Текст книги "Ричард Длинные Руки – пфальцграф"

Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки – пфальцграф

Часть 1

Глава 1

Багровый свет факелов метался по стенам крепости, отбрасывая угольно черные тени. По щитам и доспехам отсвечивали зловещие огни. Пятеро стражей торопливо оттаскивали павшую лошадь, Барбаросса смотрел на измученную леди Беатриссу исподлобья. Великое изумление на лице медленно уступало место монаршему гневу. Быстро взглянул на меня, на обалдевший народ, прорычал низким глухим голосом рассерженного льва:

– Да уж… Стефэн, Килпатрик, отведите леди в северную башню. И обеспечьте надежную охрану.

Стражники круто развернулись и повели-потащили пленницу через двор. Барбаросса с гневом и все с тем же изумлением смотрел ей вслед.

– Это же сколько коней загнала, чтобы успеть?

– Хозяйственный вы человек, Ваше Величество, – сказал я зло. – Лошадок пожалели.

– А тебе их не жалко?

– А вам – леди Беатриссу?

Он хмуро хмыкнул:

– Сэр Ричард, я в первую очередь – государь. Хороший государь и собак бездомных жалеет. Если все остальное у него цветет.

– У вас пока далеко не все цветет и пахнет, – напомнил я. – А леди Беатрисса… по меньшей мере – человек.

Он буркнул:

– Ну да, а паладины в первую очередь защищают дураков и женщин, а потом уже всяких там людей.

– Детей и женщин, – поправил я. – Дети и женщины – будущее любого вида. И то, что себя едва не загнала, могли бы заметить и чуть раньше.

Подошел запыхавшийся Уильям Маршалл. По лицу советника короля я понял, что он все видел и все понял. Барбаросса бросил ему коротко:

– Проследи, чтобы было все… как у знатной леди. Но охрану поставь, сам знаешь, ребят понадежнее.

Маршалл спросил с интересом:

– Вы думаете то, что и я?

– Это же очевидно, – отозвался Барбаросса раздраженно. – Она спасла шею этого… гм, этого от петли, теперь уже ничто не мешает ей ускользнуть. Сейчас, правда, едва жива, но отоспится, будет готова на любые выходки. Когда-то я был знаком с одной такой… до сих пор заноза в сердце. И не вытащить.

Маршалл посмотрел на меня со странным выражением в глазах, но ответил королю:

– Понимаю. Но об этом не стоит вслух, а то если Алевтина узнает…

– Это было давно, – буркнул Барбаросса.

– К прошлому нас тоже ревнуют, – сказал Маршалл, повернулся ко мне: – А на вас, сэр Ричард, и не взглянула!

– Ну и что? – ответил я с раздражением.

– Странно как-то.

– Ерунда, – возразил я, потому что оба смотрели на меня и ждали хоть какой-то реакции.

– Да, – согласился Маршалл, – такая ерунда, что я даже не знаю… И не понимаю. Она мчалась через такие опасности, чтобы спасти вас от петли, взамен подставив под петлю свою нежную шею… но на вас даже не посмотрела! Я пожал плечами:

– Здесь много красавцев. Куда мне.

Мои губы что-то говорили еще, глаза вроде бы улыбаются, хотя и сомневаюсь, что улыбаются, я разводил руками, кланялся в нужных местах, но настоящий я мечусь в великом смятении внутри черепа и не понимаю, что теперь. Сейчас, по мнению леди Беатриссы, король не станет меня вешать: мое задание так или иначе выполнено. Она в руках короля, а доставлена хоть и не лично мной, но благодаря мне. Так что я от петли спасен. А вот она…

Барбаросса взглянул на меня, толкнул в бок.

– Что, в ступоре?.. Я тоже. Такой позор.

– В чем? – спросил я тупо.

Он скривился.

– Доблесть и самопожертвование всегда были нашей привилегией. Привилегией мужчин. Нет, даже рыцарей!.. А тут вдруг женщина.

Маршалл сочувствующе хмыкнул:

– Да, она в дерьмо всех нас втоптала. Отойти мне, что ли, от вас подальше, Ваше Величество?

