Текст книги "Сказки из архивов города Оденсе"

Два друга

Давайте внесём порядок в наши безумства.

Д.А.Ф. де Сад

Недалеко от Копенгагена, в маленьком городочке, жили-были два друга. Одного из них звали Карлом, а второго наоборот – Клаусом. Жили они по разные стороны центральной площади – один по одну, второй по другую и были такие друзья, что не разлей вода. Карл так и не женился, а у Клауса была прелестница дочка, которая, как подросла и вышла замуж, родила двух вихрастых мальчуганов, двух внуков. Жили Клаус с дочерью, зятем и внучатами одной дружной семьёй. Карл заходил часто к Клаусу и дочка его, и внуки были Карлу как родные. Да и они его звали не иначе как «папой» да «дедушкой».

И вот однажды вечером, когда сидели Карл и Клаус за кружкой доброго пива и колбасками, завёлся у них такой разговор.

– Прекрасный наш город, – сказал Клаус, – но что омрачает меня, так это смертная казнь, которую так и не отменил наш король. Разве можно жить в городе, где чтобы объяснить тебе, что нельзя убивать, – убивают? Где, чтобы отвратить кого-нибудь от мысли воткнуть мне нож в живот, меня подвергают риску быть повешенным из-за ошибок наших премилых судей?

– Вот уж глупости! – сказал Карл, – что ты придумал такое! Смертная казнь – воздаяние равным за равное, что может быть справедливее?

– Учёные говорят, что когда люди заключали между собой общественный договор, то они не предавали обществу своё право на жизнь. Это право священно, право на жизнь ненарушимо. Не общество дало мне жизнь, не ему и забирать её!

Это заявление от души развеселило Карла, и он так хохотал, что Клаус даже немного обиделся. Карл сказал:

– Ну, тогда дай-ка мне ещё разок почитать тот общественный договор, о котором ты толкуешь, а то я запамятовал, что там записано. Давно заключал, не помню уже…, – Карл в этом месте особенно веселился, – может там оговорочка какая есть…

– Не смешно. Сам же знаешь о чём я.

– Знать-то знаю, да только ерунду ты говоришь, Клаус! Почему один человек может совершить убийство, а группа людей (читай: общество) нет? Где логика? Почему жизнь ненарушима? Где доказательства? И нужно совершенно забыть тысячи лет жизни народов, чтобы решиться утверждать, что человеческая жизнь свята и ненарушима, – с этими словами Карл отправил себе в рот четвертинку пряной колбаски.

– Смертная казнь действует пагубным образом на нравы народа! – вскричал Клаус, – на людей, наделённых развитым умом, которые не способны к преступлению, исполнение смертного приговора производит болезненные впечатления. Пинель, Эскироль, Матеи, Жорже и Прост собрали достаточное количество случаев, когда вид смертной казни вызывает помешательство!

– Посмотри на меня, – парировал Карл, – я сам присутствовал на смертных казнях не раз, и, как видишь, здоров.

– И совершенно иным образом действует она на тупую массу, – словно не слыша, продолжал Клаус, – для них это повод для развлечения и болтовни.

– Ну, это проблемы, связанные с публичностью казни, – махнул рукой Карл, – здесь я согласен. Приговор должен приводиться в исполнение вдалеке от людских глаз. Уберите публичность, и этот довод отпадёт сам собой, поскольку он не против смертной казни, а против способа её совершения, – и Карл отправил ещё один кусочек колбаски себе в рот.

– Но смертная казнь отнимает возможность исправления! Быть может кто-то станет на путь истинный, раскается, будет служить обществу!

Карл чуть не подавился от смеха:

– А ну, Клаус, покажи-ка мне такого молодца, который раскаялся и стал служить обществу. Такое только в елейных проповедях бывает. Смертная казнь нынче даётся за такие тяжкие преступления, что надежды на раскаяние малы. Будь у них хоть грамм совести, они таких преступлений не совершили бы…

– Но смертная казнь не устрашает, в чём тогда её смысл? Известно ведь, что в странах, где её отменили, количество преступлений не увеличилось! Значит, и смысла в ней нет.

