Текст книги "Ричард Длинные Руки – пфальцграф"

Глава 5

Голова трещит, устал так, как будто мчался на костлявой лошади, не покидая седла, день, ночь и снова день. Барона Теддера так и не увидел, наконец додумался позвать Бобика, но и ему не объяснишь, кого именно искать, а гербы ему показывать бесполезно, в геральдике он так же силен, как я сам.

Наконец я додумался зайти в восточную башню, где расположился барон со своими людьми, поговорил с его слугами и оруженосцами, отпустил пару комплиментов богатым одеждам барона. Старший слуга, явно отвечающий за костюмы, расцвел, словно хвалю его самого, сообщил гордо:

– Шелка для его милости привозят с Юга!.. Дорого, но у его милости денег хватает.

– И покрой дивный, – сказал я. – Неужели на Юге знают его фигуру?

Он засиял от удовольствия:

– Нет, все шьем здесь. Я сам снимал мерку с его милости!

– Дивное искусство, – похвалил я. – Все на бароне сидит, как влитое. Вы настоящий мастер!.. А этот вот камзол тоже принадлежит барону?

Он всплеснул руками:

– Как можно! Да разве его милость такое наденет?

– Гм, – сказал я, – а мне показалось, что прекрасный камзол. Самому королю в таком впору щеголять.

Он довольно рассмеялся:

– Сейчас я вам покажу камзол его милости, вот тогда и скажете…

Он повернулся, крикнул, двое слуг опрометью сорвались с места, через пару минут принесли нечто завернутое в шелк, а когда развернули, я в самом деле ахнул без всякого притворства. Камзол в самом деле сказочно богат, будучи расшит золотом, украшен драгоценными камнями, но меня поразил покрой, словно умелый дизайнер кроил костюм средневекового феодала, учитывая более современные мотивы и веяния моды.

– Здорово, – сказал я пораженно. Почтительно потрогал ткань, пропуская ее между пальцами, покачал в великом изумлении головой. Пес сунулся ближе, я наставительно дал ему понюхать, приговаривая: – Ты, морда, где-нибудь такую красоту видел?.. Вот и я не видел! Эх, живут же люди… Ладно, спасибо, нам нужно еще зайти проверить копыта моего коня…

Мы ушли, провожаемые ехидными улыбками: что за лорд, который сам проверяет копыта своей лошади, а я за дверьми сказал Бобику негромко:

– А теперь ищи, дурилка!.. Ищи!..

Он поднял голову, принюхался, отыскивая нужную струю. Я пытался уловить тоже что-то похожее на тот запах, который остался на моих пальцах, но где там, а Бобик сорвался с места, он был уже на другом конце зала, когда я заорал:

– Стой!.. Стой, дурак толстожопый!

Бобик остановился, в глазах недоумение и обида, я догнал, стараясь не привлекать внимания, наклонился к его мохнатому уху и сказал с укором:

– Ну а найдешь, что делать будешь? Вот то-то, не знаешь! А он все поймет и примет какие-то меры… Так что иди рядом… ладно, на шаг впереди. Но не больше… И не беги, понял?

Он понял, что бежать не надо, хоть и не понял почему, я видел безмолвный протест на мою дурь в каждом движении, но подчинился и шел на полшага впереди, даже не вынюхивая воздух, а просто шел, а я топал рядом, делая вид, что это я иду, а пес просто угадывает, куда мне сворачивать.

Обошли две трети дворца, придворные даже не удивлялись, видя меня с собакой: таким Псом каждый будет хвастаться и брать его с собой всюду, куда допустят, наконец Пес незримо подтянулся, я ощутил, что цель близка.

Еще один зал, Пес впервые направился не к дверям у противоположной стороны, а пошел в сторону окна, возле которого мирно беседуют двое придворных. Я напрягался изо всех сил, глаза вот-вот лопнут, в ушах звон, зрение заволокло красным, а Пес уже подходит к беседующим… нет, на шаг левее, морда направлена в пустоту…

Я уже хотел пригасить добавочное зрение, как вдруг увидел нечто… нет, ничего не увидел, но как будто в солнечном луче, что падает из окна, образовалась некая ниша: луч солнечного света видим только потому, что блестят плавающие в воздухе пылинки, так вот как будто в этом луче стоит что-то, куда пылинки не попадают…

Это нечто шевельнулось, я понял, что именно насторожило Пса, торопливо выхватил меч и как можно быстрее ударил наискось. Лезвие меча ощутило сопротивление, я поскорее выдернул меч и ударил снова, уже изо всех сил.

