Текст книги "Симплициссимус"

Ганс Якоб Кристоф фон Гриммельсгаузен
Симплициссимус
Роман

Hans Jacob Christoffel von Grimmelshausen

Der abenteuerliche Simplicissimus

* * *

© ООО «Издательство „Вече“», 2019

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2019

* * *

ВНОВЬ НАИЛУЧШИМ ОБРАЗОМ УПОРЯДОЧЕННЫЙ

И ПОВСЮДУ МНОГАЖДЫ ИСПРАВЛЕННЫЙ

ЗАТЕЙЛИВЫЙ СИМПЛИЦИУС СИМПЛИЦИССИМУС

То есть:

ПРОСТРАННОЕ, НЕВЫМЫШЛЕННОЕ

И ВЕСЬМА ПРИСНОПАМЯТНОЕ

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ НЕКОЕГО ПРОСТОСОВЕСТНОГО,

ДИКОВИННОГО И РЕДКОСТНОГО БРОДЯГИ,

ИЛИ ВАГАНТА, ПО ИМЕНИ

МЕЛЬХИОР ШТЕРНФЕЛЬС ФОН ФУКСХЕЙМ,

КАК, ГДЕ, КОГДА И КОИМ ИМЕННО ОБРАЗОМ

ЯВИЛСЯ ОН В МИР, КАК ОН В НЕМ ПОСТУПАЛ,

ЧТО ВИДЕЛ ПРИМЕЧАНИЯ ДОСТОЙНОГО,

ЧЕМУ НАУЧИЛСЯ И ЧЕМ ЗАНИМАЛСЯ, КАКИЕ

И ГДЕ ИСПЫТАЛ ОПАСНОСТИ ДЛЯ ЖИЗНИ

И ТЕЛЕСНОГО ЗДРАВИЯ, А ТАКЖЕ ЧЕГО РАДИ,

ПО ДОБРОЙ СВОЕЙ ВОЛЕ И НИКЕМ

К ТОМУ НЕ ПОНУЖДАЕМ, ПРЕЗРЕЛ СЕЙ МИР.

ОСОБЛИВО ПРИЯТНОЕ И ОТДОХНОВИТЕЛЬНОЕ,

А ТАКЖЕ ВЕСЬМА ПОЛЕЗНОЕ

И ГЛУБОКОМЫСЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

С ПРЕДИСЛОВИЕМ, 20 ИЗРЯДНЫМИ ГРАВЮРАМИ

НА МЕДИ И ТРЕМЯ CONTINUATIONES

ИЗДАЛ:

ГЕРМАН ШЛЕЙФХЕЙМ ФОН ЗУЛЬСФОРТ

 
Мне по душе добро творить.
Со смехом правду говорить.
 

МОМПЕЛЬГАРТ

НАПЕЧАТАНО ТИПОГРАФСКИМ ТИСНЕНИЕМ

У ИОГАННА ФИЛЛИОНА В НЮРНБЕРГЕ.

А В ПРОДАЖЕ НАХОДИТСЯ

У В.-Э. ФЕЛЬСЕКЕРА

1671

 
Как Феникс, рожден я из пламени был.
Я ввысь воспарял, но себя не сгубил,
Бродил я по странам, в морях я бывал,
Отрады в скитаниях мало знавал,
О том же, что делалось в жизни моей,
Поведал читателю в книжице сей.
Пусть в жизни он следует ныне за мной:
Бежит неразумья, вкушает покой.
 

Благорасположенное напоминовениe доброхотным читателям

Высокочтимые, благосклонные, предорогие и любезные соотечественники!

Сим издается в свет совершенно новым набором и тиснением мое утешно-занимательное и весьма глубокомысленное Жизнеописание, украшенное изрядными гравюрами на меди, изготовленными по моей инвенции, а также моего батьки, матки, Урсело и сына Симплиция, к чему понуждает меня дерзкий и поистине наглый перепечатник, который, уж не ведаю, по зависти ли себялюбивого сердца или, как мне скорее думается, по бесстыдному подстрекательству неких недоброхотов, вознамерился пренаглым образом вырвать из рук и совершенно незаконно присвоить себе высокопохвальные труды, издержки, прилежание и усердие моего господина издателя, употребленные на добропорядочное и благопристойное издание сего моего сочиненьица, ему одному только препорученного и переданного со всею проистекающею из сего прибылью. Такое бесчинное предприятие, когда я о нем уведомился, повергло меня в прежестокую опасную болезнь, от коей я и по сей день не оправился. Однако ж велел я возлюбленному моему сыну Симплицию составить вместо меня и разослать любезным моим соотечественникам, а также довести до слуха Юстиции трактатец, на титуле коего обозначено:

