Текст книги "Никогда не люби незнакомца"

Глава 3

Прошлое не вернуть, это я хорошо усвоил. Хотя я продолжал дружить с Джерри Коуэном и Мартином Кэбеллом, наша дружба после моего переезда как-то ослабла. Не потому что мы охладели друг к другу, просто я проходил процесс адаптации. Я уже не искал пути в большой мир людей. У меня была семья, и мне это нравилось. Я начал узнавать, что значит быть любимым и любить самому, но это чувство было направлено только на моих родственников. По отношению к другим людям я остался тем же. Я словно раздвоился, и невозможно было сказать, где заканчивалась одна половина и начиналась другая. Но я не думал об этом и даже больше – тогда не знал этого.

Шли дни. Учился я средне, ничем не выделяясь из остальных учащихся. Я не очень удивился, когда постепенно стал вожаком, и принял это, как должное – я всегда был лидером. Я был агрессивнее и находчивее остальных ребят. Меня не беспокоили вопросы секса, и я с улыбкой слушал их разговоры о девчонках. Этот этап я уже прошел. Я стал неплохим спортсменом. В первый же год меня приняли в баскетбольную команду и команду пловцов. Я играл в баскетбол с единственной целью – победить. К черту все правила и справедливую игру, я ненавидел проигрывать!

Моя близость с семьей росла по мере того, как они обрубали острые грани моего характера. Постепенно настороженность прошла и осталась только агрессивность, которую я научился скрывать. Я научился заставлять других людей думать по-моему.

Вечером в пятницу перед Рождеством состоялся баскетбольный матч между нашей школой и школой имени Джеймса Монро, а потом танцы. Я слышал разговоры, что меня могут избрать президентом курса, и хотя притворялся, что ничего не знаю, понимал, что многое будет зависеть от сегодняшней игры.

Я вышел на площадку, полный готовности показать все, на что способен. Играл жестко, на грани фола, как играли у нас на Десятой авеню. Я злоупотреблял индивидуальной игрой и играл на зрителей, но мы выиграли, и я стал героем матча.

В душевой раздавались недовольные разговоры ребят, но я рассмеялся про себя. Пусть ворчат! Если начнут шуметь по-настоящему, я сумею заткнуть им рты. Одевшись, я вышел из раздевалки и, остановившись на краю импровизированной танцплощадки в спортзале, принялся искать Джерри и Мартина. Они что-то серьезно обсуждали с одним из учителей, разрешение которого было необходимо для выдвижения кандидатуры на выборы президента курса. Я направился к выходу и сделал вид, что не заметил их.

– Эй, Фрэнки! – закричал Мартин. – Куда это ты направляешься?

– Домой, – улыбнулся я. – Я обещал тете...

– Ты не можешь уйти, – прервал он меня. – Ведь ты гвоздь вечера. Тебя все хотят видеть, все ждут на танцах.

– Кто все?

– Ребята. Нельзя просто так взять и уйти. Ходят слухи, что тебя могут выбрать президентом. Представляешь, как будет выглядеть твой уход? – Я рассмеялся про себя. – Эй, Джерри! – Мартин схватил Коуэна за руку. – Фрэнки собирается домой.

– Зачем? – Джерри изумленно уставился на меня. – Ты что, совсем рехнулся?

– Нет, просто устал. Весь вечер носился на площадке.

– Черта с два! – решительно объявил Джерри. – Ты остаешься на танцы. Тебя выберут новым президентом курса.

– Послушайте, ребята. Кто все это затеял?

Мартин и Джерри обменялись взглядами, и Кэбелл ответил:

– Понимаешь, нам это показалось неплохой идеей! Тебя отлично все знают, любят. Из тебя выйдет неплохой президент.

– А что мне придется делать?

– Совсем немного, – объяснил Джерри Коуэн. – Будешь ходить на педсовет и помогать там ребятам. У тебя будут некоторые привилегии. Подробнее расскажу после танцев.

– О'кей, – сказал я. – Но сначала я должен позвонить домой.

Позвонив, я вернулся в спортзал. В углу уже играл ансамбль из шести человек, и начались танцы. В другом углу стоял стел с прохладительными напитками. Ко мне подошел Мартин с девушкой. Я знал ее, хотя и не мог вспомнить имя.

