Текст книги "Падающая звезда"

Глава 10

– Скажи, чтобы он немедленно отправлялся ко мне! Живее!

Бэндин яростно швырнул трубку телефона и потянулся за чашкой кофе. Вечер он провел в России, рассвет встретил над Англией; за целые сутки спал не более часа. Он закутался в купальный халат и отхлебнул кофе. Черный, холодный как лед.

– Люси! – заорал он, но вспомнил, что помещение звукоизолировано. Тогда президент нажал на кнопку интеркома и услышал голос жены.

– Да?

– Кофе. Принеси мне кофе, черт бы тебя побрал!

Он отключился прежде, чем она успела ответить. Вообще-то кофе президенту могли бы подать и слуги, но он привык, чтобы утром кофе приносила именно Люси. Бэндин ни разу не спрашивал жену, нравится ей это или нет. В его привычки вообще не входило задавать людям подобный вопрос. Он считал само собой разумеющимся, что если проснулся он, то не спит и Люси. Она должна вставать даже раньше, чтобы успеть сварить кофе. Вошла Люси – бледная, стареющая кукла Барби. Президент взял кофейник без единого слова благодарности и налил себе полную чашку. Потом плюхнул туда четыре ложки сахара.

– Еще чего-нибудь хочешь? – шепотом спросила Люси.

Бэндин отрицательно покачал головой и даже не заметил, как она удалилась. Интерком тихонечко пискнул и голосом Чарли Драгони сообщил, что в приемной находится Саймон Дилуотер.

– Пусть войдет.

Бэндин отхлебнул горячего кофе и с нетерпением уставился на закрытую дверь. В комнате было тепло, но президент так устал, что никак не мог согреться. Он завернулся в халат еще туже.

В дверь негромко постучали, и вошел Саймон Дилуотер. Он был очень высокого роста, худой, весьма представительный, чему способствовали пышные седины. В каждом жесте Дилуотера чувствовалась уверенность и респектабельность: хорошая семья, обучение в дорогой частной школе, Гарвард, а за всем этим – очень большие деньги, которые Дилуотер не смог бы истратить, проживи он на свете хоть двести лет. Бэндин с завистью подумал, что этому человеку все в жизни досталось легко, на золотом подносе. Интересно, как бы он выглядел, доведись ему родиться сыном канзасского аптекаря, учиться в захолустном церковном колледже, а потом всеми правдами и неправдами пробиваться на самый верх партийной иерархии? Бессмысленный вопрос – Дилуотер таков, каков он есть. Хоть Бэндин и не признавался себе в этом, но завидовал ему.

– Дилуотер! Какого черта! Что там у вас еще стряслось?

– Задержка старта «Прометея», господин президент. Я полагал…

– Это я полагал, что вы присмотрите за лавкой, пока хозяин спит! Вы-то, поди, спокойно дрыхли, пока я препирался с этим сукиным сыном Полярным.

– Мне очень жаль, что вы не выспались, господин президент. Однако все, кто имеет отношение к проекту, не спали уже несколько дней. Я бы справился с этой проблемой сам, уверяю вас, если бы она была обычной, но, увы. Поэтому, следуя вашим собственным инструкциям, я немедленно приказал вас разбудить.

– Ну ладно. Так что случилось?

– Серьезная задержка. Технические подробности…

– Подождут. Скажите, сколько это может продлиться?

– По меньшей мере четыре часа.

– Ну и?

– Специалисты говорят, что через три часа система дестабилизируется и возникнет опасность механических неисправностей, вызванных нестойкостью криогенного топлива.

Бэндин шумно отхлебнул кофе.

– Пусть разбираются сами. Они умные ребята, им любая проблема по плечу. Во всяком случае, в этом меня уверяют уже не первый год.

