Текст книги "Честь имею… Или все-таки поимели меня?!"

Как я познакомилась с избранными

Тут очень уместно вспомнить случай, который произошел с моим папой как раз в тот период, когда я безуспешно пыталась устроиться на службу. Я увидела полицейских, что называется, в деле. Формально они прошли аттестацию и переоделись из серой милицейской формы в синюю полицейскую. И, по замыслу главных лиц страны, должны были вести себя так, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что они достойны служить дальше, и деятельность их ориентирована на соблюдение законности, защиту жизни и здоровья граждан и прочие великие дела, обозначенные во вновь принятом Законе о полиции. Однако…

Мой папа на законном основании много лет владеет карабином «Сайга». Интерес у него к этой вещице как к произведению искусства, поэтому она содержится в идеальном состоянии. В сельской местности о большей части имущества каждого жителя хорошо известно соседям, тем более, участковый иногда наведывался к папе, чтобы проверить условия хранения оружия. В общем, вчерашний милиционер и сегодняшний полицейский заинтересовался имуществом моего родителя, и даже был уверен, что скоро у него получится стать его новым владельцем.

В соответствии с действовавшей тогда редакцией Закона об оружии, участковый осуществлял проверку условий хранения оружия на основании предписания. То есть только со специально оформленным документом, а не когда ему захочется развеять скуку, заглянув в гости к владельцу. Наш же участковый стал наведываться к папе регулярно. Сельский антипод Анискина, как позже стало ясно, разработал целую многоходовую комбинацию.

– Здравствуйте, хозяин! – приветствовал папу хитро улыбающийся участковый.

– Здравствуйте. Так вы же в прошлом месяце с проверкой приходили. Что случилось?

– Да я не проверять. На зайца сезон в разгаре. Дайте мне карабин на неделю.

– Извините, но нет. Я ж не имею права кому-то передавать свое оружие.

– Так мы же свои, давайте по-свойски. Мне на несколько дней всего.

– В законе про своих и чужих ничего не сказано.

– Слушайте, ну, я при погонах, вы пенсионер нашей системы. Вы ж все понимаете. Никто не узнает, значит можно.

– Да, я пенсионер нашей системы, поэтому закон знаю и нарушить не могу. Идите к кому-то другому с такими просьбами.

Участковый расстроился и ушел. Но по нему никто не успел соскучиться, потому что он постучался в калитку уже на следующий день.

– Здравствуйте. Что случилось? – настороженно спросил папа.

– Да я хочу карабин купить. У меня восемь тысяч есть.

– Его рыночная стоимость раза в три выше. Да и я не говорил, что хочу его продать.

– Ладно, раз за деньги не хочешь, так отдашь. До встречи.

Тут бы моему отцу взять бы да хотя бы намекнуть бессовестному субъекту о том, что он ведет себя совсем не по закону. Ну, явно же что-то нехорошее замышляется, любой бы догадался! Но папа этого не сделал. Надеялся, что тот сам одумается, прекратит свои нападки, что откуда-то из недр порочной душонки допищится до разума дышащая одной ноздрей совесть. Или, по распространенной старинной традиции, папа решил, что будет еще хуже, если спорить с тем, кто сильнее. Но тут стало хуже как раз от либеральной вежливости.

Заметили ли вы особенности набора слов, которыми участковый общался с моим отцом, пожилым человеком, в конце концов «своим», пенсионером общей системы? Нагло, напористо, будто за окном средневековье и он пришел забрать дань, от уплаты которой простолюдин уклоняется. Не было стеснения в манерах участкового, и опаски никакой тоже не проявлялось. Говорил он уверенно, четко давая понять: он знает, что ему нужно, и знает, как это получить. Логично предположить, что товарищ капитан за время своей службы поставил на поток выманивание у запуганных граждан понравившихся ему ценностей.

На следующий день в калитку снова постучали. Участковый был не один. Вместе с ним были сотрудники уголовного розыска и еще из какого-то подразделения.

– Мы пришли проверить условия хранения вашего оружия.

– Хорошо, проходите.

