Текст книги "Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)"

Генри Райдер Хаггард
Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2015

* * *

Африка никогда не даст тебе умереть…

Так часто бывает в жизни: вы долго колеблетесь и не знаете, как быть, а в конце концов решаете вопрос в один миг…

Генри Райдер Хаггард

Мы отправляемся в Африку. Но Африку не сегодняшнюю, а викторианскую. В те дни, которые были отлично знакомы девятнадцатилетнему Генри Райдеру Хаггарду, секретарю вице-губернатора провинции Наталь.

Перед нами огромный континент, контуры которого нанесены на карты, но просторы которого все еще остаются белым пятном. Путешественник рискует собой с первого мига. Что же говорить о тех, кто избрал Африку своим домом? Только одно: они настоящие смельчаки.

Таков Аллан Квотермейн, уже сорок лет без малого охотящийся на слонов, хотя обычно век таких охотников очень короток. Ведь не зря же туземцы называют Квотермейна Макумазан, что буквально означает «человек, который встает после полуночи» (то есть человек, который всегда начеку). Сорок лет этот седовласый мужчина живет в Африке, но по-прежнему не может сказать, что знает об этом удивительном крае достаточно, чтобы назвать его своим домом. И пусть Аллану известны многие легенды Черного континента, но он не только не торопится проверять их подлинность, но даже пытается отговорить тех, кто решается на столь безрассудные экспедиции, – капитана Гуда и сэра Генри Куртиса.

Капитаном Гудом движут цели приземленные: он хочет разбогатеть. И именно в самом богатом месте Африки, где-то в копях царя Соломона, теряются следы брата сэра Генри.

Волею случая в руках Аллана оказывается карта, ведущая к загадочным копям…

Конечно, здесь нет смысла пересказывать историю странствий этих троих. Куда интересней взглянуть на континент, лежащий перед ними.

Континент без дорог, еще ждущий цивилизацию.

Обжигающие пустыни и горы без перевалов, колодцы, в которых неведомые болезни поджидают доверчивых путников, сочная и яркая зелень кустов и деревьев, прячущих под своими кронами кровожадных животных и коварных змей.

Отчаянные и отважные местные жители, защищающие свои земли от любых чужаков, но в то же время верящие в неведомых богов.

Тайны, которыми наполнены песни и танцы, тайны, которые хранят колдуны и правители, тайны, о которых лишь иногда догадывается наивный европеец, ступивший на каменистые тропы Африканского континента. Буйство красок и запахов, буйство волшебства и опасностей…

Невероятный коктейль, который может вскружить даже самую холодную голову. Что уж говорить о тех, кто живет здесь годами, как Аллан Квотермейн или отчаянная Бенита, вернувшаяся из Англии на жаркие просторы Африки и любящая этот невероятный континент всей душой….

Как, книга уже закончилась?! Закончилась, а мы еще не узнали всего, что происходило с героями?

Должно быть, именно это сожаление было бы самой большой наградой автору, подарившему нам удивительные приключения и позволившему взглянуть на Африку, которая навсегда осталась в его душе и которая явила миру его героев, которые стали нашими друзьями.

Должно быть, бесценные копи царя Соломона все же существуют. И готовят нам куда более щедрые подарки, чем золото или драгоценные камни…

Копи царя Соломона

Теперь, когда напечатана и скоро разойдется по свету эта книга, мне очевидны ее недостатки как по стилю, так и по содержанию. Относительно последнего скажу, что она не задумывалась как исчерпывающий отчет обо всем, что мы видели и сделали. Мне очень хотелось бы подробнее остановиться на многом, связанном с нашим путешествием в Страну Кукуанов, о чем я лишь мельком упоминаю, например: о собранных легендах, о кольчугах, спасших нас от смерти в великой битве при Луу, а также о Молчаливых, или Колоссах, у входа в сталактитовую пещеру. Если бы я пошел на поводу у своих желаний, я бы рассказал подробнее о различиях между зулусским и кукуанским диалектами, над которыми можно долго размышлять, и посвятил бы несколько страниц флоре и фауне[1]1
  Я обнаружил восемь видов антилоп, которых мне никогда не приходилось встречать, и много видов растений, главным образом семейства луковичных. – А. К.