ЗАПУСКАЮЩЕМУ ЛАПЫ В ЧУЖОЕ ДОБРО

БЕЗЗАКОННИКУ ПО ПРАВУ ОБРЕЗАННЫЕ КОГТИ

Надеюсь, что сие сочиненьице будет вам не докучливо, ибо в нем содержатся такие arcana[1]1
  Тайны (лат.).


[Закрыть], которые дают в руки превосходное средство сохранить свое добро в надежном покое и приятной безопасности. Меж тем пусть сие издание моей книги, на коем обозначено имя моего издателя, будет предпочтено всем прочим; ибо другие экземпляры, кои выпущены противною стороною, я, не будь я Симплициссимусом, не только не признаю своими произведениями, но и стану их всячески преследовать до последнего дыхания, и, где только ни увижу, велю пустить на обертку, и не премину послать образчик господину Перетырщику. Впрочем же, не могу также не уведомить, что мой издатель с великим прилежанием и издержками намедни выпустил в свет мой «Вечный неизменный Календарь», также многие другие презанимательные сочинения, как-то: «Черное и Белое, или Сатирический Пильграм», «Побродяжка Кураже», «Затейливый Шпрингинсфельд», «Целомудренный Иосиф и его верный слуга Музаи», приятная для чтения «Любовная гистория и жизнеописание Дитвальда и Амелинды» и еще «Двуглавый Ratio status»[2]2
  Государственная польза (лат.).


[Закрыть], за коими в будущем должна последовать, ежели я и сын мой Симплиций будем живы, небольшая ежегодная настольная книга или календарь в кварту, содержащий Continuatio, сиречь продолжение моих диковинных приключений, дабы оказать вам, любезные соотечественники, некоторое удовольствие. А буде объявится наглый и охочий до чужого добра мошенник, который вознамерится и сие перепечатывать и присваивать, то я учиню ему такую баню или отместку, что он до конца дней своих не забудет Симплициссимуса. И сие, прошу вас, господа соотечественники, где бы вы ни пребывали, не оставлять без внимания. Я же, напротив, служу вам, чем только могу и умею, и остаюсь

Вашим покорным слугою

Симплициусом Симплициссимусом.

Книга первая

Краткое содержание каждой главы сей первой книги

1-я гл. Симплиций толкует о знатном роде,

Понеже давно он славен в народе.

2-я гл. Симплиций пастушеский сан приемлет,

Сей же никто у него не отъемлет.

3-я гл. Симплиций дудит на волынке пузатой,

Покуда его не схватили солдаты.

4-я гл. Симплициев дом – солдатам награда,

Нигде их разбою не видно преграды.

5-я гл. Симплиций в лесу, что малая птаха,

Колотится сердце его от страха.

6-я гл. Симплиций в лесу отшельника слышит,

Повергся в ужас, сам еле дышит.

7-я гл. Симплиций находит себе кров и пищу,

С отшельником вместе живет, словно нищий.

8-я гл. Симплиций в беседе с отшельником сразу

Выводит наружу дурацкий свой разум.

9-я гл. Симплиций становится христианином,

А жил он доселе скотина скотиной.

10-я гл. Симплиций писать и читать обучен,

В мыслях с пустыней вовек неразлучен.

11-я гл. Симплиция повесть о жизни в пустыне,

Что им служило столом и периной.

12-я гл. Симплиций смерть зрит, какого бывает,

Отшельника тело в земле погребает.

13-я гл. Симплициус хочет пустыню покинуть,

Где ему привелось едва не погибнуть.

14-я гл. Симплиций видит, как солдаты-черти

Пятерых мужиков запытали до смерти.

15-я гл. Симплиций уснул, не насытивши чрева,

Зрит в сонном виденье пречудное древо.

16-я гл. Симплициус грезит о солдатской доле,

Где младший у старших всегда под неволей.

17-я гл. Симплиций не может взять себе в толк,

Чего ради охотно дворян берут в полк.

18-я гл. Симплиций в лесу письмецо обретает,

Пустыню затем не к добру покидает.

19-я гл. Симплициус ищет лучшую долю,

А сам попадает в злую неволю.

