Текст книги "Ангел"

Рита окончательно проснулась и уставилась на Дейва.

– Дейв, что случилось? Кто тебя так? – вымолвил наконец Дэнни.

Отчаянно всхлипывая, Дейв упал на руки Дэнни.

– Она умерла, Дэнни. Они убили мою жену. Моего ребенка тоже. Господи, я этого не выдержу.

Его тело сотрясалось от рыданий. Ничего не понимая, Дэнни обнял Дейва за плечи. Они вломились к нему в квартиру? Кто? Бывшие заключенные? Взломщики?

– Пойду сварю кофе, – прошептала Рита. – Ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Это мой напарник, – объяснил Дэнни.

Она выскользнула из постели, надела халат Дэнни, вышла из спальни и босиком побежала по коридору. Минуту спустя зазвенела посуда. Дейв все плакал, бормоча что-то несвязное. Дэнни дал несчастному выплакаться, укачивая его как ребенка.

– Челия? – спросил он наконец. – И Джейми?

– Да. – Дейв выпрямился и уставился на середину комнаты, как будто нашел там что-то очень важное.

Комок встал в горле Дэнни. Господи, только не семья Дейва. Боже, он же живет только семьей. Дейв вдруг поднялся и подошел к окну.

– Тебе известно, что в японском супермаркете был пожар? Челия была там вместе с Джейми. Покупала платье. Мне в морге пришлось опознавать содержимое ее сумочки. Там были вещи, которые не горят.

Дэнни схватился за голову.

– Господи, Дейв, какая потеря…

– Знаешь… Я не могу поверить, что ее нет. Я сидел дома, каждую минуту ожидая, что вот-вот щелкнет замок, она войдет и скажет: «Извини, что я поздно, дорогой, меня неожиданно пригласили в гости…» Господи, я ничего не понимаю. Мне кажется, я схожу с ума. Как мне жить дальше, Дэнни? Я люблю ее. Я люблю моего мальчика. Они оба ушли. Почему оба, Дэнни? Челия никого не обидела за всю свою жизнь. Почему они мне это сделали, почему?

Он повернулся и с размаху ударил головой о стену. Теперь Дэнни понял, откуда появились шишки и кровоподтеки. Он встал, натянул штаны и взял Дейва за плечи.

– Они не хотели навредить тебе. Это был просто несчастный случай. Пойдем выпьем кофе или чего покрепче. Давай, друг, поговорим. Тебе станет легче.

Дэнни повел друга в столовую, где Рита сидела на софе и курила. Она вопросительно посмотрела на вошедших.

– Его жена и ребенок…

Она закусила губу и кивнула. Дейв снова зарыдал. Оставив его с Ритой, Дэнни пошел наливать спиртное. Он уже жалел, что только что на его кровати сидел не грабитель. С тем, по крайней мере, было ясно, что делать.

Ночь будет долгой, подумал Дэнни, а потом – длинная, длинная жизнь.

Когда Дэнни вернулся с двумя стаканами, Дейв, казалось, стал другим человеком: мышцы лица дрожали, под глазами – мешки, щеки обвисли, как у старика, кожа – болезненного серого цвета.

– Выпей, друг, – сказал Дэнни. – Этого с тобой не должно было случиться. Нет на свете справедливости. Господи, я никогда прежде не видел тебя таким. Ты так плохо выглядишь. Я хотел бы тебе помочь.

Но он мог говорить, только говорить.

Дейв даже не взглянул на виски, обхватил голову руками и стал раскачиваться. Дэнни обнял его, как обнимают обиженного ребенка. Они стали раскачиваться вместе, а Рита беспомощно смотрела на них; она не привыкла видеть мужские слезы. Рита была проституткой, а не доктором и могла утешить мужчину, но сейчас она была бессильна.

Через некоторое время Дэнни стало нехорошо. Он понял: это от сильного запаха пота, исходящего от Дейва, от его кислого дыхания. Однако, когда Дэнни отпустил друга и встал, ему стало еще хуже.

Дейв вышел из транса.

– Почему Челия? – сказал он. – Почему не какая-нибудь сука с улицы?

Рита резко отодвинулась от него. Одного взгляда на Риту было достаточно, чтобы прийти в себя. Он увидел боль в ее глазах и спохватился.

