Текст книги "Никогда не люби незнакомца"

Глава 6

В субботу утром Кеуф оставил меня в бильярдной одного, а сам поехал на вокзал провожать жену и сына, которые уезжали на все лето в деревню.

Я расставил столы, приготовил холодное пиво, подмел пол, почистил туалет и отполировал витрину, в которой Джимми держал сигареты. Потом решил помыть окна. Чтобы никто не мог заглянуть в бильярдную, окна были до середины закрашены черной краской. На каждом маленькими черными буквами было написано: «Бильярд». Я намочил их, а потом вытер насухо губкой, прикрепленной к длинной швабре.

Когда я мыл последнее окно, к бильярдной подошли Джерри Коуэн и Рей Каллахан.

– Да ты прирожденный мойщик окон! – вскричал Рей.

– Да, в этом деле есть свои маленькие секреты, – гордо откликнулся я. – Нужно уметь работать губкой. – Я как раз закончил вытирать последнее окно, взял ведро со шваброй и пошел в бильярдную. – Заходите. Кеуфа нет.

Ребята вошли в зал и с интересом огляделись но сторонам. Они впервые попали сюда, потому что детям в бильярдные вход был запрещен.

– Можно мы сыграем, Фрэнки? – попросил Рей Каллахан.

– Нельзя. Детям запрещено играть в бильярд. Видел объявление? – Я показал на объявление, висящее над кассой. «Дети не допускаются». – Нас могут закрыть, если увидят, что вы играете.

– Пошли после обеда искупаемся, – предложил Джерри.

– Отлично! Зайдите за мной. Если народу будет мало, Джимми меня отпустит.

– Ладно, – сказал Коуэн. – Мы зайдем по пути в доки. День выдался жарким. Джимми вернулся с вокзала в хорошем настроении, насвистывая: «Моя жена уехала за город. Ура! Ура!» Посетителей не было, и он разрешил мне отлучиться на пару часов.

Мы втроем отправились к докам на Пятьдесят четвертой улице. На противоположной стороне стоял Кэбелл, и я позвал его. Он подошел к нам. Я познакомил его с Джерри и Реем и пригласил купаться.

– Я с удовольствием, если ребята не возражают, – ответил он.

– Конечно, не возражают, – заверил его я. – Чем больше народу, тем веселее.

Людей в доках оказалось полно. Я увидел несколько знакомых парней. Пит Санперо купался со своей шайкой, но он не разговаривал со мной, и я решил тоже не обращать на него внимания. Мы разделись и прыгнули в воду. Недалеко от доков в море сбрасывали канализацию, поэтому вода у берега была теплой и грязной. Но если нем! ого отплыть, можно было покупаться в чистой и прохладной воде. Мы немного поплавали, и я сказал:

– Жаль, что нельзя перелететь отсюда на берег. Опять придется плыть через эту грязь.

– Если поедешь со мной за город, будешь купаться в настоящем озере, – откликнулся Джерри.

Над головой пролетел самолет. Мы закричали ему вслед, а Рей сказал:

– Интересно, это не Рикенбакер?[4]4
  Рикенбакер Эдуард Верной (1890 – 1973) – американский летчик.


[Закрыть]

– Да ну! – расхохотался я. – Если это Рикенбакер, то он должен быть ангелом. Рикенбакер же разбился!

– Ничего подобного, – крикнул Мартин. – Он жив. Он единственный, кому удалось сбить немецкого асса фон Рихтофена.

– Да уж, в Америке лучшие в мире самолеты, – заметил Каллахан. – И американские летчики самые лучшие.

Мы перевернулись на спину и принялись наблюдать, как по Гудзону плывут корабли и баржи. Потом выбрались на берег и легли загорать. Мы лежали нагишом, потому что доки находились вдали от оживленных улиц. Солнце пекло так сильно, что я накрыл лицо рубашкой.

На меня упала тень, и кто-то сказал:

– Эй, ребята, идите сюда! Хотите посмотреть на еврея?

Я услышал шаги.

– Господи! – раздался другой голос. – Вот смех!