– На этот раз опасность слишком велика, мистер президент. Ученые предлагают отменить взлет и перенести его…

– Нет! Это исключено, черт побери! Они что там, с ума посходили?! За нами наблюдает весь мир. Мы столько всего наобещали, что не имеем права уходить в кусты. Да мне просто яйца оторвут! И так лоббисты, газеты и этот проклятый конгресс все уши прожужжали публике про затраты времени и денег в связи с проектом. Этот железный горшок должен немедленно отправляться в космос. Мне наплевать, сколько они там добудут энергии. Пусть хоть на стосвечовую лампочку хватит. Проект мне нужен. Позарез. Поэтому взлет отменен не будет. Это мое последнее слово.

– Но опасность…

– Все мы смертны. Астронавты знали, какую профессию себе выбирают. Поэтому уверен, что они согласятся с моим решением. И готов спорить на что угодно: в данном случае Полярный будет со мной заодно.

Тут как раз зазвонил телефон. Бэндин взял трубку, хмыкнул и тут же положил ее обратно на аппарат.

– Я же вам говорил. Москва вызывает на связь. Не уходите, – приказал он Дилуотеру, который попятился было к двери. – Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом историческом разговоре. Пусть люди знают, что два великих государства придерживались единого мнения по данному поводу.

Бэндин снял трубку с красного телефона, вытирая платком пот со лба. Ему уже не было холодно.

Глава 11

Коттенхэм-Ньютаун

Айрин Льюис очень волновалась. Она неуверенно разглядывала витрину магазина, украшенную золотыми буквами: САМЫЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ НА МЯСНЫЕ ПРОДУКТЫ ВО ВСЕМ КОТТЕНХЭМ-НЬЮТАУНЕ. Как бы не так! Цены были просто ужасными, вырезка стоила просто фантастические деньги, мясо для рагу тоже, фарш немного подешевле, но совсем белый от жира. Что купить? После долгой смены на заводе Генри был вправе рассчитывать на хороший ужин. Ведь он каждую неделю отдавал жене всю свою зарплату, оставляя себе совсем чуть-чуть на пиво и сигареты. Ну, может быть, еще несколько пенсов на бильярд. Именно потому, что он был очень хорошим человеком и никогда ее ни о чем не спрашивал, Айрин так переживала. Нет, она его не обманывала, просто не говорила, как скверно обстоят дела. Питание, даже самое скромное, обходилось с каждым днем все дороже. Джуди и Мэй росли очень быстро, и аппетит у них становился все лучше и лучше. Цены поднимались так быстро, что жить по-прежнему становилось совершенно невозможно. А ведь нужно еще устраивать воскресные обеды и все такое прочее…

Пока Айрин кое-как справлялась – но какой ценой! Много лет назад они с Генри решили каждую неделю откладывать немного денег в банк – на летний отпуск, да и на черный день, который рано или поздно наступит. Однако дороговизна заставляла Айрин каждый раз урезать эту сумму, и в конце концов взносы прекратились совсем. Потом пришлось потихоньку снимать деньги со счета. То девочкам купить обувь, то еще что-нибудь. Айрин брала совсем понемногу, но остановиться уже не могла. Она боялась спросить, сколько там осталось, но одно она знала твердо: о поездке в Блэкпул, к которой Генри уже начал готовиться, нечего и думать. Ох, как это ему не понравится!

– Вы посмотрите, сколько стоят сосиски! – воскликнула миссис Райан с соседней улицы.

– Просто кошмар, – подхватила Айрин, радуясь, что может с кем-то поделиться своими заботами.

Хозяйки покачали головами, поцокали, еще раз внимательно осмотрели витрину в тщетной надежде отыскать что-нибудь подешевле.

– А вы знаете, что по телевизору прервали фильм прямо посередине? – спросила миссис Райан. – Сказали, что с той большой ракетой какие-то неприятности.

– Она что, взорвалась? – испугалась Айрин, твердо зная, что смерть и разрушение всегда рядом, всегда готовы напасть на человека из-за угла.

– Пока нет, но кто знает.

Женщины покивали, потом собрались с мужеством и вошли в мясной магазин. Что бы там ни происходило в мире, надо было кормить свои семьи.

