Текст книги "Легион Видесса"

– Не такие уж отдаленные, – фыркнул Гай Филипп, когда Скавр поделился с ним своими мыслями.

Дубовая рощица оказалась больше, чем предположил поначалу Скавр. Она растянулась на несколько километров. Быть может, это часть богатого поместья. Под порывами ветра шелестели листья и покачивались наполовину созревшие желуди. Между деревьями слышалось хрюканье кабана. Все свиньи любят желуди.

Легионеры шли по траве, наступая на палую листву, лежавшую еще с прошлой осени. Шуршание листьев успокаивало, как глухой шум прибоя.

Затем послышались отдаленные шаги. Вскоре с легионерами столкнулся раненый солдат. Его грудь тяжело вздымалась. Кровь стекала из глубокой ссадины на лбу прямо на тунику. Ужас на его лице сменился недоверчивой радостью, когда он узнал среди легионеров видессианских всадников.

– Хвала Фосу! – выдохнул он и заговорил так торопливо, что слова, казалось, набегали друг на друга. – Спасите! Скорее, мой господин! Эти чужеземные дьяволы! Они убивают! Там!..

– Намдалени? – спросил Марк.

Боги, неужели им не будет предела?..

Раненый кивнул. Марк резко спросил:

– Сколько?

Раненый развел руками.

– Сотня. Больше. – Он нетерпеливо подпрыгивал на месте, забыв даже о своей ране. – Во имя милосердия Фоса! Скорее!

– Две манипулы, – решил трибун.

Гай Филипп мрачно кивнул в знак согласия. Солдаты Княжества были сильными воинами.

Тем же отрывистым тоном трибун продолжал:

– Блез, ты!.. И ты, Гагик!

Багратони понял приказ, хотя Скавр говорил по-латыни. Накхарар чтото крикнул на своем гортанном языке; в ответ васпуракане качнулись назад, ударяя копьями о щиты. Отряд накхарара был слишком велик для манипулы. Сотня намдалени будет окружена силами, превосходящими ее по численности, по крайней мере, в три раза.

Гай Филипп встряхнул раненого видессианина, который вдруг ослабел. Теперь он оседал на землю, дрожа от пережитого. Смерть задела его совсем близко, лишь чудом выпустив из своих когтей.

– Куда идти, ты?.. – требовательно спросил ветеран.

– На первой развилке – налево, на второй – направо, – был ответ. Раненый отер лоб рукавом, недоверчиво посмотрел на кровь, потом перегнулся пополам, и его стошнило.

Гай Филипп с отвращением хмыкнул и громко повторил услышанное от видессианина.

Марк выдернул меч из ножен.

– Бегом! Боевой клич – «Гавр»!

Легионеры затопали следом за трибуном. Первая развилка оказалась в двух шагах, но вторая была не так уж близко. Чувствуя, как пот струится /.$ кирасой, Скавр вдруг засомневался: не пропустили ли в спешке поворот. Но кровавые следы, оставленные раненым, указывали верный путь. Кровь у обочины была еще свежей; раненый мчался так, словно дикие фурии наступали ему на пятки.

Римляне бежали не так уж быстро, и все же васпураканам пришлось напрягать все свои силы, чтобы не отстать. Горцы были крупными людьми, но у многих были короткие ноги.

– Она впереди, за тем гнилым пнем, – указал Гай Филипп. Судя по голосу старшего центуриона, он даже не запыхался. Гай Филипп мог бы пробежать и большее расстояние и все равно остаться в отличной форме.

Впереди действительно оказалась развилка. Теперь уже слышны были отчаянные крики и звон клинков, ударяющихся о мечи и щиты. Шум битвы становился все громче.

– Гавр!.. – выкрикнул Марк. Легионеры эхом отозвались ему.

Впереди на миг все замерло, затем видессиане взорвались радостью, а намдалени испустили вопль злобы и разочарования. Легионеры бросились на поляну.

Около тридцати видессиан, четверо на лошадях, остальные пешие, были окружены всадниками-намдалени. Островитяне все теснее сжимали железное кольцо. С обеих сторон бойцы выглядели усталыми. Намдалени уже приготовились к последней схватке с внезапно возникшим перед ними врагом. Теперь им предстояло защищаться, а не нападать.

