась возле окна, уставилась на деревья, возле которых суетился садовник. Произнесла сквозь стиснутые зубы:

– Порубить! Порубить все к чертовой матери!

– Что? Что, не понял?

Гарику снова стало страшно. Кого порубить? Как? Уже началось, да?

– Деревья! Сад… Не хочу больше ничего. Закатать все в асфальт! Не нужны мне эти чертовы деревья. Пусть вырубает. Выкорчевывает. Что хочет пусть делает! Но чтобы их тут не было.

– А что вместо них?

Честно? Гарику тоже не нравилась эта тропическая поросль. Столько на них уходило денег, столько Сашке-садовнику с ними было мороки. На зиму укрой, зимой наблюдай, чтобы не промерзли, чтобы стволы не сгнили, если зима не морозная и влажная. С весны по осень начиналось цветение. И по его личному мнению, вонь в саду стояла невыносимая. Он не мог там находиться. Сбегал. Потому что принимался чихать и кашлять от аллергии.

– Вместо них пусть елки сажает. Или кипарисы. Кипарисы хочу, – произнесла она капризно. И пошла от окна к двери. – Отдохнуть хочу. Не тревожь меня. Буду отдыхать и думать.

Она прошла мимо него. Медленно, сильно сутулясь, добрела до двери. Оттуда глянула на него с прищуром.

– Говоришь, не меня убить хотели?

– Думаю, да.

– А чего тогда два выстрела было, умник? Два! – Она потрясла в воздухе пальцами. – Первый – в стойку машины попал, сантиметрах в трех от моей головы. А второй уже в Илюшу, когда он меня закрыть пытался. Не-ет, Гарик. Меня заказали. Меня. А если ты думаешь иначе – значит мозги окончательно пропил.

– Понял.

Он поднялся как по команде и пошел за ней следом. Ее несогласие значило, что они теперь на осадном положении. Это круглосуточное дежурство по периметру дома и вне его стен. Осмотр любой комнаты перед тем, как ей туда войти. Осмотр машины. И, выражаясь ментовским языком, постоянные следственные действия.

Он обогнал ее в коридоре перед лестницей. Пошел впереди нее. Вошел привычно в комнату, оставив ее у двери. Проверил всё: шкафы, комоды, заглянул за портьеры. Всё, как в девяностые и начале нулевых, когда его хозяйка по лезвию ходила и он вместе с ней.

– Все чисто, – оповестил он ее, выйдя из ее спальни. – Отдыхайте, Кира Сергеевна.

– Я отдохну. А ты нет, – ткнула она ему пальцем в грудь, останавливаясь в дверях. – Ко мне приставь кого-нибудь потолковее и понадежнее.

– Так точно.

– А сам семейку нашей невесты проведай. Как она там горюет? – Она подняла на него взгляд, полыхающий ненавистью. – И папу ее особенно расспроси. Где он был на момент выстрела, с кем общался, какие еще гости у них в квартире были. Помнишь, что он на поминках сказал?

Как, интересно, он мог помнить, если его даже за столом не было?! Он все время контролировал людей на входах и выходах, метался по стоянке.

– Нет, не слышал. Меня не было в обеденном зале.

– А, ну да… – Она шагнула в спальню, повернулась к нему спиной, проговорила невнятно: – Что-то о гостях он говорил. О каких-то незваных гостях. Узнай, что это были за люди? И сам он… Сам он где был на момент выстрелов? Кто вообще это такой? Что за Пантелеев, который на Пантелеева не похож ни черта? Тебе что-нибудь удалось выяснить?

Интересно, как он мог выяснить, если уже две недели не отходит от нее! Только что в сортир не водит. А чтобы выяснять, это надо метаться, не спать и не жрать.

– Пока нет, – ответил он скупо и повесил голову, чтобы она, не дай бог, не заметила его раздражения.

Но ей и смотреть на него не надо было. Она и так все угадывала, даже стоя к нему спиной.

– Не злись, Гарик, – вдруг попросила она слабым голосом. – Лютую, потому что больно мне. Невыносимо больно. Найдешь его?

И она покосилась на него из-за плеча, чуть повернув голову. И он все понял. Понял, кого она имела в виду.

– Найду.

– Молодец. – Ее растрескавшиеся синюшные губы тронула странная улыбка. – Знаю, найдешь. Илюшу не вернешь, да. А этого… Найдешь.

Ох, как просились с языка слова об отставке. Как хотелось сказать, что это будет последнее его дело. Что он устал от всего того дерьма, которое вынужден хлебать с ней из одного котла одной ложкой. Он хочет на отдых. На пенсию. Он заслужил. И даже не в том дело, что в какой-то момент понял, что не живет своей жизнью. Ее у него не было с самого начала.

Он просто устал от нее – от этой бабы со скверным характером и хваткой зверя. Она ему надоела. Он хотел уйти. А сказать не знал как. Нет, правильнее сказать, он знал как. Просто знал, что не отпустит. Их связывало очень много страшных секретов, и стеречь их они обязаны были на глазах друг у друга. До могилы.

– Найдешь… – произнесла она едва слышно и захлопнула дверь.