– Отходи, – хмуро разрешил Барбаросса. – Вообще-то унизила своим благородством только нас с сэром Ричардом. Да еще так, на виду у всех, зараза… Теперь о ней пойдут восторженные рассказы, менестрели состряпают баллады… где она вся в белом, как говорит сэр Ричард, а мы… соответственно, в коричневом.

Маршалл добавил ехидно:

– …а еще король будет горбатым карликом с окровавленными когтями после поедания младенцев.

Я смолчал, мне как-то плевать, что менестрели мало обращают внимания на правду жизни. Искусство правдивее, чем какая-то там жизнь. А народ учится истории не по летописям, а по всяким там операм типа «Князя Игоря» да «Ивана Сусанина».

Через четверть часа меня настойчиво пригласили в королевские покои. Сэр Стефэн сопровождал, весь из себя почтительность, но глаза горят любопытством, поглядывает искательно, самому спросить неловко, но вдруг я да восхочу что-то прояснить.

Я не восхотел и даже не изволил. Дверь в покои распахнули уже без задержек, я вошел быстро, король стоит лицом ко мне, наклонившись и упершись в стол обеими руками. Во всю столешницу расцвеченная карта, я успел увидеть зелень лесов и синие вены рек.

Барбаросса поднял голову, поморщился:

– Что-то ты сник, братец… Всегда свеженький, аки корнишон, а сейчас, как в воду опущенный…

– Злорадство – грех, – сообщил я. – Смертный.

– Ну так уж и смертный…

– Или почти смертный, – уточнил я, так как никак не запомню что входит в этот достаточно короткий перечень. – Во всяком случае недостойный государя, который у карты мира бдит и мыслит о человечестве.

– Чего-чего? – переспросил он с недоумением. – Это о каком таком человечестве? Я что, совсем дурак? Мне бы свое королевство сделать богатым, а человечество мне…

– Не продолжайте, Ваше Величество, – прервал я. – Государственные деятели такого масштаба не должны произносить такие слова.

– Какие?

– Которые вы хотели изречь, – сказал я злорадно.

Он отмахнулся, подошел к креслу. Меня кольнуло острой жалостью: король, усаживаясь, оперся о спинку рукой, как бы не доверяя ногам. И тут же я вспомнил, что Барбаросса и встает так же: либо обопрется обеими руками о край стола, помогая мышцам ног поднять грузное тело, либо придержится за спинку кресла.

– Карты смешаны, – проговорил он, – я не этого ожидал. Да и ты, думаю.

– Точно, – признался я. – Не ожидал.

– Что делать будешь?

– Юг, – напомнил я. – Меня ждет Юг.

– Знаю, – ответил он глухо, голос звучал надтреснуто и безнадежно. – Тогда посоветуй хоть на прощанье…

Я удивился:

– Советовать? Королю? Я не такой дурак!

Он нахмурился:

– А при чем тут король? Уильям же советует мне.

– То Уильям. Он даже старше вас, Ваше Величество. А мои советы будут отвергнуты уже на том основании, что я – сопляк желторотый.

Он покачал головой:

– Ты не желторотый. Кто бы из желторотых смог бы такое… Но что с леди Беатриссой? Впрочем, с нею все ясно. Брошу в темницу, а там либо сама помрет, либо тюремщики ее… скажем так, прикончат. Но она, сволочь, бросившись спасать тебя… уж и не пойму зачем, там наверняка оставила достойную замену. Мне было бы даже лучше, если бы оставалась в замке. Думаю, стратег из нее не такой блестящий, как ее внешность, обычно как раз наоборот… но если оставила замок на графа Росчертского или графа Глицина? Я даже не представляю, как подчинить те области. А если, упаси Господи, на самого Ришара де Бюэя? Это же лучший полководец! У него под началом рыцари, что недавно отличились, с малым гарнизоном защищая замки Донтерс и Лакстер, когда к ним подступили войска короля Гиллеберда.

Лицо его осунулось, глаза запали, а сухой блеск подсказал, что король либо далек от выздоровления, либо его сжигают государственные заботы.

