Текст книги "Практика в Карелии. Рассказ"

Практика в Карелии
Рассказ
Геннадий Копытов

© Геннадий Копытов, 2024

ISBN 978-5-0064-0423-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Электричка Тула-Москва, поезд Москва-Мурманск с Ленинградского вокзала. Длинная, нудная дорога на практику после третьего курса soviet college. Середина мая, в Москве тепло и солнечно.

Мы с другом-одногруппником Даниловым Сергеем вторые сутки добираемся на технологическую практику в Карелию. Заехали, как оказалось, не на ту станцию. Вышли из паровоза в городе Медвежегорск.

Туманно, сумрачно, сыро и холодно. Добрались до конторы, обозначенной в командировочном удостоверении. Сельская изба на болотистой окраине. Тут нам объяснили, в грубой форме, что студенты – практиканты им даром не нужны…

Мы растерялись:-что же нам делать, домой ехать?

Но нет, из конторы куда-то позвонили, кого-то шевельнули. -Езжайте-ка хлопцы в управление нашего Строительного Управления в город Сегежа, там и разбирайтесь.

Это ещё сто «кэмэ» по железной дороге в «глыби таежныя». А следующий паровоз только в семь утра. Сергей бубнит зло: -Надо же такое сказать! Вы нам тут «нахрен» не нужны! (это избыточно литературный перевод).

Закинули мы свои торбы дорожные в стальную коробку автоматической камеры хранения, долго запоминали номер кода (записать нечем – не на лекциях). Пошли бродить по городу осматриваться. Хотя я был уверен, что смотреть нечего.

Вышли на перрон, а за железнодорожными разъездами огромная гора. На мини Аю-Даг похожа, я в журнале на фото с лагерем Артек видел. Надо сказать, что до этого момента гор я не видел вообще. И любое повышение рельефа более 20 метров считал горой. А уж – гора Лысуха высотой целых 136 метров меня просто шокировала!

Это была моя первая настоящая гора (после лесной горки в походе).

Мы побродили вокруг неё по парку. Всё казалось достойно захватывающим и жутковатым. В скалах вырублены: казармы, ДОТЫ, тоннели. Чугунные шары со щелями для ведения огня забетонированы прямо в скалы. Оказывается, что это была часть линии маннергейма. Участок Масельгского оборонительные рубежа, по-фински названием «замок Кархумяки,» укрепления финских фашистов, которые пытались остановить здесь советские войска в 1939 и в 1944 году. Весь это ужас был построен советскими заключёнными из концлагерей в 42—44 годах. В период оккупации Медвежегорска. Фашисты: немецкие, финские и прочее зверьё – никогда не утруждали себя личной каторжной работой. В 41 году финны снова захватили Карельский перешеек…

Зрелище в парке лютое. Не понимаю, как могли живые люди всё это вырубить в скалах. Мне казалось, что огромный стальной механический червь прогрыз все эти камни и продолжал где-то ползать под землёй. Думаю, что тяжко пришлось здесь нашим бойцам! И заключенным и тем, кто атаковывал эти укрепления. Но линию обороны, которую финны строили 20 лет наши войска взяли за 10 дней. Не помогли даже резервы гитлера в виде эстонской пехотной дивизии и крупнокалиберных орудий. 20 июня 1944 года Выборг был отбит. После чего финские «фашики» попросили Главнокомандующего Сталина о мире, но Иосиф Виссарионович, уже зная их подлость, продолжил наступление и отогнали «фаш-финнов» на 120 км от Ленинграда. Чтобы эти уроды перестали обстреливать Ленинград и помогать своим братанам – немецким фашистам.

Зашли на набережную, посмотреть Повенецкий залив Онежского озера. По моим меркам это целое море! Берегов не видно. Пытались у местного спросить, как на эту набережную выбраться, тот показал рукой направление и сказал: -Вы только пешком ехайте…

Странные людишки, в психушечке сегодня выходной, что ли?

Мы с Серым ржали и тряслись после его ухода…

Где-то здесь снимали «Любовь и Голуби»!

