Текст книги "Ритуал для посвященных"

5

На входе в общежитие Воронова поджидал Николай Наумкин, крупный, солидный тридцатилетний мужчина с едва наметившимся брюшком. Как ни странно, Наумкин был однокурсником Воронова, а не его преподавателем или наставником. При отъезде в совхоз Трушин оставил Наумкина дежурным по общежитию. Ни для кого не было секретом, что Наумкин закончил первый курс с грехом пополам, некоторые экзамены пересдавал по два раза. Учеба не давалась ему: сказывался возраст и отсутствие желания познать юриспруденцию. Но человек он был надежный, и при нем Трушин мог не беспокоиться о порядке в общаге.

– Привет! – «обрадовался» появлению Воронова Николай. – Как дела в «Полетном»?

– Съезди – узнаешь! – огрызнулся Виктор.

У Воронова не было никакого настроя рассказывать бездельнику о монотонной, нудной работе в поле, об отсутствии развлечений и условий для нормального отдыха.

– Понял: не важно, – оценил ответ Наумкин.

Воронов поднялся к себе на этаж, открыл комнату и с удовольствием завалился на кровать. Спешить ему было некуда: ужин уже прошел, в городе его никто не ждал. Этим вечером он был предоставлен сам себе.

«Предположим, просто предположим, – размышлял он, – что утром я получил посылку и встретился с Алиной или Золушкой. Встреча может затянуться до позднего вечера или даже до ночи. Как поступить: рискнуть остаться или вернуться в совхоз со школьным автобусом? Опоздание Трушин не простит. Из школы за такое нарушение распорядка не выгонят, но скандал могут устроить знатный. Лишат всю группу выездов за посылками на неделю… Получилось бы так: я пришел к ним в общежитие, а в комнате только одна из девушек. Золушку бы я сразу в кровать уложил, с Алиной дальше поцелуев вряд ли бы продвинулся. Но и то было бы дело! До самого конца совхозной эпопеи бы вспоминал. Перед приятелем было бы неудобно, но, с другой стороны, Алина не жена Рогову, верность блюсти не обязана».

Виктор встал, нашел в шкафу чистое белье, пошел в душ. В «Полетном» помыться с головы до ног удалось всего раз, а желания плескаться в холодной воде по утрам с каждым днем становилось все меньше и меньше. Вступившая в свои права стадия «безразличия» сказывалась на всех областях жизни слушателей, в том числе на гигиене и внешнем виде. Парни, уставшие за день в поле, вечерние гигиенические процедуры ограничивали мытьем лица и рук. На пыль и грязь, постепенно проникающие под одежду, внимания не обращали. «Какой смысл тащиться в умывальник и протирать тело мокрой тряпкой, если завтра опять в борозде целый день копаться? – задавали себе вопрос слушатели и сами же на него отвечали: – Никакого! Дома отмоемся».

С бритьем было то же самое: пока Трушин или замполит не делали замечание, никто не брился. Со стороны слушатели в поле выглядели как бродяги, отловленные по всему краю для принудительного труда: мрачные небритые лица, сальные волосы. Одеты кто во что горазд: в выцветшие куртки-штормовки, в старые свитера, спортивные трико, в телогрейки на размер больше. На ногах почти у всех – кирзовые сапоги. Они больше бы следили за своим внешним видом, если бы рядом работали девушки или женщины. Само их присутствие заставляло бы бриться и чистить одежду каждый день. Отсутствие женского пола усиливало безразличие, но оно действовало только в совхозе. В городе же никому бы на ум не пришло выйти на улицу с немытой головой или грязной шеей.

Отмывшись в душе и постирав вещи, Воронов вернулся в комнату, повесил белье сушиться и решил пройтись по общаге, посмотреть, кто есть живой. На его счастье, в этот день заступил дежурить знакомый парень из параллельной группы. Он угостил Виктора чаем и скормил ему приготовленные женой бутерброды. Выслушав школьные новости, Виктор ушел спать. Вечер, как он и ожидал, ничего интересного не принес.

