Текст книги "Возвращаться – плохая примета"

Глава 3

Арина встала под горячий душ и закрыла глаза. Телу сразу сделалось горячо и немного больно, но следовало согреться, ее всю колотило после встречи с Ваней. Она как из вечной мерзлоты выбралась, поговорив с ним.

Каков, а?! Благодетель нашелся! Судьбы он им устраивать взялся, сотворив предательство.

Сволочь!!! Мелкая, ничтожная сволочь! Как она раньше не рассмотрела за его внешним лоском, за его привлекательностью и ненавязчивым обаянием такую отвратительную душонку?

А с чего он взял, что они с Перцевым вместе? Сашка что же, по привычке вышел к нему в трусах? Вот дубина, а! Хоть говори, хоть не говори, все равно ходит по дому спросонья почти в чем мать родила. Пыталась спорить с ним, швыряла в него его шорты, штаны спортивные, которые разбрасывались им где попало, все бесполезно.

– Ладно тебе, Ир, – миролюбиво бубнил в такие минуты Сашка, нехотя влезая в штаны. – Че ты меня, в трусах, что ли, не видала никогда? Мы же с тобой огонь, воду и эти, как их… какие-то трубы прошли вместе.

– Медные, – подсказывала она с раздражением.

– О, точно, медные, – лыбился он и мизинец скрюченный совал ей для примирения. – Так что… Да ты в мою сторону и не смотришь-то почти, Ир, какая тебе разница, в трусах я, без них я.

Перец ей весь уклад мирной одинокой жизни поломал, все с головы на ноги поставил. В кухню войти стало невозможно. Пол в углу выломал до бетона, часть стены обрушил, врезаясь в трубу, которую прежде заложили, натаскал огнеупорных кирпичей, откуда-то приволок старое корыто и каждое утро замешивал в нем раствор. Это, объяснял он ей, основа всех основ для камина. Арина так и не поняла, о чем он: о кирпиче или о корыте. Злилась, наступая в рассыпанный по всему полу цемент, застилала его рабочий угол мокрыми тряпками, так Перец все равно ухитрялся наследить по всему дому.

Теперь вот еще и в трусах бродит. Так ладно бы по дому, он и на улицу пошел. А там вдруг Ванька… А Перцев перед ним в трусах! Что тот мог подумать? Только то, что подумал. И другой бы каждый подумал то же самое: у них с Перцевым роман. А какой роман, господи? Какой роман, если он на нее как на женщину и не смотрит вовсе. Во взглядах старого почтальона дяди Мити больше интереса, чем в Сашкиных.

Она ему не нужна. Он ей не нужен. Так что Ванечка может быть спокоен на этот счет. Хотя ему, кажется, все равно. У него молодая эффектная Инна. Она скоро подарит ему наследника. И жизнь Арины, ее личная жизнь, его совершенно не волнует. А что за локоток ее схватил, так это потому, что задело его ее невнимание.

– Кофе будешь?

Сашка стоял – слава богу, в шортах и футболке – возле плиты с туркой в одной руке, а второй неловко снимал с полки кофейные чашки.

– Буду, – буркнула Арина и села за стол. – Чашки не побей!

Пускай сегодня он похлопочет, она и так каждое утро его завтраком балует. То кашка, то омлетик, то бутерброды горячие, и уж сок свежевыжатый непременно. Для этих целей даже купила у соседки ведро антоновки.

– Как спалось? – Перцев покосился на нее из-за правого плеча. – Что снилось?

– Тебе-то что?

Арина покраснела, уткнувшись в трехдневную газету. Признаться ему, что во сне он тащил ее куда-то на руках и ей это было приятно? Ага, непременно!

– Стонала ты и кричала что-то. – Он неуверенно пожал плечами.

– Ты под дверью подслушивал? – Она подняла на него глаза, чуть опустив газету.

