Текст книги "Вендетта для Святого"

Лесли Чартерис, Гарри Гаррисон
Вендетта для Святого

Не подлежит сомнению, что мафия является одной из главных причин несчастий жителей Сицилии. Каждый раз, когда совершаются противоправные действия, тут твердят: «Это дело рук мафии».

Мафия означает таинственное чувство страха, которое знаменитый преступник вызывает у слабых. Мафиози может творить что угодно, и никто не возразит из страха перед ним. Носит недозволенное оружие, затевает драки, наносит удар в спину, делает вид, что прощает обиду, чтобы потом свести счеты.

Основной закон мафии – кровная месть.

Нужно отдавать себе отчет, что обычаи мафии передаются от отца к сыну, как наследственное заболевание. Мафиози повсюду, на каждом шагу, от барона в замке до землекопа в серной шахте.

Луижди Берти, префект Агридженто, 1875 г.

Глава I
Как был испорчен ленч Саймона Темплера, и как от этого пострадал его гардероб.

1

Была та минута короткого перерыва после закусок, когда здоровый аппетит, только что возбужденный ими, отдыхал в приятном ожидании дальнейших деликатесов.

Еще ощущая на языке прохладу и легкость "Роса Везувия", Саймон Темплер – Святой приготовился предаться всем гастрономическим наслаждениям Неаполя, стараясь не думать о развлечениях иного рода, которыми этот город тоже в своем роде знаменит. Где-то далеко позади, в утробе ресторана "Ле Аркейт" лангуст уже покидал свой панцирь, вступая в королевство гурманов в убранстве "арагоста алла Везувио". Приближался миг отведать его на вкус и насладиться им от всей души.

Внезапно дивное настроение Саймона Темплера было нарушено возбужденным и гневным голосом, который грубо и вульгарно вторгся в мир его мечтаний.

– Убирайся! – рычал голос. – Я тебя не знаю!

Саймон слегка повернулся в кресле, чтобы лучше видеть разыгравшуюся сцену, но не проявил к ней особого интереса.

Грубый голос принадлежал сидевшему через несколько столиков мужчине далеко за пятьдесят, пузатую фигуру которого удачно маскировал мастерски сшитый костюм из плотной саржи жемчужно-серого цвета. Рубашка из тончайшего батиста была стиснута расписным галстуком с бриллиантовой булавкой, а на запястьях – сапфировыми запонками, в десять карат каждая. На пальцах с изумительно выполненным маникюром, сверкал большой перстень из массивного золота, служившего оправой к изумруду величиной с голубиное яйцо. Но, несмотря на всю эту роскошь, лицо его с трудом поддавалось описанию и казалось примитивно слепленным из глины. Все черты этого лица были словно недоделаны, кроме щели безгубого рта и широкой, старательно уложенной пряди волос, зачесанной вокруг сверкающей лысины.

Его спутник был моложе лет на двадцать, одет в двадцать с лишним раз дешевле, мускулистый, с черными кудрями и типичной внешностью венецианского гондольера в представлении никогда не бывавшей в Венеции старой девы. Если судить с интеллектуальной стороны, то между ними было еще меньше общего, хотя за время, пока Саймон их равнодушно наблюдал, они едва обменялись парой слов. Закончив ленч, эти двое попивали кофе, когда появилось третье действующее лицо.

Им был, несомненно, англичанин, причем джентльмен. Его фланелевые брюки и твидовый пиджак безошибочно выдавали происхождение, а факт облачения в них в Неаполе, в разгар лета доказывал, что владелец, привыкший к более прохладному и влажному климату, упорно считал их единственно допустимым костюмом для отдыха в какой бы то ни было стране. Крой и фактура ткани, благородный блеск кожаных ботинок с аккуратно завязанными шнурками говорил о человеке обеспеченном и обладающим хорошим вкусом в пределах строго трактуемых традиций. Тем не менее, он совершил ужасную для британца бестактность, ввязавшись в разговор посторонних, обратившись после некоторых колебаний к верзиле с грубо слепленным лицом.