В общем количестве на эту псевдопроверку прибыли пятеро офицеров российской полиции. Пятеро! В будний день, в служебное время, отвлеклись от своих серьезных задач, которые государство доверило решать именно им, поскольку они успешно прошли реформенную аттестацию и им было разрешено переодеться в полицейских. В условиях официально зарегистрированного роста преступности они отложили все, чем занимались, чтобы тщательно проверить, как «свой» пенсионер хранит оружие.

Есть вполне обоснованное экспертное мнение о том, что жертва, оставившая свое имущество без присмотра, либо как-то иначе искусившая преступника посягнуть на что-то принадлежащее ей, виновна не меньше самого преступника в том, что злодеяние произошло. Ох, папа! Ты же ведь прекрасно знал, что без предписания эти люди не имеют права что-либо у тебя проверять. Зачем ты их впустил и дал им возможность творить злодеяние? Снова вежливость и наш генетический страх поспорить за свои права?

Далее в стенах родительского дома развернулся настоящий блокбастер. Сотрудники изъяли все патроны к карабину, сославшись на то, что они являются боевыми и папа «хранит их в своем домовладении незаконно». Поскольку он покупал их еще в 90-е годы, чеков и других сопроводительных документов, в которых были бы указаны их характеристики, естественно, предъявить не смог. Выяснить, боевые они или нет, могла только экспертиза.

Дотошные полицейские позвали понятых и изъяли все патроны, какие были в сейфе. А потом еще обыскали весь дом, правда, ни одного патрона больше не нашли. Но заставили моих родителей, вполне приличных людей, испытать настоящее унижение. «Да, сосед, не знали мы, что ты, оказывается, вооруженный до зубов головорез», – то ли в шутку, то ли с ехидством шептались односельчане, надевая у входной двери калоши после того, как расписались в протоколе изъятия. Вот такой «свойский» визит вышел.

– Давай жалобу писать, – твердо сказала я после того, как папа мне все рассказал.

– Пиши. Только толку от нее, кому мы нужны, бесправные и ничтожные, – с досадой послышалось из телефона. Ох, уж это наше исконное «с сильным не дерись, с богатым не судись»…

Я как раз сидела за компьютером и описывала эту удивительную ситуацию, когда папу снова посетил участковый.

– Слушайте, ваш «уазик» так часто к моему дому подруливает, что скрип рессор мне уже во сне слышится.

– То ли еще будет, Сергей Иванович, – нараспев произнес участковый. – Карабин будете продавать? Патронов-то у вас нет уже, и проверка проводится, уголовное дело вам светит…

В тот же день я отправила подробную жалобу с цитатами действующих лиц в МВД и приемную Президента России. Участковый и его старательные товарищи оставили в покое моего отца. Правда, патроны, стоимость которых в наше время оценивается в несколько тысяч рублей, не вернули. А еще, что странно, они остались служить дальше. В форме полицейских. Но не народу и не закону, а, скорее всего, сатане.

Как меня приняли в избранные

После этого случая, чуть пошатнувшего мое идеалистическое представление о тех, кому доверено иметь отношение к знаменитому бренду «МВД», мне еще больше захотелось реализовать свою мечту. Ну, вот как такое может быть? Со всех трибун мне говорят, что после реформы ряды служителей закона очистились от предателей, теперь форму выдают исключительно благородным и грамотным специалистам. Но как в эту плоскость укладывается то, что мне в приеме на службу отказывают много лет, а упомянутые выше субъекты внезаконных отношений успешно работают в моем селе и чувствуют себя вполне уверенно?

Однако куда идти, что делать и как дотянуться до своей мечты? Первые лица государства регулярно и подробно описывали в своих публичных выступлениях требования к современным сотрудникам органов правопорядка. Профильное образование, богатый багаж знаний и умений, безупречная репутация, благородные стремления – таких специалистов ждут в обновленном ведомстве. И у меня все это было, я старательно готовилась по обозначенному шаблону. Но этот инструктаж, слабым эхом доносившийся из федерального центра, в нашем регионе почему-то игнорировался. Нет вакансий, девочка, для таких, как ты. Ни в отделе новостей, ни в других.