Нас ожидала безрадостная ночёвка на деревянном вокзале. Снаружи он считался -памятником архитектуры (внешне похож на лютеранскую кирху), срубленным в 1916 году по проекту архитектора Руфина Михелевича Габе, а внутри древо-стружечные закоулки, озонирующие мочой. Мы пожевали, то, что ещё не дожевали в поезде дорогой, на буфет надежды не было. Улеглись на откидных кино-заловских креслах. На вокзале ночевали одни мы.

После полуночи по залу мимо нас назойливо прошли трое местных гопарей. Всё, как по классике. Застиранные куртки, мятые картузы, корявые рожи, на которых отображаются их замысловатые университеты: подворотня, «малолетка», возможно «взросляк». На вид лет двадцать пять. На третьем галсе они причалили до нас. И самый криворылый с щербатым подбородком, придвинулся почти вплотную, сказал угрожающе шепелявя, глядя на меня.

– Пятёру гони!

– Чево? – не понял я.

– С вас «питёра», за вокзал.

– А, что тут ночевка не даром? – опять не понял я.

– Для вас не даром!

Тут у меня в пузе ёкнуло и забурчало, я осознал архи-сложность «ситуёвины». Мы вдвоём в чужом городе, за 1000 км от дома, среди наглых чужаков.

– Этааа, нет денег, сдали мы их в камеру хранения, в ручную, – вру я.

– Не шизди! – сифонит Коряворылый.

– Если сейчас не выдашь, то мы вас здесь приговорим…

– Честно-честно, всё сдали с вещами… Подожди до 6 утра, откроют камеру, я тебе всё выдам…

В это время проснулся Сергей на соседнем сиденье и понял суть нашего незатейливого общения. Подсунул под нос Попрошайке какую-то красную корочку. Это было удостоверение внештатного сотрудника МВД. Рыльный-попрошайло, на секунду опешил. Потом, как заорёт:

– А мне похер, было-было. Было мыло и промыло. Дешёвки! – визжал он, отваливая от нас полубоком и сводя с ума своим матёрым дерганьем глаз и рыла. Два его подельника наблюдали за ситуацией со стороны. Я был почти уверен, что в рукопашной схватке, без приминения коляще-дробящих аргументов, ушатали бы криворылых, но было огромное сомнение и предчувствие за продолжение встречи с расширенным составом местного криминала.

Часов до трёх ночи они бродили мимо нас, угрожающе сверкали и скрипели стальными зубами, я душил во внутреннем кармане куртки рукоятку ножа.

Не спал ни секунды за всю ночь. И как назло ни одного синего жакета сотрудников милиции. Ожидал наезда весёлых уркоганов. Жаль, что не были у нас предусмотрены деньги на гостиницу!

Не знаю, спал Сергей, или делал вид, но в шесть он бодро подскочил и говорит:

– Открывай камеру, скоро наш паровоз. Я едва наскреб мелочи, чтобы открыть замок. А у меня от вчера оставалось рубль с железом после кафе на набережной. Подумалось, что местные, все-таки, как-то вытянули у меня их, или деньги выпали из кармана брюк на лавочку, на которой ёрзал всю ночь. Короче – посеял…

Мелочи хватило впритык. Забрали рюкзаки, купили у полусонной кассирши билеты.

В утреннем тумане, с платформы, я едва разглядел лесистую вершину горы Лысуха. Надо было там в дзоте переночевать…

Поезд еле ехал. Часа три. На каждой станции стояли по 10 минут.

В Сегежу мы добрались только после обеда. Легко нашли контору СУ-12 «Главдорстрой».

В приемной несвежая тетка отметила вчерашним днем прибытия наши командировочные удостоверения, а другая сдала странному квелому субъекту, называемому между собой «епнутый инженер», после чего они обе скалились и говорили тому высокомерно: -Анатолий Степанович, возьмите шефство над тульскими студентами, поселите их в вагончике и направьте с «кразистами» в бригаду Шалдина, пусть практикуются! Пока на трассу, потом возможно на АБЗ, будет видно…

Анатолий Степанович, заслышав такую речь, вдруг колесом грудь прогнул, хотя прогибать нечего было, ибо имя ему Кощей и телоустроение в соответствии и по статусу, и вдруг заговорил Кощей Голосом человеческим велеречиво и пафосно, как на комсомольском собрании:

– Эээто, я главный ииинженер строительства ааавтомобильной дороги общеевропейского зззначения Ееээ-105, и самого ооатветственного её участка Р-18 «Кккола» Лелениград-МуМуМурманск…

При этом он кособочился и смотрел куда-то в сторону, вдаль, мимо нас, одновременно скашивая пучинистые серые глаза в нашу сторону. У меня закралось сомнения, что вряд ли это какой-либо инженер и что он дружит со своей психикой.