Оба беседующих вскрикнули, когда на них из ниоткуда плеснуло горячей кровью. Нечто опустилось на пол, Пес оскалил зубы и смотрел, облизываясь. Глаза начали наливаться зловещим багровым огнем.

– Нет! – сказал я резко. – Нет!.. Ты моя тихая собачка, ты мой друг для игр!

Придворные в ужасе отступили, стряхивали с себя кровь. В нашу сторону начали оглядываться, самые смелые опасливо подходили, на лицах страх и недоумение, но ладони уже на рукоятях мечей. Я предостерегающе вскинул меч, с лезвия на пол часто-часто закапали крупные красные капли.

– Не спешите!.. Оставайтесь там. Имеет место гнусное черное колдовство с целью умерщвления Его Величества.

Один вскликнул в панике:

– Господи, снова?

– Кто-то не желает менять профессию, – сообщил я.

– Но кто? – вскликнули придворные в один голос.

Я указал мечом на пол, где начала быстро растекаться широкая лужа крови, однако видно, что в ней лежит нечто, словно плита сверхчистого льда, которую не сразу и заметишь.

– Если это сдохло, то… подождем.

На всякий случая я ткнул, как копьем, пару раз в неподвижное тело, но оно не дернулось, хотя меч явно погружался в тугое мясо.

К нам, привлеченные криками, сбегались люди, появились стражи, с готовностью выставили копья. Очень медленно в воздухе обрисовалось человеческое тело, словно сотканное из легкого пара, потом из плотного тумана, затем появилась вещественность, будто тело колдуна слеплено из снега, и только теперь стали заметны страшные раны. Лезвие моего меча буквально перерубило колдуна наискось справа налево и слева направо.

Один из придворных воскликнул с возмущением:

– Так он, значит, стоял рядом и подслушивал?

– Подлец, – посочувствовал я. – Но он же не дворянин, ему можно.

– Таких вешать нужно!

– Я добрый, – ответил я. – Он умер, как благородный.

Они смотрели, как я тщательно вытер о его труп клинок, лица все еще шокированные, я отсалютовал им и вложил меч в ножны.

– Думаю, Его Величеству изволится будет узнать, что последний колдун, замышлявший на его жизнь и здоровье, уничтожен. А я пойду малость сосну перед рассветом.

Меня догнали в коридоре перед моей комнаткой, когда я уже опустил ладонь на ручку двери. За стражами, что запыхались и тяжело отдувались, подбежал сэр Стефэн.

– Как хорошо, – сказал он с великим облегчением, – что я вас… успел…

– Что именно? – спросил я подозрительно. – Выражайтесь яснее, сэр Стефэн.

– Да я только, – пробормотал он непонимающе, – рад, что догнал…

– Дальше не продолжайте, – прервал я. – А то я из таких королевств, где на ваше «догнал» тридцать два крайне непристойных продолжения и восемнадцать истолкований. Чё надо?

Он отвесил изящный поклон:

– Его Величество… фу… крутая лестница, а я вторую ночь не сплю… с той, как вы приехали… В смысле, с той ночи, не хватайтесь за меч… Его Величество изволило позволить повелеть, дабы я со всей куртуазностью и любезностью сумел успеть пригласить вас…

Я перебил:

– Для этого с вами двое мордоворотов с копьями?

Он сказал укоризненно:

– Сэр Ричард, что для вас двое, даже мы трое?.. Это для титула. Не могу же ходить один, не роняя достоинства? Как какой-нибудь вообще безлошадный?

– Ладно, – прервал я с тоской. – Что ему не спится? Тоже мне, еще один отец народов… Пошли.

