Текст книги "Путь к Отцу"

«Он был в повиновении у них» – вот все, что евангелист сообщает о домашнем укладе семьи из Назарета. Отсюда принято делать вывод, что взрослеющий сын помогал Иосифу в его ремесле до тех пор, пока не достиг 30-летнего возраста. Данный период жизни чрезвычайно важен в становлении любого человека, и Иисус не был исключением. Конечно, внутренне он ощущал свою принадлежность Отцу. Но все же нам очень хотелось бы знать, как он рос – ведь это важно для понимания его жизни.

Если Иисус был впечатлительным, живым и простодушным человеком, каким нам рисуют его евангелисты, то кажется весьма примечательным, что из обстоятельств юношеских лет, вроде бы отданных ремеслу, – а таких лет было примерно 15, – к нашему удивлению, лишь немногие нашли отзвук в его притчах, в то время как столько прочих событий легко обрели в них свое место. Конечно, ремесленный труд ему был не чужд. Он рассказывает о здании, возводимом на скале, о строительстве башни, расходы на которое нужно прежде оценить, чтобы не оказаться потом в смешном положении или не потерпеть неудачу с ее возведением. Вполне возможно, что известные слова о пощечине, на которую не нужно отвечать тем же, а лучше подставить другую щеку, связаны с какими-то случаями в жизни окружающих. Но других отголосков продолжительных ремесленных трудов, пожалуй, и не найти. То, что он занимался плотницким делом регулярно, представляется в высшей степени маловероятным.

Казалось бы, что тут удивительного. Кем был Иосиф? Плотником. Обыкновенным плотником, который подряжался выполнять несложные строительные работы в сельской местности. И до сегодняшнего дня подобная практика на Востоке весьма распространена, поэтому плотник ведет своего рода кочевую жизнь. Такая профессия часто заставляет неделями быть вдали от дома, вдали от семьи. Но чтобы домашнее хозяйство не пришло в упадок, логика подсказывает: взрослому сыну следует брать на себя роль хозяина в доме и замещать отсутствующего отца, вместо того чтобы отправляться подрабатывать вместе с ним. Хотя порой такое бывает выгоднее, но, скорее всего, на короткое время – в противном случае это смысла не имеет. Куда полезнее трудиться сыну дома, пока отец где-то на стороне зарабатывает деньги. И по сей день на Востоке все происходит именно так.

Если мы, что вполне естественно, посмотрим на быт семьи в Назарете под таким углом зрения, то совершенно неожиданно для себя найдем подтверждение всего этого в словах Иисуса. И не только этого. Еще мы увидим, как вел себя Иисус в подобных условиях, как он развивался, и вопрос, занимающий нас в данный момент, станет ясным и понятным.

Вот он предстает перед нами совсем еще маленьким мальчиком. У первенца есть непременная привилегия – везде и во всем помогать матери, даже когда его помощь сама по себе не так уж и нужна. Одно его живое, участливое внимание и постоянное присутствие уже доставляют ей радость и облегчение. Именно Иисуса видим мы рядом с матерью, поскольку впоследствии в мыслях он непрестанно возвращался к своим детским, самым незабываемым впечатлениям.

Пекут хлеб. Какой ребенок не любит наблюдать за этим! Вот перед изумленным детским взором предстает таинственная жизнь дрожжей и опары, которая не остается в покое, а бродит до тех пор, пока не заквасит весь хлеб. Нашим, современным детям восхищаться этим не дано, поскольку такого им в городе уже не увидеть. Но процесс сам по себе удивителен и наводит на размышления: каким образом столь ничтожное количество дрожжей за несколько часов справляется с такой большой массой теста, набирая силу, пронизывает его.

И становится понятным течение мыслей мальчика, созерцающего это чудо природы. Позже он скажет: то же и в Царстве Небесном. То же я видел, когда пекли хлеб. Все его помыслы были устремлены к Отцу, и с этой основы мальчик с безраздельным вниманием всматривался в любые процессы земной жизни, происходившие во всем, что представало перед ним на каждом шагу. Вот он, наилучший путь к образованию, превосходящему любое школьное: нужно во все всматриваться из некоего незыблемого центра мироздания и всесторонне обдумывать увиденное. Именно размышление сделало иных людей великими, а не знание, которое нам внушают, хотя мы до конца его и не понимаем.

