Текст книги "Золотые пески забвения"

Глава 5

Утро не задалось, А впрочем, все не задалось еще с вечера, когда, вернувшись в свою квартиру, я не застал Снежану. Вообще-то она далеко не каждый вечер ко мне заглядывала, но всегда, перед тем как прийти, неизменно звонила днем по служебному телефону и допытывалась, что бы такое вкусненького приготовить на ужин. На что я неизменно отвечал, что съем все, что бы она ни сварганила, после чего в трубке слышались короткие гудки, а я, положив оную на законное ее место, с нетерпением принимался ожидать окончания рабочего дня. И настроение у меня при этом было приподнятое.

Так вот вчера Снежана позвонила мне еще в первой половине дня и сразу же предупредила, чтобы на ее готовку я сегодня не рассчитывал, а лучше мы с ней вечером в ресторанчик прошвырнемся, на что я с радостью согласился. И весь день нетерпеливо на настенные часы поглядывал. Да и после, когда вернулся под вечер в свое жилище и Снежану там не застал, воспринял это более чем спокойно. И, правда, с чего ей спешить, если мы о ресторане договорились?

Но время шло, а Снежана все не появлялась, и тогда я начал всерьез беспокоиться: не случилось ли с ней чего?.. Домашнего телефона Снежаны я не знал, служебного тем более, так что немедленно позвонить ей и узнать, почему она сегодня так сильно запаздывает, я, естественно, не мог.

Что же касается мобильной связи, то она на территории нашей насквозь засекреченной базы не работала вовсе, что-то ее сильно глушило, как и интернет. Телевидение у нас было кабельное, внутреннее, там лишь фильмы крутили разные, музыкальные клипы, давно опостылевшие, и развлекательные шоу… И это по сорока с лишним каналам!..

В общем, ждал я Снежану долго, а потом взглянул на часы и понял, что в ресторан идти совершенно никакого смысла не имеет. Но даже когда спать укладывался, все еще какая-то надежда во мне теплилась, потому и входную дверь запирать не стал. Но, если надежда всегда умирает последней, то, в конце концов, и она хоть когда-нибудь да концы отдает. Как в данном конкретном случае…

Снежана так и не появилась, а утром я отправился на работу с сильнейшим беспокойством в душе и в самом отвратительном расположении духа.

«Снежана не пришла вчера, хоть обещала, и наиболее правдоподобным объяснением было то, что я ей элементарно надоел. Весь месяц нашего знакомства я больше всего страшился именно этого, и вот черный день, по всей видимости, настал».

Впрочем, я и сам не знал, во что хотелось верить больше: чтобы девушка эта по-прежнему была цела и невредима, но просто во мне окончательно разочаровалась, или все же следовало думать, будто с ней что-то произошло. Что-то весьма нехорошее…

И когда под вечер в кабинет ко мне заглянул мистер Смит, я ему почти обрадовался. Не потому, что в последнее время он лишь изредка и ненадолго ко мне захаживал, а потому, скорее, что появилась некая, хоть и довольно призрачная надежда выяснить, а не случилось ли вчера на нашей базе какого-либо происшествия. Типа нештатной ситуации или чего-то подобного. Аврала, после которого всех имеющихся работников закрывать собой сию брешь кинули немедленно.

Но когда я спросил об этом у мистера Смита, он лишь странно на меня покосился. Потом достал из сейфа початую бутылку виски, взял с подоконника два бокала и немедленно их наполнил. До самых краев, не оставляя место для льда, не говоря уже о содовой.

– Выпьем, Тед! – медленно произнес он, поднимая свой бокал. – И знаешь за что?

– За что? – спросил я, пристально в него вглядываясь.

И тут только понял, что мистер Смит пьян, как говорится, в стельку.

– Так за что мы выпьем сейчас? – повторил я и тоже поднял бокал.

– Выпьем, Тед, за успешный провал нашего эксперимента! И будь оно все проклято! – После этого мистер Смит пригубил виски, а потом вдруг со всего размаху швырнул почти полный бокал себе под ноги. – Будь оно все проклято, Тед! – повторил он вставая. – Будь оно все проклято! И мы все вместе с ним!

Тут мистер Смит покачнулся, но выпрямился и вышел из кабинета. А я некоторое время лишь молча смотрел ему вслед, по-прежнему баюкая в руке наполненный бокал. Потом вздохнул и осушил его одним залпом. «Наверное, здоровенный втык от начальства получил?..» – невольно подумалось мне. Впрочем, меня это совершенно даже не касалось!