Король не спал, а еще он что-то ощупывал на карте, будто ловил там крохотных мятежников. Рядом Уильям Маршалл, усталый и невыспанный, следил красными от бессонницы глазами за королевскими пальцами. Карту на стену вешать не додумались, расстелена во всю длину стола, но Барбаросса знакомо хмурится, крутит головой, а на меня посмотрел привычно пронизывающе, потом спохватился и взмахнул королевской дланью:

– Сэр Ричард, прошу вас!

– Ну что у вас еще? – сказал я тоскливо. – Приличные люди спят. Здравствуйте еще раз, сэр Уильям.

Барбаросса поморщился:

– Да, сейчас не спит разве что ворье, короли да тайные любовники. Правда, не знаю, к какой категории вас отнести, но за раскрытие заговора не знаю, как и благодарить. Правда, вы слишком круто его загасили…

– А что было делать? – ответил я. – Нужно было действовать быстро. Иначе скрылся бы. А второй удар по королю и королевству мог бы оказаться посерьезнее. Правда, работали дилетанты. С возможностями барона Теддера проще было бы войти незамеченным в спальню и просто прирезать вас, Ваше Величество, как свинью.

– Спасибо, сэр Ричард, – сказал Барбаросса, морщась.

– Простите, Ваше Величество, – поправил себя я. – Я хотел сказать, как кабана. Вот что значит рассориться со священниками! Одними острыми мечами дворец не защитить, как видите…

Маршалл проговорил раздумчиво:

– Убить короля кинжалом в спину – сделать его мучеником. Народ сочувствует убитым. Да и не только народ… Многие знатные лорды не захотят поддерживать убийцу, даже если они сами вас недолюбливают. Да и те сами могут не успеть изготовиться к захвату власти. А так, когда король медленно чахнет, и примерно можно сказать, когда благородно представится, то можно незаметно стянуть в столицу верных людей, обеспечить себе преимущество в борьбе за трон…

– Тогда это граф Кенгарвей, – сказал Барбаросса. – Или барон Гэйлб.

– Почему? – спросил я.

За короля ответил сэр Уильям:

– Только у них почти нет здесь людей. Им нужно время, чтобы вызвать сюда отряды. А у барона Теддера здесь почти пятьсот копий!.. Ваше Величество, с вашего разрешения я пойду подготовлю пару крайне важных бумаг. И – срочных!

Барбаросса отмахнулся:

– Иди. Ты лучше меня знаешь, что нужно делать.

Сэр Уильям удалился, Барбаросса посмотрел на меня хмуро и подозрительно, словно это я задумал такой грандиозный заговор.

– Ваше Величество, – напомнил я, – я убрал всего лишь непосредственных исполнителей. А тот, кому выгодна ваша смерть и кто все это затеял, сейчас ищет новых… И вас все равно удавят, отравят или придушат подушкой.

– Умеете вы говорить приятные вещи, – сказал Барбаросса язвительно.

– Я ж галантный, – согласился я. – Словом, утром меня уже не будет, но угроза остается. Мой совет: поскорее дайте место во дворце священникам, миссионерам, проповедникам… Да, это неудобные люди, сам знаю, но защитят вас от черной магии. Да и сами могут в ответ ударить так, что мало не покажется!

Я сосредоточился, шепотом произнес заклинание. В моих руках уже привычно возникла простая глиняная чашка. Густой бодрящий запах горячего кофе потек по комнате. Король выпучил глаза, крылья широких волосатых ноздрей задергались.

Я протянул ему чашку.

– Выпейте.

Он взял с великой осторожностью.

– А что это?

Не отвечая, я создал другую, с жадностью начал отхлебывать, наслаждаясь каждой каплей. Барбаросса посмотрел на меня с подозрительностью, профессия короля – самая опасная, осторожно пригубил, потом выпил в три глотка, вот уж глотка луженая, у меня бы все ошпарило.

Широкая рожа расплылась в блаженной улыбке.

– Ух ты, как будто заново на свет народился! Что за штука?.. Да, сэр Ричард, и вы еще советуете наводнить дворец священниками? Да вас за такое чернокнижие тут же на костер! Я сам дров подброшу!.. Или не подброшу, гм…

– На рассвете меня здесь не будет, – ответил я сумрачно. – Уж не говорю, что это не чернокнижность. Это мне за особые заслуги, как паладину.

