Текст книги "Кольца Всевластия"

Дом хранителя на первый взгляд казался маленьким и неприметным, но это не совсем соответствовало действительности. Здание было возведено из прочных камней и балок – просторное и двухэтажное. Если в нем имелся ещё и погреб, то это было просто-таки превосходное жилище, полностью соответствующее значимости проживающей в нем персоны.

– Миленькая хижина, – произнес гном, до этого момента не проронивший ни слова. Он по-прежнему нес свой топор в руке, а мешок небрежно перебросил через плечо, как будто в нем и веса никакого не было. Голос у гнома был низкий и звучный. – Хотя она и не так велика, как твоя, но все же это, должно быть, хорошая защита от непогоды и неплохое место для хранения пары бочонков доброго темного пива.

– Да, – заметил Фабиан, – дом будет поменьше моего. Но я вынужден делить свой кров с моим отцом, матерью, братьями, сестрами, родственниками и разными прочими людьми. Полагаю, что Ким сделал лучший выбор.

– Тоже мне шутник! – проворчал Бурин. – Мы что, так и будем под дождем на улице рассуждать, какие у кого дома, в то время как Ким пьет пиво и наслаждается ужином?

Фабиан посмотрел на небо. Звезд почти не было видно, одни только низко летящие тучи.

– Ну тогда давай сделаем ему сюрприз.

Гном открыл окованную железом калитку и пропустил своего спутника вперед.

Путь по дорожке к входу в дом они проделали плечом к плечу. Гравий, которым она была посыпана, скрипел под ногами, и огромное здание музея, хранившее в себе сокровища истории фольков, нависая над ними, скрыло последние звезды.

Они подошли к двери маленького домика. Оконный свет осветил их лица. Бурин оценивающе посмотрел на своего спутника, чьи тонкие черты делали его похожим на бронзовую статую.

– Похоже, друг мой, тебе крупно повезло.

– Почему? – немного смутившись, спросил Фабиан.

– Потолки в этом доме высокие, поэтому тебе не придется на каждом шагу пригибать голову. Следовательно, мне не нужно будет давать тебе напрокат свой шлем, чтобы предотвратить знакомство твоего аристократичного носа с дверной притолокой.

– Бубу, это не остроумно, – со смехом возразил Фабиан и дважды постучал дверным кольцом по двери. Удар эхом разнесся в тишине.

Внутри послышались спешащие шаги. Когда они замерли, дверь отворилась и наружу упал широкий луч света. Как это принято в Эльдерланде, дверь открылась моментально: ведь здесь никто не высматривает через узкую щель, кого это там принесло в столь поздний час.

Фабиан вгляделся в лицо маленькой, плотно сбитой женщины, которая с улыбкой встретила гостей. Казалось, что их приход ничуть её не удивил.

– Желаю доброго вечера. Марина, к вашим услугам, – проговорила она теплым, дружелюбным голосом. – Господин Кимберон говорил, что вы придете на днях. Я его экономка.

– Фабиан, к вашим услугам, – с легким поклоном ответил человек на неожиданно сердечное приветствие.

– Бурин, сын Балорина, имеет честь служить вам и вашему роду, – пробормотал гном, также немало удивленный.

– Так вы, стало быть, студенческие товарищи господина Кимберона? – с любопытством спросила Марина. Последние дни ей с трудом удавалось сдержать себя, чтобы не проболтаться о том, что господин Кимберон ожидает довольно странных посетителей. Сначала необходимо было узнать до конца всю историю, прежде чем вызывать зависть и восхищение у посетителей так называемого Овощного рынка, на котором, вопреки названию, с незапамятных времен можно было купить все необходимое для пропитания. Теперь-то она наконец увидела гостей живьем и знала, что завтра вокруг неё роем будет толпиться народ.

– Входите же, господа, – сказала Марина, вспомнив о своих прямых обязанностях, и отступила в сторону, пропуская гостей, – входите!

После того как человек и гном вошли в обшитую деревянными плитами переднюю, она закрыла за ними дверь и жестом указала: следуйте, пожалуйста, за мной.