– Знакомы? – поинтересовался Мартин. – Она будет твоим вице-президентом. – И он отошел, оставив нас одних.

Девушка улыбнулась очень приятной улыбкой, и ее лицо сразу ожило и повеселело.

– Не хочешь потанцевать. Фрэнки?

– Конечно, – смутился я. – Только я неважный танцор.

– Ничего, я помогу.

Я обнял ее. Сначала у меня плохо получалось, и я раз даже наступил ей на ногу. Она улыбнулась.

– Расслабься!

Я успокоился, и моментально все стало на свои места. Наконец танец закончился.

– Ну что, не так уж и трудно, правда? – улыбнулась моя партнерша.

– Нет, – ухмыльнулся я. – Но ты слишком хорошо танцуешь.

– И ты научишься, – рассмеялась она. – Нужно только почаще тренироваться.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил я. Мы направились к столу. По пути нас останавливали и меня не раз хвалили за сегодняшнюю игру, но никто не назвал ее по имени. Почти весь вечер мы протанцевали вместе. Танцы закончились около одиннадцати, и мы пошли домой. Она жила в нескольких кварталах от меня, и я проводил ее до самой двери. Мы обсуждали игру, танцы, и внезапно я понял, что отлично провел время.

– Мне пора. Уже поздно, – сообщила девушка. Было четверть двенадцатого.

– Да, уже поздно, – согласился я.

– Спокойной ночи. Фрэнки, – улыбнулась она.

– Спокойной ночи.

Я неожиданно поцеловал ее, и она обняла меня за шею. Ее волосы приятно пахли. Я хотел поцеловать ее, как Джули, но внезапно что-то меня остановило. У нее был прекрасный невинный рот. Она не прижималась ко мне, и ее губы не были такими яростными и требовательными, как у Джули. Я расслабился и нежно обнял ее. Машинально захотелось дотронуться до ее груди, но я тут же остановился. Она оторвалась от моих губ и положила голову ко мне на плечо. Прикосновение наших тел носило не сексуальное, а какое-то чистое и молодое чувство, чувство радости жизни.

– Только не думай. Фрэнки, что я целуюсь со всеми парнями подряд!

– Я и не думаю, – кивнул я, вдыхая ее аромат.

– Спокойной ночи. Фрэнки. – Она вошла в квартиру и закрыла дверь.

Спустившись вниз, я понял, что так и не узнал, как ее зовут. Я поднялся наверх и посмотрел на табличку рядом со звонком. «Линделл».

Я сразу вспомнил ее имя – Джанет Линделл, и насвистывая, пошел вниз.

Глава 4

На рождественской неделе меня навестили Джерри и Мартин. Тетя Берта повела девочек в кино, и мы сидели в гостиной одни?

Как обычно, в основном говорил Джерри. Он пытался убедить меня, что президентство – хорошая идея, хотя меня и не следовало в атом убеждать.

– Послушай, – сказал Коуэн. – Президентство много тебе может дать. Ты войдешь в педсовет. Это большой плюс в общественной деятельности.

– Конечно, – поддержал его Мартин. – К тому же ты будешь руководить ребятами. Тебя все будут слушать – ты прирожденный лидер.

– О'кей, – довольно кивнул я. – Что мне нужно сделать?

– Совсем мало, – быстро ответил Джерри. – Мы уже разработали избирательную кампанию. Мелочи возьмем на себя. Тебе останется только произнести небольшую речь на выборном митинге в пятницу.

– Нет уж! – решительно заявил я. – Не хочу произносить никаких речей. Я пас!

– Но это же очень легко, – настаивал Мартин. – Мы ее даже уже написали. Вот, смотри. – Он протянул лист бумаги.

– Что это за чушь собачья? – удивился я, прочитав половину. – Отдайте ее кому-нибудь другому, если хотите, чтобы выбрали меня. Какая-то бессмыслица!