И все рассмеялись.

– Эй, еврей! – произнес первый голос. – Покажи нам все остальное! – После минутной паузы меня грубо пнули ногой, и тот же голос добавил: – Я с тобой разговариваю.

Я медленно снял рубашку и сел. Джерри, Мартин и Рей сидели рядом и смотрели на меня. Мартин надел брюки, так что говорили обо мне. В детстве мне сделали обрезание. Я поднялся и посмотрел в лицо незнакомому парню.

– Меня зовут Фрэнсис Кейн, – медленно сказал я. – И я не еврей. Что-нибудь еще нужно?

– Верно! – крикнул один из парней. – Он из приюта Святой Терезы.

Я сделал шаг к обидчику.

– Ладно, прости, – извинился тот. – Просто терпеть не могу евреев. Если бы здесь оказался еврей, я бы мигом сбросил его в воду.

Не успел я открыть рот, как Мартин выступил вперед.

– Ну я еврей, – спокойно сообщил он. – Давай, сбрасывай меня.

Парень оказался чуть выше Мартина, который стоял спиной к воде. Он неожиданно бросился вперед, но Мартин ловко увернулся, и парень сам полетел в воду. За мной расхохотались все остальные.

Я наклонился над краем дока и крикнул:

– Ну что, не по зубам еврей?

Он принялся ругаться, на чем свет стоит, и попытался вылезти из воды, но был так взбешен, что не сумел ухватиться за перекладину, и упал в воду. Все опять расхохотались. В этот момент кто-то крикнул:

– Женщина!

И те из нас, кто были без трусов, попрыгали в воду. Позже, когда она ушла, мы выбрались на берег и оделись.

– Мне нужно возвращаться на работу, – сказал я.

У дверей бильярдной Джерри сказал:

– Не забудь, завтра утром ты должен прийти к нам и познакомиться с моим отцом.

Кеуф, весь потный, стоял за стойкой. Увидев меня, он крикнул:

– Принеси из подвала пиво. Такая жара, что ребята умирают от жажды.

Глава 7

В воскресенье бильярдная не работала. Мне пришлось проторчать в церкви всю мессу, потому что я помогал у алтаря. После мессы я обычно возвращался в приют обедать и уходил до вечера. Иногда шел в кино, иногда поиграть в мяч, но в это воскресенье я пообещал Джерри Коуэну после мессы зайти к ним.

Отец Джерри был мэром Нью-Йорка, великим демократом, другом народа, веселым парнем, который со всеми подряд здоровался за руку и целовал всех детей. Он мне не нравился. Неприязнь зародилась еще до того, как мы познакомились с Джерри. Тогда мистер Коуэн был олдермэном[5]5
  Член муниципалитета, выбираемый от каждого городского района.


[Закрыть] от нашего района и выступил с речью в приюте Святой Терезы в честь Дня Благодарения[6]6
  Американский праздник в честь первых колонистов, отмечаемый в последний четверг ноября.


[Закрыть]. Он произнес отличную речь, которую никто из нас так и не понял. Да нам, честно говоря, было наплевать на его речь, мы переваривали праздничную индейку. Тогда мне было около девяти. Коуэн послал меня в кабинет директора за сигарами. Когда я принес ему сигары, он протянул здоровенный сверкающий четвертак.

– Это тебе за то, что ты хороший мальчик.

– Спасибо, – пробормотал я и, вспомнив слова учителя, бросил монету в ящик для пожертвований.

– Молодец! – одобрительно заметил мистер Коуэн. – Как тебя зовут, малыш?

– Фрэнсис Кейн, сэр.

– Фрэнсис, вот еще пять долларов для вашей церкви. А сейчас скажи, что тебе хочется больше всего на Рождество?

– Электрический поезд, сэр.

– У тебя будет электрический поезд, мальчик. У меня сын примерно такого же возраста, как и ты, и он тоже хочет поезд. У вас у обоих будут электрические поезда. – Он улыбнулся, а я сунул пятерку в ящик.

