Текст книги "Звёздный «Кентавр». Шаг назад"

Глава 11

«Зеркала» пришли в движение и стали вращаться по кругу. Скорость росла, и установка слегка раскачивалась и вздрагивала. Происходили вибрации, которые сопровождал сильный шум. Я закрыл глаза, страх перемешивался с тревогой и учащённым сердцебиением. Сжимая кулаки и напрягаясь, думал о прошлом и сознательно тянулся к нему. Появился резкий запах озона, от которого глаза слезились. Я хотел их вытереть, но не смог этого сделать. Руки не поднимались, на них давила неведомая сила. Тело было зажато со всех сторон, плотным невидимым кольцом. Вакуумный кокон создал особое пространство, оно не подчинялось ни каким законам физики и аэродинамики. Возникла некоторая отстранённость и настоящее кануло вместе со вспышкой плазмоида. У меня возникла дистиния[4]4
  Дистиния – подавленное, тоскливое настроение.


[Закрыть], настроение и желание, что-то изменить, растворилось в вихревых потоках. Открывая глаза, я видел на экране странные символы, светившиеся, будто неоновые вывески. Они меняли свои очертания и растворялись в неизвестном направлении. Появились люди в белых одеждах, с папирусами в руках. Они важно расхаживали по сыпучим пескам и что-то записывали. Наблюдая за ними, чувствовал, что нахожусь в далёком прошлом, и эти люди, никто иной как шумеры. Они изучали ночное небо, споря меж собой, давали имена звёздам. Гигантская океанская волна накрыла их, и место пустыни, занял океан. Люди не в силах были бороться со стихией и гибли вместе с многочисленными животными. Начался потоп, и Земля превращалась в водную гладь. Крики людей и животных, исчезали, и место их занимала зловещая тишина. Постепенно воды потопа стали отступать и только один корабль с людьми и животными раскачивался на волнах. И тут на горизонте возникли огромные корабли пришельцев, они носились по небу в поисках места для посадки на Земле. Дискообразные яркие точки, которых было множество, словно пауки, плели сетку, создавая защитное поле для Земли. Мне казалось, что надо сделать один шаг, и я смогу с ними наладить контакт, однако видения на экране внезапно исчезли.

В зеркальной установке время растворялось, и открывались границы, доселе неизведанные человеком. Энергия, излучаемая при помощи зеркал, усиливалась и пересекалась с пространством, в котором царили свои законы. Я видел войны, землетрясения и хаос. Картинки мелькали перед глазами, одна меняя другую. Испытывая радость, боль, страх, я не успевал сосредоточиться на чём – то конкретном. И как остановить этот процесс, я тоже не мог понять. Казалось, что уже не принадлежу сам себе и никогда не выйду из временного коллапса. Хотелось закричать и позвать на помощь, только голос пропал, вместе с возможностью самому принимать решения. В какой-то миг я увидел, как на меня на всех парах несётся поезд и вот-вот раздавит. Звук гудка вывел из оцепенения, и я начал усиленно думать о девяностых годах. Шум растворялся, и казалось, что установка замедляет движение. Слабели невидимые путы, и я уже мог пошевелить пальцами. Ледяной холод и мороз, взялся неизвестно откуда. От пережитого стрессового состояния, я едва стоял на ногах, колени ослабели, в желудке, как будто разожгли огонь. Последнее, что я успел увидеть на мониторе, берег реки и отдыхающих людей. Я взмок словно крыса после кораблекрушения. Дальше пустота и ледяные щупальца вечности, которые схватили меня и выбросили из бункера.

– Очнись парень, что с тобой?

В беспамятстве я чувствовал, как кто-то трясёт меня за плечи. Слабый голос возник из пустоты, которая всё больше принимала очертания реальности.

– Ты как здесь оказался?

Приоткрывая слипшиеся глаза, я увидел над собой тень, которая закрывала солнечный свет. Чувствуя, что лежу на мягком и тёплом песке, я приподнял голову и увидел мужчину в чёрных семейных трусах и с бутылкой пива в руке. Он настойчиво тряс меня за плечи и предлагал выпить.

– Ты что с неба свалился?

Мужик не унимался и требовал ответа. Мне пришлось взять у него бутылку и сделать несколько глотков. Жидкость была кисловатая и, скривившись, я отдал обратно бутылку.

