Текст книги "Я шёл с Ганнибалом"

Ганс Бауман
Я ШЁЛ С ГАННИБАЛОМ

Искатель кладов

Тана и Морик возвращались с водой от колодца. Сестра и брат несли на спине по половине того самого вьючного седла, под которым ранее всегда ходил их осел. Осел странствовал с ними около года и таскал воду из колодцев, но потом он не выдержал тяжелых переходов и погиб. Они засыпали мертвого осла комьями сухой земли. Теперь это стало их делом – таскать воду. Отец разрезал седло посередине и так приспособил обе половины, что они удобно прилегали к спинам детей и надежно держали кувшины. Дважды в день проходили они по тропинке, вытоптанной ослом: на рассвете и вечером, когда на западе возникал в небе огненно-красный диск, который становился все больше и больше, пока не скатывался за горы. Иногда в кувшинах не оставалось воды уже к обеду и тогда им приходилось идти еще раз – когда солнце стояло над морем и море блестело так сильно, что было больно глазам. Земля обжигала ступни ног. Тана и Морик закутывали головы платками; особенно жарко было в июле и августе.

– Глаза от солнца уже не болят, – сказала Тана. Морик не смотрел на солнце. Его взгляд был устремлен вперед.

– Если он опять там копает, мы его сейчас увидим, – сказал Морик и пошел быстрее.

Тана пропустила брата вперед. Ему было двенадцать, ей четырнадцать, и она все еще не забывала за ним приглядывать, хотя за последний год он так вырос, что стал почти на голову выше ее. Все равно она боялась, что это хождение с тяжелыми кувшинами в один прекрасный день может его сломить.

Высокие, суживающиеся книзу кувшины, торчавшие из обеих половин вьючного седла, были полны до краев и тянули назад. Над плечами выдавались стремена. Тана и Морик так глубоко просовывали руки в эти стремена, что могли локтями поддерживать ношу. До колодца надо было идти около часа. Хорошая вода была только там, в крепости. Тана и Морик шли напрямик, через разрушенные дома, потому что это было проще, чем идти вдоль улиц. Улицы исчезли под пеплом и обломками стен. Некогда огромный город на берегу моря был разрушен и сровнен с землей, и это сделано так основательно, что дома превратились в кучи мусора, погреба – в пещеры. В одной из таких пещер целых два года обитали с отцом и матерью Тана и Морик.

«Дом» им выделили те, кто управлял сейчас этой страной. Им еще отвели кусок земли, намного больший, чем те поля, которые они потеряли. После варварского нападения римляне пригнали сюда, на южное побережье иберийской провинции, около ста разоренных семей. Им предстояло вернуть мертвый город к жизни.[1]1
  Захватив Сагунт, карфагеняне его до основания разрушили. В 214 г. до н. э. римляне отвоевали территорию Сагунта у карфагенян и начали восстановление города.


[Закрыть] Но когда изгнанники увидели, что на месте домов остался один только мусор, когда они увидели заброшенные поля и сады, забитые илом водохранилища, многие из них сразу же отказались работать здесь, а те, которые решили было осесть, в первый же год покинули это место. Осталось только девять или десять семей. Этих немногих удерживал на месте не скудный урожай полей и не добыча на побережье – они поселились на мусорных кучах и стали тайно копаться в них по ночам. Они упрямо верили слухам, что во время осады серебро и золото со всего города было снесено в одно место – в колодец, закрытый железным люком, спрятанным под разным хламом. В первый год в развалинах копали по ночам девять или десять человек, потом пять, потом три, а под конец всего лишь один.

Этот одиночка копал уже около двух лет. Тана и Морик помогали ему много ночей, они перестали ему помогать только неделю назад.

Они не нашли ничего, кроме истлевших лохмотьев.

– Хорошо, что отец хочет все бросить, – сказала Тана.

Морик остановился.

– Посмотри! А этот копает на том же самом месте, что и три дня назад! – прошептал он. – Да еще среди бела дня!

Но шептать вовсе не стоило – человек был далеко.

– Это не наша забота! – Тана подтолкнула Морика вперед.

– Наша, – упрямился Морик. – Нечего ему там искать! Он копает слишком близко от нас.

– Мы же там никогда не копали, – возразила Тана.

– В том-то и дело, – упрямо сказал Морик. – Мы должны были там начать первые.

