Текст книги "Я прожил жизнь почти дотла. Стихи"

Трусливая обида

Как настроение свое назвать не знаю,

Печали доля есть, в том нет сомнения.

Утраты ценность сознавать лишь начинаю,

Вину свою топлю в упрямства пене.

В сосуд гордыни чувства заключив,

Шаг к примирению в уме держу и только,

Тоской саднящей жизнь обогатив,

Зловонием ее других травлю невольно.

Не гордость то. Трусливая обида,

Что все таки я был неправ…

Иного выхода порой не видя,

Мы дружбу обращаем в прах.

***

Природой награжден я свойством

Толпу брезгливо избегать,

Неважно: веселящихся ль то войско,

Или в политику играющая рать.

Анамнезис

Я чувствую в себе гигантский мир,

Клокочет в каждой клетке знаний плазма,

Энергетическим зарядом черных дыр

Запитан лабиринт извилин мозга.

С надеждой каждый день в себя вхожу,

Улучшить этот мир мечтая,

И ничего внутри не нахожу,

Клоака жизни непрерывно все сжигает.

Страх

От настоящего отгородившись снами,

Памятки из прошлого зачем-то берегу,

Существованья Поводырь, надеюсь, знает,

К какому суждено пристать мне берегу.

Давно себя на том ловлю частенько,

За угол дома каждого вдруг тянет заглянуть,

В груди вскипает жар тревожного волнения,

Запретного плода, как будто ждет там Суть.

Подолгу я стою на перекрестках,

И в перспективу всматриваюсь улиц.

А вижу пыльный след, как на мостках,

На эшафоте, где я распластан ниц.

Самообман

С ума сошедшим

Я завидую безмерно,

По личной прихоти своей

Вселенные творя,

Со Вседержителем они

Где – нощно, а где – дневно,

Истоки Сущности

В бессменном карауле бдят.

Они живут воистину,

А не играют в жизнь.

Миры их – не иллюзии,

Самообман – наш «здравый смысл.

Все лицемерием пронизаны устои

О человечности, духовности

Горазды мы вещать

За рюмкой коньяка

И яствами заполненным столом.

Все та же ложь, все та же кровь,

Все лицемерием пронизаны устои.

По прежнему рифмуем

С «кровью» мы «любовь»,

По-прежнему наперечет,

Кто имени «Святой»

Был бы достоин.

Нерона, видимо, живет в нас сладострастье

Загадочный ты все-таки субъект,

Себя отнесший к виду «Человек».

Носитель интеллекта – единственная тварь,

Привыкшая поплевывать на Разума Алтарь.

Грядущий Апокалипсис возьмем.

Себе отчета в том не отдавая,

Немалое число людей его

С громадным интересом ожидает.

Нерона, видимо, живет в нас сладострастие,

Стихий разгулом взор свой усладить,

Порывы сердца темного,

Что прячет подсознание,

Лишь Страшный суд и может ублажить.

***

Домашних жаль немного мне собак,

В довольстве долгом раздобревших так,

Что тело еле держат на ногах,

Инстинкт собачий в основном у них зачах.

Плохого слова о владельцах не скажу.

Не гнали псов в плохие дни наружу, в стужу.

Кормили не объедками со своего стола,

Не изгоняли дремлющих с пушистого ковра.

Здесь все по чести – член одной семьи,

И детям друга лучше не найти,

Кто с такой радостью вас встретит у порога?

Кто первым подает вам знак тревоги?

Собаки в статусе сторожевого пса – слуги!

Что вам, бедняги, светит впереди?

Для поддержанья злобы впроголодь кормленые,

С рецепторами дружбы к людям удаленными.

В стаи сбившись, бывшие охранники-изгои,

Округу оглашают почти что волчьим воем,

Вступили поневоле на тропу войны,

От человека требуют, что взял у них взаймы.

Гости мы на Матушке-Земле

Стихии нрав свой снова показали.

Плит тектонических толчок,

В движенье приведя цунами,

Смертельный запустил волчок.

Напоминает нам Природа постоянно,

Что гости мы на Матушке-Земле.

Смирись род человечий, окаянный!

Хозяином тебе не быть на ней.