– Не кричи, и так голова болит.

Я уселся на песок и осмотрелся. В голове творилась неразбериха, моргая глазами, и изображая идиота, я улыбнулся.

– Где я? – спросил я у незнакомца.

– На Луне, мы только что приземлились. Видишь, корабль стоит?

И он показал в сторону берега, там стояла железная конструкция, напоминавшая карусель.

– А бабы после все на подбор, толстые и неповоротливые. Это за время перелёта, набрали лишний вес. Жрали без меры, и не давали трахать.

Мужик с волосатой грудью и спиной, был похож на обезьяну. Он демонстративно громко заржал, допив пиво, швырнул бутылку к мусорному баку. Вокруг нас стали собираться зеваки, и ситуация усложнялась.

– Эх, паря, пить надо меньше, тогда и будешь помнить, кто ты и как здесь оказался.

Он ушёл, а я так и остался сидеть в гордом одиночестве на песке. Люди расходились, не находя ничего интересного. Становилось жарко, и я снял куртку. Ощупывая себя, убедился, что кости целы, и ничего не болит. Вот только голова…В висках стучала барабанная дробь и играл симфонический оркестр. При чём, каждый музыкант играл, так как ему хочется. С трудом поднимаясь, я направился к берегу неуверенной походкой. Отдыхающие загорали на лежаках и постилках, и не обращали на меня внимания. Девушки с парнями играли в волейбол, и кричали от радости, когда удавалось заработать очко. Автомобильная стоянка располагалась возле деревьев, за чертой пляжа, там же раскинулась целая батарея всяких закусочных и баров. Играла громко музыка и люди отдыхали. Вода в реке была мутной, умывшись кое-как, я направился к кафе. Воздух был спёртым, и непривычным. Наличие огромного количества автомобилей, не способствовало улучшению экологической обстановки. Это у нас люди в большинстве своём отказались от машин, и стали пользоваться общественным транспортом, который был значительно дешевле, и чище для окружающей среды.

В кафе продавщица, в белом халате с грязными пятнами, посмотрела на меня с подозрением. Она вытирала стойку тряпкой, отслеживая глазами посетителей, чтобы никто не ушёл не расплатившись.

– Воды можно? – попросил я.

– Деньги есть у тебя? – ответила продавщица и нахмурилась.

По всей видимости, я ей не внушал доверия, и она решила продемонстрировать свой характер. Покопавшись в кармане, я достал пачку купюр. При виде денег, продавщица тут же превратилась из ведьмы, в милую Золушку, с очень даже любезной улыбкой. Сверкнув золотыми коронками, она заворковала словно молоденькая голубка.

– Какой желаете? Сладкой, или минеральной? Кстати нам завезли час назад свежее пиво, так что если изволите, я вам из холодильника достану.

Она наклонилась и её огромная грудь едва не оказалась в моих ладонях. Я отдёрнул руку, словно от кипящей смолы, и попросил минеральной воды.

– И всё? – ответила продавщица и надув и без того полные губы, принесла воды, взяла деньги и ушла к другим клиентам. Такой человек как я не представлял интереса для столь колоритной особы. В углу заведения я заметил пустующий столик и направился к нему. В кафе людей было не много, в основном семьи с детьми, и пару местных пьяниц, коротавших время в ожидании лёгкой выпивки.

«Люди не меняются», – подумал я, наблюдая за посетителями. Допивая воду, я хотел встать и уйти, но тут появилась молоденькая девушка, в белом переднике, которая убирала за посетителями посуду.

– Можно вас? – обратился я к ней.

Она довольно мило улыбнулась и, лавируя, словно стрекоза, между столиками, подошла.

– Что – то хотите выпить? – спросила она и моргнула несколько раз.

В её карих блестевших глазах, было столько тепла и света, что я невольно забыл о вопросе. Я смотрел на неё и не мог оторваться. Она была недурна собой, в ней сохранилось столько детского недоумения и очаровывающей печали, что заставило моё сердце вздрогнуть.

– Простите, вы заказывать будете?

– Ах, да простите, – смутился я и потёр кончик носа.

– Можно мне кофе, и желательно без сахара.