20-я гл. Симплиций понуро шагает в тюрьму,

По счастью, священник попался ему.

21-я гл. Симплициус после тяжких невзгод

Нечаянно зажил средь важных господ.

22-я гл. Симплициус слышит, как после сраженья

Отшельник в пустыне обрел утешенье.

23-я гл. Симплициус жизнь начинает наново,

Становится пажем у коменданта в Ганау.

24-я гл. Симплиций казнит беззаконие мира,

Где каждый избрал себе злого кумира.

25-я гл. Симплиций не может в злом мире ужиться,

А мир сердито на него косится.

26-я гл. Симплиций взирает ребяческим оком,

Каким солдаты подпали порокам.

27-я гл. Симплиций зрит, как крапивное семя

Добро наживает в недоброе время.

28-я гл. Симплиций в гаданье теряет кураж,

Его надувает проказливый паж.

29-я гл. Симплиций, соблазном смущен, ненароком

Проворно съедает телячье око.

30-я гл. Симплиций впервой зрит пьяных солдат,

Вздурились за чаркой, сам черт им не брат.

31-я гл. Симплициус ставит на пробу кунштюк,

Едва тут ему не случился каюк.

32-я гл. Симплициус зрит: на пиру кавалеры

Священника потчуют сверх всякой меры.

33-я гл. Симплиций относит на кухню лисицу

С приказом сготовить на ужин с корицей.

34-я гл. Симплиций на странных танцоров дивится,

От страху в глазах у него все двоится.

Первая глава

Симплиций толкует о знатном роде,

Понеже давно он славен в народе

В наше время (когда толкуют, что близится конец света) нашло на людей подлого звания поветрие, при коем страждущие от него, коль скоро им удастся награбастать и набарышничать толико, что они, помимо немногих геллеров в мошне, обзаведутся еще шутовским платьем по новой моде с шелковыми лентами на тысячу ладов или же иным каким случаем прославятся и войдут в честь, тотчас же восхотят они объявить себя господами рыцарского сословия и людьми благородного состояния предревнего роду; а как частенько оказывается и прилежными поисками подтверждение находит, деды-то их были трубочисты, поденщики, ломовики и носильщики, двоюродные их братья – погонщики ослов, фокусники, фигляры и канатные плясуны, братья – палачи и сыщики, сестры – швеи, прачки, метельщицы, а то и потаскушки, матери – сводницы или даже ведьмы, и, одним словом, весь совокупный род их в тридцать два предка столь загажен и обесчещен, сколь это повсегда лишь цеху сахароваров в Праге быть возможно; да и сами они, новоиспеченные эти дворяне, нередко столь черны, как если бы они родились в Гвинее и воспитаны там были.

Я не хочу вовсе уподобить себя таким шутовским людям, и, хотя не скрою правды, сам не без того, и частенько мнил, что беспременно происхожу от некоего вельможного барина или, по крайности, от простого дворянина, ибо от природы питаю склонность к дворянскому ремеслу, – будь у меня на то достаток и снаряжение. Однако ж мое происхождение и воспитание не шутя можно сравнить и с княжеским, ежели не пожелать усмотреть в них великое различие. Чего? У моего батьки (ибо так зовут отцов в Шпессерте) был собственный дворец, такой же, как и у прочих, притом красивый, какого ни один царь в свете, будь он еще более могуществен, чем великий Александр, не сумеет построить своими руками и от того на веки вечные заречется; оный дворец был расписан глиною и заместо бесплодного шифера, холодного свинца и красной меди покрыт соломою от благородных злаков; и дабы он, мой батька, своим высокочтимым и знатным родом, от самого Адама ведущимся, и своим богатством достойно мог величаться, повелел он воздвигнуть вкруг замка стены, да не из камня, что находят на дороге или выкапывают из земли в бесплодных местах, а тем паче не из тех никудышных печеных камней, кои в короткое время изготовлены и обожжены быть могут, как это в обычае у иных важных господ; вместо того взял он бревна от дуба, каковое полезное и благородное древо (ибо на нем произрастают окорока и колбасы), чтобы прийти в совершенный возраст, требует не менее ста лет. Найдите монарха, который тако же поступил бы! Найдите венценосца, который возмечтал бы сие в дело произвести! Батька мой повелел все комнаты, залы и покои почернить дымом того только ради, что то – самая неотменная краска в мире и подобная роспись более времени для своего исполнения требует, нежели искусный живописец для изряднейших своих картин. Обои там были самой тонкой на земле ткани, ибо та, кто ее нам изготовила, в древности осмелилась с Минервой самой в прядении состязаться. Окошки там были посвящены святому Николе Бесстекольному, не по иной какой причине, кроме той, что ему было ведомо, сколько труда и времени положить надобно на совершенное изготовление стекла из конопли, либо льняного семени, – много более, нежели на самое лучшее и прозрачное стекло из Мурано, ибо достоинство батьки позволяло ему полагать, что все великим трудом добытое потому именно и великую цену имеет и тем дороже бывает, а то, что дорого, знатным людям более всего приличествует и достоинству их подобает. Заместо пажей, лакеев и конюхов были от него поставлены овцы, козлы и свиньи, весьма искусно наряженные в подобающую им природную ливрею; они частенько услужали мне на пастбище, пока я, утружденный их службой, не отошлю их от себя и не загоню домой. Оружейная палата, или арсенал, вдосталь и наилучшим образом снабжена была плугами, кирками, мотыгами, топорами, лопатами, навозными и сенными вилами, с каковым оружием батька мой каждодневные упражнения имел. Лес валить и корчевать – вот в чем была его disciplina militaris[3]3
  Военное искусство (лат.).


