Текст книги "Изгнанница Ойкумены"

В холле отеля Регину ждала нечаянная радость.

Сегодня радость приняла облик комиссара, с недавних пор – окружного комиссара Фрейрена. Нога за ногу, он сидел в кресле с таким видом, словно Китта стала Ларгитасом, отель – его персональным кабинетом, а Регина, дрянь этакая, опоздала явиться по вызову дня на три. Тощий пигмей-портье с опаской поглядывал на комиссара. Наверное, боялся, что суровый громила решит снять «люкс» и изломает всю драгоценную мебель в щепки.

– Что вы здесь делаете? – вместо приветствия спросила Регина.

Комиссар вздохнул:

– Что делают на Китте? Отдыхаю.

– Ставлю вопрос иначе. Что вы делаете в моем отеле?

– Жду вас. Заждался уже, право слово.

– Да ну?

– Честное слово. Четвертый час кукую.

– Вы решили отдохнуть вместе со мной? – от такой радужной перспективы мог хватить инфаркт. – Спасибо за высокую честь, но я…

Комиссар испустил второй вздох, горше первого.

– С вами отдохнешь, – буркнул он. – Вы, госпожа ван Фрассен, мой крест. Вы мне горб до крови натерли. Лежу это я, значит, на пляже. Белое вино со льдом, фрукты. Шоколадная цыпочка – прелестный, между прочим, характер, не чета вашему… Нет, вызывают по гиперу, велят ввести вас в курс дела. Спрашиваю: почему я? У меня законный отпуск! Ты, говорят, на Китте, и она, говорят, на Китте. На одном побережье. Кто, если не ты? Чувствуете логику? У меня от этой логики давление триста на двести…

– Такого давления не бывает, – машинально возразила Регина.

– Это у тех не бывает, – отмахнулся комиссар, – кто с вами не знаком. Счастливцы! Ладно, пошли в ваш номер. Буду вводить…

– Меня что, не могли уведомить по коммуникатору?

– Не могли. Велели, чтобы лично.

Лифт, заключенный в стеклянную колонну, вознес их на шестнадцатый этаж. Войдя в номер, комиссар достал клетчатый платок, вытер пот со лба с таким видом, будто честно отмахал весь путь по лестнице – и упал на диван в гостиной. Диван охнул. Фрейрен крякнул. Прятать платок он не стал – сидел, промакивал бритый наголо череп. Зрелище не вдохновило Регину. Решив, что радушной хозяйки из нее все равно не получится, она ушла в спальню – переодеться. Фредерико Костандо снял ей «президентские» апартаменты. Жаль, похвастаться некому. Сукин сын Рамос отпадает, комиссар не оценит. Завести нового любовника? Нет, не успеем – завтра летим домой…

– Вы работали с аутистами? – вслед ей крикнул Фрейрен.

– Да. С вами.

– Очень остроумно, – третий комиссарский вздох сотряс стены. – Вам бы в цирк, клоуном… Так работали или нет?

– Два раза. Синдромы Кашпертрана и Претта.

– Это лечится?

– Аутизм? Частично.

Сняв платье, Регина достала из стенного шкафа кимоно – легкое, летнее. Всякий раз, завязывая пояс, она давала себе слово с завтрашнего дня сесть на диету. Слов за последние годы накопилось – на академический толковый словарь.

– Что вы делаете с аутистами?

– Бью ремнем. По голой заднице. Хотите попробовать?

– А если серьезно?

– Стимуляция лобных долей. Сектора инициативы и социальных навыков. Зона активного мышления. Зона ассоциативной речи…

Очень хотелось в ванную. Особенно после общения с адвокатом малыша Хорхе и господином Костандо. Вымыться, стать, как новенькая, вчерашняя. Но при комиссаре это было невозможно.

– …области Геринке и Трокка. Бинауральная ритмизация. Терапия конфликта…

– А медикаментозное лечение? Физкультура?

– Обязательно. А также диета и аудио-вокал. Но для этого не нужен врач-ментал. Психолог, дефектолог, логопед… Слушайте, мне надоело! Вы же все равно ничего не понимаете в пси-медицине. Зачем вы спросили?