– Аааа теперь следуйте зазаза мной, я зазазаселю вас в лучший вавагончик в нашем СэсэСУ! – торжественно пробубнил он.

Мы прошли в соседнее помещение, он представил нас какой-то некрасивой серой тете, лет 25, сказал надменно: – -Нашаааа сметчица, эээ, и кааак бы моя сеэсетра, Таня…

Мы покивали выями. Потом пошли за «долбанутым инженером», и он заселил нас в вагончик.

По дороге встретили огромную собаченцию и такого же хозяина. -Пааавел Сеесергеич – наш бригадир. Десятку в Надвоицах оотмотал. Суусуровый мэээн!

Павел Сергееевич и его монстр презрительно оглядели нас. Вытянутую узкую лапку «инженера» Сергеич стиснул своей заготовкой размером с совковую лопату. Здороваться с суровым бригадиром мы не решились…

В вагончике оказалось, что вода из-под крана, в умывальнике, текла буро—красная, я видел по дороге в соседнем озерце грязь такой-же цветовой гаммы. -Неенее волнуйтесь, воовада чистейшая, просто руруды много под землей и жежелеза. Мы такую пьем. В это время с улицы пришел оранжевый туман и отключил освещение на улице, в открытую дверь вагончика стал просачиваться сладковатый химический, режущий глаза воздух. Мне напомнило дым из дымовых шашек на учениях по Гражданской Обороне. Я рванул закрывать дверь.

– Ненеэ, не волнуйтесь, это ветер подул южный с Сегежского целлюлоозного комбината. Таак у нас часто бывает, нононо мы привыкли и вывывы привывывыкнете…

«Долбанутый инженер» ушел, а мы тупо смотрели в оранжевое окно, а потом выгоняли дым полотенцами в форточку. Но тот не хотел уходить, особенно запах. Через час дым исчез, видимо ветер подул северный. Мы выползли на улицу. В ста метрах напротив, на площадку строящегося дома подъехал и развернулся длинных ржавый, как мне показалось рефрижератор. Из кабины спрыгнул, почему-то милицейский чин, открыл замок, и откинул тяжелый запор. Из красивого желто-синего, подъехавшего тотчас, автобуса выскочили десятка два автоматчиков с овчарками. Они построились вытянутым кошелем вокруг площадки. Из дверей стали спрыгивать на землю люди в одинаковой серой одёжке. Телогрейках и кепках. Они устало тянулись и разминали руки. -Уголовников на стройку работать привезли, -прокомментировал Сергей.

Да, теперь и до меня дошел смысл этого странного мероприятия.

Я подумал, что отец мог бы, когда-то, вот также, выпрыгивать из ржавого автозака и строиться на строительной площадке. Хотя вряд ли, вор – не должен работать. Поэтому алиментов мы почти ни разу и не получали.

«Судом РСФСР признан особо опасным рецидивистом». Помню эти печатные строки из постановления полученного мамой. Как-то при мне отец гордо показал трудовую книжку в грязно-синей обложке: -Смотри сын, папа твой профессионал!

Там была единственная запись «Шакатур 2 разряда». Мама хмыкнула: -Наверное такой же, как ты писал, грамотей – специалист… -Розка, помолчи, раз ничего не понимаешь! -Я с 15 лет на заводе, на разных профессиях поработала. И бригадиром была и депутатом районным. Леонид, а ты в тюрьме хоть месяц за все свои отсидки отработал? Сколько алиментов ты нам прислал?? -Сынок, не слушай этих баб. Будь по жизни свободным! Давай споем: -Дымилась роща под горою, -А вместе с ней горел закат, -Нас оставалось только трое

–Из восемнадцати ребят…

–Песню не знаешь? Или не хочешь?..

