Текст книги "Господи, научи нас молиться. Личная молитва по преданию святых отцов"

Схиархимандрит Гавриил (Бунге)
Господи, научи нас молиться. Личная молитва по преданию святых отцов

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви ИС Р16-521-1023

2-е издание

Gabriel BUNGE

Eremo Santa Croce

IRDENE GEFÄßE

Die Praxis des persönlichen Gebetes nach der Űberlieferung der heiligen Väter

Verlag

„Der Christliche Osten“

Würzburg

1996

Слово к читателю

Книга схиархимандрита Гавриила (Бунге) «Скудельные сосуды», написанная первоначально по-немецки и переведенная на другие европейские языки, посвящена важнейшему вопросу духовной жизни христианина – практике личной молитвы.

Древнерусская пословица гласит: «Нет труднее дела, чем молиться, пахать землю и ухаживать за престарелыми». Такая иерархия ценностей для современного человека, не искушенного в молитве, может показаться странной. Между тем тот, кто уже пытался сделать первые шаги в духовной жизни, знает, как много препятствий стоит перед ищущим молитвенного дара.

С одной стороны, в христианстве молитва дает человеку непосредственный доступ к Богу. Молитва – это встреча христианина с Богом Живым, это, по словам святителя Иоанна Златоуста, «общее занятие человека и ангелов… виновница всех добродетелей». «Все мы нуждаемся в молитве, как деревья в воде, – пишет далее Златоуст. – Молитвы – нервы души нашей. Кто не молится Богу и не имеет усердия беседовать с Богом, тот мертв, бездушен, бессмыслен» («Слово о молитве»). Об этом же говорит апостол Павел: Непрестанно молитесь (1 Фес. 5:17). Речь идет не о каком-то постоянном молитвенном правиле, а о состоянии человеческой души, которая непрестанно пребывает с Богом. Поэтому молитва должна быть не фоном нашей жизни, а ее главным содержанием.

С другой стороны, встреча с Богом в молитве происходит не всегда. Ведь даже встречаясь с человеком, мы далеко не всегда можем преодолеть разделяющие нас барьеры. Часто наше общение с людьми ограничивается лишь поверхностным уровнем. Так бывает и в молитве. Душа каждого человека подобна музыкальному инструменту, который порой бывает расстроен грехом. Чтение же молитвенного правила подобно настройке музыкального инструмента. От этого правила и берет начало искусство молитвы. Святитель Игнатий (Брянчанинов) отмечает, что, пока у человека нет молитвенного правила, ему невозможно выстроить свою духовную жизнь. Именно с молитвенного правила начинается домостроительство внутреннего храма души. И когда это правило усилием человека входит в него, оно становится уже не правилом, а молитвой.

Молитва как дар Божий дается только тому, кто употребляет усилия. Преподобный Нил Синайский говорит, что «только молящемуся Господь дает молитву» («Главы о молитве», 59), то есть только когда христианин употребляет усилие в молитве, тогда она ему даруется. Но если нет понуждения к молитве, нет стараний, то она не родится сама по себе. Это дар, который не дается случайно и внезапно, по какому-то обстоятельству.

Пожалуй, самая большая ценность представляемой книги состоит в том, что отец Гавриил, говоря о личной молитвенной практике, не высказывает ничего априори. Весь его опыт, передаваемый читателю, – эмпирический, зиждущийся на основании творений отцов Церкви, подвижников и духовных писателей Востока и Запада, что хорошо видно из цитат к каждой высказанной автором мысли, к каждому духовному совету.