***

О, Бог!

Подозреваю, ты не существо,

И плоть, похоже,

Не из твоих характеристик,

Тебя увидеть людям не дано,

Твой образ

В человеческом обличье

Рожден воображеньем

Живописцев.

Но власть твоя над душами людей,

А, часто, над рассудком —

Беспримерна,

Возносят в радости хвалу тебе,

Прибежище в печали им ты верное.

Материалист закоренелый,

Атеист я.

Но, вот, японская случилась

Фукусима,

И первое, что сходит с языка,

Будь милосерд, Господь!

Людей спаси! Спаси меня!

А выбор есть иной?

Просеивая жизнь сквозь сито размышлений,

Холодным потом покрываешься порой…

Менять коней на переправе?

Я не сторонник философии такой.

Но если переправа —

Жизнь между смертями?

Попробуй не менять…!

А выбор есть иной?

На вечный якорь

Чтоб не стать

Под крест береговой?

***

Гоняют ветры памяти воспоминаний пыль,

Что прошлого волнения прикрыла тонким слоем,

Былых переживаний не выдохся фитиль,

Раз в сердце отдаются тоскливым волчьим воем.

Живут в душе сомнения, что в радостях и бедах

Не поступался сущностью, достоинство хранил.

Изведав вкус добра, любви безмерной негу,

Сторицей воздавал, и за ценой не бдил.

Вновь пробую свалить иные прегрешения

На сущность человечью, ее несовершенство.

Но Совесть игнорирует такое облегчение,

Господствует во мне Ее Преосвященство.

За соответствие деяний совести канонам

Ответственность душа на сердце взгромоздила.

И беспокойным сном и предрассветным стоном

За склонность к компромиссам наградила.

Людебоязнь

Всю жизнь старался обойти конфликты,

И примирить ему хотелось всех и вся,

Комфортным отношениям в служебном коллективе,

Значение громадное он придавал всегда.

Принципиальность трактовал,

Как разновидность эгоизма,

Бескомпромиссность – как тщеславия порок,

В житейском лицемерии не находил обиды,

Злопамятство на свой не допускал порог.

Психологически разоружив себя пред жизнью,

В неблагоприятную среду был занесен судьбой,

Обуреваемый теперь людей боязнью,

Он, кроме психиатра, из дома – ни ногой.

Любовь к греху – продукт свободы воли

Проверь, Господь, инструментарий,

Когда решишься вновь сменить

Людскую поросль и вместо старой

По совершенней нечто замесить.

Ты позаботься, Всемогущий,

Всеобщей целью всех спаять,

Единой поступью идущих,

Пути не знающих назад.

Бессмысленна же трата сил,

Когда сообщества планеты

По воле волн живут, ветрил,

Твои, Господь, поправ заветы.

Свобода Воли!

Разобщенья фетиш этот

В сознание внедряется людей

Творцу противостоящей силой.

Ведь никуда ж не делся Змей,

В ветвях что прятался Познанья древа.

Любовь к греху – продукт свободы воли.

Вся жизнь усеяна соблазном.

Не дрогнувшей рукой

Запретный плод срываем

И, с удовольствием вкушаем, зная,

Спасение души потом

Нам церковь предоставит оптом.

Эсхатос

В предчувствии живём грядущей катастрофы

С времен древнейших, статься, от Адама,

Пророчества находим то в катренов мутных строфах,

То в Библии, то на языческих руинах древних храмов.

То не боязнь есть наказания за грехи

(Идее этой две всего лишь тыщи лет),

В сознании человека заложено за стреху

Предчувствие Эсхатоса – Земли конечный век.

И в каждом поколенье находились:

Астрологи, пророки и кликуши,

Стращали паству легковерную свою

Или Христа Судом, вторым Его Пришествием,

Или концом всего по майскому календарю.

Канунов Страшного Суда несчетно пережили,

А майское пророчество? То ж массмедиа проект!?

Но камень у развилки Судьба все ж положила,

А надпись прочитать… Совсем желанья нет…

Суеверие

Сном духом мы не ведаем, подчас,

Что носим на себе клеймо проклятия.