– Одну минутку.

Девушка удалилась за кофе, а я продолжал смотреть ей вслед, восхищаясь точёным силуэтом. Через минуту большая чашка с кофе стояла возле меня, и ароматный запах разносился по всему бару.

– Хорошо пахнет, – заметил я, когда девушка собралась поменять пепельницу.

– Я не курю, можете не приносить другую.

Наши глаза встретились и на какое-то мгновение застыли.

– А мы незнакомы с вами? – спросила она и поправила светлые волосы.

– Мне бы очень этого хотелось, чтобы мы с вами были знакомы, – ответил я.

– Я не о том, мы раньше не встречались?

– Нет, хотя кто знает…

Я улыбнулся и положил руку на её запястье.

– Можно у вас кое – что спросить? Пускай вас не удивляют мои вопросы. Хорошо?

– Спрашивайте, – ответила она и присела напротив меня.

– Скажите, какой сегодня день и год.

Девушка закрыла ладошкой рот и прыснула от смеха. Мне даже стало неловко от этого.

– А вы не знаете?

– Я понимаю, что вас удивляет мой вопрос, но дело в том, что перенёс сложную операцию и иногда память подводит, – соврал я.

– А-а-а, – сказала она, – простите мне мою бестактность. Здесь всякие люди встречаются и не всегда адекватные.

– Не извиняйтесь, всё нормально, вы же не знали об этом. Кстати меня зовут Алексей, а вас как?

Девушка смутилась и слегка покраснела. На щёчках появился румянец, от которого лицо её стало ещё больше привлекательным.

– Алёна, – ответила она почти шёпотом и поправила на голове чепчик.

– Очень приятно с вами познакомится.

– И мне тоже.

Возникла неловкая пауза, я не знал о чём говорить и растерялся. Спасла, ситуацию, Алёна, которая спросила:

– Часы у вас, Алексей какие – то необычные. Я раньше не встречала таких. Японские?

– Да японские, смутился я и прикрыл часы рукой.

– Вы спрашивали, какой год? И действительно не можете вспомнить? Или обманываете?

Я пожал недоумённо плечами, и сделал глоток кофе.

– Девяносто первый год, вспомнили?

Она с надеждой посмотрела мне в глаза, и собралась уходить.

– Вы простите меня, но мне необходимо работать. Надеюсь, что я вам помогла или не совсем?

– Конечно, помогли, я вспомнил, и всё это благодаря вам. Вы во сколько заканчиваете работу? Можно мне вас встретить?

– Не знаю, – ответила она нерешительно.

– Не откажите, прошу вас, всего лишь об одном свидании, – сказал я с жалостливым лицом.

– Ну, хорошо, если вы так просите, тогда приходите к шести вечера, – ответила она, одарив меня ослепительной улыбкой, и тут же ушла.

Глава 12

Мальцев нервно ходил по кабинету, с сигаретой в зубах. В помещение стояла густая пелена едкого дыма. Он ждал Трегубова и не ложился. За окном стояла глухая ночь, которую нарушали стрекочущие сверчки. От результатов эксперимента зависело очень многое. Это и продвижение по службе и премии, и путёвки на горные курорты и другие льготы от государства. Полковнику оставалось всего ничего до пенсии, и он хотел уйти с гордо поднятой головой. Чтобы потомки вспоминали, и имя Мальцева было вписано в историю золотыми буквами. Понимая, что успех «Зеркала» зависит не только от слаженных действий здесь на Земле, но и от обычного человеческого везения. Хотя колесо судьбы могло повернуться в другую сторону и тогда полный провал и позор. «Хоть бы Суворов не подвёл», – повторял Мальцев в сотый раз.

В дверь постучали, и полковник машинально посмотрел на часы. Они показывали половину третьего ночи.

– Входите, – крикнул он, и потянулся за новой сигаретой.

На пороге стоял взволнованный Трегубов, и улыбался.

– Проходи, не стой, и присаживайся, в ногах правды нет.

– Спасибо, но я лучше постою, – ответил Трегубов и вытянулся.

– Не тяни кота за одно место, докладывай, – пробурчал Мальцев и с горящими от возбуждения глазами смотрел на подчинённого.