Глава 12

– По-моему, нам пора лечь на свои места и пристегнуться, – сказал Патрик. – Я знаю, что лежать без дела скучно, но задержка может через десять минут кончиться.

– Сколько раз ты уже это говорил? – спросил Элай.

– Много. Давай-ка, Элай, пристегивайся.

В отсеке для экипажа вдоль стен были установлены специальные кушетки для перегрузок. Каждая из них была индивидуально разработана для одного из астронавтов, чтобы обеспечить максимальную защиту во время движения с ускорением. Элай сел на свое место, держа в руках какую-то книжонку. Патрик остановился над ним и стал ждать. Наконец физик трагически вздохнул и улегся. Уинтер пристегнул его к кушетке.

Кушетка Коретты находилась по соседству, рядом с приборным пультом. Доктор Сэмюэл уже пристегнулась и внимательно следила за показаниями датчиков. Сюда с биосенсоров поступала вся информация о физическом состоянии космонавтов; одновременно те же сведения передавались в Центр управления полетом. Каждый из членов экипажа был буквально облеплен самыми разнообразными датчиками, постоянно считывавшими кровяное давление, частоту пульса, потоотделение, температуру тела и все прочие биологические параметры, за которыми нужно было внимательно следить, чтобы жизнь астронавтов находилась вне опасности.

Убедившись, что в отсеке экипажа все в порядке, Патрик направился к люку, ведущему в соседний отсек. Понятия «стена», «потолок», «пол» имели смысл лишь до тех пор, пока корабль находился на Земле. На орбите, в состоянии невесомости, эти слова утратят всякое значение. Так вот, стены и потолок следующего отсека были предназначены для хранения инструментов, всевозможного оборудования, продуктовых запасов и так далее. Сейчас с пола до всего этого снаряжения невозможно было дотянуться. Но вскоре положение изменится – любой из предметов сможет свободно парить в воздухе. Последняя ступень «Прометея» – то есть сам корабль, представлявший собой лишь малую часть огромного комплекса, – была разделена на четыре отсека. В носовом находилась полезная нагрузка: генератор весом в тысячу триста тонн, рефлектор, передающая система – одним словом, все то, ради чего и затевался полет. В противоположном конце корабля, на расстоянии в двести футов, располагался ядерный двигатель и запас уранового топлива; этот отсек выведет «Прометей» на окончательную орбиту. Специальный биологический щит весом в 25 тонн отделял ядерный двигатель от остальных отсеков, чтобы при включении системы члены экипажа не получили облучения. За биологическим щитом находилась цистерна с жидким водородным топливом; этот огромный бак длиной в сто футов служил дополнительной защитой от возможной утечки радиации.

Жилая зона корабля, зажатая между полезной нагрузкой спереди и топливной цистерной сзади, была совсем крошечной. Она состояла из двух кают – большой и маленькой. Большая занимала около двух третей жилого отсека. Здесь размещались гравитационные кушетки четверых членов экипажа (кроме Патрика и Нади), а также хранились запасы пищи, инструменты и оборудование. Внутренняя перегородка с герметически закрывающимся люком отделяла эту каюту от пилотской, в которой находились две остальные кушетки, пульт управления полетом, иллюминаторы, перископы и телекамеры, позволявшие видеть корабль извне и ориентироваться в космосе. Пока эти телеглаза были слепы: специальные футляры защищали их от атмосферного трения, которое многократно усилится в момент старта. Надя лежала на своей кушетке и разговаривала по радиосвязи с Центром управления полетом.

– Он пришел, Флэкс, – сказала она. – Как только подключится к связи, можете с ним говорить.

– Какие результаты? – спросил у нее Патрик, ложась на кушетку и протягивая руку к наушникам.

– Никаких. Ваш президент передумал и говорить с вами не будет.

– А Полярный?

– То же самое. Центр управления стартом связал меня с ним, но он как раз сейчас беседует с вашим президентом.

– Понятно. Они хотят уйти от ответственности за то, что санкционировали взлет. – Патрик щелкнул переключателем приемника. – Ты на месте, Флэкс?