Я подумал, что подавленное состояние мистера Смита, наверное, самым непосредственным образом связано с тем гипотетическим происшествием на базе, которое я уже успел себе вообразить. Жалко, конечно, что он мне так ничего и не сообщил, а сам я так и не смог ни о чем его порасспросить. Вернее, не успел. Даже о том, знает ли мистер Смит, где в настоящее время может находиться Снежана и как мне с ней можно связаться. Все-таки она, по всей видимости, сотрудница одной из секретных лабораторий, и кому как не мистеру Смиту они должны подчиняться?

А с другой стороны, на базе нашей десятки подобных лабораторий и в каждой десятки молодых сотрудниц, – разве мистер Смит обязан знать всех в лицо? Тем более поименно… Впрочем, о Снежане, вернее о наших отношениях, он, конечно же, был хорошо осведомлен, хотя никогда при встречах ни о чем подобном даже не заикался. И только однажды… Помнится, недели полторы назад мы со Снежаной договорились, что я явлюсь домой пораньше, и, надо же было такому случиться, что мистер Смит в кабинет мой ввалился в тот самый момент, когда я намеревался его покинуть.

Некоторое время мы молча пялились друг на друга и, пока я лихорадочно соображал, как бы поделикатнее объяснить мистеру Смиту, что у меня назначена неотложная встреча и что я на встречу сию уже почти опаздываю, мистер Смит заговорил первым.

– Понимаю, Тед, – медленно и с какой-то даже насмешкой в голосе произнес он, – что на свидания мужчине всегда следует приходить вовремя. Или даже чуть раньше назначенного. Впрочем, это не мое дело, никогда в чужие дела не сую носа, тем более в дела семейные. И тебе, Тед, не советую.

После этого мистер Смит вышел, а я некоторое время лишь молча смотрел ему вслед и ломал голову над тем, что же он мне этим хотел сказать. Намек это был какой-то или просто ничего не значащая фраза? Если это и был намек, то я его не понял. Вернее, сделал такой вид.

Это было полторы недели назад, а сегодня я медленно брел в сторону дома, уже не надеясь даже, что в квартире меня Снежана ожидать будет. И, надо же, не ошибся: никто меня там и в самом деле не ожидал. Посидев некоторое время на диване, бездумно переключая при этом различные телевизионные каналы, я решил, что неплохо было бы заглянуть в бар. В тот самый излюбленный мой бар, в котором я уже почти месяц не появлялся. С самой первой достопамятной встречи со Снежаной.

Сказано – сделано, и вот уже я вошел в бар и сразу же с головой окунулся в его такую уютную и дивно-пьянящую атмосферу. А что еще нужно закоренелому холостяку? И пусть этот последний месяц вспоминается теперь, как сладкий и совершенно неправдоподобный сон. Был сон, и вот я проснулся, и все у меня теперь должно пойти по-новому. В смысле, по-старому…

Я сидел и смаковал заказанные напитки по очереди, не торопясь. Играла негромкая музыка, двери со стороны дискотеки были плотно затворены, в общем, все было просто великолепно. И опьянение постепенно окутывало меня, легкое приятное опьянение…

И тут я заметил совсем неподалеку от себя, всего через два столика, знакомую физиономию. Заметил, присмотрелся повнимательнее… Ну да, я не ошибся, это был тот самый очкарик со шкиперской бородкой, законный муж моей Снежаны. И кому же, как не ему, знать, где она сейчас может находиться? Разумеется, неловко любовнику общаться с человеком, коему развесистые рога наставляешь, тем более о жене у него открыто допытываться. И будь я трезвым, ни за что бы к очкарику этому не подошел, но я трезвым в этот момент не был.

А когда подошел, то понял, что и очкарик пьян совершенно, что меня несколько даже удивило. Тем не менее я пододвинул ногой стул и уселся напротив. Налил себе из его бутылки кальвадоса, хотел и ему налить, но вовремя заметил, что рюмка очкарика и так полна до краев.

– Выпьем? – предложил я, поднимая свою рюмку. – За знакомство!

Некоторое время мужчина молча смотрел на меня, то ли узнавая, то ли не узнавая. Взгляд его немного прояснился, и я понял, что очкарик меня узнал.

– Ты? – с трудом выговаривая слова, промолвил очкарик. Он помолчал немного и добавил: – Стефан!

Не сразу я понял, что это он так представился.

– Тед! – ответно представился я. – Тед Тайлер!

Стефан кивнул в знак того, что расслышал, и поднял свою рюмку.

– Салют, Тед! – произнес он на удивление трезвым голосом, после чего выпил.