– Дино, – воскликнул турист с нескрываемым удивлением, от которого его румяное лицо запылало еще ярче, – я знаю – все было так давно, но разве ты меня не помнишь?

– Какой еще Дино? – В ворчливом ответе звучал американский акцент, который в то же время был неуловимо итальянским. – Не знаю никакого Дино. Не морочь мне голову.

– Я Джимми Астон, – упорствовал англичанин, пытаясь держать себя в руках. – Ты не помнишь Палермо? Банк? Этот шрам на твоей щеке?

Пальцы сидевшего мужчины непроизвольно коснулись не слишком бросавшегося в глаза шрама на щеке.

– Ты просто ошалел от жары, – сказал он, – убирайся, пока я не рассердился!

– Но Дино!..

В ответ последовало всего лишь движение пальцем, легкое движение головой, и этого хватило, чтобы сидевший рядом мужчина тут же встал. Он схватил англичанина и...

Рот Астона беззвучно открылся, и его румяное лицо побледнело. От внезапного спазма он согнулся вперед. Саймон, который знал такие приемы как свои пять пальцев, мигом понял, что случилось: кудрявый красавец нанес короткий безжалостный удар в солнечное сплетение.

Но этим не удовлетворился. Плечи нападавшего вновь напряглись, и дешевый костюм в полоску натянулся на буграх мощных мышц. Новый удар был нанесен с достаточной силой, чтобы переломить ребра, но на этот раз он не получился. Даже стальные клещи, прикованные к каменному столбу, появись они вдруг, не смогли бы остановить локоть здоровяка с большей силой. Опешивший гондольер недоуменно обернулся на смуглые пальцы, которые, как капкан, замкнулись на его руке.

Потом его взгляд поехал вверх по широкой грудной клетке и мускулистой шее, пока не уставился в лицо незнакомца с небесно-голубыми смеющимися глазами, взгляд который был холоднее Ледовитого океана.

– Это очень нехорошо, – констатировал Саймон.

Если бы не напряжение, вызванное ожиданием неминуемого взрыва, эта тройка выглядела бы даже комично: плечом к плечу три подвыпивших приятеля, готовые вот-вот запеть на радостях. Но далеко не радостным был пожелтевший взгляд обезвреженного наемника, а сквозившая в нем глухая угроза вызвала у Саймона довольную усмешку.

– Попробуй тронуть меня, браток, – ласково предложил он, – попробуй, если хочешь, и обещаю, что окажешься в больнице.

– Хватит, – вмешался мужчина, который не признал себя знакомым англичанина. – Вы, наверно, сбежали из одного сумасшедшего дома. Пошли отсюда.

И вмиг грозившая взрывом ситуация разрядилась. Здоровяк отпустил Астона и сделал шаг назад, чтобы вернуться на свое место за столом рядом с шефом. Саймон отпустил его неохотно, только придя к выводу, что возможное блестящее приключение было бы, вероятно, прервано полицейским, любящим лишать людей удовольствия, и в результате его "арагоста" остыла бы еще до вскрытия.

Банкнота с шелестом скользнула между чашками с кофе, и вызывающе элегантно одетый мужчина вышел, а за ним и его двуногий пес. Саймон пожал плечами и опят взглянул на Астона.

Лицо пожилого англичанина все еще было бледно и покрыто каплями пота из-за полученного им жестокого удара.

– Присядьте пока за мой столик, – сказал Саймон, отводя его в сторону. – Выпейте немного вина. – Он наполнил бокал. – А как насчет чего-нибудь покрепче, нет желания? Вам здорово досталось.

– Спасибо. Скоро все будет в порядке.

Румянец медленно возвращался к нему по мере того, как он "заправлялся", причем, по мнению Саймона, видевшего, как багровеет его лицо, под самую завязку. Астону не только нанесли публичное оскорбление, он еще оказался обязанным совершенно незнакомому человеку.