– Вам назначили пациента.

– Любовница господина Костандо? Быстро же он…

– Что? – не понял комиссар.

– Ничего. Не обращайте внимания. Говорите, новый пациент?

– Мальчик, три года. Зовут Артуром.

– Три года? Поздно спохватились…

– Внука воспитывала бабушка. Слепая любовь и все такое.

– Кто же мне назначил это сокровище?

– Бросьте паясничать. Лучше спросите, как фамилия пациента…

– Фрейрен?

Вспомнив, что комиссар не так давно похоронил сына, Регина прикусила язык.

– Зоммерфельд, – ответил комиссар. – Артур Зоммерфельд.

– Артурчик… это наш Артурчик…

– Поздравляю…

– Я виновата перед вами, Региночка.

– Да что вы! Перестаньте…

– Я очень, очень перед вами виновата…

Кажется, комиссар говорил что-то еще. Кажется, в номер кто-то постучал, и даже вошел в гостиную, и даже вышел вон. Регина не слышала. Словно во сне, она выбралась на балкон – лоджия позволяла устраивать банкет на тридцать персон, но сейчас доктору ван Фрассен было тесно. Пальцы бездумно теребили концы пояса. Значит, сын Ника – аутист? Эмбриональная травма? Последствия атаки на «Цаган-Сара»? Проклятье, я не могу лечить сына Ника, я не стану его лечить…

– Не вздумайте бросаться вниз, – предупредил Фрейрен.

Большой, громоздкий, он стоял рядом. Рука комиссара деликатно придерживала Регину за локоток. Фрейрен сопел, кряхтел; от него остро пахло мужским потом. Он боится, поняла Регина. Это не шутка. Он действительно боится, что я выброшусь с балкона. Неужели я выгляжу суицидной истеричкой? Вместе с этой мыслью пришла злость, такая же, как при встрече с велеречивым господином Костандо. Злость не имела объекта приложения, но спасала уже сама по себе. Отрезвляла, возвращала ясность рассудку; как ни странно, злость напоминала комиссарскую руку.

– Я не буду лечить Артура Зоммерфельда.

– Будете. Больше некому.

– Я – не единственный психир в Ойкумене. Я даже не единственный психир на Ларгитасе.

– Зато вы – одна из немногих телепатов, допущенных к тайне «Цаган-Сара». Сотрудников службы Т-безопасности, вроде инспектора Рюйсдала, мы вычеркиваем. Также не берем в расчет диагностов, таких, как доктор Йохансон, и реаниматологов типа доктора Лонгрина. Остаетесь вы, маркиз Трессау и графиня Шеллен.

– Пусть Артура лечит доктор Шеллен.

– Она в больнице. Инсульт. Врачи гарантируют полное восстановление. Но это потребует времени, а его у нас нет. Вы же не капризная девчонка! Должны понимать, на каком уровне интересуются здоровьем Артура Зоммерфельда.

– Хорош уровень! Проморгать аутизм…

– Виновные наказаны.

– Пусть Артура лечит доктор Трессау.

– У него нет диплома Сякко. Он не сможет работать один, без бригады. А это значит – увеличивать круг посвященных. Нет, Трессау отпадает. Остаетесь вы, и только вы. Извините, я понимаю, что вам трудно. Личные отношения – внятный повод для отказа. Но отказ я принять не могу. Получается, что я выкручиваю вам руки…

– Неужели все Т-шники в курсе моих отношений с Николасом Зоммерфельдом? – спрашивая, Регина не сомневалась в том, что вопрос риторический. – И все мне ужасно сочувствуют?!

Комиссар пожал плечами:

– Я – в курсе. И очень вам сочувствую. Но выбора у нас нет.

Букет тигровых орхидей. Вазочка, стилизованная под калебас. Другая вазочка, плоская – с фруктами. Гуава, нго, «драконий рог». Гроздь черного винограда. Смолистый аромат – это ломтики манго. Бутылка коллекционного «Chateau le grand voyage». Бокалы на тонких ножках.