Пока манипула становилась в боевую линию и готовила копья для броска, даже невозмутимый Юний Блез расхохотался.

– «Сотня солдат», – усмехнувшись, сказал он Скавру. – Мне кажется, мы принесли гору, чтобы обрушить ее на муху.

Да уж. Вряд ли удалось бы наскрести на этой поляне хотя бы тридцать намдалени.

При виде легионеров, высыпавших из дубовой рощи, воины Княжества разинули в изумлении рты. В конце концов здоровенный воин, который, как понял Марк, был командиром – великолепное седло под ним было украшено золотым шитьем, а на шлеме сверкала золотая и серебряная насечка, – откинул голову назад и рассмеялся еще громче, чем Блез.

– Опустите копья, ребята, – сказал он своим латникам. – Кажется, нас словили…

Намдалени опустили оружие, некоторые – с явной неохотой. Видессиане, удивленные появлением спасителей не меньше, чем намдалени, оперлись на мечи и копья, жадно глотая воздух. Они были так измучены, что вряд ли смогли бы отразить последнюю атаку.

Командир намдалени медленно подъехал к Скавру. Римляне, стоявшие рядом с трибуном, угрожающе шевельнули копьями, но намдалени не обратил на них никакого внимания. Он протянул Скавру свой щит.

– Ударь мечом, согласно законам чести.

Марк несколько раз легонько стукнул мечом по щиту.

– Хороший удар! – воскликнул намдалени. – Я сдаюсь победителю!

В знак поражения он снял шлем. Другие намдалени последовали примеру своего командира. Под шлемом обнаружилось веселое веснушчатое лицо и густая светло-каштановая борода. Затылок у островитянина, как у большинства его соотечественников, был гладко выбрит.

Как и в замке, что был взят к северу от Сангария, островитяне вовсе не опечалились поражением. Проигрыш был вещью неизбежной и часто сопутствовал жизни профессионала. И командир, и его солдаты держались совершенно спокойно. Один намдалени заговорил с имперцами, с которыми только что сражался, и в его голосе совершенно не было вражды:

– Не подоспей эти ублюдки-римляне, вам бы точно уж не видать завтра рассвета.

Намдалени, служившие в столице вместе с легионерами, знали о римлянах куда больше, чем спасенные ими видессиане

Скавр послал людей разоружить островитян, а сам подошел к видессианскому офицеру, желая отдать ему честь. Породистый жеребец, властность, исходившая от всадника, делали этого человека заметной фигурой. Марк без труда определил предводителя.

Видессианину было не меньше шестидесяти лет. И, судя по всему, это !k+( бурные шестьдесят лет. Его волосы и тщательно подстриженная борода были почти седыми. Несмотря на довольно увесистое брюшко, плечи видессианина не сгибались под тяжестью доспехов и оружия. В глазах мелькнули иронические искорки, когда он отвечал на салют Марка.

– Слишком много чести для меня. Это слабейшему надлежит склониться в поклоне. Можно даже поползать по земле. А сильному незачем кланяться… Ситта Зонар, к твоим услугам. – Он поклонился Марку, сидя в седле. – Мое звание – спафарий, если тебе это что-нибудь говорит.

Трибуну сразу же понравился этот Зонар. В сложнейшей системе видессианских титулов и званий должность спафария была, пожалуй, самой расплывчатой и неопределенной. Тем не менее очень немного найдется имперцев, способных посмеяться над этим – пусть даже ничего не значащим – званием.

– Я слыхал о тебе, молодой человек, – заметил Зонар. Последние слова он добавил явно для того, чтобы посмотреть, как отреагирует на них Скавр. Не дождавшись ответа, Зонар копнул глубже: – Баан Ономагул говорил о тебе такие вещи, что повторить их тебе в лицо я, право же, не решаюсь.

Один из видессиан бросил на своего командира тревожный взгляд.

– Неужели? – протянул Марк, скрывая за непринужденностью настороженность. Ничего удивительного в том, что Зонар знал покойного мятежника, не было. Неподалеку отсюда располагаются владения Ономагула. А вот то, что он с ходу признался в близком знакомстве с Бааном, – дело иное. Невероятный жест доверия по отношению к врагу Ономагула?..