– Какие, особые?

– Наши масонские, – отпарировал я. – У королей одни тайны, у женщин другие, у паладинов – третьи. Вам, Ваше Величество, легче понять женщин, чем нас…

Я сотворил еще по чашке, Барбаросса едва и чашку не съел, вылавливая последние капли. Дверь приоткрылась, Уильям Маршалл сразу повел носом, принюхиваясь, но мы сделали вид, что ничего не слышим. У Маршалла лицо строгое, значительное, но тревогу в глазах спрятать не сумел. Такому нельзя поручать пост министра финансов, рухнет вся финансовая система, если появится на публике с таким обеспокоенным лицом.

Барбаросса оглянулся, явно хотел вспылить, но всмотрелся в лицо первого советника, вздохнул и сказал гробовым голосом:

– Дабы пресечь слухи, а они уже начинают расползаться, объявите, что сэр Ричард отправился в свои владения. Кто будет перечить ему… я имею в виду, там, в Армландии, тот враг короля и королевства. Сэр Ричард волен поступать с такими, как заблагорассудится.

– Ага, – сказал я едко, – так мне и позволят.

– А вы, того, настаивайте, – посоветовал Маршалл.

– Может, – спросил я, – лучше от вашего имени? Чемпиона всех турниров Уильяма Маршалла помнят и чтут.

Барбаросса рыкнул:

– На кого удобнее, на того и ссылайтесь! Руки у вас развязаны.

Маршалл кивнул, лицо сразу просветлело.

– Ваше Величество, он отправится туда в качестве барона?

Барбаросса едва не заскрипел зубами, лицо налилось кровь, прорычал гневно:

– Что вы, сэр Уильям… по больному месту?.. Видите же, как быстро растет этот молодчик!.. Приготовьте указ о пожаловании ему титула… гм.. титула…

– Графа?

– Какого графа, он уже и так граф. И даже бургграф, подумать только, куда мир катится. Представляете его бургграфом?

Маршалл посмотрел на меня с сомнением.

– Ну, в определенном свете…

– А я вот никак, – сказал Барбаросса. – Воображение пасует. Нет, в Армландию надо что-то объемнее. На этот раз он получает не земли, а целую провинцию…

Барбаросса умолк, только зло стучал кулаком по столу, брови с костяным стуком сшибаются над переносицей, высекая искры, глаза мечут огонь. Маршал выждал чуть, сказал осторожно:

– А если… пфальцграф?

– Что? – спросил Барбаросса отстраненно.

Я объяснил с самым серьезным видом:

– Пфальцграф – это устройство для пальцегнутия. Маршалл посмотрел на меня с укором, мы же все серьезные люди, я сделал постное лицо. Барбаросса призадумался, а я порылся в памяти, но так ничего и не мог вспомнить, кроме того, что пфальцграф, то есть дворцовый граф, во Франкском государстве председательствовал в дворцовом суде, потом стал графом округа, считался королевским должностным лицом… понятненько, Маршалл, как умело и преданно проводящий политику Барбароссы, старается привязать меня к их колеснице. Вот только я в отличие от них, знаю, что позже пфальцграф превратился во владетельного князя… К примеру, пфальцграф Рейнский начал именоваться также и князем Рейна и почти не подчинялся королю…

После долгой паузы Барбаросса прорычал:

– Вообще-то самое подходящее… В Армландии целая куча графов. У всех земли, замки, родословные. Туда надо с соответствующим титулом, чтобы не запинали.

– Я подготовлю королевский указ?

– Да, – рыкнул Барбаросса. – Подготовьте.

– Но есть одна тонкость…

Маршалл не уходил, взгляд вопросительный. Барбаросса нахмурился:

– Какая? Говори прямо, как раньше, когда в твоей руке было копье!

– Ах, Ваше Величество, мне бы ваши юные годы… Тонкость в том, что титул пфальцграфа обязывает к большему…

Он умолк, Барбаросса нахмурился еще сильнее, взглянул на меня косо, потом на Уильяма.

