Текст книги "Короткие смешные рассказы о жизни"

Олег Гонозов
Невостребованная классика

В интернат для престарелых нагрянул артист областной филармонии Василий Собакин.

Семидесятилетний мастер художественного слова уже смирился со своей невостребованностью, но отказаться от любимого дела, которому отдал жизнь, тоже не мог. Он безвозмездно выступал то перед ветеранами педагогического труда, то в районном обществе инвалидов, то в клубе пенсионеров «Золотой возраст». Читал обычно русскую классику.

Вот и в этот раз, профессионально окинув взглядом полупустой зал, Василий Собакин начал со стихов солнца русской поэзии Александра Сергеевича Пушкина:

 
Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды —
И чей-нибудь уж близок час…
 

От Пушкина Собакин перешел к Есенину, которого любил с детства:

 
Уж крышку туго закрывают,
Чтоб ты не мог навеки встать,
Землей холодной зарывают,
Где лишь бесчувственные спят…
 

Эмоции переполняли чтеца, время от времени он закрывал глаза и заламывал руки. Публика затаенно молчала, лишь изредка с первого ряда раздавался скрип костыля.

– Анна Андреевна Ахматова. «Буду тихо на погосте», – объявил Собакин, тряхнул седыми волосами.

Скрип костыля в первом ряду заметно усилился, а с задних рядов раздалось: «А повеселей ничего нет?»

– Други мои! – обнажив искусственные зубы, улыбнулся Собакин. – Это же классика, Серебряный век!.. Не хотите Ахматову – тогда Марина Ивановна Цветаева. Вы только послушайте:

 
Посвящаю эти строки
Тем, кто мне устроит гроб.
Приоткроют мой высокий,
Ненавистный лоб…
 

Дочитать стихотворение до конца мастер художественного слова не сумел. Костыль, метко брошенный инвалидом из первого ряда, угодил ему ровнехонько в грудь и поверг мастера художественного слова на пол.

Рука и глазомер не подвели ветерана спорта. Кто же мог предположить, что в юности тот был чемпионом области по метанию копья?

Юлия Чаглуш
Подарок

Обычно счастье в мою жизнь врывается с гиканьем и цветными цыганскими плясками. Оно с ноги распахивает входную дверь и кружит меня в диком хороводе страсти и безумств. Завораживает, опьяняет, сводит с ума и просит остаться жить навечно. Я соглашаюсь, но при условии, что оно будет тихим и ласковым, иначе не выдержу такого напора и свихнусь. Счастье успокаивается, поудобнее устраивается в уголке и наблюдает за нами, изредка подавая голос, если вдруг ему кажется, что мы про него забыли. Эта схема меня вполне устраивала. До одного памятного дня…

Рабочий день уже подходил к концу, когда внезапный звонок на мобильный прервал бег в колесе.

– Зайди на минутку, серьезный разговор к тебе имеется, – голос шефа был вкрадчив и опасно ласков. Прокрутив в голове сто и один вариант развития событий – от повышения до увольнения – и не найдя поводов для последнего, решительно шагнула навстречу Судьбе.

– Вызывали? – с деланной уверенностью спросила я, просунув голову в директорский кабинет.

– Нет, блин, автоответчик сработал, – попыталось пошутить руководство, вставая из-за стола. – Заходи – не бойся, выходи – не плачь.

– Ну и шуточки у вас, Акакий Евстафьевич, – неубедительно попыталась я сделать комплимент и вошла в кабинет вся.

– Так, давай к делу. – Шеф был настроен решительно. – Я приготовил для тебя подарок.

– Ого! Вот это новость! Вы выписали мне премию или увольняете, наконец, из этого дурдома? – прощупала я почву.

– Ни то, ни другое. Сейчас достану, обалдеешь от счастья! – Босс одарил меня лучезарной улыбкой и полез под стол.

Не успела я додумать всякие гнусности на тему того, что именно может достать руководство и за сколько минут я смогу добежать до канадской границы, как шеф вынырнул из-под стола с… переноской для животных. Внутри которой было подозрительно тихо.