Утром Воронов получил посылку, забросил ее в общежитие и поехал в институт культуры. В расписании занятий группа, в которой учились Алина и Золушка, отсутствовала. Вернее, колонка с наименованием группы была на месте, но вместо уроков значилось «с/х». Сельхозработы. Они могли быть разными: с выездом в колхоз или без выезда, на плодоовощной базе. Проверить, уехали девушки или нет, можно было только одним способом – посетить общежитие. Вход в него охраняла бдительная вахтерша. Мимо нее можно было незаметно проскочить, воспользовавшись возвращением студенток с занятий, но сегодня этот способ отпадал – все студентки еще сидели в аудиториях, грызли гранит науки.

Шагнув в фойе общежития, Воронов приготовился к различному развитию событий. Например, к такому:

– Вы к кому, молодой человек?

– Я – из милиции, вот служебное удостоверение. Одна ваша студентка стала свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Мне надо получить от нее объяснение.

– Как фамилия студентки?

– Прошу прощения, вы кто: вахтер или начальник студенческого отдела кадров? С каких это пор сотрудник милиции обязан отчитываться за свои действия?

Как весомый аргумент, в удостоверении Воронова лежал вкладыш о том, что он является стажером УУР краевого УВД. Управление уголовного розыска – организация серьезная, ни одна вахтерша с ней связываться не будет.

К удивлению Виктора, старушка на вахте проявила к нему полнейшее безразличие, сделала вид, что не заметила, как мимо нее уверенно прошел незнакомый молодой мужчина. За вахтой начиналась территория свободы. Что там происходит, вахтершу не интересовало. Мужчина, миновавший пост на первом этаже, мог пребывать в общежитии сколько угодно. Если, конечно, было у кого остановиться.

На третьем этаже Виктор свернул к комнате Алины, сделал пару шагов и остановился, привлеченный интересной надписью. «СПИД – не спит!» вывел неизвестный автор толстым красным фломастером на двери в третью от входа комнату.

«СПИД – это новое венерическое заболевание, – припомнил Воронов. – Говорят, что если заболеешь, то уже не вылечишься».

Не успел Виктор вспомнить, что он еще знал о СПИДе, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась невысокого роста девушка в поношенном домашнем халате. Лицо незнакомки было серым, помятым, словно она пьянствовала всю неделю и только сейчас отошла от алкогольного дурмана. Верхняя пуговица на халате отсутствовала, делая вырез глубоким до неприличия.

– Че уставился? – спросила незнакомка хриплым прокуренным голосом.

– Надпись интересную заметил.

– Чего?

Девушка обернулась, увидела оскверненную дверь и разразилась такими матами, что ей бы позавидовали грузчики амурского речного порта.

– Неплохо для института культуры, – похвалил Воронов. – Ты, я вижу, из Сибири?

Незнакомка плюнула на палец, попыталась оттереть надпись, но тщетно! Краска фломастера впиталась в дверь и без применения моющих средств исчезать не собиралась.

– Трудись! – весело сказал Виктор и пошел дальше по коридору.

Дверь в комнату Алины была закрыта.

– Они все в совхоз уехали, – объяснила девушка с оторванной пуговицей. – До октября не вернутся.

Виктор пожал плечами и пошел на выход. Продолжать знакомство с неряшливой соседкой Алины он не хотел. Но у девушки были другие планы.

– Подожди, – остановила она. – Ты как догадался, что я из Сибири?

– Слово «че» только у нас говорят.

– Ты откуда?

– Из Новосибирска, – соврал Виктор. Он никогда не говорил первым встречным правдивых сведений о себе.

– Я из Томска. Не знаешь, чем эту пакость можно стереть?

– Попробуй мылом, должно помочь.

– Ты к кому из них приходил?

