Текст книги "Она"

V. Голова негра

Наступило утро. Солнце поднялось и залило землю теплом и светом.

Я сидел в лодке, прислушиваясь к рокоту воды и наблюдая за восходом солнца, пока лодка не коснулась таинственной странной скалы, у края которой мы перенесли столько опасностей и которая заслонила теперь от меня величественное зрелище.

Я продолжал смотреть на скалу и заметил, что верхушка ее действительно походила на голову и лицо негра, поражавшее своим яростным выражением. Были ясно видны толстые губы, жирные щеки, приплюснутый нос, круглый череп головы негра, тысячи лет омываемой волнами и обдуваемой ветром. В довершение сходства на колоссальной голове негра виднелась какая-то тощая растительность и казалась в лучах солнца густой шерстью. Конечно, все было очень странно, так странно, что я предположил: это вовсе не игра природы, а гигантский монумент, сделанный, подобно египетскому сфинксу, каким-нибудь забытым народом на вершине скалы, как символ презрения к врагам, которые могут приблизиться к гавани. Мы так и не смогли узнать этого наверное, потому что скала была малодоступна. Разглядев скалу при солнечном свете, я решил, что голова сделана человеком. Стоит она из года в год, вечно омываемая изменчивым океаном, – стояла и тысячу лет тому назад, когда Аменартас, египетская принцесса, жена Калликрата, смотрела на дьявольское лицо, и будет стоять еще много столетий, когда все мы будем забыты.

– Что ты думаешь об этом, Джон? – спросил я нашего слугу, сидевшего на краю лодки и выглядевшего очень печально, указывая ему на голову негра.

– О, сэр! – ответил Джон, только что успевший заметить оригинальную скалу. – Я думаю, что старый джентльмен сделал свой портрет со скалы!

Я засмеялся, и мой смех разбудил Лео.

– Ого! – сказал он. – Что такое со мной случилось? Я весь озяб. Где же шхуна? Дайте мне, пожалуйста, водки!

– Благодари Бога, мальчик, что ты не окостенел навеки! – ответил я. – Шхуна затонула, с ней утонули все люди, за исключением нас четверых. Твоя жизнь спасена чудом!

Джон отыскал водку, пока я рассказывал Лео о нашем ночном приключении.

– Великий Боже! – произнес он. – Как мы смогли уцелеть!

Потом мы выпили водки и почувствовали себя лучше. Солнце начало сильно припекать и согрело нас, иззябших, промокших до костей.

– Да! – сказал Лео, поставив в сторону бутылку с водкой. – Это действительно такая скала, как описано там… похожая на голову негра…

– Верно! – ответил я.

– Значит, – возразил он, – все правда!

– Еще ничего не ясно! – ответил я. – Мы знали, что такая скала существует, отец твой видел ее. Но это ровно ничего не доказывает!

Лео снисходительно улыбнулся.

– Ты – Фома неверный, дядя Горас! – сказал он. – Поживем – увидим!

– Конечно, – ответил я, – ну а теперь мы находимся у самого устья реки. Возьми весло, Джон, мы поищем местечко, где можно пристать к берегу!

Устье реки, в которое мы вошли, было не широко, хотя из-за густого тумана, окутывавшего берега, мы не могли хорошо разглядеть окрестности. Через 20 минут мы пристали к берегу с большим трудом с помощью попутного ветра.

Туман рассеялся, солнце пекло, и на болотистых берегах лежали крокодилы, похожие на огромные чурбаны. За милю от нас тянулась полоса твердой земли, и через четверть часа мы очутились там, прикрепили лодку к дереву и вышли на берег. Затем мы разделись, помылись и повесили наше платье сушиться на солнце.

Приютившись под листвой громадных деревьев, мы позавтракали мясом, которое захватили с собой в изрядном количестве, радуясь, что успели заблаговременно перенести до начала бури в нашу лодку всю провизию и все имущество.

Когда мы закончили завтрак, наша одежда успела высохнуть, и мы поспешили одеть ее. Осмотревшись вокруг, мы заметили, что находимся та узкой полосе земли, окаймленной с одной стороны рекой, а с другой – бесконечными унылыми болотами, которые тянулись вдаль.

– Здесь, наверное, была гавань! – сказал Лео.

– Чепуха! – возразил я. – Кто будет строить гавань посреди ужаснейших болот в необитаемой стране?