Такими глазами Иисус смотрел на все. Вот разжигают очаг в доме. Любой ребенок проявляет в этом живейшее участие, внимательно следя за тем, как маленькие язычки пламени, вспыхнув, постепенно разгораются и начинают бушевать подобно пожару. Ему также известно, что порой очаг, как ни старайся, разжечь не удается, и приходится с большой тщательностью делать все новые и новые попытки, прежде чем появится надежда на то, что скоро запляшет огонь. И Иисус, подобно всем детям, не пропускал такого зрелища, но мысли его словно направлял Отец: с Царством Небесным, должно быть, все обстоит именно так, как и с огнем в очаге. Позже он говорил своим ученикам: огонь пришел я низвести на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!

Наблюдая за работой матери, он усвоил, что свечу нельзя ставить на пол, нельзя накрывать сосудом. У какого ребенка не сохранились воспоминания о таинственном полумраке в доме, когда свечу иногда все же ставят на пол, или о ее необъяснимом медленном угасании, когда над ней держат какой-нибудь сосуд.

К тем наблюдениям за хлопотами матери восходит воспоминание о новых лоскутах, которые нельзя пришивать на старую вещь, поскольку ветхая ткань не выдерживает нового. Мы видим, какой порядок поддерживала Мария в своем нехитром домашнем хозяйстве, где подобная рассудительность наверняка не редкость. Мы видим большие, мечтательные глаза ее сына, которые с любовью и восхищением наблюдают за происходящим, всей душой отдаваясь мгновению и одновременно живя в том, что принадлежит Отцу. Неужели не сохранилось ни одного детского воспоминания о том, как иной раз приходилось выметать весь дом, чтобы найти потерянную монетку? Радость, когда она обнаруживалась, была настолько велика, что ею делились даже с подругами и соседками. Отсюда нам становится ясно, что денег в доме постоянно недоставало. Мальчик задумывался над этим и позже говорил: как делала моя мать, так должно быть и в Царстве Небесном. Именно от матери начинался для него путь к Отцу, к Отцу всего и всех. Всматриваясь, он замечал владычество Отца – вначале в домашнем хозяйстве, которым управляла его мать, а затем и во всей Вселенной.

Здесь берет начало его отношение к бесчисленным вещам и явлениям. Еще тогда он, например, подметил необычные свойства соли. Чтобы проявить себя, она должна исчезнуть, но, исчезая, соль предохраняет пищу от порчи и распространяется по ней до тех пор, пока вся пища не приобретет присущий ей привкус. Саму же соль при этом не видно. «Если соль утратит силу…» – из этого даже можно узнать, какой солью пользовались в доме. Каменная соль не теряет своих свойств, иное дело – выпаренная из морской воды. Тогда она ни на что негодна, остается лишь выбросить ее. Домашний обиход позволял заметить и моль, и ржавчину, этих двух злейших врагов любой домохозяйки, и т. п. Все это свидетельствует о более чем скромном домашнем хозяйстве. Матери приходится справляться со всеми делами, и зачастую без помощи служанки. Не исключено, что последнее обстоятельство в значительной степени способствовало атмосфере уюта и задушевности в доме. И сегодня отсутствие служанки с лихвой вознаграждает хозяйку дома за ее труды и лишения.

Не так уже редки дети, которым свойственно известным образом видеть Царство Небесное. Они восприимчивы к рассказам матерей об Отце Небесном и, размышляя на эту тему, по-своему увязывают события собственной жизни с библейскими историями. Но такое ощущение у них обычно со временем исчезает. У большинства детей в период их земного становления и роста оно заслоняется другими чувствами. Тогда возникает представление о непреодолимой пропасти между чувственным и божественным, и человеческое мышление сосредоточивается на очевидных явлениях нашего мира. Тот, другой, мир остается недостижимо далеким.

Однако у Иисуса с годами не пропала способность видеть Отца, а ведь для Отца никакого разделения мира на земной и потусторонний не существует. Царство Небесное повсюду окружает нас, оно – в любом реальном явлении и везде одно и то же. Мы прямо-таки видим, как Царство Небесное постепенно становилось для него реальностью земного мира, и эта особенность, всегда отличавшая Иисуса, сформировалась уже в те годы. Став взрослым мужем, он нередко говорил то, о чем в детстве только догадывался.

