Текст книги "Ангел-Маг"

– Да, – сказал он. – В мастерской. Я лишь на днях завершил ее.

– Вот и отлично, – сказала Лилиат. – Покажешь, где это. А то мне было недосуг оглядеться, когда я… э-э-э… входила.

– Да, – пробормотал Дельфон, медленно поднимаясь.

– Вот и отлично, – повторила женщина. Подняв руку, она коснулась одного из колец и что-то едва слышно шепнула. Дельфон прикрыл глаза ладонью – такой свет разлился вокруг – и все же не удержался, взглянул. Какого именно ангела вызвала женщина, он не рассмотрел, но понял, что тот быстро справился с порученным. Крышка саркофага вернулась на место, разорванные полосы свинца по-змеиному скользнули каждая в свою щель и прикипели. Несколько минут – и вот уже могила выглядела в точности как вчера вечером, когда Дельфон начинал бдение.

Старый монах смотрел на женщину, опираясь о стену и жмуря левый глаз в надежде, что это поможет сфокусироваться правому, видевшему получше. У женщины поседела прядка волос, но он заметил, как возвращается чернота: ни дать ни взять вино, вливаемое в воду. Ангел явился на ее зов, послушно запечатал могилу… а цену ей платить не пришлось. Или пришлось, но лишь временно.

– Думаю, ты прикончишь меня, когда получишь икону, – проговорил он медленно. – Чтобы избежать пересудов.

– Верно, – согласилась Лилиат. – Полагаю, поэтому-то он тебя сюда и привел, ведь тебе все равно недолго осталось. Это лучше, чем жертвовать молодыми. Паллениэль сострадательней, чем я.

– Вот как, – кивнул Дельфон. Страх отпустил, сколь бы странным это ему ни казалось. Теперь он ощущал лишь любопытство – и огромную усталость. Сколько треволнений за несколько коротких минут! Еще и остаточное сияние ангела, обжегшее уголки глаз… теперь он видел еще хуже прежнего. – Паллениэль, разносчик эпидемии… враг сущего…

– Паллениэль, верно. Остальное, что ты сказал, – выдумки. Я уже говорила – не все, внушаемое тебе, истинно.

– Но как мог он устроить, чтобы именно я оказался здесь сегодня? – спросил Дельфон, даже на пороге смерти снедаемый искренним любопытством. Ангельские маги бывшими не бывают, даже в глубокой старости, даже в последние часы жизни. – Здесь ведь Саранс, вотчина Ашалаэли, здесь у Паллениэля нет власти. И ангелы не действуют по собственному хотению!

– Так твердят нам ортодоксы, – сказала Лилиат, и на ее лице появилась улыбка причастницы тайного знания. – Сказать тебе правду, полномочия ангелов в этом мире не ограничены жестко ими самими. Все определяется долгой практикой и обычаями людей, а людей можно… подвинуть. Или сделать исключение для данной местности. А кое-кому можно предначертать будущее деяние. Все зависит от воли и могущества мага!

Дельфон покачал головой.

– Не могу в это поверить, – сказал он. – Не могу принять… разве только то, что ты и впрямь Лилиат… Я о тебе читал у Декарандаля, в «Жизнях замечательных магов». Правда, последние страницы нацарапал вовсе не Декарандаль… как бы то ни было, там говорилось, что Лилиат могла творить иконы очень быстро, буквально по случаю, и вызывать ангелов, не известных ни единому храму…

– Продолжай, – сказала Лилиат. – Мне стало любопытно. Что еще пишут?

– Что она не знала себе равных в искусстве иконотворения. И слухи, будто она не знала телесной платы за вызывание… тем не менее она умерла совсем молодой, всего лишь девятнадцати лет… таков, по крайней мере, был земной счет ее жизни. В общем, похоже, она все-таки старилась, пусть внешне это и не проявлялось. Иные называют это трагедией, чудесным обещанием, коего мир не сумел услышать.

– Тем не менее, как видишь, я не умерла, – сказала Лилиат. – И все свои обещания непременно выполню. Все и каждое, но одно из них в особенности…

Дельфон пристально смотрел на нее, не в силах понять, но отчетливо ощущая силу ее чувства. Он видывал такое прежде. У паломников, у тех, кто взваливал на себя великие обеты… теми людьми двигали внутренние побуждения, зачастую едва осознаваемые. В этой женщине пылал знакомый огонь, только в тысячу раз ярче.