– Мог бы и промолчать. А до сэра Ричарда дошло бы только в пути, а то и там, на месте.

Я спросил настороженно:

– А в чем тонкость? Я человек простой, мне надо все на пальцах. И чтоб без среднего.

Уильям взглянул на Барбароссу, тот кивнул, и Уильям сказал сильным, но уже не рыкающим голосом воина, а как должен объяснять царедворец:

– Его Величество изволили облечь вас гораздо большими полномочиями, чем владельца земель барона де Бражеллена. Под вашей рукой оказываются земли и тех лордов, которые находятся в Армландии. То есть вы явитесь туда уже как пфальцграф… всей Армландии!

Я подумал, осведомился:

– Ваше Величество, а землю на Луне вы продавать не пробовали?

– Продавать?

– Жаловать, – поправился я поспешно. – Изволить жаловать своих верных людей обширными участками на Луне! С лесами, горами, озерами и всеми подданными, что там окажутся. Тоже нехило.

Уильям улыбнулся, Барбаросса посмотрел на него зло и сказал раздраженным голосом:

– Ладно, раз уж раскрываем все карты, то скажу прямо: тебе чуть больше работы, но зато и мощи еще как прибавится!.. Те земли, как спелый плод, только и ждут, чтобы попасть в крепкие руки. А я, как очень неглупый король, предпочитаю, чтобы это были руки честного и преданного мне рыцаря…

– Ваше Величество, – прервал я, – извините за напоминание, но я не состою у вас на службе.

Он отмахнулся:

– Ты сделал больше, чем мои самые преданные люди. Вот и хочу, чтобы те земли достались тебе. Я буду уверен, что ты проследишь и за королем Гиллебердом, это мой сосед с той стороны, и не позволишь оттяпать хотя бы клок…

– А что, местные лорды… сепаратисты?

– Король Гиллеберд, – прорычал Барбаросса, – хорош на посулы. Он многое может пообещать, только бы они отложились от меня и признали сувереном его, умного и всеблагостного. Потому и хочу, чтобы туда поехал честный и преданный…

Я поморщился:

– Ваше Величество, расчет на то, что я как-то забуду возразить и тем самым как бы признаю, что я у вас на службе?

Он отмахнулся:

– Да это оборот речи, не обращай внимания.

– Вам бы юристом быть, – сказал я. – Повписывали бы в договора такие вот мелкие вроде бы незначащие пунктики, а потом разводили лохов.

– Да, ты стреляный воробей, – буркнул он. – Но это в самом деле оборот речи. Я понимаю, что заставить тебя не смогу никакими договорами. А чем заставить, даже не представляю…

Маршалл кашлянул, привлекая внимание.

– Вы отвлеклись, Ваше Величество, – напомнил он. – Слухи мы таким образом пресечем. А дальше?

Барбаросса прорычал утомленно:

– Я дальше сэр Ричард отправится и примет владения Сворве и Коце. А также попробует себя на посту пфальцграфа. Сэр Ричард, если все еще колеблетесь, посоветуйтесь сперва, а потом решайте.

Он поднялся, показывая, что аудиенция закончена. Я тоже вскочил, поинтересовался очень-очень вежливо:

– С кем посоветоваться?

– С совестью, – буркнул он.

Я поклонился и вышел. Если он сказал что-нибудь насчет рыцарского кодекса, я бы нашел, что ответить, из меня еще тот рыцарь, у меня свои понятия, но остатки зачатков совести вроде бы сохранились и в моем времени.

Увы, совесть и человек взаимозависимы: нет человека – нет совести, нет совести – нет человека. Но даже когда совесть есть, она все равно не уберегает от греха. Зато, проклятая, мешает получать удовольствие.

Говорят, что находя богатство, теряете совесть. Находя женщину, теряете рассудок. Находя истину, теряете веру. Находя власть, теряете честь. И только потеряв все – находите свободу. Но я же не буддист, на фиг мне такая свобода?