– Я проведу вас в столовую. Господин Кимберон вот уже несколько дней просит подавать ему ужин попозже.

На лицах странной пары почти одновременно заиграли улыбки.

Сюрприза не получилось: Кимберон ждал их и предполагал, что, для того чтобы не привлекать к себе внимания, друзья появятся в Альдсвике затемно. Тем более что городские ворота были открыты круглые сутки.

Еще до того как они прошли в небольшую приемную, в глубине распахнулась дверь и в комнату вошел одетый в бордовый домашний халат Кимберон Вайт, хранитель Музея истории Эльдерланда. На лице пятифутового фолька читалась явная радость от появления его друзей. Кончики его ушей слегка порозовели, как всегда случалось, когда его переполняло счастье, волосы песочного цвета были слегка спутаны, а голубые глаза сияли.

– Фабиан! Бубу! – выкрикнул он с порога. – Как здорово, что наконец-то вы здесь. Не могу даже выразить, как я рад, – добавил он и подошел к своим друзьям. Они сердечно обнялись; для этого Бурин опустил свой топор на пол. Марина стояла рядом, стараясь запомнить каждую деталь. Завтра, слегка только приукрасив историю, она представит все это в лучшем виде на Овощном рынке.

– Проходите, друзья, давайте поужинаем, – проговорил Кимберон. – Помните, как в «Олене», где был наш студенческий стол.

– Темное пиво? – спросил Бурин.

– Темное пиво! – отозвался фольк. – Хотя и не такое, как у Туриона, но местное пиво тоже можно пить. Я пустился в расходы и заказал в «Плуге» большую бочку, чтобы отпраздновать нашу встречу.

– Ким, ты великолепен, – басом произнес гном. – Ты умеешь принимать друзей. А пиво в «Плуге» действительно стоит отведать. И мы уже это сделали.

Ким удивленно взглянул на него.

– Наш коренастый дровосек хочет сказать, – начал Фабиан и за намек на боевой топор удостоился дружелюбно-сердитого взгляда гнома, – что мы навели в трактире справки, как до тебя добраться, и воспользовались возможностью, чтобы подкрепить свои силы.

– Боже мой! – вырвалось у Кима.

– Что такое? – спросил Бурин.

– С завтрашнего дня я снова стану главной темой всех здешних разговоров! Но что поделаешь, фолькам нужно почесать языки, иначе они скучают.

Друзья рассмеялись и прошли в столовую, где в камине потрескивал уютный огонь. Бурин сбросил тяжелый мешок, а Фабиан снял свою накидку и передал Марине, которая повесила её на крючок для одежды. Под накидкой оказался кожаный ранец, который также был передан Марине. Кимберон помог Фабиану освободиться и от тяжелого жилета с заклепками, а гном снял с головы свой шлем с причудливой гравировкой, и его рыжие курчавые волосы хлынули во все стороны, образовав вокруг головы огненно-рыжий венок. С кряхтением он стащил с себя кольчугу; но когда Марина хотела убрать её подальше, гном остановил экономку:

– Добрая женщина, это тяжеловато для ваших маленьких рук.

И со звоном он швырнул кольчугу в угол. Затем гном с наслаждением поскреб себе грудь.

Марина была уверена, что в предстоящую ночь она не сомкнет глаз. Потом она вдруг опомнилась:

– Боже мой, ужин! – И со всей возможной быстротой помчалась на кухню.

– Ну, что тут у вас такое? – пробасил Бурин, когда они расселись.

– Все, что всегда положено для студентов, посаженных в карцер. Для начала суп. Но на этот раз приготовленный мастерицей. Марина постаралась на славу.

– Судя по всему, она хорошо готовит, – ухмыльнулся Фабиан. – Ты уже не такой стройный, каким был год назад.

– Точно, – отозвался Ким, и ему удалось изобразить смущение, – но стряпня Марины этого стоит. Даже на кухне твоего отца, Фабиан, вряд ли готовят лучше.

– В таком случае ты предъявляешь высокие требования, – проворчал гном. – Я забрал нашего друга прямиком из его роскошного дома, где все очень изысканно. Еду подают в больших тарелках. Поэтому видно, что ешь.