– Но отец больше не хочет, – сказала Тана. – Он считает, что рыбная ловля, с тех пор как он ею занялся, вполне может нас прокормить. Иди дальше.

Но Морик не двинулся с места. Он все еще смотрел на копавшего человека, и Тана тоже. Она увидела, с каким трудом человек нагибается, как тяжел для него каждый камень. В отблесках солнца его лицо и борода казались красными. Должно быть, он был очень стар. Он вытаскивал из хлама камни, относил их в сторону и складывал из них стену.

– Он хочет построить дом, – сказала Тана. – Такой старик!

Морик взглянул на нее с сожалением:

– Он только делает вид, что ему нужны камни… Он знает, где надо копать. Мы не должны больше скрывать то, что знаем, от отца.

Тана попыталась его отговорить:

– Оставь отца в покое! Он сделал себе лодку и копать больше не хочет.

– Отец снова начнет, как только узнает о том, что мы видели, – заверил ее Морик.

Морик пошел вперед так быстро, что Тана с трудом за ним поспевала. Он свернул с дороги, чтобы быть подальше от старика. Дети обошли холм, который находился между стариком и их пещерой. Шагов через двести они увидели дым. Он мог подниматься только из их пещеры. Пахло жареной рыбой.

– После рыбы захочется пить, – сказал отец детям, когда они вернулись. Он поворачивал над огнем два опаленных прута с насаженными на них рыбинами. От огня его лицо было светлее, чем обычно. – Вы пришли как раз вовремя.

Похоже, что отец удачно порыбачил. Мать подняла ведро, в котором блестели рыбы.

– Все уже решено, – сказала она. – Мы уходим на побережье. Отец нашел родник, хорошее место для дома… Что с тобой? – она озабоченно взглянула на Морика.

Морик смотрел в огонь, избегая взгляда сестры.

– Не говори, – прошептала Тана.

– Что он не должен говорить? – спросил отец.

– Там копает один человек, – признался Морик. – Совсем близко от нас.

Отец быстро отложил в сторону прутья с рыбами, будто обжегся:

– Кто-нибудь вернулся?

– Он не из тех, что пришли с нами, – объяснил Морик. – Он чужой. Он очень стар и копает средь бела дня. И уже третий день в одном месте.

– Почему же вы мне ничего не говорили? – рассердился отец.

Тана стала защищаться:

– Ты же не хотел больше копать. л

– Мы не видели, как он появился. Он просто оказался тут, – сказал Морик. – Он копает не спеша. И знает, где надо копать.

Отец захотел сразу же отправиться туда. Мать удержала его. Она показала на рыб:

– Это было хорошим началом…

– На побережье моря мы тоже будем жить впроголодь, – сказал отец. – Если там действительно кто-то копает, я отсюда не уйду. – Он взял Морика за руку. – Ты говоришь, он очень стар?

– Очень, – кивнул Морик.

– Тогда он кое-что знает, – загорелся отец. – Пошли, Морик, сходим туда.

– Лучше туда сходим мы – я и Тана, – предложил Морик. – Тебе он будет врать, будто строит дом.

– Я ему покажу! – угрожающе сказал отец. – Как он посмел копать недалеко от двери нашего дома!

Отец замолчал, что-то обдумывая, но когда Тана сказала: «Может он разрешит нам помочь ему, я видела, как ему тяжело», – отец согласился отпустить их.

– Только не давайте обмануть себя! – предупредил он.

Морик стал искать в углу кирку.

– Сперва поешьте, – сказала мать. – И возьмите с собой кувшин воды. Он наверняка хочет пить.

Морик торопливо ел. Тана тоже спешила. Когда они тронулись в путь, Морик сказал:

– Не беспокойтесь, если мы не сразу вернемся. Может, он будет копать и ночью, как это часто делали мы.

В одной руке брат держал кирку, в другой корзину. Тана прихватила кувшин с водой. Они вылезли наружу. Морик снова шел впереди, как и по дороге к колодцу. Когда они обошли холм, то сразу увидели перед собой старика. Заслышав их шаги, он не спеша водрузил на сложенную им низкую стену еще один камень и поднял глаза.

– Как хорошо, что вы принесли воду, – сказал он. – Этого-то мне и не хватало. – Он разговаривал с ними, как со старыми знакомыми. – Вы живете рядом?

– Да, и уже больше двух лет, – ответила Тана.

– А я только начинаю тут устраиваться, – с готовностью сообщил старик.