Я с нетерпением считал дни до Рождества. Рождественским утром однако в столовой под елкой никакого электрического поезда не оказалось. Может, он еще не приехал, подумал я. Мне даже в голову не могло прийти, что мистер Коуэн способен забыть о своем обещании. Но день прошел, а поезда так и не было.

До позднего вечера я продолжал надеяться и только ночью в спальне расплакался в подушку. Меня услышал брат Бернард. Он подошел ко мне и участливо спросил:

– Что стряслось, Фрэнсис?

Рыдая, я сел и все рассказал. Он спокойно выслушал меня и утешил:

– Фрэнсис, не стоит плакать из-за таких мелочей. Это мы, кто не может тебе дать даже половину того, что ты хочешь, должны плакать. К тому же, – брат Бернард был не только сентиментальным, но и рассудительным человеком, – весь декабрь олдермэн Коуэн провел во Флориде. Наверное у него было много дел, и он забыл о тебе... А теперь ложись спать, малыш. – Брат Бернард встал. – Завтра утром тебе понадобятся силы, потому что мы пойдем в Сентрал Парк кататься на санях. Посмотри в окно.

Я выглянул в окно и увидел большие белые хлопья. Слезы мигом высохли, и я лег спать. Брат Бернард вышел из комнаты и кого-то встретил в коридоре. Я услышал, как он сказал:

– Мне плевать, когда политики не выполняют обещаний перед своими избирателями, но когда эти мошенники разбивают сердца маленьких детей, это уж слишком.

Свет в коридоре погас. С того дня я возненавидел олдермэна Коуэна со всей силою, на которую способно детское сердце.

Когда мы познакомились с Джерри, как раз перед избранием его отца мэром Нью-Йорка, я не совсем понимал, как мне себя с ним вести. Джерри оказался приятным и общительным парнем. Он так и не понял, наверное, что истинная причина его перевода из частной школы в приходскую кроется в политике. Он мне нравился, но я не знал, стоит ли ненавидеть сына за грехи отца?

Я решил найти ответ на этот вопрос самым простым способом – с помощью драки. Когда стало ясно, что силы равны, я сказал:

– Ну и черт с ним! Ты мне нравишься.

Конечно, Джерри не понял, что я имею в виду. Может, даже подумал, что я просто псих. Он протянул руку и ответил:

– Я рад. Ты мне тоже нравишься.

Мы стали хорошими друзьями. С тех пор прошел год, и вот теперь он хочет познакомить меня со своим стариком. Я никогда не рассказывал ему, за что не люблю его отца, вернее, даже не рассказывал, что не люблю его. Я надеялся, что Джерри забудет об этой идее с обедом, но черта с два – к концу мессы он ждал меня у дверей церкви.

– Готов, Фрэнки? – улыбнулся он.

– Угу, – буркнул я.

– Чего же мы тогда ждем? Пошли.

Дверь открыл дворецкий.

– Здравствуйте, мистер Джерри! – поздоровался он.

– Где отец, Роберт?

– Он ждет вас в библиотеке.

Я пошел за Джерри в библиотеку, где нас ждали его родители. На лице Коуэна-старшего по-прежнему блуждала та же самая вечная улыбка. Меня поразило, что Джерри, когда улыбается, очень похож на отца, и в то же время он обладал чувственным ртом и мягкостью матери.

– А вот и наш сын! – воскликнул отец Джерри. – Мы без тебя не садились за стол.

– Спасибо, отец. – Джерри показал на меня. – Это мой друг Фрэнки, о котором я тебе говорил.

Коуэны посмотрели на меня. Неожиданно я вспомнил, что у меня вся рубашка и брюки в латках.

– Рад с тобой познакомиться, Фрэнки, – проговорил мэр, подходя ко мне и протягивая руку.

Я не помню, что ответил. В библиотеку вошел дворецкий и объявил, что обед подан. Мы направились в столовую.

В центре большого квадратного стола стояла огромная ваза с цветами. Приходилось или заглядывать под цветы, или привставать, чтобы увидеть собеседника. Около тарелки лежало страшно много ножей, вилок и ложек. Я решил все делать, как Джерри, и кажется, обошлось. На десерт подали мороженое. После обеда мы вернулись в библиотеку.