– Идем, нам пора, – приказала Лилиат.

– Но ты же не причинишь мне вреда? – осторожно поинтересовался Дельфон. – В смысле, до того, как…

– Не трону, – спокойно согласилась Лилиат. – В какой-то момент твое сердце просто прекратит биться. Ты уже ощущаешь усталость, верно ведь?

– Да, да, верно, – пробормотал Дельфон.

Ангельский свет распространялся из уголков глаз, и с ним – благословенное тепло. Сколько лет он не чувствовал такого внутреннего покоя, такого ровного, уверенного сердцебиения… Казалось, где-то впереди, совсем недалеко, его ждало необычайно уютное ложе. Ложе куда теплее и мягче прежнего, находящегося в келье, в храме наверху…

– Погоди, Мазратиэль, – прошептала женщина. Мазратиэль происходил из Владычеств и ведал любыми видами движений… в том числе сокращениями сердца. Хотя заставить ангела пойти на прямое вмешательство и отобрать жизнь мог лишь очень сильный маг. И очень эгоистичный. – Сперва я заберу икону, а ему дадим присесть…

– О чем ты? – спросил Дельфон, немного придя в себя.

– О том, что ты служишь благому и великому делу, умереть за которое – немалая честь, – ответила Лилиат.

Ее глаза словно бы замерцали собственным светом, а на губах обозначилась улыбка. Дельфон вновь содрогнулся. Такая мощь и такая вера в одной молоденькой женщине! На вид почти дитя, но какая воля… какое стремление к цели… а за спиной – сонмы ангелов, готовых прибыть на зов…

Лилиат взяла его за руку и повела к двери – та, против всякого обыкновения, оказалась приоткрыта.

– Куда теперь?

– Налево, – сказал Дельфон. – Потом вверх по винтовой лестнице.

И, прихрамывая, двинулся прочь. Лилиат шла рядом.

– Что успело произойти в мире? – проговорила она. – Кто правит Сарансом?

Позади них со скрипом затворилась дверь. Дальнее эхо небесного хора оборвалось нестройным возгласом.

2

Лилиат устроила тело брата Дельфона на полу возле верстака. Явив подобающее уважение, прикрыла ему глаза. Мазратиэль успел удалиться. Он унесся поспешно, отнюдь не обрадованный приказом отнять жизнь; наверняка при последующих вызовах станет противиться. Лилиат это не слишком заботило. Если Мазратиэль ей потребуется – никуда не денется, явится и будет служить, подобно всем ангелам, чьи иконы она создавала либо использовала. Непослушания она не потерпит.

Икона Форазиэли, сделанная стариком, занимала на его верстаке самое почетное место. Лилиат ощущала намек на ангельское присутствие в образке, создатель которого использовал самое расхожее изображение Форазиэли: обычная с виду, не самая красивая женщина средних лет, на лице – внезапная радость от какой-то доброй находки… лишь тоненький нимб и свидетельствовал, что это ангел.

– Я должна знать, кто они, где они, – прошептала молодая женщина. – Их всего четверо…

Однако вызывать Форазиэль не было времени. Близился рассвет, а Лилиат следовало покинуть храм прежде, чем ее обнаружат. Забрав новенькую икону, она присоединила ее к остальным, рассованным по тайным внутренним кармашкам монашеской рясы. Поиски книги Декарандаля об иконотворцах с ее собственным нарисованным портретом, которую она посредством силы Переастора углядела в мыслях Дельфона, заняли еще несколько минут. Вырвав из книги нужные страницы, она убрала их в очередной карман. И вышла из комнаты, тщательно притворив за собой толстую дубовую дверь.

С момента, когда она тайно проникла сюда, чтобы спрятаться в Могиле Святой, минуло изрядно времени. Целых сто тридцать семь лет. Храм, однако, изменился не сильно. Открыв еще одну дверь, Лилиат проскользнула в восточную галерею. Здесь она помедлила, глядя наружу, на обширный мощеный внутренний двор, едва озаряемый звездами. На земле виднелись чьи-то фигуры, похожие на мягкие холмики, слышались отзвуки храпа… Путешественники. Люди явно невеликого положения и достатка. Таких не ведут ни в гостевые комнаты, ни в братские спальни: пусть скажут спасибо, что впустили на территорию храма и позволили заночевать в его стенах. Любопытно, все они были в одежде какого-то светлого цвета, трудно различимого в лунном свете. Зеленовато-голубой? Серый? Одежда напоминала драные мундиры, хотя солдатами странники не выглядели.