– Это что такое? – севшим от переживаний голосом просипела я.

– Подарок! Да не бойся, он не кусается. Открывай! – Начальник от нетерпения пританцовывал на месте.

Ослушаться руководства – себе дороже. Я подошла и открыла дверцу. Внутри лежал маленький мохнато-серый комок шерсти.

– А-а-а! – заорала я дурниной. – Мы-ышь!

– Не ори, секретаршу разбудишь! – гневно шикнул шеф. – Какая, к черту, мышь? Это котенок.

В это время «мышь», проснувшись от моих воплей, сладко потянулся, зевнул, открыл глаза и вывалился из переноски на стол, жалобно пища.

– Господи, жуть какая! – не сдержала я эмоций.

– Сама ты жуть, – обиделся начальник. – И вовсе не какая, а какой. Это мальчик.

– У меня уже есть мальчик. Даже два. Акакий Евстафьевич, родненький, ну почему именно я пала жертвой вашей милости? В чем мой косяк? Можно меня просто поругать и отпустить с миром? – взмолилась я.

– Нет. Считай, что это премия! – шеф был неумолим.

– А можно я возьму деньгами?

– Какая же ты меркантильная, тьфу на тебя! Давай, лови его, забирай домой и люби.

– Мое сердце занято. Там муж и сын. И у меня так-то полная семья, я в котах не нуждаюсь, – сопротивлялась я из последних сил.

– Ребенку нужно расти с домашними питомцами. Тебе это любой психолог скажет, – не сдавался шеф.

– А психолог не уточнял, как не сдохнуть от такого количества любви?

– Хватит пререкаться. Смотри, какой славный. На мою Дину похож. – С этими словами начальник заграбастал котенка своей могучей лапищей и чмокнул его в черный нос. – Представляешь, Динка моя, паразитка, загуляла с дворовым, вот и получилась гремучая смесь. Полубританец-полуголодранец! – Хохотнув, шеф протянул мне серый клубочек.

Я осторожно взяла в руки плод кошачьей страсти.

– Вот мне интересно, почему гуляла Динка, а расплачиваться должна я, совершенно невиновная женщина? – осматривая страшное, мохнатое существо, произнесла я задумчиво.

– Нет в мире справедливости, смирись, – философски заметил шеф.

– А можно хотя бы мужа подготовить? – рассеянно поглаживая пищащий комок шерсти, промямлила я.

– Радость должна быть внезапной. Муж у тебя кто? Военный? Он закаленный, справится с внезапно обрушившимся на него счастьем. С тобой же справился.

– Он бывший военный, – вздохнула я.

– Бывших военных не бывает, – шеф оставался непреклонен.

Стало совершенно ясно, что уйти без котенка не удастся. «Терять мне нечего, – рассудила я. – Поэтому, как говорится, была не была…»

– А можно я хотя бы его в вашу честь назову?

– Ага, разбежалась! Чтобы ты минимум три раза в день орала: «Акакий, иди жрать, скотина!» или, что еще хуже: «Акакий, ты опять нассал в тапки?» Обойдешься, – насупился мой начальник. – У кота должно быть нормальное имя. Барсик, например.

– Нагложоп – тоже неплохой вариант, – вяло парировала я.

– Ну, это вы там уже сами разберетесь. Как говорится, дело-то семейное. Все, идите. Переноску не забудь. Завтра вернешь. Мне еще троих надо осчастливить. Да, вот еще что: день рождения у него 12 апреля!

– Ну что ж, поехали, Гагарин недоделанный, – сказала я котенку, кладя его в переноску. – А вы, Акакий Евстафьевич, передайте своей блуднице мое искреннее неодобрение!