– Салют, Стефан! – ответно проговорил я и тоже опрокинул в рот содержимое своей рюмки. А что мне еще оставалось?!

«Стефан… Снежана… – невольно подумалось мне. – Имена какие-то нездешние! Из Болгарии они оба, что ли?»

– Пришел выразить соболезнования? – Стефан вновь наполнил свою рюмку. – Давай, выражай! А я потом тебе свои выражу!

– Не понял?! – сказал я, и в первое мгновение действительно ничего не понял.

Потом до меня дошло.

– Какие соболезнования?! – закричал я, вскакивая и опрокидывая при этом стул. – Где сейчас Снежана?! Что с ней?

– Снежана? – Стефан вдруг как-то глуповато хихикнул и, желая поднести рюмку ко рту, опрокинул ее на стол. – Она там… ну, ты понимаешь, где именно. Или не понимаешь?..

И, уронив голову на стол, Стефан, кажется, задремал.

– Где, там?! – заорал я, хватая Стефана за отвороты куртки и резко его встряхивая. – Где это там, Стефан?! Где это там?!

– Желтый песочек, – не открывая глаз, почти невнятно пробормотал Стефан. – Желтый песочек и синее море вокруг, бескрайнее синее море! Ты бы хотел побывать в таком привлекательном месте, Тед? – И он вновь ткнулся лицом в стол, едва только я разжал пальцы.

«Вот оно что! – метались у меня в голове рваные бессвязные мысли. – Вот она где, оказывается?»

В это время Стефан чуть приподнял голову.

– Я тоже хотел туда с ней, – пробормотал он все так же бессвязно. – Очень хотел, но меня… меня, понимаешь ли, забраковали! Не подошел, понимаешь ли, по их долбаным параметрам! А она подошла… ради чистоты эксперимента, понял? Спаривание на желтом песочке… как две лабораторные крысы… – Замолчав на мгновение, Стефан истерически расхохотался. – Крысы… лабораторные крысы… – повторил он, захлебываясь от смеха. – А знаешь, как после поступают с крысами? После окончания эксперимента, имею в виду! Их препарируют, дабы обнаружить наличие тех или иных внутренних изменений. Или отсутствие этих самых изменений, нет разницы… Ведь узнать результат можно лишь путем препарирования! Негуманно, согласен, но ведь наука сама по себе никогда не была особо гуманной, любая наука антигуманна по самой своей сути! А то, что мы делаем, ведь все это ради науки, ради долбаной нашей науки! И крысы это хорошо понимают, то есть крысы вряд ли, а вот люди… Люди вполне! И все равно хотят стать лабораторными крысами. Вот ответь мне, Тед, зачем люди так стремятся уподобиться крысам, всегда и во всем стремятся уподобиться хвостатым этим тварям?..

Этот монолог, кажется, окончательно обессилил Стефана. Он вновь уронил голову на стол и уснул, и сколько я после его ни тряс, сколько ни орал прямо в ухо, очкарик так и не проснулся. А я, вернувшись за свой столик, принялся пить, но теперь уже по-настоящему. Чтобы не думать о Снежане… Но, сколько я ни пил, все равно не мог о ней не думать…

Итак, Снежана меня все же не бросила, просто сейчас она принимает участие в очередном научном эксперименте. «Как крыса лабораторная принимает участие, а не как научный сотрудник!» – мелькнула в голове моей невольная мысль. Но почему же тогда она вчера звонила мне и договаривалась о совместном походе в ресторан? Ведь знала же, что не до ресторана ей будет! Или не знала она тогда еще ничего?..

«Она вернется! – мысленно успокаивал я себя. – Ведь все добровольные участники эксперимента рано или поздно возвращаются из этого непонятного места с желтым песком. Вот и Снежана моя тоже вернется и придет ко мне! И все у нас с ней будет по-прежнему, даже лучше, чем прежде!»

Но успокоение не приходило, и не приходило оно по двум причинам. Во-первых, я не знал точно, все ли из тех, кто исчезал в результате эксперимента, потом возвращались. Джеймс ведь, кажется, так и не вернулся? А во-вторых, и это я уж знал точно, всех возвратившихся куда-то в срочном порядке эвакуировали, и что с ними после этого происходило, сие было для меня тайной за семью печатями. И кто знает, возможно, прав этот очкастый хмырь Стефан со своим пьяным бормотанием о препарировании так называемых «лабораторных крыс»?

В это время неподалеку от меня послышался непонятный шум, чьи-то возбужденные голоса, раздался звон падающих со стола бокалов и тарелок. А когда я обернулся, то успел заметить, как двое в форме военной полиции выводили из бара Стефана. Вернее, они его почти выволакивали, ибо идти самостоятельно Стефан не мог совершенно.