– Меня зовут Астон, – совершенно излишне представился он. – С вашей стороны было очень мило прийти мне на помощь, мистер...

– Томбс, – сказал Саймон, – Себастьян Томбс. Не думайте больше об этом. Но в следующий раз, если вы обознаетесь, не стоит настаивать на своем.

– Но тут не было никакой ошибки, – сказал Астон, вытирая пот со лба. – Я клянусь, это Дино Картелли, с которым я до войны работал на Сицилии. Я готовился к работе в иностранном отделе "Сити энд Континенталь", и практика в Палермо была частью курса. Дино был моим ближайшим коллегой и другом. За исключением того случая, когда на его лице появился шрам.

– Как это случилось?

– Это я его ударил. Ну, знаете, разница взглядов, темперамент и всякое такое по поводу одной девчушки. Я схватил нож и ударил его. Никогда не делал этого ни до, ни после, но мой клинок навсегда оставил эту метку...

Заинтересованный Саймон искоса вопросительно взглянул на англичанина.

– Ага, значит поэтому он не хотел признавать в вас давнего приятеля?

– О нет, тогда между нами не началось никакой вендетты. Девушка сбежала с кем-то еще, а мы оба остались с носом. Мы помирились и снова стали добрыми друзьями, а потом меня перевели в другое место. А теперь он не только делает вид, что меня не знает, но еще вместе с тем типом ведет себя просто, как гангстер!

– Да, есть немного, – задумчиво согласился Саймон. – Вы твердо уверены, что не ошиблись?

– Да. Я убежден, что это был Картелли. А когда он заговорил, последние сомнения исчезли. Всегда дразнил его, говоря, что у него голос, как у жабы, а не как у Карузо.

Атмосфера взаимопонимания была прервана лангустом, которого заждался Саймон и который торжественно выехал на столике в окружении официантов, оставляя за собой шлейф божественных запахов.

– Не хотите ли составит мне компанию? Поделим этого красавца, а тем временем приготовят следующего.

Однако Астон, видимо, счел, что уже и так зашел слишком далеко для случайного знакомства. Отодвинул кресло и поспешно встал.

– Очень мило с вашей стороны, мистер Томбс, но я уже достаточно доставил вам хлопот. К тому же сейчас я не в состоянии думать о еде. – Он достал из бумажника визитную карточку. – Если будете когда-нибудь в Лондоне и я могу как-то быть вам полезным, прошу звонить. Еще раз благодарю за помощь.

Он крепко пожал Саймону руку, повернулся и торопливо удалился, навсегда скрывшись с глаз Темплера. Пожав плечами, Саймон счел инцидент исчерпанным и перенес все свое внимание на "арагосту". Размышления на затронутую Астоном тему неприятных сюрпризов, поджидающих каждого, рискнувшего покинуть землю Альбиона, могли бы служить занятным аккомпанементом к обеду, но не настолько, чтобы потерять от этого аппетит. А саму встречу, вызвавшую весь этот инцидент, Саймон все же был склонен отнести на счет обычной человеческой ошибки. Интереснее всего, что Астон умудрился нарваться на типа, все приметы которого свидетельствовали о его длительном пребывании в США, в кругах, пользующихся не лучшей репутацией в иммиграционной службе. Такой точки зрения он придерживался до следующего утра. Наутро, завтракая в номере, он пытался отвлечь внимание от мерзкого вкуса кофе чтением итальянской газеты, но без особого успеха, несмотря на обычное обилие сообщений о международных кризисах и местных скандалах, пока на глаза не попалась короткая заметка на второй странице. "Зверское убийство английского туриста" – гласил заголовок.

В мозгу Темплера прозвучал сигнал тревоги еще прежде, чем он дочитал второй абзац, сообщающий, что убитый мужчина опознан как Джеймс Астон из Лондона.