Потом он ушёл на работу. Трудоустроился недавно на железную дорогу разнорабочим. Я смотрел в окно, видел, как отец семенил короткими крепкими ногами и отчаянно отмахивался от злобной назойливой мелкой шавки длинной сеткой-авоськой с обедом, который собрала ему мама…

Из запыленного «КРАЗа» нам крикнул круглолицый водитель: -Студенты, в кабину прыгайте. Километров десять ползли между сосен и озер. Кое-где по лесу выпирали из мха небольшие скалы и большие каменюки.

Нас высадили на желтом полотне строящейся дороги, уходящей узкой стрелой в бесконечную темень карельской тайги.

– Пятьсот километров тайга,

– Где нет ни жилья ни селенья,

– Машины не ходють сюда…

Хрипло и прокурено пробасил «кразист» -Саша.

На полотне дороги толпилась куча разной дорожно-строительной техники. Грейдеры, скреперы, бульдозеры, стотонные шипастые вибро-катки. Возле них дымила папиросами толпа водил этих монстров. Увидев нас, они радостно загалдели.

– Студенты, сюда идите.

– Зачем?

– Гусеницы бульдозеру накачивать! Гагага, гыгыгы!!!

Часа четыре потом мы лазали по технике, держали огромные гаечные ключи на котрзатяжке, копали и засыпали какие-то ямы и выслушивали от хозяев дорожных монстров байки, стёб и каждый желал загрузить нас своей работой. Сергей молчал, крепился, сколько мог, потом отошёл в сторону и как заорал:

– Сами наябывайте, корелы!..

Водилы немного подзаткнулись и отстали.

Я все ждал, когда же солнце начнет садится и нас отвезут в вагончик в Сегежу. А солнце не спускалось с горизонта. Потом Саша-кразист мне пояснил: -Чудак, белые ночи! Какая темнота? Поехали!

В контору мы зашли узнать, чем завтра заниматься: на трассу или на АБЗ?

Тут Саша ломанулся к Тане-сестре долбанутого инженера. -Таня, трахаться хочешь? -откровенно спрашивает наш «руль», и движения интенсивные руками показывает.

Таня зевнула без энтузиазма:

– Неа, надоело, апатия…

Саша растроганный вышел из конторы. А такой веселый был в дороге, трепался, матюгал встречные машины, анекдоты выдавал пачками, и вдруг на (!) тебе, с любовью не свезло сегодня!

Я привез с трассы березовый сук – решил выстрогать себе ложку, так, как в столовой ложек не хватало. Водилы их зачем-то систематически утаскивали. Я слышал о водительской привычке, забирать с собой ручки, а про «ложкобрание» узнал впервые. Через пару часов вырезалось что-то похожее на черенок ложки, и уже проглядывалась изогнутость и изящность формы. Сергей поглядел, как я ковыряю ножом деревяшку и пошел смотреть фильм «Чапаев» на сцену агитплощадки, который показывали из кинопроектора на настоящем экране. Несмотря на белую ночь, картинка на экране была контрастная и чёткая.

Еще полчаса я выскребал хлебательную ложбину в ложке, она была маломерная и меня беспокоило из-за этого, моё длительное, неэффективное насыщение. Я положил нож и полуложку-бревно в нашем вагончике на стол, решил тоже посмотреть кино, прикрыл вторую дверь тамбура и повернул за вагончик.

Прямо в лицо мне смотрела та самая огромная собачища нашего бригадира. Я опасливо осматриваюсь, а где же он сам, но его нет, а собака рычит, я говорю ей обычное:

– Фу-фу! – и отступаю назад.

Тут она прыгает на меня, я бью ее ногой, но она уворачивается. Снова кидается мне в ноги. Я бью еще раз, она «свилит», как Тайсон, я не могу попасть по ней!

В пылу собакосражения я не заметил откуда появился бригадир и схватил своего зверя за ошейник, но я по инерции подскочил и долбанул ей кулаком по носу. Она завизжала, вырвалась от Сергеича и куда-то ломанула в тайгу. Бригадир сурово посмотрел на меня, покачал один раз головой, один раз хмыкнул и куда-то, возможно в тайгу, побрел догонять своего злобного лохматого друга.

Я выдохнул, посмотрел на свои трясущиеся красные руки и пошел на агитплощадку.

Агитплощадка – это фанерная сцена с оцинкованным навесом, киноэкраном и десятком рядов лавочек. Сзади них работала кинопередвижка на обычном кухонном столе из столовой.