– Нет, просто… Услыхал что-то ночью, вскочил, обошел все, а это оказывается, ты… орешь, – закончил он со своей неподражаемой медвежьей романтичностью. – Я постоял под дверью, послушал. А потом спать ушел. Так что снилось-то, Ир?

– Неважно, – буркнула она.

Глянула через окно в палисадник, день занимался хмурый и холодный. В такие дни она не очень любила из дома выбираться. Предпочитала с книжкой посидеть. А то и со спицами. Она ведь не соврала тогда Сашке, купила самоучитель по вязанию. И даже уже несколько замысловатых узоров освоила. Провяжет рядов десять и распускает, удовлетворившись, что у нее вышло замечательно. Но при Сашке сидеть со спицами она стеснялась. Да и с книжкой обниматься тоже стыдно, когда он с утра до ночи в старом корыте раствор месит. Приходилось что-то готовить, убирать, мыть пол после трудов его праведных.

– Ладно, – миролюбиво ответил друг, поставил перед ней крохотное блюдце, на него чашку с кофе, пододвинул плетеную тарелку с пышной булкой, восхитительно пахнущей корицей и яблоками. – Поешь немного.

– Булка откуда?

– Так соседка печет каждое утро для продажи, в город возит в офисы. Я с ней договорился, она обязалась и нам печь по утрам. Здорово же, Ир. Каждое утро свежая сдоба… Ваньку видела? – Он громко хлебнул из своей чашки.

– Видела. – Она отломила кусочек булки, положила в рот, вяло пожевала. Вкуса, хоть убей, не почувствовала.

– И чего?

– А ничего. – Арина глотнула кофе, поморщилась. – Перец, это не кофе!

– А что? – не понял он, глянул на дно своей опустевшей чашки.

– Это кофейная каша, Перец! – Она, сморщившись, сделала еще один глоток. – Заставь вот тебя богу молиться!

– Он сказал, что Сячинов просил тебя приехать?

– Не успел. Про Сячинова что-то брякнул.

– А чего не успел-то?

Сашкины губы дрогнули в улыбке. Конечно, он подглядывал. Может, даже и подслушивал. Арина качнула головой, решив не отвечать.

– Ладно… – проглотил он с пониманием ее молчание. – Так поедешь, нет?

– К Сячинову?

– Угу.

– Не-а, не поеду. Чего я там забыла? Я уволилась, если ты помнишь. Чего мне там?

– Это он тебя из-за убийства Митиной зовет, не иначе.

– Конечно! – зло фыркнула Арина. – Сначала посадили невиновного человека. Ни за что посадили, оставив убийцу на свободе! Меня слушать не захотели. А теперь? Совет от меня понадобился? Нет, не поеду! Пусть сами…

– Понятно, – изрек Сашка, привычно дернул плечом и замолчал надолго.

Завтрак, который Арина решительно дополнила вчерашними макаронами и обжаренными копчеными колбасками, у них закончился в гробовом молчании. По строго установившемуся порядку Сашка убрал все со стола, вымыл посуду в раковине, игнорируя посудомоечную машину. Арина вытерла стол сначала мокрой, потом сухой тряпкой. Он задвинул под стол ее изящный стул и свое прочное деревянное кресло и тут же двинулся в угол, намереваясь продолжить свой разрушительно-созидательный процесс.

Арина со злостью оглядела его широченную спину и вдруг топнула ногой:

– Перец! Ну чего ты снова за мастерок-то?!

– А чего? – Он уже присел на корточки и внимательно рассматривал швы своей кладки, тыкал в них отверткой.

– Я не поеду, но ты-то съезди!

– Меня не звали, – пробубнил он, коротко глянул на нее и тут же отвернулся. – И вообще я в краткосрочном отпуске.

– Вот противный. – Арина решительно прошла в его угол, заваленный строительным инвентарем и засыпанный цементом вперемешку с огнеупорной глиной. Схватила Перцева за плечо: – А как же новости, Перец?! Нам же важно быть в курсе, так?