– Быть может, раньше здесь не было болот и страна была обитаема! – сухо возразил Лео. – Посмотри, – указал он на место, где вчерашний ураган вырвал с корнями огромное дерево магнолии, – разве не работа человеческих рук этот камень?

– Глупости! – отвечал я.

Мы подошли к поваленному дереву.

– Ну, что же? – спросил он.

Я промолчал и только свистнул. Несомненно, передо мной лежал огромный камень, разбитый на небольшие глыбы, крепко скрепленные цементом. Это еще не все. Я дотронулся рукой до разрыхленной земли и увидел огромное каменное кольцо, около фута в диаметре и около 3-х дюймов толщиной. Это открытие поразило меня.

– Разве не похоже на гавань, где стояли корабли? – спросил Лео.

Я хотел было возразить, но слова застряли у меня в горле.

– В давно прошедшие века здесь приставали корабли, и это кольцо – несомненно, след когда-то существовавшей гавани. Вероятно, и сам город похоронен в болотах. Наша история начинает походить на правду! – сказал неугомонный Лео.

– Страна, подобная Африке, – сказал я, – конечно, полна следов и памятников давно исчезнувших забытых народов. Никто не знает, когда началась цивилизация Египта. Были вавилоняне, финикияне, персы и другие народы, более или менее цивилизованные, не говоря уже о евреях. Вспомни персидские могилы, которые консул показывал нам в Кильва![5]5
  Около Кильва, на восточном берегу Африки, существует утес, на вершине которого находятся персидские могилы. Ниже обнаружены развалины древних городов, которые существовали много столетий тому назад.


[Закрыть]

– Хорошо, – заметил Лео, – но раньше ты говорил совсем другое…

В это время мы дошли до края болота и посмотрели вдаль. Оно было необозримо, и целые стаи птиц летали над ним. Ядовитые испарения поднимались с его поверхности.

– Мне ясно одно, – сказал я, обращаясь к своим спутникам, – во-первых, что мы не сможем пройти через эту топь, а во-вторых, если мы останемся здесь, то непременно умрем от лихорадки!

– Да, это верно! – подтвердил Джон.

– Тогда перед нами два пути: или попытаться добраться до какой-нибудь гавани в нашей лодке и пересесть на корабль, что, конечно, рискованно, или же поднять паруса и плыть дальше по реке! Я не знаю, как решите вы, – сказал Лео, – но я поеду по реке!

Джон закатил глаза и заворчал, араб пробормотал «Аллах» и тоже заворчал. Что касается меня, я мягко заметил: так как мы находимся между дьявольским болотом и морем, то, в сущности, все равно, куда идти. На самом деле колоссальная голова негра и каменное кольцо возбудили мое любопытство, которого я втайне стыдился. Осмотрев и, насколько возможно, починив лодку, мы зарядили винтовки и поплыли. К счастью, ветер дул с океана, и мы могли поднять паруса. Мы заметили, что на этой широте на рассвете ветер всегда дует с океана к берегу, а на закате солнца от берега в океан. Воспользовавшись этим попутным ветром, мы плыли по реке три или четыре часа.

Около полудня стало очень жарко. Зловоние, доносившееся до нас с болот, было просто ужасно, и мы поспешили проглотить предохранительную дозу хинина. Скоро ветер совсем утих, и мы с удовольствием выбрались из лодки под тень деревьев, которые росли у реки, и легли там, ожидая заката солнца, а с ним конца наших мучений от жары. Когда мы готовились снова сесть в лодку, я оглянулся. Солнце близилось к закату. Вправо и влево от нас, насколько хватало глаз, тянулись смертоносные болота с прудами темной стоячей воды, блестевшей, как зеркало, в лучах заходящего солнца. Впереди и сзади нас лениво струилась река, впадавшая в лагуну, на поверхности которой последние лучи солнца боролись с тенями ночи. На западе огромное красное солнце исчезало в туманном горизонте, и небо рдело кровавым отблеском. Никогда не забуду этой печальной и волшебной картины, она глубоко запечатлелась в моей памяти.

Стемнело. Проплыв еще немного, мы бросили якорь, хотя не смели выйти на берег, не зная, найдем ли удобное место для ночлега, и боясь ядовитых испарений болота, которые не могли так убийственно подействовать на нас на воде. Зажгли походную лампу, поужинали и хотели лечь спать. Но спать оказалось невозможно. Привлеченные светом или необычным запахом белых людей, целые полчища огромных москитов накинулись на нас. Тучами летели они, немилосердно кусая и жаля нас до того, что мы готовы были взбеситься. Только табак немного отгонял их. В конце концов мы закутались в одеяла с головой и сидели неподвижно, ругаясь и проклиная москитов. Вдруг в тишине, словно гром, раздался невдалеке от нас дикий рев льва.