Что показывали я так и не понял (хотя говорили «Чапай-Чапай»), на лавках рабочие сидели очень плотно, видимо фильмами часто не баловали. Все странно посмотрели на меня.

Сергей подскочил ко мне:

– Ты собаку бригадира зарезал!?

– Нет… -очумело говорю я.

– Нет, или не добил? А, что она так завизжала? Аж отсюда слышно было!

– Я ее кулаком трахнул? Она в лес убежала…

– Я был уверен, что ножом, ты же с ним везде носился, из рук не выпускал.

– Прикинь, прямо перед этим я его в вагончике оставил.

– Бригадир тебе не набуцкал за свою собаку?

– Неа, головой вот так покачал, ни слова не сказал!..

2.

Утром, в конторе нам сказали собрать вещи и ехать в Каменный Бор. Там Асфальтобетонный Завод, который гнал асфальтобетон на трассу Е-105 «Кола», и там мы будем проходить дальнейшую практику.

Мы понуро закинули рюкзаки в кабину Сашиного «КРАЗа», только-только начали привыкать к людям и месту. Но Саша, не смотря, на вчерашний облом, трещал всю дорогу и перенастроил нас. Рассказал, что кого-то снял вчера в городе на танцах, за что едва не отхватил от местных «люлей», но скрылся от расправы на своем КРАЗе и увез новую подруг… Еще узнали, что в КамБоре уже есть два студента и из нашего же Технаря. И мы будем жить на БАМе?

– На Байкало-Амурской Магистрали? – спрашиваю я.

– Ага. Общага надзорников по УДО… Кто с Надвоицкого лагеря освободился досрочно. Веселые ребята! -ржет Сашок, тряся вторым подбородком.

Десять кэмэ по лесу. Небольшой поселок. Вокруг корабельные сосны, стройные, с круглыми короткими зелеными макушками. Между ними россыпи мшистых валунов. Только сейчас я понял, что весна отстала, так как на березах почки только проклюнулись и снег лежал по-за скалами и в оврагах. А дома березки уже шелестели и размахивали листвой. В Карелии весна только-только начиналась.

Едем на северную окраину. Одноэтажный барак, крашенный в синеву. Жилая только левая половина. Правая даже без рам.

Заходим в свою комнату и мало-мало-офигеваем! Двое пацанов с нашего «теха» – Игорь и Леха, с которыми мы как-то поконфликтовали год назад и чуть-чуть не подрались. Они оба уже отслужили армию (а нам-то только в следующем году сапоги обувать после диплома) и, как и мы проходили технологическую практику. Бля, вот так приятная встреча!

Ну если и в прошлый раз не подрались, то теперь тем более не подеремся, ибо в одной тарелке замешаны!

Они в дальней комнате, мы с Серегой в ближней. Койки застелены чистым, но пахнет сыростью. Прямо над моей кроватью слоящиеся полосатые обои, почему-то, пахнут ванилью. Мама пирог с таким вкусом помню делала.

Переоделись и пешком на АБЗ. Леха и Игорь уже пару дней там отработали. Чтобы попасть на АБЗ нужно было весь поселок на юг пройти и еще по лесной дороге километр.

АБЗ– это очищенный от леса и заасфальтированный пятак метров двести в диаметре. На одном краю странное десятиметровое битумное озеро. Сюда сливали битум. Зачем? Мне оно сильно не понравилось, как-то не соотносилось оно грязью своей и вонючестью с природным фоном тайги. На другом краю площадки механизмы асфальтобетонного завода.

Ряд вертикальных цилиндрических силосов для цемента и минеральных добавок, гора песка и щебня, несколько конвейеров из бункеров закидывают готовую смесь в раздаточный короб с гидрозатвором на высоченных двутавровых ногах. Сюда заезжали под загрузку машины. И отъезжали с дымящимися кузовами горячей смеси на трассу.

Механик, долго думал, чем нас загрузить:

– Мне двоих студентов было много, а они еще двоих прислали! Ладно, дрель возьмите в кладовой и ключи гаечные, болты, гайки и краску. Надо прикрутить все отремонтированные агрегаты на дизельный воздушный компрессор и покрасить его. Вперед!