Единственное, чего мне удалось добиться, это стать бесплатным и бесперспективным внештатником в отделе новостей. Мне поручали писать очерки о действующих сотрудниках и ветеранах в газету. Вроде бы сделали доброе дело, разрешив человеку, мечтающему служить, изучить особенности различных ведомственных направлений, услышать из первых уст подробности раскрытия и расследования резонансных преступлений. По своей наивности я именно так и думала, что мне несказанно повезло. Смотрела на штатных сотрудников с благодарностью, бросала все свои дела, чтобы выполнить очередное задание.

На самом деле было так. Когда я уже получила погоны, одна сотрудница случайно разоткровенничалась и призналась, что все смеялись за моей спиной. «Ну, пусть дурочка пишет забесплатно, нам самим же не сильно интересно с нудными пенсионерами время тратить, и по городу колесить, чтобы у какого-нибудь райотделовца интервью взять», – вот так звучал главный аргумент того, почему мне выпала такая благость.

Мерзко, конечно, выяснять такие тайны, понимая, что люди, которые мне улыбались и хвалили мое мастерство, делали это лишь для того, чтобы я за них выполняла их работу. Как вам такие офицеры, прошедшие аттестацию и нацеленные защищать права и законные интересы граждан? Я сейчас все это описываю, перечитываю, вспоминаю, переживаю заново и думаю: как так вышло, что уважать пенсионеров, которые отдали делу жизни многие годы напряженных дней и бессонных ночей, а также стремиться качественно и честно работать – равно быть дурочкой? В отделе новостей на тот момент работали десять человек, и все они думали обо мне именно так. То есть идеология благородства и добра, распространяемая федеральным центром, в данном конкретном случае оказалась в жалком меньшинстве.

Кстати, сейчас вспомнилась жизненная история одного из ветеранов, с которым я познакомилась именно благодаря тому, что никому другому не было интересно с ним общаться. Человеку этому под восемьдесят лет. Он – подтянутый, широкоплечий, стройный мужчина. Не смогу назвать его дедом, поскольку ему явно известен секрет если не вечной, то очень долгой молодости. Полковник милиции в отставке. И он точно дошел до этого звания своими ногами и профессиональными умениями. Потому что у него не было богатых и влиятельных родственников.

Он вырос в детском доме, затем, в конце сороковых годов прошлого века, отслужил в армии. Решил приехать жить в наш город, потому что он находится на юге, здесь неплохой климат. Ему было, в принципе, все равно, куда направиться, ведь во всем мире у него не было ни единого родного человека. В плацкартном вагоне по пути к конечной точке, когда он спал, у него украли туфли. Каждый предмет гардероба, входящий в перечень его имущества, был в единственном экземпляре. То есть из поезда ему пришлось выйти босиком. Хорошо еще, что это случилось не зимой и не надо было идти по снегу.

Он добрался до ближайшего отделения милиции и попросил принять его заявление о краже. На это один из руководителей сказал ему:

– Ну заявил о преступлении века! У нас дел посерьезнее невпроворот. Приходи-ка ты к нам на службу и сам ищи свои туфли. После войны преступность разгулялась, а работать почти некому. Пойдешь или только жаловаться можешь?

И он пошел. До момента, пока ему дали комнатку в общежитии, ему в прямом смысле приходилось ночевать под мостом. Первое время жил он впроголодь, пока оформлялся на должность и не получал зарплату, ходил в чьих-то ношеных туфлях, пока не выдали форменные. Но при всем этом был счастлив, потому что ему доверили ответственную задачу – восстанавливать порядок и безопасность на улицах южного города, где ему очень хотелось жить.

Вспоминая о том, как он рос по службе, ветеран признался мне, что годы голода и лишений навсегда научили его сочувствию и милосердию. Преступления никогда не воспринимались им как факт, помещаемый в сводку. Это горе и боль живых людей, поэтому он изо всех сил торопился установить истину и принять меры, в результате которых преступник был установлен, изобличен и изолирован от добропорядочных граждан. Что касается секретов управления кадрами, когда он стал руководителем, герой моего рассказа опирался на то, что грамотными специалистами надо дорожить. Искать, находить тех, кто искренне настроен учиться и работать, и сохранять их в коллективе.