– Ну наконец-то, серьёзный аргумент! – притворно закатил глаза Карл, – да только опять мимо цели. Видишь ли, Клаус, эти два явления никак между собой не связаны. Повспоминай-ка, дружище, где у нас отменяли смертные казни? Те государства, где их отменяли – благополучны. В них нет дикости и преступлений мало. Поэтому только и отменили смертную казнь, что нравы мягки. К тому же, смертная казнь не устрашает… – Карл хмыкнул, – а тюрьма будет устрашать? Если нет – будем последовательны, отменим и каторгу и тюрьму. Чем заменим? Давайте штрафом! Ах, и он не устрашает? Ну, тогда давайте отменим все наказания и будет всем нам счастье…

Клаус почесал в затылке и спросил:

– Ну, а что если будет судебная ошибка и накажут невиновного? Ведь это уже не исправить!

Карл повертел кружку с пивом на столе и сказал:

– Это действительно проблема. Как бы ни был дотошен в разборе дела судья, он может ошибиться. Невиновный может пострадать… Но, понимаешь, если судья будет думать, что пусть лучше девяносто девять виновных уйдут от ответственности, чем пострадает один невиновный, если судья будет назначать смертную казнь только в исключительных случаях, если судья будет открыт для общества, если он будет принципиален в рассмотрении дела, если он будет честен, наконец, то вероятность осуждения невиновного будет равна практически нулю. Конечно, это серьёзный аргумент против смертной казни, но и он не говорит однозначно о необходимости её отмены…

Клаус был польщён, что хоть один его аргумент не был высмеян Карлом. Но у самого Клауса аргументы, к сожалению кончились… Посидев пару минут, он откинулся на стуле, заложил руки в карманы и посмотрел на Карла.

– Ну, уж если и все эти аргументы тебя не убеждают, милый Карл, то тогда надо быть откровенными до конца, – усмехнулся Клаус, – тогда надо повешенье производить в вечернее время. Пригласить всех на лобное место, что у нас за городом, на ужин, да налить всем по доброй чарке! Очень важно, чтобы зрители сидели за столом: треск ломающейся шеи, шумы в брюшной полости и непродолжительное сучение ногами должны хорошо сочетаться с глотательными движениями (зрителей, я имею ввиду). А казнь, копчением вершимую, следует применять таким образом, чтобы осужденный пошкворчал подольше, – может статься, это совпадёт с шипением яичницы с беконом на костре.

– Тьфу ты, гадость, – Карл бросил обратно в тарелку кусочек колбаски, которую только-только хотел отправить в рот, – и придёт же в голову такое!

– Ладно тебе, – рассмеялся Клаус, – я пошутил. Сегодня уже поздно и мои внучата, и дочка с мужем уезжают к свекрови в соседнюю деревню, а завтра приходи, посидим и за кружкой пива продолжим разговор.

На следующий день Карл проснулся поздно, и, потягиваясь, смотрел в окно. А там был погожий летний денёк, солнце светило ласково и даже и не думало припекать кому-нибудь макушку, воробьи дрались на ветках и устроили праздничный гвалт, от всего этого Карлу совсем не хотелось вылезать из кровати. Но, наконец, он встал и минут через десять уже потягивался на крыльце.

– Хороший сегодня денёк! – крикнул он пробегавшей мимо кухарке. Она сделала страшные глаза:

– Ты что, ничего не знаешь?

– Нет, а что?

– Так клаусовы-то дочь с ребятишками, поехали вчера на ночь глядя… горе-то какое, горе, – она всплеснула руками и заплакала…

– Ну, не тяни, рассказывай толком! – закричал Карл.

– Ну, и напала на них ночью голь да пьянь из соседнего лесу… Никого не пожалели… и дочку Клауса, и мужа её, и ребятишек… всех погубили… – она вдруг перестала плакать и шёпотом сказала, – а как раз в это время там отряд солдат проезжал. Ну, этих душегубцев тёпленькими и взяли… Ой, горе-то какое – снова запричитала кухарка и пошла прочь.

Карл не помнил, как он оказался на другой стороне площади. Он хотел постучать, но дверь была открыта. Карл тихо прошёл в большую комнату. Там, как раненый тигр в клетке, метался Клаус. Он что-то бормотал себе под нос, то вцепляясь в волосы руками, то поднимая кулаки к небу. Наконец он увидел Карла и бросился к нему. Карл не знал, что сказать, да и что можно было сказать? Неправду только говорят, что мужская слеза скупая.