– Эксперимент удался. Суворов исчез из бункера и приборы не зафиксировали его в нашем измерении.

– Дальше что?

Мальцев краснел и бледнел одновременно. Трегубов это заметил и продолжил:

– Суворов оказался в прошлом, хотя с полной уверенностью я не могу сказать.

– Так, так, Трегубов, значит, мне доложить наверх по результатам эксперимента, что наш боец неизвестно где находится?

Мальцев закипал, краснел, на шее вздувались вены от напряжения.

– Товарищ полковник, это однозначно победа. Мы смогли сделать то, что ни когда и ни кому не удавалось. Я вам пока не советую докладывать в ЦУКР. Хотя бы до утра.

– А утром будет второе пришествие Христа на Землю? Правильно я тебя понимаю?

– Ни как нет. К утру может вернуться Суворов, и после уже доложите о результатах опытов.

– А если не вернётся, что тогда? Вместо меня ты поедешь на приём в ЦУКР? Там ведь по головке не погладят и спросят за каждую копейку, которую мы потратил на этот бункер, гори он пропадом. Ох и зря я согласился на эту авантюру. Как задницей чувствовал, не стоит лезть, и на тебе! Ещё и бойца загубили…

– Не стоит драматизировать, товарищ полковник. Мы не из таких передряг выскакивали, дай Бог и здесь всё закончится благополучно.

– Ага, старо предание, но верится с трудом. Вот если провалится «Зеркало», тогда я тебя Трегубов отправлю в ЦУКР, на доклад. И когда там с тебя снимут три шкуры, ты поймёшь, как в следующий раз проявлять инициативу, которая – наказуема.

– Так точно, однако я уверен, что всё получится…

– Мне бы твою уверенность…Кстати, что-то ты бледный? Проблемы дома?

– Ни как нет, товарищ полковник. Я уже вторые сутки не сплю, замаялся. Дома всё в порядке, тем более, вы же знаете, что живу я один.

– Жениться не надумал? Детишками обзавестись?

– Пока нет, но со временем всё возможно.

– Короче говоря, езжай до утра домой, и отдохни. К девяти часам утра быть на работе. Понял?

Трегубов ушёл, а Мальцев так и уснул в кресле. Подполковник в последние часы чувствовал слабость в организме. Он уже понимал, что требуется восполнить силы и, открывая в кабинете сейф, с грустью обнаружил, что в заветном пакетике осталось всего несколько таблеток. «Надо проведать Крысу, давно я к нему не заходил», – подумал он, бросая таблетки под язык. Когда наступило облегчение, он закрыл кабинет на ключ, и отправился к учёному в гости. Время было не для визитов, но это не имело особого значения. На выходе из части он перекинулся парой фраз с дежурным и зашагал пешком. Часы показывали половину пятого утра. Уже брезжил рассвет, и утренний воздух пьянил не хуже шампанского.

– Наконец-то появился, – сонным голосом встретил Всеволод Трегубова. – Не обратил внимания, сколько раз звонил тебе?

Всеволод в трусах и в майке стоял в коридоре и смотрел недовольным взглядом на подполковника.

– Таблетки закончились? Я угадал?

– Закончились, – ответил Трегубов, толкнув плечом, хозяина квартиры, прошёл в зал. – Есть и другие новости, но вначале я хочу увидеть таблетки.

– До утра подождать не мог?

– Так уже утро, – весёлым голосом ответил Трегубов и показал на окна.

– А мне на работу и целый день трудиться, – буркнул Всеволод и открыл сейф. Там лежала свежая партия таблеток, которые он заблаговременно приготовил. Трегубов развалился в кресле и смотрел на акул. Они, по всей видимости, были сыты и спокойно плавали.

– Рассказывай подполковник, о своих новостях.

– Итак, эксперимент удался и солдат отправился в прошлое. Дело за нами, ты готов?

– Так, так, это хорошие новости.

Всеволод бросил пакет Трегубову, который тот ловко поймал одной рукой.

– Когда можно будет и мне воспользоваться этой машинкой?

– Думаю, завтра, точнее, сегодня вечером.

– Что для этого нужно?