Он постоял перед ее спальней минуты три, слушая, как она тяжело топчется по комнате. И собрался уже уходить, когда дверь вдруг широко распахнулась.

– Найдешь и уйдешь, – произнесла она в рифму.

– Не понял.

Он широко распахнул глаза, глядя на нее с неподдельным ужасом. Эта баба просто читала его мысли! Будто в ее комнате хранился какой-то прибор, который их считывал. Но его там точно не было. Он только что сам все проверил. Ни черта там не было никаких приборов. Это все в ее башке! Она чувствует все. И лесть, и подвох, и предательство, и грядущую беду.

Как же она с такой чуйкой Илью не сберегла? Расслабилась?

– Все ты понял, Гарик, – хмыкнула Кира Сергеевна, заправляя за уши немытые неделю пряди жидких волос. – Обещаю – отпущу. Только найди мне его! Найди! Я по кусочкам хочу его резать. Долго…

– Найду.

– Начни с несостоявшихся родственников. Оттуда беда пришла. Я это знаю.

И дверь снова с грохотом захлопнулась перед его носом. Гарик постоял минуту и пошел вниз. Он не собирался ехать к невесте погибшего Ильи. Не сегодня. Он еще не готов задать им правильные вопросы. У них может не оказаться на них ответов. Правдивых. И начнет он, как бывало всегда, со своего информатора. На него он возлагал большие надежды.

Он выехал за ворота дома Киры Сергеевны через двадцать минут. Успел созвониться и назначить встречу.

– А чего в другом месте? – удивился человек, которому он позвонил.

– Не надо, чтобы нас снова видели вместе. Убийство резонансное. Сразу поймут, чего я к тебе прилип. О твоей же репутации пекусь. Моей-то уже ничто не угрожает. – Против воли Гарик рассмеялся. – Будем путать следы. К тому же это совсем близко к твоему месту работы. Не придется тащиться через весь город.

– Ок. Спасибо, – сдержанно поблагодарил его собеседник. – Через полчаса?

– Да.

Гарик медленно двинулся по дороге от дома, внимательно осматривая обочины. Ничего заслуживающего внимания. Никого постороннего. Никого подозрительного. Ни единой чужой машины. Ни единого инородного предмета, могущего намекать на прослушку или видеонаблюдение за ее домом и за ней лично.

Чуди́т Кира Сергеевна. Чуди́т. Не на нее покушались. На Илью. В него и попали. Странно, почему со второго выстрела? Почему первый просвистел возле Киры Сергеевны? Как-то…

Ну, вот ничего, хоть убей, не нравилось ему в этом убийстве! Само место, которое выбрал киллер. Почему именно в этом дворе? Никто не знал, что они там окажутся. Кира еще утром не знала, поедет или нет знакомиться с будущей невесткой.

Илья? Илья сам рассказал кому-то? Или его невеста? Или ее папаша?

Нет, не выходит. Никто из этих троих не знал: будет или нет Кира Сергеевна присутствовать. Выходит, все же мишенью был Илья?

Блин, ну за что его убивать?! Кому он помешал? На заводе был пешкой. В личных отношениях не наследил. Никому не сделал настолько гадко, чтобы кто-то желал его убить. Месть Кире? Как версия проходит. Она многих сделала несчастными. Очень многих! И из желающих ей отомстить выстроилась бы очень длинная очередь.

Но почему сейчас? Она сделала вид, что отошла от дел. Что больна и немощна. Что вообще уже ничего не решает, дряхлея день ото дня. Почему сейчас?

Все утверждения про отсроченную месть, про то, что это блюдо, которое подается холодным, Гарик отметал и считал чушью полной. Чтобы на годы отложить наказание обидчику, достаточно быть просто трусом. Или больным на всю голову.

Сидит себе такой вот обиженный, да и строит планы. Год, второй, третий, десятый. Грызет ногти от ненависти вместе с локтями и мечтает: а я вот так тебе, и вот так, и вот так. Что на это скажешь?

Да бред! Кто мог так поступить? Гарик задумчиво покрутил головой, и тут же его будто кипятком ошпарило. Николаша! Вот тот человек, который полностью подпадает под портрет, который он только что набросал. Трус, мерзавец, алкаш, завистник страшный. Он мог. Мог настолько ненавидеть Киру, чтобы мечтать ее убрать. Но дальше ненависти дело вряд ли бы зашло. Он же тогда лишился бы алиментов, которые Кира выплачивает ему каждый месяц после того, как развелась. Причем делает это совершенно на добровольной основе. Ни один суд ее к этому не обязывал.

Конечно, Николаше мало. Он хотел бы больше. И машину бы хотел крутую. И в доме бы хотел поселиться. В том, в который его на порог не пускали.

Так…

С Николаши надо начинать. Он подлый, мутный. Он мог и подговорить какого-нибудь своего собутыльника, ранее служившего в горячих точках. За ящик водки, к примеру. Правда, тут вставал вопрос об оружии. Откуда у спивающегося вояки серьезное ружье? Или оно было несерьезным? Вот тоже вопросы, которые он задаст человечку, на встречу с которым ехал.