Лилиат помедлила. Людей было не менее дюжины, а привратницкая – по ту сторону двора. Кто-нибудь наверняка проснется, увидит ее, и положение может усложниться… так или иначе.

Стоя в раздумье, она услышала шорох босых ног по камню. Кто-то подкрадывался к ней сзади. Обернувшись, Лилиат увидела человека в сером плаще с капюшоном. Он занес кинжал и попытался ударить ее, но она оказалась быстрее. Она ушла в сторону безупречно плавным движением, которое могло бы заставить его насторожиться… не заставило.

– Я не хочу тебя убивать, – прошептал он, и Лилиат заключила, что спавшие во дворе не обязательно являлись его подельниками. А может, он просто боялся, что храмовая стража возле ворот услышит шум схватки и прибежит разбираться.

У человека недоставало половины зубов, сухая левая рука бесполезно висела вдоль тела. Зато правая, сжимавшая клинок, отличалась отменной силой.

– Просто будь умницей, снимай золотишко. И не вздумай вызывать ангелов, живо кишки выпущу… так что все равно толку не будет. Я – отверженец!

– А я, по-твоему, кто? – светски осведомилась Лилиат.

Она не шептала, но и голоса не возвышала. Лишь отметила про себя слово «отверженец» да крохотную искорку Паллениэля в крови горе-грабителя. Да, много о чем следовало порасспросить брата Дельфона… что ж, теперь предстояло выяснять напрямую.

– Понятия не имею, – сказал незнакомец, внимательно наблюдая за ней и держа кинжал наготове. – Старуха Брилл поглядела на звезды и говорит: идите туда, будет вам великое счастье. В кои-то веки не ошиблась… Снимай рыжье, тебе говорят!

– Отверженец, говоришь, – произнесла Лилиат.

Происхождение незнакомца не угадывалось ни по цвету кожи, ни по чертам. Кожа что ясеневая кора, глаза зеленые… и что с того? В Истаре и Сарансе тысячи лет назад селились и смешивались многие самые разные народы, оставившие всевозможных потомков. Черней черного, белей белого – и все, что между. Однако присущая этому человеку частичка Паллениэля могла означать лишь одно.

– Итак, ты ведешь род от выходцев из Истары? – осведомилась она.

– А то, – буркнул мужчина. И снова попытался пырнуть, но Лилиат невозможным образом отклонилась назад так, словно талия у нее была на шарнире. Удар лишь овеял холодком ее шею, в которую был нацелен. Не дав нападающему восстановить равновесие, женщина рывком выпрямилась. Рука ее метнулась вперед и сомкнулась на его запястье, так вывернув кисть, что грабитель крутанулся всем телом и упал на колени.

Худенькая юная женщина оказалась невозможно сильна. Мужчина издал горловой булькающий звук, он побелевшими глазами смотрел на нее снизу вверх, не в состоянии понять, что вообще происходит.

– Значит, раз ты истарец, ангельскую магию с тобой лучше не пробовать? – спросила Лилиат. – Чего доброго, в жуткую тварь превратишься?

– Да, да, – подтвердил человек. – Даже не думай!

– А еще можешь от зольнокровия помереть, – вслух размышляла Лилиат.

Судя по шорохам за спиной, путешественники во дворе начали просыпаться. Она повернулась, таща за собой пленника, чтобы не прозевать, если кто еще нападет.

– Нет, скорее чудищем обернусь, – пропыхтел грабитель. – И уж тебя-то точно убью!

Лилиат, не отвечая, мысленно потянулась к его искорке Паллениэля.

– А я полагаю, это будет болезнь, – сказала она, подчиняя своей воле то, что присутствовало в нем от Архангела.