– Ономагул вообще редко говорил о ком-либо хорошее, – осторожно отозвался трибун.

Зонар кивнул. Теперь лицо его было неподвижным. Видессианин как бы раздумывал, не совершил ли он ошибку, заговорив столь откровенно.

– Мне кажется, – добавил Марк, – это хромота сделала его жизнь такой горькой. До Марагхи Ономагул не был таким злобным и нелюдимым.

Глаза Зонара просветлели.

– Это так, – кратко промолвил он. Радуясь тому, что можно уйти от опасной темы, Зонар бросил взгляд на людей Княжества: – А с ними что делать? Они вообразили, будто эти земли принадлежат теперь им. Так, видите ли, утверждает их бандитский вожак.

После Сангария, мрачно подумал Марк, у намдалени вполне могут возникнуть подобные мысли.

Поразмыслив несколько секунд, трибун сказал:

– Возможно, Дракс захочет обменять их на Метрикия Зигабена.

Должно быть, вести о битве еще не дошли до Зонара. Видессианин изумленно моргнул, а остальные его люди тревожно загомонили.

– Дракс держит в плену главнокомандующего? – переспросил Зонар. – Ужасно. Расскажи мне новости.

Скавр начал рассказывать о том, что произошло у Сангария. Зонар слушал спокойно, пока речь не зашла о предательстве отряда намдалени в составе имперских войск. Тогда он взорвался черным гневом.

– Чтоб Скотос заморозил предателей!.. – зарычал он. С этого мгновения трибуну стало ясно, что Зонар не принимал никакого участия в мятеже Ономагула.

Когда Марк закончил рассказ, Зонар долго молчал. Наконец спросил:

– Что ты собираешься делать?

– Что смогу, – ответил трибун. – Как много я смогу – вот этого я не знаю.

Он ждал, что Зонар презрительно фыркнет. Но видессианин только серьезно и невесело кивнул:

– Должно быть, ты носишь на молодых плечах старую голову. Ты смело сражаешься за святое солнце Фоса, хотя и не носишь его изображение на бляхе пояса. И при этом у тебя хватает ума не хвастаться. – Зонар почесал колено, не сводя со Скавра внимательных глаз. – Знаешь что, чужеземец, ты вгоняешь меня в краску стыда… – проговорил он медленно. – Редко случается так, что наемные солдаты хотят спасти Видесс больше, чем граждане Империи…

Марк думал об этом еще с первых месяцев своей жизни в Видессе. Очень немногие видессиане были готовы разделить с ним это мнение. Давно привыкшие к могуществу державы, имперцы принимали его как само собой разумеющееся. Так было вплоть до самого поражения при Марагхе. Римлянин, чья родина стала великой державой всего за полтора столетия до его рождения, не был столь тщеславен и слеп.

Зонар прервал его размышления, протянув ему руку.

– Я и мои люди – мы сделаем для тебя все, что в наших силах, – поклялся он, горячо пожимая руку трибуну.

Скавр крепко стиснул его ладонь. Знать бы еще, какую помощь может оказать ему мелкий землевладелец из глухого уголка Империи…

Следующий день принес трибуну настоящее откровение. И не в последнюю очередь – потому, что путь легиона лежал теперь через земли Ситты Зонара. Когда наступили сумерки, легионеры разбили лагерь позади большой усадьбы, которая располагалась в узкой долине.

– Мы тут неплохо поработали, – сказал Зонар с гордостью.

– Вот уж точно, – согласился Гай Филипп и добавил: – И кусочек здесь жирный…

Марку и раньше доводилось слышать об огромных поместьях и богатых сельских усадьбах, которые находились во владениях видессианской знати. Но только сейчас он начал понимать, сколь велико было могущество провинциальных магнатов. Бурлящая жизнь столичных пригородов заменяла сельский быт тем аристократам, которые жили в столице. На центральном плато западных провинций почва была слишком бедной, чтобы землевладелец мог сосредоточить в своих руках богатство подобное тому, что имел Ситта Зонар.

