Текст книги "Семя зла. Конопля"

Гасан Санчинский
Семя зла. Конопля

© Г. Санчинский, 2017

© «Литео», 2017

Пролог

Обкурившись, Имран долго и странно хохочет. Затемнение, но всё ещё слышен его голос – то плачет, то смеётся. Пауза, тишина. Возникает слабый, словно во сне, тёмно синий свет, как в летнюю лунную ночь. Выбегают шайтаны, в чудесном женском облике, и начинают кружить вокруг Имрана. Лаская, сажают его за стол и стараются угодить во всём. Вдруг сверкает молния и раздаётся грохот. Все шайтаны падают ниц и увлекают за собой Имрана. Появляется Сатана, громадного роста и в тёмно-мрачном костюме.

САТАНА (коснувшись рукой головы Имрана). Встань, сын мой!.. Я выбрал тебя среди всех, и пусть тебе отныне бьют поклоны.

ИМРАН (поднявшись, говорит тихо, зачарованно и слегка растерянно). Ты кто, Великий?..

САТАНА. Я тот, кто тебе укажет путь и возведёт на высший трон.

ИМРАН (разинув рот). Не понял я, а как?..

САТАНА. Ты станешь Всемогущим!..

Пауза.

ИМРАН (поперхнувшись, проглотив слюну). Богом?!

САТАНА. Если будешь слушаться меня, будет всё дозволено тебе, но…

ИМРАН. Да, Великий, да… (Вздохнув. В сторону.) Кто Всевластен – тот и прав… Власть и есть вся правда и закон, за ней – и сила вся…

САТАНА (улыбнувшись, как отец ребёнку). Главное, ты это уже понял… А теперь, согласие ты должен дать и твёрдо по пути идти, пока всю власть не обретёшь.

ИМРАН. Чтобы стать таким могущим, согласен я на всё… И что я должен буду делать?..

САТАНА. Сносить… сметать с пути всех, кто мешает!

ИМРАН. Сметать?.. Но как это понять?.. Я должен буду убивать?!

САТАНА. Другого нет для нас пути… Но, если ты не можешь путь очистить – я ухожу искать другую душу, где себе пристанище найду, власть над душою обрету…

ИМРАН (поспешно). Нет-нет, Великий, я согласен!

САТАНА. Тогда, дай руку, вознесу на трон!

Взявшись за руки, отрываются от земли и парят в воздухе. Снова сверкает молния и раздаётся грохот. Всё гаснет и меркнет.

Несколько слов о повести:

Любовь – это именно то чувство, которому надо посвятить свою жизнь и себя, а чтобы суметь открыть его в себе, надо учиться этому. А после, следовать ему (чувству этому) и служить, в первую очередь, полюбив себя, затем близких, тех, кто тебя окружает. И только после этого можно говорить о любви к Богу. Вот это отсутствие любви и погубило Имрана, ибо он так и не сумел открыться этому чувству и понять смысл любви. Вместо чувства любви он всецело отдаётся желанию владеть, властвовать – овладеть жизнью, миром, подчинить. Не отдавать, а отнимать и поглощать – вот путь, который он выбирает.

Отказавшись от любви, он отходит от людей и, соответственно, от Бога. А потеряв любовь и Бога, он оказывается во власти Сатаны, предав ему свою душу и жизнь. А кто виноват? Конечно, в первую очередь, он сам, а затем и мать. Почему? Да потому, что она, вместо того, чтобы любить и дарить любовь, жертвует собой и своей жизнью. В этом и вся трагедия, что жалость берёт вверх над любовью и разумом – в отсутствии любви. Ибо любовь – это созидание и жизнь, а не смерть и деградация. Вместо того, чтобы заботиться о развитии и процветании души, укрепления духа, Имран позволяет взять вверх над собой разрушительным идеям и мыслям. Раздражение, страх, обида и злость – вот что овладевает им. А что делает мать? Она боится быть откровенной, не любовь движет ею, а постоянная тревога и жалость, что заставляет её скрыватъ от всех правду о поведении сына. Она боится за детей, и этот страх сковывает её разум. Любовь матери слепа. Имран же не был таким, он был хорошим мальчиком, её любимым сыном… И откуда вдруг появилось всё, что послужило этим переменам? Мать не может это понять, потому, что не хочет: Имран – это «золотой помощник», на котором всё держится. И конопля тоже ведь не зло…