Глава 6

На рассвете решетка ворот поднялась, выпуская конный отряд в составе двадцати рыцарей. Я сам отобрал воинов, никто так и не понял, по каким признакам я отбираю: не по росту и силе, не по доспехам, не по знатности. Да я и сам не знал, почему предпочитаю этого, а не рядом стоящего, но каких бы силачей ни отобрал, все равно эти двадцать человек не устоят перед тысячей, которых может двинуть в схватку граф Росчертский или барон Хоффман. Так что я попросту отобрал тех, кто выглядел смышленее и послушнее остальных.

Леди Беатрисса посматривала на меня, как на идущего голым в стаю львов. Я чувствовал себя тоже так, но бодрился и выпячивал нижнюю челюсть, глядя перед собой бараньим взглядом человека, рожденного повелевать и не умеющего выслушивать возражений.

Она сама выбрала из всех предложенных ей лошадей легконогую и очень нервную, конюх даже беспокоился, совладает ли прекрасная леди с норовистой тварью, однако та на удивление повела себя тихо и мирно. Если некоторые графы ожидали, что пленную леди повезут в карете, их ждало глубокое разочарование: мятежница восседала в седле так, словно и родилась в нем.

В рассветной тиши копыта простучали по дощатому мосту звонко и гулко. Мы миновали мост, однако он не поднялся тут же за нашими спинами: раздались крики, снова стук копыт, уже частый. Из-под каменной арки ворот выметнулся рослый рыцарь на крупном боевом жеребце, за ним едва поспевал молоденький оруженосец.

Я остановил Зайчика, рыцарь подъехал ближе, медленно и с явной неохотой отдал салют. Я кивнул, повернулся к своему отряду.

– Рад случаю представить вам нового члена нашей команды! Сэр Будакер, доблестный рыцарь, в благородстве и честности которого я не только не сомневаюсь, но сам вызову на поединок всякого, кто позволит в них усомниться!.. Сэр Будакер, займите место в отряде, мы за сегодня должны пройти как можно больше.

Он поклонился, в переднем ряду расступились, и он молча, но явно польщенный моей речью, поставил своего коня рядом с конем Килпатрика, то есть в первом ряду.

В самом хвосте отряда едет на муле отец Бонидерий, иссохший от ночных бдений и истязаний плоти, но быстрый и с умным цепким взглядом, в серой потрепанной рясе. С непременной дубинкой в руках, ибо монахам запрещено брать в руки любое рубяще-колющее оружие, на непременном муле – тот же непонятный запрет монахам ездить верхом на конях, с короткой белой-белой бородой, что остается белой в любой дождь, грязь. Про него рассказывали, что если он вылезает из болота, весь в грязи и ряске, борода остается чистой, как серебро.

Я оглянулся, тут же наткнулся на его острый взгляд из-под густых угольно-черных бровей. У аристократов это считается признаком элитной породы: когда сам седой, а брови черные. Взгляд буквально пронзил меня, про такой говорят, что видит насквозь. У меня только одно утешение, что если отец Бонидерий и увидит мою душу, как раскрытую книгу, то ему легче научиться читать на ассемблере. Или хотя бы бейсике.

Едва выехали за ворота столицы, как некоторое время видели села и распаханные поля, но затем дорожка повела через лес. По обе стороны тропки навстречу быстро мчались старые дубы, ясени, клены, иногда отодвигались от тропки, и тогда на нее падала ажурная тень листвы, но обычно ехали в такой густой тени, словно солнце давно опустилось за край земли.

Поляны захвачены папоротником, сапоги в стременах скользят по узорчатым листьям. Часто приподнимались длинные уши зайцев и молодых оленей, а хищники наблюдали из густых кустов. В небольших лесных озерах громко пели лягушки, но умолкали, когда мы проезжали рядом, однако не прыгали в воду, а надувались и смотрели с прямой и недвусмысленной угрозой, как маленькие томы кленси.

Я все посматривал на леди Беатриссу, беспокоясь, достаточно ли ей было двух дней для отдыха, не свалится ли даже со своей на диво послушной лошадки, и едва время подошло к полудню, скомандовал большой привал.

– Сэр Макс, – сказал я, соскакивая с коня, – подойдите на минутку.