– Ох, нет, извини, я не то хотел сказать. Я не знаю, что говорю.

– Все нормально. Я понимаю, ты потерял жену. Это очень больно.

– И сына тоже, не забывай, моего сына. Я играл с Джейми. Господи, когда же это было: вчера, сегодня? Я перестал чувствовать время. Что такое время, Дэнни? Челия и я, мы поздравляли друг друга с тем, что у нас такой ребенок. Он – главное в моей жизни, ты знаешь, и я никогда не сердился, если он будил меня после ночной смены. Я за него готов был кого угодно убить. Джейми умер, а ведь он только начинал жить. Такой веселый, такой непосредственный.

Дэнни не знал, что сказать.

– Это страшный сон, Дэнни, – продолжал Дейв. – От нее ничего не осталось, только черная обгоревшая штука, похожая на чучело ведьмы. Ты же верующий, Дэнни, скажи мне что-нибудь.

– Только ее тело погибло, Дейв. Ее душа с Богом. Ты должен поверить в это, потому что это правда. Челия ушла не навсегда. Она и Джейми ждут тебя где-то, и однажды вы снова будете вместе. Это правда. Ты – мой друг, Дейв, и я никогда не врал тебе. Я верю в это. У Челии была прекрасная душа, и она все еще здесь. И единственное, что ее беспокоит, – это ты. Потому что они с Джейми счастливы. Поэтому ты должен успокоиться и взять себя в руки. Ты понимаешь, о чем я?

Дэнни старался убедить Дейва, потому что искренне верил в то, что говорил. Выражение лица Дейва стало менее напряженным, он понемногу расслаблялся. Рита, полностью одетая, вышла из спальни с одеялом в руках.

– Спасибо, Дэнни, – тихо сказал Дейв и повернулся к Рите. – Извини, я не сознавал, что несу.

– Все в порядке, – сказала она, – но я ухожу. Увидимся, Дэнни. Позаботься о себе. И ты тоже, Дейв.

Прежде чем Рита успела уйти, Дейв уже крепко спал на диване, укрытый одеялом. Дэнни попрощался с Ритой и закрыл за ней дверь.

5

Как и все его собратья, Малох был хамелеоном. В его облике отражалась внешность окружающих людей, которая обманывала всех, кроме его сородичей. Полные тщеславия, они в своей смертной оболочке были прекрасными созданиями.

Малох знал, что его преследовали, когда шел по Турецкой улице, когда бежал по изогнутой, как американские горки, Ливенворс-роуд с Русского Холма.

Когда-то Малох обладал огромной властью над миром, но здесь, на Земле, он почти лишился ее. Единственные преимущества, которые он имел перед смертными, – это сверхъестественная физическая сила и способность к регенерации, гарантирующая бессмертие. Его мышцы, кости и даже мозг восстанавливались в считанные секунды. Если все молекулы его тела не подвергнутся одновременно разрушительному воздействию огромного давления или высокой температуры, ему не грозит смерть.

У Малоха не было защиты от своего злейшего врага и страшного оружия, которое тот нес. Ему оставалось только прятаться среди миллионов людей и надеяться, что его не заметят.

Малох подошел к полупустому ресторану. Ему преградил дорогу швейцар.

– Сожалею, сэр, но вы не можете войти без галстука, – сказал он, приложив руку к груди. – Если вы пройдете в гардероб…

Малох схватил швейцара за шею и сжал ее. Задохнувшийся швейцар рухнул на тротуар. Малох перешагнул через него, пересек зал ресторана, кухню и вышел через черный ход.

За рестораном оказался забор. Он перелез через него и осмотрелся в поисках места, где было бы много смертных, чтобы затеряться среди них. На пустом месте враг сразу его найдет, но, чем больше рядом людей, тем меньше его отличия бросаются в глаза. Он излучал зло, как маяк в ночи. Смертные тоже носят зло в своих душах, одни больше, другие меньше. Конечно, их излучения значительно слабее, но если смертных достаточно много, то поле Малоха расплывается, и врагу уже не найти его. Этот метод маскировки был особенно хорош там, где смертные творили злые деда, где процветали воровство и разврат.