– Роджер. Я хотел тебе сказать насчет президента. Я разговаривал с его первым помощником. Он сказал, что президент как раз сейчас ведет переговоры по телефону с премьером Полярным. Как только закончит, свяжется с вами.

– Флэкс, наш разговор записывается на пленку?

– Ну конечно.

– Тогда я хочу кое-что сказать для протокола.

– Патрик, я понимаю – задержка слишком длинная, ты устал. Не лучше ли тебе…

– Нет, не лучше. Я хочу кое-что сказать для протокола.

– Патрик, я тут разговаривал с медиками. Твой пульс и кардиограмма свидетельствуют о том, что ты находишься в напряжении. Врачи советуют тебе отдохнуть, поспать, в общем, на время передать управление второму пилоту.

– Флэкс, ради Бога, прекрати. Я командир корабля и собираюсь тебе сообщить нечто любопытное. Я все равно сделаю официальное заявление – если не сейчас, то потом.

– Конечно-конечно, Патрик. Я просто пытался…

– Я знаю, что ты пытался сделать. Я же пытаюсь кое-что заявить. Причем именно в качестве командира корабля. Прошло уже два часа, считая с того момента, когда подготовка к старту вступила в «нестабильный период». Кажется, он именно так называется во взлетном плане, который лежит перед тобой?

– Это был просто предварительный прогноз.

– Да заткнись же ты. Я с тобой не дискутирую, а хочу сказать нечто вполне определенное. Согласно всем показаниям, по мере удлинения «нестабильного периода» работа всех систем разлаживается, и в конце концов взлет должен быть отменен. Предварительный прогноз показал, что предельная допустимость «нестабильного периода» – 30 минут. Как командир корабля я спрашиваю тебя: почему взлет до сих пор не отменен?

– Решение принимается сейчас на самом высоком уровне.

– Я не об этом тебя спрашиваю. Я хочу знать, почему нарушен рекомендованный режим. Почему до сих пор речь идет всего лишь о задержке, хотя ранее планировалось, что в подобном случае взлет будет отменен?

– Более поздние исследования показали, что предварительный прогноз был слишком пессимистичным.

– Тогда ознакомь меня с результатами этих исследований, пожалуйста.

В наушниках раздался неясный гул голосов, и потом Флэкс с явным облегчением сказал:

– С вами хочет говорить Центр управления стартом. Задержка окончена. Отсчет предстартовой готовности возобновляется с минус двенадцати минут.

Патрик хотел было возразить, но передумал и отключил микрофон. Он обернулся к Наде:

– Мы все еще можем отменить взлет. Как пилот корабля, я могу принять такое решение в одиночку, но будет весомее, если вы меня поддержите.

– Я понимаю, – тихо ответила Надя. – Вы этого хотите?

– Не знаю. Знаю лишь, что, если мы сейчас взлетим, нас ждут большие проблемы, а может быть, и катастрофа. Однако если отменить старт…

– Может пострадать весь проект «Прометей». Вы об этом подумали, да?

– Да, об этом. Проект стоил чертову уйму денег, люди уже начинают ворчать, а пресса делает на этом недовольстве свою игру. Впрочем, в вашей стране подобных проблем не существует.

– Существует, только на другой манер. У нас есть Политбюро. Оно может собраться как-нибудь ночью на чрезвычайное совещание, и на следующее утро Полярный будет назначен министром свиноводства, а проект «Прометей» прекратит свое существование. Так как же нам быть?

– Если мы согласимся на старт, то рискуем жизнью.

– Мы рисковали уже тогда, когда согласились стать членами экипажа. Мне кажется, игра стоит свеч.

Патрик посмотрел на нее и после продолжительной паузы угрюмо кивнул:

– Да, мне тоже всегда казалось, что эта игра стоит свеч. Но речь идет о другом. Если мы соглашаемся на старт, мы рискуем погибнуть все.

– Но если отказываемся, мы рискуем тем же самым.