– Ричард, – сказал он неожиданно, – ты едешь на Юг. Едешь через владения Сворве и Коце. Они, кстати, твои, если ты еще не забыл.

Я кивнул и ответил язвительно:

– Вы мастер делить шкуры неубитых медведей, Ваше Величество.

Он понял, нахмурился:

– Сам виноват. Ты был уже там. Мог бы как-то… взять власть в свои руки. Но все бросил, как раздуваемый благородством юнец… что, не угадал? Прости, ты в самом деле очень юн, но когда вижу твою стать, а особенно – твои поступки, то иногда считаю тебя взрослым и умудренным больше, чем все мои советники. А потом снова вижу дурного юнца.

– Я скромный, – ответил я, – и крайне деликатный. Потому не скажу, каким вижу вас, Ваше Величество. Даже не намекну. Я понял только, вам не хочется, чтобы я попал на Юг. Вам почему-то жаждется, чтобы мои косточки остались белеть перед стенами замка леди Беатриссы.

– Почему же белеть? – удивился он. – Благородных противников хоронят обычно весьма достойно. Я уверен, что вас закопают даже с пением священников.

– А что будут петь? – поинтересовался я.

– А что вы хотели бы послушать? – уточнил с готовностью Барбаросса.

Я поймал себя на том, что мы смотрим друг на друга, как сквозь щели опущенных забрал.

Ночь с вечера не по-осеннему теплая. Глаза долго не хотели привыкать к темноте, я чувствовал себя слишком опустошенным, чтобы настоять на добавочном зрении, и тупо пялился в черноту. Над головой мелькали, часто-часто проскакивая в щели между быстро двигающимися облаками, тусклые звезды. Ветер подул уже холодный, осенний, но в замке такая напряженная тишина, что я отчетливо слышал, как на дальнем озере то квакают, то заходятся длинными трелями всегда бодрые лягушки.

В коридоре навстречу попалась служанка, молоденькая, но суровая. Алевтина ревниво не позволяет держать поблизости к королю хихикающих и строящих глазки. Я перехватил ее оценивающий взгляд, удивился, с чего бы, но протянул руку к двери в свою комнату, лишь потом спросил:

– Что-то случилось?

Она слегка присела в поклоне:

– Пока для госпожи Беатриссы подготавливают северную башню, Его Величество милостиво распорядилось поместить ее на одну ночь в ваши покои.

– С какой стати? – вырвалось у меня гневное.

– Это не надолго, – сказала она торопливо. – Только на эту ночь. Если бы леди изволила прибыть утром или хотя бы днем, все бы успели прибрать…

Я стиснул челюсти, толкнул дверь. Если подспудно и ожидал увидеть вызывающий взгляд фиолетовых глаз, то жестоко ошибся. Беатрисса лежит на постели, свернувшись в комок. Я тихонько подошел ближе, тут же сообразил, что если бы я въехал даже на Зайчике, вряд ли заметила бы. Даже, если бы по комнате носился табун диких коней.

Лицо сильно осунулось, высокие скулы заострились, это же сколько суток она неслась по тайным тропам, меняла коней, не спала и не ела, спеша успеть, успеть спасти мою шею от виселицы… Но и сильно исхудавшее лицо во сне выглядит прекрасным и таким по-детски беспомощным, что сердце защемило. Я невольно убрал с ее лица прядь волос, чтобы не щекотала нос, укрыл одеялом.

Вообще-то могу несколько суток обходиться без сна, есть у меня и такой дар, но потом за это приходится расплачиваться, так что я тихонько разделся и влез под одеяло. Натруженные мышцы гудят, я с наслаждением вытянул ноги. Беатрисса пробормотала что-то во сне, я прислушался, но не разобрал.

Пока я лежал, уставившись в потолочную балку, Беатрисса проворчала что-то совсем сердито, повернулась ко мне и уткнулась коленями. Я задержал дыхание, она некоторое время лежала, тихо посапывая, но коленям неудобно, закинула одну ногу на меня и, пробормотав что-то удовлетворено, заснула еще крепче.