Анаша – вот семя зла, откуда и пошли все эти беды. Мы видим и знаем, что Имран уже болен, но сам он не в силах преодолеть эту заразу, которая постепенно, шаг за шагом берёт вверх над ним. Он ещё в силах это понять, что попадает под власть анаши и, что это опасно, и спасти их всех может только его смерть…

А что оке мать – она практически бездействует… жалость притупляет её сознание, что она скрывает от родных о поведении сына, теперь ею руководит страх потерять его, который и движет всеми её поступками. А Имран – он всеми усилиями защищает сотворённый им иллюзорный мир, ибо эти иллюзии умиротворяют его. Но это обманчивое умиротворение, что его и губит. Чтобы защитить свои обманчивые иллюзии Имран идёт на разные ухищрения, выдвигает новые идеи, одну опрометчивее другой, переступая через все границы дозволенности, что для него теперь – в больном мозгу его – нет никаких норм и правил. И он настолько погружается в эту яму зловония и деградации, что уже не чувствует ни вони, ни грязи, а в конце и вовсе не соображает, что такова не реальность, а его помыслы, иллюзии больного воображения. Его жизнь уже не реальность, а галлюцинации, которые в последующем и вытесняют в нём действительность. «Мысль и есть жизнь», говорит он, и всё же позволяет своей мысли увести себя не в ту степь. Почему? Привыкнув к анаше и к её иллюзорному миру, он уже не в силах от него отказаться, что и ведёт его к краху. Отдавшись во власть Сатаны, он отходит от Истины, от нравственности и духовности, Бог для него теперь никто и ничто, а «раз нет Бога, то всё дозволено». Если он раньше искал Истину, то теперь анаша заменила ему всё, и даже саму истину. В плену своих иллюзий он готов смести с пути любую помеху, ибо больной мозг его уже за чертой реальности. И теперь истина для него это – иллюзия его больного воображения, где смешались все понятия, поселив в его сердце хаос.

И если бы в жизни не произошли такие перемены, то может из Имрана вышел бы хороший философ. Но, как и сам он выразился в начале, жизнь человека напрямую зависит от его мысли, которая и формирует его поведение и образ жизни. Важно не то, что человек говорит, а то, как он мыслит, что творится в его душе и, во что он верует. Имран понимает, а после и убеждается в этом, что можно говорить одно, а поступать иначе. Почему так случилось – это трагедия личности или общества? В том-то и дело, что всё это происходит в начале девяностых, когда страна, в которой он вырос и учился, развалилась в один миг. Идеи, которым его учили в школе, объявились ложными и, свет в конце тоннеля потух, погрузив его мир во тьму. Целых двадцать лет его жизни коту под хвост – всё обман… Многие пережили эту болезненно, и эту душевную болезнь надо было как-то и чем-то лечить. Для одних лекарством стали деньги, власть, для кого-то религия, а кто-то нашёл успокоение в наркотиках. Да, ещё остаётся любовь… Он с малых лет любил Зухру, но, увы, и она предпочла ему другого, а Имран для неё просто друг детства и брат, и других чувств к нему у неё нет и быть не может… Мир пуст, и чем-то надо наполнить эту пустоту. Попробовал анашу и Имран – понравилось. Да к тому же, и бизнес на этом можно сделать, и снадобье всегда под рукой. Разные мысли вызывают разные чувства, которые и побуждают к действию, меняя поведение человека и его жизнь.

(Конечно, есть люди, поведение и образ жизни которых трудно изменить, но даже они, какой бы простой и стойкой не была их душа, в чём-то меняются.) В этом, пожалуй, и есть суть жизни. Разумеется, каждый человек уникален и, в каждом сокрыты, как созидательные, так и разрушительные силы: что посеешь, то и пожнёшь. Потому, по чувствам и мыслям твоим и аукнется. Имран знал Истину, а всё же, взлелеял в груди обиду, а не любовь, хотя сказано, не желай никому того, чего не желаешь себе. Знал, что это – законы Вселенной, а не только, и не столько христианские истины. Он знал силу Слова, но всё же, обратил силу эту на разрушение, а не на созидание. Поэтому, надо учиться управлять своими мыслями и стать хозяином своей жизни. Быть не рабом болезненных идей, внушённых в состоянии аффекта или наркотических грёз, где наркотиком может быть не только некое зельё, но и любая секта (религия) несущая в корне своём зло и ненависть, вместо любви и добра, тьму, а не свет, не созидание, а разрушение. Не обвинять других, стараясь изменить их, а поглубже изучить себя, и постараться начать с себя: измени себя – и мир изменится. Но Имран уже не в силах изменить себя, потому и гибель его неизбежна. Не сумев взять над собой вверх, он возненавидел себя и пожелал себе смерти, но… Сатана увидел в нём воина тьмы и протянул ему руку. А всякая любовь начинается с любви к себе, ибо человек не способный любить и уважать себя не сможет полюбить и других. И потому, все слова его о любви к Богу – обман, а в первую очередь он обманывается сам. День ото дня приучаясь к наркотику Имран взращивает в себе зло. А у зла нет ни своих, ни родных – ему все равны, как и Сатане, Властителю Зла. Анаша заменила ему всё и стала Истиной – для него…