Еще он умел перемещаться в пространстве так быстро, что его враг не успевал прицелиться, даже если уловил сигнал.

В пустой груди Малоха рождался страх, и страх этот заполнял земную оболочку. На небесах это был великий воин, разрушитель, обладающий могущественной силой. Здесь же, на Земле, такой власти у него не было, и он был вынужден принять земной вид, который позволял раствориться в толпе отвратительных смертных.

Страх погубил его. Он бежал, бросив владыку, и вместе с другими устремился туда, где можно было укрыться. Сначала их было много, но с каждым вздохом становилось все меньше. Там, где он жил раньше, не было безопасного места. Оставался только один мир – мир смертных людей.

Один из бойцов вражеского воинства без приказа верховного повелителя последовал за ними на Землю. У него был высокий чин члена Первой Триады, но он не настолько отличился в битвах, чтобы ему было даровано собственное имя. Теперь, казалось, он нашел себе цель – уничтожить врагов, покинувших их мир, всех до единого. Это создание не знало компромиссов, не знало прощения и милосердия. Оно не испытывало ненависти к Малоху и его собратьям: просто такова была цель.

В переулках Малох нашел ночной клуб, ветхую хибару, где стриптизерши стягивали свое нехитрое одеяние, а главный бизнес делался в грязном туалете на задворках. Это было место, где нелегально торговали любовью и наркотиками, где мафиози встречались, чтобы обсудить свои дела, где подкупленные полицейские совещались с гангстерами, где договаривались об убийствах, где смерть прописывалась как лекарство.

Малох вошел, сел за столик в тени сцены и в страхе ждал. Он чувствовал, что его враг на улице и быстро приближается. У двери ночного клуба ужасное существо остановилось. Сердце Малоха замерло, когда враг стал прощупывать помещение ночного клуба. Если только он заподозрит, что Малох здесь, он, скорее всего, сожжет белым огнем ночной клуб до основания со всеми его обитателями.

Малох знал, что излучение, исходившее от ночного клуба, наполненного сводниками, грабителями и убийцами – собравшимися здесь отбросами общества, – уже окутывает его непроницаемым для врага покрывалом. В углу комнаты, укрывшись под скатертью, проститутка развлекала клиента. На задворках, в туалете, торговали наркотиками. В переулке за туалетом подвыпившего бизнесмена сильным ударом по голове свалили на землю и освободили от часов и бумажника. Вся эта местность буквально кишела преступлениями и преступниками.

Наконец враг, так ничего не обнаружив, стал удаляться, и Малох облегченно вздохнул.

Он даже смог улыбнуться подошедшей к его столу девушке.

– Составить компанию, детка? – спросила она.

– Почему бы и нет? – кивнул Малох.

Он заказал выпивку себе и девушке и позволил себе расслабиться.

Девушка положила руку ему на бедро. Она была маленькой симпатичной брюнеткой. Малоха, который был в состоянии удовлетворить девушку физически, заинтересовало ее предложение. В отличие от своего врага, лишенного в своей смертной оболочке половых признаков, Малох был экипирован лучше многих мужчин.

Глаза девушки расширились от удивления, когда она нашла то, что искала.

– Ого, – выдохнула она. – Большой.

Он переложил руку девушки на ее колено. Малох к числу эксгибиционистов[3]3
  Эксгибиционизм (мед.) – вид полового извращения, заключающийся в стремлении к прилюдному совершению полового акта.


[Закрыть] не относился.

Девушка надула губки.

– Неужели я тебе не нравлюсь, детка?

– Ты в порядке. Только место неподходящее. Кое-кто следит за мной, и я не хочу, чтобы он взял меня со спущенными штанами. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно. – Она нервно оглядела комнату. – Кто охотится за тобой? Полиция или шайка?

– Нет, один парень, но он хуже чем все они, вместе взятые. Не беспокойся, он ушел.

– Ушел? Куда?

– Дальше по улице.

– Ох, вот чего я не переношу, так это насилия. Мой парень избивает меня, если я прихожу с синяками.

– Звучит логично, – сказал Малох.

Она кивнула, хоть и не поняла, что он имеет в виду.

– Слушай, – сказала она тоскливо, – ты уверен, что не хочешь этого? Ты ужасно симпатичный.