Стол в гостиной преобразился.

– Что это? Зачем?

Впервые Регина видела, как смущается железный комиссар.

– Портье прислал, – Фрейрен моргал, словно ему в глаз попала соринка. – Я заказал, еще когда ждал в холле… Что ж я, не человек? Сердца у меня нет, что ли? Ешьте нго, они полезные. Или нет, я сперва разолью вино…

Когда он взялся за бутылку, сделалось ясно: разольет.

Никаких сомнений.

– Соблазняете? – мрачно осведомилась Регина. – Альтернатива цыпочке?

– Какой цыпочке?

– Шоколадной. На пляже. Забыли? Короткая у вас память на женщин…

– Мне шестьдесят восемь лет, – комиссар наконец справился со штопором и пробкой. – Я вдвое старше вас. У меня три сына. Про одного вы знаете. Остальные живут своими семьями. Я в разводе. Жена ушла от меня после гибели Генриха. Я – свободный нестарый мужчина. На Ларгитасе в моем возрасте успешно женятся на молоденьких. И заводят новых детей. Я не собираюсь жениться во второй раз. И, горите вы ядерным огнем…

Вино хлынуло в бокалы. Ни капли – мимо.

– …меньше всего я намерен тащить вас в постель! Уяснили?

– Я вам не нравлюсь?

– Вы мне очень нравитесь. Но я боюсь, что контр-адмирал ван Фрассен после этого найдет меня на другом конце Галактики и расстреляет из эскадренных плазматоров. Пейте вино, ешьте фрукты. Минута слабости закончилась.

– Закончилась, – согласилась Регина. – У вас есть информация о ребенке?

– Есть.

Комиссар выложил свой уником на стол и коснулся сенсора.

– Артур Зоммерфельд, три года два месяца, – приятным контральто сообщила информателла. – Не откликается на имя при нормальном слухе. Не удерживает сколько-нибудь длительного контакта «глаза в глаза». Не обращается за помощью. Обнаруживает дефицит совместного внимания…

– Что это значит? – Фрейерен нажал на «паузу».

– Совместное внимание? Ребенок не пытается привлечь внимание других к заинтересовавшему его предмету. Ни словом, ни жестом.

– А-а…

– …не пытается чем-то поделиться, – продолжила информателла. – Использует другого человека так, как будто это неодушевленный предмет. Вышеуказанные признаки проявляются в поведении ребенка постоянно. Речью фактически не владеет. Навыки опрятности слаборазвиты…

– Остановите.

Регина отпила глоток. Сжевала виноградинку, даже не пытаясь уловить букет напитка. Вкус винограда тоже остался незамеченным. Казалось, все вкусовые пупырышки разом атрофировались. Перца мне, подумала она. Черного молотого перца. Пригоршню.

– Ребенок на Ларгитасе? У бабушки?

– Нет. Два месяца назад Николас Зоммерфельд забрал сына у своей матери. Прямо с дня рождения Артура. Насколько мне известно, это сопровождалось грандиозным скандалом. Гертруда Зоммерфельд с сердечным приступом была госпитализирована. Тем не менее, Николас настоял на своем, и вывез сына с Ларгитаса.

– Куда?

– Шадруван. Николас Зоммерфельд – посол Ларгитаса на Шадруване.

– Где это?

– Дыра, – лаконично обрисовал ситуацию комиссар. – За краем Ойкумены. Насколько я в курсе, после смерти жены дипломат Зоммерфельд повел себя неадекватно. Лез, куда не просили. Грубил, кому не следует. Совал нос в медвежьи капканы. Вот и прищемили.

– Его сослали?

– Отнюдь. Его перевели с повышением. Из консулов – в послы. Говорят, прибыв к месту нового назначения, он начал пить. Или курить – я уж не знаю, чем глушат мозги на этом Шадруване. Местные отнеслись с пониманием. Во всяком случае, посол жив-здоров. И недавно воссоединился с любимым сыном, о котором и знать не хотел три долгих года.

