Текст книги "Агрономы"

Гавриил Троепольский
Агрономы

Новый человек – редкий гость в тракторном отряде. Любого приезжего трактористы видят с лету и с одного взгляда решают, получится ли польза от этого человека или он зря приехал. Потом, конечно, несколько дней будут обсуждать посетителя: какой у него плащ, как он говорит, как ходит. Всего по косточкам разберут.

В один из летних дней агроном Федор Иванович и тракторист Степа сидели на краю глубокой борозды. Федор Иванович слушал, а Степа рассказывал. Степа был человек веселого нрава и на язык острый.

«Года два прошло с тех пор, – рассказывал Степа. – Работал я тогда на „ХТЗ“. Известно, трактор дряхлый. Вот он и стал, по старости, метров за тридцать от дороги так, что ко мне надо идти через пашню. Стою – мозгую: какую, внутреннюю или наружную, боль лечить у старца? Смотрю, остановилась на дороге легковичка. Вылезает из нее женщина с портфельчиком. Средних лет женщина, канцелярской закваски. Ну, шляпка на ней, конечно. – Тут Степа ухмыльнулся, прищурил глаз и надвинул на него уголок козырька, чтобы не терять серьезности. – Да. Подошла к пашне и кричит:

– Тракторист! Товарищ тракторист!

– Рад стараться! – кричу ей в ответ.

– Подойди-ка сюда!

– А вы кто будете?

– Я, – говорит, – из областного управления сельского хозяйства, агроном.

– Тогда, – отвечаю, – можно. А вы по какому делу?

– По зяби-и!

– По зяби – можно. Вот сейчас налажу трактор и тогда – сию минуту!

Поняла она, что я к ней вряд ли пойду. Вижу: наступила на пашню, попробовала ногой, трошки постояла и тронулась ко мне решительным шагом. Тут-то и обратил я внимание, что на ногах-то у нее туфельки с худыми носами и совсем без пяток».

– Босоножки, – пояснил Федор Иванович.

«Идет агрономша ко мне, а у нее из носочков земля прыщет: свирк! свирк! Полны-ы туфельки земли! Подходит она ко мне. Смотрю я на ее обуву и говорю:

– С такой-то сбруей по зяби негоже ездить.

– А тебе, – говорит, – трудно было подойти?

– Извиняюсь! Не учел обмундирования.

Она, конечно, все всерьез принимает. Я – тоже, вполне серьезно. Дело выясняется, что она едет по проверке данных: в райзо – одни данные по зяби, а в МТС – другие. Вроде бы ей задание – выяснить, кто лучше сводки делает: райзо или МТС.

– Я, – говорит, – проверяю эти сводки. Нет у вас в районе правильного учета. Вот, беру на выборку. За вашим отрядом значится семьсот гектаров. Правильно это?

– Нет, – отвечаю. – Мы напахали шестьсот.

Тут она ухватилась за голову и, скажи, ну прямо пропела, как Сильва:

– Ой, ой, ой! Третья цифра получается!

– А что ж, – подтверждаю, – и получается. Один пашет, а трое учитывают. А вам, как я понимаю, требуется не то, сколько я спахал, а то, кто обо мне правильную сводку дал.

Посмотрела она на меня критически и возражает:

– Мне сейчас не до рассуждений.

Я это присматриваюсь на ее руки и вижу: пятнышко на среднем пальце вдавлено и чернильное окружье вокруг этого пятна. Пишет много, думаю про себя. И ручка не совсем удовлетворительная – пачкает. Разговариваем мы таким манером, а я тем временем трактор лажу. Неполадки, к счастью, оказались пустяковыми – отказали две свечи. Я одну „на разрыв“ поставил, другую заменил. И делаю вид, что мне надо ехать. В заключение говорю ей:

– Никому дела нет, как я спахал. А вот спрошу-ка вас: почему у меня на плуг каменюка в три пуда навалена?