«Прометей» вызывается на связь, – раздался в наушниках голос Клетеника. – 9 минут до старта. Сообщите о вашей готовности.

Патрик посмотрел в глаза Наде, пытаясь найти в них ответ на свой вопрос. Но ведь она уже ответила. Надя была за взлет. А кто он такой, чтобы мешать этому? И его непосредственное начальство, и лидеры обоих государств желали, чтобы полет состоялся. Конечно, Патрик мог воспротивиться и положить делу конец. Это означало бы погубить карьеру, а возможно, навек похоронить и весь проект «Прометей». Какая огромная ответственность! Патрик обернулся к микрофону:

– К старту готовы. Полностью ли загружено топливо?

Флэкс обмяк в кресле, похожий на мешок картошки; он истекал потом. При словах Патрика неимоверное напряжение, в котором он находился, разом схлынуло. Итак, полет состоится. Разумеется, риск оставался, но тщательно разработанные программы, компьютеры и он, Флэкс, сумеют справиться с любой проблемой. Эта задача ему по плечу. Программа управления полетом решит любую головоломку, а пилотам останется только нажимать на кнопки. Сразу после старта «Прометей» принадлежит Флэксу. Пусть они там ходят себе в открытый космос, облучаются радиацией и дефилируют перед ликующими толпами. Однако никто из космонавтов не смог бы занять место Флэкса у пульта. Он был как паук, находящийся в центре огромной паутины, как связующее звено между людьми и машинами, заставляющее работать и первых, и вторых. Ничего особенного не произошло – одна из машин на время вышла из строя, и он тут же исправил оплошность. Потом произошел небольшой сбой в человеческой зоне конструкции, однако Флэкс справился и с этим. Еще каких-то пять минут и…

– Время – 5 минут. Задержка, – объявил голос в Центре подготовки к старту. Флэксу показалось, что его по голове ударили топором – красная лампочка в зоне двигателей. Нарушена герметизация демпфера продольных жидкостных колебаний.

– Итак, дамы и господа, ровно за пять минут до старта произошла еще одна задержка. Уверяю вас, это известие никому здесь не доставило радости. Напряжение в Центре достигло высшей точки. Сейчас Билл Уайт, находящийся среди зрителей на обзорной балюстраде, поделится с вами своими впечатлениями. Билл, прошу.

На миллионах телеэкранов по всему миру вместо зала Центра управления стартом появилась обзорная балюстрада, находившаяся в пяти милях от «Прометея». Отсюда ракета казалась игрушечной; она возвышалась над горизонтом, поблизости не было ничего такого, что давало бы возможность составить представление о ее размерах. И все равно лишь после продолжительных дискуссий было получено разрешение расположить места для зрителей в столь опасной близости от места старта. Но в конце концов начальство пришло к компромиссу: на балюстраде решили разместить гостей, так сказать, второго порядка. Тех, кем в крайнем случае можно было бы и пожертвовать. Если произойдет катастрофа, исчезновение нескольких журналистов, старых генералов и политиков вряд ли усугубит и без того кошмарные ее последствия. Разумеется, о значении подобного решения знали лишь на самом высоком уровне. Поэтому определенное количество пожилых джентльменов сочли приятным сюрпризом известие о том, что они включены в список почетных гостей. И вот на экране появилось знакомое телезрителям морщинистое лицо Билли Уайта на фоне зрительской трибуны и торчавшего вдали силуэта корабля. В углу экрана тут же появилась увеличенная фотография «Прометея».

– На зрительских трибунах атмосфера не менее напряженная, чем в Центре подготовки старта и Центре управления полетом. Волнуются и все те, кто наблюдает за этим историческим событием по телевизору. Здесь, в Байконуре, уже почти вечер. Взлет запаздывает больше чем на два часа. Несколько секунд назад объявлена еще одна задержка. Нам остается только догадываться, как себя чувствуют сейчас наши астронавты, мужчины и женщины, находящиеся внутри этой гигантской ракеты. Они профессионалы и привыкли ко всякому, но даже им, наверное, сейчас не по себе. Вряд ли кто-нибудь из нас согласился бы поменяться с ними местами. Но астронавты ведут себя великолепно, и весь мир восхищается их мужеством. А теперь я хочу задать вопрос Гарри Сондерсу, дожидающемуся новостей в Центре управления стартом. Что-нибудь выяснилось, Гарри?