Я прислушивался к странному покою, что охватил меня от кончиков ушей до пальцев ног. Ее тело разогрелось, от заброшенной на меня ноги идет жар и проникает в мои внутренности, однако скабрезные мысли мелькают, мелькают и… уступают другому чувству, более мощному, что для меня вообще-то вроде не свойственно. Я чувствую себя защитником слабой спящей женщины, а это едва ли не более важная задача мужчины: охранять женщину.

Нога ее на мне мелко-мелко задергалась, то ли во сне все еще скачет, то ли бежит от чего-то злого и страшного. Я услышал тихий стон, полный ужаса, невольно протянул руку и тихонько погладил по голове. Стон сразу оборвался, нога перестала дергаться, а Беатрисса пробормотала что-то довольно, словно злая тварь в испуге убежала, вздохнула и, вскинув руку, обняла меня за шею.

Я застыл, страшась сделать лишнее движение. Если эта надменная дурочка проснется, она тут же обвинит меня в попытке изнасилования – как же пленниц всегда насилуют! – но она посопела довольно, ко всему еще и голову положила сперва мне на руку, а потом и вовсе на плечо, заснула уже без подергивания лапок и жалобного повизгивания.

От ее тела пахнет просто волшебно, посапывает тихо-тихо, но прямо в ухо, а рукой держится за меня, как за дерево, с которого боится свалится. Пышной грудью прижалась к моей груди, мне всегда казалось, что ее грудь буквально вырезана из бука и покрыта лаком, но сейчас, разогревшись, она стала мягкой и податливой, как и все ее горячее тело.

Лежать становилось все труднее. Я решил встать и уйти к Стефэну или Килпатрику, но едва шевельнулся, она придержала меня за шею и пробормотала что-то в ухо сердито и требовательно. Я выждал, сделал еще пару попыток, но всякий раз она вцеплялась в меня, словно это не я вверг ее в цепь несчастий, а наоборот, я от них защищаю.

«Ладно, – сказал я, – спи. Я принес тебя беду, я постараюсь как-то и загладить ее».

Глава 2

Под утро я заснул, сны посетили легкие и волшебные. Парил в небесах, чувство восторга не оставляло ни на минуту. Даже проснулся с глупой улыбкой и пару минут лежал, не веря своему счастью: прелестная головка леди Беатриссы по-прежнему на моем плече, обняла рукой и так высоко забросила на меня согнутую в колене ногу, что, если вытяну губы трубочкой, смогу поцеловать.

Кольнул страх, что если пробудится, то ощутит вину, хотя во сне трудно себя контролировать, начал выползать из-под нее. Она недовольно бурчала и цеплялась, не желая отпускать такую теплую и удобную подушку.

Оделся я уже в коридоре, двое стражей насмешливо поглядывали от лестницы, но едва я сделал свирепое лицо, поспешно отвернулись.

У лестницы, как чертик из коробки, выскочил сэр Стефэн. Я сразу увидел, что он поджидает, хотя простодушный рыцарь сделал вид, что просто мимо проходил и остановился поговорить со стражами. Я поприветствовал и хотел топать мимо, как сэр Стефэн вскрикнул поспешно:

– Да, сэр Ричард! Только сейчас вспомнил… Его Величество изволили повелеть, что как только увижу вас, чтобы со всей любезностью пригласил к нему.

– Ого, – сказал я. – Что это с Его Величеством? Нет чтобы разбудить пинком, поставить по стойке «смирно» и повелеть… изречь свою монаршью волю…

Он вскрикнул шокировано:

– Сэр Ричард, как вы можете?.. Вы же гость, Его Величество так и сказали даже вслух.

– Ух ты, наконец-то…

– Так вы идете, сэр Ричард?

– Прямо щас?

– Да, Его Величество сказали, чтобы вас не тревожить, когда освободитесь… гм… Его Величество хотели бы вас видеть.

Я буркнул:

– А что на меня смотреть? Я такой же, как и вчера.

Он развел руками:

– Наверное, что-то и сказать хочут. Важное.

– Как же, – сказал я саркастически, – короли всегда говорят только важное. Пойдем-пойдем.