– Ничего ровным счётом. С ребятами на базе я договорюсь, и тебе выпишут пропуск. Ты будешь сидеть в моём кабинете, до тех пор, пока на базе не наступит ночь. Она, как известно лучший союзник, для таких дел. Караул поменяется, и никто не заметит, что ты не выходил за пределы части. А дальше уже, как сложится. Во всяком случае, я не люблю загадывать вперёд и делить шкуру неубитого медведя. Техников я тоже предупрежу, они будут молчать о том, когда запустятся «Зеркала». Тебе нужно попасть в то же время, что и мой солдат. Для чего, не понимаешь?

Всеволод покачал головой и налил в стакан минеральную воду.

– Объясняю, процесс возврата не отработан, я могу тебя отправить туда, но вот обратно придётся выбираться своими силами.

– И каким образом?

– Всё гениальное очень просто, хоть ты и занимаешься наукой, но видно с воображением у тебя не всё в порядке. Так вот, отыщешь профессора Царёва, найдёшь с ним общий язык, и он поможет вернуться обратно.

– А кто этот Царёв?

– Учёный, который в своё время занимался этими разработками, но не сумел довести начатое до конца. Ты покажешь ему формулу, которая обеспечит работу зеркал. Представишься учёным, и попросишь помочь. Уяснил?

– И сколько это займёт времени?

– Откуда мне знать? Я там не был, и не могу определённо сказать. Там сейчас сержант Суворов, вполне возможно, что когда ты прибудешь, он с профессором уже соберёт бункер, и тогда твоя задача упроститься.

– Солдат этот в курсе, что к чему?

– Боже упаси. И не вздумай проболтаться. Парень серьёзный и далеко не дурак. Конечно, было бы не плохо, если бы он не вернулся в часть. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Угу, – ответил Всеволод, и лёгкая тень презрительной усмешки отразилась на лице.

– Нам свидетели ни к чему, и если всё пройдёт гладко, мы полностью завладеем зеркалами и тогда…

Трегубов поднял глаза мечтательно вверх и хлопнул в ладошки.

– Тогда весь мир сможем перевернуть и занять самые высокие посты в правительстве. Как тебе перспектива?

Всеволод натягивал брюки и о чём-то шёпотом бурчал. Слов невозможно было разобрать, и Трегубов поднялся и приблизился к нему.

– Что ты там несёшь? Смотри, если задумал какую-то пакость, лучше выбрось из головы. Бункер будет под моим контролем и мышь не проскочит. Лучше семь раз отмерь, прежде чем отрезать. Всё я пошёл, спать хочется, до девяти часов осталось всего ничего. Бывай, будь на связи.

Глава 13

…Нет пороков в своём отечестве. Не уважаю лесть. Есть пороки в моем отечестве, зато и пророки есть.

Андрей Вознесенский.

Профессор Николай Александрович Царёв семенил маленькими ножками вдоль Тверского бульвара. В стареньком поношенном костюмчике, который видел и лучшие времена, профессор опирался на деревянную резную трость, отцовский подарок. С лицом белым как снег, Николай Александрович, не смотря на трудности и проблемы, смотрел в будущее, оставляя неурядицы валяться в пыли. Он был закоренелым оптимистом, и верил, что рано или поздно, но огромная страна восстанет, и Россия снова возродится, вернётся к былой славе. Этот почтенный старик, худощавый и стройный, имел за плечами богатый жизненный опыт, который не всегда находил понимание даже у коллег по работе. Многие считали Царёва неудачником, и крутили пальцами у виска, когда в очередной раз профессор пытался доказать свою теорию. При советской власти, в пятидесятые года двадцатого столетия, Царёв имел ярлык врага народа, и несколько раз отбывал наказание на Колыме. За что его так не любило НКВД, профессор до сих пор понять не мог. Вся его жизнь и работа была направлена физике звёзд, исследованию планет и Луны. Однако нашлись недоброжелатели, которые засыпали анонимками правоохранительные органы. Писали о том, что профессор любит в компаниях цитировать Есенина и Гумилёва, считая их хорошими поэтами. Он закончил, Ленинградский университет и работал инженером железнодорожного транспорта. Лагеря подломили здоровье учёного и после второго срока, он вернулся домой практически инвалидом. Долго лечился от чахотки, и крепкий организм, не смотря на то, что врачи уже поставили на нём крест, смог побороть болезнь. И Царёв снова вернулся в строй и продолжал заниматься наукой. После набитых шишек, он уже более осторожно выражал свои мысли, и не старался афишировать то, где пришлось побывать. Его спутницей на всю жизнь стала жена Варвара, с которой он познакомился ещё на студенческой скамье. Они поженились, и на второй год их семейной жизни, у них родился замечательный мальчик, которого назвали Руслан. Варвара стойко переносила жизненные испытания и до конца свих дней хранила верность супругу. Два года назад она умерла и, сейчас, Николай Александрович коротал вечера в старой однокомнатной «хрущёвке». Это было единственное, что он получил от государства за свои труды.