⁂

Прежде чем попасть в родной дом, нам с новоявленным питомцем пришлось покружить по району в поисках зоомагазина, чтобы купить ребенку все необходимое. Супруг, открывший дверь, замер на пороге в изумлении. На него смотрела нелепая инсталляция, лишь отдаленно напоминавшая жену. На месте лица – пакет с кошачьим кормом, вместо ног – мешок с наполнителем, левая рука нервно сжимает сверток с кошачьим туалетом, а в правой болтается переноска, из которой доносятся зловещие, заунывные звуки. То еще зрелище, согласна. Но мой благоверный – офицер запаса, поэтому мгновенно оценил ситуацию, сделал правильные выводы и по-быстрому освободил супругу из плена кошачьего инвентаря.

– Мы, конечно, планировали ребенка, но я не думал, что ты поймешь меня настолько превратно, – поздоровался муж.

– Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться, – нервно хихикнула я.

Мы позвали сына, кратко обрисовав ему ситуацию. Отрок обрадовался чрезвычайно и тут же захотел лицезреть нового члена семьи. Отец семейства осторожно открыл щеколду, и… повисла мхатовская пауза.

– Ну и жуть! – выдохнули мои мужчины в один голос после трехминутного молчания.

– Не плагиатствуйте. Я первая это сказала, – вздохнула я.

– Напомни, как зовут твоего шефа? – спросил любимый.

– Акакий Евстафьевич.

– Так ему и надо, – позлорадствовал супруг. – Слушай, а чем кормить-то наше пополнение?

– Может, оно человеческими жертвами питается? – встрял сын.

– Не льсти ему. Нервами человеческими оно питается. И разнообразным сбалансированным кормом. В рационе в необходимой концентрации должны присутствовать незаменимые кислоты, витамины, макро– и микроэлементы, необходимые для нормального роста, развития и физиологического состояния. Что вы на меня так смотрите? Я это на пакете прочитала.

– Блин, я так не питаюсь, – грустно вздохнул муж.

В этот момент котенок вылез из своего временного жилища, потянулся и, неуклюже переваливаясь с боку на бок, пошел осматривать свой новый дом.

– Вот же ж Акакий, прости господи! – воскликнул сын, глядя ему вслед.

– Шеф просил не упоминать его имя всуе. Но кличку этому страшилищу дать надо. Какие будут предложения? – взяла я инициативу в свои руки.

Спорили мы жарко и долго, перебрав все известные имена, включая старославянские, такие как Ярожор, Вуглусрат и даже Лютодрав. Но все это было не то. Обессиленные, мы валялись на диване, и тут муж подскочил как ужаленный:

– Я понял, как его зовут! Жуть! Ну ведь правда, гляньте на него! Точно – Жуть!

Мы с сыном пристально посмотрели на играющий с резиновой мышью лохматый клубок, из которого задорно торчал тощий хвост, переглянулись и… Так у нас в доме появился кот по кличке Жуть.

Через несколько месяцев он превратился в роскошного серо-переливчатого красавца с изумрудными глазами. Как-то незаметно Жуть стал всеобщим любимцем, несмотря на его стервозный характер. Впрочем, для кошачьей породы это вполне обычное явление. До сих пор не перестаем удивляться его уму и изворотливости. Правда, временами нам кажется, что мы выкупили его у цыган, потому что любимым занятием кота является регулярно таскать все, что плохо лежит, и прятать в кладовке. Есть подозрение, что потом он это перепродает по спекулятивной цене местным барахольщикам. Носки, небрежно брошенные возле дивана, забытая на тумбочке письменная ручка, вафли с кухонного стола, – все идет в ход. Однажды стащил шоколадную конфету из вазочки и, пока нес до своей нычки, сам не заметил, как сожрал ее. Вместе с оберткой. Потом пришлось лечить его от неудобной болезни. Понос называется.