Малох улыбнулся.

– Знаю. Но нам придется пойти в другое место.

Его желание стало ослабевать. Для него она была не так уж привлекательна, а на улицах все еще было опасно.

– Хорошо, но если только ты готов, надо поторопиться, иначе мой друг придет сюда, и у тебя возникнут проблемы. Пошли, я на работе.

Малох проследил за ее взглядом и увидел сутенера, наблюдавшего за ними из другого угла. На его лице не было злобы, но Малох знал, что если вскоре он не пойдет с проституткой, сутенер вразвалочку подойдет и спросит ее, почему, черт возьми, она бездельничает, когда здесь полно других клиентов. В нем было футов шесть роста, и мускулы его выглядели внушительно. Без сомнения, он любил поработать кулаками, особенно над своей подружкой.

Девушка дернула Малоха за рукав.

– Ты ужасно симпатичный, – повторила она. – Большинство моих клиентов не такие джентльмены, как ты. Это мерзкие рожи, у них отвисшие животы и тройные подбородки. Они лапают тебя, как кусок мяса. – Она улыбнулась.

– Понятно.

– Дай мне знать, когда соберешься уходить. Спасибо за выпивку. Я должна еще поработать. – Она замолчала и взглянула ему в глаза. – Знаешь, таким приличным людям, как ты, не следует сюда приходить. Ты можешь пострадать. Здесь есть плохие парни, они тебя прирежут ни за что. Будь осторожен. Слышишь?

– Да, – сказал Малох, и девушка, оставив его, пересела за другой столик, где новый клиент с тройным подбородком и отвисшим животом только и ждал, чтобы схватить ее за грудь и запустить руку к ней под юбку.

Внезапно тень накрыла столик, за которым сидел Малох, и он ощутил укол страха, пронзивший его насквозь.

Он обернулся, но это был всего лишь сутенер.

– В чем дело? – спросил он, осклабившись. – Тебе не понравилось мое Золотце?

– Я не видел вашего золотца, – огрызнулся Малох, – но если вы достанете его, я скажу, нравится оно мне или нет.

Улыбка исчезла с лица сутенера.

– Очень умный, да? Ты понял, что я имею в виду, урод. Девушка. Чем она тебе не понравилась?

Малох знал, каким видит его сутенер: бледный юноша, может быть только что из колледжа, изнеженный, с тонкой кожей, почти женоподобный. Прекрасный молодой человек из хорошей семьи, отправившийся погулять с папочкиного разрешения. Сутенер хотел бы узнать, где припаркован «порше» и как ему наложить лапу на ключи, пока Золотце будет лишать мальчика невинности.

– С девушкой все в порядке. А вот ты меня достал. Сдается мне, что ты спишь с ней – когда в состоянии делать это. А я не собираюсь заходить туда, где ты побывал. Надеюсь, ты понял, о чем я говорю.

У сутенера расширились глаза.

– Ах ты маленький засранец. – Он вынул из кармана выкидной нож. Блеснув в лучах света, со щелчком выскочило лезвие. Сутенер метнулся к Малоху, нож сверкнул, как голова змеи.

Малох опасался только за глаза – он не смог бы восстановить их, но сутенер этого не знал и метил в сердце.

Малох оказался проворнее. Прежде чем лезвие прошло полпути до своей цели, рука с тонкими пальцами вцепилась в запястье сутенера и резким движением вывернула предплечье. Раздался громкий хруст. Сутенер побледнел и широко раскрыл рот. Его глаза вылезли из орбит. Нож со звоном упал на пол. Кто-то завизжал. Заскрипели стулья. Люди стали отодвигаться подальше от драки.

Сутенера качало. Его кисть неестественно болталась.

– Ублюдок! – завопил он. – Ты сломал мне руку!

Малох встал, собираясь уходить.

– Тебе повезло, что это была не шея.

Однако противник еще не считал драку законченной. Резко выбросив ногу, сутенер попытался ударить его ниже пояса. Малох перехватил его ступню, подержал секунду и резко скрутил. Снова громкий хруст, будто сломалась ветка. Сутенер упал на поя, корчась и крича от боли. Из углов зала в их сторону двинулись вышибалы. Малох поднял стол и выломал одну из ножек. Он подождал, пока один из вышибал не подойдет поближе, быстро отступил в сторону и нанес ему страшный удар по почкам. Вышибала не успел уклониться и с выпученными глазами сложился пополам, так что его голова почти коснулась его правого ботинка.