Четверым на компрессоре делать было нечего. Старшие накручивали агрегаты, а мы быстро прогрунтовали и покрасили его. Потом нарисовали белой краской на жалюзийной крышке герб Тулы, сели под ним на бревно и пели гимн города:

– Тула веками оружье ковала…

К нам прибился черный щеночек и мы его тискали и кормили.

К обеду компрессор собрали, и краска высохла. Механик запустил с кривой рукоятки пусковой бензиновый движок и врубил дизель. Все работало. Механик приказал следить за давлением и не орать песни, как пьяные дебилы. Игорь и Леха, контролили агрегат, а мы с Даниловым валялись на дровах, в пяти метрах от них.

В этот момент компрессор взорвался, ударная волна горячего воздуха накрыла нас с Сергеем. Я с ужасом проследил, как оторванный чугунный метровый коллектор, только что покрашенный нами в рыжий цвет, красивой плавной дугой пронесся над нами.

Пришли немного в себя, вскочили. К дизелю прыжками. Ребята поднимаются с земли, разбросанные взрывом, оглушенные и охреневшие.

Выскочил из сарая подсобки механик:

– Все живые? Что это было? Вот так отремонтировали компрессор! Студентыблять-механики! Небось масло попало в компрессор!!! Грязными лапами, или в перчатках лазали? Ну туляки-бандюки, как вас там учат??? Только горлопанить умеете и оружие делать?!

Он с ужасом осмотрел разрушения. Плюнул и пошел выписывать новые запчасти на ремонт.

На следующий день мы пересобрали дизель и все-таки запустили его. После запуска отбегали за сарай и смотрели издалека. Слава, Богу, он больше не взрывался. Леху механик определил в утреннюю смену на компрессор, меня в вечернюю. Сергея и Игоря забрал на трассу, что-то ремонтить там.

Я думал выспаться днем, почитать Рея Бредбери «Марсианские хроники», которые взял в местной библиотеке, но в комнату заглянул кто-то из соседей и сказал, что меня срочно вызывают на АБЗ.

Оделся, уныло пошел на работу.

Леха стоял около злополучного компрессора с разбитым лицом. На челюсти слева кровилась вмятина правильной прямоугольной формы.

– «Пускач» троит, вспрыск ранний настроен. Рукоятка мне чуть большой палец не оторвала – в обратку срикошетила прямо в табло и в грудак! Смени меня, чёт не хорошо мне, пойду в медпункт схожу.

– Леха, учили же в «техе», заводную ручку большим пальцем не перекрывать! Смотри, как надо!

Я взял стальную гнутую рукоятку с квадратным отверстием на плоском рычаге. Включил подачу бензина, залез на колесо, вставил рукоятку на квадратный шток. Рывок. Движок зарычал и замолк. Я дернул второй раз. В следующую секунду получил мощный удар в плечо и скользящий по щеке, слетел с колеса. Приземлился на задницу.

Я отупело смотрел вокруг. Леха держался за челюсть и безостановочно ржал.

– Теперь-то я видел, как надо!!!

Мы час колдовали над зажиганием. Выставляли разные углы, но ручку все-равно выбивало впротивоход. Решили дождаться механика, чтобы он разобрался с впрыском, а сами пошли в медпункт. Покрасили лица, плечи, грудь йодом и поглотали обезболивающих таблеток. Повалялись в общаге на кроватях. Пошли в магаз и купили бутылку водки, дабы излечить свои недуги окончательно. Смазать болячки, поставить там компрессы…

Вечером приехали наши коллеги, сказали, что бухать без товарищей «западло» и мы поперлись за второй порцией лекарств.

Потом, как-то смутно всё помню. Нас позвали соседи. Небольшая комната, как наши две вместе. В центре огромный стол. На столе метровая чугунная сковорода-жаровня с жаренной картошкой, рядом соленая капуста, черный, крупно нарезанный, хлеб. Несколько бутылок водки. Одна взрослая девушка в платочке, ходит туда-сюда, приносит еду, стаканы. Я спрашиваю соседа справа:

– Кто это?

– Это Марина.

– Чья она? Можно с ней?

– Нет, нельзя. У нее уже есть мужик, скоро откинется…

Я понял, что, как Саша-«кразист», тоже оказался на задворках любви и решил компенсировать все едой. Жаровня оказалась передо мной, и деревянная ложка с малой загребной поверхностью заработала без остановки. Вдруг Сергей, сидевший слева, решил прекратить мое чревоугодие. Опасался неудовольствия бывших «зека».

