Книга: Вам и не снилось - Галина Щербакова

А несколько лет назад узнала, что это был за фильм (благодаря этой фразе, кстати говоря), а также и то, что он снят по повести. Иногда у меня случаются внезапные желания взять найденную только что книгу и окунуться в неё, вынырнув только на последних строчках, но в тот раз почему-то так не случилось, и повесть была отложена на неопределённый срок. И всё же не давала, не давала она мне покоя...

И что иное могло натолкнуть на мысль перебрать свои списки на чтение, как не тягомотная (в этом году - так) сессия. Подумалось: вот, чудесная романтическая история, которая даст мне передышку от учёбы и изучения пусть и очень интересной, но всё же довольно тяжёлой зарубежной литературы 20 века.

Несмотря на то, что ожидания не оправдались, я рада наконец познакомиться с поднявшей когда-то шум повестью. Она оказалась гораздо более грустной, меланхоличной и далёкой от романтики, чем я ожидала. Досмотрела только что вот фильм, и поняла, в чём его преимущество: ограничение во времени не даёт слишком далеко отступать от основного сюжета, в отличие от текста, и потому фильм больше рассказывает о детях и созданных их же родителями препятствиях, в то время как в повести дай бог чтобы четверть книги была о школьниках вообще, не то что о Роме с Юлей; как-то о них речь шла будто бы за кадром, вроде бы "а, чуть не забыла! Ромка-то с Юлей..."

И всё же мне понравилось. Многое в фильме осталось за кадром, за счёт чего он стал легче для восприятия, но в то же время и поверхностнее как-то. А ведь столько всего происходит в жизни: кто-то влюбляется, кто-то ревнует, кто-то тоскует, а кто-то медленно сходит с ума, хотя всего этого за образцовой маской труженика сразу и не видно. Но всё-таки лучше бы мне кто-то сказал, сколько боли и тоски несёт в себе этот небольшой рассказ, была бы возможность подготовиться...

Легко, нечетко мелькнула мысль: а Юлька уже целовалась? Мелькнула и ушла – с кем? Она совсем ребенок. Трусики сорок второго размера.

Но совсем даже не возможность девятиклассницы поцеловаться с кем-то вызвала волны протеста у людей, ратующих за моральный облик советского общества, а упоминание трусиков. На логичный вопрос, "а что, она должна быть без трусиков?", махровые моралисты не нашлись, что ответить. Финал повести автору тоже пришлось изменить, иначе она так и пролежала бы "в столе" неизвестно сколько лет и не обрела абсолютного, ошеломляющего успеха. Щербакова не кривит душой и откровенно говорит, что самое отчаянное желание любого, заметьте, абсолютно любого, писателя, - это быть напечатанным. Поэтому иногда приходится идти на компромиссы со своей писательской совестью, идеологическими концепциями и подстраиваться под определяющие факторы. В первоначальном варианте книги было не только другое название, но и "закрытый" трагический финал - Роман погибает. Однако под давлением, обеспокоенным состоянием ранимых советских душ, Щербаковой пришлось поменять последнюю строчку. Повесть пропустили в "Юность", и на следующий день Галина Николаевна проснулась окончательно и бесповоротно знаменитой на весь бескрайний СССР. И это был пик её писательской карьеры, ни до ни после "Вам и не снилось" ей не удалось повторить такого грандиозного успеха. Мне кажется, секрет этой небольшой повести именно в её простоте, раскрывающей подлинные ценности, неподвластные времени. Повесть о первой любви, которая может существовать только в пятнадцать лет, произрастая на благодатной почве молодого счастья, юной искренности и пронзительной трогательности. Именно в том возрасте, когда веришь во всё доброе, светлое; веришь, что такая любовь навсегда и что мир рядом с таким счастливым тобой станет немного лучше. К сожалению, именно поэтому сложнее простить предательство, тем более предательство близких. Родители Ромы и Юли не поняли мятущиеся души своих влюблённых детей, из-за своих молодых обид и недосказанностей не поняли, не захотели понять детей. И если мама Юли в конечном итоге отступает, то мама Ромы упражняется в коварстве до последнего. Как жаль, что подчас слепая родительская вера в неподвластные логическим построениям идеалы, может разрушить судьбы.

Юлька! Слушай мою таблицу умножения. Дважды два будет четыре, а трижды три — девять. А я тебя люблю. Пятью пять, похоже, — двадцать пять, и все равно я тебя люблю. Трижды шесть — восемнадцать, и это потрясающе, потому что в восемнадцать мы с тобой поженимся. Ты, Юлька, известная всем Монголка, но это ничего — пятью девять! Я тебя люблю и за это. Между прочим, девятью девять — восемьдесят один. Что в перевернутом виде опять обозначает восемнадцать. Как насчет венчального наряда? Я предлагаю серенькие шорты, маечку-безрукавочку, красненькую, и босоножки рваненькие, откуда так соблазнительно торчат твои пальцы и пятки. Насчет венчального наряда это мое последнее слово — четырежды четыре я повторять не буду. В следующей строке Учись хорошо — на четырежды пять! Не вздумай остаться на второй год, а то придется брать тебя замуж без среднего образования, а мне, академику, — семью восемь, — это не престижно, как любит говорить моя бабушка. А она в этом разбирается. Так вот — на чем мы остановились? Академик тебя крепко любит. Это так же точно, как шестью шесть — тридцать шесть. Ура! Оказывается, это дважды по восемнадцать! Скоро, очень скоро ты станешь госпожой Лавочкиной. Это прекрасно, Монголка! В нашем с тобой доме фирменным напитком будет ром. Открытие! Я ведь тоже — Ром! Юлька! У нас все к счастью, глупенькая моя, семью семь! Я люблю тебя — десятью десять! Я тебя целую всю, всю — от начала и до конца. Как хорошо, что ты маленькая, как жаль, что ты маленькая. Я тебя люблю Я тебя люблю Твой Ромка.

Что может разлучить парня, записавшего эти строки, с девушкой, переслушивающей их каждый день? Ничего, разве что только сама смерть.