[Закрыть] этой удивительной страны. Еще одна интереснейшая тема, не описанная должным образом в книге, – блестящая организация войск, по моему мнению значительно превосходящая систему, установленную королем Чакой в Стране Зулусов. Она обеспечивает быструю мобилизацию и делает ненужной пагубную систему насильственного безбрачия. И наконец, я лишь вскользь упомянул о любопытнейших семейных обычаях кукуанов, а также об их искусстве выплавки металлов и сварки. Это искусство они довели до совершенства, прекрасным примером чего служат толлы – тяжелые металлические ножи с искусно приваренными лезвиями из великолепной стали.

Посоветовавшись с сэром Генри Куртисом и капитаном Гудом, я решил рассказать простым языком только о наших приключениях, а обо всем прочем поговорить как-нибудь в другой раз, если, конечно, возникнет желание. Я с превеликим удовольствием поделюсь собранными сведениями со всеми, кто этим заинтересуется.

Осталось лишь попросить читателя извинить меня за мой стиль. В свое оправдание могу лишь сказать, что я более ловок в обращении с оружием, чем с пером, и потому не могу претендовать на изящные литературные обороты и пышность стиля, встречающиеся в романах, которые я иногда почитываю.

Вероятно, эти обороты и пышность уместны, но, к сожалению, я совсем не умею ими пользоваться.

На мой взгляд, книги, написанные простым и доходчивым языком, производят самое сильное впечатление и их легче понять. Впрочем, мне не совсем удобно высказывать свое мнение по этому поводу. «Острое копье, – гласит кукуанская пословица, – не нужно точить». Поэтому я смею надеяться, что правдивый рассказ, каким бы необычайным он ни был, не следует приукрашивать высокопарными словами.

Аллан Квотермейн

Глава I
Я встречаюсь с сэром Генри Куртисом

Допускаю, выглядит странно то, что, дожив до пятидесяти пяти лет, я впервые берусь за перо. Не знаю, что получится из моего рассказа и хватит ли терпения довести его до конца.

Оглядываясь на прожитую жизнь, я удивляюсь, сколь много успел сделать и сколь много мне пришлось пережить. Наверно, и жизнь мне кажется такой длинной оттого, что я оказался предоставлен самому себе слишком рано. В том возрасте, когда мальчики еще учатся в школе, я уже вынужден был работать, торгуя всякой мелочью в старой колонии[2]2
  Имеется в виду Капская колония. – Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.


[Закрыть]. Чем только я не занимался с тех пор! Мне пришлось и торговать, и охотиться, и работать в копях, и даже воевать. И только восемь месяцев назад я разбогател. Теперь я обладаю огромным состоянием – хотя еще сам не знаю, насколько оно велико, – но не думаю, что ради этого я согласился бы вновь пережить последние пятнадцать или шестнадцать месяцев, даже если бы заранее знал, что все кончится благополучно и я буду так богат. Я скромный человек, не люблю крови и насилия, и, откровенно говоря, мне изрядно надоели приключения. Не знаю, зачем я собираюсь писать эту книгу: это ведь совсем не по моей части. Да и образованным я себя не считаю, хоть и очень люблю читать Ветхий Завет и легенды Инголдзби[3]3
  Сборник баллад, написанных английским писателем Баргэмом (1788–1845) под псевдонимом Томаса Инголдзби.


[Закрыть].

Все же попробую изложить причины, побудившие меня написать эту книгу. Во-первых, меня просили об этом сэр Генри Куртис и капитан Гуд. Во-вторых, делать мне все равно нечего, я сейчас нахожусь у себя в Дурбане, так как боль в левой ноге снова приковала меня к постели. Я страдаю от этой боли с тех самых пор, как в меня вцепился этот проклятый лев; сейчас она усилилась, и я хромаю более обычного. Вероятно, в львиных зубах содержится яд, потому что зажившие раны снова открываются, причем – заметьте! – ежегодно и в то же самое время.

На своем веку я застрелил шестьдесят пять львов и при этом жив и невредим, и не обидно ли, что какой-то шестьдесят шестой изжевал мою ногу, как кусок табака! Это нарушает естественный ход вещей, а я, помимо всех прочих соображений, люблю порядок, и мне это очень не нравится.

Кроме того, я хочу, чтобы мой сын Гарри, который сейчас работает в лондонской больнице, готовясь стать врачом, читая этот рассказ, отвлекся хотя бы ненадолго от своих сумасбродств.