– Нет, все по-прежнему. Как раз сейчас вы можете увидеть на своих экранах «Прометей».

На телеэкранах возник крупный план «Прометея»: сначала сам корабль, потом огромные многоэтажные ускорители, окутанные дымом. Как только объектив телекамеры отъехал, Гарри Сондерс лихорадочно схватился за свои записи. Задержка отняла так много времени, что он уже не знал, у кого еще взять интервью и чем развлечь телезрителей. Скорей бы уж эта штука взлетела или взорвалась. У Гарри начал садиться голос. Шурша страницами, он профессионально ровным голосом описывал достоинства космического левиафана. Приходилось вдаваться в технические детали, чтобы чем-то занять время. Ага, вот и то, что он искал:

– Боюсь, вы все-таки плохо себе представляете, насколько громаден «Прометей». Если я скажу, что он высотой с сорокаэтажное здание, а весом не уступает авианосцу, это, должно быть, произведет на вас впечатление. Но все же вы не получите представления о всей сложности этого комплекса – ведь он представляет собой по сути дела семь автономных ракет. Наша программа передается не только по телевидению, но и по радио, и, конечно, обладателям телевизоров повезло больше. Подумайте только, как трудно жителю какой-нибудь маленькой азиатской деревни, видевшему за всю свою жизнь лишь несколько несложных механизмов, представить себе подобное чудо техники. Проще всего конструкцию ракетного комплекса изобразить следующим образом: вытяните пальцы руки и потом согните их, чтобы они образовали с ладонью подобие трубочки. Представьте себе, что каждый палец – это ступень ракеты, оснащенная собственным двигателем, запасом топлива, насосными системами и всем прочим. Теперь возьмите авторучку с колпачком в другую руку и проденьте между пальцами. Приблизительно таков принцип конструкции «Прометея». Пальцы и ручка, которая называется корпусом ракеты, представляют собой единое целое, но в то же время состоят из совершенно автономных космических летательных аппаратов. Колпачок на вашей авторучке – это и есть сам «Прометей», та часть комплекса, которая выйдет на орбиту и останется там навсегда.

Во время старта заработают все ракетные двигатели. Самое мощное в мире топливо, смесь водорода с кислородом, будет всасываться и сгорать со скоростью 14 000 галлонов в секунду. При этом топливо не просто будет сгорать в таких огромных количествах, но будет еще постоянно подаваться из внешних ускорителей в корпус ракеты. Там есть и собственный запас топлива, но приток энергии из ускорителей должен заполнить корпус до предела. Когда отойдут ускорители и догорит топливо в основном корпусе, «Прометей» окажется на низкой орбите. Там корпус отделится от корабля, его миссия будет выполнена. Тогда «Прометей» включит свой собственный ядерный двигатель и поднимется на окончательную орбиту. Система, конечно, сложная, но надежная, ибо ускорители типа «Ленин-5» имеют в своем послужном списке немало успешных полетов, причем каждый раз они поднимали в космос все больше и больше полезной нагрузки. Кроме того… Минуточку… Да, я не ошибся, стартовые часы включились вновь! Задержка окончена! Будем надеяться, что больше проволочек не будет.

– Осталось две минуты, – сказал Патрик. – Отсчет стартового времени вошел в автоматическую фазу. Теперь ничего остановить уже нельзя. – Он включил внутренний интерком. – Как дела в отсеке экипажа?

– Все в порядке, – ответила Коретта. – Никаких происшествий, биомониторы функционируют нормально, все параметры в пределах нормы.

– Это означает, что никто еще не помер от скуки или страха, – резюмировал Патрик. – Роджер. Вы можете слушать, как мы переговариваемся с Центром, но прошу хранить молчание до отстрела первой ступени. Внимание, экипаж! Приготовиться!