Гасан Санчинский

«Для злотворящих истинно, мучительная кара»

Коран, 14:22

Имран курит, сладостно втягивая в себя дым анаши, по-кошачьи жмурясь и ощущая блаженную легкость, почти невесомость, проникающую в каждую клеточку обмякшего тела. И вот он уже растворяется в окружающем мире, сливаясь с ним в одно нерасторжимое и всемогущее целое. Возбужденный мозг рисует странные фантастические картины, которые заставляют беспричинно смеяться, сначала легко, по-детски, затем все громче и громче. Этот истеричный смех временами напоминает безудержный сатанинский лай. Он овладевает Имраном полностью: валит с ног, и он, словно мяч, катается по земле.

Вначале Имран ещё прятался от родных, покуривая анашу или в дальнем углу двора, или в подвале, но со временем, осмелев, стал курить в комнате, со свистящим шипением втягивая в себя ядовитый дым: «Господи! – не раз причитала мать. – Родной, ты… ты не узнаешь меня: я же мать твоя… твоя мама, – но до сына не доходили её слова». Такое поведение Имрана мать скрыла от семьи, не придавая ему большого значения. Она думала: «Ну, побаловался сынок, посмеялся вволю, отвел душу, с кем не бывает. Наверное, возраст такой…» Но Имран, к сожалению, уже почти жил в мире грёз, постепенно забывая о реальности. И с каждым днём он всё больше и больше путался в этих мирах, что порой они, эти миры, сливались в один, где он мог позволять себе всё, взяв на себя презумпцию как Бога, так и Сатаны.

Со временем Имран стал осторожнее. Когда же ему становилось невмоготу, и мозг его с новой силой требовал наркотических грез, он уходил в горы. Спозаранку он брал отцовское ружье и, захватив в дорогу хлеб с сыром, отправлялся будто бы на охоту, обещая подстрелить зайца (иногда это ему удавалось). Он поднимался в гору, уже не ощущая в теле былой легкости, с которой когда-то стремительно взбирался по горной тропе. Это было не так недавно, а кажется, прошло уже много-много лет. Ещё когда он учился в школе, мать с отцом впервые взяли его в горы на сбор конопли: тогда они готовили из нее урбеч[1]1
  Урбеч – паста, которую, смешивая с маслом сливочным и с мёдом, принимали для повышения иммунитета, от простуды, да и вообще как еду.


[Закрыть]. И только позже, когда они стали заготавливать из конопли анашу, деньги потекли к ним рекой. А научил их всему Имран, а его – бывшие друзья из города, когда он ещё учился в университете.

– Смотри, Исмаил, – радуется мать, – как легок на подъем наш сын… Словно косуля… Будто никакой поклажи за спиной. Тьфу, тьфу… машааллах, машааллах…

– Да-а, Захра, – довольно усмехается отец, – сколько мы трудились, чтобы выйти в люди…

– И получали за свои труды гроши, – вторит мать, – не то, что теперь… Разве думали мы, Исмаил, что какая-то трава-вонючка способна нас озолотить?..

– Одно плохо, что из университета его исключили. Какое теперь у него будущее… – вздыхает отец.

– Может, образумится ещё, – обращается к мужу Захра. – Женить бы его надо, Исмаил.

– Я тоже думал об этом.

Сказано – сделано. Сосватали сыну красавицу Саиду и назначили день свадьбы.

Село Марчи, окруженное лесистыми горами. Поёт зурна, играет барабан, во дворе Исмаила Ахмедова свадьба в разгаре. Все суетятся, готовясь ехать за невестой. И тут появляется улыбающийся Хасав, которого все принимают за местного дурачка. Он в старом милицейском кителе и с милицейской фуражкой на голове. Его тут же сажают за стол, приносят еду и спешно уходят. К нему подходит Имран:

– О, кто пришёл! Салам, Хасав! – подаёт ему руку.