Работа в больнице порой приедается – ведь можно пресытиться даже вскрытием трупов. Полагаю, рассказ мой Гарри развлечет и хоть на денек-другой внесет немного разнообразия в его жизнь, тем более что я собираюсь поведать самую удивительную историю, когда-либо случившуюся с человеком. Но в ней нет ни одной женщины, за исключением Фулаты. Впрочем, нет! Есть еще Гагула, хотя неизвестно, женщина она или дьявол. Однако ей не меньше ста лет, поэтому как женщина особого интереса она не представляла и в счет идти не может. С уверенностью могу сказать одно: во всей этой истории нет ни одной юбки.

Однако не пора ли мне впрягаться в ярмо? Почва здесь сложная, и я чувствую, что увяз по самую ось. Но волы справятся с этим без особого труда. Сильные животные всегда в конце концов вытянут, со слабыми же волами, конечно, ничего не поделаешь! Итак, я начинаю!

«Я, Аллан Квотермейн из Дурбана, Наталь[4]4
  Наталь – провинция в Южно-Африканском Союзе.


[Закрыть], джентльмен, приношу присягу и заявляю…» – так начал я свои показания в суде по поводу печальной кончины Хивы и Вентфогеля, но, пожалуй, для книги это не совсем подходящее начало. И вообще, могу ли я назвать себя джентльменом? Что такое джентльмен? Мне это не совсем ясно. В своей жизни я имел дело не с одним ниггером. Нет, я зачеркну это слово – оно мне не по душе! Я знал туземцев, которые были джентльменами, с чем ты согласишься, Гарри, мой мальчик, прежде, чем прочтешь эту книгу до конца. Знавал я также очень скверных и подлых белых, которые, однако, джентльменами не являлись, несмотря на огромное количество денег. Во всяком случае, я родился джентльменом, хоть и был в течение всей жизни всего-навсего бедным странствующим торговцем и охотником.

Остался ли я джентльменом, не знаю, – судите об этом сами. Богу известно, что я старался!

На своем веку мне пришлось убить много людей, однако невинной кровью я своих рук не запятнал и убивал, только защищаясь.

Господь даровал нам жизнь и, полагаю, хотел, чтобы мы ее защищали; по крайней мере, я всегда действовал на основании этого убеждения. И надеюсь, что, когда пробьет мой смертный час, это мне простится. Увы! В мире много жестокости и безнравственности, поэтому такому скромному человеку, как я, пришлось принимать участие во многих кровавых делах. Не знаю, правильно ли сужу об этом, но я никогда не воровал, хотя однажды выманил у кафра[5]5
  Кафры – устаревшее наименование юго-восточных африканских народов.


[Закрыть] стадо скота. И несмотря на то что он тоже подложил мне свинью, до сих пор чувствую угрызения совести.

Итак, с тех пор как я впервые встретил сэра Генри Куртиса и капитана Гуда, прошло примерно восемнадцать месяцев. Произошло это следующим образом. Во время охоты на слонов за Бамангвато[6]6
  Бамангвато – поселок в Земле Бечуанов.


[Закрыть] мне с самого начала не повезло, и в довершение всего я подхватил сильную лихорадку. Немного окрепнув, я добрался до Алмазных россыпей, продал всю слоновую кость с фургоном и волами в придачу, рассчитался с охотниками и сел в почтовую карету, направляющуюся в Кап[7]7
  Кап – сокращенное название Кейптауна.


[Закрыть]. В Кейптауне я прожил неделю в гостинице, где, кстати сказать, меня изрядно обсчитали, и осмотрел все его достопримечательности. Видел я и ботанические сады, которые, по моему мнению, приносят стране огромную пользу, и здание парламента, который, полагаю, никакой пользы не приносит. В Наталь я решил вернуться на пароходе «Данкелд»: судно в это время стояло в доке в ожидании «Эдинбург Кастла», прибывающего из Англии. Я оплатил проезд, взошел на пароход, и в тот же день пассажиры, направляющиеся в Наталь, пересели с «Эдинбург Кастла» на «Данкелд». Мы снялись с якоря и вышли в море.