– Джерри хочет, чтобы ты поехал с ним за город, – обратился ко мне мистер Коуэн.

– Я вам очень благодарен за приглашение, сэр, но, к сожалению, я не могу поехать.

– Не можешь? – удивился мэр. – Из-за приюта?

– Нет, сэр. Просто я нашел работу на все лето и не могу ее бросить.

– Но в деревне тебе будет намного лучше, чем в душном городе, – заметила миссис Коуэн.

– Да, мэм, знаю. – Я не хотел обижать ее, потому что она мне сразу понравилась. – Но мне нужно к осени покупать одежду. В сентябре я иду в среднюю школу, и немного бабок... денег будет очень кстати. Я хочу быть... ну, знаете, немного похожим на остальных... не жить все время на подаяние. Извините, мэм, я не хотел нагрубить вам.

– Ты вовсе не нагрубил мне, Фрэнки. По-моему, ты очень хороший мальчик.

Я не знал, что ей ответить. Через несколько минут родители Джерри куда-то ушли, и мы поднялись к нему в комнату. Некоторое время сидели, ничего не делая, потом он предложил:

– Давай поднимемся на чердак. У меня там комната для игр.

Большой электрический поезд сразу бросился мне в глаза. Вот это да, подумал я: мосты, тоннели, стрелки, три паровоза.

– Вот это вещь! – восхищенно произнес я.

– Отец купил мне его три года назад перед тем, как мы уехали во Флориду. Хочешь поиграть?

Я с минуту с восхищением рассматривал поезд, затем непроизвольно сделал шаг вперед, но внезапно что-то меня остановило. По крайней мере, он не забыл о своем собственном сыне, быстро мелькнула мысль.

– Нет, – ответил я слегка дрожащим голосом. – Здесь слишком жарко. Пошли купаться!

Глава 8

С осени я собирался учиться в средней школе. Джерри мечтал о школе имени Джорджа Вашингтона, и я решил учиться с ним. Мартин тоже собирался в эту школу. Нельзя сказать, что я рвался в школу – я просто считал ее неизбежным злом. Как только исполнится семнадцать, сразу брошу школу, стану букмекером и... разбогатею, думал я.

Церемония окончания учебы в школе Святой Терезы прошла просто и тихо. Мы все с родителями, учителями и друзьями собрались в актовом зале. Нам прочитали три речи и раздали аттестаты.

Когда прозвучало мое имя, я поднялся на сцену и принял аттестат из рук монсиньора, специально приехавшего к нам на эту церемонию. Потом вернулся на свое место и сел среди ребят своего класса. Когда выдали последний аттестат, ребята начали смеяться и гордо показывать аттестаты.

Я, единственный, оказался в эту минуту один. Вокруг Джерри и его родителей собралась толпа. Джерри не мог видеть меня за людьми и поэтому не позвал меня. Через несколько минут я заскучал и начал пробираться к выходу. Неожиданно кто-то похлопал меня по плечу, и я оглянулся. Передо мной стояли улыбающийся брат Бернард и отец Куинн.

– Поздравляю! – прогремел брат Бернард.

Отец Куинн тоже поздравил. Неожиданно я улыбнулся и почувствовал на ресницах слезы. К горлу подступил комок.

Брат Бернард проницательно посмотрел на меня. Порой мне казалось, что он может читать мои мысли.

– Думал, мы не придем? – Он не дал мне времени ответить и продолжил: – Разве мы могли пропустить выпуск одного из наших парней, святой отец, как вы думаете?

– Ни в коем случае, – поддержал его отец Куинн. – Мы очень гордимся тобой, Фрэнсис.

Наконец я заговорил, но каким-то чужим голосом:

– Спасибо вам, спасибо!

Брат Бернард положил руку мне на плечо, и мы направились к дверям. Настроение у меня сразу улучшилось. На улице отец Куинн пожал мне руку, вновь пожелал удачи и пошел в церковь, а мы с братом Бернардом отправились в приют.