– Нет, не так. – Он медленно поднялся, повернулся к ней, ухмыльнулся догадливо. – Неймется, да, Ир? Чес идет по всему телу? И хочется, и колется, так?

– Допустим. – Она зажала ладони под мышками, глянула на него с вызовом. – И что?

– А ничего. Хочется. Поезжай. Я не поеду.

И он снова принялся ковырять швы, что-то бормоча себе под нос неразборчивое.

Арина пошла собираться.

Что надеть, что надеть? Она долго стояла у распахнутого шкафа, потом решительно потянулась к новенькому костюму из коричневого твида и небесно-голубой блузке. Она должна выглядеть, черт побери! Все, включая Ваньку и Сашку Перцева, привыкли видеть ее либо в форме, либо в джинсах и свитере. Только после увольнения она начала тщательно следить за своей одеждой, жалея упущенное время.

Арина оделась, зачесала волосы назад и стянула их красивой заколкой с бирюзой. Добавила сумочку, туфли на высоком каблуке и пошла вниз.

– Я уезжаю, – обронила она, глядя в Сашкину согбенную спину.

– Доедешь, позвони, – пробубнил он, не оборачиваясь. – И обратно выедешь, позвони. Не задерживайся, буду волноваться.

– С чего вдруг? – удивилась Арина.

Окинула взглядом кухню и вздохнула. Все снова в песке и цементе. Когда уже наступит конец этому строительству! Надо было просто купить электрический камин и поставить его в угол. Нет, треска поленьев ей зимой не хватало! Пожинай вот теперь.

– Не знаю. Чего-то как-то так…

Он пожал плечами, разогнулся, сходил к раковине и сполоснул руки. Потом подошел к ней, оглядел ее.

– Красиво, – похвалил он, тронув ее заколку в волосах. То ли заколку хвалил, то ли ее всю, разберись в этом Перцеве. – Не нравится мне здесь, Ирка.

– Где? – Она беспомощно оглянулась. – У меня? Так я тебе лучшую гостевую спальню выделила и…

– Не части. – Его ладонь легла ей на плечо, он чуть наклонил голову влево. – Не у тебя, а в деревне… Что-то не нравится мне тут. Как-то тут неспокойно. Что-то бродит. Объяснить сложно, но что-то чую я, Ир.

– Да ладно! – Она неуверенно улыбнулась, удивляясь тому, что по телу разливается приятное тепло от его руки на ее плече. – Что ты чуешь-то?

– Не знаю… Вечером окурков не было, а утром два я нашел, – рассеянно пробормотал Перцев, кивнув в сторону окна.

– Где, где нашел?

– Возле твоего забора, прямо у самой калитки. Вчера я выходил вечером, уже темнеть начало. Все было чисто. А сегодня вышел к Ваньке, а там два бычка в траве. Чуть прошелся вдоль забора позже, когда ты под душем стояла, еще нашел три штуки. Все в разных местах. И знаешь, в каких местах?

– В каких?

Ответ она почти угадывала. Курили там, откуда хорошо просматривались освещенные окна ее дома.

– Откуда хорошо видны окна твоей спальни, моей спальни и этого дурацкого балкона. Говорил же, избавься от него. С улицы попасть в дом, как бы отлично заперт он ни был, через этот балкон пара пустяков!

С балкона по винтовой лестничке можно было спуститься прямо в сад. Балконная дверь вела в узкий коридорчик между кладовкой и крохотной комнаткой, в которой у нее была оборудована прачечная. Там стояла гладильная доска, корзины для грязного и чистого белья и стиральная машинка. Потом этот коридорчик вел прямиком в основной коридор, откуда легко можно было попасть в ее спальню. Все вроде бы ничего, если бы не дефект балконной двери. Сколько Арина с ней ни билась, сколько ни вызывала мастеров, запереть изнутри так, чтобы не открыть снаружи, у нее не получилось. И не у нее одной. Сашка тоже потел над задвижкой, ничего у него не вышло. Тогда он просто посоветовал дверь эту заложить. Арина фыркнула, сказала ему: здрасте, пожалуйста, может, и остальные окна-двери заложить кирпичами? И менять что-то в интерьере отказалась. Достаточно уже строящегося камина.