Среди новых пассажиров на борту нашего парохода мое внимание сразу же привлекли двое. Один из них – джентльмен лет тридцати. Я никогда не встречал человека такого богатырского сложения. У него были соломенного цвета волосы, густая борода, правильные черты лица и большие, глубоко посаженные серые глаза. В своей жизни я не видел более красивого человека, к тому же он чем-то напоминал мне древнего викинга. Это, конечно, не значит, что мне много известно о викингах; я был знаком только с одним датчанином, которому, кстати, проиграл десять фунтов. Однажды я видел картину, изображающую несколько таких господ, очень похожих на белых зулусов. У них в руках были кубки из рога, и длинные волосы ниспадали им на спину. Глядя на этого человека, стоявшего у трапа, я подумал, что если бы он немного отрастил себе волосы, надел стальную кольчугу на свою могучую грудь, взял боевой топор и кубок из рога, то вполне смог бы позировать для этой картины. И между прочим, странная вещь (как сказывается происхождение!): позже я узнал, что в жилах сэра Генри Куртиса – так звали высокого джентльмена – текла датская кровь. Он очень напоминал мне еще кого-то, но кого – я не мог вспомнить.

Другой человек, который разговаривал с сэром Генри, был совсем другого типа. Я тот час же подумал, что он морской офицер. Не знаю почему, но морского офицера сразу видно. Мне приходилось с ними бывать на охоте, и должен признаться, что они всегда оказывались необыкновенно храбрыми и симпатичными людьми, каких редко можно встретить. Одно в них плохо: уж очень они любят ругаться.

Несколько раньше я задал вопрос: что такое джентльмен? Теперь я на него отвечу: это офицер Британского Королевского флота, хотя, конечно, и среди них иногда встречаются исключения. Широкие морские просторы и свежие ветры, несущие дыхание Господа Бога, омывают их сердца и выдувают скверну из сознания, делая их настоящими людьми. Но вернемся к рассказу. Я опять оказался прав. Действительно, этот человек был морским офицером. Безупречно прослужив во флоте ее величества семнадцать лет, неожиданно и вопреки его желанию он был зачислен в резерв в чине капитана. Вот что ожидает людей, которые служат королеве. В полном расцвете сил и способностей, когда они приобретают большой опыт и знания, их выбрасывают в холодный, неприветливый мир без средств к существованию. Возможно, они и примиряются с этим; но я предпочитаю зарабатывать на хлеб охотой. Денег у тебя будет так же мало, но пинков ты получишь меньше! Его фамилия – я отыскал ее в списке пассажиров – была Гуд, капитан Джон Гуд. Это был коренастый человек лет тридцати, среднего роста, темноволосый, плотный, довольно интересного вида. Одет он был чрезвычайно опрятно, гладко выбрит и с неизменным моноклем в правом глазу. Казалось, что монокль врос ему в кожу, так как носил его капитан без шнура и вынимал, только чтобы протереть. По простоте душевной я думал, что он и спит с ним, но потом узнал, что ошибался. Когда он ложился спать, то клал монокль в карман брюк вместе со вставными зубами, которых у него было два прекрасных комплекта, что часто заставляло меня завидовать, нарушая десятую заповедь, так как своими я похвастаться не могу. Но я забегаю вперед.

Вскоре после того, как мы снялись с якоря, наступил вечер и погода неожиданно испортилась. Пронизывающий ветер подул с суши, спустился густой туман с изморосью, и все пассажиры вынуждены были покинуть палубу. Наше плоскодонное судно было недостаточно нагружено, потому его сильно качало – иногда казалось, что мы вот-вот перевернемся.

Но к счастью, этого не случилось. Находиться на палубе было невозможно, и я стоял около машинного отделения, где было очень тепло, и развлекался тем, что смотрел на кренометр. Стрелка его медленно раскачивалась взад и вперед, отмечая угол наклона парохода при каждом крене.

– Ну и кренометр! Он же не выверен! – послышался рядом со мной чей-то раздраженный голос.

Оглянувшись, я увидел морского офицера, на которого уже раньше обратил внимание.

– Разве? Почему вы так думаете?

– Думаю? Тут и думать нечего! Как же, – продолжил он, когда наш пароход снова восстановил равновесие после очередного крена, – если бы судно действительно накренилось до градуса, показанного на этой штуке, – он кивнул на кренометр, – мы бы перевернулись. Но что еще можно ожидать от капитанов торгового флота! Они чертовски небрежны.