Двое волокли Стефана к выходу, а вслед за ними шел третий, и хоть он был повернут ко мне спиной, я сразу же признал Эванса Холройда, новоиспеченного уорент-офицера первого класса. Не знаю, зачем я его окликнул, но Эванс тотчас же обернулся.

Некоторое время он лишь недоуменно озирался по сторонам, заметив меня, немедленно подошел.

– Добрый вечер, сэр! – сказал Холройд, останавливаясь у моего столика. – Разрешите присесть?

– Да, конечно! – я немедленно наполнил свою рюмку и указал горлышком бутылки на пустую рюмку напротив. – Выпьем?

Но Холройд лишь усмехнулся и отрицательно мотнул головой.

– Ах, да! Вы же не пьете! – вспомнилось мне. – Ну, а я выпью!

Я выпил залпом, а Холройд, глядя на меня, брезгливо поморщился. Оказывается, он, не только сам отъявленным трезвенником являлся, но и вообще пьяных на дух не переносил. Во всяком случае, сильно их недолюбливал.

– А кого твои подчиненные только что выволокли отсюда? – как бы невзначай полюбопытствовал я. – Вроде не буйствовал парень, не трогал никого, спал себе спокойненько. Или он из военного персонала, просто переодетый? Тогда понятно…

– Нет, он из гражданских. Профессор, вот только не знаю, каких наук… – пояснил Холройд все с тоже брезгливой миной на лице.

И я понял, для Холройда что пьяницы, что профессора, – все едины. И тех, и других он, кажется, терпеть не мог. Я тоже не испытывал к профессуре особых симпатий, но тот факт, что очкарик Стефан – профессор, меня поразил. Я не сомневался даже, что он из ученой братии, но чтобы так высоко… «Муж – профессор, а жена – лабораторный объект для опытов! – невольно подумалось мне. – Странно это как-то и совершенно не вяжется одно с другим? Или все же вяжется, и нет тут ничего странного?»

– Ну и зачем тогда военная полиция на него въелась? – задал я следующий вопрос. – И куда его теперь, на гауптвахту?

– Домой, куда же еще! – усмехнулся Холройд. – А то на работу завтра опоздать может, ведь он там, кажется, весьма важная персона! Одна из главных, можно сказать…

Вот так, не больше, не меньше!

– А скажите, сэр, – внезапно поинтересовался Холройд, – профессор этот тут ничего такого не выкрикивал непонятного?

– Не понял! – сказал я, хоть все отлично понял. – В смысле, не буянил ли он перед тем, как вырубиться? Так вроде нет!

Некоторое время Холройд лишь молча и пристально на меня смотрел, и я, чтобы немного отвлечься, вновь наполнил свою рюмку. «Зря я тебя окликнул!» – с досадой подумалось мне.

– А вы не заметили, сэр, не беседовал ли он с кем-либо, профессор этот? – вновь задал Холройд вопрос и тут же добавил почти виновато: – Впрочем, что я спрашиваю, вы же к его столику спиной сидите!

«А раньше лицом сидел, – вновь подумалось мне. – Хорошо, что пересел, хоть и совершенно случайно это вышло!»

– Точно! – проговорил я вслух. – Спиной! На затылке глаз не имею, так что, увы…

И я выпил, а Холройд немедленно поднялся.

– Всего хорошего, сэр!

Уоррент-офицер ушел, а я некоторое время задумчиво смотрел ему вслед. Потом вновь потянулся к бутылке.

* * *

Я просидел в баре до закрытия, и еще бы сидел, но меня вежливо попросили покинуть сие заведение. Не бармен, а кто-то из обслуживающего персонала, румяный такой юнец с нежным, почти девичьим личиком. Еще у него были длинные, почти до плеч волосы, раскрашенные почему-то в тускло-пегий цвет.

А может, это и была девушка, но в брюках? Их сейчас не только по внешности, по голосу трудно различить…

– Ладно! – сказал я, поднимаясь, и с удивлением обнаружил, что пол под ногами странно покачивается. – А что у вас сегодня с полом?

– А что с полом?

Юноша (или все же девушка?) внимательно посмотрел (посмотрела?) себе под ноги.

– Тут всегда грязновато в такое позднее время. Сейчас вымоем хорошенько, и все будет в полном порядке.