Фабиан улыбнулся намеку. Беспомощность Бурина в обращении с вилкой и ножом была ещё свежа в его памяти.

– Марина готовит на скорую руку, но так, что пальчики оближешь. Ее стряпня не хуже, чем с вашей дворцовой кухни, и для меня огромное удовольствие доказать вам это, принц Фабиан.

После этих слов Бурин и Ким поднялись со своих мест и отвесили Фабиану низкий поклон.

– Да перестаньте вы, знаете же, что я этого не люблю. Пока мой отец правит в Великом Ауреолисе, я избавлен от сидения в золотой клетке в обществе лицемерных придворных!

Стоявшая в дверях Марина чуть было не выронила котелок с дымящимся супом. Но три друга этого даже не заметили.

Их дружба родилась в первый же день учебы, когда Кимберон, напуганный видом больших и важных людей в учебных залах, столкнулся в коридоре с Бурином, да так, что у гнома из рук посыпались не только книги, но также и пакет с полдником, состоявшим из ломтя сыра, большого куска окорока и целой буханки хлеба. От страха Ким умер бы на месте, если б к ним не подоспел молодой дружелюбный человек и не помог собрать оброненное.

Все трое приглянулись друг другу с первого взгляда. Ни Бурин, ни Ким не знали тогда, что молодой человек с нежным голосом – наследный принц, сын могущественного императора Юлиана, наследник Орлиного Престола и обладатель ещё доброй дюжины других важных титулов. С того момента они стали неразлучны. Они вместе подшучивали над учителями, плечом к плечу держали оборону в драках и совместно допоздна пировали – причем Ким был более осмотрительным на пирах, чем его собутыльники, поскольку не был в силах выпить такое количество темного ячменного напитка, какое поглощали они. И хотя на следующий день в голове его целая армия гномов усердно валила деревья, он все же всегда знал, где проснулся.

Марина положила каждому по порядочной порции жаркого, поставила миску с супом на стол и удалилась. Она устояла перед соблазном подслушивать – при всей любви к сплетням она все же соблюдала границы дозволенного – и скрылась в кухню, чтобы самой перехватить кусочек. Того, что она уже узнала, хватит, чтобы удивлять народ до первого снега.

– Восхитительно! Ты нисколько не преувеличил, – в один голос заявили Бурин и Фабиан, после того как отведали овощного супа.

Трапеза сопровождалась старыми анекдотами из времен их учебы в университете Аллатуриона, оплоте благородного образования и диких шуток, учебы и кутежей, знания и глупости. Неоднократно Фабиан вынужден был пускать в ход авторитет своего отца, чтобы всех их троих не выставили из университета. Однако в итоге все три друга сдали экзамены на отлично, и декан с кислой физиономией вынужден был на глазах у всей общественности вынести им похвалу.

Покончив с ужином, гости удовлетворенно откинулись на своих стульях. Бурин сделал большой глоток пива и поднялся, чтобы нацедить ещё одну кружку из бочки. Но перед тем как открыть кран, он обернулся.

– Как насчет того, чтобы поговорить о более серьезных вещах? – спросил он своих друзей.

– Что до меня, то я за, – ответил Ким. – Но не лучше ли сегодня просто отпраздновать нашу встречу?

Фабиан кивнул головой.

– Тайна существует уже так долго, что может потерпеть и ещё один день.

– Ладно, – пробасил гном и открыл кран, из которого, пенясь, полилось темное пиво.

– Как обстоят дела с твоей диссертацией? – поинтересовался Фабиан. – Есть успехи?

– Трудно сказать. История фольков никогда толком не записывалась. Она, в сущности, состоит из старых грамот и музейных экспонатов. Если уж на то пошло, то помимо ежегодников в библиотеке Аллатуриона, перечисляющих те немногие события, которые в равной мере затронули и людей и фольков, не велось никаких хронологических записей. Если бы не магистр Адрион, который время от времени мне помогает, то я бы уже забросил магистратуру и довольствовался степенью бакалавра.