– Да мало ли, кто курил? – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал достаточно беспечно. – Может, пацаны какие? Может, так кто бродил? У нас с тобой, Сашка, просто мозги не на месте в силу нашей с тобой профессиональной натасканности, вот и мнится всякое.

О том, насколько сегодня ей неуютно бегалось утром, Арина смолчала. И о том, что все время казалось, будто за ней кто-то наблюдает из всех кустов разом, тоже решила не говорить. Он тогда ее на пробежку не выпустит точно. Сам не бегает, предпочитая в саду гантели ворочать, и ее не пустит. Нечего наполнять душу параноидальными страхами.

– Хорошо, если так, – кивнул он согласно, руку уронил с ее плеча, отчего ей тут же сделалось неуютно, отступил на пару шагов. – Только звони, Ир. Как приедешь, позвони. И как выедешь из города, тоже. Пока…

– Пока. – Она прижала сумку локтем к боку, повернулась, чтобы уйти.

– Эй! – вдруг позвал он.

– Чего? Чего опять?

Она нетерпеливо глянула на часы. Если он продолжит свой инструктаж, она может опоздать.

– Шикарно выглядишь, Ирка, – ухмыльнулся Перцев загадочно, и только она порадовалась его комплименту, как он тут же все испортил, добавив: – Ему понравится…

Ему понравилось! Да еще как! Пока шла по коридору к кабинету Сячинова, с наслаждением смаковала в уме вид вытянувшейся Ванькиной физиономии с побледневшими губами.

– Ну-ну, Воробьева… – промямлил он, когда увидал. – Давно бы…

Она не удостоила его ответом, вошла в приемную, поздоровалась с Валечкой. Та тут же зашлась в комплиментах, принялась ощупывать ткань пиджака, цокать языком и называть всех мужиков невыносимыми слепцами.

– Ну, не все уж они и слепы, Валентина, – раздалось у них за спинами. – Есть еще зрячие, есть.

Женщины обернулись. На пороге кабинета стоял Сячинов. Осунувшееся посеревшее лицо, покрасневшие глаза, то ли не спал, то ли с похмелья, тут же сделала вывод Арина. Холеные прежде щеки в сетках сосудов и вчерашней щетине. Да и форма выглядела не лучшим образом. Китель помят, расстегнутый воротник рубашки несвежий.

– В кабинете ночевал, – успела шепнуть Валечка, заметив изумление в ее взгляде.

– Красавица, просто красавица! – вяло похвалил Сячинов, прослушав ехидный шепот своей секретарши, и кивком пригласил ее войти.

Арина вошла за ним в кабинет, уловив-таки легкий запах перегара, старательно залитый одеколоном и сдобренный мятным ароматом жевательной резинки.

– Присаживайся, разговор есть, – деловито сказал Сячинов, сел на свое место.

Арина заняла то самое, на котором всегда сидела прежде на совещаниях у него: третий стул по левую руку от начальства. Она уселась, положила изящную сумочку на стол перед собой, осмотрела кабинет. Ничего не поменялось, ничего, кроме хозяина. Тот выглядел на троечку с минусом. Если бы не форма, Арина с легкостью приняла бы его за измученного недугами и жизнью стареющего человека.

– Что? Плохо выгляжу? – проворчал Сячинов и потянулся к графину с водой. – Знаю, можешь не возражать. Не то что плохо, отвратительно! А знаешь почему?

– Нет.