Полощут наше имя кто во что горазд,

А то из жизни предрекают нам изъятие.

Не оттого ли неудачи нас преследуют,

Привычные дела вдруг вкривь и вкось идут,

Что кто-то где-то о тебе недобро вспомнит,

Запустит недомолвку в сплетен круг.

***

В глазах безумца вход

В чертоги Преисподней,

Сквозь муть лекарств

Искрой пробьет контакт.

Ему не нужен пропуск

В тот мир потусторонний,

С Судьбой подписан

Жизненный контракт.

С ума сошедшие, подчас,

Души добрейшей люди.

В свой мир зовут,

Им скучно там без вас.

Не ровен час,

Настойчив слишком

Кто-то из безумцев будет…

И увлечет с собой

Кого-нибудь из нас?

Нет, мы открестимся,

Отнекаемся дружно.

Жалеючи его,

Предлог найдем любой.

Взгляд отводя,

Стыдливо улыбаясь.

Жалеть-то надо нас!

Ведь нам он – не чужой!

Шифровки сознания

Темень непроглядная за окном вагонным,

За стеклом, как в зеркале, купейный интерьер,

Давно не чувствовал себя таким свободным,

На поезд, видно, опоздал моих забот курьер.

Но перестук колес точек и тире пунктиром

Из подсознания шифровки посылает,

Напоминание о том, что часто на письме

Отточие, как правило, скрывает.

О том, сказать что не решился прямо,

Договорить что не успел…

Намек двусмысленный иль смысл корявый

Закамуфлировать отточием хотел.

Петля удушливых сомнений

На сук наброшена желаний.

Поддаться совести веленьям?

Изведать сладость искушенья?

Вся прелесть поезда ночного

В качании вагона колыбельном,

Сон освежающий не сразу, но приходит,

С души сметает хмарь мгновенно.

И утром – кум ты королю,

Решения готовые приходят сами,

Существенно лишь то,

Что ты уже сказал,

Недоговоренное лучше

Навсегда в себе оставить.

Полезным свойством обладает эгоизм

Эгоист! Известно – себялюбец.

Диапазон, однако, бесконечен.

Но одиозно ярых…

Не много тех, наверно,

Кто и на самом дне своих сердец

Желанья уступить хотя бы йоту

Чужим стремленьям не найдет.

А в массе – все мы эгоисты,

Оттенками, нюансами

Разнимся лишь чуть-чуть.

Клеймим друг друга

Словом этим

То здесь, то там,

То про себя,

А то открыто,

Частенько в форме шуточной,

Нередко ж и всерьез.

Порою сердимся,

Порой принять готовы

Сию характеристику,

Как меньшее из зол.

Полезным свойством обладает эгоизм-

Мерило он уживчивости нашей

В среде людской, куда помещены

Мы Провиденьем беспощадным.

Стремится своевольный Рок

В толпу безликую нас сбить,

Мы цепи стадной жизни эгоизмом рвем,

Свободу воли вознеся на щит.

Кому не ведом равнодушия порок?

Равнодушие есть… и равнодушие!

Страшней иное крематория печи,

Коль речь заходит о страдании души,

Где только сострадание и лечит.

Ущербный духом от природы равнодушен?

С него, как говорится, взятки гладки.

Духовностью другие кичатся тончайшей,

Но не всегда участие найдешь у них в зачатке.

Не без греха и все мы, в общем тоже,

Кому не ведом равнодушия порок?

Он избирательный характер только носит,

Участливость у каждого имеет свой порог.

Слащавым лицемерием, случается, блистая,

Дурачим страждущих сочувствия людей,

Их беды будто бы сердечно принимаем…

«Быстрей бы эту, – думаем, – закончить канитель».

Неискренность не многих вводит в заблуждение,

Но и такому сосочувствию часто благодарны:

В пустыню одиночества, заброшенным на бдение,

Костер из саксаула холодной ночью – радость.

Равнодушие равнодушию – рознь? Да, вряд ли.

Единая ведь все-таки природа у явления.

Как душ людских и скверна, и проклятие,

Оно проказой общества и было, и осталось.

Иными быть, наверное, просто мы не можем.

Душа и Разум в разных ипостасях Бытия.