– Звучит не очень-то обнадеживающе, – заметил Фабиан на этот раз вполне серьезно.

– А как дела у тебя? – спросил Ким и вскинул свои острые брови.

– Да как тебе сказать, – начал Фабиан, вытащил из-под рубахи кожаный кошель и открыл его. Там находилось простое серебряное кольцо с камнем, который, как казалось, испускал голубоватый огонь. – Вот причина моего пребывания здесь. Целый год я провел в архивах, но узнал не больше того, что мне уже было известно: это кольцо связанно с какой-то старинной историей и спокон веку принадлежит роду правителей Империи.

– Ну а ты, Бубу?

Гном помедлил.

– Мне тоже не удалось ничего найти, – проворчал он наконец. Он никогда не рассказывал друзьям, что же он выискивает на самом деле, кроме того, что это является древней тайной его рода. Гномы, какими бы они ни казались дружелюбными, на самом деле весьма скрытны, когда дело касается их собственного народа, и одно то, что Бурин был так откровенен с друзьями, уже граничило с чудом. Но если уж Бурин не хотел о чем-либо рассказывать, то он становился нем, как камень. – Последний след, который я разыскал, оборвался на границе Эльдерланда. Поэтому я пошел в Ауреолис, чтобы совместно с Фабианом приехать сюда, как мы и договаривались год назад.

– Все следы ведут сюда, на север. – Принц наклонился вперед, и в его позе появилось нечто от многих поколений его венценосных предков, но в не меньшей мере и от страсти ученого, которому не дает покоя манящая и вечно ускользающая истина. – Все найденное мной сводится к нескольким фрагментам старинных свитков – свитков времен нужды и опустошения, написанных на языке, который весьма похож на язык фольков. В недрах большого музея вашей короткой истории должны отыскаться и другие источники.

– Но фольки живут в Эльдерланде вот уже семьсот семьдесят семь лет. Как раз со времен…

– …Войны Теней, – договорил Фабиан.

Огонь в камине вспыхнул и отбросил большую и темную тень на стену, так что показалось, как будто воители древних времен в рогатых шлемах и со знаменами в руках восстали из мрака. Гном ничего не сказал, но его темные глаза сверкнули, а рука инстинктивно потянулась к груди, как будто в сердце своем он хранил нечто сокровенное, тайну, о которой знал только он один.

Тень исчезла. В камине стрельнуло и осыпалось полено.

– Я помогу тебе, насколько сумею, – сказал Ким. – Мы обязательно что-нибудь да отыщем; хотя наша история и не записана, в музее тем не менее царит полный порядок! – На мгновение в его глазах мелькнула плутоватая искорка.

Бурин поднялся.

– За разговорами рождается жажда! – сказал он и взял со стола три кружки, чтобы наполнить их заново. Когда гном вернулся к столу с полными кружками, от его угрюмости не осталось и следа.

– Ad salamandrum ex… – торжественно провозгласил Ким, прибегнув к древнему языку ученых, и поднял кубок.

– … fiducit![2]2
  Духу огня да вверим себя! (лат.)


[Закрыть] – отозвались остальные, поддержав его своими кружками.

– …а я вам говорю… – Март Кройхауф собирался разразиться новой тирадой, как вдруг дверь «Плуга» распахнулась. На этот раз в неё вошли отнюдь не два дружелюбных иноземца, которые, выпив пива, спросили дорогу и оставили после себя обильный предмет для болтовни.

Дверь ударилась о стену, отскочила и вновь была открыта пинком. В помещение ввалились шестеро – неуклюжие и грубые, с лицами цвета дубленой шкуры. Рост у каждого был не ниже человеческого, но это были не люди. Тяжелые кованые сапоги гулко стучали по полу, мечи были вынуты из ножен, а маслянистый запах кольчуг перемешивался с вонью, исходившей от немытых тел.

– Больги…

Впрочем, никто не произнес этого слова вслух, только у хозяина оно застыло на губах. Прочие же остались сидеть с открытыми ртами. В их жизнь вторглась одна из самых ужасных легенд. И все это больше походило на нападение, чем на посещение.