– Заберите у него сковороду, видите сел как? Нога на ногу. Значит все поест. Это режим пожирания у него так включается! Вы не смотрите, что он мелкий, в него много входит!

«Удошники» вокруг смеялись:

– Пускай ест, проголодался. Им сегодня с Лёхой досталось от компрессора!

Я пытался спать, но Сергей растолкал меня:

– Пошли на Беломор-Балтийский канал рыбу ловить. Мужики приглашают.

– А скока времени, уже утро? А на работу? Два? Дня? Ночи!? Ааа. Я забыл – долбанные белые ночи же…

Вышли на улицу. Метров триста идем по густому сосновому бору. Тропинка обходит закатанные в красноватый мох камни. Под ногами мягкая хвойная подстилка. «Как в пионерском лагере в ельнике,» думаю я. Но почва гулко звучит, словно под ней пустота! Странно. Мне так никто и не пояснил отчего такая звонкая почва в карельских борах…

Выходим на берег канала.

Вообще-то я представлял себе Беломор-Балтийский канал в вертикальном мраморе, со шлюзами, а тут канава через лес… Неужели это и есть то самое?!

Над водой плотный молочный туман, за туманом набегает какой-то другой, серый зудящий туман!

Да, это же комары, мошкары! Комариная туча!! И комарики не такие, как у нас мелкие, а по пять-десять сантиметров!

Я в ужасе, отмахиваюсь от этих зверей, а Сережка уже удилище срезал и с нашими «удОшниками» таскает какую-то мелочь. И яростно обсуждает весь этот процесс. Я на берегу прилег. Светло, почти, как днем. Разве ж это ночь? Зачем нужна такая ночь?

– Серега! Пошел я спать!

Тот махнул рукой.

В общаге я завесил одеялом окно, тщательно залепил все щели. И заснул.

Через пару дней на компрессор поставили нового работягу, который приехал из Петрозаводска зарабатывать крутые северные коэффициенты. К этому времени агрегат работал стабильно и нашей помощи не требовал.

Меня поставили в напарники к возрастному белорусу Ивану Львовичу на виброгрохот. Что это такое? В смысле – не Львович, а виброгрохот!?

Сейчас расскажу. Стальная коробка в четыре яруса, на каждом ярусе стальная сетка, чем ниже сетка, тем ячейка мельче. Сверху по земляному пандусу заезжает погрузчик и засыпает ковш щебня в верхний бункер. Включается вибрация и щебень рассортировывается по фракциям (размерам), ссыпается по разным конвейерам и тарам. Потом погрузчик забирает нужную фракцию и закидывает ее в смеситель бункера АБЗ.

Сначала я смотрел за процессом, местами подталкивал лопатой, но потом уверовал в технику и завалился спать в древесно-стружечную операторскую будку, под конвейером…

Проснулся оттого, что на меня из крыши текла струя крупного щебня. Я выскочил из будки, придавленную дверь еле открыл. Операторская будка была завалена огромной горой сверху, под конвейером, на конвейере, под грохотом, все забито несортированным щебнем. Движок конвейера рычит и дымится под лентой приводной ролик. Вибрация на «грохоте» не тарахтит!

Я рубильником отключил конвейер и «грохот», накинул каску, схватил лопату, и бросился под каменный водопад – разгребать завалы. Вылез тяжело дыша. Откуда не возьмись – мой сменщик дядя Ваня-белорус! Во, нифига я поспал! Время четыре дня!

Увидел Львович этот беспредел и давай меня костерить!

– Вы городские ничего не умеете, что трудно было затор столкнуть лопатой? А если ты мотор спалил, ты меня и мою семью без зарплаты оставил!

И тоже каску надевает и лопату берет. Мы с ним вместе два часа раскидываем этот бардак, который я проспал. Слава, Богу все заработало!

Три аккуратные струйки одинаковых камушков ровненько раскидываются по конвейерам. Торжественно обещаю дяде-Ване-Белорусу больше не спать на работе. Сдержал слово. Больше такого не повторялось.