Барбаросса выглядит усталым, я покрутил головой, раньше он и поздно вечером оставался свежим и бодрым. Похоже, благополучное королевство тоже достигает какого-то периода развития, когда должны происходить какие-то гадости, вежливо именуемые болезнями роста.

– Доброе утро, Ваше Величество, – сказал я, кланяясь преувеличенно почтительно, даже как бы в ужасе перед его устрашающим королевским величием. – Все в заботах о судьбах мира?

Он зло огрызнулся:

– Я же сказал тебе, что мне до твоего мира… Ты садись, тут никто не увидит, какая ты свинья. И что не чтишь старших. Вот ты считаешь, что я не прав. Но посмотри, что получилось из твоей правоты. Ты не захотел принять те владения под свою руку, так? Теперь и леди Беатрисса потеряла их, никто ей не простит такой сумасбродной выходки. Ишь, вздумали благородством меряться! Ее владения сейчас станут ареной жестоких схваток…

Я сказал с неудовольствием:

– Наверняка она оставила свой замок на Саксона. Он из верных служак. Старый солдат, не предаст, будет стоять насмерть. А как охранять замок, знает. Солдаты ему преданы.

– Он не из знатного рода? – спросил Барбаросса. – Вот видишь. На ее владения будут претендовать все, кто имеет хоть малейшее родство с родом Бражелленов! А их будут поддерживать те, кому это выгодно. Разгорится кровопролитная война всех против всех…

– Что Вашему Величество на руку, – сказал я ядовито.

– В какой-то мере, – признал он. – Противник ослабеет, ему будет не до меня. А мне потом, когда соберусь с силами, проще будет добить остатки истекающих кровью и установить там свою власть.

– Дважды два – четыре, – согласился я.

Он посмотрел с неудовольствием:

– Тебе, конечно, в голову не может прийти, что мне вовсе не безразлично, льется там кровь или нет. Все-таки это мои люди, а государя недаром именуют отцом королевства. Как отцу мне предпочтительнее видеть не сожженные села и заваленные трупами поля, а цветущий край, сытых крестьян… Я – настоящий король!

Я полюбопытствовал:

– А что есть настоящий?

Он сказал раздраженно:

– Правитель, который благополучно миновал детский драчливый возраст. Теперь мне куда важнее не сколько народа я извел в битвах, а сколько накормил.

Я помолчал, Барбаросса в чем-то настоящий Аттила, в чем-то Ричард Львиное Сердце, но иногда говорит так здраво, словно в нем просыпается дальновидный и расчетливый политик. Любой политик старается накормить подданных, это залог его благополучия, залог притока гастарбайтеров из других королевств, а среди этих перемещенных лиц будут не только купцы и крестьяне. Многие знатные рыцари предпочтут принести вассальную присягу именно такому государю. То есть быть хорошим королем еще и экономически выгодно.

Он наблюдал за мной из-под приспущенных век. Я злился молча, наконец он сказал решительно:

– Сэр Ричард, вы просто обязаны отправиться туда и принять те земли под свою руку. Только вы сможете… гм, может быть, остановить кровопролитие, а оно вот-вот вспыхнет.

Я сжал челюсти так, что выступили желваки.

– Ваше Величество, вам важным кажется одно, мне – другое. Я понимаю, с точки зрения короля, как в той песне: сначала думай о Родине, а потом – о себе, но от того королевства остались только песни, а люди думают все-таки прежде всего о себе, своем желудке и своих гениталиях.

Он сказал веско:

– Я что, не даю тебе отправиться на Юг? Но ты можешь отправиться туда, будучи полновластным властителем земель от Хребта и до владений самого графа Глицина!.. С них поступают такие доходы, что тебе и на Юге не покажется мало. К тому же на Юге весьма чувствительны к титулам.

Я насторожился:

– К титулам?

Он кивнул:

– Несмотря на все тайны, которые так сохраняет Юг, мы хорошо знаем, что и там сервы – это сервы, а дворяне – дворяне. И чем человек знатнее – тем больше ему позволяется.

– Я граф, – напомнил я.

Он чуть помрачнел:

– Упрекаете, что я дал лишь виконта?.. А потом барона?