Больги. Все присутствующие знали о них только по картинам из музея, почти каждый хотя бы раз в жизни высказывался на предмет того, что бы он сделал с этими мерзавцами, случись им проникнуть в Эльдерланд. Теперь же, когда эти существа были рядом, мужество покинуло доблестных фольков.

Оружие захватчиков говорило на своем собственном языке, и даже Март не осмелился протестовать. Шесть раз по два с половиной фута отточенной стали – убедительный аргумент, чтобы держать язык за зубами. Правда, оставалась надежда, что все это лишь ночной мимолетный кошмар и больги исчезнут.

Из ночной темноты появилась ещё одна фигура. Это долговязое существо не походило на больгов. Светлые, коротко стриженые волосы позволяли хорошо разглядеть красивое, бледное лицо. Только острые, изогнутые уши выдавали во вновь прибывшем эльфа. На нем были черные доспехи, блеск которых ещё больше подчеркивал почти неестественную бледность лица. Однако глаза были не красными, как у альбиноса, а черными, как сама ночь. Какими бы страшными ни были больги, они казались почти добряками в сравнении с темным эльфом. Он даже не вынул из ножен меч. В этом не было необходимости.

Темный эльф внимательно осмотрел зал. Каждый из присутствующих на мгновение почувствовал себя во власти этих черных глаз.

Его тихий и шипящий голос был почти беззвучен:

– Где эльф? Где вы его прячете? Выдайте его!

2
В ПУТЬ

Проклятье, пронеслось у него в голове, цвет моей кожи еще, чего доброго, погубит меня!

Он слышал крики преследователей, которые приближались. Эта свора не позволяла ему остановиться и передохнуть. Но он не должен сдаваться. Он вновь собрался с силами и, скрываясь за изгородью, побежал на север. В воздухе висела морось, но сквозь облака проникал лунный свет, поэтому Гилфалас не рискнул бежать по открытой местности к небольшой роще, что могла бы дать ему хоть какую-то передышку. Несмотря на всю спешку, он вынужден был продвигаться с предельной осторожностью.

Про себя он проклинал эту страну, которая была не чем иным, как одним большим садом, где почти нет укромных мест, но зато изобилие открытого пространства. А в его положении это грозило смертью либо чем-нибудь и похуже. Поэтому он обязан был придумать что-то, что позволит оторваться от преследователей.

Страх гнал его дальше, и если бы он в этот момент попался кому-то на глаза, то скорее всего напугал бы своим видом – настолько его правильное и тонкое лицо было искажено. Больги и темные эльфы шли за ним по пятам, чтобы помешать ему рассказать о том, что он увидел.

Факелы приближались с запада. Должно быть, преследователей было несколько дюжин; ведомые своими предводителями, они не отставали от него, гнали его, как бешеного пса.

Его кожаная куртка, штаны и сапоги прохудились от долгого бегства. Меч больно бил по ноге. Оружие было затупившееся и все в зазубринах, однако он не решался выбросить его – оно уже спасало ему жизнь и, возможно, сможет сделать это ещё пару раз, прежде чем ему удастся уйти от погони. Или пока смерть не настигнет его.

Но об этом он не должен думать, по крайней мере сейчас. Он обязан поведать о том, что увидел. Иначе всему конец: свободе, жизни, самому белому свету. Темные братья уничтожат все, что встанет у них на пути…

На мгновение он полностью оказался во власти своих мыслей и поэтому поздно, слишком поздно услышал стук копыт. Он бросился вперед и распластался на мокрой каменистой земле. По другую сторону изгороди галопом проскакал всадник.

Гилфалас, ты – глупец, ругал он себя. И это было ещё мягко сказано.

С трудом он вновь поднялся на ноги, собрал остатки сил и снова побежал.

На этот раз он был осмотрительнее и старался обращать внимание на то, что происходит вокруг, а не отвлекать себя мыслями о неотвратимом. Изгородь делала поворот, но он видел, что она по-прежнему вела к лесу, так что ему не придется бежать по открытой местности. Ну вот, наконец спасительная роща уже рядом.

