Текст книги "Моё поколение"

Моё поколение
Геннадий Хомский

© Геннадий Хомский, 2017

ISBN 978-5-4483-8249-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хомский Геннадий Степанович

Моё поколение

 
Встретив старых друзей после долгой разлуки,
Замечаем: походка у них тяжела,
Под глазами мешки и морщинисты руки,
А виски затянула белесая мгла.
 
 
И обдаст душу нам вдруг волною холодной,
В них, как в зеркале, зримо увидим себя.
Жизнь дохнёт нам в лицо грозовой непогодой,
Журавлиною песней про осень трубя.
 
 
Мы немного взгрустнём, но совсем ненадолго:
Ныть, копаться в душе нету времени нам.
Жизнь подхватит опять, как широкая Волга,
Закружит, понесёт по могучим волнам.
 
 
Беззаботного детства не узнали мы вкуса,
Повзрослеть нас заставила рано война.
В день Победы и нас, нас – мальчишек безусых,
И за бой, и за труд награждала страна.
 
 
С той поры о покое не бывало и речи:
Мы сменили отцов, что с фронтов не пришли,
И на наши ещё неокрепшие плечи
Сотни новых забот тяжким грузом легли.
Было трудно, но мы не скисали, не ныли,
Не искали путей без забот и тревог,
На развалинах дымных города возводили
И торили в тайге стёжки новых дорог.
 
 
В том, что наша страна стала крепче и краше,
В том, что в космос пошла нетореной тропой,
Есть наш труд, есть наш пот и рабочие наши
Кровяные мозоли порой.
 
 
Что с того что у нас плечи никнут устало,
Что порой уступаем уже молодым,
Мы не будем грустить: мы создали немало,
И, я верю, немало ещё создадим.
 

1979 г.

«В селе, затерянном средь сопок…»

 
В селе, затерянном средь сопок,
Я в первый раз увидел свет,
И мне тайги могучий шёпот
Был лучшей песней много лет.
 
 
Теперь от мест родных вдали я,
Теперь я житель городской,
Топчу не заросли лесные,
А гладкий камень мостовой.
 
 
Живу, оторван от природы,
Как от родной груди дитя,
И мчатся месяцы и годы,
Печально днями шелестя.
 
 
И в шуме городского ветра
Истосковавшейся душой,
Я часто слышу шелест кедров
И чую запах смоляной.
 
 
Мне снятся те, родные, дали
Далёкой юности моей,
Где сопки вдоль Уссури встали,
Как ратный строй богатырей.
 
 
Брожу я по лесной полянке,
Освободившись от забот.
Вокруг, как девушки-селянки,
Ведут осины хоровод.
 
 
Наполнен воздух птичьим звоном,
Дрожит зелёный полусвет.
Кивают мне дубы и клёны,
И я киваю им в ответ.
 
 
Но с гулким колокольным боем
Звенит будильник – ночь прошла.
И снова утро трудовое,
И вновь заботы и дела.
 

1973 г.

«Не сидел в раскисшем я окопе…»

 
Не сидел в раскисшем я окопе,
Посылая пули по врагу,
Не тонул зимой в болотной топи
И не мёрз в шинели на снегу.
 
 
Не пришлось солдатскою дорогой
Мне идти от смерти на вершок:
Было лет в те годы мне немного,
Но то время помню хорошо.
 
 
Помню как в тревожный час заката,
Побросав привычные дела,
Уходили в армию ребята
И мужчины нашего села.
 
 
Помню как мы ждали почтальона
С письмами от братьев и отцов,
Помню я листочки похоронок
И рыданья безутешных вдов.
 
 
Не забыть мне нашего соседа,
Что ушёл красивый, молодой,
Но горел в подбитом танке где-то
И вернулся страшный и слепой.
 
 
Я глядел с невольною опаской,
И мой взор туманили слеза,
На лица истерзанную маску,
На его незрячие глаза.
 
 
Помню зримо, как ломая руки,
Причитала, плакала жена:
– Ну за что тебе такие муки?
Что с тобою сделала война?
И война мне чудищем безликим
Представлялась часто в пору ту,
И я ночью просыпался с криком
И глядел пугливо в темноту.
 