– Ай, ай! – произнес Лео, высовывая голову из одеяла. – Не лучше ли будет выйти на берег, дядя? Проклятие! Москит укусил меня за нос! – И голова вновь исчезла в одеяле.

Скоро взошел месяц, и, несмотря на рычание льва, мы задремали.

Не знаю, что заставило меня высунуть голову из одеяла, я услыхал перепуганный шепот Джона.

– О, звезды небесные, взгляните-ка туда!

Мы все взглянули в указанном направлении и при свете месяца увидели около берега светящиеся точки и два темных предмета.

– Что это такое? – спросил я.

– Это проклятые львы, сэр! – отвечал Джон испуганно. – Они плывут сюда, чтобы съесть нас!

Несомненно, это были львы. Я видел их яростно сверкающие глаза. Лео взялся за винтовку, я посоветовал ему подождать, пока они подойдут ближе.

В 50 шагах от нас показалась львица и яростно зарычала. В этот момент Лео выстрелил. Пуля попала ей в открытую пасть и прошла в затылок. Раздался сильный всплеск воды, и львица упала мертвой.

Позади нее находился лев, который положил свои передние лапы на берег. Вдруг произошло что-то странное. Лев испустил страшный рев и прыгнул на берег, таща за собой что-то темное.

– Аллах! – завопил Магомет. – Смотрите! Крокодил схватил его за ногу!

Это было верно. Мы увидали длинную морду крокодила, его пасть и туловище. Затем последовала удивительная сцена. Лев пытался вытащить крокодила на берег и страшно рычал, а крокодил впился зубами в его заднюю ногу. Тогда лев с диким ворчанием повернулся и ударил лапой по голове крокодила. Пресмыкающееся медленно двинулось вперед, и лев схватил его за горло. Они катались по берегу в этой отвратительной борьбе. Трудно было уследить за их движениями, но вскоре мы заметили, что крокодил, весь покрытый кровью, держал в своих железных челюстях туловище льва, крепко сжимая его. Измученный зверь бился и ревел в агонии, бешено ударяя лапой по голове врага, и успел ранить нежное горло крокодила. Вскоре голова льва упала на крокодила, и он с ужасающим ревом издох. Крокодил медленно пополз, таща за собой перегрызенный пополам труп зверя. Эта борьба была ужасным и потрясающим зрелищем. Когда все кончилось, мы оставили Магомета сторожить, а сами провели остаток ночи сравнительно спокойно, насколько позволяли москиты.

VI. В плену

На следующее утро мы проснулись с рассветом и начали готовиться к дальнейшему путешествию. Я должен сказать, что, когда рассвело и можно было разглядеть лица моих спутников, я готов был расхохотаться. Полное и добродушное лицо Джона страшно распухло от укусов москитов, да и Лео был не в лучшем состоянии. Из нас троих меньше всех был искусан я, вероятно, вследствие грубости кожи, покрытой волосами, тем более, что после отъезда из Англии я отпустил бороду и предоставил ей полную свободу. Магомета москиты вовсе не пожелали трогать, вероятно, почуяв залах правоверного. Как часто в продолжение этой недели мы желали пахнуть так же, как наш араб! Пока мы рассматривали друг друга и смеялись, насколько нам позволяли распухшие губы, стало совсем светло и утренний ветер разогнал туман, поднимавшийся с болот. Мы подняли парус и, тщательно рассмотрев убитых львов и крокодила, поплыли по направлению к лагуне, следуя течению реки. В полдень, когда ветерок затих, нам посчастливилось найти удобное место, где можно было расположиться лагерем и развести огонь; мы зажарили дикую утку, хоть и не очень аппетитно, но вполне удовлетворительно. Остатки мяса мы нарезали полосами и развесили на солнце.

В этом гостеприимном уголке мы оставались до следующего утра и провели ночь без особых тревог, если не считать москитов. Следующие два дня прошли таким же образом, без всяких приключений. Нам удалось подстрелить какую-то необыкновенную дичь и найти несколько разновидностей водяной лилии в полном цвету замечательной красоты.