– Только очень хорошенько вымойте, – посоветовал я и, осторожно ступая, направился к выходу по предательски покачивающемуся этому полу. А когда вышел на улицу, то обнаружил, что и улица тоже ведет себя совершенно по-свински. К примеру, она внезапно вырвалась из-под ног и, приняв вертикальное положение, изо всей силы ударила меня по лбу.

Стараясь хоть как-то удержаться на вставшей вертикально улице, я обеими руками уцепился в мокрую траву, росшую на обочине, хоть и осознавал, что вряд ли предзимней рыхлой траве по силам удержать немалый мой вес. А потом оказалось, что это я лежу ничком на земле, и потому опасности, что внезапно сорвусь и полечу в какую-либо непонятную пропасть, просто не существует.

Осознав это, я сел и внимательно осмотрелся по сторонам, пытаясь определить, в какой из них находится тот двухэтажный удлиненный коттедж, где я изволил проживать вот уже более двух месяцев. Определив наконец-то нужную сторону, я встал и, пошатываясь, двинулся в указанном направлении.

Земля еще трижды пыталась выскользнуть из-под ног, но я уже научился с этим бороться. Просто падал опережающе на колени и выставлял перед собой обе руки сразу, так что зловредной улице так и не удалось вторично добраться до моего многострадального лба.

Лестница в коттедже и вообще отказалась меня обслуживать, на второй этаж пришлось подниматься ползком, цепляясь за каждую ступеньку. Не пытаясь даже подняться, я продолжил путь по коридору тоже почти на четвереньках. Хорошо еще, что в столь позднее время никого из любопытствующих соседей поблизости не оказалось. Возле входной двери пришлось встать, что я, хоть и с трудом превеликим, но проделал. Потом, держась левой рукой за дверной косяк, правой тщетно попытался отыскать ключи, хлопая себя по всем карманам. В это время дверь моего жилища неожиданно распахнулась сама по себе. Вернее, не сама, ибо за ней я увидел Снежану.

Некоторое время я смотрел на нее, она смотрела на меня, и я, несмотря на опьянение, заметил, что Снежана очень странно одета: в какую-то мешковатую пятнистую униформу. Я не зразу сообразил, что все это из моих старых запасов. Но почему Снежана в них сейчас облачиться изволила?

– И долго ты будешь меня разглядывать? – с раздражением и даже с какой-то злостью проговорила девушка и, ухватив меня за руку, почти силком втащила в прихожую. Выглянув в коридор, некоторое время настороженно озиралась по сторонам.

– Снежана! – проговорил я заплетающимся языком. – Девочка моя единственная!

– Помолчи, ладно?!

Плотно захлопнув дверь, Снежана до упора задвинула внутренний засов, потом еще накинула на дверь цепочку.

– Тебя в коридоре никто не видел?

Не в силах вымолвить больше ни слова, я лишь отрицательно мотнул головой.

– А на улице?

Я вторично мотнул головой, хоть и с меньшей долей уверенности.

– Тогда ладно! – Проговорив это, Снежана некоторое время молча смотрела на меня. Так, словно обдумывала что-то. – Пошли тогда!

– В ресторан? – с трудом выговорил я.

Что-то перепуталось у меня в голове от чрезмерного принятия алкоголя, вот и вообразил я почему-то, что сегодня – это вчера, а вчера мы со Снежаной именно в ресторан и собирались. Только вот странно она вырядилась для ресторана…

Ничего мне на это не ответив, Снежана повернулась и направилась куда-то внутрь квартиры. Я тоже двинулся следом и тут только заметил на полу обведенный мелом круг (или, скорее, овал), который Снежана аккуратно обошла с левой стороны. Я тоже хотел его обойти (просто потому, что это проделала Снежана), но пол вдруг предательски качнулся, и я, чтобы удержаться на ногах, сделал шаг вправо и очутился таким образом внутри обведенного мелом овала.

И в следующее мгновение вокруг меня полыхнуло ослепительно-яркое сияние, которое почему-то не обжигало, а наоборот, странно холодило тело. А под ногами моими вдруг оказалась пустота, в которую я, естественно, и свалился.

Я летел в пустоту (не падал, а именно летел), а вокруг продолжало бушевать это ослепительно-ледяное пламя, и это продолжалось долго, так долго, что я уснул… Или, скорее, потерял сознание, но не от страха, ибо страха не было совершенно. Наоборот даже, меня внезапно охватил какой-то опьяняющий восторг, и чем он вызван был: избытком ли алкоголя в крови или просто бесконечным падением в пустоту, этого я не знал. Но потерял сознание именно от восторга, а не от страха.

Или, что более вероятно, просто уснул, ибо в несколько раз превысил за сегодняшний вечер свою обычную норму…