Ветеран рассказал мне довольно много интересных подробностей своей судьбы и карьеры. Пусть, он что-то немного приукрасил для того, чтобы лучше выглядеть в моих глазах. Это вполне естественно. Но я уверена, что даже при этом процент достоверной информации был очень высок, и время, посвященное нашей беседе, ни в коем случае не может считаться потраченным зря. Чем же более важным занимались товарищи офицеры из отдела новостей, пока я вместо них общалась с ветераном, я не знаю.

Вспоминая тот период своей жизни, могу признаться, что, даже находясь в том странном полуотверженном положении, я почему-то была уверена, что если у меня не получится то, что я задумала, баланс добра и зла на планете будет нарушен. Возможно, именно по этой простой причине высшие силы, управляющие целой вселенной, не смогли не вмешаться.

Год пробыв внештатником и накопив целую подшивку газет, в которых порой половина материалов была подписана моей фамилией, я поняла, что никаких подвижек в сторону моего официального трудоустройства нет и не будет. Однажды один авторитетный человек из правительства страны в своем выступлении рассуждал о том, какие возможности доступны сегодня молодым специалистам. Среди главных мыслей прозвучало, что гражданин должен честно и старательно трудиться, тогда его заметят и помогут продвинуться по карьерной лестнице. Но меня никто не заметил. Ни одному руководителю не пришло в голову задаться вопросом о том, что это за загадочный автор, который без устали строчит статьи в газету? Почему никто не захотел взять в свой коллектив специалиста, верящего в ценность того, чем занимается?

А ведь о моем существовании и желании работать знали многие, в чьих компетенции и силах было помочь мне.

Во-первых, те, про кого я писала свои хвалебные оды. Они были счастливы от того, что мне удалось разглядеть в них такие качества, о которых они сами не подозревали. В ответ на мои просьбы они пожимали плечами, пытались сказать что-нибудь сочувственное, потом старались убедить меня в том, что «система прогнила и нечего тебе тут делать». Они как-то так аргументировали эту мысль, будто система существует сама по себе, без участия людей, которые в ней находятся. И вот, она сама по себе же и прогнила, а они все совершенно не виноваты. И продолжают они существовать в неких параллелях – гнилая система, отравляющая несчастных людей, и несчастные отравленные люди.

Во-вторых, обо мне знали всевозможные руководители и рядовые сотрудники в здании, которое тогда было серым. Не помню, говорила ли это уже, но именно там и располагался отдел новостей, куда так яростно стремилось мое сердце. Однако все, кто знал обо мне и моей мечте, обсуждали меня в формате легенды о призраке помешанного человека. Всем вокруг казалось, что только сумасшедший может мечтать о том, чтобы работать в поте лица на свое государство.

Однажды в одном из коридоров серого здания ко мне подошел незнакомый мужчина в гражданской одежде, улыбнулся так, как улыбаются маленьким милым детишкам, и спросил:

– О, это ты та девчонка, которая полицию любит?

– А вы разве не любите?

Он захохотал и поспешил удалиться. Позже я узнала, что он – начальник одного большого отдела, по всем формальным и, оказывается, необъективным признакам, это серьезный и уважаемый человек. Видимо, уважение и заинтересованность в службе – это отнюдь не то, за что назначают на высокие должности.

Обдумывать свое бедственное и бесперспективное положение мне становилось все обиднее и неприятнее с каждым днем. И тут я поняла, что мне снова нужно сделать то, что я умею лучше всего. Мне снова нужно написать письмо. И я его написала:

«Я не один месяц силилась собрать свои мысли, чтобы написать это письмо. Но все никак не выходило перевоплотить горестные эмоции в печатные буквы. Неверие в то, что мне помогут, останавливало меня. Наверное, я слишком много знаю об этой жизни, чтобы верить в реальность ее положительных качеств.