– Потому что совершил жуткую глупость, бросив свою жену, – признался вдруг он жалобным голосом, шумно глотая, выпил стакан воды, поставил его обратно трясущейся рукой. – Совершил глупость, Арина, н-да… А жена моя бывшая, так же вот, как ты, расцвела, помолодела. И так же… Так же не желает меня видеть, как ты Ваньку. Не желаешь ведь видеть-то его, нет?

Арина неопределенно пожала плечами. Честно? Ей не было жаль этого ловеласа, не сумевшего с достоинством переступить возрастную кризисную черту. Была семья, дети, не осталось ничего.

С Ванькой все по-другому. Там у него любовь, там единство взглядов и вкусов. Что еще он ей тогда успел наболтать, прежде чем она трусливо сбежала? Кажется, обвинял ее в том, что она давно перестала быть женщиной. Давно превратилась в солдафона с непричесанной башкой и неумытой мордахой.

– Про убийство в своем поселке, конечно же, слыхала, – утвердительно молвил Сячинов, перестав себя жалеть и перейдя наконец к делу.

– Да, – коротко ответила она.

– На место преступления ходила?

Скрывать смысла не было. Участковый доложил давно, и родители погибшей тоже наверняка проболтались. Арина кивнула.

– Все, стало быть, видела.

И снова молчаливый кивок.

– А потому мне важно знать, что ты думаешь по этому поводу, Воробьева, теперь?

– То же, что и тогда, Сергей Иванович. Что мы упрятали за решетку невиновного человека.

Ему понравилось, что она сказала «мы», а не «вы», хотя единственной, кто возражал против основной версии, пущенной в разработку, была как раз она. Не открестилась от общего дела, уже неплохо.

– Ты считаешь, что это не подражатель, не член какой-нибудь дикой группировки, именующей себя сектой, а именно тот самый убийца, который отправил тогда целое семейство на небеса? – уточнил Сячинов и хитро прищурился.

Что-то у него было. Что-то прятал в рукаве своего измятого кителя этот старый лис, какой-то козырь точно там у него имелся.

– Я считаю… – она замялась.

Она дала себе слово, дала слово Перцеву не забивать себе голову этим убийством. Она почти поклялась и себе, и ему, что не станет лезть в расследование. Не будет встречаться с людьми, не будет задавать им вопросы. Не станет ничего выяснять о знакомствах погибшей девушки, ее деловых контактах, если таковые имелись. Она дала себе зарок… вчера!

Сегодня-то другое дело!

– А ничего я не считаю, Сергей Иванович. – Арина привычно тряхнула головой, стараясь отогнать от себя ненужные мысли. – Я уволилась. Живу спокойной, размеренной жизнью.

– С Перцевым? – едко поинтересовался Сячинов.

– Нет… Просто живу. Одна.

– А он что там у тебя делает? Огурцы, что ли, консервирует?!

Сячинов беззвучно шевельнул губами, подавив рвущееся наружу ругательство.

Кого дурачат?! Кого дурачат-то?! Ясно же, что Перцев там поселился, чтобы Аринку охранять. Что-то знают оба, чего-то боятся. Может, видели что, может, слышали. В любовь, внезапно возникшую меж ними, Сячинов не верил. Шептаться могли сколько угодно, он не верил. Это он так, Ваньку просто доводил, чтобы тот сильно счастливым и довольным не выглядел. Красавчик, блин! Пижон лощеный!

– Нет, не огурцы. Камин.

– Что камин?! – Лицо Сячинова вытянулось.

– Камин он мне там строит в кухне. Большой и красивый.

– Кто, Перцев?

– Нет, камин должен быть. Может, я пойду, а, Сергей Иванович?