Регине ясно представилась эта сцена. Глушь, дикари и вдребезги пьяный Ник. Малыш, которого Ник отобрал у бабушки. «Использует другого человека так, как будто это неодушевленный предмет…» Ник, зачем ты отнял сына у Гертруды? Зачем вывез ребенка с Ларгитаса? Хотел быть вместе с сыном? Или использовал его, как неодушевленный предмет, для мести матери? Болен ты, Николас Зоммерфельд, вдовый посол, или спился, или просто на ножах со всем миром – в любом случае…

– Вы озаботились билетами на Шадруван, комиссар?

– Да. Вылет послезавтра, в 16:30. Успеете собраться?

– Успею.

– Контр-адмирал ван Фрассен предупрежден. Главврач клиники – тоже. Можете не волноваться. Вот ваш билет, а вот проездная для вашей твари. Я же знаю, вы без нее никуда не полетите…

Потом они допили вино.

– Почему вы так быстро согласились? – спросил комиссар, выяснив, что посылать за второй бутылкой не надо. – Честно говоря, не ожидал.

– Вы убедительней, чем господин Костандо, – ответила Регина.

– Фредерико Костандо? Ну у вас и знакомства…

КОНТРАПУНКТ РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА

(из дневников)

Мама как-то рассказывала мне о диспуте, случившемся в глубочайшей древности между двумя священниками, чья религия давно позабыта, и профессором анализа в Политехнической школе, основателем ларгитасской классификации наук.

Священники утверждали:

«Учение о категориях не только бесполезно, но и опасно. Оно приучает людей к пустословию. Оно заставляет думать, что люди все знают, хотя люди помнят и знают только одни слова!»

Профессор отвечал:

«Естественное распределение наук помогло бы образовать верным образом отделения Института, который хвалится совокупностью всех человеческих знаний. Естественное распределение наук помогло бы правильно разделить методическую энциклопедию. И наконец, естественное распределение наук произвело бы счастливую перемену в их преподавании…»

Победил профессор. Этот день, сказала мама, можно считать днем рождения Ларгитаса – того, каким мы его знаем сейчас. Я согласилась с ней, но позже самостоятельно нашла в архивах труды злополучных священников. Особенно мне запомнилось вот это:

«Есть знаки вполне достоверные (как, например, дыхание есть знак жизни животного) и есть знаки вероятные (как, например, бледность есть только вероятный знак беременной женщины). Большинство смелых, но безосновательных суждений происходит от того, что человек смешивает эти два вида знаков…»

Иногда мне кажется, что основательность – это умение разделять, опираясь на разум. Но смелость – это талант смешивать, опираясь на интуицию. Одно без другого ущербно.

Мама вряд ли бы со мной согласилась.

Глава вторая
Мальчик, который жжется

Первый этап перелета ей не запомнился. Рутина на таможне: паспорт, виза, командировочные документы. Паспорт Фриды, справки о прививках, свидетельство о контроле; разрешение на перевозку всеми видами транспорта. Фрида, в барсовой ипостаси, вела себя примерно: улеглась возле чемодана, делала вид, что дремлет. Домашняя кошка, да. Ну, большая выросла – бывает. Это хозяйка виновата!

Раскормила.

Вот когда Регина впервые возила Фриду к жениху… Слово «случка» не нравилось доктору ван Фрассен. Поэтому она объявила Фриде, что они едут играть свадьбу. Жених, значит, заждался. Фрида навострила уши, громким мявом заставила все повторить – и пришла в нездоровое возбуждение, нарезая круги по дому. Ипостаси химера меняла на каждом третьем круге.

Пришлось срочно вести любимицу на прогулку.