– Такова политика, – нравоучительно проговорил Джерри. – Можешь мне поверить. Уж я-то знаю. Не один десяток раз слышал, как выступал мой старик. То, что ты делаешь или говоришь, не считается. Главное – понравиться избирателям. Выбирают самых обаятельных. Мы с Мартином все сделаем. Ты выступаешь последним. К этому времени твои противники всем осточертеют. Они будут произносить глубокомысленные речи. Тебе останется только прочитать бумажку и считай, ты президент!

– Он прав, – кивнул Кэбелл.

– Ладно, – сдался я, – но если что-то не получится, вам придется ответить на множество вопросов.

– Не беспокойся! – хором ответили они. – Все получится.

Десять вечеров подряд я репетировал речь. Джерри и Мартин тренировали меня до тех пор, пока меня не стало тошнить от всех этих выборов. Они учили, как нужно ходить, держать руки, что надеть. За два дня до собрания велели мне обо всем забыть. Черта с два я мог забыть! Я думал о выступлении днем в школе, вечером дома, оно мне даже снилось. Наконец наступил решающий день. По совету друзей я надел галстук-бабочку и спортивную майку под пиджак.

Я смущенно поднялся на сцену вместе с остальными кандидатами. Мне казалось, что все смотрят только на меня. Джанет села рядом. Каждую минуту она мне подбадривающе улыбалась, и я безуспешно пытался выдавить улыбку. Выглядел я, должно быть, совершенно нелепо!

Первым выступил директор. Он долго нес какую-то чушь о том, что мы должны вырасти примерными гражданами и с самого детства привыкать к демократии. Я так нервничал, что почти не слушал его.

Наконец встал первый кандидат и десять минут обещал защищать интересы и права первокурсников. Когда он закончил, его сторонники принялись громко хлопать. Затем они успокоились и сели.

Второй обещал то же самое, что и первый, те же десять минут. Я заметил, что народ начинает ерзать и смотреть по сторонам. После аплодисментов его сторонников наступила моя очередь.

Мое сердце бешено заколотилось, к горлу подступил ком. Казалось, я не смогу сказать ни слова. Я посмотрел на Джанет, которая подняла скрещенные для удачи пальцы. Я медленно вышел в центр сцены и окинул взглядом зал. Лица присутствующих превратились в смутные пятна.

– Уважаемые директор, учителя и ученики! – заставил себя сказать я. Раздалось сильное эхо, и я понял, что говорю слишком громко. Ребята испуганно уставились на меня, будто я разбудил их. – Я сильно напуган, – более нормальным голосом признался я. Раздался громкий смех, и напряжение спало. – Хотите верьте, хотите нет, но я не знаю, зачем мне все это нужно!

Сейчас расхохотались все, даже учителя. Я полностью взял себя в руки.

– Пару недель назад двое моих друзей спросили меня, не хочу ли я стать президентом, и я, как последний дурак, согласился. Сейчас я уже сомневаюсь, друзья ли они мне вообще?

Публика покатилась со смеху, некоторые начали аплодировать. А ведь Джерри прав, подумал я, они съедят это за милую душу.

– Я выслушал речи своих противников и задумался, а стал бы я сам голосовать за себя? – После взрыва смеха, все откинулись на спинки стульев в ожидании следующей шутки. Я не спеша подошел к углу сцены. – Если уж участие в баскетбольной школьной команде и команде пловцов является плюсом для президента, – я расстегнул пиджак и показал майку с маленькой черно-оранжевой буквой "В", – тогда мне придется научиться играть еще и в пинг-понг.

Шутка была не очень удачной, но и она прошла. Я вернулся в центр сцены.

– Не знаю, что вам и пообещать. Мои соперники уже наобещали все, что можно только придумать. – Раздался смех и аплодисменты, и я поднял руки, прося тишины. – Нет, нет, они абсолютно правы! Я согласен с ними по всем вопросам. Мне бы хотелось пообещать поменьше домашних заданий, покороче уроки, но я не могу этого обещать. Сомневаюсь, что педсовет поддержит меня!

Меня прервал смех и аплодисменты. Я бросил мимолетный взгляд на Джерри и Мартина, которые сидели в первом ряду и улыбались. Коуэн поднял руку и, сложив два пальца в круг, показал, что все в порядке. Я продолжил:

– Я не хочу отнимать у вас много времени, потому что знаю, как вы рветесь на уроки (смех!), но я хочу вас заверить и от имени моих противников, и от себя лично, что, кого бы вы не выбрали, он приложит все силы, чтобы оправдать ваше доверие.