Арина поморщилась, игра слов ее утомила, перегаром несло от бывшего ее начальника невыносимо, в кабинете было душно. Ей скорее хотелось на улицу, на волю. И Сашке забыла позвонить, когда доехала. Обещала же…

– Уйдешь. Успеешь, – нахохлился Сячинов, усаживаясь к ней вполоборота, чтобы не дышать в ее сторону, понял, не дурак, чего она морщится. – Митину Аллу убили весьма характерно… Почему именно так? Месть? Месть за то, что за убийство целой семьи сел невиновный человек? Или серийный убийца продолжил убивать? Тот самый убийца, которому удалось уйти от нас? Почему именно ее тогда он выбрал для этой цели? Не потому ли, что ты там рядом? Чтобы дать тебе возможность поймать его? Ты же единственная, кто не верил… Н-да… Или еще есть вариант, Воробьева.

– Какой?

Не хотела, да насторожилась. Вот оно, то, ради чего он ее позвал. Сейчас он выудит из рукава тот самый козырь, ради которого не постеснялся предстать перед ней в таком неприглядном помятом виде. Не ради же скупо озвученных версий она тут. Не ради…

– Или Вася Ветров решил продолжить оставлять за собой кровавый след, а, Воробьева? Мало ему было одной семьи, он решил пополнить счет, а?

Васей Ветровым как раз и был тот самый парень, которого они задержали по подозрению. И который теперь отбывал срок наказания в колонии строгого режима где-то на северах.

– Так он же сидит, Сергей Иванович! – возразила севшим голосом Арина.

И тут же мысли понеслись, запрыгали. В горле сделалось сухо и щекотно до противного. Если Сячинов так говорит, то что-то с этим Ветровым не так. Сячинов бредить не мог, заводя о нем разговор. Сбежал?! Сбежал и попался?! Или не попался?! Кто-то же бродил минувшей ночью вдоль ее забора. Бродил, курил и наблюдал. И не просто так ей сегодня казалось, что за ней кто-то наблюдает, когда она совершала пробежку. Интуицию-то она, уволившись, в рабочем столе не оставила!

– Сбежал он, Ариша. Сбежал, – кивнул Сячинов, оттопырив нижнюю губу, вздохнул тяжело, с присвистом в сторону окна. – Сбежал с группой заключенных. Трое из пятерых попались, одного подстрелили, Ветров скрылся.

– Что говорят пойманные?

Арина подобралась, как бывало раньше на совещаниях. Поискала взглядом карандаш с блокнотом. Нет, не было. Сегодня она ничего с собой не брала. А то бы уже строчила по нелинованным страничкам, время от времени ероша пряди волос карандашным огрызком.

– Говорят, Василий за справедливостью побежал. Сказал будто, что за чужой грех он всю жизнь париться не будет. Найдет урода, что его Цыпу завалил.

– Цыпа – это у нас кто? – вытаращилась на Сячинова Арина.

– Это та самая девушка, которую вместе с остальными членами семьи убили. Поднял я тут это дело. – Сячинов ткнул пальцем куда-то в ящики стола. – Полистал… Странно все там как-то.

– Что именно?

Она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться со злым ехидством.

Странно?! А где раньше глаза были, уважаемый? Она говорила всем и каждому и так же вот пальцем тыкала в несостыковки и факты, за уши притянутые.

– Как вот он мог завалить один сразу столько человек? – проговорил задумчиво Сергей Иванович. – Они что, сидели и ждали, пока он их станет ножом фигурно тыкать? Странно!

– Угу, – кивнула Арина, колупнув ногтем ремешок сумочки.

– В крови ничего у них обнаружено не было, ни алкоголя, ни других каких психотропных средств.

– Угу! – снова кивнула она и впилась в ремешок сумочки всей пятерней.

– Как он смог-то… один? – крякнул досадливо Сячинов и глянул на нее виновато. – Ты ведь говорила тогда, что не мог он один такое действо провернуть. Папаша семейства-то…

– Там отчим был, – поправила его Арина.

– Пускай! Но ведь здоровый был мужик, как он позволил такое?! Если его убили первым, то бабы бы крик подняли. Спали? Как надо спать-то, чтобы не услыхать такое?!