Как раз в этот момент прозвучал гонг, чему я очень обрадовался, потому что если офицер Британского флота начинает ругать капитанов торгового флота, то слушать его невыносимо. Хуже этого только одно: слушать, как капитан торгового флота выражает свое откровенное мнение об офицерах Британского флота.

Мы с капитаном Гудом спустились в кают-компанию и застали сэра Генри Куртиса уже за столом. Капитан Гуд сел с ним рядом, я же занял место напротив. Мы с капитаном разговорились об охоте. Он задавал мне много вопросов, и я старался давать исчерпывающие ответы. Вскоре разговор перешел на слонов.

– Ну, сэр, – сказал кто-то из сидевших недалеко от меня, – вам повезло: если кто-нибудь может толком рассказать вам о слонах, то это охотник Квотермейн.

Сэр Генри, не проронивший ни слова во время разговора, услыхав последнюю фразу вздрогнул.

– Простите меня, сэр, – раздался его низкий бас, несомненно именно такой звук и должен исходить из столь могучей груди, – простите меня, сэр, вы не Аллан Квотермейн?

Я ответил утвердительно.

Сэр Генри больше ко мне не обращался, но я слышал, как он тихо пробормотал: «Какая удача!»

После ужина, когда мы покидали кают-компанию, сэр Генри предложил мне зайти к нему выкурить трубку. Я с благодарностью принял приглашение, и мы с капитаном Гудом отправились в его каюту, которая выходила на палубу. Это была прекрасная просторная каюта, ранее состоявшая из двух. Кто-то из наших важных франтов совершал однажды путешествие на «Данкелде» вдоль побережья, перегородку сняли, однако позднее не вернули на прежнее место. В каюте был диван и маленький стол перед ним. Сэр Генри послал стюарда за бутылкой виски, мы втроем сели и закурили трубки.

– Мистер Квотермейн, – обратился ко мне сэр Генри, когда стюард принес виски и зажег лампу, – в позапрошлом году, примерно в это время, вы, кажется, были в поселке Бамангвато, к северу от Трансвааля?

– Да, был, – ответил я, озадаченный тем, что незнакомый джентльмен столь подробно осведомлен о моих странствиях, которые, как я полагал, особого интереса не представляли.

– Вы там торговали? – оживился Гуд.

– Да, я привез фургон с товаром, остановился у поселка и пробыл там, пока все не распродал.

Сэр Генри сидел против меня в плетеном кресле, облокотившись на стол. Он смотрел мне прямо в лицо своими проницательными серыми глазами, и казалось, что его взгляд выражает какое-то странное волнение.

– Вы случайно не встречали там человека по фамилии Невилль?

– О! Встречал, разумеется! Он остановился рядом с моим фургоном и прожил там две недели, чтобы дать возможность отдохнуть волам, перед путешествием вглубь страны. Несколько месяцев назад я получил письмо от какого-то стряпчего, который просил меня сообщить, не знаю ли я, что сталось с Невиллем. Я сразу же написал ему все, что мне известно.

– Да, – сказал сэр Генри, – тот стряпчий переслал мне ваше письмо. В нем вы сообщили, что джентльмен по фамилии Невилль покинул Бамангвато в начале мая в фургоне с погонщиком, проводником и охотником-кафром по имени Джим. Этот джентльмен сообщил, что намеревается по возможности добраться до Айнайти, своего конечного торгового пункта Земли Матабеле. В указанной точке он предполагал продать фургон и двигаться дальше пешком. Вы также писали, что он действительно продал свой фургон, потому что шесть месяцев спустя вы видели его у какого-то португальского торговца. Этот человек рассказал вам, что купил его в Айнайти у белого, имени которого он не помнит, и нужно полагать, что белый со слугой-туземцем отправился вглубь страны на охоту.

– Совершенно верно, – подтвердил я.

Наступило молчание.

– Мистер Квотермейн, – неожиданно произнес сэр Генри, – я думаю, что вы ничего не знаете и не догадываетесь о том, каковы были причины, заставившие моего… мистера Невилля предпринять путешествие на север?

– Кое-что я об этом слышал, – только и ответил я. Мне не хотелось говорить на эту тему.