Я вернулся на свое место. Все вскочили на ноги и принялись аплодировать и что-то кричать.

– Встань и поклонись, – прошептала мне на ухо Джанет.

– Поклонюсь, если ты выйдешь со мной. – Она кивнула.

Я взял ее за руку, и мы вместе вышли в центр сцены. Мы улыбались. Джанет выглядела просто потрясающе в розовом платье. Я поднял руку, и шум стих. – Если вы не выберете меня, не забудьте выбрать вице-президентом Джанет Линделл. Она будет самым красивым и сообразительным вице-президентом, которого когда-либо имела школа имени Джорджа Вашингтона.

Публика смеялась и хлопала, пока не прозвучал гонг, объявляющий закрытие собрания. Когда мы спустились со сцены, нас окружила толпа.

После обеда состоялись выборы. Пока подсчитывали колоса, мы с Джанет ждали в редакции школьной газеты. Мы о чем-то болтали, когда ко мне подошла Рут Кэбелл, которая выпускала газету.

– Тебе надо записаться в драматический кружок, Фрэнки, – язвительно посоветовала она. – Мистер Гиббс с удовольствием возьмет такого артиста.

Она отошла, прежде чем я успел открыть рот.

– Кто это? – спросила Джанет.

– Сестра Мартина.

В этот момент в комнату вбежал взволнованный Мартин.

– Мы победили! – завопил он. – Вас выбрали обоих! Полная победа! Ну, что я тебе говорил?

Он схватил меня за руку и начал ее трясти. Несколько секунд я хмурился, думая над словами Рут, затем весело рассмеялся.

В комнату ворвались несколько ребят, в числе которых был и Джерри Коуэн. Все начали желать мне удачи, в том числе и мои соперники, и я забыл слова Рут.

Глава 5

Если бы меня не выбрали президентом, я бы не познакомился с миссис Скотт, а Мартин – не стал психиатром. Иногда я забегаю вперед, потому что мысли приходят быстрее, чем я успеваю их записывать.

Нас познакомили на первом же педсовете. Это была добрая женщина с серыми глазами и тонкими решительными губами. На вид ей было лет пятьдесят. Она занималась какими-то психологическими исследованиями в нашей школе и работала в отделе по делам благотворительности.

Почти все вопросы на заседаниях педсовета были мелкими: учащиеся постоянно опаздывали или пропускали занятия, били стекла, дерзили учителям. Мы старались не наказывать их, а пытались определить, кто прав, а кто виноват: ученик, родители или учитель. О каждом происшествии докладывали миссис Скотт, которая беседовала с провинившимся и пыталась найти причину.

В такой большой школе каждый день происходило множество мелких нарушений. Помощница миссис Скотт в этом году заканчивала школу, и миссис Скотт попросила меня подыскать ей замену. Я предложил кандидатуру. Мартина. Я знал, что он хотел заниматься какой-нибудь общественной работой.

Мартину понравилось помогать миссис Скотт вести записи, и они сразу сработались. Наверное, тогда он и решил стать психиатром. Он с детства мечтал стать доктором, а психиатр тоже доктор.

Мы с Джанет очень подружились, и все в школе считали нас парочкой. Она мне нравилась, но после Джули я по-другому смотрел на девчонок. Тем не менее мы продолжали встречаться и целоваться на прощание.

Подошла Пасха, а за ней и летние каникулы. Я сдал все экзамены и отправился с родственниками в Рокэвей.

Это было самое лучшее лето в моей жизни. На пляже постоянно околачивались ребята, и мы неплохо проводили время. Я много купался я загорал. Не думаю, что я чем-то сильно отличался от остальных. Я так же, как и они, заглядывался на девчонок и обсуждал их физические достоинства я недостатки.

К осени я исправился почти на семь фунтов. Наконец пришло время закрывать наше бунгало и возвращаться в город. Это было самое счастливое лето в моей жизни. Меня часто удивляло, почему я не могу вспомнить ни одной подробности того лета. Наверное, потому что все дни были настолько хороши, что сливались в один.