Молодой рыцарь спрыгнул с коня и не пошел ко мне, а подбежал, что не просто понравилось, а даже очень. В день отъезда, когда отбирал с собой добровольцев, я узнал, что его зовут Максимилианом фон Брандесгертом, ничем вроде бы не примечательный, перед глазами не маячит, не старается выслужиться, но это он со Стефэном во время Каталаунского турнира берег мою спину, принимая на себя все удары, не отвлекался на богатую добычу, понимая, что падет вожак – падут все.

Он подбежал и замер, глядя на меня чуточку снизу вверх. Очень узкое удлиненное лицо с внимательными синими глазами, длинный нос и красиво очерченные губы. Я невольно посмотрел на уши: если удлиненные и заостренные, то в нашу компанию как-то затесался эльф.

Уши у Макса удлиненные и заостренные, но не слишком, это он весь удлиненный и заостренный, а уши соответствуют общему дизайну.

– Сэр Макс, – сказал я, – простите, что сокращаю ваше благородное имя, но в наших краях тоже есть Максимилианы, однако если к ним кто из королей или сюзеренов сильно расположен и жаждет подчеркнуть их достоинства и несомненные заслуги, то зовет их Максами… А теперь о главном. Я заметил, что вы все время присматриваете за отрядом, подгоняете отстающих, не позволяете сильно отдаляться в стороны, что опасно для самих слишком уж увлекающихся… Словом, вы прирожденный вожак. Так что я назначаю вас командиром нашего отряда.

Он покраснел от удовольствия, но сказал поспешно:

– Сэр Ричард, как можно!

– А в чем дело?

– Вы наш вожак!

– Я не вожак, – признался я откровенно. – Быть вожаком – это прежде всего заботиться о других, а я из такого края, где все только «дай» и «принеси». Избаловали нас там. А вот вы, сэр Макс, заботиться умеете. А когда прибудем на место, я вообще буду солистом. Нет, не капусту солить, а действовать соло. Натура у меня такая гадостная.

Он подтянулся, лицо посерьезнело, взгляд стал суровым.

– Понял, сэр Ричард. Вожаком вы станете, когда придет беда, так?

Я в неловкости развел руками:

– Вроде бы так. И присвою ваши заслуги, так как половина победы – это подготовка войск в мирное время. А этим заниматься вам. Там, куда прибудем, мне больше доверять некому. Разве еще сэру Будакеру, как ни странно.

Он сказал четким даже прерывистым от усердия голосом:

– На меня и моих людей можете полагаться всегда и во всем!

Я улыбнулся, сэр Макс уже не отделяет себя от вверенного ему отряда.

Сэр Килпатрик и сэр Будакер вызвались пройтись по леску и подстрелить чего-нить на обед, чтобы поберечь сыр и мясо, но я велел строго:

– Собрать хвороста и – отдыхать!.. Бобик, принеси что-нибудь попроще.

Пес подпрыгнул весело и вломился в кусты, как бронированный носорог. Рыцари проводили его обеспокоенными взглядами. Будакер промолчал, он все еще чувствует себя не совсем среди своих, а Килпатрик поинтересовался осторожно:

– Попроще… это что?

– Да зайцев каких-нибудь, – ответил я рассеянно. – Или оленя…

Пес отсутствовал буквально пару минут, в самом деле приволок оленя, тут же исчез, принес еще одного, потом – кабана, еще минут через десять принес к изумлению всех пару жирнющих молодых гусей, а затем приволок огромного сома, больше похожего на бревно.

Макс подскочил, глаза, как блюдца.

– А рыбу… рыбу как?

– Я разве за ним бегаю? – спросил я. – Как-то поймал. Он когда в азарт войдет… Вроде бы и не охотничий, а поди ты…

Пес лизнул меня в руку, выпрашивая ласку, я почесал за ухом, он радостно взбрыкнул и, не получая запрета, снова унесся в чащу.

– Все мы не охотники, – сказал Макс, он все еще оторопело смотрел вслед Псу, – но когда трубит рог, душа устремляется впереди тела по следу гончих псов…

– Да, – согласился с ним Будакер, он задумчиво смотрел вслед исчезнувшему Псу, – в каждом из нас есть нечто… эдакое…

Он пошевелил пальцами, изображая это эдакое, ибо настоящие мужчины обходятся скупыми словами, вообще в умении живописать есть что-то стыдное, будто актер какой или поэт.