Иисус первым из людей понял, что никакого различия между этими двумя мирами нет. Нет и ничего противоестественнее такой двойственности. К сожалению, это главное заблуждение всех религий без исключения. Над всеми нами властвует смерть. Царство Божье – вечно, оно не знает никакой разделенности на посюсторонний и потусторонний миры, ибо жизнь в нем никогда не кончается и любая смерть побеждена. Обращение жизни к свету – вот самое великое деяние Иисуса, которое, к сожалению, и по сей день, можно сказать, все еще не замечено и не осмыслено людьми.

Обязанностью подрастающего юноши было заменять отца, которого ремесло часто уводило из дома. А посему Иисус трудился в саду и в поле. Там он увидел дерево, которое приносит только хорошие плоды, и тернии, с которых не соберешь винограда. Там он стоял у великолепной смоковницы, возвещающей своими нежными молодыми побегами о приближении весны, – ее нужно было окапывать, подкармливать и ухаживать за ней с немалым терпением, как если бы она непременно принесла плоды. Там, пуская драгоценные ветви, рос виноград. Ветви неотделимы от виноградной лозы, потому что они вырастают из нее и благодаря ей. Без нее они не принесут ягод. Чтобы урожай был лучше, лозу нужно освобождать от ветвей, не приносящих плода. Там он трудился вместе с работниками, которых по весне приходится нанимать даже скромному хозяину. Там он подмечал свойства вина и виноградного сусла и учился наполнять мехи.

Работая в саду, он имел обыкновение наблюдать за неубиваемым червем. Мы видим его сострадательно склонившимся над этим несчастным созданием и размышлявшим: неужели ты до сих пор все еще не почувствовал и не заметил своей жалкой участи? В саду и в поле он учился разбрасывать семена. В который раз он наблюдал за развитием семени и не уставал дивиться тому, как из маленького горчичного зернышка вырастает высокое растение с пышными ветвями – прямо как в Царстве Небесном. Все, все происходит одинаково. Все едино, исходит из одних рук, служит единой цели, и эта цель – Отец.

Так может говорить только тот, кто сам познал происходящее, все прочувствовал и жил мыслями об этом. Отрешенная от мира ученость не в состоянии столь просто рассуждать о подобных вещах.

Как правило, в таком нехитром хозяйстве есть и немного пахотной земли. В этом случае ее возделывание тоже ложится на сына. Однажды из уст его прозвучали слова, произнести которые способен лишь тот, кто сам ходил за плугом. Тому, кто этого не испытал и плуга в руках не держал, подобного просто не понять, а выразить и тем более. Вот они: ни один из тех, кто, возложив руку свою на плуг, озирается назад, не благонадежен для Царства Божьего. Во время любых работ можно немного посмотреть по сторонам и дать себе короткую передышку, но только не тогда, когда пашешь землю. Это знакомо лишь тому, кто сам изо всех сил старался прокладывать прямую борозду, кому оскорбительно видеть безразличие наемников, которых не волнуют ни остающиеся порой за ними кривые борозды, ни зеленые «островки». По пашне почти весь год прохожие будут судить о работе пахаря, и никакую оплошность уже не исправить. Вот потому-то и нужно смотреть все время вперед, не оглядываясь, – прямо как в Царстве Божьем, думал Иисус, вспахивая землю.

Такое знание труда пахаря, которое обретается только в процессе работы в поле, чувствуется и в истории о сеятеле, умирании и воскресении пшеничного зерна, скудном посеве и скудном урожае, в толковании погоды по вечерним облакам и южному ветру, во всем рассуждении о поле и растущих на нем лилиях, о воробьях. Какую замечательную притчу он позже рассказал, вспомнив птиц и полевые цветы! Уже юношей он смотрел на них так, будто они были посланцами Царства Небесного. Став взрослым мужем, учил такому видению других.

Держали и домашних животных, возможно нескольких волов или ослов, к которым относились с должным уважением, как к своим товарищам по труду. Кто обязан заботиться о них каждодневно, и в будни, и в праздники, кому приходится работать с ними бок о бок, тот знает им истинную цену. Он и в субботу, не колеблясь, станет вытаскивать их из колодца, случись с ними такая беда, будет их кормить, поить, лелеять и опекать. Ведь они – существенная часть домашнего имущества.