 
С той поры прошли, промчались годы,
Но душа смятения полна
И шумит, как море в непогоду,
При проклятом имени – война.
 
 
И когда я слышу, что на свете
Вновь шумит военная гроза,
Предо мной встаёт лицо соседа
И его незрячие глаза.
 

1967 г.

Осень

 
Туманы над рекой – всё чаще,
В лесу разгулье желтизны.
Гортанный крик гусей летящих
Несётся звонко с вышины.
 
 
Летят метелицей цветистой,
Кружатся листья на ветру.
На крыши, молодой и чистый,
Ложится иней поутру.
 
 
В полях пустынно и спокойно,
Под вечер тянет холодком…
И сердце трогает невольно
Печаль колючим коготком.
 

1973 г.

Обелиск

 
Обнесена оградкой низкой
Площадка посреди села…
Прямое тело обелиска
Как оперённая стрела.
 
 
Густые ели вдоль аллеи,
Травы тёмно-зелёный ворс.
Пролитой кровью пламенеют
Гвоздики в обрамленье роз.
 
 
Спешат машины по дорогам,
В полях работы слитный гул…
А здесь печаль в молчанье строгом
Несёт почётный караул.
 
 
Сжимает сердце боль тупая,
В глазах колышется туман:
На мраморной доске читаю
Фамилии односельчан.
 
 
И предо мною, как живые,
Они встают, ровняя строй,
И юные, и пожилые,
Такие разные собой.
 
 
Один – молчун неторопливый,
Другой – подвижен и речист,
А третий песни пел на диво
И был отменный гармонист.
 
 
Встречали росные рассветы
Они среди родных полей,
Любили землю, краски лета,
Ласкали женщин и детей.
Но Родина сказала: – Нужно!
В суровом памятном году,
И в бой они поднялись дружно,
Как шли, бывало, на страду.
 
 
Над обелиском купол неба
И необъятен, и глубок,
И запах зреющего хлеба
Приносит тёплый ветерок.
 
 
Вокруг село. Село родное.
Сады у каждого двора.
И незнакомая с войною
Шумит счастливо детвора.
 
 
Давным-давно их с нами нету,
Могилы их в чужих краях,
И дел нелёгких эстафету
Давно несут их сыновья.
Но подвиг за Отчизну павших
Не затемнить туманом лет.
Они живут в свершеньях наших,
Зовут вперёд как яркий свет.
 
 
Всегда и всюду неизменно
Они где бой и смелый риск…
И, символ памяти нетленной,
Стоит высокий обелиск.
 

1975 г.

Разговор с отцом

 
С листов семейного альбома,
Упрямо голову склоня,
С прищуром глаз, таким знакомым,
Отец, ты смотришь на меня.
 
 
Гляжу на старенькое фото,
А в сердце горя горький ком…
Отец, отец, в бою каком ты
Сражён губительным свинцом?
 
 
Светило ль солнце золотое,
Иль ночи тьма была вокруг,
Когда ты вдруг в горячке боя
Оружье выронил из рук?
 
 
Увы, напрасные заботы,
У похоронки слог скупой:
Погиб за Родину. И с фото
Глядишь навеки молодой.
 
 
Любил ты жизни ритм весенний,
Любил ты трели соловья,
И совершенно невоенной
Была профессия твоя.
 
 
Но в дни июньские лихие
Беда к нам постучала в дверь,
И ты, как многие другие,
Одел солдатскую шинель.
 
 
Четыре года в грозных схватках,
Под шум свинцового дождя,
Сражались вы с рабочей хваткой,
Ни сил, ни жизни не щадя.
Как много крепких, полных жизни
Сожгла проклятая война.
Но знает Родина, Отчизна,
И помнит ваши имена.
 
 
Свои вершины обелиски
Повсюду гордо вознесли.
И мы вам кланяемся низко
Поклоном русским до земли:
 
 
Солдатам, генералам знатным,
Всем, кто сгорел в военной мгле,
За беспримерный подвиг ратный
Во имя жизни на земле.
 