На пятый день нашего путешествия ветер затих в 11 часов утра, и мы вынуждены были остановиться, выбрав для стоянки группу деревьев на берегу, под которыми и расположились. Погуляв по берегу, мы убили еще несколько штук водяных птиц. Не успели пройти 50 ярдов, как поняли, что дальше ехать по реке невозможно, так как впереди, почти на 200 ярдов, тянулась отмель.

Повернув назад, мы долго шли по берегу и вскоре пришли к заключению, что это вовсе не река, а прорытый в древности канал, вроде того, который находится около Момбаза, на берегу Занзибара. Берега его были подмыты водой, а поверхность покрыта зарослями. Очевидно, что если не по реке, то мы можем плыть по каналу или вернуться на море. Оставаться здесь было невозможно, так как грозила опасность изжариться на солнце, быть съеденными москитами или умереть от болотной лихорадки.

– Что ж, попытаемся! – сказал я, и все остальные согласились со мной: Лео – с великим удовольствием; Джон – с почтительным негодованием, а Магомет – взывая к пророку и проклиная неверных.

Как только солнце село, мы отправились в путь. Около двух часов мы усердно работали, – Магомет, Джон и я, тогда как Лео сидел на носу лодки и мечом Магомета отталкивал обломки дерева и всякий хлам, плававший в воде. Когда стемнело, мы остановились отдохнуть и доставить удовольствие москитам, но около полуночи снова поплыли, пользуясь свежестью ночи. На рассвете, отдохнув три часа, мы отправились в путь и плыли до 10 часов утра, когда вдруг разразилась буря, сопровождавшаяся страшным ливнем, и мы провели около шести часов буквально под водой.

Думаю, что нет надобности описывать подробности нашего путешествия в течение следующих 4 дней, ужасных по своей монотонности, тяжелой работе, жаре и москитах. Мы находились в поясе безграничных болот, и то обстоятельство, что избежали лихорадки и смерти, я приписываю только дозам хинина и очистительного, которые мы глотали, и также постоянной физической работе. На третий день нашего пути по каналу мы заметили вдали круглый холм, видневшийся сквозь испарения болот.

Мы чувствовали себя настолько истощенными, что готовы были лечь и умереть в этом ужасном месте. Я бросился на дно лодки, чтобы уснуть и немного отдохнуть от страшного истощения, горько проклиная свою глупость, которая побудила меня принять участие в этом сумасшедшем деле. Помню, я впал в забытье. Мне грезилось, что наша лодка наполняется водой, что мы умираем и вода смывает наши останки; наступает конец всему. Мне слышалось журчанье воды около нас, и я увидел мертвого араба, который вдруг выпрямил свой скелет и, сверкая на меня пустыми впадинами глаз, скрежеща челюстями, начал проклинать меня, христианскую собаку, за то, что я потревожил последний сон правоверного.

Я открыл глаза, содрогаясь от ужасного сна, и вдруг увидел два глаза, которые смотрели на меня в темноте. Вскочив на ноги, я закричал от ужаса, все мои спутники вскочили разом, перепуганные, сонные.

Затем я почувствовал прикосновение холодной стали к моему горлу. Сзади сверкнули еще два копья.

– Тише! – сказал чей-то голос по-арабски. – Кто вы такие и как пришли сюда? Говори, или умрешь! – снова сталь прикоснулась к моему горлу.

– Мы – путешественники! – отвечал я по-арабски, и, очевидно, был понят, потому что человек, державший меня, повернул голову и, обратившись к какой-то высокой фигуре, стоявшей в стороне, спросил:

– Отец, нужно ли убить их?

– Какой цвет кожи у этих людей? – спросил глубокий голос.

– Белый!

– Не убивай! – был ответ. – «Та, которой все повинуется», прислала мне сказать: придут белые люди, а когда они придут, не убивай их! Веди их в дом «Той, которой все повинуется»!

– Пойдем! – сказал мне человек, вытаскивая меня из лодки.

Та же участь постигла моих спутников.

На берегу стояла толпа из 50 человек. Я заметил, что они были вооружены огромными копьями, очень рослые, крепко сложены и обнажены, если не считать шкуры леопарда, повязанной у пояса.

Лео и Джон очутились возле меня.

– Что случилось? – спросил Лео, протирая глаза.

– О, сэр, с нами случилось нечто странное! – вскричал Джон.

В эту минуту к нам подбежал Магомет, преследуемый человеком с поднятым копьем.