Опять школа. Я перешел на второй курс, продолжал играть в баскетбол, плавать и к концу семестра уже носил на майке большую черно-оранжевую букву "В". Я стал одним из самых популярных людей в школе, вокруг меня постоянно собиралась толпа. Мне почет и слава очень нравились.

Все мы выросли за лето. Но я узнал об этом только в День Благодарения, когда после футбольного матча провожал Джанет домой. Она должна была переодеться и идти к бабушке на праздничный ужин. Родители уже ушли. Бросив пальто на кушетку, я сел и взял газету.

Через несколько минут она вышла в гостиную в халатике с комбинацией в руках.

– Надо погладить.

Джанет скрылась на кухне. Я подошел к двери и стал наблюдать, как она ставит гладильную доску. Пока утюг грелся, она вышла в гостиную.

– Это займет всего несколько минут.

– Ничего, – успокоил я ее. – Мне торопиться некуда.

– Смотри! – воскликнула Джанет, подходя к окну. – Снег пошел.

– Вот это да!

– Первый снег в этом году! – радостно заметила Джанет.

– Угу. – Я обнял и поцеловал ее. – Первый снег в этом году.

На секунду она обняла меня, затем опустила руки.

– Утюг, наверное, уже нагрелся. – Девушка скрылась на кухне.

– Я тоже! – крикнул я.

– Нет, еще холодный! – рассмеялась Джанет, пробуя утюг.

– С чего ты взяла, что холодный? – Я притворился, что не понимаю. – Я весь горю!

– Не ты холодный, глупый, а утюг! – Увидев улыбку на моем лице, она весело рассмеялась.

Я опять поцеловал ее и крепко обнял. Мы подошли к кушетке и сели. Я положил ее голову к себе на колени и поцеловал. Ее губы ответили на поцелуй. Я сунул руку под халат. Мягкая и нежная кожа обжигала пальцы. Джанет затаила дыхание, когда я дотронулся до нее. Я вновь ее поцеловал и начал гладить спину кругообразными движениями. Ее руки обхватили мою шею и потянули вниз. Я сунул руку под лифчик, потом погладил живот. Опустив голову, поцеловал Джанет в шею, плечо, где распахнулся халат.

– Не надо, Фрэнки! – почти простонала она.

– Нет; дорогая! – прошептал я, целуя ее грудь.

– О Фрэнки, Фрэнки!

Я попытался развязать пояс на халате, но она остановила меня, схватив за руку.

– Фрэнки, мы не должны этого делать. Это плохо!

Я попытался поцеловать ее, но она отвернулась.

– Нам нужно остановиться, Фрэнки. Это так грязно! – задыхающимся голосом проговорила Джанет.

Я крепко обнял девушку. Через несколько секунд она оттолкнула меня, встала и поправила халат.

– Мы больше не дети, Фрэнки. Мы должны контролировать свои эмоции.

Я поцеловал ее руку, затем погладил ею свою щеку.

– Ты права, мы уже не дети.

Она импульсивно нагнулась и поцеловала меня.

– Фрэнки, какой ты молодец! – похвалила меня Джанет и отправилась на кухню.

Я опять подошел к двери.

– Джанет, ты плохая девочка! Разве можно так дразнить?

– Она оторвалась от утюга, в глазах вспыхнула обида.

– Я не дразню тебя, – серьезно ответила Джанет. – Кажется, я тебя люблю.

– Знаю, что ты не дразнишь меня, дорогая, – так же серьезно ответил я. – Я пошутил.

Она закончила гладить комбинацию, сложила доску и спрятала утюг. Затем пошла к себе одеваться.

Когда Джанет вышла, одетая, я поцеловал ее, и мы отправились к ее бабушке. Пожелав друг другу веселого праздника, расстались. Я задумчиво побрел домой. Джанет тоже сильно выросла за это лето.

Глава 6

За три дня до Рождества я узнал новости о Сэме Корнелле. Несмотря на то, что я входил в педсовет, заседания, на которых обсуждался его вопрос, я каким-то образом пропустил. Впрочем в этом не было ничего удивительного. Из-за баскетбола, а главным образом из-за своей лени я действительно пропустил немало заседаний.