Мы молча вошли во двор. Внезапно он остановил меня, протянул руку и хрипло сказал:

– Фрэнки, у меня для тебя подарок.

Я глупо уставился на коробочку, лежащую у него на ладони.

– Это тебе. Бери.

В коробочке лежали часы, на которых играли лучи солнца. Они показались мне самыми красивыми часами в мире. Дрожащими пальцами я надел их.

– Нравятся?

– Нравятся? – весело переспросил я. – В жизни не видел ничего красивее!

Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы вошли в большое серое здание.

Глава 9

Это было первое лето, когда мне пришлось столько времени проводить с незнакомыми людьми. Я научился сходиться с ними, шутить, не обижаться на не очень удачные остроты. Этим летом я научился многому, и самым главным моим учителем оказалась Джули.

Вечером после вручения аттестатов меня пригласил к себе Мартин поужинать. Его родители куда-то ушли. Я пришел рано. Он ждал меня в дверях.

– Может, пока немного побоксируем? – предложил Кэбелл.

Я согласился.

Примерно через час Джули сунула голову в кабинет и объявила:

– Ужин готов.

Мы сняли перчатки. Я помыл руки, а Мартин захотел принять душ. Поэтому я отправился на кухню один.

– Где Мартин? – спросила Джули.

– Сейчас придет. Он принимает душ.

На ней было новое платье, застегивающееся на боку, немного тесноватое, и если бы не взрослая походка, Джули можно было бы принять за девчонку.

– Как бокс? – Она подошла ко мне и взяла за руки.

– Нормально.

– А другие уроки? – медленно улыбнулась девушка.

– Какие другие уроки? – не понял я.

– Вот эти. – И она обняла меня.

Я крепко прижал Джули, с наслаждением обнимая ее теплое тело. Казалось, ее теплота переходит ко мне. Я поцеловал ее в губы, и она закрыла глаза. Когда Джули их открыла, они затуманились.

– Поцелуй меня сюда. – Она наклонила голову и показала на шею.

– Зачем?

– Затем, что мне это нравится, глупый. Тебе тоже понравится. Разве ты меня не любишь?

– Любовь – детская ерунда, – смутился я.

– Детская ерунда? – Она в притворном изумлении уставилась на меня. – А сколько вам лет, мистер Рип ван Винкль?

– Скоро будет шестнадцать.

– Я на четыре года старше тебя и не считаю любовь детской ерундой. Поцелуй меня. – Я поцеловал ее в шею. Сначала было смешно, потом стало приятно. Она положила мою руку к себе на грудь, мягкую и теплую. Мои пальцы чувствовали, как твердеет сосок. Джули прошептала мне на ухо, и мне показалось, что она говорит сама с собой: – В тебе что-то есть. Фрэнки, чего я не могу понять. Меня дети никогда так не заводили. Но ты... ты не такой, как остальные. Ты похож на мужчину, такой же жестокий, практичный и эгоистичный. И в то же время у тебя, как у ребенка, мягкий и нежный рот. Ты сильный, но любил меня очень нежно, как ребенок. Скажи, что ты любишь меня.

Я потряс головой, крепко прижавшись губами к ее шее.

– Скажи, – приказала Джули. – Скажи: «Джули, я люблю тебя».

Я молча поцеловал ее в губы. Из ванной, что-то насвистывая, вышел Мартин, и мы отпрянули друг от друга. Я взглянул на Джули. Она показалась мне прекрасной – сверкающие глаза, слегка припухшие от моего поцелуя губы.

– Я заставлю тебя сказать это... позже, – яростно прошептала она, когда Мартин входил на кухню. Я весело рассмеялся.

– Что смешного? – поинтересовался Кэбелл.

– Ничего, – как пьяный, ответил я.

Мы сели ужинать. Минут через десять пришла Рут.

– Извини, что опоздала, Джули. В клубе выбирали нового президента. – Она села за стол и взглянула на меня. – И ты здесь?

– Да, – спокойно ответил я. Сейчас ничто не могло омрачить моей радости. – Ты против?