Жуть обожает играть в соседского бомжа Валерия Эдуардовича. Не проходит и дня, чтобы кот не залез и не покопался в мусорном ведре. Причем присутствие гостей в доме или кого-либо из хозяев в данный момент на кухне его совершенно не смущает. Такое чувство, что ему абсолютно плевать, будет ли он изгнан с позором или нет. Видимо, познал дзен еще в утробе матери. Его снисходительно-насмешливому и полному презрению взгляду можно только позавидовать, когда он с достоинством удаляется в закат, оставив хозяев наедине с бессильной яростью, чувством вины и разоренным ведром.

А еще Жуть хитрый, как старый торгаш, продающий тухлую рыбу на одесском «Привозе». Особенно когда ему что-то от нас надо. Например, чтобы покормили шестой раз за день. На этом моменте тот торгаш должен заплакать и отойти покурить, потому что он таки прожил жизнь, но не познал священного таинства торговли.

По вечерам кот любит сидеть на подоконнике и вести светские беседы с голубем Яшей. Яков передает ему свежие сплетни с окрестностей, пожелания доброго здравия от Валерия Эдуардовича и место сходки барахольщиков в ближайший четверг. Общается исключительно через стекло. Тоже хитрый.

Акакий Евстафьевич регулярно передает приветы и просит показать фотографии Жути в разных позах. Включая неприличные. Каждый раз, когда их рассматривает, рыдает от умиления.

⁂

Счастье не всегда врывается в твой дом с диким гиканьем и цыганскими плясками. Иногда оно бесшумно ступает на порог на кончиках мягких кошачьих лап. И твоя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. До кота…

Татьяна Попова
Как у Донцовой

Дело было лет десять назад, когда дочка моя была еще маленькой, а мой папа – уже довольно стареньким. Папа любил детективы, а в те времена как раз появились первые книги Дарьи Донцовой. Я подсунула иронический детектив родителю, но он остался недоволен прочитанным, ворчал, возвращая книгу: «Бред какой-то! Разве бывают такие ненормальные семьи? Это не семья, а сумасшедший дом!» Эх, зря папа это сказал, зря был столь категоричен…

В тот же вечер, уложив спать дочку, я читала Донцову, чтобы понять, что же так возмутило папу в семействе Даши Васильевой. И тут зазвонил телефон. Я удивилась – стрелка часов перевалила за одиннадцать, обычно нам так поздно никто не звонит. Снимаю трубку:

– Алло, это София Андреевна?

– Да, я слушаю.

– Вас беспокоит Земфира Михайловна. (Земфира Михайловна – руководитель студии цыганского танца в доме творчества, моя дочка там занималась второй год). София Андреевна, завтра мы едем сниматься в кино. Жду вас с Сашей и с костюмом в девять утра.

Пока Земфира Михайловна рассказывает мне о месте встречи, я мысленно вою: одиннадцать вечера, звонить куда-либо уже неудобно, значит, с работы придется отпрашиваться «постфактум». Чтобы к девяти добраться до места встречи, нужно разбудить Сашку в половине седьмого. Костюм. Боже, костюм! Вы себе представляете, что значит погладить цыганскую юбку в два солнца шириной? Может, отказаться от всей этой затеи?

– А какой танец они будут танцевать?

– Ой, это не важно, не волнуйтесь, все на месте решим. Только уж не подведите меня, приезжайте, участие в съемках – такой шанс, такой шанс.

Природное чувство ответственности борется во мне со смутным ощущением странности происходящего. Неужели наш самодельный а-ля цыганский костюм подойдет для съемок? Да и танцевальный уровень дочки и ее соучениц вызывает у меня большое сомнение. Но все же я соглашаюсь на участие Саши в съемках, потом до полночи наглаживаю костюм, утром ни свет ни заря бужу дочку.

На месте встречи нас ждет Земфира Михайловна. Одна-одинешенька. Я интересуюсь: «А где все остальные?» «Сейчас подтянутся, сейчас подтянутся!» – огромные глазищи Земфиры как-то подозрительно бегают. Минут через пятнадцать «подтягиваются» еще одна мама с дочкой, белокурой голубоглазой Леночкой. Ждем еще полчаса – никого. Земфира Михайловна командует: едем.