– Хасав кушает… – кивает тот головой, продолжая есть с той же улыбкой. Уступая место, пересаживается на другой стул. – Садись, Имран.

– Ты ешь, ешь, Хасав, веселись, Имран женится, – берёт стул и садится напротив Хасава.

– А что, жениться – это страшно?..

– Да нет, с чего ты взял? – смеётся. – Жениться – это хорошо…

– На лице улыбка, а внутри… Хмурый ты… – и, перестав улыбаться, добавляет, подняв голову. – Что, кайф прошёл?

– Что-о?! – в недоумении говорит Имран. – Какой кайф, Хасав, ты о чём?..

– Ты же анашу куришь…

– Кто тебе сказал?! Ты…

– Сказал?.. – улыбается Хасав. – Люди много чего говорят, но Хасав знает, Хасав больше знает…

– Да-а?! Ну, и откуда?

– А ты не кури, Имран, это плохо… посмотрев по сторонам, тихо говорит Хасав.

– Нет, Хасав, анаша – это хорошо, успокаивается Имран и с улыбкой добавляет, – это кайф…

– А невеста?

– И невеста кайф… – смеётся Имран. – А вместе – двойной кайф!..

– Тебе так много кайфу… – бросает Хасав, не поднимая головы и продолжая есть.

– А Хасаву ничего, да?.. – смеясь, перебивает его Имран. Хлопает ладонью по своему карману. – А хочешь, дам и тебе затянуться?.. – вытаскивает папироску, набитую анашой.

– Затянуться?.. – от волнения Хасав прекращает есть и ёрзает.

– Вот, косяк у меня с собой… – покручивает пальцами папироску.

– Н-нет, Хасаву нельзя… Хасава будут ругать… – нервничает Хасав. – Нет-нет!.. Это плохо… плохо!..

– Хорошо, хорошо, успокойся… – Имран хлопает его по плечу и улыбается. – А может, вина налить или коньячку?

– Нет, Имран, плохо это, плохо… – ёрзает Хасав, отталкиваясь ладонями и отворачиваясь, как будто его принуждают. – Хасав знает… Водка в утробу – ум в небеса. Шайтан тогда проснётся, не хорошо это… Злой Шайтан и хитрый… Улыбка его – это маска, нельзя ему верить… Я боюсь его, он может обмануть… И тогда Он… обидится и отвернётся… А без Него я не могу, я боюсь Шайтана…

– Кто, Хасав, ты о ком? – смеётся Имран.

– Аллах… Он так велик, что мы не можем Его видеть… – тихо сказал Хасав и широко улыбнулся. – Я молюсь… Иногда и в мечеть хожу… Редко, правда…

– А что так?

– Аллаха я слышу только наедине с самим собой… Большое количество людей пугает меня. Я теряюсь, и голос Аллаха не доходит до меня…

– Ты и вправду думаешь, что это голос Аллаха?

– А ты думаешь, Хасав дурак? Это Шайтан вселился в тебя и науськивает… – улыбка сходит с лица – Имран, гони прочь от себя Шайтана, – странно смотрит Хасав на Имрана. – Вот он!.. Вот он!.. – втягивается в себя и, зажмурившись, машет руками. – Уйди… Прочь!.. Прочь!.. Аллахом проклинаю тебя!..

– Хасав… что с тобой, тебе плохо?! – схватив стакан с водой, поит Хасава. – Выпей воды…

– Ушёл… – отпив глоток, облегчённо вздыхает Хасав.

– Кто?!

– Шайтан… Он за тобой прятался… Корчил рожу и обнимал тебя…

– Да ты что, Хасав!.. И ты его видел?

– Он мерзкий… Я боюсь его! – Пауза. Улыбается. – Но Аллах помогает мне, Шайтан боится Его… даже Его имени.

– Аллах сильнее, значит…

– Аллах самый сильный! Он может всё!

– И даже умного сделать дураком, а дурака – умным?

– Хасав не дурак, Хасав умный… Хасав Аллаха слушает…

– Да, да, Хасав, ты умный, – сказал Имран, усмехнувшись. – Умнее, чем некоторые…

– Твой отец считает меня своим помощником. Все ко мне обращаются… – широко улыбается Хасав.

– Да что ты!

– Да, да! И Аллах велит мне следить за порядком и помогать людям.

– Ну и как?

– Я всегда там, где Аллах и велит мне быть. Знаешь, как это радует…

– И к нам, значит, Аллах тебя привёл?