– Письмо просили занести, – уклончиво ответил Воронов. – Так говоришь, их до конца месяца не будет? Понятно. Хозяин письма в октябре сам занесет.

С лестничной клетки на этаж поднялась беременная девушка, по виду якутка или монголка. У нее был узкий разрез глаз, широкое лицо, бледная кожа. Ни слова не говоря, девушка прошла мимо и скрылась в дальней комнате.

«Беременная Снежана – это, конечно, проблема, тут Рогову не позавидуешь, но как бы все поменялось, если бы к его родителям пришла не она, а якутка. Предъявила бы фотографию, то-се. Вот бы он попрыгал! Тут бы и Снежана нормальной невестой показалась. Интересно, когда эта девушка родит, ее в общежитии оставят или на улицу выставят? Скорее всего, домой отправят, в академический отпуск».

Девушка из Томска заметила, как Воронов рассматривает беременную.

– Говорят, какой-то тувинец из школы милиции ее обрюхатил, – сказала она. – К ним в комнату много парней приходило, все нерусские, все на одно лицо…

Воронов не стал дослушивать разговорившуюся землячку и покинул общежитие. На повороте на остановку он оглянулся, посмотрел на окно Алины.

– Не судьба! – вслух сказал он и поехал в город – погулять по улицам, посмотреть на прохожих, вспомнить, что, кроме бескрайних картофельных полей, есть еще и другая жизнь, полная приятных мелочей и развлечений.

В четыре часа дня Воронов, чистый, сытый и, в общем-то, довольный жизнью, сел в школьный автобус и уехал в «Полетное». Во время прогулки по Хабаровску он вдоволь насмотрелся на хорошеньких девушек, съел мороженое, прикупил сигарет с фильтром. Словом, с толком провел время.

В совхозе вновь потянулись безрадостные дни в борозде. Апатия все больше овладевала слушателями. Иногда им целыми днями было не о чем поговорить. Наступала стадия раздражения, когда на любой вопрос можно было услышать ответ в духе незнакомки из комнаты с исписанной дверью.

Совхозное руководство, чтобы поддержать моральный дух работников, заказало в райцентре кино. Фильм прокрутили в кинозале. Однокурсники Воронова смотрели его, лежа на верхнем ярусе кроватей, остальные расселись, кто где мог. Реакция на фильм была совсем не такой, на какую рассчитывал директор совхоза. Как только на экране появились первые кадры и до зрителей дошло, что будет фильм про деревню, так они тут же взвыли: «Вы что, издеваетесь, что ли? Не могли детектив заказать?»

– Спокойно! – властно прервал начинающийся бардак Трушин. – Кто-то стонал, что женщин третью неделю не видит? Сейчас они появятся…

Вместо красавиц-селянок весь фильм мудрый отец учил сыновей пахать землю. Сыновья его были настолько тупыми, что никак не могли понять, с какой стороны подходить к сохе. В конце фильма отец с сыновьями дружно запели:

 
– Прадед мой был природный пахарь,
И я работал вместе с ним!
 

В песне было восемь куплетов. Как только она закончилась, Воронов решил похвалиться своей отменной памятью и пропел все куплеты, ни разу не сбившись. Его способности ни удивления, ни похвалы не вызвали. Апатия среди одногруппников уже достигла такого уровня, что им было безразлично, кто что поет.

В прошлом году Воронов привез с собой самоучитель по английскому языку, думал позаниматься на досуге. Затея оказалась невыполнимой – вначале не хватало сил и времени раскрыть книгу, потом стало лень вникать. В этом году он не стал мудрить с учебником и правильно сделал: на второй стадии пребывания в «Полетном» апатия достигла такого уровня, что он не смог прочитать даже тонкую книжку о здоровом образе жизни.

Как-то в поле Воронов поймал себя на мысли, что почти месяц не смотрел новости по телевизору и не читал газет.