1973 г.

«Когда под снежной пеленою…»

 
Когда под снежной пеленою
Лежит усталая земля,
Каким-то радостным покоем
Душа наполнена моя.
 
 
Сыпучий снег, мороз трескучий,
Деревья в инее седом,
Полей широких блеск колючий,
Речушка под звенящим льдом,
 
 
И небо бледно-голубое
В косынке облачных полос, —
Всё это русское, родное,
Всё это близкое до слёз.
 

1977 г.

Сельский вечер

 
Над крутыми лесистыми сопками
Оталела заря, словно мак,
И в село потаёнными тропками
Из низин пробирается мрак.
 
 
Потянуло вечерней прохладой.
Парни шумной ватагой прошли.
И гармошка, девичья отрада,
Заиграла задорно вдали.
 
 
Где-то пляшут: ритмично и туго
Каблуки молодые стучат.
И поют, соревнуясь друг с другом,
Голосистые стайки девчат.
 
 
Полночь. Смолкли напевы частушек.
Тихо гаснут в домах огоньки.
Спит село. Только хоры лягушек
Продолжают концерт у реки.
 
 
Да с листвы ветерок шаловливый
С шумом сбросит слезинки росы.
И свою перекличку лениво
Проведут беспокойные псы.
 

1973 г.

Утро

 
Горит заря над сопками седыми,
Бледнея гаснут звёзды в вышине.
В туман одета, точно в сизом дыме,
Земля спокойно дремлет в тишине.
 
 
Лишь лёгкий ветер, как шалун-мальчишка,
Порой шумнёт в кустарнике густом.
Промчались утки над рекою низко
И сели на болото за холмом.
 
 
С мычанием прошествовало стадо
На луг из деревеньки за рекой.
Повеяло росистою прохладой,
И небосвод налился синевой.
Диск солнца показался из-за сопки,
Лучей рассыпав золотой венок.
И тянется к нему с улыбкой робкой
На тонкой ножке синий василёк.
 

1967 г.

«Край Приморский – таёжные чащи…»

 
Край Приморский – таёжные чащи,
Плеск волны у крутых берегов.
Серый коршун, спокойно парящий
Над раздольем созревших хлебов.
 
 
Гордых сопок могучие груди,
Покрывала волнистые трав.
Шум рабочих стремительных буден,
Тишина пограничных застав.
 
 
Влажным летом, метельной зимою,
Золотою осенней порой,
Молодея, добрея душою,
Я любуюсь его красотой.
 
 
И нередко, как в детстве от сказки,
Моё сердце восторга полно:
Каждый раз вижу новые краски
Я в картинах, знакомых давно.
 
 
Каждый раз мне по-новому море
Посылает солёный привет,
И далёкие синие взгорья
Отражают по-новому свет.
 
 
Мне ненадобно места иного,
Красоты мне не нужно другой:
Край родной, пограничный, суровый,
Стал и жизнью моей, и судьбой.
 

1975 г.

Родина

 
Нас манят в юности большие
Дороги, новые места,
И с радостью в края иные
Спешим мы с отчего гнезда.
 
 
Бегут года неутомимо,
Полны забот, полны тревог…
Но всё же в памяти незримо
Живёт родимый уголок.
 
 
Поют речушки светлой струны,
Белеют тропки за селом,
Где много раз с подружкой юной
Бродили летним вечерком.
 
 
Нам снятся ясные рассветы,
Шатры высоких лип вдали,
И пряный запах перегретой
Под солнцем дремлющей земли.
 
 
Знакомые родные дали
Помимо воли в нас живут,
И где б мы в жизни не бывали,
Они обратно позовут.
 

1975 г.

Маяк

 
Нарушается здесь тишина
Только ветрами многоголосыми,
Да шумит возбуждённо волна,
Дни и ночи воюя с утёсами.
 
 
Почерневший, как старый моряк,
Рифы жизни встречающий смело,
На скале одинокой маяк
Ввысь взметнул мускулистое тело.
 