Я покачал головой:

– И в мыслях того не было. Но графский титул – разве мало?

– Нет, – ответил он все еще недовольно. – Для Юга важнее, подтвержден ли ваш титул обширными землями. Это у нас граф всегда выше виконта, а на Юге выше все-таки тот, у кого больше земель, городов, сел…

Он говорил со знанием дела, я подумал, что так и должно быть, все-таки Юг более продвинут по части прогресса. Значит, именно там быстрее наступит время, когда богатство будет решать все даже без привлечения титулов. И простолюдин, если он несметно богат, станет выше герцогов и всяких графьев, как простолюдин Билл Гейтс богаче и влиятельнее принца Монако, короля Швеции и королев Испании и Англии, вместе взятых.

В зал заглянул Уильям Маршалл, Барбаросса сделал нетерпеливый жест, Уильям покачал головой и отступил, плотно закрыв дверь.

Барбаросса вздохнул:

– Уильям – прекрасный канцлер. Хорошо понимает людей, мудрый человек… но его одного мне мало. Еще бы таких десяток! Мы бы…

Глаза его загорелись, я посмотрел на стиснутые кулаки и спросил тихо:

– Что?

Он выдохнул, сказал уже другим голосом:

– Не то, что ты подумал. Он тоже миновал возраст турнирных побед. Нам обоим хочется, чтобы мы стали самыми богатыми. Чтобы у нас цвела торговля, чтобы открывались школы, строились дворцы… Тебе этого не понять, тебе еще подраться хочется!

– Да уж, – буркнул я, – так хочется, так хочется, что прямо по ночам не ем.

Он поднялся из-за стола:

– Раз заговорил про еду, пойдем. Там уже накрыли столы. Перекусим, подумаем, послушаем народ.

– Да, – согласился я. – Очень мудро советоваться с простым народом: всякими там графами, баронами, маркизами, виконтами…

Он важно кивнул, и моя шпилька, жалобно звякнув, упала на пол, так и не пробив толстую королевскую шкуру. Мы вышли из покоев, которые я упорно называл кабинетом. Часовые бодро грохнули тупыми концами копий в пол, вытянулись. Морды сытые, лица преданные.

– Благодарю за службу, – сказал я громко.

Они проревели дружно:

– Рады стараться… Ва… ва…

Голоса их в растерянности оборвались, Барбаросса зло зыркнул, для него это глумление над священными ритуалами, но смолчал. Мы пошли навстречу шуму и гвалту из распахнутых дверей большого зала. За двумя длинными столами все едят и пьют, не дожидаясь короля, это нововведение Барбароссы. То ли хочет понравиться «простому народу», то ли наплевать на сложный церемониал, упрощает, где может.

Алевтина, высокая и величественная, как валькирия, сидит рядом с пустым королевским троном в таком же кресле с высокой спинкой, с мягкой улыбкой выслушивает комплименты от двух представителей простого, даже совсем простого народа. Такой же заученной улыбкой встретила и супруга, что Барбаросса, как государственный деятель, вряд ли оценил.

Я сел на оставленное мне место, не среди близких к королю людей, а как бы даже в оппозиции: по ту сторону стола. Мясо подали, как ни странно, мягкое и хорошо прожаренное, словно и не для свирепых мужчин, а для слюнтяев с расшатанными зубами, затем рыбу без костей, похожую на кистеперую, которая латимерия. За столом шум не меньший, чем при взятии ворот замка, а ножи, расчленяя зажаренных целиком оленей, звякают так же, как во время битвы. Но в какой-то момент все стихло, я видел как мужчины застывают, замирают ножи, нижние челюсти опускаются так же, как и ослабевшие руки. Я проследил за их взглядами: по лестнице в обеденный зал спускается леди Беатрисса.

На мужских мордах, что стали почти человеческими, проступило некое мечтательное выражение, одинаковое как для молодых рыцарей, так и для старых. Смотрят зачарованные, а леди Беатрисса соступает со ступеньки на ступеньку царственно, совсем не пленница, а королева этого дворца. Даже Алевтина засмотрелась на нее сперва с любопытством, потом с откровенной симпатией и восторгом.