В космопорту Фрида была сама не своя. Ластилась и заигрывала со всеми подряд, включая лейтенанта пограничной службы. Зверюга была готова выйти замуж прямо здесь, за первого встречного. Хорошо хоть, ящерихой не оборачивалась. Лейтенант бы не оценил. С женихом Бартом – как и невеста, горалом-барсом-целофузисом – химера сошлась мгновенно. Барт, кажется, с первого раза даже не понял, что уже. В положенный срок Фрида родила четырех крепких и здоровых детенышей. Регина опасалась, как бы перенесенный Фридой в детстве «конфликт ипостасей» не оказался наследственным. Ничего, обошлось. Желающие обзавестись маленьким чудом образовали целую очередь, и Регина дотошно выбирала, в чьи руки отдать пару доставшихся ей Фридиных отпрысков. Через полтора года Барт в сопровождении хозяйки – ландшафтного дизайнера с Чейдау, колонии Ларгитаса – нанес Фриде ответный визит, осчастливив трехликую мамашу еще пятью химерками.

Следующую встречу зверей хозяйки планировали будущей зимой.

Сейчас Фрида, привыкшая к перелетам, вела себя паинькой. Это дало Регине возможность ознакомиться с материалами, залитыми Фрейреном в ее коммуникатор. Стереотипия… компульсивное поведение… коэффициент первичной социализации… Кто проводил осмотр? Ага, доктор Йохансон. Еще один посвященный в тайну «Цаган-Сара». Диагнозу Йохансона она доверяла. Гормональные нарушения… разбалансировка возбудительно-тормозных нейросетей…

А вот и снимки.

В голосфере уникома возник щекастый бутуз. Регина мимо воли задумалась, похож ли Артур на отца, каким тот был в детстве – и не вспомнила. Маленький Ник стерся из памяти. Бутуз, словно упрекая ее за это, недовольно поджимал губы. Отсутствующий взгляд карих глаз был устремлен в пространство. Ребенок видел нечто, недоступное взрослым, и зрелище полностью завладело им. Еще снимок. Артур Зоммерфельд сосредоточенно расставляет игрушки. Нет, не играет – расставляет. Идеально ровная вереница пластиковых утят и зайцев, слонов и ящеров, пупсов и солдатиков – она протянулась через полкомнаты. Игрушки стояли в строгом, недетском порядке. Сначала – самые мелкие, за ними – те, что побольше; все – лицами и мордами в одну сторону, колонной в затылок друг другу. Первые – зверюшки, за ними – куклы-человечки…

Глядя на строй, можно было не сомневаться в диагнозе.

– Уважаемые пассажиры! Наш лайнер выходит на орбиту Никеи, второй от центра планеты в звездной системе Астронга-II. Время до посадки…

В зале прибытия ее должны были встретить. Момент, когда рядом образовался субъект в мятой форме техника, Регина проморгала.

– Госпожа ван Фрассен? С прибытием на Никею.

– Спасибо.

– Я отвезу вас на чартерный космодром. Позвольте ваш багаж.

Интонации у встречающего были подстать внешности: тусклые, как засиженное мухами стекло. Фрида фыркнула и отвернулась. Техника химера не сочла достойным внимания.

– Чартерный?

– На Шадруван нет регулярных рейсов. Идемте.

Без возражений Регина отдала чемодан. Мембрана на выходе чмокнула, выпуская наружу людей и химеру. Над головами, грозя упасть и раздавить, повисло низкое небо. Оно было цвета пыльной латуни. На стоянке, отбрасывая нечеткие тени, скучала дюжина мобилей – пыльных, как небо. Вид у них был такой, словно они простояли здесь пару месяцев, забытые и никому не нужные. Поодаль замер всестихийник, похожий на акулу. Сопровождающий махнул рукой: это, мол, наш. Регина на ходу огляделась. Приземистые купола космопорта, ряд промышленных зданий. К горизонту уходит линия шоссе. Лесопосадка. Деревья напоминали разлапистые зонтики. Кроны отблескивали старым янтарем. Это смотрелось бы красиво, если б не муть, висевшая в воздухе. Из-за нее цвета смазывались, сводясь в итоге к двум: серому и грязно-желтому.

– Почему такая странная видимость?

– Пыль. В атмосфере Никеи масса пыли.

Фрида с возмущением чихнула, подтвердив слова техника.

– Это же вредно для здоровья! Как вы тут живете?

– Вредно. Живем. На всех дверях – мембраны. На улице мы обычно пользуемся фильтрами. Но пять минут, как сейчас – не страшно. Прошу.