Остальные остановились.

– Мудрое решение, – сказал Малох.

Он, как копье, метнул ножку в стену между двумя вышибалами. Пробив штукатурку, она на треть углубилась в стену.

– Теперь, хотя мне и приятно поразвлечься, я должен идти. Как вы заметили, я сильнее, чем выгляжу, так что постарайтесь не делать глупостей. Пока, Золотце. – Малох слегка поклонился в сторону девушки. – Рад был познакомиться.

Он вышел из зала, и люди расступились перед ним, как волны Красного моря.

На улице им снова овладел страх. Малох направился через весь город к дому, где его трудно будет найти. Когда находишься в движении, никогда не можешь расслабиться полностью; Малох мог рассчитывать только на то, что враг будет занят уничтожением менее хитрых беглецов или получит приказ возвращаться.

Где-то в городе ухнул взрыв, залив улицы светом, мгновенно сменившимся тьмой.

Его враг действовал.

6

Дейв разбужен поцелуем Челии. Он открывает глаза и видит ее полностью одетой и готовой выйти из дома. Она великолепна. Обтягивающий костюм выделяет контуры прекрасной фигуры. Длинные черные волосы заплетены в косу, уложенную короной на затылке и удерживаемую тонким гребнем. Ярко накрашенные губы означают, что Челия всерьез собралась сорить деньгами. Дейв садится на кровати и протирает глаза. Они болят, как будто он плакал. Галстук и рубашка висят на стуле перед кроватью, но он никак не может найти свои брюки.

«Что происходит?»

«Вставай, соня, – смеется она. – Пора идти по магазинам. Помнишь, ты обещал сходить со мной в новый японский супермаркет за платьем? Джейми побудет сегодня утром со Сью, и мы можем делать все что захотим. Возьми кредитную карточку, скряга, Челия сегодня собирается безумствовать».

«Конечно, я помню».

Что-то смущает Дейва, но он не может понять, что именно. Словно мухи жужжат в черепе. Это выводит его из себя. Он слезает с постели и идет в ванную бриться. Дейв входит в гостиную, а через минуту они с Челией уже идут по тротуару и, поднимаясь по ступенькам, входят в супермаркет. Дейв все еще в трусах, и это его смущает, но, похоже, никто не обращает на него внимания. Челия смеется над его застенчивостью.

«Ты же надел рубашку и галстук, не так ли? Так о чем же ты беспокоишься, большой медведь? Взгляни-ка на меня. На мне почти ничего нет. Мисс Стройность 1990».

И правда, ее костюм исчез. Сейчас на ней только ее лучшее шелковое белье, которое Дейв подарил ей на прошлое Рождество. Это не нравится Дейву, и когда они бродят по магазину, он пытается закрыть ее тело от пялящихся мужчин. Видно, сегодня придется расквасить несколько носов. Дейв не одобряет мужчин, глазеющих на его жену, словно на картинку в порножурнале. Оливковые груди Челии выскакивают из лифчика, и Дейв просит ее заправить их внутрь, так как они привлекают слишком много внимания, но Челия только смеется.

Челия спрашивает у продавца, где находится отдел платьев. Оказывается, единственный такой отдел расположен в окне магазина и они его уже прошли.

«Спасибо! – кричит Челия. – Хорошо бы нам побыстрее попасть туда. Моему мужу не нравится, когда я разгуливаю в таком виде, он очень ревнивый».

«Вовсе нет, – протестует Дейв, – любой выйдет из себя, если его жена разгуливает вот так на людях».

Челия за руку тащит Дейва ко входу и заводит в оконную нишу. Там нет платьев, но есть кровать.

«Слушай, медведь, – шепчет Челия ему на ухо, – давай займемся любовью».

Она снимает трусики и ложится. Прохожие остановились и уставились на них, беззвучно шевеля губами: через толстое стекло не слышно, что они говорят.

«Господи, Челия, нас же арестуют», – говорит Дейв.