Сын вырос, женился и уехал заграницу. Приезжал в Москву он редко, и то буквально на неделю, не больше. Тогда жизнь Николая Александровича наполнялась снова, как в молодости, семейными хлопотами. Двое внуков требовали внимания, и профессор старался ни в чём им не отказывать. Скромной зарплаты не хватало на продукты, которые были в страшном дефиците, и профессор, вставал в пять часов утра, бежал в магазин за молоком, чтобы занять очередь. Он влезал в долги, и после месяцами расплачивался с кредиторами. Но никогда и не жаловался, что ему трудно и не хватает на жизнь. Старики обычно были страшными скрягами, но это нельзя было сказать о профессоре. Добродушный и милый, он был старой закалки, и вселял оптимизм в друзей и коллег по работе.

Этот сухощавый старик с козлиной бородкой и редкими седыми волосами, никогда не изменял своим привычкам. В его карих глазах всегда светились озорные огоньки, особенно, если он находил понимание у слушателей. Изредка он преподавал в институте, читая лекции студентам, но платили мало, иногда по несколько месяцев профессор вообще не видел денег, и от преподавательской деятельности пришлось отказаться. Ему уже было тяжело подниматься в шесть утра и делать зарядку. Годы брали своё, и профессору хотелось одного – как можно больше отдыхать и валяться на диване с книгой в руках. Он так сильно любил свой диван, что не мыслил не одного дня без него. Если приглашали в гости, особенно на дачу, за город, он обязательно возвращался к вечеру домой. Не мог уснуть на чужой постели и ворочался до утра. Друзья знали об этом и отвозили Николая Александровича на машине домой.

Девяностые года не только развалили мощную державу, но и оставили людей за чертой бедности, особенно таких, как профессор Царёв. Настоящая интеллигенция голодала, сдавая в ломбарды за сущие копейки накопленные ценности. Антикварные картины, домашняя утварь, и прочие безделицы тут же уходили с молотка, и нечистые на руку люди зарабатывали огромные состояния.

Бронзовый бюст Пушкина в это солнечное утро казался Николай Александровичу печальным. Он посмотрел на памятник, смахивая старческую слезу, поклонился классику. Это заметила группа молодёжи со странными причёсками в рваной одежде и принялась насмехаться над стариком.

– Вот идиот, старый, совсем с ума сбрендил. Смотри, смотри, кланяется. Чучело огородное, – крикнул юнец и приспустил штаны, показывая свою худющую задницу.

Молодёжь не прекращала насмехаться и бросать пустыми пивными банками в старика. Профессор не обращал на них внимания, и продолжал смотреть на Александра Сергеевича, вспоминая дорогие сердцу строчки. Спохватившись, он посмотрел на часы, которые показывали четверть девятого. «Опаздываю», – прошептал он, и прибавил шаг.

Работал он в институте, который собирались закрывать. В эти годы ни кому не было дела до науки. Большинство талантливых молодых людей, бросали институты, работу и ударялись в бизнес. Кто – то влезал в криминальные группировки, и плохо заканчивал. Государство, как такового, не было, и это удручало Николая Александровича больше всего. Москва превратилась в один из самых опасных городов мира. Ночью лучше было не показываться на улицах. Могли запросто раздеть, и даже убить. Вечерами слышались выстрелы и взрывы. Добравшись без происшествий до института, который находился на улице Гашека, Николай Александрович столкнулся в дверях с бывшим коллегой Игорем. Тот год назад бросил институт и торговал тряпками на Рижском рынке, чувствуя себя хозяином жизни.