Сегодня я наконец расскажу вам о своей беде. Нет больше сил думать об этом в одиночестве.

В детстве, глядя, как мой папа, сотрудник органов внутренних дел, надевает форму, собираясь на службу, я не могла отвести восхищенный взгляд. На всем белом свете не было для меня никого красивее папы. Я зачитывалась книгами о подвигах советских милиционеров, мечтая, что однажды тоже надену погоны и никогда их не опозорю.

Мне безумно хотелось воспевать великие дела людей в форме, учить общество уважать их тяжелый труд. Образец благородства и мужества, честный, самоотверженный, компетентный – вот таким должен быть сотрудник правоохранительной системы. Вот таких туда берут. Потому что только такие люди способны сделать мир лучше и отдать свою жизнь во имя других людей. Если я буду именно такой, меня обязательно примут в органы. Но я ошиблась.

В 2003 году я поступила на факультет филологии и журналистики РГУ. И сразу же начала пытаться стать внештатником отдела новостей. Мне отказали. Не интересуясь, как я пишу, почему тянусь к ведомству, не желая даже увидеть меня. Просто хладнокровно отказали по телефону. Всю жизнь буду помнить ответ тогдашнего начальника пресс-службы: „Нам никто не нужен. Все кадровые вопросы мы решаем своими силами“. Шли годы учебы в университете и продолжались мои попытки приблизиться к моей мечте. Бесполезные попытки. Горькие доказательства того, что Россию действительно не понять умом.

В 2009 году я окончила университет, овладела профессией, которая в современных условиях очень полезна для полиции. Продолжала попытки попасть в место моей мечты. Но опять по телефону слышала резкие отказы без малейшего интереса ко мне. Год назад мне несказанно повезло: мне позволили писать в газету. Мне не платят за мой труд ни единой копейки. Меня не берут на работу. Но вы не представляете, как я счастлива, имея возможность наблюдать за работой полицейских, общаться с ними, писать о них, видеть свои тексты на газетных полосах… Но вот только не покидает меня ощущение того, что я будто нахожусь за стеклом: все вижу, все знаю, а внутрь меня не пускают.

И никому нет дела до моей беды. Почему при сегодняшнем дефиците кадров, при атрофии совести, при тотальном неуважении к людям в погонах, система отторгает честного и образованного человека? Почему я вижу только равнодушие и злорадство в глазах высокопоставленных правоохранителей, которых прошу помочь мне? Неужели, у нас действительно все решают только родство и кумовство? В нашей стране никогда не наступит эра милосердия, о которой мечтали братья Вайнеры устами своих героев, если это правда. Если это правда, то я затрудняюсь ответить на вопрос, ради чего живу. Наверное, действительно зря.

Я хочу знать ответ на вопрос: почему мне нет места в системе, которой я без сомнения посвятила бы свою жизнь? Почему другим людям, которые потом оказываются оборотнями в погонах, без труда достаются их посты? Страна надеется на них, а у них даже не йокает сердце, когда они принимают Присягу. Я не могу жить дальше с этой болью в душе. Ответьте мне: почему мои таланты и стремления не нужны?».

Отправила письмо в приемную начальника полиции региона через сайт. В то серое здание. Прикрепленный файл назывался «горе». Наверное, далекое эхо благочестия, раздающееся из федерального центра, все-таки создает определенное поле электро-магнитного излучения на просторах нашей необъятной Родины. И от этого происходят положительные явления. Отправляя письмо, я почувствовала, что меня услышат. Потому что система – это кусочек нашего современного общества, где собран весь ассортимент как человеческих пороков, так и безусловных достоинств. Поскольку на первые я уже насмотрелась, сейчас жизнь обязана начать демонстрировать мне вторые.

На следующий день, это было в октябре 2013 года, на экране моего мобильника высветился звонок. По начальным цифрам номера я поняла, что это кто-то из серого здания. Наверное, снова хотят дать задание, которое самим не хочется выполнять. Ладно, пусть пока будет так, хоть это и очень горько.

– Да.