Приезжаем на студию. Нас встречает помощник режиссера. Хмуро оглядывает девочек и вопрошает: «Это – все?» Земфира хватает его за руку, тянет в сторону, что-то торопливо втолковывает. Дядька недовольно машет рукой: идите за мной. Мы идем через проходную, Земфира оттаскивает в сторону теперь уже нас с матерью Лены и шепчет, стараясь, чтобы ее слова не долетали до ушей помощника режиссера: «Пожалуйста, если вас спросят, девочки – цыганки!» «Цыганки???» – одновременно восклицаем мы. Ну, если мою кареглазую шатенку Сашу еще можно с натяжкой выдать за представительницу кочевого племени, то из Лены цыганка, как из Земфиры белокурая арийская бестия. «Наполовину цыганки, скажете, что у них папы – цыгане!» – выпаливает Земфира и отскакивает от нас, не дожидаясь возражений.

Впрочем, возражать уже нет времени. Нас встречает режиссер. Он ошалело разглядывает нашу малочисленную компанию, а потом восклицает:

– Это – все? Мне нужны были десять мальчиков и пять девочек разного возраста, от трех до пятнадцати лет. Где они?

– Как где? – бойко возражает Земфира. – В школе, где же еще?

– В какой школе? Я за что вам деньги заплатил?

– В какой школе? В обычной школе! Вы что, хотите, чтобы цыганские дети остались без образования?

То ли режиссер боится оставить юных цыган без образования, то ли понимает бесполезность перепалки с Земфирой, но он больше не возмущается количественным и половозрастным составом нашей актерской группы. Он переходит к другому вопросу:

– А они хорошо говорят по-цыгански?

Говорят? По-цыгански? Мы же сюда танцевать приехали! На всякий случай: ни Саша, ни Лена не знают, понятное дело, ни слова на языке ромал. Однако у Земфиры, как видно, по этому поводу совсем другое мнение:

– Конечно, знают! У них же папы цыгане! Девочки очень талантливые! Они все за пятнадцать человек сделают!

– Так мы можем немедленно приступать к озвучке?

Не дожидаясь ответа Земфиры, мы с мамой Лены хватаем дочек за руки, поворачиваемся и уходим. Вот так и кончилась, не начавшись, Сашкина карьера на ниве цыганского танца (я предпочитаю не иметь дел с аферистами любой масти)…

Усталая и злая я притащилась домой. Покормила не менее усталую Сашу. Рассказала о наших приключениях маме. А мой неутомимый и вечно деятельный папа в этот момент был занят важной и неотложной проблемой. Где-то в «закромах родины», если точнее – в большом серванте, что стоял в их с мамой комнате, папа нашел бутылку ликера «Айриш крим». Но вот беда: ликер стоял слишком долго и сильно загустел. Настолько сильно, что не выливался из бутылки. Папа испробовал все способы заставить ликер обрести текучесть, но все напрасно. Пока я кормила Сашу и разговаривала с мамой, папа носился вокруг с бутылкой, как курица с только что снесенным яйцом. Наконец Саша поела и отправилась делать уроки, мама прилегла отдохнуть в своей комнате, а я, помыв посуду, позвонила на работу. Папа из поля зрения куда-то исчез.

И вот мой разговор с коллегой прерывает истошный, нечеловеческий крик мамы. Я бросаю трубку, влетаю в комнату родителей и вижу… В общем, выглядело это примерно так: мама лежит на диване, над ней стоит папа, а лица у мамы нет. На нем – что-то непонятное, желтое. Крови не видно. Господи, что же это? И тут мамин крик сменяется чем-то похожим на истерический булькающий смех…

Оказывается, папа в конце концов сделал вывод, что достать ликер из бутылки не представляется возможным. Значит, бутылку нужно выбросить. Но такой ответственный шаг, по мнению папы, требовал маминой санкции. Поэтому он подошел к отдыхающей жене и со словами: «Вот видишь, ничего не льется!» – перевернул бутылку над ее головой. И – надо же было такому случиться – именно в этот момент ликер-то и вылился. Прямо на лицо мамы. Весь ликер, а было его не меньше половины бутылки!