[Закрыть], как у древних римлян в мирные времена; волы в упряжке составляли его команду, над которой он был капитаном, вывозить навоз было его фортификацией, а пахотьба его походом, рубка дров каждодневным exercitio corporis[4]4
  Телесным упражнением (лат.).


[Закрыть] подобно тому как очистка хлева благородной забавой и турниром. Сим образом ратоборствовал он со всей землей, сколько мог ее захватить, и каждой жатвой отбивал у нее богатую добычу. Все сие оставляю и нисколько тем превознести себя не хочу, дабы никто не имел причины осмеять меня и иных, подобных мне, из новой той знати, ибо я почитаю себя не выше моего батьки, коего помянутое жилище стояло на веселом месте, то есть в Шпессерте, где пополам подвывают волки: «Покойной ночи!» Ради любезной мне краткости не объявил я еще о происхождении, родословии и прозвании моего батьки, наипаче же потому, что тут и без того не идет речь о дворянском установлении, которое я должен был бы подтвердить под присягою; довольно, когда знают, что я родом из Шпессерта!

Как во всем домоустройстве моего батьки благородство весьма приметно было, то всякий разумеющий отсюда легко заключить может, что и мое воспитание тому сходствовало и подобало; и кто так рассудит, тот не ошибется, ибо в десять лет я уже постиг помянутые principia[5]5
  Основы (лат.).


[Закрыть] благородных батькиных упражнений. Зато в обучении наукам я шел наравне с прославленным Амплистидом, о ком говорит Свида, что он не умел сосчитать дальше пяти; но, как видно, батька обладал чрезмерным умом и того ради последовал употребительному обычаю нынешнего времени, по коему многие знатные господа не утруждают себя учеными упражнениями, или, как они то называют, школьной дуростью, ибо держат пачкунов, которые марают за них бумагу. Впрочем, я изредка игрывал на волынке жалостные песни Ялема, в чем не уступал и славному Орфею, и как тот отличился на арфе, так и я преуспевал перед всеми чрез свою игру на волынке. А что касается до теологии, то во всем христианском мире не сыскалось бы тогда другого, который в моем возрасте со мной поравняться бы мог, в том меня не переспоришь; ибо не было у меня тогда понятия ни о Боге, ни о людях, ни о небе, ни о преисподней, ни об ангелах, ни о чертях, и я не знал, как отличить добро от зла. Посему нетрудно усмотреть, что с помощью такого богословского образования жил я, как прародители в раю, кои в своей беспорочности не знали о болезнях, смертном одре и смерти и еще того меньше о воскресении из мертвых. О, сколь господское житие (прескотское, мог бы ты воскликнуть), когда не надобно печалиться о медицине! Тем же родом можно уразуметь, сколь превосходен был мой опыт в studio legum[6]6
  Изучении законов, юриспруденции (лат.).


[Закрыть] и других искусствах и науках, какие только есть на земле. И я пребывал в столь полном и совершенном неведении, что не мог постичь даже того, что ничего не знаю. И еще раз скажу: «О, сколь господское житие было тогда моим уделом!» Но батьке моему не было угодно оставить меня наслаждаться сим благополучием, и он по справедливости рассудил, что сообразно с моим благородным рождением подобает мне жить и поступать также благородно; для того и стал он привлекать меня к постижению высоких предметов и задавать мне нелегкие уроки.