«Дурачок, они не могут арестовать полицейского, – смеется Челия. – Не будь таким занудой. Какая разница, что они подумают? Покажи им, какой ты у меня мужчина».

Он ждет, когда разойдутся зеваки, ложится, и она раздвигает свои дрожащие ноги. Проникая в нее, он чувствует, как ее кожа теплеет: так всегда происходит, когда она возбуждается. Она часто говорила ему, что однажды просто загорится, и сейчас становится очень горячей и возбужденной. Он сжимает ее голову руками, их тела начинают двигаться в одном ритме. На ее лице нет и следа прожитых лет. Ей снова девятнадцать – именно столько ей было, когда они встретились в Мехико и полюбили друг друга.

«Мальчик мой, – говорит она громко, – я люблю тебя».

«И я люблю тебя», – шепчет он.

«О Господи! – кричит она. – Я люблю тебя!»

Слезы текут по ее щекам – так всегда бывает, когда она дает волю чувствам и кричит от возбуждения. Внезапно от ее лица начинает идти пар. Слезы шипят на ее теле, которое с каждой минутой становится все горячей.

«Господи, я не вынесу! – кричит она. – Я горю, Дейв, помоги мне!»

Но ведь она много раз говорила так и раньше, во всяком случае, он не может остановиться, пути назад уже нет.

Поцелуй обжигает его губы.

Дейв слышит сильные удары по стеклу и видит вернувшихся зевак; вместо усмешек на их лицах ужас. Отчаянно жестикулируя, они указывают на Челию.

Дейв чувствует, как огонь жжет его половой орган, и смотрит на жену.

Кожа на ее лице дымится, потом появляются дыры, медленно обгорающие по краям, – так расползается бумага, опущенная в кислоту. Горящие круги быстро расширяются, но он не в состоянии что-либо предпринять.

«Челия!»

Все происходит быстро, слишком быстро, чтобы он мог остановиться. Он чувствует, что скоро достигнет оргазма, но чем быстрее двигается, тем сильнее она горит. Волдыри покрывают все ее тело, лопаются и превращаются в огненные круги.

«Нет, нет! – Из его груди вырывается стон. Он двигается все быстрее и быстрее – к ней и от нее. – Прости! – кричит он, и слезы катятся по его щекам. – Я не могу остановиться, Челия! Не могу остановиться!»

Постепенно от нее остаются только угли и зола, пока не оказывается, что он тычется в кучу серого пепла, и когда наконец поднимает глаза, то видит в окне разгневанное лицо Дэнни.

«Ты ублюдок, – читает Дейв по его губам. – Не мог остановиться, да? Даже чтобы спасти жену. Ты убийца, Дейв. Ты убил Челию. Боже, как ты отвратителен!»

«Я не хотел, – шепчет Дейв. – Я не хотел».

Дейв вздрогнул и проснулся. Он сидел в постели мокрый от пота. Посмотрел на окно. Сквозь щель в плотных шторах пробивался тонкий луч. Он падал на подушку в том месте, где минуту назад были его глаза.

О Господи, подумал он, еще один кошмар.

Он потянулся за сигаретой, зажег ее дрожащими пальцами. Пот впитывался в бумагу и табак. Дейв глубоко затянулся и закашлялся. Он отвык курить.

Это чувство вины, подумал он. Я сам себя наказываю. За что? За то, что позволил Челии идти в магазин? Нет, за все те случаи, когда плохо с ней обращался, не желая быть немного добрее. За все те случаи, когда мог возвращаться домой пораньше, чтобы побыть с ней. За все те случаи, когда критиковал ее, а она нуждалась в поддержке. За все те случаи, когда мог бы говорить ей о своей любви, а не нести какую-то чепуху о напарниках и участке, о работе, о том, что не имеет достаточно денег для того, чтобы сделать их жизнь более достойной.

– Какая утрата! – вслух произнес он.

Догорев до пропитанного потом места, сигарета погасла, и Дейв швырнул ее в раковину. Обессиленный, словно и не спал вовсе, он поднялся с кровати и раздвинул шторы. За окном лежал Вашингтон. Дейв приехал сюда на несколько дней и остановился в маленьком отеле. Он выбрал Вашингтон, потому что это очень далеко от Сан-Франциско и потому что они с Челией здесь никогда не были. С этим городом не связано никаких воспоминаний, готовых нахлынуть в любую минуту. Не то, чтобы он хотел забыть Челию, вовсе нет, ему просто нужно было взять себя в руки. В Вашингтоне он защищен от неожиданностей.