Как-то в коридоре меня остановил Мартин и попросил зайти к миссис Скотт. На мой недоуменный вопрос он ответил:

– Из-за Сэма Корнелла. Его собираются отправить в исправительную школу.

– В честь чего? – удивился я.

– Он влив в одну неприятную историю. Ты бы все знал, если бы хоть изредка ходил на педсоветы.

– У меня нет времени для этой ерунды. К тому же я решил не выдвигать свою кандидатуру на следующий срок. И так хватает забот. Один баскетбол отнимает уйму времени.

– Ладно, чемпион, – улыбнулся Мартин. – Так ты зайдешь к ней?

– Угу, – кивнул я. – Пошли сейчас, пока у меня свободный урок.

Мартин остался в приемной, и я вошел в кабинет миссис Скотт один.

– Здравствуйте, миссис Скотт! Вызывали?

– Здравствуй, Фрэнсис! Вызывала. Где это ты пропадал последнее время? – полюбопытствовала она. – Я давно не видела тебя на педсовете.

– Очень много дел. Сплошные тренировки. Я играю за школьную баскетбольную команду.

– Я так и думала. Но на педсоветы все равно нужно ходить. Это одна из обязанностей президента.

– Знаю, – осторожно согласился я, – но я решил в этом семестре не выдвигать свою кандидатуру на выборы президента курса.

– То, что ты решил, будто тебе не хочется работать, еще не основание для того, чтобы отлынивать от работы. Это несправедливо по отношению к твоим товарищам, которые выбрали тебя. Об этом, кстати, я и хотела с тобой поговорить.

– А я думал, вы хотели поговорить о Сэме Корнелле.

– И о нем тоже, – кивнула миссис Скотт. – Мне порой кажется, что одна из причин нашей неудачи с Сэмом заключается в том, что ты пропускаешь заседания педсовета. Видишь ли, Сэм голосовал за тебя. А когда у него возникли неприятности и его вызвали на педсовет, тебя там не оказалось. Если бы ты присутствовал, возможно, он бы поверил нам, увидев лицо друга, который не бросит его в беде.

– О'кей, – проговорил я. – Ну и что мне сейчас делать? Сказать, что мне жалко?

– Нет, Фрэнсис. Тебе ведь на самом деле не жалко. Сейчас ты стал слишком важным и эгоистичным, чтобы жалеть Сэма. Нет, меня заботишь не ты. У тебя все будет в порядке. Я бы хотела помочь Сэму и, надеюсь, ты сумеешь помочь мне.

– Каким образом?

Она подошла к своему столу и села.

– Присаживайся, Фрэнсис.

Я опустился на стул.

– Как тебе, возможно, известно, Фрэнсис, я ненавижу, когда кого-нибудь отправляют в исправительное заведение. Я отказываюсь верить, что в детях изначально заложено что-то плохое. Я работаю, полагаясь на теорию, по которой определенным людям следует доказывать, что испорченные дети испорчены потому, что мы сами их испортили, что в этом столько же нашей вины, сколько и их. – Она улыбнулась. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Кажется, да, – неуверенно ответил я.

– Хорошо. – За стеклами ее очков промелькнула тень улыбки. – Мы сможем лучше работать, если поймем друг друга. – Миссис Скотт открыла папку. – Первые два семестра в нашей школе он учился неплохо. В среднем выходило «85»[9]9
  В американской школе оценки выставляются по стобалльной системе.


[Закрыть], а по поведению – "А". Сэм регулярно посещал занятия. За все это время у него был лишь один пропуск и два опоздания.

В этом семестре он уже пропустил 30 дней, опоздал на несчетное число уроков и ужасно себя ведет. Сэм Корнелл уже запустил все предметы и наверняка не сдаст экзамены. Но это само по себе еще не основательная причина для его исключения. Несколько раз его ловили за мелким воровством, несколько раз он обкрадывал магазинчики. Естественно, мы провели свое расследование и выяснили, что большинство его прогулов без причины. Короче, Сэм влип, так это, кажется, у вас называется.