Джули принесла Рут тарелку. Она посмотрела на нас с Рут и сразу заметила неприязнь между нами. Мне показалось, что в глубине глаз Джули прячется смех.

После ужина мы некоторое время сидели в гостиной. В полдевятого я попрощался. Меня опять провожала Рут.

– Вижу, ты не послушался моего совета, – холодно проговорила она.

– Не лезь не в свое дело! – сердито ответил я.

Мои слова так изумили Рут, что она шумно вздохнула. У двери я оглянулся. В ее глазах блестели слезы, и я машинально дотронулся до ее руки.

– Извини.

– Не прикасайся ко мне! – гневно воскликнула девушка, вырывая руку. – Я в тебе все ненавижу. Ты не такой, как остальные парни. В тебе столько жестокости и порочности. Мне кажется, ты развращаешь всех, с кем общаешься... даже моего брата.

Я молча вышел в коридор. Около соседней двери меня ждала Джули.

– Почему так долго? Я думала, что ты уже никогда не выйдешь.

– Потому. – Я вошел в ее комнату и поцеловал ее сначала в губы, а потом в шею, куда она просила. Расстегнул платье и сунул руку внутрь. Прохладная девичья кожа возбуждала. Я подтолкнул Джули к кровати, но она начала сопротивляться.

– Сначала скажи: «Я люблю тебя».

Я крепко обнял ее и погладил бедра. Колени девушки подогнулись, и она повисла на мне. Но когда я вновь подтолкнул ее к кровати, она напряглась.

– Нет! Скажи сначала: «Я люблю тебя».

Я сжал Джули в объятиях, но ее губы упрямо сомкнулись.

– Я люблю тебя, Джули, – хрипло прошептал я и повел ее к кровати.

Глава 10

– Это совсем нетрудно, – втолковывал мне Джимми Кеуф. – Твоя территория отсюда до Шестьдесят четвертой улицы. Я предупредил ребят о твоем приходе. Тебе нужно только собирать ставки, аккуратно записывать их и приносить мне до начала скачек. Если видишь, что не успеваешь, обязательно позвони. Будешь получать половину того, что останется после выплаты выигрышей. Я кивнул. Мы уже не раз говорили об этом.

Я с нетерпением ждал начала работы, давно приготовил блокнот, пару карандашей в две программки. Я направился к выходу.

– Не забывай, ты должен принимать ставки только на те скачки, которые я одобрю! – крикнул Джимми мне вслед. – И смотри – звони, если будешь не успевать к началу скачек.

– Хорошо, Джимми.

На улице, несмотря на одиннадцать часов, стояла жара. Значит, после обеда будет невыносимо. Я раскрыл список с адресами. Первая остановка – гараж на углу Десятой авеню и Шестьдесят третьей улицы, в котором необходимо найти какого-то Кристи.

В гараже царила приятная прохлада. Большой негр мыл машину.

– Где Кристи? – спросил я.

– Я Кристи. Что нужно?

– Я от Джимми Кеуфа.

Он опустил шланг.

– Программка есть?

– Конечно. – Я протянул программку скачек.

– Эй, Джо, пришла программка! – крикнул Кристи.

Мне понравилось, что он назвал меня программкой. Наконец я занимаюсь чем-то важным. Из полумрака показался Джо. Пару секунд он с любопытством смотрел на меня, затем подошел к напарнику, и они принялись изучать программку. Я прислонился к машине. Наконец Кристи подозвал меня. Я подошел к ним, сел на подножку и достал карандаш с блокнотом.

– На одну и ту же? – спросил Кристи у Джо.

– Угу, – буркнул тот.

– О'кей, парень, – повернулся ко мне негр. – Завтра твой босс вылетит в трубу! – Они расхохотались. – Вот наши ставки. Значит, пятьдесят центов на Докета и Красную Розу в двойном размере.

– По-моему, неплохо, – похвалил я, как специалист.

– Да, мы должны неплохо заработать, а то три последних раза проигрывали. Не забудь поставить полтинник на Красную Розу. – Кристи замолчал.