Вторая глава

Симплиций пастушеский сан приемлет,

Сей же никто у него не отъемлет

Он даровал мне высокий сан, который учрежден не только при его дворе, но и во всем мире, то есть древнее достоинство пастуха. Первым делом вверил он мне свиней, затем коз и напоследок все стадо овец, дабы я их стерег, пас и охранял от волков с помощью волынки (звук которой, по словам Страбона, сам по себе понуждает жиреть овец и ягнят в Аравин); в те времена походил я на Давида, разве только что у него вместо волынки была всего лишь арфа; сие нехудое начало было добрым предзнаменованием, что со временем и я, ежели подвернется счастье, прославлюсь на весь мир. Ибо от сотворения мира пастухами бывали знатные особы, как мы сами читали в Священном писании про Авеля, Авраама, Исаака, Иакова, его сыновей и Моисея, который стерег овец тестя до того, как стал предводителем и законодателем 600 000 мужей Израиля. Да, может статься, кто захочет меня упрекнуть, что то-де были святые праотцы, а не деревенский мальчишка из Шпессерта, который даже ничего не слыхал о Боге. Должен признать это и не стану запираться; но разве тогдашняя моя простота в том повинна? И среди древних язычников находят такие примеры, как и у народа, избранного Богом: так, из римлян, нет сомнения, принадлежали к знатным родам – Бубульки, Статилии, Помпонии, Внтулии, Вителии, Аппии, Каперн и др., кои все так наречены были, потому что ходили за скотиною, а может статься, и пасли ее. Право, Ромул и Рем и те были пастухами; пастухом был Спартак, столь ужасавший владык Рима. Да что там! Сын царя Приама Парис и Анхис, отец троянского князя Энея, были пастухами, как о том говорит Лукиан в «Dialogue Helenae». Пастухом был и прекрасный Эндимион, к коему вожделела сама непорочная луна, также и свирепый Полифем, да и сами боги, как говорит Форнутус, не стыдились этого занятия. Аполлон стерег коров Адмета, царя Фессалии. Меркурий, его сын Дафний, Пан и Протей были изрядными пастухами, того ради до сего дня в устах безрассудных поэтов они именуются покровителями пастухов; пастухом был Меза, царь моавитян, о чем можно прочесть во второй Книге царств; Кир, могущественный царь персов, не только был воспитан Митридатом, но и сам пас скот. Гигес был пастухом и с помощью своего перстня стал царем. Исмаил Сефи, персидский шах, также в юности своей пас скот; так, Филон Иудей изрядно о том судит в «Vita Moysis»[7]7
  «Жизнь Моисея» (лат.).


[Закрыть], когда говорит: «Пастушество приуготовляет к принятию власти; ибо как bellicosa и martialia ingеnia[8]8
  Воинственные гении (лат.).


[Закрыть] прежде упражняются и совершенствуются на охоте, так должно и тех, кому вручена будет власть, сперва наставить, как пасти с миром скот». Батька мой должным образом уразумел все сие, ибо имел он изрядный капитолиум на плечах и весьма проницательный ум, того ради вперил он в меня немалую и до сего часа не оставившую меня надежду на будущее величие.

Однако же, возвращаясь к моему стаду, пусть будет ведомо, что волков я знал столь же мало, как и свою простоту: того ради батька мой в своих наставлениях весьма прилежен был. Он сказал: «Малой, держи ухо-то востро, смотри за овцами-то, чтоб не разбежались, играй веселей на волынке, не ровен час, набежит волк да натворит бед, то такой четвероногой плут и вор, жрет людей и скот, а коли ты недосмотришь, то я тебя отдую». Я ответил ему с тою же приятностию: «Батько, скажи-ко, какой-такой волк-то, волка-то я еще никогда не видывал». – «Ах ты, дурень глупый, – ответствовал он, – дураком проживешь, дураком помрешь, диву даешься, что с тобой станется, вырос большою орясиною, а того не знаешь, что за плут о четырех ногах, волк-то».

Также преподал он мне иные многие наставления и под конец возмутился духом, поелику ушел с неким ворчанием, полагая, что мой простой и неотесанный ум еще не довольно вылощен и не может постичь столь субтильных наставлений и еще к тому не способен.