* * *

На следующий день Карл пошёл посмотреть на убийц. Он сам не знал, зачём пошёл. Их держали в тюрьме на окраине города. Зарешёченное окно камеры, где они сидели, выходило в сад, и Карл заглянул в него. Там сидели четверо оборванцев, голь да пьянь. Кто был в дырявых башмаках, кто и вовсе босиком, все в грязных штанах и рубахах и с грязными изгрызенными ногтями. Жалкое зрелище. Тут один из них увидел, что Карл заглядывает в окно и подошёл к решётке. Карл отпрянул, ему было неприятно смотреть на этого человека, и было неприятно, что тот смотрит на него. Неприятно было не потому, что они убили клаусовых внучат, а потому что имели такой мерзкий, отталкивающий вид, какой может иметь только помоечный алкоголик. Карл упёрся спиной в дерево и смотрел, как оборванец ищет его глазами из-за решётки. Наконец тот увидел Карла и хриплым голосом позвал:

– Братишка! Слышь, братишка!

– Что?

– Дай поесть.

– У меня нету.

– Вон там, под деревом стол стоит, там солдаты хлеб оставили…

Карл подал, тот схватил своей грязной рукой, и хлеб исчез за решёткой. Сейчас же из камеры послышалась возня, брань, шум драки – они стали делить хлеб…

Карл отвернулся и побрёл домой.

* * *

Суд был скорым, доказательства были несомненны. И вот однажды утром Карл обнаружил на площади виселицу с четырьмя петлями. Вокруг стояли солдаты. Карл дознался у них, что вешать будут тех убийц, что погубили клаусово семейство.

– Вы что, совсем сдурели, чертяки? Здесь же женщины, дети. Почему не на лобном месте?

– Приказ короля, – сухо ответил капитан, сидевший верхом на коне, и крикнул куда-то в сторону: – а ну, пошевеливайтесь, за час управиться надо!

На площади показались четверо арестантов, которых прикладами подгоняли солдаты.

«Клаус совсем с ума сойдёт!» – мелькнуло у Карла, и он помчался в дом к своему другу. Карл думал, что Клаус в дальних комнатах, окна которых выходили в сад, чтобы не видеть картину повешенья. Но нашёл его на кухне, окна которой выходили прямиком на центральную площадь. Клаус стоял у окна и прямо перед окном кухни на площади располагался эшафот.

– Вот ведь недоумки, надо же было придумать – казнь на площади устраивать, – сказал запыхавшийся от бега Карл Клаусу, – будто обычного места им мало. Пойдём отсюда подальше, пойдём в сад, – он взял Клауса под руку.

– Это я попросил короля, чтобы казнили на площади, – не двигаясь сказал Клаус.

Карл потерял дар речи. В это время солдаты заталкивали осужденных по лестнице на эшафот, а первому уже начали примерять верёвку. Клаус достал большую сковороду, поставил её на большую железную конфорку, под которой горело жаркое пламя, и спросил Карла:

– Ты яичницу будешь?

Принцесса на горошине

T.A.Vitali. Chaconne g-moll.

I

Жил-был принц, и хотелось ему взять за себя тоже принцессу, только настоящую. Вот он и объездил весь свет, а такой что-то не находилось. Принцесс-то было вволю, да были ли они настоящие? До этого он никак добраться не мог; так и вернулся домой ни с чем и очень горевал, – уж очень ему хотелось достать настоящую принцессу.

Раз вечером разыгралась непогода: молния так и сверкала, гром гремел, а дождь лил как из ведра; ужас что такое!

Вдруг в городские ворота постучали, и старый король пошёл отворять.

У ворот стояла принцесса. Боже мой, на что она была похожа! Вода бежала с её волос и платья прямо в носки башмаков и вытекала из пяток, а она всё-таки уверяла, что она настоящая принцесса!

«Ну, уж это мы узнаем!» – подумала старая королева, но не сказала ни слова и пошла в спальню. Там она сняла с постели все тюфяки и подушки и положила на доски горошину; поверх горошины постлала двадцать тюфяков, а ещё сверху двадцать пуховиков.

На эту постель и уложили принцессу на ночь.

Утром её спросили, как она почивала.

– Ах, очень дурно! – сказала принцесса. – Я почти глаз не сомкнула! Бог знает, что у меня была за постель! Я лежала на чём-то таком твёрдом, что у меня всё тело теперь в синяках! Просто ужасно!

Тут-то все и увидали, что она была настоящею принцессой! Она почувствовала горошину через сорок тюфяков и пуховиков, – такою деликатною особой могла быть только настоящая принцесса.

И принц женился на ней. Теперь он знал, что берёт за себя настоящую принцессу! А горошину отдали в кунсткамеру; там она и лежит, если только никто её не украл.

Знай, что история эта истинная, потому что дальше случилось вот что.