Безусловно, в жизни христианина бывают такие мгновения, когда его существо невольно устремляется ввысь в молитвенном порыве. Но в книге отца Гавриила речь идет главным образом о молитве систематической, которая входит в жизнь как постоянная ее спутница и вдохновительница, о той молитве, которая связывает наш дух с самим Источником жизни. Ее не могут заменить ни богословские теории, ни одно лишь служение добру. И то и другое оживотворяется молитвой, которая хранит нашу веру от соблазнов и прелести. Молитва всегда остается подвигом, который совершается с великим трудом и только с помощью Божией. Наш долг смиренно молиться, молиться с возможным духовным искусством, не ослабевая и не смущаясь тем, что при человеческой немощи молитва наша всегда будет недостаточной и неровной. Не надо огорчаться и падать духом. Надо все равно с постоянством возносить молитву Господу, уповая на то, что у Бога не останется бессильным никакое слово (Лк. 1: 37), возносимое с верой. «Начнем дело молитвы, – говорит преподобный Марк Подвижник, – и, преуспевая постепенно, найдем, что не только надежда на Бога, но и твердая вера и нелицемерная любовь, и незлопамятность, и любовь к братии, и воздержание, и терпение, и знание внутреннейшее, и избавление от искушений, благодатные дарования, сердечное исповедание и усердные слезы – чрез молитву подаются верным» (Добротолюбие. Т. 1. Наставления о духовной жизни).

Да укрепит Бог каждого вступающего на нелегкий, но благословенный путь молитвы.

Митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев)

Введение

Не довольствуйся только приятным разговором о делах отцов, но потребуй от себя самого поступать так же, приняв на себя те же труды!

Евагрий Понтийский

В современных церковных кругах часто слышишь жалобу: вера уходит. Несмотря на небывалое «пастырское рвение», во многих христианах вера словно охладевает[1]1
  Ср. Мф.24:12.


[Закрыть] или, если выразиться вольнее, как бы «испаряется». Говорят о настоящем кризисе веры среди духовенства, не меньшем, чем среди мирян.

Этому убыванию веры, о котором то и дело сожалеют, прежде всего в Западной Европе, противостоит, на первый взгляд, парадоксальная реальность: тот же самый Запад в то же самое время производит невероятный поток богословской и в особенности духовной литературы, который каждый год увеличивается на тысячи наименований. Конечно, в этом потоке есть множество модных «бабочек-однодневок», произведенных лишь ради рынка. Тем не менее издается и множество классиков духовной литературы в критических изданиях в переводе на европейские языки, так что современный читатель имеет в своем распоряжении такое богатство духовных произведений, о котором человек древних времен не мог осмелиться и мечтать.

Если бы не убывание веры, о котором мы только что говорили, этот поток следовало бы рассматривать как знак невиданного цветения духовной жизни. Однако это обилие книг служит скорее свидетельством беспокойного поиска, который как будто не достигает цели. Многие читают эти книги, восхищаются мудростью отцов, но в собственной их жизни это ничего не меняет. В каком-то смысле потеряны ключи, открывающие доступ к этим сокровищам Предания. Наука говорит здесь о разрыве Предания, который внезапно обнажил пропасть между настоящим и прошедшим.

Многие ощущают это, даже если и не всегда могут именно так сформулировать проблему. Чувство неудовлетворенности охватывает все больший круг людей. Из этого духовного кризиса ищут выход, который думают найти в открытости по отношению к нехристианским религиям. Предложения всякого рода «учителей» всевозможных школ неожиданным образом облегчают этот переход за границы собственной религии. И вот тысячам жадно ищущих душ предлагается колоссальный рынок литературы, восходящей от «духовного» к «эзотерическому». И многие полагают, что находят там то, что тщетно искали в христианстве и чего якобы в нем никогда и не было.

В наши намерения отнюдь не входит вступать в борьбу с такого рода «экуменизмом». Лишь в конце нашего пути мы сформулируем несколько вопросов и попробуем предложить несколько ответов, которые, несомненно, дали бы отцы. Цель этих страниц заключается в том, чтобы дать подлинно христианский ответ на духовные вопрошания многих верующих, ответ «практический», намечающий «путь», укорененный в Писании и в изначальном Предании, дающий возможность христианину «выражать» свою веру «на деле» таким образом, который соответствовал бы содержанию самой веры.

На недоуменный вопрос о том, почему вера, несмотря на все усилия оживить ее, исчезает среди все большего числа христиан, можно дать очень простой ответ, который, может быть, не охватывает все причины кризиса, но указывает на путь выхода из него: вера исчезает тогда, когда перестает быть практикой в соответствии со своей сущностью. Понятие «практика» никоим образом не относится ко всем многообразным формам социального служения, что с самых ранних времен были естественным выражением христианской агапы. Но по самой сути своей это «внешнее делание» становится поверхностным, превращается в тонкую форму akedia, или уныния[2]2
  Ср. нашу книгу: Акедия: духовное учение Евагрия Понтийского об унынии / Пер. Д. Сизоненко. Рига: Христианос, 2005.