– Галина Сергеевна? Это генерал Ионов вас беспокоит. Я сейчас держу в руках ваше письмо. Это все правда, о чем вы пишете? Работать в полиции хотите?

Я много раз видела по телевизору выступления этого человека и помню его голос. Нет никаких сомнений в том, что это именно он. Настоящее, невообразимое чудо произошло в тот прохладный осенний денек. Большого человека, много видевшего в этой жизни, впечатлило мое изложение фактов и мыслей, и он мне позвонил. Меня настолько тронуло и обрадовало то, что во главе серого здания находится человек, не утративший способности сочувствовать, что я разрыдалась, но при этом не растерялась. Сквозь всхлипывания я смогла произнести уместные слова.

– Очень хочу, помогите мне, прошу вас. Все вокруг насмехаются, я на грани отчаяния.

– Вас только отдел новостей интересует?

– Да, я хочу туда. Потому что писать – это мое призвание.

– Я вас понял, я вам помогу. Только сделайте так, чтобы я об этом никогда не пожалел.

– Обещаю, что не подведу!

– Хорошо. Всего доброго.

Благородный человек сдержал свое слово. В тот же день дал указание кадровому подразделению, которое прежде неизменно сообщало мне, что вакансий нет, трудоустроить меня. Но исполнители поняли генеральское указание по-своему. Однако тайное всегда становится явным. Через несколько лет, когда у меня уже был статус офицера отдела новостей, я случайно увидела копию распечатки моего письма. Рукой генерала Ионова на ней было написано: «Трудоустроить в новостной отдел. Дать направления на ВВК, ЦПД и пр.». Обращаю внимание непосвященных граждан: ВВК (военно-врачебная комиссия) и тестирование ЦПД (центр психофизиологической диагностики) проходят претенденты на аттестованные должности, которые предполагают весь набор и участия в красивых церемониях (форма, смотры, стрельбы, парады), и букет социального обеспечения.

Мне же кадровое подразделение выдало направление на медкомиссию для вольнонаемных работников, и на должность меня оформили соответствующую. Я ведь не знала, что именно в отношении меня задумал и предпринял генерал, и была согласна даже на это. Хоть зарплата и нищенская, 13 тысяч 440 рублей, но это хоть какой-то официальный статус, какое-то начало. Наверное, это меня снова таким образом проверяют, мои настойчивость и искренность признаний. Понимая, что это в два раза меньше той зарплаты, которая у меня была на гражданке, я планировала подрабатывать частными уроками по культуре речи и русскому языку.

Естественно, генерал не в состоянии проверять каждый миллиметр того, что выполнила та или иная служба в соответствии с его указанием. И этим успешно пользуются те, кому не очень хочется трудиться, в чьем организме работают лишь физиологические процессы, отрицающие наличие благородных мыслей и чувств. Итак: генерал позвонил мне в начале октября 2013 года. Сотрудник кадрового подразделения нехотя, с выражением явного равнодушия с примесью пренебрежения, выдал мне список документов, которые нужно собрать, только в конце ноября того же года. Я собрала все документы за неделю. Но на эту суперскую должность меня назначили лишь 30 декабря 2013 года. Не спешили в кадрах, не их же касается. А генерала они не боялись, поскольку знали, что он не узнает о том, как подленько они его обманывают на расстоянии вытянутой руки.

Конечно, для меня, не знающей, как жестко меня обманули на самом старте, в тот момент 30 декабря стал наисчастливейшим днем за последние несколько лет. Мне подарили мою мечту, генерал в моих глазах еще выше, к самым небесам, поднял уровень великодушия служивых людей… А далее начинается самое интересное. Гнетущая боль несколько лет подряд накапливалась в моей душе, сваливалась в кучу, заполняя, забивая и раздавливая все остальное собой, словно пропитанные ядом булыжники. Молчать и терпеть было и необходимостью, и вообще единственным вариантом, потому что никто бы мне не поверил, да и никому все равно не было никакого дела. Сейчас зажмуриваюсь и вспоминаю, как шумел в голове постоянный страх, который надолго стал основным компонентом моей крови.