Имение включало в себя великолепные виноградники, большие сады, плантацию ивовых деревьев у реки, протекающей у самого дома Зонара; на лугах, обильных густой травой и клевером, паслись лошади, мулы, коровы, козы, овцы. Виноградные лозы и плющ обвивали деревья на холмах. Часть земель была под лесами – из деревьев строили дома, телеги, сельский инвентарь. В дубовой роще, где Зонар столкнулся с намдалени, желудями лакомились не только дикие кабаны (на кабанов здесь охотились), но и домашние свиньи.

Пока легион шел по долине, трибун заметил не меньше пяти больших прессов для давления оливок. Пастухи следили за большими стадами.

Старший пастух, высокий крепкий мужчина среднего возраста, со взглядом, полным глубокого достоинства, устало подошел к ним, чтобы поздороваться с Зонаром. В том, как он разговаривал с хозяином огромного имения, где служил, Скавр не заметил и следа подобострастия или рабской покорности.

Магнат заверил старшего пастуха в том, что колонна легионеров – отряд дружественный.

– Рад это слышать, – отозвался пастух. – А то я уж собирался было поднимать на них округу.

Он разорвал клочок пергамента с какими-то цифрами. Вероятно, численность отряда легионеров и примерное направление, в котором они двигались, подумал Марк. В том, что пастух умел читать и считать, не было ничего удивительного. В Риме такую ответственную работу тоже поручили бы человеку грамотному. И хотя легионеры, заслышав реплику пастуха, насмешливо фыркнули, Скавр подумал, что к подобному замечанию следовало бы отнестись как можно серьезнее.

Гай Филипп тоже не улыбался. В отличие от большинства римских солдат, старший центурион хорошо знал, что такое партизанская война.

– Все местные крестьяне относятся к Зонару с большим уважением, – сказал он трибуну. – Вот настало бы для нас веселое времечко, если бы эти ребятки нападали на нас из кустов и с деревьев и исчезали бы прежде, чем мы могли пуститься за ними в погоню.

Он говорил по-латыни, так что Зонар уловил только свое имя.

Логика старшего центуриона была понятна Марку. Внезапно ему до конца стало ясно, почему столичные бюрократы так ненавидят провинциальную знать и так боятся ее. Для того чтобы заставить Зонара делать то, чего он делать не хочет, понадобится целая армия.

А ведь в этой округе – десятки таких зонаров. И, если уж на то /.h+., даже армия бессильна принудить Зонара повиноваться. Он мог поднять на борьбу и вооружить крестьян…

И не только крестьян, как вскоре обнаружили римляне. В усадьбе сельский магнат держал отряд из шестидесяти хорошо вооруженных солдат. Это не были безупречные воины-профессионалы. Они кормились преимущественно со своих полей и садов. Но отсутствие солдатской науки, дисциплины регулярного войска и постоянных тренировок эти люди возмещали несравненным знанием местности и той же преданностью своему господину, которую выказал и старший пастух.

Прежде, как знал Скавр, такие солдаты-крестьяне были готовы защищать всю Империю. Но годы, прожитые под бременем жесточайших налогов, заставили их искать защиты от жадности имперских чиновников у местной знати. Землевладельцы, могущественные и амбициозные, были только рады возможности использовать разорившихся крестьян, чтобы раз и навсегда сбросить со своей шеи ярмо бюрократии. Чернильные души в ответ нанимали солдат и таким образом удерживали мятежных магнатов в повиновении…

Пока легионеры устанавливали на насыпи колья, Марк думал о том, что следствием такой «гонки вооружений» стали бесконечные гражданские войны: сначала мятеж Ономагула, затем бунт Дракса… Трибун недовольно хмыкнул. Если бы внутренние противоречия и усобицы не ослабили Видесс, йезды сидели бы, не шелохнувшись, далеко от границ Васпуракана. А не торчали бы, как грифы, под самыми стенами Гарсавры.

– Что из этого? – заметила Хелвис, когда он поделился с ней своими мыслями. – Если бы Видессу не нужны были наемники, мы с тобой никогда бы не встретились. Или, может быть, ты считаешь, что это было бы и к лучшему?..

В ее голосе звучали печаль и вызов одновременно.