– Одна минута пятнадцать секунд.

Теперь стартом руководил компьютер, отдававший приказы и машинам, и людям. Он сам подключал и разъединял различные системы, сам вел подсчет до нуля.

– До старта одиннадцать секунд.

– Десять.

– Девять.

Металлическая башня дрогнула – это включились двигатели. Пламя било в глубокую яму, расположенную под основанием ракеты; «Прометей» окутался дымом и паром. В считанные секунды напор пламени должен был достичь стартового уровня, и тогда ракета оторвется от Земли.

– Три… два… один… старт!

Мощь двигателей как раз достигла точки, когда ее оказалось достаточно, чтобы чуть-чуть приподнять громаду «Прометея» над землей. Сразу же отошли опоры, и над ними взметнулось пламя. Казалось, сама Земля затрепетала под напором ракетных двигателей; воздух наполнился скрежетом, треском и стоном.

Медленно, очень медленно гигантская ракета поползла вверх.

– Есть отрыв!

Грохот. Вибрация. Скрежет. Векторные двигатели изо всех сил пытались удержать ракету в вертикальном положении, и Патрика то вдавливало в кушетку, то, наоборот, ремни безопасности начинали давить ему на грудь. Первые шесть секунд после старта считались самым критическим периодом – надо было подняться над опорами и набрать скорость. В момент старта включился полетный таймер; вместо 00:00:00 на табло появилось 00:00:01. Начался отсчет секунд Полетного Времени – ПВ.

00:00:04. Стала ощутимой гравитация, начинавшая прижимать астронавтов к кушеткам.

00:00:06. Первая опасность осталась позади. Все приборы работали нормально.

С каждой секундой напор двигателей возрастал. Нагрузка достигла четырех с половиной постоянных, потом пяти и выше уже не поднималась. Пять земных притяжений вдавливали космонавтов в гравитационные кушетки. Дышать стало почти невозможно. Каждый из членов экипажа прошел специальное обучение на центрифуге и умел дышать при сверхнагрузках. Главное – не выдыхать из легких весь воздух, иначе вдохнуть уже не удастся. Следовало набрать полную грудь воздуха, делать очень короткие вдохи и выдохи.

Давление и ускорение. Скорость. Двигатели пожирали 60 тонн топлива в секунду, поднимая ракету все выше и выше.

«Прометей», старт завершен, – доложили из Центра подготовки к старту. Слова эти раздались в наушниках Патрика словно из далекого далека. На глаза ему давила гравитация, и он мог смотреть только прямо перед собой, как в туннеле. Повернуть голову было невозможно, однако следовало взглянуть на показания прибора.

– Приборы работают нормально.

– Приготовиться к отстрелу первой ступени в одну минуту тридцать секунд. Передаем вас Центру управления полетом.

– Роджер.

Неимоверная тяжесть по-прежнему давила на грудь, а на табло щелкали секунды ПВ. Казалось, что вибрация и перегрузка продолжаются вечно, хотя на самом деле первая стадия полета длилась всего полторы минуты. Как только ПВ достигло отметки 00:01:30, двигатели отключились и наступило состояние невесомости. Патрик переключил микрофон на внутреннюю связь:

– Произошло отделение первой ступени. В течение нескольких минут мы будем находиться в состоянии невесомости, так что пусть ваши желудки привыкают к этому ощущению. Перед включением двигателей второй ступени я вас предупрежу. Сейчас ускорители накачивают в корпус ракеты топливо и кислород. Потом произойдет воспламенение… – Корабль содрогнулся. – Вот оно! Попробую показать вам, как это выглядит. Телевизионной системой управляет Центр, но, думаю, я смогу передать изображение на ваши экраны.