Внезапно он услышал шаги. Больги, скорее всего это больги. Если бы это был один из его темных братьев, то беглец наверняка был бы уже обнаружен. Как и он сам, темные эльфы отлично видят в темноте. Больги же являли собой лишь грубое подобие своих господ и творцов. Они больше были похожи на людей, чем на Пробужденных.

Гилфалас торопливо осмотрелся. Выход был только один. Он вжался в изгородь. Ветки терновника разрывали острыми колючками его одежду, проникали в мягкую кожу штанов и куртки и, подобно сотням мелких зубов, разрывали их в клочья. Эльф резко вдохнул воздух, чтобы не закричать. У него было чувство, что его режут множеством крохотных ножей.

Он понимал, что, несмотря на листву, терновая изгородь – весьма несовершенная защита. Ох уж эти его светлые волосы и бледное лицо! Эльф сделал попытку ещё глубже протиснуться в заросли терновника, однако ветки были так густо переплетены, что об этом нечего было и думать.

Сколько все это продолжается? Вечность. Каждый раз, когда ему казалось, что он наконец-то оторвался от преследователей и может позволить себе небольшой отдых, они снова его настигали. За это время он потерял всякое чувство времени; прошла ночь, затем день и ещё ночь. Значит, погоня за ним продолжается уже вторые сутки.

Его рука попала во что-то податливое, а затем пальцы коснулись воды.

Лужа!

Гилфалас погрузил руку в ил и быстро, но стараясь не производить шума, принялся втирать грязь в лицо и волосы: больги могут пройти мимо его укрытия в любой момент.

Ему снова послышались шаги, но ночь была полна звуков, а долгая погоня сделала его мнительным. Впрочем, оставалось надеяться, что теперь-то он полностью слился с темнотой изгороди.

Шаги неуклюжих рабов темных эльфов раздались уже в непосредственной близости от него. Больги передвигаются не слишком быстро – это он заметил давно. По твердой почве он без труда смог бы от них ускользнуть. Но на этой пропитанной дождем земле, норовившей на каждом шагу стянуть с тебя сапоги, упрямая, непоколебимая настойчивость больгов превратилась в их преимущество. А он так устал…

Он выждал, пока больги не ушли достаточно далеко. Затем он пополз – медленно, каждый раз вздрагивая, когда в него вонзались колючки терновника, затем поднялся и, прихрамывая, продолжил свой путь. На бегу он огляделся и прислушался. С запада до него отчетливо доносился топот копыт, и он видел свет факелов. Враг прочесывал местность.

Как хотел он, чтобы здесь оказался его верный конь. Однако тот пал ещё в самом начале бегства, пронзенный стрелами больгов. Гилфалас смог оказать верному Валлаху только последнюю услугу: его клинок положил конец страданиям бедного животного.

Еще несколько сотен шагов, и деревья укроют его.

Впервые с начала погони возникла реальная надежда на спасение. Вся свора сейчас на ложном пути – они ищут его намного западнее.

И тут до него донесся знакомый запах. Где-то поблизости река. А стало быть, возможность замести следы и окончательно ускользнуть от погони.

Гилфалас рванулся – и замер! Менее чем в трех локтях от него стояли два воина-больга и, подобно ему самому, с удивлением взирали на противника. Однако создания рук темных эльфов представляли собой лишь боевые машины и были слишком тупы, чтобы удивляться достаточно долго. Инстинктивно они протянули руки к мечам.

Мужество отчаяния заставило эльфа действовать молниеносно.

Прежде чем больги обнажили клинки, молодой эльф бросился вперед, толкнул одного из них и сбил с ног. Второй успел выхватить меч, но удар в живот отбросил и его.

Пока он, шатаясь, пятился и, размахивая руками, пытался удержать равновесие, под ноги ему попался корень. Больг споткнулся и присоединился к своему лежащему на земле товарищу.

Гилфалас понимал, что ещё одного боя не выдержит. Тем более шум схватки привлечет к нему внимание всей стаи преследователей.

Река!