Игорь и Леха пришли со смены и поведали грустное, что щеночек наш черный упал в битумное озеро. Он поскользнулся после дождя. Мы сами там ходить боялись. Вытащить его успели, но он весь облип смолой и не известно, что с ним станется…

3.

По вечерам очень хотелось есть. Денег давно не было. Днем обедали бесплатно в столовой СУ, а вечером – пустые желудки. Ни чая, ни сахара. Я нашел в темном коридоре соседней нежилой половины сетку с сухими батонами. Мы по одному их таскали, пока не съели все. Даже не обращали внимания на прокисший горьковатый привкус и зеленую плесень.

Тут вдруг выдали зарплату за две недели. Денег было запредельно много. Потому что нам платили еще и северные. И это был только аванс! Оказалось, что мы работали вахтой, и у нас теперь целые две недели выходных. Мы с Сергеем сразу рванули домой. А я решил купить себе часы, я видел хорошие Ленинградского часового завода в Сегеже. Три года носил мамины, пора возвращать ей, на свои уже заработал…

Утром с попутными «кразистами» добрались до Сегежи. На железнодорожном вокзале оказалось, как обычно, что билеты только на раннее утро следующего дня и нужно еще здесь переночевать.

С «долбанутым инженером» договорились за ночевку в том же вагончике. Сходили в универмаг, по пути увернулись от оранжевого облака из трубы целлюлозного комбината. Я купил замечательные наручные часы в позолоченном корпусе с будильником, кучу еды, чая. Погуляли по городу.

Вечером собрались откушать в вагончике и испить чайку. Стаканы были, чай был, кипятильника не было. Из двух лезвий, спичек и ниток собрали кипятильник. Один стакан закипятили. На втором, вдруг что-то громко чпокнуло и лампа погасла. А у вагончика ставни стальные, на ночь закрыты от назойливой белой ночи. И прямо ночь началась темная!

Неужели наш кипятильник «КоЗу» устроил?

Я к инженеру.

– Дайте лампочку, Анатолий Степанович, у нас какая-то проблема? -Каакакая проааблееема? Постояаанно там лааампы гааарят. Cассам вверну. -Нууу ладно…

Серега на кровати валяется, инженер на табурет залезает, и в плафон лампу вкручивает. В момент, когда радостно вспыхнул свет, Сергей Викторович, так экспрессивно перданул, аж стекла задрожали, и инженера со стула сдуло, я его едва поймал за ногу.

– Ааа, яяяя паападумал что меня током пипишишибануло!!! -заикался он, поднимаясь с пола.

«Странно,» подумал я, раньше считал, что испугом заикание можно вылечить…

За 22 часа до дома мы доехали и двенадцать дней были дома. Я со своей любимой мамой Розой Михайловной и племянницей Алёнкой.

4.

Возвращались в Карелию с неохотой. Во всяком случае я. Приехали в контору, а нас встретили торжественной телеграммой из техникума: «Отправить студентов Тульского Техникума Транспортного Строительства – Копытова и Данилова для прохождения дальнейшей практики в поселок Заокский, Тарусского района, Тульской области». Видимо сильно надоели мы местным боссам своим странным поведением.

Надо было проставиться мужикам и ребятам за «минидембель», как сказали наши взрослые товарищи: Леха и Игорёха.

Конечно же мы старших послушались. Посидели за столом вместе с «удОшниками». Они даже заквасили чифир. Но я не понял в чем его прикол и приход…

В ходе разговоров один из «бамовцев» узнав, что я увлекаюсь единоборствами, подскочил:

– У меня есть кое-что для тебя! – притащил самодельные нунчаки.

Я помню в детстве сам делал их из кривых бревен и бельевой веревки, а эти!!!

– «Зековской» работы! -торжественно и гордо сказал он:

– «Куму» делали, но я раньше по УДО ушел на поселение и с собой забрал… Хороши? —

Нунчаки были словно из магазина, или на заводе сделаны. Под конус, залиты свинцом, с плетенной веревочкой, мЕста ее крепления не было видно вообще, удобные в руке, покрыты черным лаком, и золотистая надпись «Kugfu». Я не мог отпустить такое великолепие.

– Сколько

– Для тебя, за бутылку…

Я выдал ему пять рублей тридцать копеек по алкокурсу на тот период. Схватил «палки» и побежал на двор крутить их. Вернулся довольный.