 
Лет над ним пролетело – не счесть,
Но всегда: и зимою, и летом,
Шлёт он в море, как добрую весть,
Золотистые всполохи света.
 
 
От знакомых огней маяка,
Заблестевших во мгле буйной ночи,
Посветлеет в груди моряка,
Будто милой увидел он очи.
 
 
Хорошо б своей жизнью вот так,
И в погожие дни, и в ненастье,
Как исхлёстанный ветром маяк,
Приносить людям радость и счастье.
 

1973 г.

Таёжник

 
Рослый, крепкий, как дуб суковатый,
Смуглолицый, с большой бородой,
Он, наверно, красив был когда-то
Грубоватой мужской красотой.
 
 
А теперь плечи сникли устало,
Седина в бороде и усах,
И задорного блеска не стало
В тёмно-карих потухших глазах.
 
 
Он часами сидит на крылечке
И задумчиво смотрит туда,
Где за узкой извилистой речкой
Встала сопок седая гряда.
 
 
Тянет деда в таёжные сопки,
В полумрак вековых кедрачей,
Где он знает все пади и тропки,
Где он знает всех птиц и зверей.
 
 
Но глухие лесные дороги
Никогда уж ему не тропить:
Отходили у старого ноги,
Остаётся глядеть и грустить.
 
 
Взор его лишь тогда оживает
И блестит, как роса на заре,
Когда правнуков шумная стая
Соберётся на тесном дворе.
 
 
Просят старого дружно ребята:
– Расскажи про тайгу ещё раз!
И для виду ворча: – Пострелята!
Он начнёт бесконечный рассказ.
И тайга перед взором ребячьим
Наяву затрепещет листвой,
Мать родная – лихим да горячим,
Злая мачеха – слабым душой.
 
 
Мрак сгустится, окрестность скрывая,
Ребятишки домой убегут,
А старик целый вечер сияет,
Будто снова сходил он в тайгу.
 

1973 г.

«Когда глотает километры…»

 
Когда глотает километры
Машина, радостно урча,
Несясь под лёгкий посвист ветра
Навстречу солнечным лучам,
 
 
Когда покорная дорога
За далью открывает даль,
Уходят хмурые тревоги,
Как пыль уносится печаль.
 
 
И, все невзгоды забывая,
Гляжу вперёд спокойно я
И каждой клеткой ощущаю
Живую радость бытия.
 

1967 г.

Транссибирская магистраль

 
Полустанок под сопкой весёлою.
Нити рельсов, бегущие вдаль,
Поездов громыханье тяжёлое —
Транссибирская магистраль.
 
 
Здесь прошло моё детство далёкое,
Здесь я радость познал и печаль…
Днём и ночью гудела под окнами
Транссибирская магистраль.
 
 
Не забыть мне мельканье вагонов
И дымков паровозных вуаль.
На твоих возмужал я перронах,
Транссибирская магистраль.
Ты по свету меня повозила,
Открывала за далью мне даль,
Познакомила с красками мира,
Транссибирская магистраль.
 
 
Вновь стою на знакомом перроне,
Рядом леса зелёная шаль.
И, как прежде, натужено стонет
Транссибирская магистраль.
 
 
Служит долгие годы Отчизне
Гулких рельсов блестящая сталь.
Будь здорова, артерия жизни,
Транссибирская магистраль!
 

1988 г.

Шахматы

 
На поле шахматном фигуры
Сплелись причудливо, как стих,
Два человека смотрят хмуро,
Сосредоточенно на них.
 
 
Бегут незримые минуты,
Нет измененья на доске:
Соперники витают будто
Ленивой мыслью вдалеке.
 
 
Но ошибается глубоко
Принявший бурю за покой:
Пылает бой, и бой жестокий,
За молчаливою доской.
 
 
Здесь мысль быстра, как ветер в поле,
Светла, как иней поутру…
И за турнир ума и воли
Люблю я древнюю игру.
 
 
Играю сносно сам, без спору,
И, чтоб умением блеснуть,
Могу неловкому партнёру
Неосторожный ход вернуть.
 