– Рог, – позвал он приятеля, – ты знаешь, что в стране делается? Может, перестройка закончилась? Мы тут в каком-то информационном вакууме пребываем: ни газет, ни радио.

– Господи, мне бы твои заботы! – раздраженно ответил Рогов. – Я целыми днями про Снежану думаю, про ребенка, а ты – о перестройке!

В последнюю субботу сентября с самого утра лил дождь. Неожиданно для слушателей в «Полетное» приехал начальник школы. Для его выступления перед личным составом в кинозал из поселкового совета принесли трибуну с гербом СССР.

Полковник Толмачев был опытным руководителем. Он знал, как встряхнуть личный состав и заставить работать из последних сил до самого окончания уборки урожая.

– Я знаю, какие разговоры идут между вами, – начал Толмачев. – «Мы пашем с утра до ночи, а деньги за наш труд неизвестно кто получает». Так ведь? Есть такие разговоры? Теперь ответьте: в честь чего вам должны две зарплаты платить? Вы все – кадровые сотрудники милиции и получаете зарплату или стипендию согласно штатному расписанию. Считайте свое пребывание в совхозе временной сменой деятельности. В Хабаровске вы учитесь или преподаете, а здесь, в «Полетном», помогаете подшефному совхозу.

После краткого выступления начальник школы собрал офицеров на совещание, а слушателей, чтобы зря не сидели в Доме культуры, отправил на склад – перебирать картошку. Смена деятельности разрядила обстановку, но ненадолго. К вечеру все опять были злыми и неразговорчивыми.

В воскресенье из Хабаровска приехал школьный ансамбль во главе с заведующим клубом. На площади перед Домом культуры на грузовике с открытыми бортами установили аппаратуру, настроили гитары. После ужина начался концерт, на который пришли местные жители. Первая же песня вызвала у местных восторг, а у слушателей – очередной приступ раздражения.

 
– Ах, Поле-Поле-Полетное, бывшая окраина,
Белочка на елочке семечки грызет.
 

– Мать его! – выругался Вождь. – Бывшая окраина! А сейчас что, центр мироздания?

– Это переделанная песня, – подсказал кто-то. – В оригинале «Веселые ребята» про окраину Москвы поют.

Послушать заезжих музыкантов пришли несколько местных девушек. Они постояли на краю площади и тихо разошлись по домам. В танцах приняли участие только повеселевшие от музыки и тайно выпитого самогона трактористы да работницы склада. Слушателей пляски не заинтересовали.

– Вас бы, бездельников, в борозду! – зло сказал Сватков. – Посмотрели бы, про какие семечки вы потом бы пели.

В предпоследний день пребывания слушателей в совхозе с проверкой внезапно нагрянуло партийное начальство. Секретарь райкома партии, объезжая поля на служебной «Волге», велел остановиться у севших на перекур парней из группы Воронова. Виктор первым сообразил, как надо действовать.

– Леня, иди, докладывай партийному боссу! – велел он.

Парторгу группы Леониду Зайцеву был тридцать один год. Он был невысокого роста и практически лысый, за что получил кличку Генсек.

– Я не пойду, – испугался Зайцев. – Я не имею права ему докладывать.

– Иди, сволочь! – зашипели на него одногруппники. – Строевым шагом иди! Ты – парторг, тебе и докладывать.

Зайцев тоскливо посмотрел на дальнее поле, где были Трушин и замполит, вздохнул и пошел навстречу судьбе. Секретарь райкома оторопел, увидев, как к нему, перешагивая через борозды, строевым шагом направляется лысый мужик в телогрейке.

– Кто это? – в изумлении спросил партийный руководитель.

Референт секретаря глянул в список, нашел фамилию ответственного за уборку на данном участке и уверенно доложил:

– Подполковник Трушин, начальник курса.