Следующие полчаса я помогала маме отмыться от липкого сладкого «Айриш крима». Мы в два голоса ругали папу и хохотали. А потом я пошла проверять Сашины уроки.

Через некоторое время мне (уж извините за интимные подробности) понадобилось посетить туалет. И вот открываю я дверь, делаю шаг и… попадаю в огромную лужу. Что случилось? Унитаз потек? Но мы же его только месяц назад купили!

Экспресс-расследование дало следующие результаты. В унитазе ниже «ватерлинии» зияла весьма заметная дыра. Откуда? Да все оттуда же. Рачительный папа решил, что бутылка от ликера еще может пригодиться в нашем хозяйстве. И он решил ее помыть. Набрал воды, пополоскал и пошел выливать воду в унитаз. А бутылка возьми да и вывались из рук. Папа не заметил, что бутылка не только разбилась сама (вот тут и пришлось ее выбросить), но и нарушила целостность нового унитаза.

Мы с мамой накинулись на провинившегося папу с новой силой, Саша защищала любимого дедушку. Впрочем, дедушка и сам за себя был способен постоять: он заявил, что запросто починит унитаз. Починка состояла в том, что папа заткнул дыру чем-то, что очень напоминало то ли медузу, то ли пучок водорослей. Это нечто колыхалось и жило в унитазе своей жизнью, но недолго: вскоре мы с мамой взбунтовались и купили новый унитаз, категорически отказавшись пользоваться конструкцией со столь авангардным дизайном.

Наступил вечер. Я готовила Сашу к мытью головы (с волосами до колен это целое дело). Вынимаю из дочкиных ушей сережки-гвоздики и… роняю одну сережку на пол. Ищем мы сережку на ковре, ищем, а найти не можем. Мои силы на исходе, Сашка хнычет – сережку жалко; я командую прекратить поиски – завтра будем пылесосить и найдем, делаю шаг и… Мою ногу пронзает боль – проклятая сережка нашлась, проткнув мне ступню. Вот на этой кровавой ноте и закончился наш сумасшедший день.

Утром мне на глаза попалась книга Донцовой. Я подошла к папе и спросила: «Так говоришь, Донцова бред пишет? Не бывает таких сумасшедших семеек? А что бы сказали люди, если бы прочитали о нашем вчерашнем деньке?» Папа усмехнулся, но ничего не ответил. Он был очень занят – заделывал каким-то волосатым материалом ликерную дырку в унитазе…

Татьяна Попова
Чему бы грабли ни учили…

Мои «грабли» – любовь к движухе, неважно, интеллектуальной или физической, и азарт. Именно они заставляли и заставляют меня ввязываться во всевозможные конкурсы, соревнования и игры, даже в те, где с моими способностями мне ничего не светит. Хвастаться нечем, но зато потом есть что вспомнить и посмеяться. Поделюсь с вами воспоминаниями и, надеюсь, доброй улыбкой.

Как-то попала я с дочкой-подростком на городской праздник. В парке играла музыка, аниматоры тут и там развлекали народ. Гуляющие с разной степенью активности перетягивали канаты, смотрели на выступления артистов, прыгали в мешках, стреляли в тирах. А на эстраде веселый ведущий проводил музыкальную викторину.

Музыку, особенно современную, трудно назвать моим коньком, но я получаю удовольствие от конкурсов даже тогда, когда не побеждаю. «Главное не победа, а участие» – мой лозунг.