Голубое платье ниспадает до пола, узкий золотой пояс перехватывает тонкую талию, золотые волосы крупными локонами падают на плечи и на спину. Рядом со мной у рыцаря открыт рот и на лице такое выражение, словно увидел ангела.

– Волшебная принцесса, – прошептал кто-то за спиной.

– Хозяйка фей, – ответил другой голос, такой же восторженный. – Господи, ну почему я женат!

– А вот я нет, – сообщил кто-то злорадно.

– У нее отобраны все земли, – предостерег некто.

– Плевать, – ответил грубый голос. – У меня своих хватает! А вот такого сокровища…

Леди Беатрисса сошла с последней ступеньки и остановилась, спина прямая, взгляд устремлен на короля, но и на него она ухитряется смотреть, как на пустое место. Я подумал, как же ей страшно, каких усилий стоит сохранять осанку, не дрогнуть ни одним мускулом на лице, выдавая панику. Поистине, ее гордость родилась раньше ее самой, что значит двенадцать поколений знатных предков.

Рыцари бросали на короля нетерпеливые взгляды. Какой-то осанистый граф даже приподнимался дважды, готовый броситься навстречу бегом и привести ее к столу, однако у нас не простолюдины пируют, каждое слово и каждый жест весомы. Барбаросса все медлил, оглядывал всех с угрюмой подозрительностью, наконец прорычал, как лев, пожирающий антилопу:

– Сэр Ричард!

– Я здесь, Ваше Величество, – ответил я смиренно.

– Вы, как упустивший леди Беатриссу в своих владениях… возможно, сумеете поймать ее здесь? И даже приведете за наш королевский стол?

За столом захохотали. Если для них привести эту волшебную женщину кажется честью, то для меня – унижением. Я стиснул челюсти, поднялся, злой и нахмуренный, но пока обходил стол, мелькнула неожиданная мысль, что король таким образом защитил меня от завистников.

Я подошел к леди Беатриссе, она вскинула голову и посмотрела мне в глаза. «Это ты виноват, – сказал ее взгляд. – Это ты виноват…» – «Да, – ответил я взглядом, – это я виноват».

Она замедленным движением подала мне руку, словно не уверенная, что я приму, я так же строго и чинно, не делая поспешных движений, принял, и мы пошли к столу, глядя только перед собой. За столом затихли, я тоже выгляжу странно, мы остановились перед королем, он прорычал зло:

– Сэр Ричард, надеетесь свалить свои неудачи на меня? Нет уж, ведите и сажайте рядом с собой.

Рыцари заулыбались, задвигались, да, в самом деле, это выглядит не как честь, а как наказание, стоит только посмотреть на мой вид. Я повел леди Беатриссу дальше, ее место таким образом оказалось совсем близко от короля, только стол и разделяет нас, леди Беатрисса дождалась, когда я выдвину кресло, подошла, я усадил и сел рядом.

Все это мы проделывали, как куклы, что разыгрывают сложную пантомиму. Я видел восторженные взгляды, меня уже не замечают, я со счетов сброшен. Все рассматривают леди Беатриссу так, что я только за эти взгляды всех их бил бы простой дубиной до тех пор, пока весь зал не заполнился бы плоским подрагивающим мясом толщиной с блин.

Она смотрела прямо перед собой, такая хрупкая и беззащитная, но взгляд прямой, спина ровная, только смертельно бледные щеки выдают ее сильнейшее волнение. Сердце мое разрывалось от тоски и желания сказать, сообщить, уверить, что никто ее не обидит, здесь рыцари и мужчины, никто не посмеет промолвить грубое слово…

В зал начали входить слуги с широкими подносами в руках, в ноздри шибанули пряные ароматы. За столом началось вялое оживление, большинство взглядов все равно приковано к лицу прекрасной пленницы.

Барбаросса острым взглядом окинул собравшихся рыцарей из-под насупленных бровей. Он выглядел грозным и беспощадным даже больше, чем есть на самом деле. Аксиома, что люди низкие любое проявление великодушия расценивают как слабость, потому король должен в первую очередь выглядеть именно беспощадным, чьи приказы не обсуждаются.