– Нет, моя любовь, – ответил Марк, коснувшись ее руки. – Одни боги знают, насколько мы далеки от совершенства. Или Фос, если ты так считаешь, – быстро добавил он, увидев, что она плотно сжала губы. В который раз уже трибун проклял свою неуклюжую речь. Он не слишком верил в римских богов и упоминал о них просто по привычке.

Гай Филипп также услышал первую фразу трибуна.

– Гм, – промолвил он. – Если бы видессиане не нанимали солдат, они прикончили бы нас всех, едва только мы попали в этот сумасшедший мир.

– Это правда, – признал Скавр.

Гай Филипп кивнул и тут же поспешил обругать какого-то несчастного васпураканина, который оказался достаточно глуп, чтобы облегчиться прямо у реки. Бедняга тут же огреб на свою шею град ругательств. И неделю нарядов по уборке нечистот вдобавок.

Марк погрузился в раздумья. Гай Филипп очень редко вмешивался в разговоры трибуна с Хелвис. Было ли его замечание грубоватой попыткой сгладить острые углы в нелегких отношениях Скавра с женой? Если вспомнить о неприязни Гая Филиппа к женщинам вообще, то подобная попытка с его стороны была более чем необычна… Но трибун не мог найти другого объяснения.

Он пробормотал ритмичную фразу на старом греческом языке. Хелвис странно посмотрела на него.

– «Мой друг, что ни сказал бы ты, ты говоришь, не ошибаясь», – перевел Марк. Кажется, у старика Гомера были ответы на все вопросы. Как жаль, что все эти ответы остались так далеко…

* * *

Супругу Зонара, умную седовласую женщину, звали Фекла. Овдовевшая сестра Зонара, Эритро, жила с ними в одном доме. Эритро была на несколько лет моложе Ситты и отличалась довольно легкомысленным характером: любила поболтать и помечтать. У нее был истинный дар нарушать покой и уют, столь ценимые ее старшим братом.

Эритро была бездетной, но у Ситты и Феклы имелись взрослые дети: дочь и трое сыновей. Ипатия Зонара немного напоминала Марку Алипию Гавру с ее тихим, ненавязчивым умом. Ипатия была замужем за одним из '%,+%"+ $%+lf%" – его имение располагалось на холмах к югу от усадьбы Зонара.

Муж Ипатии, судя по всему, и должен был унаследовать имение Зонара, поскольку единственный сын Ситты – последний из сыновей, оставшийся в живых, – Тарасий, был слабым, болезненным юношей. Тарасий переносил свое недомогание мужественно и смеялся над приступами кашля, которые то и дело сотрясали исхудавшее тело. Его молодое лицо было уже отмечено смертной печатью.

Двое его старших братьев вместе со многими крестьянами из поместья Зонара пали в битве при Марагхе, сражаясь под знаменами Ономагула. Несмотря на это, Зонар не поддержал мятежа своего соседа против Туризина Гавра.

– Как писал Калокир: «Когда бурлит гражданская война – надежно усидит на месте лишь толковый, неторопливый и практический; судьба же прочих – туман…»

Скавр подавил улыбку, услышав цитату. Видессианского военного историка в последний раз обильно цитировал Ортайяс Сфранцез – самая жалкая пародия на солдата из всех, что встречались трибуну.

В столовой на стене висели в черной рамке портреты погибших сыновей Зонара.

– Довольно топорная работа, – сказала Марку Эритро. – Я хочу, чтобы ты знал: мои племянники были очень красивы…

– У тебя нет вкуса, милая сестричка, – проворчал Ситта Зонар.

Они с Эритро постоянно спорили, получая от этого огромное удовольствие. Если сестра рассуждала о хорошем вине, брат на другой день принимался хлебать пиво – только чтобы досадить ей. Она грозила утопить всех кошек в поместье и нежно гладила их по шерстке, как только брата не оказывалось рядом.

Но в данном случае Скавр был склонен согласиться с Эритро. Картины были работой недоучки – вне всякого сомнения, какого-то местного мазилы. Вместе с тем разговор о живописи натолкнул Марка на одну удачную мысль.