– Аллах! Аллах! – вопил Магомет. – Защитите меня! Защитите!

– Отец, тут есть один черный человек! Что сделать с ним?

– «Она» ничего не сказала. Не убивай его, иди сюда, мой сын!

Человек подошел, высокая фигура склонилась над ним и прошептала что-то.

– Да, да! – ответил тот и страшно захохотал. – Там трое белых людей?

– Да, трое, отец!

– Тогда несите их и захватите с собой все, что нужно!

Едва он успел произнести эти слова, как к нам подошли какие-то люди, держа на своих плечах крытые паланкины. У каждого паланкина было 4 носильщика и двое запасных.

– Хорошо, – сказал Лео, – очень хорошо, что о нас теперь заботятся другие!

Делать было нечего, я влез в носилки и устроился там очень комфортабельно. Вероятно, носилки были сделаны из волокон травы, которая гнулась и вытягивалась при каждом движении тела, поддерживая на должной высоте голову и шею.

Едва я успел усесться на носилки, как носильщики двинулись куда-то ровным и быстрым шагом. Около получаса я лежал спокойно, размышляя о нашем приключении и о том, как изумились бы мои почтенные друзья в Кембридже, если бы я чудесным образом очутился вдруг сидящим за собственным столом среди них! Я лежал и думал, чем все это кончится, пока не заснул.

Думая, что проспал семь или восемь часов, в первый раз отдохнув как следует с той ночи, как затонул наш корабль, я проснулся, когда солнце стояло высоко на небе. Мы мирно двигались вперед, делая 4 мили в час.

Выглянув из-за плотных занавесок, я заметил, что мы миновали пояс болот и теперь шли по зеленеющей местности по направлению к куполообразному холму. Потом я взглянул на своих носильщиков. Это были превосходно сложенные, около 6 ф. ростом люди с желтоватым цветом кожи, в общем, очень похожие на сомалийцев Восточной Африки, за исключением волос, которые вились локонами по их плечам. Черты лица у них были правильные и даже красивые, нос орлиный, зубы белые и прекрасные. Но несмотря на их красоту, я никогда не видел более злых физиономий. Холодная жестокость ярко запечатлелась на них.

Была еще одна странная черта, которую я подметил у дикарей: они, казалось, вовсе не умели улыбаться. Иногда они запевали монотонную песню, остальное время молчали, и ни одного раза улыбка не озарила их мрачных и угрюмых лиц. К какой расе принадлежал этот народ? Они говорили на арабском языке, но вовсе не были арабами. Не могу сказать почему, но вид их внушал мне какое-то болезненное ощущение страха. Вскоре я увидел другие носилки рядом с собой. Там сидел, – занавески были подняты, – старик в белой одежде, сделанной, очевидно, из грубого холста – тот, которого называли «Отцом». На вид он был очень стар, с длинной, снежно-белой бородой, концы которой висели по бокам носилок, с крючковатым носом и парой холодных и острых, как у змеи, глаз. В общем, на лице его отражалась глубокая мудрость и даже юмор.

– Ты проснулся, чужеземец? – сказал он низким и глухим голосом.

– Да, отец мой! – отвечал я любезно.

Он погладил свою прекрасную белую бороду и улыбнулся.

– Из какой бы страны ты ни пришел к нам, – произнес он, – но там, наверное, знают наш язык и учат детей вежливости, мой чужеземный сын! Скажи мне, зачем ты и те, что с тобой, пришли к нам, куда не проникала нога чужеземца? Или вам надоела жизнь?

– Мы пришли искать новое и любопытное! – отвечал я смело. – Нам надоело старое. Пришли с моря узнать неведомое, потому что происходим от храброго народа, который не боится смерти, мой уважаемый отец! Но мы желали бы прежде, чем умереть, узнать кое-что!

Старик издал какое-то непонятное восклицание.

– Пожалуй, это правда, если ты не лжешь, мой сын. Во всяком случае, скажу, что «Та, которой повинуется все», исполнит твои желания надлежащим образом!

– Кто это «Та, которой повинуется все»? – спросил я с любопытством.

Старик взглянул на носильщиков и улыбнулся.

От его улыбки вся кровь прилила к моему сердцу.

– Ты скоро узнаешь, мой сын, – произнес он, – если «Она» захочет увидеть тебя во плоти!

– Во плоти? – переспросил я. – Что хочет сказать этим мой отец?

Старик молчал и снова улыбнулся своей ужасной улыбкой.