Духовная гармония средь целей жизни ложных,

Немало их посеяно Творцом в людских сердцах.

Черный козел

Невыносим порой бывает груз грехов!

В ночи смятенная душа изнемогая плачет,

Обильным потом орошая грудь,

Где сердце, разрываясь, безутешно скачет.

Упорно грешники искали способ

Не напрягая сил очистить совесть.

Евреи древние нашли подход особый

Валили на козлов любую горесть.

Грехи царапали на глиняных табличках.

Раз в год из стад тащили на амвон

Козлищ. Обычно черной масти,

Презреннейшим считавшихся скотом.

Сгрузив таблички дружно на одров,

В пустыню изгоняли их навечно.

Очистка душ от грешности оков,

Чтоб новые творить потом беспечно.

Не будет наслаждений вкус отменным

Без сумасбродства и содомского греха.

«Себе Творим мы удовольствие бесстыдно.

На страх, – решили древние, – чихать».

Мне этот способ мил, но недоступен.

Козла, пожалуй, можно бы найти.

Ну, а с с пустыней дело хуже будет,

Туда козлищу явно не дойти.

Вот и приходится моей душе

Козлища роль играть, скрипя зубами,

И самому себе грехи прощать,

Старые с новыми сталкивая лбами.

Не сравнивал бы лозунги, сияли что на знамени

Порой вне времени я чувствую себя,

Так, будто вечность сквозь меня струится,

Где полноводной речкой, где ручейком песка,

А где по капельке вода откуда-то сочится.

Реинкарнация? Здесь не совсем подходит слово.

Обличьем, сутью человеком оставался.

Общественную нишу занимая новую,

Менял из поколенья в поколенье ипостаси.

Мятежный дух? Иль разумом обижен?

Всегда ли был на стороне Добра?

Специализации такой в себе не обнаружил.

А пепелища есть – от зла костра.

Ролей как будто первых не играл,

Не позволяла лень, местами совесть,

Сласть власти и соленую ее изнанку знал,

Ниспровергателем кумиров

Себя я также помню.

Средь ортодоксов приходилось обретаться,

Еретикам, оппортунистам, нигилистам отдал дань,

А в стороне ни разу не пришлось остаться,

Висела вечно надо мною наказанья длань.

Веками был, казалось бы, я плоть от плоти времени,

Системы ж с подозрением меня воспринимали.

Не сравнивал бы лозунги, сияли что на знамени,

С людского бытия безрадостной реальностью!

Сомнений время скучное в вечность отошло,

В последней ипостаси уступчив слишком был.

Но теплится котел с гремучей смесью прошлого,

Должно хватить на подвиг в грядущей жизни сил…

О, эта значимость собственной персоны

Как часто истину приносим в жертву мы,

Первенствовать желая в пустяковом споре,

Личного тщеславия вернейшие рабы,

Упрямо гнем свое, не брезгуя и ссорой.

О, эта значимость собственной персоны!

На генном уровне застрявший атавизм,

Ты дружбе преткновение, любви препона.

Ты одиночество! Лишаешь смысла жизнь.

В холодном ветре жизни

Душа!

Ты человеку для чего дана?

Вместилищем быть просто

Чувств и настроений?

Или мерилом совести, стыда,

И оселком поступков человека?

Душевный дискомфорт.

А ты-то что такое?

И где гнездишься?

В сердце ли, в мозгу?

И день, и ночь

Нет от тебя покоя…

В холодном ветре жизни

Стою я на юру.

Как гражданин Земли

Я безысходность ощущаю,

Бесперспективность чувствую надежд,

В происходящем видеть

Лишь случайность,

А не злой умысел

Безнравственных невежд.

Гимн бродяги

Зачем мне дом? Он мне не нужен.

Он якорь, ведь, в стоячих водах.

Мой мозг движением загружен,

Я брежу им еще с утробы.

Зачем мне дом? Он мне не нужен.

Он каземат, ведь, мрачный равелин.

Уюта кандалами свободы дух прикован,

Здесь ржавчина цветет на совести.

Зачем мне дом? Он мне не нужен.