Третья глава

Симплиций дудит на волынке пузатой,

Покуда его не схватили солдаты

Тут зачал я на своей волынке так всех потчевать, что на огороде жабы могли передохнуть, так что от волка, кой не выходил у меня из ума, мнил я себя в совершенной безопасности; и тем временем вспомнилась мне матка (ибо так зовут матерей в Шпессерте и Фогельсбергс), как она частенько говаривала: ей забота, как бы куры от моего пения не попередохли, и было мне любо петь, дабы remeciium[9]9
  Лекарство, средство (лат.).


[Закрыть] против волков имел еще большую силу, и притом пел я ту самую песню, какую я перенял от матки:

 
Презрен от всех мужичин род,
Однако ж кормит весь народ.
Достоин ты премногих хвал
Для всех, кто истину познал.
Когда б Адам пахать не стал,
То б целый свет жить перестал.
С мотыгой землю он прошел,
Чтоб следом князь на трон взошел.
Все, что земля приносит нам,
Возделал ты, презренный хам!
Тобою жатва собрана,
Которой кормится страна.
И даже царь, что богом дан,
Прожить не может без крестьян.
Твой хлеб мужицкий ест солдат,
Хоть от него тебе наклад.
Вино для барского стола
Земля трудом твоим дала.
Земля приносит все плоды,
Когда рожать понудишь ты!
Весь свет давным-давно б поник,
Когда б не жил на нем мужик.
Пустыней стала бы земля,
Когда бы не рука твоя.
А посему тебе и честь,
Зане даешь ты всем нам есть.
Натурой ты исполнен сил
И бог тебя благословил.
Подагра, что дворян разит,
Ногам мужицким не грозит.
Что в гроб низводит богачей,
То не мрачит твоих очей.
А чтоб тебя не ела спесь,
С начала века и доднесь —
Тебе ниспослан тяжкий крест
Нести до самых горних мест.
Твое добро берет солдат
Тебе ж на благо – будь же рад.
Тебя он должен грабить, жечь,
Дабы от чванства уберечь…
 

До сих пор и не долее продолжал я сие сладостное пение, ибо в тот миг окружил меня и мое стадо отряд кирасир, которые заплутались в частом лесу, а моя музыка и пастушеские клики вывели их на верную дорогу. «Ого, – подумал я, – так вот они, голубчики! Так вот они, четвероногие плуты и воры, о которых говорил тебе батька», – ибо сперва почел и коня и мужа за единую тварь (подобно тому как жители Америки испанских всадников) и полагал, что то не иначе как волки, и захотел я ужаснейших сих кентавров протурить и от них избавиться. Но едва успел я надуть мех своей волынки, как один из них поймал меня за шиворот и столь жестоко швырнул на крестьянскую лошадь, которая вместе с многими другими досталась им в добычу, что я перекинулся через нее и упал прямо на милую мою волынку, зачавшую тогда взывать столь жалостно, как если бы она хотела пробудить весь свет к милосердию: но было то напрасно, хотя и скорбела она о моем несчастии до последнего вздоха, – видит бог, я принужден был снова взгромоздиться на лошадь, чего бы там моя волынка ни пела и ни сказывала; а всего более досаждало мне, что всадники уверяли, будто я в падении зашиб волынку, того ради она так безбожно и завопила. Итак, кляча моя везла меня вперед равномерной, как prinium mobile[10]10
  Здесь: изначальное движение (лат.).


[Закрыть] рысью до самого батькиного двора.

Диковинные воображения и тарабарские вздоры наполнили ум мой и понеже я восседал на таком звере, какого отродясь не видывал, а тех, что меня увозили, почел за железных, то возомнил, что и сам я в подобного железного детину метаморфизироваться должен. Но понеже такого превращения не последовало, то взбрелись мне на ум иные дурачества: я полагал, что сии чужие гости напоследок для того лишь явились, чтобы помочь мне загнать домой овец, поелику ни единую из них не пожрали, а, напротив того, в совершенном согласии и прямой дорогой поспешили ко двору моего батьки. Того ради оглядывался я весьма прилежно, высматривая батьку, не пожелают ли он и матка тотчас выйти нам навстречу с приветливым словом; но тщетно, он и матка, вместе с ними Урселе, которая была единственной возлюбленной дочерью моего батьки, сбежали через заднюю калитку, дали тягу и не захотели тех беспутных гостей ожидать.