– Как называется народ моего отца?

– Народ наш называется Амахаггер, или народ Утесов!

– Если сын может спросить тебя, как твое имя, отец мой?

– Мое имя – Биллали!

– Куда же мы идем?

– Скоро узнаешь!

Он сделал знак носильщикам, которые пустились бегом, пока не догнали носилок, в которых сидел Джон (перекинув ногу за ногу сбоку носилок). Затем носильщики Джона быстро нагнали носилки Лео.

Убаюканный ровным качаньем носилок, я снова заснул, потому что чувствовал себя смертельно усталым; проснувшись же, увидел, что мы шли по крутой тропинке, вдоль которой росли прекрасные деревья и цветущие кусты. Тропинка вдруг повернула в сторону, и нашим глазам открылся прелестный вид. Перед нами возвышалась земляная насыпь в виде римского амфитеатра. Края ее были скалисты, заросли кустарником, а центр представлял собой зеленеющий луг с великолепными деревьями и растениями, омываемый журчащими ручьями. На лугу паслись стада рогатого скота, хотя я не заметил между ними баранов. Я не мог даже представить себе, что это за место. Меня поразило в особенности то обстоятельство, что несмотря на пасущиеся стада, я не видел нигде признака человеческого жилья. Где же они жили? Скоро мое любопытство было удовлетворено. Носилки повернули влево и остановились. Видя, что Биллали вылез из носилок, я последовал его примеру, также поступили Лео и Джон.

Первое, что мне бросилось в глаза, – это несчастный араб Магомет, лежавший на земле. Ему не дали носилок, и он вынужден был бежать, так что находился теперь в состоянии полного изнеможения. Оглянувшись, мы увидели, что стоим на площадке у входа в большую пещеру, где было свалено в кучу все наше имущество, даже весла и парус лодки. Около входа стояли люди, все – высокого роста, красивые, хотя с разным цветом кожи, – черные, как Магомет, или желтые, как китайцы. Все они были обнажены и держали копья в руках.

Между ними находились и женщины, удивительно красивые, с большими темными глазами и вьющимися волосами. Вместо шкур леопарда на них были короткие юбки из красной кожи. Некоторые носили одежду из желтоватого холста. Впрочем, как мы узнали потом, это служило признаком различия их общественного положения. В общем, наружность женщин казалась не такой свирепой, как у мужчин, многие даже улыбались.

Как только мы вышли из носилок, дикари столпились вокруг, с любопытством рассматривая нас. Высокая атлетическая фигура Лео, его классически красивое лицо, очевидно, привлекли всеобщее внимание, а когда он вежливо снял шляпу и показал свои золотистые кудри, ропот восхищения пробежал в толпе. Затем произошло нечто удивительное. Самая хорошенькая из молодых женщин, одетая во что-то похожее на платье, с пышными темными волосами, оглядев Лео с головы до ног, свободно подошла к нему, обняла его руками за шею и поцеловала прямо в губы.

Я остолбенел, ожидая, что Лео оттолкнет ее, в то время, как Джон громко закричал: «вот шлюха»!

Но Лео, конечно, удивленный, понял, что мы находимся в стране, которая следует обычаям древних христиан, наклонился и возвратил ей поцелуй.

Я задыхался, ожидая чего-нибудь необычного, но, к моему удивлению, хотя многие из молодых женщин и выказали некоторое раздражение, старухи и мужчины только усмехнулись. Когда мы освоились с обычаями этого народа, тайна разъяснилась. Женщины народа Амахаггер пользуются полным равноправием наравне с мужчинами. Происхождение рода считается по материнской линии, и люди гордятся длинным рядом женских предков, как гордимся мы нашими предками-мужчинами в Европа. В каждом племени имеется почетный представитель, которого называют «Хозяин» или «Отец». Биллали был «отцом» своего племени, которое состояло из семи тысяч душ.

Когда женщина народа Амахаггер желает избрать себе мужа, она должна подойти к нему и публично обнять его, таким же образом, как это сделала красивая и быстрая молодая леди, которую звали Устана, поцеловавшая Лео.

Если он вернул ей поцелуй, это значило, что он согласен взять ее в жены. Связь продолжается до тех пор, пока не наскучит одному из молодых людей. Я должен прибавить, что разрыв и перемена супругов случается далеко не так часто, как можно было бы ожидать. Редко случаются и ссоры между мужчинами, когда их жены дезертируют к соперникам.