Мы беседовали с его родителями, но они, похоже, не в состоянии объяснить эту перемену. Мать сказала, что Сэм хороший мальчик и что его испортили друзья. И я склонна ей верить. По-моему, Сэм до сих пор хороший мальчик. Но где-то прошлым летом его представления о добре и зле диаметрально поменялись. Сэм где-то сошел с верного пути и так и не вернулся на него. Я беседовала с ним самим, но так ничего и не выяснила. Понимаешь, если бы я знала, что произошло, я бы сумела ему все доходчиво объяснить. Но Сэм мне не доверяет, а без его доверия я не могу ему помочь.

В октябре его выпустили условно, но он уже не раз нарушил условия освобождения. Теперь Сэм автоматически должен отправиться в исправительную школу, но я бы попыталась доказать, что он исправится и не доставит никому хлопот, если бы знала, что с ним стряслось. Я уже тебе говорила, что не могу ничего узнать. Я подумала, может, у Мартина что-нибудь получится, но они не такие уж и хорошие друзья. Мартин предложил тебя. Он сказал, что вы с Сэмом дружили в первом семестре.

– Да. Я тогда сильно опоздал, и Сэм мне здорово помог.

– Вот видишь! – подхватила миссис Скотт. – Если бы ты сейчас помог ему, ты бы только вернул долг.

– Но как я могу помочь ему? Я абсолютно не разбираюсь в таких вещах.

– Тебе и не надо разбираться! – горячо произнесла она, наклоняясь вперед. – Веди себя с ним по-дружески. Если ты ему понравишься, он сам тебе все расскажет. Ты мне все передашь, и мы решим, что делать дальше. Если он доверится тебе, ты сумеешь ему помочь. Педсовет призван помогать учащимся. Если нарушитель порядка будет видеть вокруг только лица учителей, он замкнется в себе, и мы не сможем ему ничем помочь. Когда он увидит товарища, все будет иначе. Ты бы очень удивился, если бы знал, скольким мы уже помогли. Когда врач завоевывает доверие своего пациента, он наполовину вылечивает его. Представь, что ты доктор и должен завоевать доверие Сэма.

– Я попробую, миссис Скотт.

– Я думаю, что ты сможешь это сделать, Фрэнсис. Хочешь посмотреть его дело?

– Нет, спасибо, – отказался я. – Я лучше узнаю обо всем от него самого.

– Я рада, что ты сказал это, Фрэнсис, – улыбнулась миссис Скотт. – Ведь он твой друг. По-моему, ты обладаешь талантом инстинктивно отличать добро от зла. Сколько тебе лет?

– Пятнадцать.

– Странно, но порой у меня такое ощущение, что ты намного старше. Ты обладаешь уверенностью в своих силах, которой не хватает многим ребятам твоего возраста. Наверное, ты даже не знаешь, как остальные ребята тянутся к тебе. Мартин, например, говорит о тебе, как о святом.

– Наверное, потому что мы давно знаем друг друга.

– Нет, здесь заложено больше. Мартин рассказывал, как вы познакомились.

Я вспомнил Кэбелла в день нашего знакомства. Слегка бледный парень смело ждет, когда я дам ему по физиономии.

– Он вам это рассказал? – удивился я.

– Да. Еще он мне рассказывал, как ты учил его драться, как вы купались в доках, как ты работал. Я много знаю о тебе.

В это время прозвенел звонок. Следующий урок у мена был математика.

– У меня занятия, – сообщил я и встал.

Миссис Скотт тоже встала и проводила меня до двери.

– У меня такое чувство, что у тебя получится, Фрэнсис.

– Надеюсь. – Я открыл дверь. – Сэм хороший парень.

– И еще, Фрэнсис! – остановила меня миссис Скотт, когда я собирался выйти. Хорошенько обдумай решение не выдвигать свою кандидатуру на пост президента. Это намного важнее всего остального, в том числе и баскетбола.

– Ну, это как посмотреть! – ответил я. – До свидания.

– Правильно, – улыбнулась она. – Поговорим об этом в другой раз. Спасибо, что зашел.

– Не за что.

Миссис Скотт закрыла дверь, и я отправился на математику.