– Мы бы могли тебе помочь, – предложила Тана.

– Вы пришли как раз вовремя, – согласился он. – У меня нет ни кирки, ни корзины. Голыми руками многого не сделаешь, тем более такими, как мои. – Он указал на сложенную им стенку. – Это будет мой дом.

– Дом? – недоверчиво переспросил Морик. – Не притворяйся, что ты хочешь достать одни только камни…

Старик высоко поднял брови.

– Ты прав, – сказал он. – Камни – только начало. Хорошо, что ты принес кирку. Главное лежит в глубине.

Морик не спускал с него внимательных глаз. Кожа на лице старика была похожа на кору старого дерева.

– Ты здешний? – Морик был полон решимости отстаивать их право на это место.

Старик кивнул:

– Я знаю здесь каждый уголок. Уж если где копать, то именно тут. Начнем!

Старик уже успел выкопать яму глубиной в три ступени. Морик спустился туда и стал копать. Когда стемнело, старик развел огонь. У него был небольшой запас сухих сучьев, и, хотя он жег их экономно, света было достаточно, чтобы осветить яму, в которой работал Морик. Сперва он стоял в яме по колено, потом по пояс, а под конец – по грудь. Когда корзина наполнялась, Тана вытаскивала ее, и старик откладывал в сторону камни, которые могли ему пригодиться для стен. Мусор Тана относила в сторону, ссыпая его в кучу. Когда они прервали работу, чтобы попить воды, старик поднял с земли два камня и стал внимательно их разглядывать.

– Каждый из них – мой старый знакомый, – сказал он и, когда Морик с сомнением на него взглянул, добавил: – Еще немного, и ты наткнешься на железо.

Морик колотил киркой около получаса, как вдруг от удара раздался резкий звук. Морик отбросил кирку и стал отгребать мусор руками.

– Попробуй еще раз киркой, – сказал незнакомец. – Крышке люка это не повредит.

Морик ударил. Он опять попал по железу, и где-то в глубине зазвучала пустота.

– Мы пробились, – сказал старик. – Попали точно, куда надо.

Он подождал, пока Морик расчистит еще пару ступеней, потом спустился в яму сам, присел там на корточки, сгреб в сторону мелкие камни, сдул с освобожденного места землю и попросил подать себе торчавший из костра сук. Горящий конец сука он засунул далеко в дыру. Морик и Тана увидели ржавую металлическую поверхность крышки. Морик быстро убрал с крышки люка весь хлам.

– Клад здесь, под крышкой этого люка? – спросили Морик и Тана.

Они увидели, как блестят глаза старика.

– Когда я уходил, он был там, – подтвердил старик. – И там он должен быть – даже через шестьдесят лет. Кто бы мог его обнаружить?! Не осталось никого, кто знал бы это место.

Морик захотел сразу же открыть люк.

– Откроем люк на рассвете, – решительно сказал старик.

– Но почему не сейчас? – Морик ухватился за ржавое кольцо.

Загадочный незнакомец поднял голову:

– Я хочу, чтобы, когда я открою крышку люка, там все сверкало.

Он вылез из ямы с горящим суком в руках.

– Но что нам делать сейчас? – разочарованно спросила Тана.

– Я с удовольствием дал бы вам поесть, – смущенно сказал старик. – Но у меня ничего нет. Приходите утром!

Морик посмотрел на ржавую обивку. Потом они с Таной обменялись многозначительными взглядами. От старика это не ускользнуло.

– Я вовсе не хочу от вас отделаться, – заверил он, – там, внизу, более чем достаточно не только для нас троих. Если бы вы не пришли, я бы сам пришел к вам. Мне бы ничего другого не оставалось, чтобы не умереть с голоду.

Но Морик не отходил от ямы. Тана же обратила внимание на слова старика о голоде.

– Я сейчас вернусь, – сказала она и убежала. Старик сел, прислонившись к невысокой стене, и протянул к огню ноги.

– Подсаживайся ближе, – пригласил он Морика. – Тут теплее.

Мальчик неохотно придвинулся к старику. Глядя поверх потухающего костра, он наблюдал за незнакомцем, который сунул в огонь сук. Сухое дерево сразу же занялось.

– И вы тоже копали?

– Мы выдержали более двух лет, – ответил Морик, – но жить здесь нельзя.

– Теперь все будет по-другому, – пообещал старик. Он внимательно посмотрел на Морика.