2

Саймон не мог простить себе, что приписав бандитское поведение нелепому стечению обстоятельств, он позволил Астону отправится на верную смерть, что легко можно было избежать. Он чувствовал себя невольным виновником совершенного преступления и не мог простить собственной близорукости. И тем более не мог простить людей, совершивших такое. Значит, он ни в коем случае не должен оставить безнаказанным того, кто был когда-то Дино Картелли. Совершенно очевидно, что путешествие Джеймса Астона было безжалостно прервано только потому, что он опознал Дино. Будь это сходство случайным, Астону не пришлось бы расстаться с жизнью. В газетах, разумеется, говорилось об ограблении. Тело Астона с разбитой головой и очищенными карманами было найдено в аллее в нескольких кварталах от отеля, он шел пешком по дороге домой, когда на него напали. Нельзя было исключить и стечение обстоятельств, хотя инстинкт Святого, предельно обостренный, уже отбросил эту версию.

Все эти мысли родились у Саймона под душем, после которого он оделся и вышел на раскаленные и пышущие печным жаром улицы Неаполя, вовсе не для прогулки и знакомства с городом.

Было еще слишком рано для "пранцо" – ленча, который в Италии не начинается раньше часа, а вместе с послеобеденной дремой, необходимой для лучшего усвоения пищи и вина, может растянуться до раннего вечера. Но в "Ле Аркей" несколько сонных официантов подметали, вытирали пыль, меняли скатерти и серебряные приборы на столах, чтобы все было готово к наплыву посетителей. Без особого желания один из них дал себя уговорить и удалился в служебные помещения, чтобы поискать шефа.

В грязной рубашке без воротничка, с подвернутыми до локтя рукавами, он был не так представителен, как на службе, но на вызов в нерабочее время отреагировал с профессиональной выдержкой и уверенностью в себе.

Он сдержанно пожал Саймону руку, совершенно не изменившись в лице, увидев свернутый банкнот. Тот исчез в кармане с ловкостью, достигаемой многократной тренировкой, а шеф только склонил голову, внимательно ожидая разъяснения, какого рода услуга была оплачена.

– Если вы помните, я вчера у вас обедал, – начал Саймон.

– Да, синьор, помню.

– В то же самое время тут был мужчина по имени Дино Картелли.

– Тот, кто подсел к вам на несколько минут? Я думал он англичанин.

– Тот – да. Но я говорю не о нем.

Лоб шефа начал морщиться, но лицо осталось лишенным какого-либо выражения.

– Картелли? Такого я не знаю.

Если только он не был прекрасным актером, он говорил правду. Святой обычно не ошибался в людях. Но если ему поверить, Картелли не просто не хотел быть узнанным: у него было новая фамилия, и он не желал, чтобы всплыла старая.

– Итальянец, – напомнил Саймон, – в светло-сером костюме. Массивный, почти лысый, голос низкий, хриплый. Сидел с молодым мужчиной вон за тем столиком.

На этот раз детектор лжи не был нужен. Когда глаза шефа прогулялись в указанном направлении и вернулись обратно, в их взгляде, устремленном на Святого, любезностью и не пахло.

– Я не помню, синьор. Понимаете, Неаполь большой город, а этот ресторан очень популярен. Невозможно знать всех.

Он проводил Святого, рассыпаясь в сожалениях, что не смог ему помочь, но не до такой степени, чтобы вернуть деньги, которым уже нашлось место в его бумажнике. Придется ему перед следующей мессой исповедоваться в невыполненном обещании. Но Саймон отдавал себе отчет в том, что дискуссия с ним на эту тему была бы потерей времени.

Снаружи швейцар, еще не надевший свою импозантную форму, лениво подметал замусоренный за ночь участок тротуара, подлежащий его опеке. Святой подошел к нему.

– Вы не помните, случайно, одного человека, обедавшего тут вчера, такой толстый, лысый, с хриплым голосом, в сером костюме?