– Я изволил напомнить, – проговорил он свирепо, – что мои решения – закон. Я в свое время отдал владения изменника барона де Бражеллена своему верному… да, верному рыцарю, Ричарду Длинные Руки. И от того, что леди Беатрисса явилась в наш королевский замок, ничего не изменилось… как бы некоторым этого ни хотелось. Сэр Ричард отправится в свои владения и объявит их своими.

Я чувствовал, как леди Беатрисса едва заметно вздрогнула. Сердце снова кольнула жалость, я произнес тихо:

– Вам положить кусок вон того удивительного карпа?

– Нет, – ответила она сквозь зубы.

– Тогда немного оленины?

– Нет.

– Зайчатины?

– Нет, – ответила она холодно.

– Вы устали и проголодались, леди Беатрисса. – Я ощутил с ужасом, что произношу глупые никчемные слова, я сейчас действительно… в коричневом, и ничем не отличаюсь от простых людей, у которых слова и поступки такие же, как у близкого им по уровню домашнего скота. – Леди Беатрисса, вам нужно есть…

Что-то в моем голосе изменилось, она чуть-чуть скосила глаза в мою сторону.

– Зачем?

– Чтобы бороться, – сказал я с убеждением. – Вы же сильный человек, леди Беатрисса!..

Она прошептала:

– Я не сильная. Я – тряпка…

– Вы сильная, – произнес я с нажимом. – Просто было минутное затмение.

– Да… – ответила она шепотом. – Но это погубило всю жизнь.

– Нет, – возразил я тихо. – Нет!

За столом переговаривались, виночерпий почтительно наполнял Барбароссе кубок, наконец тот же осанистый граф поинтересовался осторожно:

– Ваше Величество, а осмелюсь ли я спросить…

Он замялся, Барбаросса буркнул:

– Откуда я знаю, осмелишься или нет?

Кое-кто улыбнулся, граф заговорил уже решительнее:

– Ваше Величество, а что будет с леди Беатриссой?

Барбаросса взглянул на него с угрюмой подозрительностью:

– А что вас интересует?

– Ну, – ответил граф уклончиво, – все-таки жена изменника…

– Жена, – прорычал король, – не обязательно сама изменница. Жена в любом случае должна выполнять волю мужа. И за ним… это… хвостиком, хвостиком!

Леди Беатрисса посмотрел на него, как мне показалось, с удивлением. Граф осмелился возразить:

– Ваше Величество, но если выбирать между верностью трону и верностью мужу… то не лучше ли быть верной трону?

За столом зашушукались, Барбаросса сказал задумчиво:

– Я знал одну даму в молодости… гордилась тем, что постоянно изменяет мужу, но королю – никогда. Вот такое у нее было благородство. Высшей пробы! Пожалуй, слишком высокое для понимания простого человека и даже… простого рыцаря. Верность королевству, понимаете? Я тогда не мог понять такой странной верности, хотя и не я был ее мужем. Правда, я тогда и королем не был… Гм, так о чем мы?.. Словом, леди Беатрисса тоже возвращается в замок Сворве, но уже не в качестве хозяйки, а как моя пленница, охрану которой я вручаю сэру Ричарду.

Леди Беатрисса вздрогнула, ложка выпала из ее ослабевших пальцев. Барбаросса метнул на нее быстрый взгляд и тут же перевел его на вельмож.

Граф ахнул:

– Ваше Величество! Да она сразу поднимет мятеж! И вашему вассалу не дадут даже хрюкнуть, как всадят со всех сторон ножи.

Король поморщился, но я увидел, как беспокойство мелькнуло в его запавших глазах.

– Я верю в сэра Ричарда, – проворчал он.

Архиепископ наклонился к уху и сказал шепотом:

– Верить надо только в Господа!

– Вы правы, святой отец, – сказал Барбаросса таким же шепотом, – все свиньи, верить никому нельзя. Даже вам.

– А почему мне нельзя? – спросил архиепископ обиженно.

– Вы же не Господь, – ответил Барбаросса чуточку злорадно.