– Почему ты мне не доверяешь?

– Откуда я знаю, кто ты? – сдержанно ответил мальчик.

Но старик сделал вид, что не услышал упрека.

– Да, вы многого натерпелись, – вздохнул старик. Он стал молча смотреть в огонь.

Морик изучал его морщинистое лицо. Он пытался определить возраст старика. «Может быть, семьдесят», – подумал он. Что-то не нравилось ему в этом чужаке, вовсе не похожем на нищего, хотя он и был в лохмотьях.

– Хорошо, что вы остались, – сказал старик. – Теперь вам не надо уходить.

– Сперва копали не только мы, – признался наконец Морик. – Копали десять или девять человек, и все друг друга подкарауливали, но никто ничего не нашел. Мы работали много ночей. Когда отец услышал, что ты тут копаешь, он хотел прийти.

– Я так и думал, – сказал старик. – Мы же соседи.

– Он хотел оспорить твое право на это место, – объяснил ему Морик.

Старик отнесся к этому спокойно.

– Хватит нам всем, – уверил он еще раз и засунул новый загоревшийся сук поглубже в огонь.

Вскоре после этого вернулась Тана. Она несла деревянное блюдо, на котором лежали две рыбы и кусок хлеба.

– Все, что осталось, – сказала она и протянула блюдо незнакомцу.

– Почему не пришел отец? – спросил старик. – Ты его не позвала?

– Нет, – сказала Тана. – Завтра видно будет. Он думает, что мы еще копаем.

– Я с утра ничего не ел, – извинился старик, принимаясь за угощение.

Рыба ему понравилась. Он выпил воды и хотел передать блюдо детям.

– Разделите вторую рыбу! Попробуйте, она вкусная. Но Тана отказалась:

– Мы уже ели.

Ей нравилось смотреть, с каким аппетитом старик ест. Когда он справился со второй рыбой, Морик опять пристал к нему:

– Почему не открыть сейчас? Только заглянем в эту шахту!

– Не раньше завтрашнего утра, – решительно сказал старик. – Я хочу, чтобы, когда мы откроем шахту, там все сверкало.

– Мы могли бы опустить туда горящую ветку, – предложил Морик.

– Будет мало света, – упрямо возразил старик.

Потом он задумался.

– Чем мне вам отплатить? – Он ударил себя кулаком в грудь. – Вы помогли этому старому бродяге! Почему – это его не беспокоит. Вы принесли ему поесть! Но ему не нравится, что вы с ним скучаете.

Некоторое время он ворошил угли, словно что-то искал там.

Неожиданно старик поднял глаза:

– Можно копать дальше!

– Но ты же только что не хотел этого! – удивился Морик.

– Не в этой яме, – сказал старик. – Здесь! – Он опять ударил себя кулаком в грудь. – Здесь тоже кое-что спрятано! – Он сощурил глаза. – Может быть это звучит бредово, но я знаю, что говорю: здесь зарыт слон! Его зовут Сур. Нравится вам это имя?

Тана и Морик озадаченно взглянули на него. Они не были уверены, всерьез ли он ждет ответа.

– Я знаю, что говорю! – повторил старик. – Там, внутри, Сур. Я увидел его, когда был еще мальчишкой. С тех пор мы не разлучались ни на один день. Сперва я следовал за ним, потом он за мной. Мы проделали трудный путь: до больших гор, а потом через горы, всегда покрытые снегом, все дальше – до самых ворот Рима…

– Ты шел с Ганнибалом? – с волнением спросил Морик.

– Все началось тут, – сказал старик. – Отсюда Сур унес меня, и сюда мы опять вернулись. – Он что-то поискал глазами в темноте. – Прошло столько лет, а здесь все еще одни развалины! – Он взглянул на Морика. – Сколько тебе лет? Двенадцать? Я был не старше тебя, когда разрушили Сагунт. Я лежал вон там, всего в нескольких шагах отсюда. Я не мог пошевелиться, потому что был наполовину засыпан. Вокруг рушились дома. Город пылал, как костер. Жар опалил мне брови и волосы. Потом на меня опустилась ночь. Я не знаю, сколько она длилась.

Старик придвинулся к костру, на его лицо упали отблески огня.

– И никто тебя не вытащил? – спросила Тана.