Подходим мы с дочкой к эстраде и слышим очередной вопрос. Надо по каким-то биографическим весьма смутным данным опознать рок-певицу. На лицах стоящих перед эстрадой молодых людей и моей дочки, увлекающейся современной музыкой, и особенно роком, отображается напряженный мыслительный процесс. Мне же долго размышлять не пристало: из рок-певиц я (и то благодаря дочке) знала только одну – Земфиру. Вот ее-то заветное имечко и выпалила. Ведущий, не ожидавший столь быстрого ответа на, видимо, каверзный вопрос, вызвал меня на эстраду, спросил, как меня зовут, и вручил приз – черную футболку с рок-символикой. Дочка посмотрела на меня как-то недобро: отсталая от современности мать вдруг вырвала из рук победу на ее же, дочкином, поле.

Понимая, что фортуну лучше не дразнить, я хотела уйти немедленно, унося нетрудовым путем полученную добычу. Но дочка не позволила: ей очень хотелось взять реванш, продемонстрировав знания рок-музыки. Увы, следующий вопрос был совсем из другой оперы.

– А сейчас, – бодро возвестил ведущий, – вам нужно угадать песню, в которой поется о небольшом количестве роз.

Зрители, не дослушав, дружно заорали: «Миллион алых роз». С математикой, в отличие от музыки, я всегда была «на ты», особенно с арифметикой. И сразу поняла, что небольшое количество – это точно не миллион. И, не мудрствуя лукаво, выкрикнула: «Три розы!»

– О, да вы крупный знаток музыки! – похвалил ведущий.

Я вновь бодро поднялась на эстраду. Но ведущий, вместо того чтобы, не затягивая удовольствие, вручить мне приз, протянул второй микрофон.

– А теперь вы споете нам ту самую песню «Три розы».

Петь я люблю. Правда, у меня нет ни голоса, ни слуха, я пою душой, ну почти как Клавдия Шульженко или Марк Бернес. Наверное, поэтому мое пение любят слушать дети. До определенного возраста, лет так до четырех. Потом они, видимо, становятся менее чуткими и душевными и, не желая наслаждаться моим пением, уходят или невежливо просят замолчать.

Но, услышав слова ведущего, я не вспомнила ни о своем сомнительном в вокальном отношении голосе, ни об отсутствии слуха. Все было гораздо серьезнее. Путем простейших математических рассуждений я правильно определила название песни. Но самой песни я не знала. Совсем. Ни мелодии. Ни одного слова. Судьба Остапа Бендера, изгнанного из клуба четырех коней, уже маячила перед моими глазами. Пережить позор разоблаченной самозванки одна я еще могла, но дочка, дочка! Ей-то за что такое?

И тут я поняла, что два слова из песни я все-таки знаю. А еще я вспомнила о системе Станиславского и его «предлагаемых обстоятельствах». Я встряхнула несуществующей гривой волос, уверенным жестом взяла из рук ведущего микрофон и четко… нет, не пропела, а проскандировала «Три розы…» А затем (и откуда что взялось) жестом звезды эстрады повернула микрофон в сторону зрителей.

Иногда не только храбрость, но и наглость города берет. Зрители с готовностью пропели про то, как белые-белые розы лягут на стол, а черные обжигают руки. На слове «любовь» ведущий, подпевая хору зрителей, вручил мне приз, а на слове «разлука» я, схватив за руку дочку, поспешила уйти подальше от музыкальной викторины. На этот раз призом оказалась не майка, а книга. Про цирк. И это правильно. Вся наша жизнь – театр. Но иногда – цирк.

Кстати, про цирк. Точнее, про спорт, любовь к которому у меня почти отбили уроки физкультуры, хотя я прекрасно плавала с раннего детства, увлеченно гоняла и до сих пор гоняю на велосипеде, играла в резиночку, классики, вышибалы. До сих пор считаю, что ругательство «козел» произошло не от смешного бородатого копытного, а от орудия пыток в спортзале, даже запрыгнуть на который (о «перепрыгнуть» я и не мечтала) было для меня подвигом. На канате моим высшим достижением был узел. Тот, что внизу. На нем я висела, пока сил хватало. Самое яркое воспоминание о беге – острая боль в правом боку. А сдача норм ГТО демонстрировала всем, что ни к труду, ни к обороне я не готова.