Два дня спустя после того, как легионеры разбили лагерь у поместья Зонара, трибун подошел к Стипию.

– Я хотел бы попросить тебя об одном одолжении.

– Ну, – милостиво позволил Стипий, не утруждая себя, впрочем, сугубой вежливостью.

Что ж, подумал трибун со вздохом, по крайней мере, сейчас он трезв.

– Будь добр, напиши для меня икону.

– Икону? Для тебя?.. – Стипий подозрительно сузил глаза. – Зачем это безбожнику понадобилось изображение святого?

– Я хочу сделать подарок Хелвис, моей жене…

– А, закоренелой еретичке!..

Жрец-целитель говорил неприязненно, но Скавр заранее заготовил некоторое количество аргументов. Ему уже доводилось играть в эту игру с видессианами. Диалог занял некоторое время, однако Стипий был вынужден признать – неохотно и угрюмо, – что настоящее произведение искусства может наставить на путь истинный даже закоренелого еретика. То есть обратить последнего к вере самого Стипия.

– Ну, и какого святого тебе изобразить?

Трибун вспомнил маленький храм в столице, куда Хелвис направилась в тот день, когда Видесс поднялся на еретиков-намдалени.

– Я не помню его имени, – начал он. Стипий поджал губы. Трибун быстро добавил: – Я знаю, что он жил в Намдалене еще до того, как Княжество было потеряно для Империи. Кажется, в Калаврии… В столице есть святыня, посвященная ему. Недалеко от порта Контоскалион.

– А… – протянул жрец, удивившись тому, что Скавр хотя бы приблизительно знает, о ком говорит. – Святой Несторий. Он изображается в виде лысого старика с раздвоенной бородой. Значит, еретики Княжества все еще поклоняются ему?.. Ну что ж, хорошо. Считай, икона твоя.

– Спасибо. – Марк выдержал паузу и решил добавить: – Услуга за услугу. Когда у меня будет свободное время, я смогу позировать для твоей картины… Как ты назвал этого святого?.. Ах да, вспомнил. Кведульф.

– Да, да, очень любезно с твоей стороны, – рассеянно промолвил Qтипий. Трибун решил было, что жрец уже обдумывает, как начать работу над иконой, но когда Марк уже уходил, жрец пробормотал себе под нос: – Фос, как я страдаю от жажды…

Не в первый раз уже трибун пожалел о том, что веселый, умный и добрый Нейп предпочел профессорскую должность на отделении теоретической тавматургии Видессианской Академии превратностям полевой жизни.

Следующие дни с их заботами заставили Скавра забыть об иконе и Стипий. Поместье Зонара с его маленькой армией могло бы какое-то время продержаться против местного барона. Но Скавр отнюдь не питал иллюзий по поводу того, что они сумеют выдержать настоящий бой с ветеранами Дракса.

Легионеры рыли землю, как кроты, укрепляя поместье. Однако тревога Марка все росла. Самое лучшее – все равно ничто перед идеальным. Трибуну катастрофически не хватало людей.

За намдалени следили солдаты из дружины Зонара и видессианские кавалеристы Скавра. Каждый день они приносили известия о том, что все больше и больше намдалени собираются к югу от Аранда. Однако большого отряда латников, которого опасался трибун, пока не появлялось. Всего в двух часах езды на лошади к северу от дубовой рощицы солдаты Княжества начали строить укрепленный замок.

– Дракс занят где-то в другом месте и не хочет, чтобы мы ему мешали, – сказал Гай Филипп.

Марк, недоумевая, развел руками. Далеко не всегда поступки намдаленского мятежника казались трибуну осмысленными.

– Да нет, просто они решили занять себя хорошей работой, – заявил старший центурион. Истинный римлянин, он ценил результат, а не метод.

Трибун отвез к краю дубовой рощицы одного из пленных намдалени, освободил его и отправил послом к Драксу с предложением обменять всех пленных на Метрикия Зигабена. Прощаясь с парламентером, его командир – веснушчатый Перик Рыболовный Крючок (прозвище ему дали из-за кривого шрама на руке) – сказал уверенно:

– Все будет в порядке. Через неделю мы будем свободны. Тридцать намдалени стоят одного видессианского полководца.