Словом, к немногим имевшимся животным относились с заботой и вниманием. Можно предположить, что в этом скромном, но отнюдь не бедном хозяйстве насчитывалось и несколько овечек. Иисус наверняка видел стада в окрестностях Назарета. Но они крайне редко были собственностью одного владельца – как правило, овцы принадлежали разным хозяевам. В таком случае либо стадо пасут по очереди – согласно численности своих овец, либо нанимают пастухов. Простым хозяйствам, характерным для ремесленников, обычно принадлежит в стаде всего лишь несколько овец, дающих шерсть на бытовые нужды.

И понятно, что в подобном случае каждая потерявшаяся овца вдвойне дорога, и нередко всем дольщикам этого стада ее приходится искать целый день. Поэтому такая неразрывно связанная со стадом жизнь, к которой Иисус относился не как к источнику сентиментальных пастушьих песен, а по-хозяйски, как к одной из сторон собственного бытия, тоже занимала ум по-своему видевшего ее взрослеющего юноши. Не случайно в библейских повествованиях часто упоминаются овцы. Все без исключения древние Божьи люди были пастухами. И снова переживания Иисуса сплетались с библейскими историями, становясь отправной точкой для тех размышлений, которые позже в законченной форме превратились в драгоценный рассказ о добром пастыре.

При таком взгляде в какой-то степени проливается свет на 30-летнюю жизнь Иисуса, равно как и на весь ход его внутреннего развития. Кто хотел бы продолжить данные исследования, тот, к своему удивлению, найдет для этого немало материала. Но каждому должно быть ясно, что устами Иисуса говорит не философ, а сведущий человек, который, много увидев и пережив, выстроил на этом свое новое мышление. Домашний уклад семьи в Назарете вполне очевиден. Иисус жил в чрезвычайно простой, спокойной обстановке, характерной для деревень или крошечных городков с их полукрестьянскими, полуремесленными семьями, внутренне сосредоточенными на милых их сердцу домашних заботах, а внешне удерживавшими себя в строго очерченных рамках дозволенного. Жизнь действительно простая, но не жалкая.

Нам понятно, почему евангелистам, для которых Воскресший был носителем совершенно новых идей, подобное казалось маловажным. Но мы также знаем, почему нам, живущим сегодня и духовно устроенным совсем иначе, любо-дорого заниматься уяснением для себя всех этих внешних вещей в его жизни, считая именно их отправной точкой в постижении Иисуса.

Мы непременно хотим узнать, как обыкновенному человеку вырваться из пут мелкой повседневной жизни, не содержащей в себе ничего примечательного, и найти свой путь к Отцу. И нам отрадно, что Иисус, невзирая на житейские мелочи, этот путь все же нашел, более того, сумел с неподражаемой простотой и величием увидеть в незамысловатой обыденности даже продолжение Царства Небесного. Оно такое же простое и близкое нам, как наша повседневная жизнь.

Теперь уместно на мгновение остановиться и поразмышлять об особенностях самого Иисуса. По сути, это обыкновенный сын человеческий. Этого мальчика мы узнаем в наших собственных детях, которые также всему удивляются и порой рассуждают библейскими категориями, и, может быть, куда чаще, чем мы предполагаем. Но в Иисусе такая детскость сохранялась на протяжении всех его юношеских лет, а затем, получив столь замечательное и неповторимое развитие, превратилась в зрелый плод Царства Небесного. Но и тогда он остался сыном человеческим.

Решающее значение для существования человека на этой планете имеет его отношение к миру материального. Многие, словно великие самодержцы, стараются не сближаться с вещами, но еще больше людей находится у них в подчинении, чувствуя себя в полной зависимости от материи и жизненных обстоятельств. Они, по сути говоря, не более чем полулюди, лишенные малейшего представления о величии Человека.

Иисус видел в предметах материального мира не нечто, ему чуждое, а родное, стремился не к сосуществованию с ними, а к взаимопроникновению. Они были для него воплощением мыслей Отца. Бог думает исключительно реальностями, и все вокруг нас есть океан божественных мыслей, в которых сокрыто существо Отца.

Отец не божество и не Бог в себе, Он хочет дать нам все, что было бы для нас во благо и во спасение. Отец не желает для Своих детей ничего пагубного, ничего дурного и позволяет нам пребывать в этом океане доброты.