– Никого не было, – объяснил старик. – Кто не умер, тех угнали, как скот, и это было хуже смерти. Город был мертв. Я лежал неподвижно, и чужеземцы, рыскавшие по городу, подумали, что и я мертв. Только Сур не ошибся. Слон, который мог раздавить меня одной ногой, поднял ее, едва коснувшись моего плеча. От этого прикосновения я и очнулся.

Тана испуганно взглянула на старика:

– На тебя наступил слон – и ты остался в живых?

– Ни один слон не наступит на живое! – успокоил ее старик. – Когда я пришел в себя, то увидел над собой огромную гору: слона. У него был только один бивень. Он протянул мне хобот. Взгляд слоновьих глаз как будто придал мне храбрости. С того момента, как начался штурм города, для нас не было ничего ужаснее этих колоссов, которых гнали на городские стены. Но этот слон, так неожиданно возникший передо мной, не вызвал во мне никакого страха. Наоборот, я почувствовал, что теперь со мной ничего не может случиться. Эта мысль возникла не в голове – она пришла из сердца.

Погонщик слез со слона, чтобы узнать, в чем дело. Он увидел меня. Он был одним из тех, кого посылали в разрушенный город на поиски оставшихся в живых. Это был немолодой человек. Через лоб на левую щеку бежал шрам, словно его лицо разорвало молнией. Я смотрел на него со страхом. Тут слон прикоснулся к нему своим единственным бивнем. Погонщик обернулся. Он кивнул так, будто слон сказал ему что-то, вытащил меня из-под обломков и взял с собой. С тех пор прошло уже столько лет, что я перестал их считать…

– А где ты был потом? – спросила Тана.

– Я шел по дороге в Сагунт.

– В Сагунт? Не в Рим? – удивленно спросил Морик. – Ты ведь шел с карфагенянами!

– Ты прав, я шел с ними в Рим, – подтвердил старик. – Сур был одним их тех слонов, с которыми Ганнибал перешел Альпы. И он был единственным из слонов, кто преодолел этот путь, и я вместе с ним. Я видел Рим и даже дошел до самого Карфагена.

Я видел, как Сагунт сгорел во второй раз…

– Сагунт, а не Карфаген?

Этот старик, говоривший загадками, показался Мори-ку подозрительным.

– Для меня это был Сагунт! Второй Сагунт! – торжественно, словно клятву, повторил незнакомец. – Под конец от Карфагена осталось столь же мало, как и от Са-гунта. На развалинах Карфагена меня охватила тоска по родине, и я вернулся.

– А Сур?

– Где остался слон?

Старик в третий раз ударил себя в грудь:

– С тех пор как он пустился в свои приключения, я повсюду таскался за ним. – Он переломил сук и кинул половину в огонь. – Подвигайтесь ближе, – сказал он, – ночь прохладна. – Он прислонился к стене. – О карфагенянах, перешедших со слонами Альпы, рассказывали много. Еще и сегодня встречаются люди, которые говорят об этом. Я же был со слонами до самого конца – пока они не погибли. Меня носил на себе слон Ганнибала.

Некоторое время он молчал, потом как бы очнулся от своих дум:

– Я вернулся в лохмотьях, с пустыми руками – это сущая правда. Одного только нельзя у меня отнять: я там был! Я проделал на слонах весь этот переход. И шел с Ганнибалом… Придвиньтесь поближе!

Тана и Морик придвинулись, насколько позволял жар костра. О яме, которая была от них менее чем в пяти шагах, они больше не думали. Сперва раздавался только треск огня. Потом старик отпил из стоявшего рядом кувшина и начал рассказывать свою историю…

Большой поход на слонах

1

Мне было двенадцать лет, когда карфагеняне начали осаду Сагунта. Я был еще слишком мал, чтобы ясно понимать происходящее. До тех пор Сагунт считался городом, в котором неплохо жилось даже тем, которые, как говорится, перебивались с хлеба на воду. Рядом находился морской порт. От южных ворот города до него было полчаса ходу. Дорога к побережью вела через сады и поля, приносившие хороший урожай, ибо цепь холмов не допускала сюда северный ветер. Но богатство, переполнявшее дома знати, пришло не с полей и садов, а с моря. Море приводило в Сагунт множество кораблей. Так было всегда, с глубокой древности. Но теперь город все больше превращался в остров, штурмуемый волнами безжалостных завоевателей, пока этот остров не утонул в море огня. Как мог все это понять двенадцатилетний мальчик?