 
И комбинацией хорошей
Горжусь, как славой трудовой…
О жизнь, как ты порой похожа
На бой за шахматной доской!
 
 
Но только чётче здесь и строже
Суровых правил краткий свод,
И жизнь нам никогда не сможет
Вернуть обратно глупый ход.
 

1985 г.

Безымянная могила

 
Как вечный памятник, полянка
У деревеньки на виду.
Здесь расстреляли партизанку
В далёком грозовом году.
 
 
Всю ночь, до самого рассвета,
Гремел в лесу упорный бой,
И привели девчонку эту
Потом каратели с собой.
 
 
В солдатских брюках и рубахе,
Мальчишка – если б не коса,
Но с дерзким вызовом, без страха
Смотрели карие глаза.
 
 
Глядел полковник зло и колко,
Недобрым был басистый рык:
– Где база? Быстро, комсомолка!
Учти, шутить я не привык.
 
 
Но с полудетских губ ни слова,
И, свирепея, палачи
Пытают, спрашивают снова,
Она слабеет, но молчит.
 
 
Закат над островерхой сопкой
Багровой полосой алел,
Когда извилистою тропкой
Вели девчонку на расстрел.
 
 
Лесная тихая полянка,
Темно-зелёная трава.
Могильный холмик партизанки
Обозначается едва.
Вдали торжественно взметнули
Две сопки синие горбы.
Вокруг в почётном карауле
Берёзы, клёны и дубы,
 
 
Шумят зелёными ветвями,
Взметнув вершины в высоту…
И я душой почуял: память
Здесь наша тоже на посту.
 

1983 г.

Рассказ партизана

 
Стар сейчас я, а когда-то,
В девятнадцатом году,
Был парнишка я что надо,
У девчат был на виду.
 
 
Русый чуб трепал мне ветер
В те далёкие года.
И за волю, за Советы
Партизанил я тогда.
 
 
Буйным вихрем налетали
Мы на недругов своих.
Было, что и нас бивали,
Чаще ж – мы лупили их.
 
 
Помню, это было в мае,
Нам дала разведка знать,
Что решили самураи
Нас примерно наказать.
 
 
Где косулей быстроногой
По камням скакал ручей,
На извилистой дороге
Повстречали мы «гостей».
 
 
Лес, глухой и молчаливый,
Тихо ветками качал.
– Бей их, хлопцы, в хвост и в гриву! —
Командир команду дал.
 
 
И началось тут! Работа
Дюже жаркая была.
И за час япошек рота
На дороге полегла.
 
 
Много лет прошло, но эту
Схватку память бережёт…
Так мы бились за Советы
В тот далёкий трудный год.
 

1967 г.

Меч

 
Подвал копали возле дома…
Трудясь до ломоты в плечах,
Случайно в толще глинозёма
Обломок я нашёл меча.
 
 
Держу в руке полоску стали
В коросте ржавчины сплошной…
И вдруг в лицо из дальней дали
Пахнуло грозной стариной.
 
 
Как наяву во мгле кровавой
Увидел я далёкий век,
Когда на жизнь святое право
Брал с бою русский человек.
 
 
Когда среди огня и пепла,
Под горя яростный набат,
У наших предков воля крепла,
Твердел характера булат.
 
 
И в схватках буйных словно ветер,
Когда звенел ударов дождь,
Признали грозные соседи
Отвагу русичей и мощь.
 
 
Века незримо прошагали.
Но в бурных буднях наших дней
Я слышу звон булатной стали
И топот бешеных коней.
 
 
И пусть воюем мы всё реже,
Мечей у нас с собою нет,
Но по натуре буйной те же
Мы русичи далёких лет.
Сродни нам, это не загадка,
Порыв лихого удальца:
Уж коль работать – без оглядки,
А коль сражаться – до конца.
 
 
Мы знали взлёты, знали спуски,
Но в чистоте в грозу и шквал
Храним характер древнерусский,
Как меч таинственный закал.
 

1975г.