У кого такой взгляд на мир, тот выше вещественности, выше всего материального и, взирая на сущее как бы глазами Творца и Отца, непроизвольно принимает Его сторону и смотрит на мир как дитя, наследник, хозяин и властитель. Такой человек никогда не окажется в зависимости ни от чего вещественного, он подчиняется только одному Отцу, которому вещи обязаны покоряться всегда и во всем. Какой свободный, радостный, царский взгляд на мир!

Есть люди, которые взирают на все боязливо и постоянно пасуют перед материальным миром и его явлениями. Что же тут удивительного, если их жизнь очень скоро превращается в невыносимую муку. Для многих наступление таких мучений связано с переломным моментом в судьбе. В молодые годы чувствуешь себя сильным, в твоей душе золотым миражом живет вера в то, будто мир можно поставить на колени. Но как только разочарования одно за другим настигают тебя и силы неизбежно постепенно иссякают, тогда уж причитаниям нет конца.

Но если смотреть глазами детей на вещи и видеть в них полноправных попутчиков по жизни, то страх в нас пропадает. Мы скорее те, кто упорядочивает их жизнь и управляет ими. Более того, если все сущее происходит от Отца, то нет ничего, что отличалось бы от Него по своей сути. Тогда все из Бога и в Боге пребывает, а Бог суть все и во всем. Стало быть, материя и Дух не есть нечто существенно различающееся или даже враждебное одно другому. Материя – это проявление Духа, а предметы материального мира – великие реальности Божьих мыслей. Или наоборот: Дух – бесконечно утонченная материя, которая образует в качестве своего символа и отличительного признака нечто видимое, доступное нашему чувственному восприятию.

Такой взгляд на мир нельзя назвать ущербным, напротив, он весьма деятельный. Человек, доискиваясь во всем до самой сокровенной причины, берет в свои руки управление бытием. И тогда материальное становится путем к Отцу, бесконечная масса вещей превращается в неиссякаемый источник познания Его сущности. Они не более чем поставленные перед нами задачи, выполняя которые мы постигаем и переживаем в себе Дух, славу и милость Отца. Тогда мы не просто повелители мира, мы те, кто его любит, и наша власть над ним незыблемо и нерасторжимо опирается на нашу любовь и познание собственного внутреннего родства с Вселенной.

В человеке, придерживающемся подобной жизненной позиции, совершается нечто невыразимо великое. Смысл всех вещей подвергается переоценке. Правда, мы по-прежнему не видим вещей в себе, но в то же время уже и не смотрим на них с точки зрения нашего традиционного познания, а воспринимаем их творениями Божьими.

Если мы теперь все переосмыслим таким образом, то, соприкоснувшись с любой вещью, мы тотчас же откроем в ней некий мостик от преходящего к непреходящему, от временного – к бесконечному, от земного – к небесному. Мы ведь теперь видим единство того и другого. Видимое – явление, невидимое – сущность. Никакого разделения на мир тот и этот, на земное и небесное не существует. Все едино в Боге, Отце нашем.

Величие такого взгляда на мир заключается в том, что он выводит нас на новый моральный уровень. Переоценка вещей не есть всего лишь новая форма познания, она оказывает преобразующее воздействие на самую сокровенную жизнь человека.

Когда, к примеру, Иисус наблюдал за птицами и полевыми цветами, дивясь их восхитительной беззаботности и изумительной красоте, ему открывались доброта и величие Отца: если Он так благ даже к тому, что, с человеческой точки зрения, почти не имеет цены, то каков же Он тогда по отношению к Своим детям! И от этого простого размышления в Иисусе вспыхивала наделенная преобразующей силой радость жизни. Любое творение в его глазах было творением Отца, а потому воспринималось и оценивалось по-новому.

Все мысли Иисуса были пронизаны природой, зиждились на ней и нисколько не отличались от мыслей наших прародителей, а значит, их можно без сомнения признать характерными для всех нас. Вряд ли стоит доискиваться до причин такого явления. Мне кажется, что его дух как таковой мало отличался от премудрости. Но ведь премудрость основывается на великом образном языке Бога, природе, делающей Его мысли зримыми.

Вполне очевидно и другое: только такая позиция действительно воздает должное миру материальных предметов. Она их оберегает и в то же время подчиняет. Это правильно и естественно. И тогда Иисус воочию предстает перед нами как истинный человек, как подлинное дитя человеческое. В истинном человеке Бог как бы физически осознает собственное величие, доброту и истинность, представая и проявляясь в материальном мире реальным воплощением мысли.