В ожидании обмена пленные островитяне весело помогали легионерам. Оказавшись в плену, они, тем не менее, по-прежнему неплохо ладили с римлянами.

Когда Марк вернулся в усадьбу Зонара, его глазам предстало необычное зрелище: Стипий на четвереньках в огороде водит носом по листьям капусты и латука.

– Что ты ищешь? – спросил Скавр у жреца-целителя. Какие же целебные травы растут на огороде?

Стипий ответил:

– Мне нужна пара жирных улиток… А, вот!..

Жрец бросил свою добычу в маленький мешочек у пояса.

– Понимаю, – засмеялся трибун. – Улитки и салат – хороший ужин. А как насчет пары яиц?

Раздраженно фыркнув, Стипий поднялся на ноги, стряхивая грязь с голубого плаща.

– Нет же, глупая башка. Улитки нужны мне, чтобы завершить последние мазки на изображении святого Нестория.

Жрец обвел знак Солнца на груди.

– Улитки?.. – переспросил Скавр недоверчиво.

– Ну ладно же. Идем, насмешник.

Всерьез считая, что Стипий валяет дурака, римлянин последовал за жрецом в палатку. Они опустились на земляной пол. Стипий зажег толстую свечу, которая наполнила маленькую палатку густым духом горящего сала. Порывшись в мешке, жрец вытащил большую устричную раковину.

– Хорошо… – пробормотал он.

Взяв одну из улиток, Стипий подержал ее над пламенем свечи. Незадачливый моллюск зашипел, из него вытекла струйка слизи. Стипий подставил раковину. Та же участь постигла и вторую улитку.

– Ну, видишь? – спросил жрец, поднося раковину к самому носу Скавра.

– М-м… Нет, – ответил трибун. Пытка, которой подверглись улитки, -%. amp;($ -. подействовала на него сильнее, чем вид иных сражений.

– Сейчас поймешь.

Стипий нацедил слизь в маленькую ступку и добавил туда порошок золотой краски.

– Ты должен заплатить мне за эту работу. И не монетами Ортайяса, – предупредил он Скавра.

Затем, добавив в краску белую пудру и какую-то вязкую массу, Стипий принялся растирать смесь бронзовым пестиком.

– Ну, вот и все. Ты будешь восхищен, – заявил жрец.

Стипий взял несколько кистей из меха енотов. Одна была такой тонкой, что ее волоски сохранялись в полости гусиного пера, другая – потолще, с деревянной ручкой.

При виде иконы Марк не сдержал изумленного вздоха. Судя по наброскам, Стипий был одаренным художником. Марк знал это и раньше. Но тогда он видел всего лишь наброски…

Мягкие краски и изящные тонкие линии, аскетическое и в то же время доброе лицо святого Нестория, плавные переходы теней его голубого плаща, тонкие руки, поднятые в благословляющем жесте, – все это напомнило трибуну мозаичное изображение Фоса в Соборе столицы…

– Сейчас я почти готов поверить в твоего Бога, – проговорил Марк. Это была наивысшая похвала из его уст.

– Именно этой цели и служит изображение святого. Наставлять равнодушных, направлять безбожников к истинной вере, которую олицетворяет в данном случае святой Несторий, – назидательно отозвался жрец.

Его пухлые руки двигались четко, как руки ювелира. Он опустил тонкую кисточку в золотую краску, растертую в мраморной ступке. Держа икону почти у самого лица, Стипий вывел буквы. Каллиграфическая надпись была тонкой и точной. Еще не подсохшая краска поблескивала в тусклом свете свечи.

– «Святой Несторий», – прочитал Марк.

Стипий взял толстую кисть и обвел вокруг головы святого светящееся золотое кольцо.

– Так мы изображаем солнечный диск Фоса. Это сияние показывает близость святого к Доброму Богу, – пояснил жрец. Но трибун уже сам догадался об аллегорическом значении золотого кольца.

– Можно?.. – спросил он и, когда Стипий кивнул, взял деревянную икону в руки. – Когда она будет окончательно готова? – спросил Марк нетерпеливо.

Впервые за все это время улыбка Стипия не была кислой. Грубое лицо жреца в этот миг как будто осветилось.