Он средоточье смут и страхов,

Рассудок здесь мне не послушен,

А сердцу тошно в эмоций мраке.

Зачем мне дом? Он мне не нужен.

Он стойло, ведь, и коновязь.

Очаг, постель, горячий ужин?

О, нет. Греховная дороже

Мне с дикою природой связь.

Бульона времени я наблюдал во сне кипенье

Сегодня ночью я немного спятил,

А может стал предметом подсознанья игр,

Потусторонних сил мистических объятий

Из измерений пятых и седьмых.

Бульона времени я наблюдал во сне кипенье,

Пространство разрезали всполохи видений,

Там в мертвой тишине рожала Смерть Вселенная,

Секунда первая ее была же и последней.

О, человек, иллюзиям ты верен

Тускнеющая желтизна листвы,

Свистящий ветер с остывающего моря,

И Солнца еще теплые лучи —

Коктейль осенний Черноморья.

Самозабвенно мчимся мы на берег,

В воде холодной наслаждений летних ищем,

О, человек, иллюзиям ты верен,

Не знаешь меры ты излишкам.

Стал силой движущей обман

Представил как-то я себе:

Творец вдруг вспомнил о Земле,

Где семя жизни он посеял,

Разумных особей взлелеял.

Планету людям в откуп дав,

На Разум их взложил надежду:

Не будут тратить время зря,

Ошибки повторяя дважды.

Надежд рассеялся туман,

Не понят смысл предназначения,

Стал силой движущей обман,

Порокам отдается предпочтение.

Одновременно в жизнь вступают одногодки

На фоне чуть подсиненного неба

Лохматым клоком ваты облака…

На территории соседнего детсада

Ребячий шум, возня и беготня.

Одновременно в жизнь вступают одногодки.

Одни начнут ее с разбега, с бугорка…

Кого судьба столкнет в болото топкое,

А кто на поле минном станцует гопака.

Родительский трамплин

Не каждому дается,

Не каждый семи пядей в голове,

Но одинаков спрос —

Без скидок на Природу.

Сквозь жизнь пройти

Не просто налегке.

Самостоятельно свой путь торящие,

Хранители огня вы Созидания,

В котором обжигал Господь старательно

Свои изделья изначально.

На фоне вечереющего неба

Порозовевшей ватой облака,

С колен сметаю крошки хлеба,

Прощайте, голуби, пора.

Знать есть у воробья душа

Авторитет научный с экрана мне вещал:

Что в птичьем мире нет души, а значит и эмоций,

Я тут же вспомнил кроху-воробья Тишу,

В фонтане часто он купался длиннохвостый.

И сколь же было в нем веселья, озорства,

Взахлеб пищал, чирикал, щебетал,

В восторге хлопала в ладошки детвора,

Когда он радугу крылом из брызг вздымал.

То был спектакль для малышей и взрослых,

Выкидывал коленца, вис головою вниз,

И восхищенным крикам потакая,

Точно в цирке на арене выходил на бис.

Казалось, общим был с людьми язык птенца,

С каким достоинством воспринимал аплодисменты!

Раз есть эмоции, знать есть у воробья душа.

А есть душа – ищите рядом разума моменты-элементы.

Представилось: как будто на Земле,

У Разума вакантной однажды оказалась ниша.

Доверили бы список претендентов мне,

Я предпочтенье отдал бы собратьям Тиши.

Бог дал, Бог взял

Чем старше я,

Тем чаще задаю себе вопросы

О переходе бытия из мира этого в иной,

На смертном ложе Что хотел бы вспомнить,

Доступен будет ли душе моей покой?

Как лучше отойти:

Дождавшись ли конца

Судьбой отмеренного срока,

В постели чистой, под надзором

Родных и лечащих врачей,

И с санкции посредника

Между людьми и Богом?

Желательный конец

Для множества людей.

Или похерив благость

Смиренной процедуры,

Желать успокоения досрочного,

Чтобы в рассвете сил,

С не сломанным крылом

В Небытие внезапно отойти?

Не думаю, что одинок

Я в этих размышлениях.

«Бог дал, Бог взял!» —

Не наша, вроде, аксиома.