– Да, – задумался Хасав. – И не зря! Я чувствую, от тебя зло исходит, а ты о том и не знаешь… Ты должен что-то натворить, так велит Шайтан, который только что убежал от нас…

– И что же такого я могу натворить? – улыбается Имран. – Я невесту жду, понимаешь, Хасав… – посмотрел на него Имран и, махнув рукой, заключил. – Э, ничего ты не понимаешь…

– Нет, Хасав понимает!.. Хасав знает!.. – дуется он. – Не говори ты так.

– Ну, рассказывай тогда, ангел, может, этим мне душу спасёшь…

– Я… я не знаю, пока не знаю… – дрожит. – Но я чувствую… я могу помочь…

– А-а…

– Я буду охранять тебя, хорошо?

– Спасибо, Хасав, спасибо… – встаёт, и, похлопав его по плечу, собирается уходить.

– Ты не уходи, будь возле меня!.. – схватив за руку, останавливает его.

– И что?.. – усмехнулся Имран, и подумал. – А силы в нём сколько! Чёрт бы его побрал.

– Аллах скажет, что делать…

– А может, тебя и к невесте с собой взять? – смеётся Имран. И вдруг, увидев двоюродную сестру Зухру, меняется в лице. Имран провожает её взглядом и вздыхает. Хасав замечает это:

– А что ты на сестру свою двоюродную так смотришь?

– Как? – машинально отвечает Имран, не переставая смотреть на сестру. – Что? – переводит он взгляд на Хасава, всё ещё погружённый в свои размышления.

– Жадно… Я видел…

– Что?! – снова переспрашивает Имран, стараясь сосредоточиться.

– Хочешь любить её, да? Красивая… – вздыхает. – Красоту надо любить… Хасав тоже любит…

– С чего ты взял? – говорит Имран, стараясь скрыть раздражение.

– Хасав не дурак…

– Не дурак… не дурак… задолбал уже! Нечего делать, как слушать тебя!

– Нервничаешь… Я мешаю, да? – печалится Хасав. – Зря ты так… Хасава все угощают, своими секретами делятся…

– И вправду, умнее, даже чем я думал. Молодец!

– Аллах меня сюда привёл не зря…

– Аллах или звук зурны?..

– Аллах бы не захотел, и зурна бы не звучала…

– А что тогда за мной-то следить? Как Аллах захочет, так и будет…

– Ты с Шайтаном сдружился, он обманет тебя…

– Ах, Хасав, Хасав, к сожалению, в жизни не всё так просто, добро и зло в ней смешаны, как соль в воде, – задумался Имран.

– Анаша с ума сводит, Шайтан там прячется…

– Ага, в дыме анаши… – смеётся Имран. – Да что ты знаешь…

– Не смейся, Имран, я не шучу… – перестав жевать, Хасав поднял голову. – Ты сейчас со мной рядом, разговариваешь, а сам думаешь, как бы от меня избавиться…

– Да я могу прогнать тебя, если захочу…

– Не можешь, я могу рассказать другим, а это не входит в твои планы, – хитро сощурился Хасав.

– А косяк в кармане жжет тебя, и ты думаешь, где бы спрятаться и покурить, чтобы Шайтан дал волю над всем и над всеми… Я прав, Имран?

– А ты ешь, ешь…

– Хочешь меня выпроводить?

– Да нет, Хасав, за невестой пора ехать, – улыбается Имран.

– Ты же не едешь, Имран, – ответно улыбнулся Хасав.

– Мне готовиться надо… – бросил Имран, пристально вглядевшись в Хасава.

– Не надо, Имран, не кури, анаша – это зло, это семя Шайтана.

– Ясно, Хасав, ясно… Оказывается, ты самый умный в нашем ауле, – усмехнулся Имран, дружески хлопнув Хасава рукой по плечу, вздохнув и ещё раз оценив его взглядом с головы до ног, добавил. – Поезжай-ка ты за невестой, мил человек, и смотри, чтобы всё было о'кей. В общем, Ахмед там главный, а ты будешь его правой рукой, – сказал он.

– Смотри, чтобы был порядок во всём, милиционер. И вовремя доложишь мне обо всём. Ясно?

– О'кей! – радостно восклицает Хасав, широко улыбнувшись и вскочив, как по команде смирно.

– Меньше слов – больше дела, Хасав, – веселее улыбнулся Имран, – смотри, как бы без тебя машины не уехали.