И раньше происходило многое, чего я не понимал. Из Карфагена тоже приходили корабли. Они привозили посуду, пурпурную материю, редкостные стеклянные маски, а увозили серебро и хлеб. Но вдруг на всех улицах города плохо заговорили о пунийцах[2]2
  Пунийцами называли римляне финикиян, живших в Северной Африке, в том числе карфагенян.


[Закрыть]: о пунической чуме, заразившей все побережье. Двух членов городского совета[3]3
  Совет – высший орган власти города.


[Закрыть], выступавших за карфагенян, втащили на городскую стену и сбросили оттуда в ров. Говорили, что в Рим отправлены послы, чтобы обеспечить защиту от карфагенян с тыла.

И вдруг поползли слухи – как пламя, от одних ворот к другим: «На город идет Ганнибал!» Я видел осунувшиеся, искаженные страхом лица.

Кто такой Ганнибал, я уже знал: это был один из сыновей того самого карфагенского полководца, который завоевал Иберию[4]4
  Иберия – древнее название Испании.


[Закрыть] до самой реки Ибер[5]5
  Ибер – древнее название реки Збрэ в Испании.


[Закрыть], сделав ее пунической провинцией. Нашего города отец Ганнибала – Га-милькар Барка[6]6
  Гамилькар Барка (ум. в 229 г. до н. э.) – крупный карфагенский военачальник и политический деятель, отец Ганнибала.


[Закрыть] – не трогал. Мне сказали, что Барка означает Молния. Нас молния пощадила. Но теперь против Сагунта выступил его сын Ганнибал, в армии которого было больше воинов, чем всех городских жителей вместе с женщинами и детьми. Его прозвали Юная молния. И эта молния устремилась теперь на нас. Армия, с которой он вышел в поход, ползла с западных гор, как огромный червяк, у которого было начало, но не было конца: он продвинулся между побережьем и городом и окружил кольцом городские стены. Со дня на день все вокруг становилось другим. Где были раньше поля и сады, там простерлась пустыня. Этот червяк пополз в поля и сады, и вскоре там не осталось ни одного дерева. Зато вокруг города задымились костры, и ночью казалось, что в бесчисленных местах из земли поднимаются тени загробного мира.

Я не мог поверить, что причинившие столько зла назывались людьми. Или всем этим существам – там, снаружи, – не ясно было, что дерево приносит плоды? Или они никогда не голодали и не питались тем, что растет? Или не ведали, сколько усилий требуется, чтобы возделать поле? Расположившись вокруг, карфагеняне стали приближаться к стенам города. Передние из них прятались под навесами, которые подкатывали к стенам на колесах.

– Они движутся на нас с таранами и скорпионами[7]7
  Таран, скорпион – осадные орудия.


[Закрыть], – сказал отец.

Мы стояли с ним на вершине стены. Я видел, что стенам угрожали чудовища из железа и дерева.

– Теперь уходи! – приказал отец и поднял оружие, лежавшее у его ног.

Уходя, я бросил на него взгляд и испугался. Он уже не был похож на моего отца. У него было чужое лицо. Ненависть к осаждающим исказила его черты. Мне стало страшно.

Там, где стоял мой отец, стена немного вдавалась в ложбину, уходившую в сторону моря. Именно здесь хотел Ганнибал ворваться в город. Сюда он велел собрать все орудия штурма. На нападавших со стен посыпался град копий и стрел. Летели камни, проламывая многоэтажные осадные башни карфагенян. В руках у обороняющихся были также еловые шесты, усаженные железными иглами длиной в локоть[8]8
  Локоть – старинная мера длины, равная приблизительно 0,5 м.


[Закрыть]. На иглы была намотана пакля, которую зажигали, прежде чем швырнуть шесты вниз со стен; зажженная пакля разгоралась на лету, и пылающие шесты разили людей внизу под стенами.

Но пустели не только ряды карфагенян, и на стенах уже оставалось мало защитников. Мы – мальчишки – подтаскивали им все необходимое: еду и оружие, камни, копья и стрелы. Часто мы делали это в самый разгар битвы. Тут стрелы настигали и детей.

Несколько раз я видел, как защитники в ужасе указывали на кого-то внизу, слышал их крики:

– Вон он, этот новый Барка!