Миг спустя в уголках рта грабителя появились хлопья золы. Полезли из глаз, посыпались из ушей, показались даже из-под ногтей. Лилиат выпустила его и отступила. Зола потекла, медленно и неотвратимо, словно густеющая кровь. Еще несколько мгновений человек стоял на коленях, потом завалился на бок. Зола сочилась из каждого отверстия тела, изо всех ранок и пор. Собиралась лужей кругом тела…

Он умер несколькими минутами позже. К тому времени все во дворе уже бодрствовали. И смотрели на Лилиат. В нескольких воздетых руках покачивались фонари, порождая пятна света и множество мечущихся теней. Лилиат, в свою очередь, разглядывала людей, уже понимая: что-то с этой толпой не так. Кожу они имели вполне ожидаемых цветов – от угольного до белесого. Разрез и цвет глаз – тоже. Но при всем этом…

Спустя миг до нее дошло: практически никто из них не стоял прямо. Большинство выглядело сутулыми, горбатыми, кривобокими. Кто опирался на костыли, кто – на плечи товарищей. А лица! Безглазые, безносые, беззубые. Изуродованные болезнями и увечьями. Подобное с легкостью излечивают ангелы. По крайней мере, приводят в человеческий вид.

Вот только никто из этих людей никогда не знал очищающего, исцеляющего прикосновения ангела.

Лилиат открыто встречала их взгляды – испуганные, вопрошающие, напрямую враждебные, – оценивала странные, сплошь серые плащи и рубахи… пока странники медленно, по одному не опустились перед ней на колени, склоняя головы, как перед королевской персоной. Только один потупился не так покорно, как остальные, а потом и вовсе поднял глаза, встретившись взглядом с Лилиат. Кожа у него оказалась точно вересковый мед – золотисто-коричневая… был бы красавец, если бы не кривые глубокие шрамы, оставленные неизвестной болезнью. Шрамы затронули одно веко, не давая ему раскрываться, и заметно старили мужчину. Если верить уцелевшему глазу, юношески блестящему, и звонкому голосу, парень был еще совсем молод.

– Так ты вправду заново родившаяся Дева Элланды? О которой старики нам твердили? Ох, жаль, прабабушка не дожила! Вот порадовалась бы! На той неделе преставилась…

– Не заново родившаяся, – негромко ответила Лилиат. Шрамолицый юнец не явил должного почтения. Зато говорил как вожак своей разношерстной ватаги. – Я лишь восстала от сна. А вы, полагаю, из ордена Истары, увидевшие знамение?

Говоря так, она посмотрела вверх, на квадрат звездного неба, со всех сторон ограниченный храмовыми постройками. Спор о том, является ли ночное небо реальным обиталищем ангелов или всего лишь свидетельством их бытия и могущества, тянулся с незапамятных времен. И в чем бы ни заключалась истина, небеса оставались надежным показателем состояния тех или иных ангельских сил.

Как и следовало ожидать, здесь, в Сарансе, звезда Ашалаэли сияла в ночи выше и ярче всех. Но взгляд Лилиат скользнул мимо, к западному горизонту и немного южнее. Там когда-то сверкала звезда Паллениэля. Вдали от Истары она смиряла свой блеск, оставаясь, впрочем, одной из семи ярчайших на небосводе. Теперь там залег сплошной лоскут тьмы. И все же в трех пальцах левее этого провала можно было разглядеть очень слабую звезду почти фиолетового оттенка. Ее с трудом различало зрение, даже не вполне человеческое зрение Лилиат, – а ведь она в точности знала, где искать. И все равно звезда там была. Доступная наблюдателю, вооруженному телескопом и твердым намерением – или верными указаниями, куда смотреть, что искать.

Звезда принадлежала Жаквериэлю, младшему в свите Паллениэля, в чьей власти, ограниченной пределами Истары, было внушать предвкушение добрых вестей и событий. Могущество невеликое, ибо Жаквериэль никаких подробностей сообщать не умел. До моровой эпидемии к нему обычно взывали влюбленные, желавшие послать объекту своей страсти радостный трепет в предчувствии подарка.

Ныне звезда малого ангела представляла собой знамение, предварявшее возвращение Паллениэля, а с ним и пробуждение Лилиат. Зримая весть, посланная Ордену Истары… либо его наследникам и потомкам.

– Орден? – переспросил юноша со шрамами. – Ордена нету… в смысле, нету этих разодетых в пух и прах, со всякими там вышитыми гербами, золотыми цепями и сверкающими мечами. Есть лишь старуха Брилл, которая сидит с умирающими, записывает всякие бредни да в небеса смотрит. Если бы ты нас чуть позже покинула, сама бы увидела, как дело пошло. Истарцам не позволено свою страну вспоминать! Нас теперь зовут отверженцами, ведь это якобы за наши собственные грехи ангелы от нас отвернулись… либо не пойми во что превращают. Нас обязали носить серое, это, значит, чтобы чего не вышло, чтобы зверолюдов не получилось. А еще нам велено не лезть на глаза, держаться в сторонке, подобно рабочей скотине, чтобы добрые люди нашими несчастьями не заразились!