Дверца мягко скользнула вверх. Под ней вход в машину защищала такая же мембрана, как на дверях космопорта. Регина подтолкнула недовольную Фриду и забралась в салон следом за химерой. Места с избытком хватило обеим – не то что в «Шмеле» комиссара Фрейрена. Водительское кресло было отделено от пассажирских непрозрачной перегородкой.

– Прошу извинить, – раздался в акуст-линзе голос сопровождающего. – Видами во время полета здесь не очень-то полюбуешься. Будем идти в «коконе». Без него машины через месяц из строя выходят. Если хотите, я поставлю вам запись обзорной экскурсии…

– Спасибо, не нужно.

– Как скажете. Взлетаем. Полчаса, и мы на космодроме.

Отыскав нужную панель, Регина задала корпусу режим прозрачности. Она ни разу не видела, как выглядит изнутри плазменный кокон всестихийника. Чуть слышно завыл двигун, машина вздрогнула – и прыгнула вверх на включившейся А-тяге. Ускорения не ощущалось: компенсаторы инерции работали исправно. Просто земля провалилась в тартарары, а мигом позже вокруг «акулы» разлилось нежное свечение: машина перешла в горизонтальный полет. Более всего кокон напоминал полярное сияние. Сполохи струились вдоль корпуса, глубокий аквамарин перетекал в зелень изумруда – и дальше, в лимонную желтизну, охру и кармин. Зрелище завораживало. Когда кокон погас, и внизу проступило термосиловое покрытие космодрома, Регина не сдержала разочарованный вздох.

С небес – на землю. В прямом смысле слова.

Корабль стоял в двадцати шагах. Один-единственный на весь крохотный космодром. Малый экспедиционный рейдер – черный конус МЭРа дочь адмирала ван Фрассена узнала сразу. Типы военных кораблей Ларгитаса она в детстве выучила назубок – по собственной, кстати, инициативе. Назначение, размеры, масса, вооружение; ТТХ, численность экипажа… Надо же: до сих пор не забыла!

– Прошу на борт. Старт через двадцать три минуты. На борту примете вот это.

Техник протянул Регине желтую капсулу размером с ноготь.

– Что это?

– Полезно для здоровья.

– А ей, – Регина указала на химеру, – не нужно?

– Нет.

Пожав плечами, она взяла капсулу. Не отраву же ей дали, в конце концов? У трапа их встречал пожилой штабс-обер-боцман. Вислые, снежно-белые усы – точь-в-точь моржовые бивни – приковывали к себе все внимание, лишая боцмана остальных примет. Усач, и баста. Форма на вояке сидела так, словно он в ней родился. Пуговицы сияли, как вызов пыльной атмосфере Никеи. Нашивки, орденские планки… А лицо – жеваное. Последствия «безвоздушки» – разгерметизации отсека. Пластику делать не стал, хотя мог бы, за казенный кошт…

– Госпожа ван Фрассен?

– Да, это я.

– Приложите ладонь к идентификатору, – боцман сверился с записью в портативном терминале. – Простите, вы случайно не родственница капитан-командора ван Фрассена?

– Дочь, – улыбнулась Регина. – Только мой отец уже контр-адмирал.

– Надо же! Не знал… Совсем одичал в этом грязном мешке. Вы отцу-то привет от меня передавайте, хорошо? От Гельмута Шпрее, капрала. Я, когда с ним на «Громобое» служил, в капралах ходил. Славные времена были… Ох, что это я! Добро пожаловать на борт «Покорителя»!

– «Покоритель» – военный корабль?

– Бывший, – вздохнул боцман. – Большую часть вооружения сняли, под транспортник переделали… Но посудина хоть куда! Всю Галактику навылет…

На борту вахтенный офицер предложил Регине четыре каюты на выбор.

– У вас много свободных мест?

– Так мы же на Шадруван идем, – удивился офицер. – Вы – единственная пассажирка. Вернее, вы и ваша…

– Химера.

– Да-да, конечно. Вы с ней в одной каюте будете? Или отдельную подготовить?