Дейв принял душ, побрился и оделся. Его номер был на последнем этаже четырехэтажного дома. Спустившись по лестнице в холл, он обнаружил знак, указывающий, как пройти в ресторан. Он пошел по стрелке и оказался в маленьком неопрятном зальчике в заднем флигеле отеля. Там уже сидели трое: мужчина, который ожесточенно царапал ручкой по каким-то бумагам, изредка отхлебывая кофе, и пожилая пара, вероятно туристы, в разговоре которой слышался английский акцент.

– Что вы хотите? – спросила официантка.

– Только кофе.

– Может быть, яичницу?

– Кофе.

– У нас есть оладьи.

– Кофе.

– Хорошо, – сказала официантка и, пожав плечами, поспешила к английской паре. Те встретили ее улыбками и болтовней, которой она не дождалась от Дейва. Оказалось, что англичане приехали в Вашингтон навестить сына, который здесь работает. Но у него слишком маленькая квартира, поэтому они и остановились в отеле.

Дальше Дейв уже не слушал.

С соседнего столика он взял «Вашингтон пост» и стал просматривать заголовки. Снова пожары. Большой пожар в нью-йоркском музее. Погибло множество экспонатов.

Дейв снова почувствовал свинцовую тяжесть в груди. Он был в отчаянии. Что он будет делать без Челии и Джейми? Стоит ли вообще жить? Лучшее, что он мог придумать, так это забраться на какую-нибудь крышу и шагнуть в никуда. Через несколько секунд они снова будут вместе.

А может, вернуться в Сан-Франциско и помочь Дэнни бороться с поджигателями?

– Ужасная ситуация, не так ли?

Англичанин стоял возле его стола и разглядывал заголовки. Дейву захотелось, чтобы тот скорее убрался, но он не умел грубить.

– Да, – ответил Дейв и неожиданно для самого себя добавил: – Я только что потерял жену. Она погибла при пожаре в супермаркете.

Почему-то он почувствовал облегчение, высказавшись первому встречному, хотя опять чуть не разрыдался. Англичанин, жена которого вышла из зала, смутился.

– Прошу прощения. Я не хотел вторгаться в ваши сокровенные мысли.

– Ничего, ничего, я сам виноват. Я не хотел впутывать вас – это вырвалось помимо моей воли. Слишком свежая рана. Я еще не свыкся с мыслью о потере.

– Можно мне присесть? – спросил англичанин. – Я жду жену, она пошла в номер за сумкой.

– Конечно. Хотите кофе?

– Спасибо. – Мужчина протянул руку. – Алекс Вингман.

– Дэвид Питерс.

Гость взял чистую чашку с соседнего стола, налил кофе, добавил сахару и отхлебнул глоток.

– Я очень люблю американский кофе, – сказал он. – Только американцы и итальянцы умеют его готовить.

– Чем вы занимаетесь? – без энтузиазма спросил Дейв, чувствуя, что Вингман хочет завязать разговор.

Мужчина откинулся в кресле. Его шишковатые пальцы прошлись по седым волосам. Казалось, он понимал, что Дейву его ответ совершенно неинтересен, поэтому ответил кратко и по существу.

– Сейчас всем понемногу – я на пенсии. Был школьным учителем в Йоркшире. Это одно из наших графств. Самое большое в Англии – как у вас Техас, только карманных размеров. Да, на территории Техаса можно было бы разместить пять Англии или больше сорока Йоркширов, но боюсь, вы уже не раз это слышали.

Дейв невольно улыбнулся.

– Совсем нет, я не часто встречаюсь с туристами. Я полицейский.

– В самом деле? Как интересно. Вы сказали, когда я подошел к вам, что не свыклись с мыслью о смерти вашей жены. Знаете, есть вещи, к которым трудно привыкнуть… почему умерла моя жена… Да, – перебил он себя, – та женщина, которая сейчас со мной. Джин, – моя вторая жена. Первая жена, Лиз, погибла в автомобильной катастрофе через двенадцать лет после нашей свадьбы. Мне до сих пор иногда снится та катастрофа. Ведь именно я был за рулем того автомобиля.