Весь недолгий путь до «Волги» Леня прикидывал, как ему начать доклад. Если бы он знал, что приехал первый секретарь райкома, то отрапортовал бы так: «Товарищ первый секретарь Лазовского райкома партии…» Но если приехал не секретарь райкома, а председатель райисполкома, то ему как докладывать? На выручку Зайцеву пришел сам высокий гость.

– Здравствуйте, товарищ Трушин! – сказал он и протянул руку для приветствия.

Леня не смог возразить. У него в голове от волнения отключилась функция управления речью. Он молча пожал руку партийному боссу и уставился под ноги, не зная, что дальше делать.

– Крепитесь, товарищ Трушин! – сказал секретарь райкома. – Немного осталось. Завтра уберете турнепс и можете выдвигаться домой.

– Задание партии выполним! – справившись с волнением, выкрикнул Зайцев.

– Молодец! – похвалил странного «подполковника» партийный руководитель и уехал проверять другие участки.

Замполит, узнав об этом происшествии, смеялся до слез.

– Так ты решил начальника курса подсидеть? – спросил он. – Не рановато ли?

– Это Воронов во всем виноват, – насупился Зайцев. – Я не хотел идти, он заставил.

Вечером второго октября слушатели вернулись в школу. Общее настроение высказал Сэмэн.

– Дом, милый дом! – воскликнул он, входя в общежитие. – Кто бы знал, как я скучал по тебе!

6

Как только представилась возможность, Рогов показал Воронову предъявленную матерью Снежаны фотографию. Виктор внимательно изучил снимок. Проверил, нет ли пояснительной надписи на обороте.

– Ну что же, – сказал он, – проведем следственно-криминалистическое изучение представленного снимка. Фотография любительская среднего качества. На ней запечатлен нетрезвый молодой мужчина в обществе двух девушек, примерно 18–20 лет. Мужчина сидит на диване, во взгляде его улавливается некая бессмысленность, то есть он понимает, где находится, но относится с безразличием к происходящим событиям. Мужчина обнимает за плечи девушек. Они улыбаются. Теперь вопрос: с которой из них ты впоследствии переспал?

– Я ни с кем не спал, – начал было Рогов, но Виктор перебил его:

– Отвечай на вопрос: с кем ты из них был близок этой ночью?

– Вот с этой, – Рогов ткнул пальцем в девушку слева.

– Ха, забавно! – воскликнул довольный Воронов. – Почему же с этой, а не с другой? Или на фотографии запечатлен тот момент, когда ты еще не определился с выбором? Как я помню, одна из них – подруга хозяина квартиры, то есть на нее ты глаз положить не мог. В чем разница между положением девушек на фотографии? Никакой.

– Погоди-ка… – пробормотал Рогов.

– Если бы вы встречались пара на пару, – продолжил развивать мысль Воронов, – ты бы обнимал только Снежану, или она бы сидела ближе к тебе или вовсе у тебя на коленях. На этом снимке ты сидишь с девушками, которые тебе одинаково безразличны. Судя по твоим пустым глазам, тебе было по фигу, кого обнимать. Если бы на место одной из девчонок запрыгнула большая собака, ты бы и ее обнял.

Рогов схватился за голову:

– Ничего не понимаю! Почему, когда я увидел эту фотку в первый раз, она показалась мне веским доказательством?

– Мамаша Снежаны сбила тебя с толку своим натиском, вот ты и принял пустышку за улику.

Обрадованный приятель тут же написал письмо отцу. Получилось сумбурно, с многочисленными отступлениями, но в целом смысл рассуждений Воронова ему удалось передать довольно точно.

С октября потянулись учебные будни: семинары, лекции, наряды по кухне, караул, несение патрульно-постовой службы в городе. От апатии и совхозного отупения не осталось и следа. Через пару дней после возвращения никто уже не нервничал по каждому поводу, не морщился, рассматривая забившуюся под ногти грязь. Слушатели стали чистенькими, пригожими и веселыми. По вечерам появилось свободное время. Рогов вновь стал встречаться с Алиной и не удержался, рассказал ей о беременной самозванке. Реакция девушки удивила его.