«В какую же это дыру заслали Ника, что туда и не летает никто? – подумала Регина. – Списанный, но вполне работоспособный рейдер. Экипаж из военных. Чартерный рейс…» Вслух она ничего не сказала. По лицу офицера и без телепатии ясно читалось: лишние вопросы – лишние проблемы.

– В одной. Сколько лету до Шадрувана?

– Трое суток. Располагайтесь. А я вынужден вас покинуть. Старт через двенадцать минут.

Дождавшись, когда «Покоритель» ляжет на траекторию разгона перед РПТ-маневром, Регина сунулась в бортовую инфо-сеть. Конечно, сведения о Шадруване следовало поискать раньше, но и в рейдерском инфоре их обнаружилось с лихвой. Планету открыл «Фурор», бриг Ларгитаса, десять лет назад. Масса, гравитация, период обращения, наклон оси… Атмосфера пригодна для дыхания. Микроорганизмы успешно нейтрализуются стандартной биоблокадой. Флора, фауна; полезные ископаемые. Руды тяжелых металлов, редкие изотопы…

Не в этом ли кроется интерес родины к Шадрувану?

На планете обнаружена цивилизация. Ранняя технологическая стадия развития. Развитое градостроительство, ремесла; государственная система, религия… Два года назад с Шадруваном были установлены дипломатические отношения. Параллельно с дипломатами на планете работают несколько экспедиций. Геологоразведка, биологические исследования. Вахтовые партии: смена раз в год. Неудивительно, что туда мало кто летает. А рейдер отлично подходит для доставки исследователей и грузов.

На орбиту Шадрувана «Покоритель» вышел в срок.

– Прощальный завтрак, госпожа ван Фрассен! – слова капитана прозвучали двусмысленно. Всю дорогу он пытался шутить с пассажиркой, и даже с ее химерой, и всякий раз неудачно. – Челнок ждет вас.

– Челнок? Мы разве не сядем на планету?

– Нет. Космодрома там еще не построили. Хотя ради вас я, – капитан напрягся, рожая очередную шутку, – готов разворотить полгорода!

Челнок был легкий, четырехместный. Грузовое отделение – язык не поворачивался назвать его «багажным» – гораздо больше пассажирского. Из-за этого челнок имел грушевидную форму. «Летит груша, нельзя скушать,» – прокомментировала Регина. Капитанское чувство юмора оказалось заразным. Фрида по-хозяйски разлеглась на сиденье, пристроив голову на коленях хозяйки. Поза означала приказ: «Чесать и гладить!»

– Надеюсь, мы полетим не в коконе? Я смогу полюбоваться пейзажем?

– Четыре «окна» по периметру вас устроят? – ухмыльнулся молоденький лейтенант-пилот. – Давать полную прозрачность при входе в атмосферу по инструкции не положено.

– Спасибо.

Черный конус «Покорителя» исчез из виду, едва челнок выплыл из пасти ангара. Густая смола космоса, хорошо видимая в верхних «окнах», блестела россыпями искр. Почти сразу она приобрела фиолетовый оттенок; звезды тонули в смоле, тускнели, гасли. В нижних «окнах» медленно проворачивался шар – желто-голубой с прозеленью – разбухая, как на дрожжах, окутываясь млечным туманом. Челнок нырнул в молоко, пронзая облачный слой. Минуты «слепого» спуска – и внизу распахнулась панорама Шадрувана. Солнце, полыхая за кормой челнока, играло отсветами на узкой ленте реки. Расплавленный металл тек через буйство зелени и дерюгу полей. Когда возник город, он показался Регине знакомым. Ну конечно! Одну из записей в инфоре делали с этого ракурса. Башни, купола, чешуя крыш; арки мостов через реку…

– Садимся, – уведомил пилот. – Добро пожаловать на Шадруван.

«Всю дорогу я не думала о Нике, – сказала себе доктор ван Фрассен. – Я и сейчас о нем не думаю.» Лжешь, возразил кто-то. Лгу, согласилась она. Ну и что?

Ну и ничего, ответил кто-то.