Она была единственной надеждой на спасение. Он бросился в её сторону, не обращая внимания на больгов. Способность видеть в темноте уберегала его от низко нависающих ветвей, ям и кочек. Гилфалас уже не заботился о том, чтобы двигаться вперед бесшумно. Он спасал свою жизнь.

Он слышал, как позади него сквозь сучья продираются больги. Преследование возобновилось.

Гилфалас молил Бога, чтобы никто не подкараулил его в лесу. Второй раз он уже так дешево не отделается.

Каждый шаг давался эльфу с трудом: ноги как будто налились свинцом, а в легких покалывало. Он понял, что заметно сбавил скорость, одновременно все отчетливее становился треск ломающихся под сапогами больгов сучьев.

Но где же река? На мгновение его охватила паника: неужели он бежит в другую сторону? Однако он явственно чувствовал запах близкой воды, слышал плеск волн. Да, он непременно доберется до нее!

Эта мысль придала ему сил, и он ускорил шаг. Он прямо-таки летел через стланик. Вот уже показались ивы и тополя, всегда растущие у воды. Заросли кустарника стали менее густыми, а почва – более песчаной.

В последний раз он выжал из себя все, на что был способен.

Гилфалас увидел камыш. Наконец-то! Река!

Эльф прорвался через заросли камышей, набрал в грудь побольше воздуха и прыгнул. Он почувствовал, как что-то хлестнуло по его плечу, оставляя огненный след. Затем ледяные волны сомкнулись над ним. Он поплыл под водой, чувствуя, как деревенеют руки и ноги.

Смертельный страх своими цепкими пальцами охватил его сердце: неужели он утонет в этой речке, охваченный судорогами? Но ему повезло: мышцы хоть и причиняли боль, но оставались послушными.

Гилфалас вынырнул только тогда, когда его легкие, казалось, вот-вот лопнут. Он жадно глотнул воздух, затем бросил взгляд на берег. Гилфалас отчетливо видел силуэты больгов: темные массивные фигуры по пояс в камышах. В поисках беглеца они рыскали то в одну, то в другую сторону, вправо, влево и снова вправо. Когда их блуждающие взгляды обращались к реке, казалось, что в тупых глазах можно прочесть ненависть. Но возможно, что это лишь разыгралось его воображение.

Погасли последние звезды; небо представлялось огромным черным покрывалом, закрывающим всю землю. Из-за прошедших ливней воды в реке прибавилось; она несла с собой ветки и стволы деревьев, траву и трупы мелких животных. Из-за шума течения и биения собственного сердца он не мог слышать, переговариваются между собой больги или нет – если они вообще были на это способны. В конце концов они развернулись и зашагали прочь, очевидно за подмогой.

Гилфалас сделал ещё несколько гребков и оказался на середине реки, где его подхватило сильное течение. Он попытался представить себе карту Эльдерланда. Но после двух дней бегства он при всем желании не мог сказать, где находится. Известно было лишь одно: река, по которой он плыл, – Эльдер. Но находится ли он выше или ниже по течению от того места, где она соединяется со второй рекой, Андером? Этого он не знал.

Висевший на поясе меч тянул ко дну, и Гилфалас почувствовал, что силы покидают его. Долго в холодной воде он не протянет. Гилфалас решился променять относительную безопасность, которую предоставляла вода, на незащищенный, но все-таки сухой берег.

Река отнесла его на порядочное расстояние вниз по течению, прежде чем он снова ощутил под ногами дно. Гилфалас с трудом выбрался на песчаный берег и растянулся на земле. Он мог бы лежать так бесконечно долго. Но засыпать было нельзя.

Гилфалас пополз от берега, где его легко могли обнаружить острые глаза его темных братьев, к кустарникам, которые предоставляли хоть какое-то укрытие. Там он и остался лежать, тяжело переводя дыхание. Усталость одолевала, и он понял, что со сном ему едва ли удастся справиться.

Вдруг он увидел тень. Чья-то фигура! Он не услышал, как враг настиг его.

Слишком медленно Гилфалас тянулся за своим мечом; он понимал, что оружие ему не поможет. Да и пальцы уже не повиновались.

Все кончено, он проиграл. Из глаз покатились слезы.