На внешней обшивке корабля были установлены телекамеры, до поры до времени почти неразличимые в тени ускорителей. Патрик нашел три нужные кнопки среди многих сотен, находившихся на пульте, и нажал на них. Сначала на экранах была только чернота, потом вспыхнуло ослепительное пламя. Патрик навел изображение на фокус, и космонавты увидели, как первая ступень при помощи собственного автономного двигателя удаляется прочь, к поверхности Земли.

– Это Россия! Вон озеро Байкал! – воскликнула Надя.

– А вот вторая ступень, – продолжил Патрик. – Включаю камеру номер два. Теперь на экранах вы видите все пять ступеней. Центр управления, а у вас изображение нормальное?

– Лучше не бывает, «Прометей»! Отлично видно.

Ступени отделялись одна за другой и, медленно вращаясь, двигались к царившей внизу голубизне. Движением каждой из них управляла специальная наземная служба, находившаяся на Байконуре; орбита ступеней была тщательно рассчитана, ибо успех проекта «Прометей» зависел от того, удастся ли доставить ступени на Землю неповрежденными. Во время взлета они сохраняли стабильное вертикальное положение; при спуске им предстояло перевернуться двигателями вниз. Сопла при этом исполняли функцию тормоза, замедлявшего ускорение и балансировавшего ступень. По мере приближения к поверхности Земли включался автономный двигатель, для которого специально был оставлен определенный запас топлива, и ступень мягко приземлялась где-нибудь среди русских степей. По мере приземления ступени транспортировались на Байконур, где им предстояло принять участие в следующей стадии проекта – «Прометей-2». Ускорители должны были доставить на орбиту все многочисленные компоненты солнечного генератора – до тех пор, пока не будет достигнута последняя стадия – «Прометей-50». Однако проект начнет работать еще задолго до этого, снабжая изголодавшийся по электричеству мир бесплатной энергией.

Все надеялись, что так и будет. Но пока до окончательной орбиты, находившейся на расстоянии 22 300 миль от Земли, было еще далеко. Корабль успел оторваться от земной поверхности на значительное расстояние, но все еще был связан с ней невидимыми узами гравитации. «Прометей» напоминал артиллерийский снаряд, которым выстрелили прямо в небо; снаряд достигает точки максимального подъема, а потом падает обратно. Точно так же ускорители подбросили «Прометей» на максимальную высоту, но недостаточно далеко, чтобы полностью вырваться из зоны земного притяжения.

– Кожух сброшен, сейчас воспламенится топливо в корпусе ракеты, – сообщил Патрик, не отрывая взгляда от табло ПВ. – Через две с половиной минуты двигатель выведет нас на более высокую орбиту. Все, пора!

Двигатель корабля в шесть раз уступал по мощности первоначальной стартовой системе, но все же был невероятно силен. На сей раз нагрузка возросла не так стремительно, но тем не менее снова достигла уровня пяти гравитаций. И тут, впервые с момента старта, произошел сбой. Внезапно корабль затрясся, вибрация становилась все сильней и сильней – и вдруг прекратилась.

– У нас погоколебания! – резким голосом доложил Патрик.

– Давление восстановлено, погоколебания под контролем.

Вибрация прекратилась и больше не возобновлялась. Астронавты вздохнули с облегчением – они знали, что худшее позади. Трое членов экипажа, впервые попавшие в космос, отныне могли считать себя ветеранами. Они благополучно пережили взлет; в момент включения двигателей, когда воображение рисует самые ужасные картины, они совершили подъем в космос, сидя в маленьком ящике, приютившемся на боеголовке самой большой химической бомбы в истории человечества. Мощная энергия, заключенная в оболочке этой бомбы, благополучно вынесла корабль в космос. А могла бы и взорваться. Вот почему астронавты испытывали такое облегчение. И Коретта, и врачи в Центре управления полетом сразу заметили эту реакцию по показаниям датчиков, которые следили за пульсом и кровяным давлением членов экипажа. В Центре люди тоже немного расслабились, хоть работы у них по-прежнему хватало; меньше стало хмурых лиц, многие заулыбались. Флэкс достал свою традиционную победную сигару и принялся ее жевать. Но пока не раскуривал.