Но… пофилософствуем,

Потопчемся в сомнениях,

Тянуть же будем мы как все,

За жизнь цепляясь всячески,

Оттягивать последнее мгновение.

Кумранские медные свитки

Я мыслью вновь к далеким дням тем возвращаюсь,

Когда религиозный зарождался кондуит,

Когда с особым тщанием мездра со шкур сдиралась,

На камне слитки меди плющились в листы.

Как квинтэссенция учений разных сект,

Формировался (Ветхим позже названный) Завет,

Определивший жизни человечества аспект,

Его духовной ипостаси, на пару тысяч лет.

На коже быстро истирались письмена,

Лакуны заполнялись часто произвольно,

Своих пророков заводили племена,

Единой веры нарушалась стройность.

Чтоб вероучение осталось монолитом,

Чтобы догматы уберечь от искажений,

Задумались о медном эталоне прозелиты:

Поспорить с ходом времени мечтали.

Не о священниках, что тексты диктовали,

Хочу сказать о тех безвестных мастерах,

Что слово каждое по букве выбивали,

Горбатясь день за днем до темноты в глазах.

Не ведома мне добродетельность их душ,

Мне чистота их помыслов – до печки.

По меркам самым строгим пусть грешны,

Трудом своим вознесены они в вечность.

В БОЛЬШОЙ ПРИРОДЕ СООБРАЗНО ВСЕ

Г. Кучерков «Пророчество майя»

***

Иным не мог быть план Творца,

Души лишь оболочкой вылепил он тело.

Понять мы вряд ли сможем до конца,

КАК

Подчинило себе душу тело.

 
На жертвенный алтарь душа себя возводит
В угоду тела наслажденьям и порокам.
Стыдливо оправдание сама себе находит:
Противостоять не в силах, дескать, Року.
 

Пределы познания

Хотим мы прошлое Земли своей познать?

Что за вопрос? – ответит почти каждый.

Ну, а зачем в него нам проникать?

И возникает затруднение сразу.

Невинный свой порок потешить —

Любопытство?

Весь, честно, в этом интерес

Для большинства.

Не лучше ли извлечь из прошлого уроки?

Бед предков наших избежать,

С их судьбами печального родства?

Земляне, впрочем, бесшабашны!

Уроки извлекать?

Да, разве семи пядей нет во лбу?

На грабли любим часто наступать?

Без новых шишек истину, порой,

Бывает очень трудно извлекать.

Живем по матрице Адамова семейства

Что удивляться нам устройству человека:

Кипению в нем огненных страстей

И проявлению, как повелось от века,

Души несовместимых, вроде бы, частей.

Случайностей Вселенная не знает.

Землянин может быть таким и не иным,

Основам мироздания, похоже, отвечает

То, чем являемся. Не то, чем быть хотим.

Целесообразен каждый чих Природы.

А на мольбы людские отвечать…

Нет у нее того, и не было в заводе!

Лишь на себя нам остается уповать.

Ведь разумом наделены ж зачем-то.

Мечтаем об участии в божественных процессах!

Но служим в качестве всего лишь инструмента.

Без права улучшения Адамова замеса.

Все преходяще, кроме нашей сути.

Живем по матрице Адамова семейства,

Хотя о нем в библейских текстов мути

Для пары добрых слов и места не нашлось.

В Большой природе сообразно все

Десятки миллиардов,

Пожалуй, больше сотни,

Разумных особей Земля произвела

За время своего существования.

Коль поглощаешь всех,

Зачем их родила?

Ты тыщи лет и век за веком,

И в возрастающих количествах плодишь

Разумных особей миллионы полчищ,

Во Тьму безропотно бредущих

Тропою, кем-то названную – Жизнь.

Как ты прожорлива Земля,

Как ненасытна,

За поколеньем поколенье

Поглощаешь целиком,

Подсела всласть на плоть людскую,

Под корень косишь день за днем.

В Большой Природе сообразно все,

Подчинено неведомой нам цели некой,

Сомнений нет – есть смысл и в том,

Что с разумом Она прощается легко.

Напрасно воображаем мы, наверно,

Землянин будто бы собой явил

Венец и квинтэссенцию Творенья,

Коль быстро отправляется в утиль.