Сэр Генри и капитан Гуд переглянулись, и последний многозначительно кивнул.

– Мистер Квотермейн, – обратился ко мне сэр Куртис, – я хочу рассказать вам одну историю и попросить вашего совета, а возможно, и помощи. Мой поверенный передал мне ваше письмо со словами, что я могу вполне на вас положиться: в Натале вас хорошо знают и вы пользуетесь всеобщим уважением. Кроме того, он подчеркнул, что вы из тех людей, кто умеет хранить тайны.

Я поклонился и отпил немного разбавленного виски, чтобы скрыть свое смущение, так как я скромный человек. Сэр Генри продолжил:

– Мистер Квотермейн, я должен сказать вам правду: мистер Невилль – мой брат.

– О! – промолвил я, вздрогнув.

Теперь стало ясно, кого напоминал мне сэр Генри Куртис, когда я его впервые увидел. Мистер Невилль был гораздо меньше ростом, с темной бородой, но глаза у него были такие же проницательные и того же серого оттенка, что и у сэра Генри. В чертах лица также прослеживалось некоторое сходство.

– Мистер Невилль – мой младший и единственный брат, – объяснил сэр Генри, – и мы впервые расстались с ним пять лет назад. До этого времени я не помню, чтобы мы разлучались даже на месяц. Но около пяти лет назад нас постигло несчастье: мы с братом поссорились не на жизнь, а на смерть (это иногда случается даже между очень близкими людьми), и я поступил с ним несправедливо.

Капитан Гуд, словно в подтверждение этих слов, энергично закивал. В это время наш пароход сильно накренился, и отражение отчаянно кивающего капитана Гуда появилось в зеркале над моей головой.

– Как вам, полагаю, известно, – продолжил сэр Генри, – если человек умирает, не оставив завещания, и не имеет иной собственности, кроме земельной, называемой в Англии недвижимым имуществом, все переходит к его старшему сыну. Случилось так, что как раз в то время, когда мы поссорились, умер наш отец, не оставив завещания. В результате брат остался без гроша, не имея при этом никакой профессии. Конечно, мой долг заключался в том, чтобы обеспечить его, но наши отношения настолько обострились, что, к моему стыду (тут он глубоко вздохнул), я ничего для него не сделал. Не то чтобы я хотел несправедливо поступить с ним, нет, – я ждал, чтобы он сделал первый шаг к примирению, но он на это не пошел. Простите, что утруждаю вас этими подробностями, но хочу все прояснить. Правда, Гуд?

– Само собой разумеется, – ответил капитан. – Я уверен, что мистер Квотермейн никого в это дело не посвятит.

– Конечно, – подтвердил я, – можете не сомневаться. – Надо заметить, что я очень горжусь тем, что умею хранить тайны.

– На текущем счету моего брата было несколько сот фунтов стерлингов, – вел дальше сэр Куртис. – Ничего мне не сказав, он взял эту ничтожную сумму и под вымышленным именем Невилля отправился в Южную Африку с безумной мечтой нажить себе состояние. Это стало известно уже позже. Прошло около трех лет, в течение которых я не имел никаких сведений о брате, хотя писал ему несколько раз. Конечно, письма до него не доходили, и я все более и более о нем беспокоился. Я понял, мистер Квотермейн, что такое родная кровь.

– Это верно, – промолвил я и подумал о своем Гарри.

– Я отдал бы половину своего состояния, чтобы только узнать, что мой брат Джордж жив и здоров и я его снова увижу!

– Но на это надежды мало, сэр Генри, – отрывисто произнес капитан Гуд, взглянув на него.

– Мистер Квотермейн, чем дальше, тем больше я тревожился, жив ли мой брат, и если он жив, то как вернуть его домой. Я принял все меры, чтобы его разыскать, в результате чего получил ваше письмо. Известия меня подбодрили, поскольку указывали, что до недавнего времени Джордж был жив, но дальнейших сведений о нем до сих пор нет. И вот я решил приехать сюда и искать его сам, а капитан Гуд любезно согласился меня сопровождать.

– Видите ли, – вмешался капитан, – мне все равно делать нечего. Лорды Адмиралтейства вышвырнули меня из флота умирать с голоду на половинном окладе. А теперь, сэр, расскажите нам все, что знаете или слышали о мистере Невилле.