– Вы – по-прежнему орден, и внешность тут ни при чем, – сказала Лилиат. В ее голосе звучала железная убежденность. – Вы будете исцелены, вы обновитесь, как только мы вернемся в Истару и Паллениэль к нам сойдет!

Они встретили ее речи в молчании. Не особенно благоговейном, какого ждала Лилиат. Скорее – угрюмо-безразличном.

– Вы усомнились во мне? – спросила она. Она смотрела на молодого вожака, на его изрытое жестокой хворью лицо. В нем тоже ощущалась искра Паллениэля, горевшая ярче, чем в остальных. Его предок был весьма близок к тому, что требовалось Лилиат. Наверно, потому парень и возглавил эту компанию оборванцев. – Как тебя звать?

– Биск… Бискарэй. Я – Ночной Принц, – ответил молодой человек. – То есть уже Ночной Король, поскольку ты угомонила Сухорукого Франца, нашего благородного повелителя и владыку. Или, может, кто-то хочет бросить мне вызов?

Последнюю фразу он выговорил громко, вполоборота глядя на других отверженцев. Никто не пошевелился, не ответил ему.

– Ночной Король? В смысле, государь нищих, попрошаек и воров? – спросила Лилиат. – Преступного мира всего Саранса?

Ночной Король рассмеялся:

– Куда там… Одного только Лютейса, да и то лишь среди отверженцев. Нас норовят загнать в угол, но мы – самые многочисленные, а посему и правим ночью. Как выражаются власть имущие, «не все воры и нищие – отверженцы, но все отверженцы – либо нищие, либо воры…».

– Зачем же вы явились сюда, если не верите, что я поведу вас обратно в Истару, к новой жизни?

– А нам Франц приказал, – пожал плечами вожак. – У старухи Брилл вправду здорово получается по звездам читать… временами, по крайней мере. Вот прежний Ночной Король и решил, что нам тут может подвернуться та или иная добыча. В худшем случае, сказал, прогуляемся, места новые поглядим…

– Вы видели, что я над ним учинила, – сказала Лилиат. И улыбнулась – тонко, коварно. – Тем не менее я ощущаю ваше неверие. И хотя вы преклонили колени, истинного почтения в вас нет.

– Стать монстром или рассыпаться золой могло быть делом случая, – осторожно ответил Биск. Поколебавшись, продолжил с еще меньшей уверенностью: – Ну, я не то чтобы сомневаюсь…

– Тебе нужны еще доказательства? – спросила Лилиат. – Может, мне тебя вылечить? Вернуть гладкую кожу, сделать больной глаз неотличимым от здорового?

Вот это последнее окажется трудновато. Может и вовсе не получиться. Но если она преуспеет – убьет сразу нескольких зайцев.

Она заметила: он хотел ляпнуть в ответ нечто остроумное, но прикусил язык. Лилиат спросила:

– Подходящее испытание, верно?

Бискарэй легко встал и подошел к ней, остановившись в нескольких футах. Колен он больше не преклонял, зато правую руку держал у рукояти оружия, полускрытого серым плащом. Хотя ближайший фонарь находился как раз у него за спиной, Лилиат отчетливо видела беспощадное уродство рубцов. Какая-то зараза буквально сожрала его кожу, а левый глаз не просто сместила, как сперва показалось женщине. Злополучная глазница почти заросла диким мясом.

– Если сумеешь исполнить то, чего наобещала, я признаю тебя и буду верно служить, – проговорил он быстро. – Не сумеешь – кишки размотаю… или мои ребята подсуетятся.

– Не пугайся того, что я должна сделать, не рази прежде, чем разберешься, – ответила Лилиат. И возвысила голос, обращаясь к толпе у него за спиной: – Это вам легкий намек на то, что нас ждет в Истаре, когда мы вернемся туда!

Она воздела руки и, продолжая наблюдать за Ночным Королем, коснулась иконы на большом пальце левой. Она решила вызвать Гветиниэль, несравненную целительницу. Многие ангелы умели исцелять, каждый – в меру отпущенного. Гветиниэль превосходили немногие. Она принадлежала к числу Сил и непросто откликалась на зов. Рука Бискарэя дрогнула, порываясь к ножу, но клинка не обнажила. Лилиат ждала, ощущая далекое присутствие ангела, но не торопясь с вызовом.