II

Старая королева была злющей ведьмой. В тайном месте у неё была книга, написанная одним колдуном. Королева прочла в ней, что если взять живое сердце настоящей принцессы и прочесть особое заклинание из этой книги, то можно приобрести себе не только вечную жизнь, но и вечную молодость. Вот почему старая королева заставляла принца искать себе в жёны непременно настоящую принцессу!

И вот однажды ночью принц проснулся и услышал в коридоре звук шагов. Он выглянул в коридор и увидел старую королеву, которая шла в сторону спальни принцессы. В тусклом свете свечи, которую держала королева, принц разглядел нож и понял, что ведьма пошла забрать у принцессы сердце. Уж кто как не принц знал свою мать и тот нож, что она держала в руке! Этим ножом королева доставала у спящих сердце и подвешивала его в тайном месте в холщёвом мешочке, а эти бедолаги утром просыпались уже без сердца и все вокруг поражались, почему это они стали вдруг такими холодными и злыми всего за одну ночь!

Как только королева скрылась за углом, принц быстро оделся и побежал другим путём к принцессе, чтобы увести её до прихода королевы. Он очень боялся опоздать, потому что путь, которым он бежал, был длиннее, но когда принц вбежал в спальню к принцессе, то старой королевы там не было, а принцесса сидела у зеркала и расчёсывала свои волосы гребешком.

– Скорее! – закричал принц так тихо, как только мог, – сейчас сюда придёт старая королева, она задумала отнять у тебя сердце!

Принцесса вся задрожала от страха, и как была, в тонком, расшитом золотом пеньюаре, выбежала с принцем из спальни.

– Я знаю место, где она тебя не найдёт, – сказал принц, и они побежали вниз по лестнице в тёмный подвал. Дверь в тёмный подвал закрывали огромные дубовые двери, и принц хорошо помнил, как их с трудом открывали семеро дюжих слуг, но тут, видимо, страх придал им силы, и как только они с принцессой толкнули двери, те без труда распахнулись, а затем и без труда закрылись.

В подвале было холодно. Принцесса, всё ещё дрожа, села в углу на кушетку. Принц, чтобы осветить помещение, пошёл открывать тяжёлые гардины на маленьких окнах под потолком, которых было ровно двенадцать. Лунный свет понемногу стал освещать комнату.

– Чем я обидела королеву? – спросила, вся дрожа, принцесса.

– Ничем, – ответил принц, – просто она ведьма. Таких не обязательно чем-то обижать, чтобы они захотели вырвать у тебя сердце…

– Зачем ей моё сердце? – принцесса заплакала навзрыд.

– О, это долгая история, – сказал принц, открывая очередную гардину, – дело в том, что у старой королевы есть старая магическая книжка. Это самая сильная магия, какая только есть на белом свете! В книге есть множество магических заклинаний, о каких не знают и самые мудрые колдуны. Среди них есть одно, которое страстно желает исполнить королева.

– Какое? – с дрожью в голосе спросила принцесса.

– Это заклинание даст ей вечную жизнь и вечную молодость. Но его довольно трудно осуществить. Там, видите ли, нужно обязательно живое сердце настоящей принцессы! Именно настоящей! Ты не представляешь, сколько принцесс она лишила сердца и всё без толку – принцессы оказались не настоящие. А сколько было радости, когда обнаружилась настоящая принцесса!

– Что же теперь будет? – спросила принцесса.

– Я тебя ей не отдам…

– Спасибо, мой милый принц! – сказала принцесса, – а не скажешь ли ты мне о той книге…

– Это же надо было придумать, – принц её не слушал, он пытался отдёрнуть последнюю гардину, которая никак не хотела открываться, – вечная жизнь, вечная молодость и красота! Да кому они нужны? Эта старая дура думала, что ради её молодости можно истратить сердце настоящей принцессы! Мы так долго его искали… Нет! – принц яростно дёргал гардину, – нет!

– О чём это ты, милый? – принцесса опять начала плакать…

Наконец, гардина подалась, и принц повернулся к принцессе:

– В этой книге есть другое заклинание и для него, представь себе, тоже нужно сердце настоящей принцессы. Это заклинание вечной жизни и невероятного могущества! – крикнул принц и потряс сжатыми кулаками в воздухе, – да! Я буду управлять всем миром и ты, дорогуша, послужишь этой великой цели, – он наклонился прямо к лицу принцессы, – Но ты не волнуйся, будешь живёхонька – здоровёхонька, только без сердца. Такое случается.