Я увидал человека в красном плаще, который расхаживал так спокойно, словно с ним ничего не могло случиться. Один раз он приблизился к стене шагов на тридцать; его плащ был таким красным, каким бывает огонь в полной темноте. Он подбадривал своих солдат, не обращая внимания на копья и стрелы. Вдруг он схватился за бедро; огонь плаща заколебался и потух, словно сдутый ветром, трое или четверо карфагенян подбежали и унесли его. На стенах раздался вопль:

– Ему конец! С сыном Молоха покончено![9]9
  Автор часто говорит о боге Молохе, между тем в настоящее время доказано, что такого божества не существовало. Термином «молк» назывались человеческие жертвы, приносившиеся главному божеству (в Карфагене – Баалхамоону).


[Закрыть]

Толпа наших воинов, охваченная всеобщим восторгом, вырвалась из южных ворот, неистовствуя в расстроенных рядах врага, пока подоспевшие африканские всадники не уничтожили их всех до одного. Через неделю человек в красном плаще снова появился внизу, под стенами. С ним вовсе не было покончено! Он велел подкатить к стене деревянную башню – ее подкатили на колесах, и она была выше каменных городских башен. Деревянная башня была покрыта далеко выдающимся вперед навесом или крышей. Под этой крышей висели на крепких цепях четыре бревна. Окованными железом наконечниками ударили они в стену, в четырех местах одновременно. Стена застонала, потом она взревела и рухнула. Защитники города с испугом смотрели на то, как образуется брешь. И тогда башня из дерева направилась к каменной башне и опрокинула ее. Карфагеняне начали штурм. Но они натолкнулись на ощетинившиеся горящими копьями стены, которые не отступили, а бросились на атакующих. Карфагенянам пришлось покинуть поле битвы. Многие остались тут лежать. Но бреши в стене не могли зарасти сами собой. Город был смертельно ранен. Он попал в клещи, сжимавшиеся все плотнее.

Тогда из Сагунта к карфагенянам перебежал человек; он сказал завоевателям, что готов возвратиться в город в качестве парламентера с условиями, выставленными Ганнибалом. Условия полководца были жестокими: мужчины, женщины и дети должны были покинуть город, взяв с собой только одну вещь из одежды. Все остальное оставалось победителю. Сагунтянам велено было построить себе новый город – в трех часах пути от моря.

Парламентер возвратился в город. Огромная толпа окружила его и выслушала. Но как только он произнес последнее слово, людей охватила долго нараставшая злоба. И парламентера, так же как и тех членов совета, которые выступали за карфагенян, сбросили со стены. Богачи, вне себя от наглых требований врага, собрали все свое золото и серебро и сбросили в шахту, чтобы эти сокровища не достались карфагенянам. Сундуки, шкафы и столы были сожжены. Некоторые из знатных горожан бросались в огонь. Остальные побежали к стенам, чтобы быть там прежде, чем карфагеняне приступят к новому штурму. Смерть казалась желанней, нежели жизнь в нужде и бесчестии. И мы, подростки, тоже взяли в руки оружие и держались за него, видя в нем единственную надежду на спасение. Но все было самообманом. Издалека к стенам приближались серые колоссы, похожие на дьявольские скалы, на которых беснуются огоньки. Они приближались, как привидения. Наконец мы узнали в них боевых слонов с красными перьями на головах. За пышными пучками перьев прятались погонщики. Вид этих слонов, покрытых попонами и закованных в латы, заставил нас оцепенеть.

Потом внизу вдруг появился человек в пылающем плаще. Он что-то крикнул, и в ответ карфагеняне взвыли, как звери. Мы поняли, что он обещал им отдать город на разграбление.

Многие из наших пустились в бегство. Я стоял, не в силах пошевелиться: я видел, как слоны начали взламывать стену. Камни поддались. Стены были сложены без известкового раствора и всего лишь обмазаны глиной. Близ того места, где я стоял, стена вдруг оголилась и рухнула. Взметнулось облако пыли. Когда оно рассеялось, я увидел, что слонов гонят в образовавшуюся брешь[10]10
  В данном случае, как и в некоторых других, автор допускает вольное описание деталей и эпизодов


[Закрыть]. Они громко трубили, задирая хоботы. Копье выпало у меня из рук.

Я спрыгнул со стены и пустился наутек. Вокруг уже горели дома. Я бежал сквозь дым. Я звал отца! Мать! Брата! Не помню, как я добежал до дому, не знаю, что опрокинуло меня наземь. Вокруг меня вздымались стены огня. И сразу наступила ночь.