Поэтому так велик и значим человек. В одном из псалмов радость обретения этой истины выражена следующими словами, обращенными к Богу: «Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его».

Иисус относился к вещам примерно так же, как на них сегодня смотрит естествознание. Различие заключалось в исходных моментах. В Иисусе с самого начала незыблемым было осознание Бога. Из него он исходил, стремясь обнаружить во всем, самом малом и самом великом, сущность Отца. Он успокаивался, лишь когда ее замечал. И тогда разделение на великое и малое оказывалось мнимым. Вначале это выглядело совсем по-детски, но с возрастом приобретало более зрелую форму, наполняясь мудростью и милостью Божьей.

Наша современная наука действует очень похожим образом. Она тоже не знает различия между великим и малым и ко всем вещам без исключения подходит с вопросом: где тут кроется ваша истина? И не успокаивается, пока полностью не познает ту их истину, которая доступна человеческим чувствам, нисколько не заботясь обо всем прочем, о мыслях, которые порой у нас рождаются под влиянием этих вещей.

Были времена, когда мыслили по-другому. Тогда тоже по-своему выстраивали учения, и их порядок был незыблем, а природу попросту в него втискивали. И предметам материального мира приходилось довольствоваться тем бытием, которое им предписывала и дозволяла та или иная догма. Но сегодня истина – все, доктрина – ничто. Для Иисуса Отец был превыше всего, а истина всех вещей и обстоятельств их бытия становилась ему понятной не иначе как во взаимосвязи с Отцом. Вот чем он неизменно руководствовался.

Такая мысль оказалась на редкость плодотворной. Ведь она куда значительнее, чем просто мысль, она равноценна поступку. Наука – это всего лишь способ воззрения на природу и, по сути дела, никакого воздействия на сущность вещей она не оказывает. У Иисуса же это был способ обращения с ними, основанный на их глубоком понимании. Впрочем, воздействие на мир материальных вещей зависит от того, кто на них взирает. Важно, чтобы человек в равной степени любил их и властвовал над ними, смотрел на них и обращался с ними как с пребывающими в Отце и, ощущая себя как ребенком, так и их равноправным хозяином, по сути, осознавал свою сопричастность их возникновению.

Бог творит не в одиночестве. Человек – своего рода соавтор такого творческого процесса, ибо вещи явлены для него. Поэтому в Боге он тоже властвует над вещами, и они, при известных обстоятельствах, обязаны ему повиноваться.

Возможно, пример сделает это понятнее. Кому доводилось когда-либо иметь дело с животными, тот знает: они быстро растут и развиваются, когда на них смотрят с любовью, и чахнут, сталкиваясь с равнодушием или даже ненавистью к себе. Еще заметнее это применительно к людям, особенно к детям. Дети физически ощущают доброжелательность или враждебность взгляда. Почувствовав к себе любовь, дети воодушевляются и проявляют все доброе, что в них есть. Стоит только посмотреть на них с презрением и ненавистью, как они тут же сникают. Это известно всем. Но как обнаружить тот предел, за которым взгляд и образ мыслей более неощутимы? Где природа перестает быть живой, а где она вообще безжизненна? По воззрениям мудрецов глубокого прошлого, нашедшим свое отражение и в самых древних текстах Библии, материя наполнена семенами жизни, иначе земля не породила бы столько живых существ. Наша современная наука подтверждает это самым удивительным образом. Она нигде не устанавливает для жизни пределов, все пребывает в поразительном единстве, наполненном кипучей жизнью, и не так уж важно, считать ли это материей или проявлением Отца.

Если и на самом деле все происходит так, как считали наши отцы, как утверждает современное естествознание и как часто говорит Библия, то образ мыслей человека и его воля не могут не оказывать могучего влияния на тварный мир. Лишь в истинном человеке природа достигает своего подлинного блеска и полноты. Кто взирает на Отца из нее самой, тот неизбежно обретает власть, подчиняющую ему все в мире, а если потребуется, то и горы, бури, волны и море. Ибо в таких людях тварный мир ощущает Отца. Все сущее есть мысли Бога, они исходят от Бога и в Боге пребывают. А чем тогда являются законы материи? Волеизъявлением Отца, мыслями Отца. Кто достигнет глубочайшего понимания Отца, тот сумеет понять природу и сможет управлять ею, а природа будет ему повиноваться, как она повинуется Отцу.