Баллада о Мишке

Строителям БАМА посвящается

 
Был лес и дик и нелюдим,
Лежал от края и до края.
И ветер лишь летал над ним,
Деревья нежа и лаская.
 
 
Был редкий гость здесь человек
С котомкой жалкой и ружьишком.
Здесь коротал спокойно век
Лесной хозяин, старый Мишка.
 
 
Всего хватало здесь ему,
И он солидным был по весу.
Не подчиняясь никому,
Шатался вольно он по лесу.
 
 
Скопив изряднейший жирок,
Под вьюги горестное пенье
В обжитой, лучшей из берлог
Он мирно спал до дней весенних.
 
 
Так жил мой Мишка, не тужил
И думал лет прожить остаток
Не хуже, чем отец прожил
И добрый родичей десяток.
 
 
Но о судьбе нам забывать
Нельзя, пожалуй, на минутку:
Вот с Мишкой вздумала сыграть
Она довольно злую шутку.
Был год как год. Бескрайный лес
Шумел, могучий, безучастный.
И солнце с высоты небес
Глядело вниз с улыбкой ясной.
 
 
Прикрылся снежной пеленой
Лес, словно шалью пуховою.
И лёг мой Мишка на покой
Под мощной вековой сосною.
 
 
Весною талая вода
В берлогу стала пробираться,
И порешил медведь тогда,
Что время, видно, подниматься.
 
 
Могучей лапой распахнул
Он двери у своей берлоги
И на весенний мир взглянул,
И сердце замерло в тревоге.
Увидел: нет его сосны,
Спилили верную подругу.
Вдали дома возведены,
Стоят рядами друг за другом.
 
 
Над ними теплятся дымки…
Рычат в карьере самосвалы.
И люди, быстры и ловки,
Деревья валят по увалу.
 
 
Угрозу страшную тая,
Лес расколов широким фронтом,
Блестящих рельсов колея
Стрелой уходит к горизонту.
 
 
С тяжёлым рокотом колёс
И сцепок мелодичным звоном
Могучий тянет тепловоз
Куда-то грузные вагоны.
Во многих Мишка был боях,
Всех побеждал, привык к победам,
Но тут медведя объял страх,
Который прежде был неведом.
 
 
И, застонав как человек,
Понявший жизненную подлость,
В постыдный он пустился бег,
Забыв достоинство и гордость,
 
 
Не поняв, как в дремучий лес
Пришло село, село большое…
Решил он: чудо из чудес
Случилось этою зимою.
 
 
Где было Мишке знать тогда —
Медвежье тугодумно племя,
Что не деревни – города
В тайгу приходят в наше время.
 

1983 г.

«В сравнении с триадой вечной…»

 
В сравнении с триадой вечной,
Где камень, и бетон, и сталь,
Жизнь человека быстротечна,
Как проплывающая даль.
 
 
Едва найдёшь свою дорогу
И скорость наберёшь в пути,
Глядишь, регулировщик строгий,
Маячит старость впереди.
 
 
А дальше путь уже не гладкий,
Хандрят то сердце, то глаза,
На виражах газуй с оглядкой,
Не забывай про тормоза.
 
 
Но не грущу, что жизни полдень
Давно остался за спиной.
Мой день работою заполнен,
А не досужей болтовнёй.
 
 
Бывает всё, порою труден,
Неведом путь, тернист да крут,
Но тридцать лет рабочих буден —
Мой вклад во всенародный труд.
 
 
Нет у меня сверхдостижений,
Не гений я и не герой:
Иду со всеми в наступленье,
Как воин рати трудовой.
 
 
И тем горжусь, что мерой полной
Я отдавал, что мог, всегда,
Что каплей растворяюсь в волнах
Реки великого труда.
 

1981 г.

«Ко мне приносит в цепких лапах…»

 
Ко мне приносит в цепких лапах
Весенний ветер-чародей
Неповторимый терпкий запах
Земли с распаханных полей.
 
 
Бегут задорно, по-девичьи,
Журчат в оврагах ручейки.
Не умолкает гомон птичий
В просторной роще у реки.
 