Видимо, он снова переживал те трагические события. Господи, подумал Дейв, неужели и мне столько лет оплакивать бедную Челию?

Вингман мягко улыбнулся.

– Ах, я понимаю, что вам пришло в голову, но такие моменты бывают редко. Я думаю о ней не постоянно. На самом деле, я – вполне счастливый человек. Я нашел другую женщину, согласившуюся провести со мной остаток жизни, и нам хорошо вместе. Я хочу только предупредить вас: не пытайтесь что-либо понять или объяснить. Иначе сойдете с ума. Тогда я пережил довольно сильное душевное расстройство, потому что единственное чувство, которое вызывает в нас преждевременная гибель, – чувство вины. Не стоит этого делать, мистер Питерс. Странное дело, но если бы вы ненавидели свою жену и намеренно застрелили ее, то скорее всего в ее смерти обвиняли бы ее, а не себя. Вы ведь никак не могли предотвратить тот ужасный пожар, но вы продолжаете твердить себе: если бы я только сделал то-то и то-то, или сказал бы что-то, или остался бы дома, то все обошлось бы.

Глаза Дейва расширились.

– Ведь это правда, не так ли?

Они еще некоторое время поговорили на ту же тему, и к тому времени, когда к ним присоединилась жена Вингмана, Дейв уже чувствовал себя менее способным на самоубийство. Пожилые англичане были очень приятными и совсем не эксцентричными людьми. Вскоре все трое отправились гулять в парк, и в разговорах они постоянно возвращались к пожарам.

Наконец Джин Вингман напрямую спросила:

– Скажите, мы живем в нравственном мире, мистер Питерс?

– Я ведь полицейский. – Дейв пожал плечами. – Мои друзья, у которых другая профессия, могли бы назвать большинство своих знакомых вполне нравственными, но мы на своей работе сталкиваемся с больным слоем общества, незаживающей язвой человечества: торговцами наркотиками, сутенерами, гангстерами, пьяницами, избивающими своих жен и детей, убийцами, садистами…

– А что вы скажете о нашем мире в целом? Он-то нравственен?

Дейв задумался. Он вспомнил бесконечные войны на Ближнем Востоке, в Африке и Южной Америке, вспомнил военные и диктаторские режимы, бросающие невинных людей в тюрьмы без суда, пытающие детей, убивающие, насилующие, грабящие – и все это именем власти. В темных уголках Земли совершаются чудовищные преступления, которые обнаруживаются лишь случайно, когда годы спустя кто-то наткнется на горы черепов или концентрационные лагеря, полные истощенных существ, которые когда-то тоже были людьми. Внешне вполне достойные политики идут на любую ложь ради спасения своих никчемных шкур, а огромные межнациональные корпорации подвергают риску жизнь детей лишь для того, чтобы сбыть свой товар. Биржевиков интересуют исключительно деньги, и им безразлично, кто или что будет разрушено ради их благополучия. Есть вполне обеспеченные родители, которые продают своих дочерей ради нескольких лишних долларов. Нравственен ли этот мир?

– Нет, – ответил он устало.

– Ничего, крепитесь, молодой человек, – сочувственно улыбнулась ему Джин. – Все-таки вокруг нас намного больше добрых и сострадательных людей. Беда в том, что добро пассивно, а зло захлестывает все вокруг и сеет опустошение. Возможно, у этих ужасных пожаров есть какое-то свое предназначение. Может быть, они заставят нас задуматься и сказать себе: «Хорошо ли устроен окружающий мир? Надо что-то предпринять для его изменения к лучшему». Я понимаю, мои слова – слабое утешение для человека, который только что потерял своих близких, но это единственное, что я могу вам посоветовать.

Дейв посмотрел на Джин и – странное дело – почувствовал облегчение. В его душе было много горечи и отчаяния, но теперь он найдет в себе силы жить. Он уже думал не о самоубийстве, а о том, как успокоиться и вернуть жизнь в прежнее русло. Это была его работа – остановить пожары. Это была его работа – схватить поджигателей и отправить туда, где им надлежит быть: за решетку или в больницу.