– Как дела профессор? – бросил он, не пропуская старика вперёд, закрывая огромным пивным пузом проход.

На его заплывшем жиром лице отражалось полное презрение к другим людям, которых он считал ниже себя. К таким, по его меркантильному мнению, и относился старенький профессор.

– А то ты сам не знаешь? – ответил профессор и поднял голову вверх. – Собираются нас закрывать.

– Давно пора разогнать дармоедов. Наука ни кому не нужна. От неё одни убытки, государственный бюджет не может тянуть на себе такую лямку. Пускай на поля идут, картошку сажают с лопатой в руках, – усмехнулся Игорь и захлопнул перед носом Николай Александровича дверь.

– Вот сволочь, – услышал за спиной профессор знакомый женский голосок. Это была Светлана, одна из лучших его помощниц.

– Не портите такое замечательное утро из-за этого человека, – ответил Николай Александрович, поклонившись, поцеловал девушке руку. – Я уже давно не обращаю внимания на грубости и потерю нравственности людьми. Сами видите, Светочка, время ужасное и люди очерствели душой.

– Но так же нельзя, – выпалила девушка. – Вы посмотрите, куда мы катимся? Если так и дальше пойдёт, я не уверена, что мы будем жить лучше.

– Россия и не такое встречала на своём пути. Всё перемелется, уверяю вас. Не зря же на Руси больше всего в мире Православных храмов. Знаете почему?

– Нет, и в Бога я не верю.

– Потому что Бог, больше всего любит русскую душу. Вот так то. И испытания сделают народ только сильнее и крепче духом. В жизни ничего просто так не происходит.

– Вы не обижайтесь на меня, Николай Александрович, что я так говорю о Боге.

– Ну что вы, Светочка. Я не имею право вас осуждать за неверие. В Библии сказано: «Не суди, и не судим, будешь». Вы ещё молоды и у вас всё впереди, а сейчас идёмте, не то нам запишут прогул.

Николай Александрович распахнул дверь и впустил Светлану. Девушка чмокнула старика в щёчку и побежала к лестнице.

Здание института было построено ещё в начале девятнадцатого века. Крепкая и прочная постройка, у которой стены были толщиной больше метра, на своём веку видела многое. И падение царского режима, и приход к власти большевиков. Летом здесь было прохладно, и необходимость в кондиционерах отпадала. Зимой, используя своё отопление, котельную, которая находилась в подвале института, здание сохраняло тепло. Казалось, ему ничего не грозит, и даже лихие девяностые обойдут стороной. Но не тут то было. Институт решили распустить и здание отдать под ресторан. Какому-то крупному бизнесмену приглянулась старинная постройка, и он с лёгкостью решил вопрос в мэрии Москвы. Учёным дали два месяца, для того чтобы они подыскали другое помещение. Директор института только разводил руками и не желал оббивать пороги бюрократов. Народ возмущался и грозился пойти на приём к Ельцину, однако дальше разговоров в курилке дело не шло.

Николай Александрович одел свой рабочий халат и с грустью посмотрел на оборудование, которое он по крупицам собирал на протяжении десятилетий. Ему было обидно, что вот так всё идёт прахом, и он часто жалел о том, что уже далеко не молод, и не в силах отстоять коллектив, и не допустить беззакония. Подходила к концу работа всей его жизни. Он впервые приблизился к тому, что во Вселенной, кроме времени и пространства, существует иная взаимосвязь. Звёзды излучают энергетические потоки, и их можно регистрировать земными приборами. Далее он доказал, что эти потоки могут отражаться в алюминиевых пластинах. И если создать сферы и поместить в них человека, то он окажется в совершенно другом мире, или же в двух пространствах одновременно, с неизвестной геометрией. Для окончания работ требовалась формула, благодаря которой, пластины можно будет свести и выставить особым образом. Николай Александрович уже не один месяц ломал над этим голову. Ему казалось, разгадка настолько близка, что стоит всего лишь опустить руку к земле и поднять её. Он часто вспоминал слова отца, тот в качестве примера говорил об ипподроме: «Люди приходят на ипподром и проигрывают. Их удача остаётся лежать на земле. Надо прийти вовремя и поднять её за хвост, и тогда ты сможешь решить любую задачу, используя талант и капельку удачи».