Напрасно, все напрасно. Либо его убьют здесь же, на берегу, либо уведут. И неизвестно, что хуже.

– Тай на элой метаннет, – донесся до его уха голос, почти одновременно с этим он почувствовал мягкое прикосновение к плечу.

– Что?.. – Гилфалас прищурился и вдруг понял, что стоящий над ним слишком мал, чтобы быть больгом или темным эльфом. Несмотря на произнесенное на языке эльфов приветствие, это, должно быть, кто-то из фольков.

– Приветствую вас, Пробужденный, – произнес фольк теперь на Всеобщем Языке. – Я магистр Адрион Лерх, хранитель Музея истории в Альдсвике и член Совета Эльдерланда. Я ожидал вас здесь, и вам не следует меня опасаться.

– Как… вы сюда попали? – удивленно спросил Гилфалас. До сих пор он старался избегать фольков, поскольку хорошо себе представлял, что могут сотворить больги с тем, кто окажет ему поддержку.

– Я ожидал вас, – повторил фольк.

– Вы не должны мне помогать! Уходите, ваша жизнь в опасности! Уходите! – бормотал Гилфалас, до которого не совсем доходил смысл услышанного. – Больги могут…

– Идемте, я отведу вас к друзьям! – терпеливо, но твердо прервал эльфа магистр Адрион. Гилфалас с трудом поднялся и как во сне последовал за своим спасителем, который уверенно шел к проселочной дороге, на обочине которой их ждала крытая повозка.

– Забирайтесь, – сказал магистр и подсадил Гилфаласа, слишком слабого, чтобы протестовать против предложенной помощи.

Едва только Гилфалас коснулся днища повозки, как глаза его закрылись, и он даже не заметил первых капель начинающегося дождя…

– Ай да табачок! – воскликнул Фабиан, раскурив пенковую трубку. – Нет ничего лучше, как сидеть в тепле и потягивать трубочку, в то время как дождь стучит в окна.

– Это уж точно, – заметил Ким и выпустил облачко дыма. – Здесь, в Эльдерланде, искусством табакокурения и выращиванием табака занимаются сотни лет. Когда, перейдя Серповые Горы, фольки пришли в эту страну, они принесли с собой и табак. В нашем музее выставочных экспонатов, грамот, патентов и трактатов о табаке собрано больше, чем в библиотеке Аллатуриона – хроник о войне против темных эльфов.

– Ну тут уж ты преувеличиваешь, – заметил Бурин.

– Не так уж и сильно, – возразил Ким.

Опасения Кима, что в этот вечер пива будет выпито не меньше, чем это бывало в студенческие времена, не оправдались. Даже Бурин лишь изредка отхлебывал из своей кружки.

После ужина все трое совершили небольшую прогулку вдоль реки, пока дождь снова не загнал их в дом. Они сидели у камина в библиотеке, куда Бурин принес из столовой бочонок с пивом. Ночи постепенно становились прохладнее, и приближающаяся осень начинала напоминать о себе Река гнала грязно-коричневые волны. Еще немного, и над Альдсвиком повиснет серая дымка, которую вместе с туманом ветер пригонит из речной долины.

Ким принес свою коллекцию трубок и достал лучшие сорта табака. В этом он ничем не отличался от большинства фольков. Еще в университете он познакомил друзей с искусством пускания табачного дыма. Он показал им, как правильно набивать трубку, чтобы табак был не слишком рыхлый, но и не слишком плотный, и как получать максимум удовольствия без необходимости постоянно её раскуривать. Постепенно Фабиан и Бурин поднаторели в этом деле, так что нынешний вечер был в некотором роде семинаром высшей школы этого искусства.

Одним из преимуществ, которые предоставляла должность хранителя Музея истории – если, конечно, правильно её оценить, – являлось получение трубочного табака в качестве ежемесячного пайка. Таким образом Ким со временем стал обладателем значительного запаса отборнейшего табака. Ну разве можно себе представить что-то лучшее, чем сесть после работы у камелька и, посасывая трубочку, наблюдать за языками пламени в камине?