[Закрыть], когда ему не соответствует больше «внутреннее делание».

«Внутреннее делание» – это по преимуществу молитва, во всей полноте того значения, которое это понятие приобрело в Писании и в Предании. «Скажи мне, как ты молишься, и я скажу тебе, во что веруешь» – так можно было бы сказать, перефразируя известную поговорку. В молитве, в самой практике молитвы становится видимым то, из чего состоит сущность христианина, как стоит верующий перед лицом Бога и своего ближнего.

Заостряя эту мысль, можно было бы сказать: только в молитве христианин является самим собой.

Сам Христос – наилучшее доказательство этому. Разве Его сущность, Его особые отношения с Богом-Отцом, Которого Он называет «Отче Мой», не проявляются прежде всего в молитве, как о том прикровенно говорят синоптики и с большей ясностью Иоанн? Во всяком случае, ученики Его поняли это, и, когда они попросили Его: «Господи! научи нас молиться!», Иисус дал им молитву «Отче наш». Еще до того, как сложился Символ веры в качестве суммы христианской веры, этот простой текст в форме молитвы выражал сущность христианского бытия, то есть то новое отношение между Богом и человеком, которое Единородный Сын Божий создал в собственной Личности. Разумеется, это не произошло случайно.

* * *

По библейскому учению, человек был сотворен по образу Божию (Быт. 1: 27), то есть в соответствии с глубокомысленной интерпретацией отцов, «как образ образа Бога» (Ориген), а значит, и Сына, Который в абсолютном смысле один только и есть Образ Бога (2 Кор. 4: 4). Но предназначен человек быть образом и подобием Божиим (Быт. 1: 26). И значит, он предуготован к возрастанию: от бытия «по образу Божию» к эсхатологическому бытию подобия с Сыном (1 Ин. 3: 2).

Из сотворения «по образу Божию» следует, что самая сокровенная сущность человека заключается в его соотнесенности с Богом (блаженный Августин) по аналогии с отношением, существующим между прообразом и его отображением. Но это отношение не статично, как отношение между печатью и отпечатком, оно полно жизни и динамики и целиком раскрывает себя в возрастании.

Конкретно же это означает для человека, что, по аналогии со своим Творцом, он обладает лицом. Бог Отец есть Личность в абсолютном смысле, и только Он один может сотворить личностное бытие и обладает Лицом: поэтому отцы без труда уравнивали библейские выражения «Образ Божий» и «Лик Божий». Так и человек, сотворенный как личностное существо, обладает «лицом».

Лицо есть та сторона личности, которая обращена к другой личности, когда вступает с ней в личностные отношения. «Лицо» по сути означает обращенность. Собственно говоря, только личность может иметь перед собой кого-то другого, к кому она обращается и от кого она отворачивается. Быть личностью – а для человека это означает постоянно становиться личностью – значит стоять напротив другого, «лицом к лицу». Поэтому апостол Павел противопоставляет наше здешнее, отраженное знание Бога «сквозь тусклое стекло, гадательно» эсхатологическому состоянию блаженного познания «лицом к лицу», при котором человек познает, подобно как он познан (1 Кор. 13: 12).

То, что говорится здесь о духовной природе человека, находит свое выражение и в его телесном бытии. Ибо на его физическом лице отражается его духовная природа. Обратить лицо к другому или намеренно отвернуться от него – не какой-то незначащий жест, как это известно каждому на основании его повседневного опыта. Нет, это движение полно символического смысла. Оно показывает, хотим ли мы войти в личностное отношение с другим или же, напротив, отказать ему в этом.

Наиболее чистое выражение наша обращенность к Богу на земле находит в молитве, когда тварь «поворачивается» к Творцу, когда тот, кто молится, ищет лица Божия[3]3
  См. Пс. 26: 8.