Зажатый кончиками пальцев банкнот обещал вознаграждение вперед, поэтому рука швейцара автоматически потянулась к нему, хотя суть вопроса до него еще не дошла. А когда дошла, возникла обратная реакция, и пальцы вдруг отдернулись как от огня. Швейцар бросил быстрый взгляд через плечо, после чего с лица его словно смыло всякое выражение.

– Нон ми рикордо[1]1
  Non mi ricordo (итал.) – я не помню.


[Закрыть], – пробормотал он. – Столько клиентов... Всех не запомнишь...

И продолжал уборку значительно энергичнее и старательнее, чем раньше.

Саймон взглянул в ту же сторону, что и швейцар, и увидел шефа, все еще стоявшего во входных дверях. Разочарованно пожал плечами, отвернулся и ушел. Но впечатление проигрыша длилось только до той минуты, когда он свернул за угол. Шаг его сразу стал легче и шире, по мере приближения к ресторану с противоположной стороны. Этот маневр легче было начать, чем закончить, поскольку итальянские города, пересекаемые совершенно бессистемной сетью улочек и лестниц, проложенных не иначе как по проекту любителей головоломок, не слишком похожи на прямоугольную систему застройки в американском стиле. Напрягая все свои способности к ориентации, Святой все же смог достичь цели. Удивительно быстро, никем не замеченный никого не встретив, он одолел свой путь с бесконечными поворотами и оперся о стену соседнего дома как раз в тот момент, когда швейцар с уже вернувшимся обычным равнодушием махнул щеткой в его сторону.

– Амико[2]2
  Amico (итал.) – приятель.


[Закрыть], – приглушив голос сказал Святой, не хотите ли еще раз порыться в памяти?

Призвуке этих слов бедняга окаменел. Потом мучительно медленно его взгляд обежал Святого целиком с ног до головы.

– Не уходите и не прекращайте уборки, – деликатно настаивал Саймон. – Никто снаружи меня не видит, и никто никогда не узнает, что я возвращался. Пошевелите мозгами, чтобы припомнить фамилию человека, о котором я спрашивал.

– Нон каписко[3]3
  Non capisco (итал.) – не понимаю.


[Закрыть], – отрезал швейцар охрипшим голосом и сделал вид, что взялся за уборку, но поверить в это мог бы только дефективный младенец.

Из правила, что деньги говорят сами, есть исключения, но что-то подсказывало Святому, что он имеет дело с человеком, который не останется глух к достаточно убедительном у доводу. На этот раз он вынул банкнот в десять тысяч лир и развернул его во всю длину, на солнце тот отливал золотом. Снова свернул его в трубочку и разжал руку. Швейцар жадно следил, как тот падал, пока его не прикрыла стопа Саймона.

– Вы понимаете? Вы могли бы его просто замести...

– Нет, – ответ был машинальным, но убежденность ослабла.

– Вы могли бы, по крайней мере, подсказать, где я смогу что-нибудь узнать. Например, отель, в котором он живет? Это мог бы мне сказать водитель такси, на котором он уехал отсюда. Никто не узнает, что информацию я получил от вас.

Капли пота выступили на смуглом лице. Страх боролся с жадностью. Саймон достал еще один банкнот в десять тысяч лир и свернул его также старательно, как первый.

– "Экцельсиор". – Швейцар тяжело дышал.

Саймон долго смотрел на него, и, поскольку мужчина продолжал молчать, стало ясно, что он назвал самый роскошный отель в Неаполе.

– Благодарю, – сказал Святой. Уронил второй банкнот и отвернулся, не дожидаясь, когда он вместе с предыдущим окажется в кучке мусора, которую швейцар старательно погнал к соседнему углу. Теперь, если только информация была верной, Саймон мог быстро продвинуться вперед.

Черно-зеленое такси подвернулось, когда он сворачивал на Виа ля Фальконе и ехало за ним, пока водитель расхваливал достоинства своего экипажа и его невиданную скорость... Саймон приказал вначале остановиться перед магазином кожаной галантереи, который заметил неподалеку от отеля "Экцельсиор".