– Все? – поинтересовался я.

– На сегодня все! – рассмеялся негр. – Завтра принесешь мешок с бабками. Тебе придется попотеть. – Он вернул программку.

– Если мешок будет слишком тяжелым, я позвоню вам, и вы приедете на грузовике.

– С удовольствием, малыш! – Кристи расхохотался и протянул два доллара, которые я аккуратно спрятал в карман.

– До завтра, ребята! – попрощался я и вышел из гаража.

Я направился на склад на Шестьдесят второй улице. У большой грузовой платформы стояли два грузовика. Рядом ели сэндвичи и курили несколько грузчиков. Я подошел к парню, жующему большой маринованный огурец.

– Не знаете Ала Эндрю?

– Вон тот около дверей лифта, – ответил он, показывая огурцом на высокого человека.

– Спасибо. – Я направился к лифту.

– Ал Эндрю?

Он кивнул.

– Я от Джимми Кеуфа.

– Иди сюда. Я не хочу, чтобы босс нас видел.

Мы прошли в туалет, и я дал ему программку. Эндрю расстегнул штаны и зашел в кабину.

– Черт, сегодня мне что-то никто не нравится! – сообщил он через несколько минут.

– В каждой скачке есть победитель! – пошутил я.

– Все равно мне никто не нравится! Я проигрывал всю прошлую неделю.

– Может, сегодня вам повезет, – подбодрил его я.

– Возможно, – с сомнением произнес он. Еще через пару минут Эндрю добавил: – Знаешь что – поставь доллар на Ловкача во втором заезде.

– Что-нибудь еще? – спросил я, записывая ставку.

Он еще несколько минут изучал программку, словно хрустальный шар, потом покачал головой и вернул. Ал Эндрю полез в карман за деньгами, но не смог достать их. Тогда встал и, придерживая штаны одной рукой, второй достал из кармана доллар. Когда протянул бумажку, штаны упали на пол. Я спрятал доллар и направился к выходу.

– До завтра!

Эндрю не ответил. Он искал туалетную бумагу.

После склада я зашел в соседнюю аптеку, где собрал три доллара. Из ресторана вышел с почти семью баками. Дальше парикмахерская, кондитерская, еще несколько гаражей и мастерских, обувной магазин, опять ресторан. Мне оставалось заглянуть в последнее место – меблированные комнаты. Дверь открыла девушка-негритянка.

– Мисс Нил дома? – спросил я, заглядывая в бумажку.

– Ага, дома. Что-то ты слишком молод, чтобы спрашивать мисс Нил. – Она отвела меня на второй этаж и остановилась перед закрытой дверью. – Мисс Нил?

– Войдите.

Я вошел. В большой комнате сидели несколько женщин в кимоно и домашних халатах.

– Я мисс Нил, – сказала высокая темноволосая женщина, вставая. – Что тебе нужно, мальчик?

– Меня прислал Кеуф. – Я огляделся по сторонам. Все верно, я попал в публичный дом.

– Программку принес?

Я дал им программки. Пока они их изучали, я переминался с ноги на ногу. Наконец кто-то предложил мне присесть. Я сел у окна. В этом заведении я собрал целых девятнадцать баков. Часы, которые мне подарил брат Бернард, показывали почти два. Нужно торопиться в бильярдную, а то можно опоздать к началу скачек. Всю дорогу назад я бежал.

– Как дела, малыш? – приветствовал меня Джимми Кеуф.

– Неплохо. – Я выложил на стойку все деньги.

Когда мы их пересчитали, оказалось, что я собрал пятьдесят один доллар. Я отдал ему деньги и принялся за уборку. День пролетел быстро. Вечером я сделал окончательные подсчеты. С учетом выигрышей Джимми заработал двадцать два с половиной доллара. Моя доля составляла половину – одиннадцать с четвертью.

Одиннадцать долларов двадцать пять центов, радостно думал я, возвращаясь на ночь в приют. Раньше я и за неделю столько не зарабатывал. Я еще никогда не имел столько денег в кармане. Нет, это лучше, чем лето за городом.