– Один день нужен, чтобы высохла позолота. Потом необходимо покрыть икону лаком, чтобы краски не разрушались. – Стипий почесал выбритую голову. – Скажем, дня через четыре.

– Как бы я хотел, чтобы это случилось поскорее, – сказал Марк. Сердцем он еще не мог принять все эти видессианские символы и аллегории. Но результат работы талантливых рук Стипия производил сильное впечатление.

Жрец снова взял икону у Скавра и положил ее на камень у стенки палатки, чтобы она подсохла.

– Куда это я дел улиток? – сказал он, внезапно меняя тему разговора. – Твоя мысль насчет ужина была не такой уж плохой. Кстати, у тебя не найдется чеснока?

Лаон Пакимер возник в лагере легионеров как бог из театральной машины в римской пьесе. Никто не замечал его, пока он внезапно не появился прямо перед носом Скавра. Насладившись произведенным впечатлением, он махнул трибуну рукой (у легкомысленных, но храбрых хатришей этот фамильярный жест заменял военный салют). Когда трибун поинтересовался, как это Лаон ухитрился проскочить не только мимо разъездов Зонара, но и через расположение намдалени, хатриш весело ответил:

– Есть способы.

И приставил палец к губам в знак молчания.

Секст Муниций воскликнул:

– Держу пари – он прошел нашим бродом.

– Ну, ты просто умница, парень! – отозвался Пакимер с мягкой иронией.

– И на какую же сумму этот пес обчистил вас? – осведомился Гай Филипп.

Хатриш безразлично передернул плечами:

– Дюжина золотых.

Старший центурион поперхнулся.

– Волосатая задница Юпитера!.. Вернись и удави этого жулика! Он получил десять золотых за всех нас.

– Возможно, – сказал Пакимер. – С другой стороны, не все же только что вернулись из Кизика.

На его лице появилась хитрая улыбка. Эдакий кот, который разведал, откуда берутся сливки.

– Какая разница, откуда ты… – начал было Марк и вдруг остановился, не скрывая изумления.

Кизик!.. В Кизике находится главный монетный двор Империи. Никто в этом мире не слыхивал о царе Мидасе, но оказавшись в Кизике, хатриши, кажется, сделали эту сказку явью. Трибун даже речи не стал заводить о том, что они украли золото Империи. Он давно уже понял, что наемники в первую очередь заботятся о самих себе.

Марка хватило только на то, чтобы сказать:

– Ну, Дракс не слишком счастлив тем, что вы обчистили его карманы.

– Тем хуже для Дракса. Однако ты прав: он бросил изрядные силы, чтобы выдавить нас оттуда. Правда, он своего добился. А, все равно. Мыто ушли оттуда с битком набитыми карманами. Никогда еще я не видывал столь отменной выплаты жалованья.

Рябое лицо Пакимера было грязным, борода всклокочена, одежда порвана, но хатриш был весел и спокоен, как обычно.

– Ничего удивительного, что намдалени не слишком наседали на нас. Они были заняты золотом Кизика! – сказал Муниций.

– Я так и думал, – заявил Скавру Гай Филипп. – Но Дракс допустил ошибку, хапнув золото казны. Хорошо, Пакимер унес ноги и золотишко попало к намдалени. Однако не слишком умно было забрать деньги и оставить в своем тылу нас. Мы всегда можем найти способ отнять у него добычу.

– Золота там уже нет, – напомнил Пакимер. – Хотя я понимаю твою мысль… Я тут измыслил нечто такое, что заставит старину Дракса попрыгать, вопя от злости.

– Что? – с любопытством спросил Марк. Несмотря на подчас неуклюжие действия, хатриш был умным и гораздым на выдумки воином.

– О, это уже сделано. – Пакимер явно гордился своей хитростью. – Я посеял часть золота из Кизика на той пашне, где оно скорее всего даст богатые всходы. Сейчас эти всходы уже топают к центральному плато. Когда проклятые намдалени погрязнут в драках с йездами, вряд ли у них останется время сражаться с нами в полную силу.

Трибун разинул рот.

– Ты что… подкупил кочевников, чтобы они напали на Дракса?