[Закрыть] и просит Господа: Да воссияет лице Твое (Пс. 79: 4). В этих и подобных выражениях Псалтири, которые отнюдь не только поэтические метафоры, находит свое фундаментальное выражение опыт библейского человека, для которого Бог – это не безликий абстрактный принцип, но Личность в абсолютном смысле. Это Бог, Который поворачивается к человеку, и взывает к нему, и хочет, чтобы и человек повернулся к Нему. И человек делает это; в наиболее чистой форме человек обращается к Богу в молитве, где он «ставит себя перед Богом» душой и телом.

* * *

Здесь мы вновь непосредственно подходим к теме этой книги – к практике молитвы. Ибо «научиться молиться у Господа», то есть молиться, как молились люди Библии и наши отцы по вере, означает не только усвоение определенных текстов, но и всех методов, форм, жестов, при помощи которых молитва обретает подобающее ей выражение. Таковым, несомненно, было убеждение самих отцов, для которых не было ничего внешнего, обусловленного лишь временем. Напротив, они уделяли этой теме большое внимание, что кратко выразил Ориген в конце своего сочинения «О молитве»:

«Чтобы полнее исчерпать тему о молитве, кажется мне приличным обстоятельнее рассудить о настроении и держании тела, какие должен соблюдать молящийся, о месте, где следует молиться, о том, к какой стране света обращать свой взор, насколько это позволяется обстановкой, какое время предпочтительнее для молитвы, и о других подобных вещах»[4]4
  Ориген. О молитве, § 31 (Цит. по изд.: Творения учителя Церкви Ориген. С.-Петербург, 1897. С. 152).


[Закрыть].

Ориген, исходя из библейских цитат, утверждает, что все эти вопросы вовсе не второстепенны, что они ставятся самим Писанием. И мы хотели бы руководствоваться этими библейскими указаниями. Намеренно мы ограничимся лишь личной молитвой, ибо она есть твердая основа не только духовной жизни, но и общинной литургической молитвы.

Никто лучше отцов не сознавал, что никогда не следует отделять Писание от его контекста, если мы хотим понять его должным образом. Для христианина контекст – это Церковь, в которой жизнь и вера подтверждаются свидетельством апостольского и святоотеческого Предания. В результате разрывов Предания, что сопровождали в особенности историю Западной Церкви, это драгоценное достояние стало почти недоступным для множества христиан, несмотря на все невиданное доселе обилие великолепных переводов святоотеческих текстов. И потому цель этой книги заключается прежде всего в том, чтобы дать в руки христианину наших дней ключ к этому достоянию.

Тот же ключ, то есть «практика», открывает, помимо прочего, доступ и к другим сокровищам, таким как литургия, искусство и не в последнюю очередь богословие в изначальном значении этого слова как «разговора о Боге», однако не на основе научного изыскания, но как к плоду сокровенного постижения.

«Грудь Господня есть ведение Бога,

и припадающий к ней станет богословом»[5]5
  Евагрий. Зерцало иноков и инокинь. I. К монахам, живущим в киновиях и общинах, 120 (Цит. по: Творения аввы Евагрия / Предисл., пер. и коммент. А. И. Сидорова. М.: Мартис, 1994).


[Закрыть].

* * *

Указание. Отцы всегда пользовались греческим переводом Ветхого Завета (Септуагинтой), который и мы берем за основу при нумерации псалмов.

Глава I
И никто, пив старое вино… (Лк. 5: 39)

Хотя в наши намерения непосредственно и не входит написание исторического или экзегетического очерка на тему «Молитва», на последующих страницах нам неизменно придется обращаться к святым отцам Древней Церкви. Это постоянное возвращение к тому, что было от начала (1 Ин. 1:1), нуждается в оправдании в эпоху, когда критерием ценности часто становится новизна. Однако здесь сегодняшнему читателю конца двадцатого века будут предложены не последние сведения о молитве, но лишь то, что передали нам… бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова (Лк. 1: 2). Чем объяснить такую высокую оценку «Предания» и то исключительное место, которое мы отводим «началу»? Или, если этот вопрос задать автору более личностным образом, почему вместо того, чтобы прятаться за своими святыми отцами, не расскажет он о собственном опыте? Прежде всего, наверное, было бы полезно рассказать о том, в каком духе написана эта книга и как следует читать ее, а также разъяснить тот более широкий контекст, в котором рассматривается молитва и исходя из которого она только и может быть надлежащим образом понята.