Купил там прелестный футляр для сигар из свиной кожи с позолотой, не желая ради экономии поступиться своим изысканным вкусом. Для него это были обычные производственные расходы, точно такие же, как те, которые распечатали казавшиеся немыми уста швейцара. Забрав футляр, он с той же целью отправился в "Соль и табаки", находившиеся чуть дальше. При случае его развлекло бы вовлечение торговца в длинные и серьезные дебаты на тему выбора сорта соли, которая по причинам, совершенно не понятным для неитальянцев, продается в тех же фирменных магазинах, что и табак. Но этим утром он был слишком охвачен нетерпением, чтобы тратить время на что-нибудь иное, кроме покупки двух отборных сигар, и торговец, продавший их гораздо выше обычной цены, никогда не узнал, какая мука его миновала.

Саймон вложил сигары в футляр и, держа его в руке, вошел в пышущий роскошью холл отеля "Экцельсиор", направившись к стойке портье.

– Мне кажется, это принадлежит одному из ваших клиентов, – сказал он. – Вы не будете так любезны передать вещь хозяину?

Футляр, который Саймон положил на стойку, портье осмотрел с олимпийским безразличием, соответствовавшим его положению, которое все портье считают лишь немногим ниже ранга директора.

– А вы знаете, чье это? – спросил он, давая понять, что в сферу его деятельности входят дела не тысяч, а десятков тысяч особ и что каждый, кто не отдает себе в этом отчет, просто деревенщина.

Саймон покачал головой.

– Боюсь, что нет. Я случайно увидел, как он садился в такси, и услышал, как велел шоферу везти его сюда, а потом увидел на тротуаре эту вещицу. Я окликнул, но такси уже тронулось и он не услышал.

– Как он выглядел?

– Плотный, около шестидесяти, немного рябоват, почти лысый, в костюме из серой саржи, бриллиантовая заколка в галстуке, запонки с сапфирами, золотой перстень с большим изумрудом.

Портье, который как и все члены этого уникального европейского братства, считал, что знает каждого из гостей, слушал с вниманием, возраставшим от вежливого равнодушия и сочувственной настороженности до мгновенного озарения.

– Ах так, ну тогда, думаю, речь идет о синьоре Дестамио.

На неуловимый миг Святой задержался с ответом.

– Не Карло Дестамио?

– Нет. Его зовут Алессандро Дестамио. – Футляр исчез под стойкой. – Я оставлю для него.

– Минуточку, – вежливо сказал Саймон, – а почему бы не позвонить ему в номер и не спросить, терял ли он ту вещицу? По правде говоря, я не видел, чтобы она выпала у него из кармана. Может, просто лежала там уже давно?

– К сожалению, сейчас я не могу его спросить. Он уехал вчера вечером.

– В самом деле? – Саймон не моргнул глазом. – Как неудачно! Я, разумеется, нашел это вчера, но был слишком занят, чтобы прийти пораньше. И куда он уехал?

– Понятия не имею.

– А как же тогда вы сможете его спросить?

По потемневшему лицу, сразу приобретшему кислую мину, было заметно, что портье без энтузиазма относился к подобного рода расспросам.

– Спрошу, когда вернется. Он не турист, у нас постоянно держит свой номер. Если вы хотите оставить свое имя и адрес, я отправлю вам эту вещицу, если он от нее откажется.

Таким безупречным способом он давал понять: если речь идет о вознаграждении, не волнуйся, постараюсь, чтобы ты его получил, раз тебе это так важно.

– Не забивайте себе этим голову, – беззаботно сказал Саймон. – Если он откажется, возьмите эту безделушку себе. Только раскуривая их, будьте с этими сигарами поосторожнее, на случай, если их подкинул какой-нибудь шутник.

Он счел, что такая концовка оставляла интересные перспективы для будущих контактов.

И, кроме того, в результате визита он добился всего, чего желал: он узнал имя и фамилию.

Алессандро Дестамио.