– А я говорила! – не выдержала она все же и выпалила: – Что с этим убийством не все так просто! Что либо действовала группа лиц, либо… Либо… Ну, я не знаю, черт побери! Не мог же он их вызывать всех по очереди в комнату, где убивал?! Не мог! Потому что убил всех в разных местах. Но и при этом… Родители-то вдвоем в кровати лежали.

– Что тогда? – Сячинов глянул на нее с тоскливой маетой, подпер кулаком подбородок. – Тогда их было двое, трое, так? И пока Ветров сидит, они решили еще одну даму убить подобным образом, чтобы подозрения с него снять? Не получается. Убежал он за неделю до убийства Митиной этой. Мог успеть добраться? Мог… А мог и не успеть. А чего ее убивать? Что она ему сделала? Может, убил, чтобы твое внимание привлечь?

– Простите меня, Сергей Иванович, но это бред. – Арина решительно встала, провела ладонями по бокам, поправляя подол, взяла со стола сумочку. – Убивать для того, чтобы привлекать мое внимание? Глупо! Достаточно было поговорить со мной. Поймать меня на пробежке и…

Она поежилась, вспомнив неприятное утреннее ощущение слежки и окурки по периметру. Кто это мог быть? Ветров? Зачем он там? Явился за советом? Или узнал, что Митину убили? Мысль о том, что это он мог убить, Арина настойчиво гнала прочь. Простой деревенский парень, отсидевший срок за кражу скота, не способен на такое изощренное злодейство.

Во всяком случае, ей очень хотелось в это верить, очень. Иначе она ничего в этой жизни и людях не понимает, ничего. А пора бы уже научиться понимать.

– Да погоди ты. Не спеши, – переполошился Сячинов, с места выбрался и бросился к двери. Перегораживая ей путь. – Скажи хоть!

– Что? – Арина решительно шагнула в его сторону, сумочку локтем прижала к боку.

– Хоть что-нибудь скажи. Что вообще думаешь по этому поводу, а, Аринка? – Сячинов даже сумел улыбнуться, неприятно и заискивающе.

– Мотив, Сергей Иванович. Для такого страшного злодейства нужен мотив. И весьма веский. У Ветрова его не было тогда, нет и теперь, если, конечно же, он не конченый идиот.

– Экспертиза доказала обратное, – напомнил он ей.

– Да, экспертиза определила его вменяемым. Поэтому… Я считала и считаю его непричастным к этой серии убийств.

– Чур на тебя, чур!!! – замахал руками Сячинов в неподдельном испуге. – Какая серия, Воробьева?! О чем ты?! Месть, скорее… Неразделенная любовь… Тайна какая-нибудь… Ребята сейчас прорабатывают контакты погибшей Митиной и…

– А я слышала, что ее мужа арестовали по подозрению в ее убийстве, – фыркнула она, еле удержалась, чтобы не вышло с презрением. И замотала недоуменно головой, тронув кончиками пальцев висок. – Это же вообще… Ну ни в какие ворота!

– У него нет алиби. И газеты у него в доме нашли с описанием того самого страшного злодейства, – сгорбился, огрызнувшись, Сячинов и пошел от двери к окну. – Мало ли, мы все должны проработать. Может, он газет начитался и решил стать подражателем.

– Голливуд отдыхает! – Арина со вздохом взялась за ручку двери. Хотела уйти без последнего слова, да не удержалась: – Я считала и считаю до сих пор, что тогда не все контакты погибшей семьи были выявлены. Что-то осталось за кадром. И теперь, после побега Ветрова… Кстати, о побеге! Не смог ли спровоцировать убийство Митиной его побег? Может, настоящий убийца, узнав, что Ветров сбежал, начал подчищать следы?

– А чего снова так резать-то? – недоверчиво покосился на нее Сячинов.