Проводив его и оглянувшись по сторонам, убедившись, что двор пуст, уходит к подвалу. Спрятавшись в подвале, он раскуривает папироску, со свистом, смачно втягивая в себя дым анаши, как человек, утоляющий жажду. Его хмурое, сердитое лицо растягивается в глупой улыбке, он начинает смеяться. Сначала тихо, прикрыв лицо руками, а потом уже хохочет, держась за живот. Смех так же резко обрывается, как и начался, и он начинает стонать: «А почему я должен терпеть до ночи, почему?! Я хочу сейчас! Я хочу узнать, что это такое любовь… Я хочу познать женщину… – томно вздыхая, Имран поглаживает левой рукой пах. – Почему нельзя… почему я не могу делать, что хочу?.. – Раздаются шаги: кто-то спускается в подвал. – О Аллах, неужели слова мои дошли до тебя, и невеста идёт ко мне?.. – улыбается Имран. – Саида, невестушка моя… жена, ну, иди, иди ко мне, я тебя жду…» Возбуждённый мозг рисует разнообразные эротические картины. Вот его невеста, уже жена, скидывает с себя венчальное платье, обнажив своё стройное, пылающее страстью молодое девичье тело. Он, трепеща от вожделения, протягивает к ней руки, и она бросается в его объятия, горячо целуя в губы. От наслаждения он зажмуривается и сладко стонет.

В подвал спускается Зухра, его двоюродная сестра из Ленинграда. Улыбаясь, она подходит к нему:

– А, вот ты где?! А ну, признавайся, ты что это здесь спрятался? – смеётся. – Все тебя ищут, ищут, не могут найти. А ты ушёл в подполье… А ну!.. – она строго смотрит на него. – Ты что, Имран, напился, что ли?

– Зухра? Хм… Как ты нашла меня? – они смотрят друг на друга. – Да нет, Зухра, ни в одном глазу, абсолютно трезвый. Я так, – задумчиво улыбается, – пьян от любви.

– Я рада за тебя, – улыбается. – Что, решил детство вспомнить? Помнишь, ещё детьми, когда играли в жмурки, ты любил прятаться в подвале, где было темно и страшно. Вот я и подумала: а давай-ка проверю – может, ты тут.

– Попала в точку, – усмехнулся Имран.

– Ты же у нас философ, вот я и сделала философский вывод, – смеётся Зухра. – Ты ещё ребёнком задавался вопросами о смысле жизни.

– Я и сейчас об этом думал: в чём смысл жизни…

– И в чём же?

– А ни в чём, суета сует. Шопенгауэр прав. Жизнь – наслаждение, остальное всё суета.

– Я считала тебя оптимистом, а ты вот какой, оказывается, пессимист.

– Я реалист.

– 0-у! Вот как? Объясни.

– Вот, я здесь, а мир там, наверху. И ты со мной рядом. Это и есть реальность данного момента. Вот и делай выводы.

– Честно сказать, Имран, не понимаю тебя. Какие выводы?

– Почему весь мир там, наверху, а мы с тобой здесь?

– Потому что я искала тебя и нашла.

– А зачем?

– Как это зачем? Ты же брат мой, я люблю тебя и…

– Вот видишь… – он прикладывает палец к её губам, прерывая её. Странно улыбается. – И я люблю тебя…

– Ну, вот и славно, – Зухра протягивает ему руку. – Идём, Имран, скоро невесту приведут.

– И ждать до ночи, пока все разойдутся? – хватает её за руку. – А если я хочу сейчас, до смерти хочу?!

– Имран, что это с тобой? – меняется лицо Зухры. – Ты сам не свой… – хочет освободить руку, но он крепко держит её. – Имран…

– Аллах прислал мне тебя, и ты поможешь мне… – с вожделением смотрит на неё. – Этого момента я ждал всю жизнь, и вот он, этот миг…

– Нельзя так, Имран. Ты хочешь, чтобы я привела невесту сюда, как только… – выдержав паузу, она продолжила уже более обеспокоенно. – А ты не подумал, что это глупо и… не совсем хорошо? – занервничала Зухра и начала кричать. – Да не придёт она! Никто не придёт!..

– Да, ты права, никто не придёт, – он крепко держит её за руку. – Никому и в голову не придёт, что мы здесь… Ты и я, вдвоём, одни…

– Отпусти, Имран, мне больно… – Зухра чуть ли не плачет.

– Ты боишься меня, да?.. – улыбается Имран. – А мужа ты не боишься? – смеётся. – А помнишь, в детстве как часто мы здесь прятались, прижавшись, чтобы унять страх, и обняв друг друга? Давай вспомним, как это было.