То, что было от начала (1 Ин. 1: 1)

Постоянное возвращение к слову святых отцов коренится в смысле и сущности того, что самые древние свидетели апостольского времени, то есть само Священное Писание, называют «Преданием» (paradosis). Это понятие так же многозначно, как и отношение христиан к «традициям». Ценность Предания – в рамках Откровения – зависит, по сути своей, от его начала (arché) и от его соотношения с этим началом. Существуют «предания человеческие», не «восходящие» к Богу, хотя и они с определенным правом могут апеллировать к Нему, как в случае с разводом, санкционированным Законом Моисеевым. Но сначала (ap’archés) не было так (Мф. 19: 8), потому что Бог изначально соединил мужчину и женщину в нераздельное единство[6]6
  См. Быт. 2:24.


[Закрыть]. Христос отвергает такие человеческие предания, которые удаляют человека от исполнения подлинной воли Божией[7]7
  См. Мф. 15: 1-20.


[Закрыть], ибо Он пришел, чтобы творить волю пославшего Его Отца[8]8
  Ср. Ин. 4: 34.


[Закрыть], то есть ту «изначальную», подлинную волю, которую затемнил первородный грех со всеми его последствиями. В том и состоит отличие учеников Христовых, что они не следуют этим «преданиям старцев».

Однако иным выглядит отношение к Преданию, которое восходит к тому, «что было от начала», к заповеди, которую мы имели от начала (Ин. 2: 7), которую Христос заповедал Своим ученикам. Ее достоверно передали нам… бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова (Лк. 1:2), то есть апостолы, которые с начала Евангелия (Мк. 1:1), с крещения Иоаннова[9]9
  См. Деян. 1: 21 и след.


[Закрыть] и соединенного с ним явления Иисуса как Христа были с Ним (Ин. 15: 27).

Этих преданий, которым мы были научены, необходимо держаться (2 Фес. 2: 15, ср. 1 Кор. 11:2), если мы не хотим утратить общения с самим «началом». Нет никакого «другого Евангелия», кроме того, что было возвещено нам от начала, и даже если бы Ангел с неба (Гал. 1: 6 и след.) стал благовествовать что-то иное, это не было бы «Евангелием Христовым».

Сущность и смысл настоящего Предания состоит в том, чтобы иметь и сохранять общение со «свидетелями и служителями Слова» и через них с Тем, о Ком они несли свое свидетельство:

О том, что было от начала, Что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали, и что осязали руки наши, о Слове жизни… возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение – с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом (1 Ин. 1: 1–3).

Это общение (koinonia) верующих между собой и с Богом есть то, что Писание называет Церковью и Телом Христовым. Оно обнимает всех «членов» этого Тела, живых и «усопших в Господе». И столь тесна связь членов этого Тела между собой и с самим Телом, что усопшие уже более не «отсохшие члены», ибо у Бога все живы (Лк. 20: 38).

Поэтому тот, кто хочет иметь «общение с Богом», не вправе оставить в стороне тех, кто до него удостоился такого общения! Веруя их «благовестию», тот, кто родился после них, вступает в это общение, в котором «свидетели и служители Слова» уже «с самого начала» – и навеки – остаются живыми. И потому истинная «Церковь Христова» есть лишь та Церковь, которая остается в живом и непрерывном общении с апостолами, на которых Господь основал Свою Церковь[10]10
  См. Еф. 2: 20.


[Закрыть].

* * *

То, что было сказано относительно хранения доброго залога (2 Тим. 1:14) апостольского Предания, как оно было закреплено в апостольских писаниях, относится и к «изначальным, неписаным преданиям»[11]11
  Evagrios, Mai. cog. 33 г. 1. (PG 40,1240 D).


[Закрыть], которые, хотя непосредственно и не содержатся в апостольских свидетельствах, отнюдь не в меньшей степени ведут происхождение от апостолов. «Писаные» или «неписаные», те и другие «имеют одинаковую силу для благочестия»[12]12
  Василий Великий. О Святом Духе, гл. 27 (Цит. по изд.: Творения иже во святых отца нашего Василия Великаго, Архиепископа Кесарии Каппадокийския. М., 1846. Ч. III. С. 332).


[Закрыть].