– А чтобы снова на Ветрова подумали. Он же не за решеткой теперь. Хотели совета, Сергей Иванович? Получайте! – Она чуть приоткрыла дверь, намереваясь после этих слов сразу выскользнуть наружу, а то точно останется здесь на полный рабочий день, а она Сашке так и не позвонила, и он теперь может за нее волноваться. – Выясните, не была ли погибшая Митина знакома с кем-то из членов ранее погибшей семьи. Не была ли она знакома с Ветровым? Или с людьми, которые его знали?

– Умная очень, да?! – заорал ей в спину Сячинов, но зря старался, дверь за Ариной уже закрылась, тогда он уже для себя сказал с болезненной гримасой: – Умная… Все они умные!

Он понимал, что молол при Воробьевой, по большому счету, ерунду. И не думал он вовсе, что Митину убили ради того, чтобы внимание Воробьевой привлечь. Это он так, чтобы побесить ее, раззадорить, так сказать. Может, озлилась бы да и помогла в этом тухлом деле.

Ох, и гаденькое дельце, ох, и гниленькое! Как бы с кресла не слететь и за прежнее расследование, содеянное в срок, и за это, которое продвигается ни шатко ни валко.

Воробьева раскомандовалась тут: контакты, говорит, ищите! А они что, не ищут? Еще как, если верить отчетам подчиненных. А толку? Скрытной была, тихой, незаметной Митина эта. На прежнем месте работы никто толком о ней ничего сказать не может. Плечами пожимают и тут же начинают ее деловые качества расхваливать. А что им с ее деловых качеств? Муж бывший, хоть и гонял при совместной жизни девушку, теперь впал в сильную тоску, все время плачет и раскаивается, что оставил ее одну. Время пока есть его подержать, а дальше что?

Сячинов открыл маленькую узкую дверку в углу кабинета за стеллажами. Там, в тесной комнатке размером два на метр тридцать, у него был умывальник с зеркалом, стул возле него и вешалка, на которой висело полотенце и гражданская одежда на всякий случай.

И вот, он считал, случай тот настал. Сейчас, когда его молодая, способная во всех отношениях жена думает, что он на работе, он переоденется и тихо смоется с работы. До дома ему доехать десять минут. Еще столько же потребуется, чтобы собрать ей ее вещи и выставить вон.

Сергей Иванович с сожалением глянул на себя в зеркало. Темный свитер под горло еще сильнее оттенил его нездоровый вид. И даже тонкая светлая куртка не помогла, он все равно выглядел изможденным, болезненным и старым. Такому не место рядом с молодой вертихвосткой.

– Вон… Вон, и никак иначе, – скомандовал он своему зеркальному отражению. – Отступных больше не будет!

Он ведь намеренно ехал сейчас домой. А накануне намеренно не явился ночевать. Нужна была провокация! Ночью его девочка наверняка бесилась оттого, что старичка все нет и нет, а быть вот-вот должен. И в клуб бы укатить, а ну как явится. Не явился. И к утру у его киски запал бешенства был эквивалентен ядерному взрыву. Потом у него начался рабочий день, а у нее день стопроцентно свободный. И он искренне надеялся, что свободой этой она воспользуется на всю катушку.

Он честно хотел от нее избавиться. Как в последний, четвертый, раз его бывшая жена не пустила его на порог, так Сячинов тут же решил. Все! Хватит! Пора завязывать с новой жизнью, не вышло у него. Пора завязывать. Тем более что до болезненных судорог в жизнь прежнюю вернуться хотелось. Уж получится у него, нет ли, он не знал, но попробовать-то стоило. Как сейчас стоило устроить внезапную проверку на верность своей молодой супруге и убедиться в том, что с верностью она не в ладах.

Вот выгонит он ее, решил Сячинов, застегивая на джинсах ремень, а уж тогда с головой уйдет в это гнусное дело, которое запросто может стоить ему карьеры.