– Есть, – признал и Килпатрик, – сам не понимаю почему, но подстреленный на охоте гусь куда вкуснее откормленного дома.

– Это точно!

– И вообще любая дичь вкуснее…

Я снял с седла бурдюк с молодым вином, одновременно сделал, загораживая своей широкой спиной, еще один и оставил на Зайчике. Пусть видят, что бурдюки не берутся из ниоткуда. А до того, чтобы пересчитывать оставшиеся бурдюки, благородные рыцари не опустятся.

Обед удался на славу, даже леди Беатрисса повеселела и откушала как оленины, как и сомятины. Впрочем, мясо сома мне показалось жестким и невкусным, предпочитаю рыбу помельче, но жевал машинально, оба мы стараемся не встречаться взглядами, слишком много между нами недоговоренностей…

…к тому же ни она, ни я не хотим, чтобы они прояснились.

Сэр Макс и другие рыцари настолько старались ей услужить и преуспевали, как могли, у меня это даже вызывало глухие приступы ревности. Боюсь, леди Беатрисса это замечала, но все с той же милой улыбкой принимала знаки внимания и только в конце обеда мягко поинтересовалась:

– Это король велел вам сопровождать меня?

Рыцари переглянулись и, пряча улыбки, поклонились. Макс ответил почтительно:

– Да, это нам оказана такая честь.

Она не поняла, в чем допустила ошибку, почему посмеиваются, это видно по глазам, спросила едко:

– Чем-то провинились?

Макс развел руками:

– Почему?

– Вас отсылают от двора!

Макс покачал головой:

– Осмелюсь возразить, моя леди. Просто у Его Величества все поставлено с ног на голову. Он держит возле себя тех, за кем нужен глаз да глаз, а верным людям позволяет отлучаться.

Второй рыцарь прогудел басом:

– А особо верным – поручает важные дела.

Она фыркнула:

– Вас он послал на смерть.

Рыцарь проворчал:

– Если послал, значит – так надо. Не дело вассала обсуждать приказы самого короля.

Она стиснула кулачки, гнев вспыхнул, как огонь в сухой соломе, я видел как задержала дыхание, уговаривая себя, что с этими тупыми людьми разговаривать бесполезно. Они верны королю и верны своему сюзерену, который теперь везет ее, как овцу, обратно в его замок. Он полагает, что везет, как свою добычу…

Я понял ее мысли по ее открытому лицу, проговорил с легким вопросом:

– Леди Беатрисса, вы намекнули, что мне, вот такому, в вашем замке не прожить и минуты…

– Намекнула? – удивилась она. – По моему, я сказала как нельзя яснее.

– Объясните, – попросил я. – Дорогая моя леди.

Она взглянула с брезгливой жалостью.

– Дорогая, вы правы, но не ваша. А вас так часто били по голове, что вышибли остатки того, что могло бы стать при удачном стечении обстоятельств зачатками мозга?.. Впрочем, это участь всех рыцарей… Особенно плохих. Если вам неясно ваше положение, то как вдолбить, что убьют сразу же, как только вы въедете под арку ворот? Все увидят, что возвращается враг.

– Почему, – пробормотал я, – именно враг?

– Потому что это замок барона де Бражеллена!

– Барон убит за измену, – напомнил я. – За измену законной помазанной власти. К тому же не убит, я неправильно выразился, извините за умное слово, а пал в бою, что две большие разницы. Даже можно три. Если уж совсем точно, это случилось на турнире, что можно толковать вообще, как несчастный случай.

– Замок принадлежит мне, – сказала она твердо.

Я кивнул:

– Знаю. Но вы… дорогая не моя леди, разве тоже изменница?

Она ответила надменно:

– В любом случае жена должна идти за мужем.

– Хорошо, – произнес я холодно, – что мы не в Индии.

Рыцари сидят притихшие, никто даже не двигается, между нами двумя проскакивают молнии, вот-вот грянет такой гром, что расколет небо.