Обе формы апостольского Предания обладают тем, что может быть названо «благодатью начала», ибо в них оформился «добрый залог», доверенный нам изначально. Позднее мы рассмотрим более подробно, в чем состоит это «неписаное Предание». Здесь же мы хотели бы прежде всего задаться вопросом о том, как сами отцы понимали свою верность «началам».

* * *

То же самое отношение, которое было у святителя Василия Великого к церковному Преданию своего времени, мы находим и у его ученика Евагрия Понтийского в отношении к духовному Преданию монашества. Вот что он писал монаху Евлогию, разъясняя отдельные вопросы духовной жизни:

«Не по делам праведности, которые мы бы сотворили (Тит. 3:5), достигли мы этого, но поскольку имеем пример здравого учения (2 Тим. 1: 14), слышанного нами от отцов, и были свидетелями некоторых их деяний.

Но все есть вышняя благодать, что даже грешникам, показуя козни соблазнителей, говорит: „что ты имеешь, чего бы не получил?"

И потому, принимая дар, мы должны благодарить дарителя, не приписывая себе славу чести и не скрывая дара. Поэтому благодать говорит: „А если получил, что хвалишься, как будто не получил? Вы уже обогатились, – говорит она, – вы, лишенные дел, вы, кто начали учить, уже пресытились“»[13]13
  Evagrios,DeVitiis (PG79,1140В-С);цит. 1 Кор.4:
  7-8.


[Закрыть].

Первая причина, по которой нельзя рассматривать самих себя как «учителей», состоит в необходимости смиренного признания того простого факта, что все мы – получающие. Те «отцы», на которых ссылается здесь Евагрий, – это, среди прочих, его собственные учителя: святой Макарий Великий и одноименный ему александриец[14]14
  Преподобный Макарий Александрийский. – Ред.


[Закрыть], – через которых он пролагает связь к «первенцу анахоретов» Антонию Великому, а через него далее – к самим истокам монашества. В другом отрывке Евагрий идет еще дальше:

«Необходимо расспрашивать о путях, которыми правильно шествовали до нас монахи, и самим направляться по ним. Ибо в том, что они говорили и делали, можно найти много хорошего»[15]15
  Слово о духовном делании, 91 (Цит. изд. С. 110).


[Закрыть].

«Пример здравого учения» отцов и «их прекрасные деяния» – вот образец – ибо и это значение имеет греческое слово hypotyposis, переводимое как «пример», – которому надлежит следовать! Именно по этой причине уже с самых ранних времен стали не только записывать «слова и деяния отцов», но и часто их цитировать. На Западе Бенедикт Нурсийский и не мыслил иначе, когда, помимо собственных «Правил для новоначальных», он отсылал к doctrinae sanctorum Patrum[16]16
  Учению святых отцов. – Ред.


[Закрыть] как непременной норме для всех, кто стремится к совершенству[17]17
  Regula Benedicts, 72,2.


[Закрыть].

И потому изучение святых отцов никогда не сможет оставаться для христиан просто наукой патрологией, которая вовсе не обязательно должна влиять на жизнь самого изучающего. Пример святых отцов, их слова и дела – прежде всего образец для подражания. Евагрий объясняет нам, на чем основано такое утверждение:

«Подобает тем, кто хочет идти по „пути“ Того, Кто сказал: Я есть Путь и Жизнь (Ин. 14: 6), учиться у тех, кто до нас прошли по этому пути, и беседовать с ними о том, что полезно, выслушивая от них то, что послужит нам в помощь, дабы не привнести чего-то чуждого нашему пути»[18]18
  Evagrios, Epistola 17,1.


[Закрыть].

Пренебрежение примером святых отцов, следование собственным путем таит в себе опасность «привнести что-то чуждое нашему пути», то есть то, что «абсолютно чуждо монашеской жизни»[19]19
  Evagrios, Antirrheticus 1,27 (Frankenberg).


[Закрыть], что не было испытано и одобрено братьями, которые «предварили нас на правом пути»[20]20
  Evagrios, Mai. cog. 25 (PG 79,1229 C).


[Закрыть]. Кто поступает так, навлекает на себя опасность удалиться от «пути» отцов и даже вовсе «сбиться с путей нашего Искупителя»[21]21
  Evagrios, Mai. cog. 14 (PG 79,1216 C).