Во взрослой жизни мои попытки приобщиться к спорту, хотя бы к любительскому, оканчивались печально. Однажды в доме отдыха во времена студенчества я решила поиграть в настольный теннис. На беду, теннисный стол стоял в зале, где у стены приткнулось пианино. И посылаемый моей рукой шарик раз за разом улетал под музыкальный инструмент. Партнерша Маша доставала шарик из-под пианино, и игра (если это можно назвать игрой) продолжалась. До тех пор, пока пианино не упало на ногу Маше. В медицинской справке так и написали: причина травмы (трещина) – падение тяжести. В скобках – пианино.

Прошли годы. Мне – сорок лет, дочке – семь. Мы впервые отдыхаем в Турции. В тот день именно дочка притащила меня в зону бассейнов, где вот-вот должен был начаться матч по женскому водному поло. Увидев нас, аниматор-турок радостно засверкал белоснежными зубами и на весьма приблизительном русском принялся зазывать меня в команду. Мои знания о водном поло были еще более приблизительными, чем русский язык аниматора. Но и их хватило, чтобы понять, что с контактными линзами (миопия высокой степени) в эту игру ввязываться не стоит.

Если вы бывали в Турции, да и вообще на Востоке, то знаете, что на рынке вам могут запросто впарить любую ненужную вещь. Мне потомок янычаров «впарил» водное поло. Закатывая глаза, он тыкал в бассейн, где уже разминались немки (их набралось на целую команду) и француженки (им как раз не хватало одного человека), и взывал к моей доброте. Возможно, я отказалась бы, но тут он как-то мимоходом прошелся насчет того, что русские всегда казались ему храбрыми людьми. И даже припомнил наши с немцами старые счеты. Но добила меня дочь. Как назло, накануне вечером мы гуляли по опустевшему пляжу и распевали гимн Москве. Вот дочка и напомнила, мол, «и врагу никогда не добиться, чтоб склонилась…»

Отрезав себе пути к отступлению и запрыгнув в бассейн, я поняла, что наделала. Немки, все как на подбор высокие и мощные, и большинство француженок в некоторых частях бассейна доставали ногами до дна. Но не я. Первая же попытка внести свою лепту в игру и хотя бы дотронуться до мяча окончилась тем, что меня, как котенка, отбросила в сторону загорелая валькирия.

Игра шла, немки, несмотря на отчаянное сопротивление француженок, побеждали. Мое участие в матче сводилось к тому, что я перемещалась по бассейну за играющими, безрезультатно стараясь быть полезной, но при этом не потерять линзы. И вот у наших ворот в очередной раз в не по-женски ожесточенной борьбе сплелись две немки и три француженки. Но произошло чудо – мяч выскочил из кучи тел и оказался прямо под моим носом. Одного мига хватило, чтобы понять: это подарок судьбы. Однако, даже если я сейчас схвачу мяч, у меня нет ни единого шанса удержать его или передать партнершам по команде. Здоровые немки опять отбросят меня и отнимут мяч!

Но там, на бортике, стояла моя дочь. Которую я научила петь песню о золотой Москве. Не знаю, какие там правила, у этого водного поло. Я не думала о правилах. Я вообще ни о чем не думала, когда засунула скользкий, как большая круглая рыба, мяч под живот и как могла быстро поплыла к немецким воротам.

Исчезновение мяча обескуражило всех. Вот он был – и вот его нет. Я успела доплыть до ворот и, не встретив сопротивления не ожидавшей от меня атаки вратарши, забила мяч.

Что тут началось! В данном случае даже языки не надо было знать, чтобы понять происходящее. Оправившиеся от удивления француженки бурно ликовали, немки еще более бурно возмущались моим вероломством, взывали к судье-аниматору. Но над всем этим разноязычным гвалтом несся победный визг моей дочки.

Мой гол был признан законным. У нашей команды открылось второе дыхание, француженки забили еще два мяча, сначала сравняв счет, а потом и обогнав соперниц. Мы победили!