 
На влажной сини небосвода
Ни облачка, ни тени нет…
И я стою, забыв заботы
И тяжкий груз прожитых лет.
 
 
Ушли сомненья и тревоги,
Лишь радость светлая в груди
И вера в то, что вёсен много
Ещё увижу впереди.
 

1976 г.

«На душе тревожное волненье…»

 
На душе тревожное волненье,
Ни читать, ни спать я не могу.
Убегу из дома в воскресенье,
На кулички к чёрту убегу.
 
 
Убегу туда, где мчатся тучи,
Заслонивши неба синеву,
Где зигзаги молнии летучей
Словно стрелы падают в траву.
 
 
И один, забыв свои невзгоды,
Без плаща, с открытой головой,
Буду ждать начала непогоды,
Словно воин схватки роковой.
 
 
И когда во мраке мир утонет,
Встречу, ни на шаг не отойдя,
Ветра мускулистые ладони,
Плети беспощадные дождя.
 
 
И, бросая вызов злым раскатам,
Чувствуя, что всё мне по плечу,
Как когда-то предок волосатый,
От избытка силы зарычу.
 

1977 г.

«По жизни без ссадин пройти невозможно…»

 
По жизни без ссадин пройти невозможно
Ни в детстве, ни зрелой порой:
Жизнь наша – избитый просёлок таёжный,
Залитый студёной водой.
 
 
Достигнуть желанного очень непросто,
Бывает так тяжко, хоть плачь.
Жизнь бьёт по лицу беспощадно и хлёстко
Костлявой рукой неудач.
Но если на сердце вдруг холодно станет,
Как хмурой январской порой,
И ярость бессильная взор затуманит
Густой ядовитой волной,
 
 
Свяжи в крепкий узел звенящие нервы,
Сказать, что конец не спеши,
И жалость к себе, лицемерную стерву,
Гони навсегда из души.
 
 
Пусть сердце стучит напряжённо и часто,
Пусть светится цель впереди,
И радости искры и сполохи счастья
Тебя не минуют в пути.
 

1981 г.

«Прозрачны далёкие дали…»

 
Прозрачны далёкие дали,
Хрусталится купол небес.
Торжественно тих и печален
В цветном одеянии лес.
 
 
Летящие жёлтые листья
Рождают тревогу в груди,
Наводят на грустные мысли,
Что лучшее всё позади.
 
 
Но шепчут цветистые своды
Беззвучную песню в тиши,
Великую песню природы,
Что все времена хороши,
 
 
Что осень дарами богата
И жизнью полна через край,
И киснуть напрасно не надо,
А время снимать урожай.
 
 
Всё то, что посеял весною,
Что вызрело в недрах души,
Сорви нынче щедрой рукою
И людям отдать поспеши.
 

1983 г.

«Вьётся мягкая дорога…»

 
Вьётся мягкая дорога,
Пыль дымит из-под колёс.
Головой качает строго
По обочинам овёс.
 
 
Липы кроны взвили гордо,
Поле взяв в полукольцо,
И пьянящий запах мёда
Наплывает мне в лицо.
 
 
По тропинке с песней звонкой
В недалёкое село
Не спеша идёт девчонка,
Улыбается светло.
Солнца блеск и запах лета,
Даль родная впереди…
И все песни, что не спеты,
Отзываются в груди.
 

1973 г.

«Когда-то в юности зелёной…»

 
Когда-то в юности зелёной,
Среди метаний удалых,
Мы твёрдо знали: быть влюблённым —
Удел и доля молодых;
 
 
Что буйство чувств пройдёт с годами,
И в сорок их не может быть;
Что наши матери с отцами
Давно забыли как любить.
 
 
Но на висках седые краски,
Умчалась юность – не зови,
А сердце так же просит ласки
И так же требует любви.
 
 
И мы, как в юности, ревнуем,
Измен не можем оправдать,
Страдаем, плачем и тоскуем,
Стыдясь всё это показать.
 
 
Жизнь без любви пуста – бесспорно,
А с ней овеяна теплом…
Что ей «все возрасты покорны»,
Мы только с возрастом поймём.
 

1984 г.