[Закрыть] и тем самым удалиться от Господа, Который прежде всего есть «Путь»![22]22
  Evagrios, Mai. cog. 25 (PG 79,1229 D).


[Закрыть]

Ссылка на то, что «братья испытали как наилучшее», говорит о том, что вовсе не все, что делали отцы, должно быть предметом подражания, каким бы «прекрасным» это ни казалось, пусть даже этим отцом будет сам Антоний Великий. К примеру, никто не должен дерзать подражать крайним формам его отшельничества, если не хочет стать посмешищем для бесов. Уже сами отцы умели хорошо различать «личную харизму» и «Предание».

* * *

Смысл и сущность сохранения «Предания» для отцов, как и для первых «свидетелей и служителей Слова», заключается не в примитивном следовании всему традиционному, но в сохранении живого общения. Кто хочет пребывать в общении с Отцом, может прийти к Нему только по «пути» Сына. Но к Сыну приходят только через тех, «кто проложил к Нему путь до нас» и сам стал живой частью этого пути. Первыми этот путь прошли апостолы как непосредственные «свидетели Слова». «Дабы вы были в общении с нами», – пишет Иоанн самым определенным образом, и Евагрий по праву называет «апостольским путем»[23]23
  Evagrios, Epistula 25,3.


[Закрыть] тот «путь» «делания» (praktiké), что был унаследован им от отцов. Итак, «путь» – это все те отцы в вере, что «правильно шествовали до нас». Лишь тот, кто идет по их «стопам», может надеяться достичь конечной цели этого пути[24]24
  Ср. Евагрий. Слово о духовном делании, 92 (Цит. изд. С. 110).


[Закрыть].

И потому недостаточно взывать к «духу отцов», который, впрочем, нелегко и определить, и по всякому поводу «говорить об удовольствии, получаемом от их трудов»[25]25
  Evagrios, Ad Eulogium 16 (PG 79, III 3 В).


[Закрыть], если потом оставить все, как было, в своей жизни. Нужно прежде всего самим стремиться «прикладывать максимальные усилия» для совершения тех же трудов, коль скоро мы хотим оставаться в общении с ними.

Только с учетом этого звание «первенец (aparché) из анахоретов»[26]26
  Evagrios, Mai. cog. 25 (PG. 79,1229 D).


[Закрыть], которым Евагрий наделяет «праведного Антония», имея в виду его значение среди других подвижников, обретает всю свою многозначительную глубину. Антоний Великий – первый анахорет по времени, но это не имело бы особого значения, если бы он не был еще и «первенцем». Ибо начаток, если он свят, освящает и целое, если корень свят, то и ветви (Рим. 11: 16), ибо они пребывают в живом общении с ним. «Начало», поскольку оно положено Самим Господом, обладает особой благодатью, «благодатью истока», «принципа», оно не только связано с началом во времени, но на все, что пребывает с ним в живом общении, оно ставит печать подлинности.

* * *

Оставаясь верным всему, что было «от начала», человек, связанный со временем и пространством, входит в тайну Того, Кто пребывает свободным от этих ограничений, Кто вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13: 8), то есть в тайну Сына, Который в абсолютном смысле пребывает в начале (Ин. 1:1). Поверх пространства и времени это общение созидает постоянство и тождество в том мире, что подвержен вечному изменению.

Ни отдельный человек, ни Церковь в целом не способны сами по себе осуществить это пребывание в тождестве с собой. «Хранение доброго залога» есть плод действия Духа Святого, живущего в нас (2 Тим. 1:14), ибо Он будет свидетельствовать (Ин. 15:26) о Сыне. Он не только наставит нас на всякую истину (Ин. 16: 13), но и поверх времен откроет нам в свидетельстве учеников свидетельство Самого Учителя[27]27
  Ср. Лк. 16:13.


[Закрыть].

«Блажен монах, сохраняющий заповеди Господни, и свят (монах), соблюдающий слова (духовных) отцов своих»[28]28
  Евагрий. Зерцало иноков и инокинь. I. К монахам, живущим в киновиях и общинах, 92 (Цит. изд. С. 92).


[Закрыть].