– Смелости-то хватит? – шепотом спросила она.

Он пытался хранить видимое бесстрастие, но она-то видела и маску подозрительности, и теплившуюся за ней отчаянную надежду.

Ночной Король передернул плечами:

– Я и прежде ставил на кон свою жизнь… Если решение уже принято, отчего бы лишний раз кости не бросить?

Лилиат призвала Гветиниэль и одновременно устремила всю волю к частичке Паллениэля в этом человеке, заставив архангельскую сущность отступить. Пришлось одолевать сопротивление. Противилась зову и Гветиниэль.

– Ты покоришься, – прошептала Лилиат, обращаясь разом к нерассуждающей сущности и упорствующему ангелу. – Ты покоришься…

Я покоряюсь, – ответил мысленный голос. Гветиниэль, обычно вещавшая уверенно и спокойно, говорила тяжело и скрипуче. Послушание было вынужденным. – Чего ты желаешь?

– Излечи его, – так же мысленно приказала Лилиат. – Крупицу Паллениэля, сущую в нем, трогать не велю.

Моя область – восстановление природного порядка. Ее часто используют для исцеления смертных, – сказала Гветиниэль. – Чужое присутствие мешает моей работе. Я не могу пойти против истинно великого, хотя бы и явленного не полностью.

– Можешь, – усилила нажим Лилиат. – Я сдержу его. Исполняй повеление!

Это слишком опасно, – прошептала Гветиниэль. – Для всех…

– Исполняй!

Последний приказ Лилиат не просто произнесла вслух – проревела так, что отшатнулась толпа, а вдалеке вспыхнул факел. Это наконец проснулся привратник одной из храмовых башен.

Над головами плавно взмахнули громадные крылья, разлился теплый свет, запахло жимолостью. Ночной Король взвыл и свалился, Лилиат и та едва устояла под напором могущества, коему служила проводником. Длилось это мгновение… и вот она уже стояла прямей прежнего, стряхивая пережитое потрясение. Широкая прядь волос оделась сединой, по лицу пролегли морщины… но ненадолго. Изменения обратились вспять, еще пока она боролась с яростно бушующей искрой Паллениэля, удерживая ее одним напряжением мысли, и одновременно принуждала Гветиниэль явиться вновь и довершить начатое.

– Никто не смеет ослушаться меня! – рычала Лилиат. – Ты не выйдешь из моей воли! Я приказываю – ты исполняешь!

И вновь ударили крылья Гветиниэли. Прокатился громовый удар… но все-таки дело оказалось сделано, и ангел тотчас умчалась – гораздо быстрее, чем явилась на зов. Даже прежде, чем Лилиат отозвала, как полагалось, свое право приказывать.

Ночной Король кое-как сел и принялся ощупывать лицо. Жуткие оспины пропали, кожа обрела юношескую гладкость, вернула медовый цвет… и с левым глазом теперь был полный порядок. Он сунул руки под короткую куртку, ощупывая исцеленное тело… Потрясение на его лице не поддавалось описанию. Встав на ноги, он повернулся к товарищам. Распахнул куртку. Все фонари тут же приблизились. Люди рассматривали молодое, безукоризненно здоровое тело.

– Я… я исцелен!

Едва он это выговорил – толпа рванулась к Лилиат. Хромая, спотыкаясь, отчаянно стуча костылями. К ней тянулось множество рук, звучали умоляющие голоса:

– Вылечи меня!

– И меня! И меня!

– Помоги нам!

– Сейчас я не властна ничего больше сделать! – вскидывая руку, крикнула Лилиат.

При всей своей нечеловеческой силе она чувствовала неимоверную усталость, но не показывала изнеможения, просто не смела. Ей тяжко дался вызов могущественного ангела, но ничей глаз не мог найти зримого ущерба. Лишь она сама чувствовала, как восстанавливается кожа, как исчезают наметившиеся было морщины. Лилиат слегка улыбнулась, подбадривая новообретенных поклонников и осознавая очередную победу. Она вновь вызвала ангела, заставила исполнить требуемое – и не заплатила по счету. Так будет и впредь!

– Когда мы вернемся в Истару, исцелятся все! – громко пообещала она.