– Имран, брат мой, ну отпусти, отпусти меня… – говорит Зухра вне себя от неожиданного страха. – Я прошу тебя!

– Я знаю каждый штрих твоего тела, где какое родимое пятно, где какой шрам… – он притягивает её к себе. – А если будешь слушаться, я никому ничего не скажу. Грех не в содеянном, а в слове сказанном. Не правда ли, Зухра?.. Да-да… И если никто не знает, какой это грех? Имран держит своё слово, Зухра.

– Имран, прошу тебя… – сопротивляется Зухра и плачет.

– Ничего с тобой не случится, и мне будет хорошо… – начинает он ласкать её. – Неужели ты один раз не уступишь мне то, что годами позволяешь мужу?.. Подумай, Зухра, и не зли меня… – посмотрел он на неё и, раздувая ноздри, вздохнул. – А ведь, я любил тебя, Зухра, очень любил, а ты…

– Прошу тебя, Имран, отпусти меня, – рыдает Зухра. – Я же сестра твоя!

– Ты же не хочешь, чтобы муж прогнал тебя, – Имран прижимает её к себе и целует, – чтобы все тыкали в тебя пальцем?..

– Прошу… прошу тебя… – Зухра пытается вырваться.

– Уйди от него, выходи за меня!.. Я… Я всё равно возьму тебя!.. – жёстко, рывком тянет её к себе. – Лучше по-доброму… – страстно срывает он с неё одежду… Он тяжело дышит и рычит, словно зверь. Она не в силах вырваться из его объятий, вся в слезах, губы дрожат… силы оставляют её, и свет меркнет в глазах. Он победно стонет и смеётся…

* * *

А во дворе и дома не могут его найти. Курбан и Зульфия недоумевают, где их брат Имран. А время уже встречать невесту:

– Да что это с вами? Что это вы все так всполошились? – спрашивает их мать Захра.

– Имрана нигде не найдём… – отвечает Курбан.

– Как сквозь землю провалился, – пожимает плечами Зульфия.

– Как не можете найти? – Невесту уже вот-вот привезут… Встречать надо идти за ворота…

– Вот именно, мама, мы его везде искали и не нашли, – нервничает Зульфия.

– А где Зухра?

– Я не видел, может, за невестой уехала… – отнекивается Курбан.

– Да нет, она бы сказала нам… – говорит Зульфия. – Наверное, Имрана ищёт, как и все: они же с детства всё время вместе играли…

– Может, ушла переодеваться? – говорит Захра.

– Она уже два дня на ногах и даже не отдохнула нормально…

Подъезжает машина, и они выбегают на улицу. Но в воротах их встречает улыбающийся Хасав. Приплясывая, подходит к ним:

– Я обещал Имрану невесту, и вот она уже в пути, – широко улыбается Хасав. – Ахмед оправил меня к вам, передать, чтобы через двадцать минут вышли встречать невесту.

– А не знаешь, где Имран, не можем найти… – спрашивает его Курбан и даёт ему денег за новость, что невеста в пути.

– Нет, он с нами не поехал, – виновато улыбается Хасав, – он попросил меня…

– Везде смотрели, нигде нет… Не знаем, что делать, где его искать… – взволнованно сказала Зульфия.

– Нигде… В спальне смотрели? Или в подвале… Он… – перестав смеяться, Хасав меняется в лице.

– Ой, в спальню зайти никто и не додумался… Пойду проверю, может, заснул… – говорит Зульфия.

– Расслабился я, упустил его… – рассуждает Ха-сав вслух. – Пойдём вместе.

– А я пойду, подвал проверю, – говорит Курбан. Но тут появляется Рашид и останавливает их.

– Кого ищем? – улыбается он. И тут же серьезно добавляет. – Что-то случилось?

– Имрана не можем найти… – отвечает за всех Курбан.

– А вот-вот невесту привезут… – подытоживает Зульфия.

– Да он там с мужиками сидит, и отец ваш там, недавно подошёл. Мужики лекцию ему читают, коньяком поят.

– Да что же это такое?! Курбан, сходи за ним, пока не споили его, – забеспокоилась мать.

– Нет-нет, он стопку всего выпил и больше не пьёт, наставления всякие слушает, смеётся, – не скрывает весёлого настроения Рашид.

– Невесту пора встречать… – вздыхает Зульфия. – Ну, Имран, ну, брат, что ты творишь…

– Слава Аллаху, что нашёлся, – хмыкает Курбан. – Ладно, скажу музыкантам, чтобы начали играть, и схожу за ним, – бросает Курбан, уходя в сад за братом, где были расставлены столы для гостей.