– А ведь и правда! Зачем? Отвечаю ей:

– Хоть вы и не заметили той каменюки, а она является фактом. Плуга нет настоящего на „ХТЗ“. Половина тракторов этой марки не пашет зяби по этой причине. Вот это – плуг старый, ему в субботу сто лет: не навали груз – не спашешь. А я ухитряюсь давать качество.

Тут я завел трактор и поехал. Оглянулся назад: стоит она и вслед мне смотрит. Право слово, мне даже жалко ее стало: может быть, думаю, человек учился в институте, а пропадает ни за грош. И на каменюку внимания не обратила, и глубину не смерила. Не укорила, не похвалила. Одним словом, отставший от жизни человек». Степа безнадежно махнул рукой.

– А как ее фамилия? – спросил Федор Иванович.

– Неизвестно. Прозвали ее в отряде «Сильва».

– И не видел ее больше ни разу?

– Нет. А хорошо бы увидеть. Где-то она теперь.

– Кто ж ее знает, – ответил Федор Иванович. Он помолчал немного и сказал: – Да-а… Плохо, Степа, если такие «Сильвы» иногда попадают «по разверстке» в МТС. Женского они рода или мужского – все равно плохо.

– Я так понимаю, – сказал Степа, – партия говорит, чтобы агрономов из канцелярии – в поле! А какой-нибудь начальник сидит и соображает: «Себе-то надо оставить хороших, а „Сильву“ – в поле».

– Возможно, – неопределенно сказал Федор Иванович.

Оба помолчали, прислушиваясь к звуку трактора «У-2» (на нем работал подсменный Степы), но оба, видимо, думали об одном и том же.

– А эта девочка, что из института недавно приехала, как она? – спросил Степа.

– Тося?

– Ага. Выйдет из нее агроном? Больно уж она молода. Прямо девочка.

– А тебе сколько лет?

– Мне? – удивился Степа. – Двадцать три!

– И ей – двадцать три: ровесники.

– Ишь ты! А вроде бы совсем молодая.

– Я тоже был молодым агрономом. Как и Тося… Степа смотрел на Федора Ивановича и никак не мог себе представить его молодым, да еще таким, как Тося. Он снова надвинул козырек на глаз, ухмыльнулся и сказал:

– Э, нет! Не такой вы были, Федор Иванович, как Тося. Вы вот сидите и обсуждаете со мной «Сильву» и все прочее. Одним словом, душевный разговор. А спаши я плохо – вы мне душу вытрясете.

– Помнишь все-таки?

Оба улыбнулись, вспоминая какой-то случай «с вытрясанием души».

– Кончишь сегодня рыхлить кориандр? – спросил Федор Иванович.

– Надо бы кончить.

– Перед вечером пришлю для проверки Тосю.

Тося быстро шагала через картофельное поле. В короткой юбке, в синей кофточке-безрукавке, без чулок – в одних сандалиях, загорелая, невысокая, она издали и вправду казалась Федору Ивановичу девочкой. Она, запыхавшись, подошла к нему и горячо заговорила:

– Федор Иванович! Через паровое поле была когда-то дорога. Ее вспахали. Теперь там надо было заборонить. А они никак не хотели проборонить дорогу. Никак не хотели! А она засохнет глыбами – нельзя будет сеять.

– Кто они?

– Да трактористы! Я говорю – надо. А они говорят, указания не было. Я говорю, даю вам указание – заборонить. Смеются. «За так, – говорят, – ради уважения можем сделать, но – после». Я доказывала, доказывала, а потом рассердилась и сказала: «Совести у вас нет. Народ за каждый куст картошки болеет душой, а вы целый гектар губите».

– Так, так! Отлично, Тося!

– А потом села рядом с трактористом на крыло трактора и прямо говорю: «Поехали!»

– Ну и что же? Поехали?

– Заборонили

...

конец ознакомительного фрагмента