Но люди знай наседали, одержимые лишь собственными сиюминутными нуждами. Лилиат попятилась от них, укрываясь за колонной, готовая врукопашную отбиваться от первых, кто сунется; вновь прибегнуть к ангельской магии она не решалась. Она слишком устала, чтобы удерживать и направлять воздействие. А ведь даже одно чудовищное превращение может всех привести к смерти. В том числе и ее саму. Хотя ее убить и очень непросто…

Решительных действий от Лилиат не потребовалось. На ее защиту встал Бискарэй. Взревел и, пустив кулаки в ход, отшвырнул самых наглых – кого в гущу толпы, кого на камни мостовой. Вел он себя как опытный псарь, усмиряющий голодную стаю. Собак много, но ему ли бояться?

– Назад! Назад, сказано! На колени все! На колени!

Человеческий прилив наконец отхлынул. Отверженцы падали ниц, отходя от недавнего чувства, близкого к вожделению. Лилиат, однако, слышала, как где-то там отпирались ворота, замыкавшие странников в границах двора. Вот звякнули вытаскиваемые засовы… Сейчас подойдет привратник, а с ним наверняка звено стражников. Все обозленные: кто-то поднял их посреди ночи, и добро бы приличные гости, а то – весьма нежелательные постояльцы…

– Мне нужен плащ, – сказала Лилиат Бискарэю. – С капюшоном. Или шляпа пошире. И надо бы нам поскорее отсюда убраться…

– Как скажешь, – отозвался тот.

Он отдал отрывистый приказ стоявшей поблизости отверженке, и та принялась рыться в сумке. Кто-то уже тащил тело прежнего Ночного Короля в самый темный уголок галереи.

– Думаю, уберемся мы без труда, – сказал Бискарэй. – Сейчас они нас просто вышвырнут. А потом… потом мы – в Истару?

– Нет, – тихо ответила Лилиат. – Мне нужно время. Я хочу сперва разобраться, что происходило в мире, пока я спала. Я никак не ожидала, что в Истаре до сих пор верховодят звероподобные… Чтобы вернуться туда, нам понадобится армия.

– Армия? Да любой отверженец бегом прибежит под твое знамя, как только люди прослышат…

– Нет, – перебила Лилиат. – Слух о моем возвращении не должен распространиться. А те, кто не из Истары, вообще ничего знать не должны. Слишком много в Сарансе, да и во всем мире, даже на небесах, тех, кто не желает нового возвышения Истары. И смертные, и ангелы начнут противиться возвращению Паллениэля. Нужно хитростью поставить их нам на службу. Будем действовать с умом!

– У Ночных Трудяг так и принято поступать. Ум да ловкие руки, иначе в жизни не пробиться, – заметил Бискарэй.

– И языки у вас, полагаю, подвешены как следует, – сказала Лилиат, довольно двусмысленно подмигнув Бискарэю на удивление.

Она не могла по-настоящему испытывать плотскую страсть к обычному смертному. Исцеленный Бискарэй стал почти красавчиком; казалось бы, почему нет?.. Ее впрямь тянуло к нему, но это влечение безнадежно меркло на фоне всепоглощающей любви к Паллениэлю. Телесная близость могла разве что отвлечь ее, дать облегчение среди непрестанных сжигающих судьбоносных трудов…

Да, пожалуй, со временем она допустит этого Бискарэя до своего ложа. Чтобы еще теснее его привязать… так она прежде поступала и с мужчинами, и с женщинами. Причем отнюдь не всегда столь же молодыми и красивыми, как этот принц воров.

Тут ей передали плащ. Лилиат набросила его на плечи, надвинула капюшон и запахнулась. Ссутулив спину, она затерялась в толпе. В это время ворота со стоном растворились, и во двор вступила храмовая привратница, сопровождаемая четверкой зевающих стражей. Эти последние держали тяжелые посохи с железными наконечниками. Посохи тотчас пришли в движение: кого толкали, кого лупили.

– Как посмели вы нарушить мир и покой в храме! – гремела привратница, перекрывая все голоса. Она взглянула в небо, морщась спросонья и ожидая увидеть признаки приближающейся грозы, уверенная, что слышала гром. Ночная чернота понемногу сменялась глубокой предутренней синевой, без малейшего признака облаков… С другой стороны, привратница только что крепко спала… а пробудили ее кощунственная болтовня и крики этих мерзких отверженцев.

– Вон! Вон! Им гостеприимство оказали, а они!.. Чтоб духу вашего здесь больше не было!..