Принц подошёл к комоду, где хранились его волшебные инструменты, за ножом. Нужен был такой же, какой был в руках у старой королевы – лишь нож, изготовленный колдунами с белой бородой, мог вынуть из человека сердце так, чтобы тот и не заметил. В мире существовали только два таких ножа и оба они в тайне хранились в королевском замке – один у королевы, второй у принца. Нож нельзя было просто взять из комода, его нужно было собрать из разных вещиц, каждая из которых была похожа на какой-то обыкновенный предмет, о котором ничего магического и не подумаешь – одна была похожа на транспортир, вторая на пчелиное жало, третья на обломок коровьего рога, а что ещё использовал принц, собирая свой нож, мы даже и не догадываемся…

– Что же это за книга-то такая? – всхлипывала в углу принцесса.

– Эта книга существует в мире в одном экземпляре, – рассеяно бормотал принц, собирая нож, – написана древним колдуном. Многие даже не знают о её существовании, а многие из тех, кто о ней знает, думают, что это вымысел и книги по-правде не существует. Более того, – книгу нужно уметь читать. Вот старый король, например, случайно заглянул в неё и съехал с катушек – сейчас считает себя привратником и открывает городские ворота… впрочем, это и к лучшему. Только я и старая королева знаем не только то, что она существует и как её читать, но и то… – принц с усилием приладил последнюю деталь и полюбовался на результат своей работы, – но и то, что эта книга хранится у нас в замке. Эта книга называется…

– … эта книга называется Tertium Organum, – закончила фразу принцесса.

III

Принц аж подпрыгнул от неожиданности! Его неприятно поразило не то, что принцесса знает о существовании книги, а тон, которым она это сообщила. Принцесса сказала так холодно и уверенно, будто это она хотела вынуть у принца сердце, а не наоборот.

Принцесса в развивающемся, вышитым золотом тонком пеньюаре, вышла из угла, в котором плакала (притворно, как теперь понимал принц) и прошла к массивному дубовому столу, на котором лежал Tertium Organum. Она провела руками по мягкому кожаному переплёту, прикоснулась ладонями к страницам и закрыла глаза:

– Бог мой, как же я долго искала её!

Принц стоял у комода совершенно растерянный, прижавшись к стене, и не знал, что ему делать. Он посмотрел на нож, который держал в руке.

– Даже не думай, – принцесса сделала лёгкое движение рукой и нож, только что так прилежно собранный принцем, снова рассыпался.

– Славно, что вы с королевой нашли её и сберегли. Что я только не делала, чтобы заполучить её, но самым верным способом оказалось – выйти замуж за принца! – принцесса рассмеялась.

– Кто ты? – спросил принц.

– Я та, что ищет истину. В поисках её я побывала на небе, на земле и под землей. Но нигде не нашла. Только здесь, – она снова провела руками по книге, словно обнимая её, – только здесь я могу её найти. Это мой последний шанс. Вечная красота, вечное могущество – детский сад, честное слово! Вы хотели использовать Tertium Organum, чтобы получить вечную красоту или править миром?! Это всё равно, что колоть орехи королевской короной…

– Там нет такого заклятия, я знаю эту книгу от корки до корки.

Принцесса возвела глаза к потолку и состроила кислую мину, словно хотела сказать: «и с такими людьми мне приходится жить под одной крышей!»

– Ты даже представить себе не можешь, что таит в себе Tertium Organum. Я тебя расстрою, милый принц, вы с королевой так и не смогли прочесть эту книгу… Ну да ладно, это неважно. Я вижу, ты хочешь выйти…

Принц утвердительно замотал головой. Принцесса с лёгкостью схватила его за шиворот, другой рукой открыла дубовые двери (так вот почему они так легко открывались! – подумал принц) и вышвырнула его на ступени лестницы, ведущей из подвала. Принц упал и ударился головой, всё вокруг поплыло. Как в тумане он видел что к нему подошла принцесса, держа в руках нож, изготовленный колдунами с белой бородой (как это она успела так быстро его собрать? – мелькнуло у принца), вынула у него сердце и положила его в холщовый мешочек… пройдя к столу принцесса достала откуда-то второй точно такой же мешочек, подняла их и, широко раскинув руки над книгой, стала читать заклинания. В приоткрытые двери принц видел, как от книги начал подниматься белый дым. Вскоре дым обрёл образ огромной фигуры… Принцесса что-то спрашивала, фигура отвечала односложно… Принцесса спрашивала вновь и вновь, ответ был тем же…

Принц потерял сознание.