Гарик решил до поры не терзать свой мозг тяжелыми вопросами. Решил настроиться на беспечный лад и позвонить знакомой дамочке, с которой иногда проводил вечера и ночи. У него так получалось с ней разряжаться! Он после нее будто заново рождался. И голова работала круто. И организм вел себя как обновленный.

– Приве-ет, – протянула она сладким голоском. – А ты где?

– Да так, езжу, катаюсь.

Он покусал нижнюю губу, чтобы не очень широко улыбаться. От звука ее голоса его душа, если она у него была, конечно же, просто пела.

– Может, ко мне завернешь?

– Может, и заверну. – Он глянул на часы. – Часика через два, к примеру. Сможешь меня встретить?

– Угу, смогу. – Она понизила голос до интимного шепота. – И не только встретить смогу, Гарик, но и кое-что еще.

И она принялась перечислять, и у него тут же подскочило давление.

– Остановись, Маринка, – приказал он ей со смехом. – А то пожалеешь.

– Нет. Не пожалею. Ни разу еще не пожалела, что подобрала тебя тогда, пьяного в лохмотья, на улице.

Что было, то было. Знакомство именно так и состоялось: он надрался в баре так, что не дошел до машины и упал возле урны. А она вот не побрезговала, подобрала, втащила к себе в квартиру, поскольку жила по соседству. И наутро даже налила рюмку водки и завтрак приготовила. И попросила заезжать к ней трезвым, если он не связан узами брака.

– Ничего такого у меня нет, – признался он ей, с интересом рассматривая сдобную, как булочка, молодуху. – А тебе-то я зачем?

– А для здоровья, – выпалила она и звонко расхохоталась. – Крепкий ты, классный. Думаю, у нас все получится.

Не часто он к ней заглядывал, в основном когда ему бывало особенно погано. И когда заглядывал, то у них получалось, и еще как! Сегодня был как раз тот самый поганый случай, когда увидеть Маринку захотелось особенно остро. Чтобы забыть про гибель Ильи, про гнев и боль Киры, про ее желание найти убийцу.

Как она сказала? Резать будет по кусочку, когда найдет? Да. Так она сказала. Так она и сделает, если они его найдут. Если Гарик его найдет. Она станет казнить убийцу, а Гарик будет на все на это смотреть. И подчищать потом за ней.

Устал! Устал, мать ее, он барахтаться в этой кровавой жиже. Он хочет воли!

К месту встречи он подъехал за пять минут до назначенного времени. Поставил машину. Привычно огляделся и пошел к ресторанчику. Внутри почти никого не было. Занято было лишь три столика. За одним сидел человек, который его ждал.

– Игорь Васильевич, я вас категорически приветствую, – принялся тот трясти руку Гарика. – Сколько лет, сколько зим!

– Не скажу, что рад встрече, Гена. Сам понимаешь, чем они обусловлены – встречи наши. – Он с тяжелым вздохом сел напротив него за стол. – Но дела не ждут.

– Да, да, дела, дела, делишки.

Гена Изотов напряженно улыбался, пытаясь прочесть по лицу Гарика, с чем тот пожаловал. То, что сразу постучал пальцем по конверту, торчавшему из кармана его пиджака, значило: дело важное. Раз оплачивается – значит очень важное. Не просто навести справки, а еще по возможности и повлиять на ход следствия. Он занервничал сразу же и попытался отбрыкаться.

– Понимаешь, Игорь Васильевич, – он всегда его так называл, с давних времен, – у меня сейчас не очень много власти.

– Мне-то не ври. – Гарик холодно улыбнулся. – Ты зять начальника отдела полиции.

– Вот именно! С меня и спрос особый! Я как рыбка в аквариуме – всегда на виду.

Он не хныкал, он жаловался. И Гарик понимал, что тот не врет. Прошли те времена, когда близкие родственники силовиков пользовались неограниченной властью. Все сейчас осторожничали, все за свои места держались. Все.

Но ему было плевать, как станет выкручиваться эта шкура. Ему платят. Пусть выполняет.

– Что хоть за дело-то, Игорь Васильевич? – нажаловавшись вдоволь, перевел дух Гена.

– А то ты не знаешь? – Гарик криво ухмыльнулся. – Убит сын Киры Сергеевны.

– Да ладно!

По вытаращенным глазам Гены Гарик понял, что тот не слышал. Как-то эта новость, освещаемая всеми местными СМИ, прошла мимо него. Или…

Или научился так круто притворяться.

– Мне нужна информация по расследованию.

– Я не веду это дело, Игорь Васильевич! – в испуге отпрянул Гена, ударившись лопатками о край спинки деревянного стула. – Это дело не у нас. Поэтому я и не слышал ничего. Я бы знал.

– Так узнай! – разозлился Гарик. Резко поднялся. Швырнул конверт на стол. – Мне нужна информация по расследованию. Вся долбаная информация! Жду звонка. Завтра.

– Уже завтра?! – Гена смотрел на пухлый конверт глазами кролика. – Вдруг не успею?

– Успеешь. Потому что должен.

И, с силой ткнув пальцем в конверт, Гарик ушел.