В истинном человеке и материальный мир вместе со всеми своими формами жизни осознает самого себя. Человек ведь состоит в кровном родстве со всем: и с горстью земли, и с червем, и с любым живым существом. Тут естествознание и древняя мудрость поразительно единодушны. Благодаря мыслям человека природный мир постигает самого себя и постигает Бога. В человеке сосредоточены осознанное восприятие и жизнь земли. Кто же думает сообразно с природой, проникнут заботой и любовью к ней, в том творение и величие Первотворца неотделимы одно от другого, а Его воля становится для вещей законом. Поступки и дела такого человека иначе как чудесами не назовешь, а чудеса – явление вполне естественное.

Это не пустые рассуждения. Иисус всей своей жизнью доказал их правильность. Все материальное и в самом деле стало ему беспрекословно подчиняться, как, впрочем, и все остальное, за исключением некоторых упрямых людей, да и то, наверное, лишь поначалу. Иисус ощущал естественность своего поведения – как по отношению к Отцу, так и по отношению ко всем Его созданиям. Это чувство, подобно познанию, росло и развивалось вместе с ним. Мальчик терпеливо всматривался в мир в поисках Отца до тех пор, пока не нашел Его и, обретя, не стал Его истинным чадом, наделенным, конечно же, и всеми подобающими ему правами.

А может быть, такой взгляд на мир вообще самый правильный, а такой путь к истине самый прямой, если не единственный? Иисус явно старался для нас и хотел, чтобы этот его путь стал и нашим. Иначе зачем ему было внушать: взгляните на птиц поднебесных, посмотрите на лилии? Зачем бы он стал от любого и каждого протягивать невидимые нити к Царству Небесному, не упуская ни одного мгновения, ни одного случая, чтобы еще раз не возвестить: уже сегодня всё, как в Царстве Небесном; оно совсем рядом? Конечно же, с одной мыслью: вот он, ваш путь к Отцу, ваш путь к могуществу и свободе, и на этом пути вы станете истинными людьми и истинными детьми Божьими.

Кто смотрит на мир такими глазами, тот в полной мере воздает должное и материи, и ее проявлениям. Подобный человек способен и глубже любого другого постигать вещи. Ведь он учится понимать не одни лишь явления, но и их суть, обретая не только знания, но и единство с Богом. Поэтому он окажет на мир живительное, отрадное воздействие. Из него будут лучиться не только любовь, но и мощь и величие Бога, тем самым наполняя каждое создание радостью.

И тогда, возможно, навсегда утихнут споры между древнейшей Библией и новейшей наукой. У каждой свои полномочия. По сути, они ведь дополняют друг друга. Одна обращает внимание на причину, другая всматривается в следствия, отчего обе правы. Наши знания о природе непрерывно совершенствуются. Но что, к сожалению, не только не получило развития, а даже, по сути, оказалось утраченным, так это библейские воззрения, свидетельствующие о неоспоримой власти истинного человека над всей природой. Это достойно всяческого сожаления. Вряд ли кто-нибудь действительно понимает, как Иисус относился к природе. Поэтому мы все и утратили чувство внутренней власти над вещами. Вместо того чтобы спорить о значении слов, идей и собственных измышлений, было бы куда важнее вновь обрести такие воззрения и укрепить эту утраченную власть в единении с Отцом.

Кто-то однажды многозначительно заметил: во Христе – в скрытой форме – заключены все сокровища мудрости и познания. Да, они действительно скрыты, но людям можно их все же найти. Такой христианский путь и стал бы тогда нашим путем к Отцу.

Все сказанное удивительно просто выражено следующим жизненным правилом: смотри на все, с чем ты встречаешься, как на пребывающее в Отце и Ему принадлежащее, и не успокаивайся до тех пор, пока не придешь к Нему. Будь как дитя и считай Отца именно Отцом. Потому-то Иисус и сказал: будьте как дети, но поскольку человек физически не может родиться заново, то возродитесь в Духе, и тогда увидите Царство Божье и славу его.

Но это лишь одна сторона дела. Там, где силы никому не подвластны, действуют они не всегда во благо, порой от них много вреда. Мне кажется, мы все с горечью в душе ощущаем их полновластие во Вселенной. Иисус же утверждал и излагал в действительности следующее: природа от Бога, и человек как дитя Отца, безусловно, господин над всеми вещами.