– Прикинь, Ворон, она реально охладела ко мне, как только узнала о Снежане.

– Немудрено, – хмыкнул Воронов.

– Что «немудрено»? – обозлился Рогов. – Я со Снежаной познакомился в феврале, а Алину в первый раз увидел только в марте. Если она меня приревновала, то это же глупо!

– Перекинь мостик с февраля в конец лета. Если ты блудил все зимние каникулы, то наверняка в августе вел себя точно так же. Зачем приличной девушке выстраивать серьезные отношения с парнем, который волочится за каждой юбкой, а потом с удивлением узнает о беременности случайной знакомой?

– О каких серьезных отношениях ты говоришь! Серьезные отношения – это любовь, а для любви нужно место, где встречаться. Любви без уединения не бывает!

– Тут ты прав, – согласился Воронов. – Прогулки по городу и поцелуи у крылечка – это тупиковый путь. Кстати, я сделал интересное наблюдение. Девчонки соглашаются пойти в нашу общагу только в первые дни знакомства. Раз или два уговорить зайти можно, а потом – на буксире не затащишь.

В субботу Рогов предложил сходить с девушками в кино. Компанию Алине должна была составить ее соседка по комнате Таня, которую парни окрестили Золушкой. Воронов не афишировал свои отношения с Таней и после бурных августовских встреч не видел ее. Поход в кино отношения Рогова и Алины не улучшил. Чувствовалось, что девушке стало неинтересно с Роговым и она решила вывести его в резерв – не разрывать отношения до конца, но количество встреч свести к минимуму. В кинозале совершенно случайно они расселись так, что Воронов оказался между девушек. После киножурнала в зрительном зале на мгновение наступила темнота. Воронов решил воспользоваться моментом и одновременно положил руки на колени Алине и Золушке. Алина аккуратно сняла его руку и вернула на место, а Таня ласково накрыла его ладонь своей.

«Выбор сделан! – решил Воронов. – Золушка так Золушка! Она хоть невзрачненькая, зато без претензий».

После киносеанса пары разошлись. Рогов пошел провожать Алину до общежития института культуры, а Воронов повел Таню в кооперативное кафе – угостить горячим шоколадом.

– Теперь мы сможем спокойно встречаться, – по пути сказал он. – На все вопросы у тебя будет хорошая отговорка: «Нас Алина познакомила». Какие у тебя планы на следующую субботу?

– Никаких, – обреченно вздохнула Золушка. Она уже поняла, что следующая встреча будет в общежитии школы милиции.

Вечером Рогов объявил, что расстается с Алиной.

– Если она такая дура и не может понять, что на моем месте мог бы оказаться любой мужчина, то зачем мне такая девушка нужна?

– Отсюда мораль: никогда не рассказывай женщине о своих похождениях – не поймет.

Рогов внимательно посмотрел на приятеля, припомнил лето и изрек:

– Мне кажется, у нас отношения дали трещину после того, как ты с ней в реке целовался.

– Но-но, полегче, дядя! – жестко оборвал его Виктор. – Мы целовались для дела, с твоего разрешения и под твоим руководством.

– Чего-чего? – не понял Рогов.

– Ты был на берегу, все видел – значит, руководил процессом.

– Ладно, черт с ней, с Алиной, – не стал спорить Рогов. – Ты-то как, нашел общий язык с Золушкой?

– Знакомство состоялось. Пили горячий шоколад по цене один рубль крохотная чашечка, болтали о всякой всячине, на прощание трогательно поцеловались у общежития. Кстати, я пригласил Золушку в гости, она не отказалась.

– Быстро ты ее окрутил! – удивился Рогов. – В следующую субботу Сват в город сваливает. Могу на его кровати переночевать.