– И Зухру приведите… – вслед ему говорит мать.

– Может, я за ней схожу?.. – спрашивает маму Зульфия.

– А танец?.. – улыбается ей Рашид.

– Рашид прав, – вставляет мать, – надо встречать невесту весело, с танцами.

– Сначала со мной, – улыбается Хасав и, высоко подняв руки, встав на носки, выходит в круг, приглашая Зульфию на танец. Захра и Рашид хлопают им:

– Ой, Зульфия, такая ты красивая, такая хорошая!.. Эх, был бы я как все другие, взял бы в жёны я тебя!..

– Ай, Хасав, ты в селе у нас особый, разве кто тебе откажет, можешь свататься к любой.

– Был бы рад я, но больной… Шайтан покоя не даёт, один Аллах меня спасает…

– Но зато ты всех добрее.

– Ты, Зульфия, меня смущаешь… – широко улыбается Хасав.

Появляется Имран, свистит, хлопает: «А-я!.. Арс!.. Арс!..» Стихает музыка и все останавливаются. Только Хасав ещё некоторое время продолжает танцевать.

– Ой, сынок, ты где пропал? Всех на ноги поднял! – не сдержалась мать.

– Хотел от невесты сбежать, да? – с улыбкой до-бавляет Зульфия.

– А сам отправил меня за невестой… – говорит Хасав, продолжая улыбаться, но перестав танцевать.

– Так где же она? – спрашивает Имран, уставившись на Хасава.

– Они там ездят, катаются… Я прибежал сказать тебе, скоро уже будут.

– Молодец, Хасав. Ты настоящий друг.

– А то… – подтягивается Хасав.

– А где Курбан? – глазами ищет брата Имран.

– Пошёл Зухру искать. Скоро будут, – подаёт голос Рашид.

– Мама, подождём их? – смотрит на маму Имран.

– Да, конечно.

– Что ты в джинсах? – всполошилась вдруг Зульфия, посмотрев в упор на брата. – Костюм бы одел, твоя свадьба, брат. В зале там, я погладила и приготовила.

– В первую очередь надо Хасава отблагодарить, – отнекивается Имран.

– Хасав сгущёнку любит и лимонад… – вставляет слово Хасав и, глупо улыбнувшись, добавляет, – с пряниками.

– Да, Хасав, будет тебе и лимонад, и сгущёнка…

– И пряники…

– Хорошо, Хасав… – улыбается ему Захра. – А ты, Имран, иди, одевайся.

– Да, мама, иду уже, – отвечает Имран и, приплясывая, уходит. Улыбаясь чему-то, бубнит под нос. – Всё чудесно, всё о'кей…

Музыка: барабан, зурна; свист, крики радости, сирены машин. Голоса: «Невесту… невесту везут… Дорогу невесте…»

– Ну что, идём встречать невесту, – счастливо улыбается Захра, и все уходят за ворота.

* * *

Сумерки. Дом Исмаила Ахмедова. Комната Имрана. На стене часы. Напротив двери кровать с железной спинкой. Над ней висит ковёр. В центре ружьё и кинжал. У противоположной стены на тумбочке, справа от двери, чёрно-белый телевизор «Рекорд». Возле окна стол, стул и старое кресло-качалка, рядом книжный шкаф, набитый книгами. Имран лежит на кровати и курит. Раскурив папироску, садится, свесив ноги, смотрит на окурок и начинает хохотать. Целуя окурок, он начинает рассуждать, разговаривая вслух: «Ты моя радость… Ты моя жизнь… С тобою связан я теперь навеки… Ты, как никто, мне даришь наслаждение, его так жаждут мои гости… – тычет пальцем в угол комнаты, где никого нет, но, как ему чудится, находятся его друзья-наркоманы. Усмехается. – Они так и ждут, тянут руки свои, чтобы отнять тебя у меня. Хотят лишить радости меня… Шиш им! – показывает кукиш и смеётся. – Ха-ха-ха! Прочь! Все прочь! – хмуря брови, грозно. – А ты что задержался?! Вон отсюда! Ха-ха-ха! Ой, умора! Кто в окно, кто сквозь стену! – после небольшой паузы, перестав смеяться, выпучив глаза. – А мне не страшно… Мне совсем не страшно! – улыбается. – И эту силу придаёшь мне ты. Стоит только закурить, – и снова я в блаженстве, страхи и беды позади».

Открыв дверь, тихо входит Курбан и с удивлением смотрит на брата: