Текст книги "Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль"

4. Балканский центрист-циммервальдовец

Пребывание в течение нескольких лет за рубежом, причем в разных странах, способствовало укреплению связей Христиана Раковского с социалистическими деятелями Европы. Он возвратился в Румынию как своего рода чрезвычайный представитель европейского социализма в масштабах не только страны, но всего полуострова.

Постепенно приходили в норму и его семейные дела, вначале никак не складывавшиеся.

Еще в 1908 г. Христиан связал свою жизнь с Анной Киселковой – учительницей французского языка одной из софийских гимназий. Она также была уроженкой города Котел, училась во Франции, отличалась тонкой культурой и широкими литературными познаниями. Анна очень нравилась матери и сестрам Раковского, и, возможно уступив их настойчивости, он согласился на брак с этой женщиной, не испытывая к ней глубоких чувств. Сама же Анна пылко любила Христиана и надеялась, что сможет привить ему обычные житейские ценности – домовитость, привязанность к родному очагу, то есть те качества, которые в социалистическом движении рассматривались как мещанские, недопустимые для подлинного революционера.

Анна не смогла понять главного в Раковском – того, что он твердо решил посвятить политической деятельности всю свою жизнь. Хорошо это было или плохо, зависит от точки зрения и жизненных подходов. Но так или иначе, Раковский был уже политиком-профессионалом, и переделать его ни у Анны, ни у кого бы то ни было не было никакой возможности. Когда в 1912 г. правительство Румынии разрешило ему возвратиться в Бухарест, Анна попыталась уговорить мужа остаться в Болгарии. Между супругами происходили нелегкие объяснения. Христиан оказался решительным и возвратился в Бухарест, Анна осталась в болгарской столице, между ними усилилось возникшее еще в предыдущие месяцы отчуждение, и брак распался.

Вскоре в Бухаресте Христиан встретился с новой женщиной, сближение с которой происходило не быстро, но стало прочным и охватившим всю оставшуюся жизнь героя этой книги – вплоть до его гибели в 1941 г. Звали эту женщину Александрина Кодряну (девичья фамилия Александреску). Это была уже дама зрелая, опытная, имевшая двоих детей – дочь Елену и сына Раду – от брака с журналистом Филипом Кодряну. Александрина и сама являлась профессиональной журналисткой, выступая в румынской демократической печати под псевдонимом Иляна Праля.

Еще два года Александрина и Христиан встречались, вначале тайком, затем открыто. Наконец в 1914 г. они решили соединить свои судьбы. Александрина рассталась с Филипом, сын остался с отцом, Елену удочерил Христиан. Вполне разделяя политические воззрения своего нового супруга, отлично понимая, каковы его приоритеты и жизненные цели, стоявшие перед ними жизненные трудности, Александрина стала верной женой и помощницей во всей многообразной деятельности своего супруга. Третий брак Христиана Раковского оказался, наконец, счастливым.

Несмотря на свою молодость, Христиан Раковский уже в первом десятилетии ХХ в. стал известным деятелем II Интернационала. Из девяти конгрессов этого международного сообщества он не участвовал только в первых двух, на четырех конгрессах был представителем болгарской социал-демократии (на одном из которых одновременно представлял и сербских социал-демократов), на последних трех – румынской. Ни на одном из конгрессов, в которых ему пришлось принимать участие, он не оставался в стороне от обсуждаемых проблем.

Он выступал против анархистов, заступался за армян, македонских болгар и греков, подвергавшихся национальному угнетению, против участия социалистов в буржуазных правительствах, против милитаризма и войны и, главное, за единство социалистических сил.[123]123
  Веков А. Кръстю Раковски на конгресите на Втория Интернационал // Исторически преглед. 1989. № 7. С. 25–37; Protokoll des Internationalen Sozialistischen Arbeiterkongress in August 1893. Zürich, 1894. S. 28.


[Закрыть]

Многим делегатам запомнились его страстные и яркие выступления, принципиальная позиция в постановке острых проблем, становившихся предметом ожесточенных дебатов. Своим поведением во II Интернационале Раковский выдвинулся в ряд самых популярных и авторитетных его деятелей.

Нет, однако, необходимости рассматривать его участие в самых различных форумах, разнообразные миссии, которые он выполнял в качестве члена МСБ. Дело в том, что все они носили сходный характер, были направлены на объединение социалистических сил и, по возможности, на объединение партий и групп в тех немногих странах, где существовал организационный раскол. Все миссии такого рода без единого исключения завершались полной неудачей в результате упорного сопротивления каждой из групп пойти на какой-либо компромисс.

Возвратившись в Румынию, Раковский особенно тесно сошелся с Константином Доброджану-Геря. Об этом можно судить, в частности, по публицистике последнего и официальным документам, написанным последним от имени своей партии. В этих документах Раковский упоминается многократно в самых различных аспектах – речь идет о его мнении по тем или иным вопросам, в частности относительно решения балканских проблем, о необходимости создания объединения балканских социалистических партий, о его помощи социалистам различных европейских стран. Доброджану-Геря и Раковский были едины и неразрывно связаны и руководством румынской партией, и сотрудничеством в балканском и международном социалистическом движении.[124]124
  Dobrogeanu-Gherea K. Opere complete. Bucureєti. 1976–1983. Vol. 3. P. 518–520; Vol. 4. P. 158, 232, 240, 283; Vol. 8. P. 124, 192, 218, 222, 246–252, 255, 256–259, 282.


[Закрыть]

Во время изгнания и после возвращения в Бухарест Христиан продолжал активную журналистскую деятельность. Он писал о социалистическом движении в других странах – Германии, Франции, Бельгии. Много материалов посвятил он младотурецкой революции. Все шире в его публицистике фигурировало международное социалистическое движение и его конгрессы – Штутгартский и Копенгагенский, а затем, по мере назревания мировой войны, антимилитаристская тематика и обоснование недопустимости вовлечения Румынии в войну, восхваление идеи Балканской конфедерации как чуть ли не спасительной меры для выживания народов полуострова. Последняя статья, опубликованная Раковским в Румынии, была посвящена конференции социалистов Бухареста в августе 1916 г.[125]125
  Lupta zilnică. 1916. 9 august.


[Закрыть]

Из зарубежных социалистических деятелей наиболее близкий контакт Христиан поддерживал по-прежнему с Троцким. Они продолжали переписку, а в 1912–1913 гг., когда Троцкий находился на Балканах в качестве военного корреспондента газеты «Киевская мысль» (он стремился по возможности объективно отражать события Первой и Второй Балканских войн, которые велись соответственно союзом балканских стран против Турции, а затем союзом группы стран полуострова, на этот раз в союзе с Турцией, против Болгарии), особенно в конце этой миссии, возобновились их личные дружеские встречи.

Дело в том, что, покинув Болгарию в ноябре 1912 г., Троцкий жил главным образом в Бухаресте. Именно здесь и возобновились контакты. Более того, к имени и деятельности Раковского Троцкий стал обращаться в ряде своих статей. Он напоминал о той роли, которую Раковский сыграл в оказании помощи мятежным морякам броненосца «Потемкин».

Раковский был главным героем статьи, посвященной румынскому социалистическому движению.[126]126
  Киевская мысль. 1913. 12 сентября; Троцкий Л. Сочинения. Т. 6. С. 386–394.


[Закрыть] Отмечая, что толчок этому движению дала революция 1905 г. в России, Троцкий писал, что именно незадолго до этого времени Раковский начал свою деятельность в Румынии и сразу же оказался во главе Социалистической партии. Это далеко не полностью соответствовало истине, резко упрощало существо дела, так как Социал-демократическая партия была воссоздана уже в то время, когда Христиан находился в изгнании и скитался по разным странам, но тот факт, что он был одним из основных поборников такого воссоздания, соответствовал действительности.

Именно в связи с этим российскому читателю впервые были кратко переданы основные вехи жизненного и политического пути Раковского со времени его исключения из болгарской гимназии за участие в социалистической пропаганде, через разносторонние контакты с международной социал-демократией в Западной Европе и недолгие пребывания в России вплоть до его нынешнего положения в качестве одного из видных социалистических лидеров. Троцкий специально обращал внимание на факт возвращения Раковского в Болгарию на недолгий срок в 1911 г. и на то, что в газете «Напред» «он вел блестящую кампанию против поднимавшего голову болгарского империализма».

Весьма любопытно при этом отметить, что Троцкий сознательно изменил фокус в оценке задач Раковского и его газеты. Сделано это было, очевидно, и учитывая либеральный характер газеты, для которой предназначалась статья (понятие империализма как агрессивной внешней политики, а не стадии развития капитализма было тогда приемлемым для легальной левой российской прессы), и в связи с тем, что объединительная деятельность Раковского, как и его собственные попытки содействовать объединению болгарского социалистического движения,[127]127
  См. об этом: Станчев М., Чернявский Г. Л. Д. Троцкий, Болгария и болгары. С. 31–42.


[Закрыть] оказались неудачными. А на собственных неудачах, как и на неудачах близких к нему деятелей, Троцкий фиксировал внимание не очень охотно.

Во всяком случае, рассматриваемая статья была первым опытом Троцкого в передаче биографии Раковского. Мы увидим, что к жизни и деятельности этой выдающейся, по его мнению, личности Троцкий будет возвращаться неоднократно еще в течение двух десятилетий. Пока же упоминания о Раковском и его политической работе появлялись и в других статьях Троцкого, написанных в Бухаресте, например в биографическом очерке о Доброджану-Геря.[128]128
  Киевская мысль. 1913. 29 августа.


[Закрыть]

Иной характер носил обширный путевой очерк «Поездка в Добруджу», созданный в значительной степени под влиянием общения с Раковским, по приглашению которого, собственно, и была совершена эта поездка.[129]129
  Там же. 3, 5, 6, 13 сентября; Троцкий Л. Сочинения. Т. 6. С. 411–432.


[Закрыть]

Из Бухареста в Констанцу Троцкий и Раковский ехали поездом. На железнодорожной станции их встречал кучер из имения Раковского Козленко, в прошлом матрос броненосца «Потемкин», который уже упоминался. Очевидно, в связи с тем, что Раковский, видный социалистический лидер, был владельцем сельскохозяйственного имения да еще и имел в качестве слуги бывшего «революционного моряка», Троцкий не идентифицировал, не называл по имени основного персонажа этой статьи. Было очевидно, что речь идет о Раковском, но его имя нигде не звучало. Социалистические стереотипы были уже весьма прочными, и русскому либерально-демократическому читателю, видимо, трудно было представить себе такую социальную двойственность, которая могла бы быть воспринята как нонсенс или, более того, как проявление явного лицемерия.

А это, между прочим, полностью не исключено. Факт остается фактом – Раковский проповедовал социальное равенство, но не гнушался пользоваться не только наемными сельхозрабочими, но и личными слугами! Как коварно и зловеще этот факт будет использован сталинским подпевалой прокурором Вышинским через четверть века, когда Раковский станет одним из подсудимых на судебном фарсе по делу «право-троцкистского блока»!

Пока же из довольно деликатной с пропагандистской точки зрения ситуации автор вышел довольно просто, сказав только, что Козленко служил кучером «в имении матери моего приятеля, болгарского врача, с которым мы вместе совершали путешествие». Слова об имении матери были полным вымыслом, так как добруджанское имение было собственностью самого Раковского, полученной им, как мы знаем, по наследству.

Впрочем, ниже, также не называя своего гостеприимного хозяина по имени, автор вплотную приблизился к идентификации, указав на родственные связи со «знаменитым деятелем болгарского национального возрождения» Савой Раковским, «патриархом болгарской революции».

Очерк содержал живое описание жилья Х. Раковского на окраине Мангалии: «старый уездный дом, низкие двери, низкие потолки». Отмечалось, что в доме хранится единственный в своем роде архив по истории борьбы болгарского народа за свою национальную независимость.

К сожалению, в 1916 г., после ареста Раковского, его архив и богатейшая библиотека фактически были разграблены офицерами кавалерийского полка, расквартированного в Геленджике и Мангалии, которые вывезли ценнейшую переписку Раковского с деятелями II Интернационала и его личные документы. Оставшуюся часть удалось спасти племяннице Раковского Койке Тиневой и ее супругу, жившим в то время в Геленджике. Только после 1940 г., переехав в Варну, они частями перевезли оставшуюся часть архива и библиотеки в Болгарию, а в 1957 г. передали их в Центральный партийный архив Болгарской компартии (ныне составная часть Центрального государственного архива Республики Болгарии).

Если иметь в виду черты характера Троцкого, которые складывались с юных лет, – его эгоцентризм, высокомерное отношение к окружающим, крайне трудный и почти невозможный процесс сближения с другими людьми, стремление всегда и во всем быть первым и демонстрировать это как можно шире, просто поражает то чувство глубокого уважения, которое он испытывал по отношению к Раковскому и которое столь наглядно проявилось в ряде эпизодов, описываемых в этом очерке.

Рассказывая об улице Мангалии, «похожей на этнографическую выставку», воспроизводя яркие образы тех людей, которые были живыми экспонатами этой выставки, сами не подозревая об этом, Троцкий воссоздал незабываемый, почти восторженный образ Раковского: «Мы проходим со своим другом и чичероне вдоль всей улицы, и я почти с мистическим удивлением гляжу, как он орудует в этом этническом и лингвистическом хаосе. Он поворачивает голову направо, налево, раскланивается, перебрасывается словами с одним столом, с другим, заглядывает в магазины, наводит хозяйственные справки, ведет мимоходом политическую агитацию, собирает сведения для газетных статей, и все это на полдюжине языков. В течение часа он без затруднений переходит десятки раз с румынского языка на болгарский, русский, немецкий, турецкий – с приезжими колонистами, и на французский – с нотаблями».

Образ Христиана Раковского был достойным завершением всего цикла болгарских наблюдений и впечатлений журналиста Льва Троцкого периода Балканских войн. Столь тесных связей с Болгарией у Троцкого уже не будет. Но на протяжении следующего двадцатилетия с лишним дружба с Раковским, совместное участие в политической деятельности в высших органах большевистской тоталитарной системы на этапе ее формирования, в коммунистической оппозиции сталинскому режиму, в ссылке, а затем и в эмиграции будут важнейшей нитью, продолжавшей связывать Троцкого с Болгарией.

Почти через десять лет, готовя к печати книгу своих очерков о Румынии во время Балканских войн, Троцкий попросил Раковского написать раздел о современной политической ситуации в Румынии и в ответ получил его обширное письмо, содержавшее, помимо запрашиваемых сведений, и реминисценции по поводу прошлых контактов.[130]130
  Раковский Х. Нынешняя политическая Румыния. (Письмо Х. Г. Раковского) // Троцкий Л., Раковский Х. Очерки политической Румынии. М., 1922. С. 120–151.


[Закрыть]

В предисловии же к книге Троцкий писал: «Я должен указать, что в этой книге моему старому другу Х. Г. Раковскому принадлежит не только заключительное письмо. Большая часть глав книги писалась мною в Бухаресте или Добружде при самом непосредственном участии Раковского, с которым вряд ли кто может сравняться в отношении знакомства со всеми особенностями политического развития стран Балканского полуострова. Исторической судьбе было угодно, чтобы Раковский, болгарин по происхождению, француз и русский по общему политическому воспитанию, румынский гражданин по паспорту, неоднократно изгонявшийся из Румынии за свою непримиримую революционную деятельность, оказался главой правительства в Советской Украине, с которой у Румынии близкое соседство и неурегулированные отношения. Передовые румынские рабочие и сейчас видят в Раковском не главу правительства соседней страны, а своего старого боевого вождя».[131]131
  Раковский Х. Нынешняя политическая Румыния. С. 6–7.


[Закрыть]

Когда в 1914 г. началась Первая мировая война, Христиан Раковский занял четко выраженную антивоенную позицию, полагая, что социалистические партии и их международное объединение должны решительно высказаться за прекращение мировой бойни путем заключения справедливого мира, без контрибуций и захвата чужих территорий. В то же время он поначалу был далек от экстремистского лозунга Ленина о превращении империалистической войны в войну гражданскую, то есть, по существу дела, от призыва к национальному предательству.

Раковский критиковал большевистскую установку на революционный выход из войны, полемизировал с Лениным, удостоившись весьма грубых кличек и эпитетов со стороны последнего. В брошюре «Социализм и война» Ленин утверждал: «В Румынии Раковский, объявляя войну оппортунизму, как виновнику краха Интернационала, в то же время готов признать законность защиты отечества». По словам Ленина, которые он не доказывал и не собирался доказывать, Раковский подменял революционный марксизм эклектизмом в теории и ренегатством или бессилием перед оппортунизмом на практике.[132]132
  Ленин В. И. Сочинения. Изд. 5-е. Т. 26. С. 324.


[Закрыть]

Но все же позиции Раковского постепенно склонялись влево, приближаясь к взглядам тех левоцентристских деятелей II Интернационала, которых привлекала идея «пролетарской революции». Они все еще противились экстремистским установкам Ленина, однако во все большей степени подпадали под его почти гипнотическое влияние.

Именно этим следует, по всей видимости, объяснить не просто энергичную, но весьма резкую полемику Христиана с французским социалистом Шарлем Дюма, который в мае 1915 г. обратился к нему с открытым письмом, где оправдывались оборонительные мероприятия его страны. Ш. Дюма, старый французский приятель Раковского, являвшийся теперь помощником лидера социалистов этой страны Жюля Геда, вошедшего в состав правительства, в своем письме, являвшемся ответом на интервью Раковского в парижской газете[133]133
  L’Humanité, 1916. Mars 17.


[Закрыть] (там предъявлялись претензии французским социалистам, которые во время войны отошли от «некоторых основополагающих принципов социализма») развивал официальную французскую точку зрения на войну.

Раковский же ответил ему целой брошюрой, носящей острый полемический характер.[134]134
  Duma Ch., Rakovsky Ch. Les socialistes et la guerre. Bucureєti, 1915.


[Закрыть] Он пытался доказать, что между официальной тактикой французской и немецкой партий нет принципиальной разницы, но что внутри каждой из этих национальных партий вырисовываются две непримиримые концепции: «Мы имеем перед собою не две тактики, а два социализма. Такова истина». Судя по письмам Троцкого Раковскому от 6 и 20 октября 1915 г., Лев Давидович оказывал помощь в подготовке ответа Раковского.[135]135
  ЦДА на РБ. Ф. 156Б. Оп. 1. Арх. ед. 475. Л. 1–2.


[Закрыть] Разумеется, последний в подборе аргументов не нуждался, но Троцкий явно придал тексту значительно более язвительные и безапелляционные интонации.

Раковский активно участвовал в создании в 1915 г. Балканской социал-демократической федерации (БСДФ) и был избран ее секретарем. В БСДФ вошли румынская, болгарская (тесняки), сербская, греческая социал-демократические партии. БСДФ решительно осудила мировую войну. Впрочем, вновь и вновь повторявшийся этим объединением лозунг формирования федерации балканских стран не был жизнеспособным. Раковский, видимо, все более ощутимо осознавал это, воздерживаясь от его обоснования в своих статьях и выступлениях. Да и сама федерация рабочих партий на Балканах не превратилась в сколько-нибудь эффективный международный центр.

В 1915 г. Христиан в качестве секретаря БСДФ принимал активное участие в международной социалистической конференции тех партий, которые отказывались от сотрудничества со своими правительствами в войне и решительно требовали мира.

Конференция, непосредственным организатором которой был швейцарский социал-демократический лидер Роберт Гримм, состоялась 5–8 сентября в небольшом поселке Циммервальд, в Альпийских горах, примерно в 10 километрах от Берна. Делегатов было немного. Они, по словам Троцкого, довольно горько шутили по поводу того, что полвека спустя после основания I Интернационала прогресс социалистического движения привел лишь к незавидному результату – «оказалось возможным всех интернационалистов усадить на четыре повозки».[136]136
  Троцкий Л. Моя жизнь: Опыт автобиографии. Берлин, 1930. Т. 1. С. 285.


[Закрыть]

Здесь Раковский вновь встретился с Троцким, с которым еще более сблизился прежде всего потому, что их позиции по отношению к войне оказались почти полностью идентичными.

В Циммервальдской конференции участвовал еще один болгарин – один из лидеров «тесняков» Васил Коларов. Троцкий под псевдонимом послал в «Киевскую мысль» небольшую статью, посвященную этим двум балканским социалистам.[137]137
  Антид Ото. Раковский и Коларов // Киевская мысль. 1915. 23 октября; Троцкий Л. Политические силуэты. М., 1990. С. 75–78.


[Закрыть] О Раковском в ней, в частности, говорилось (отчасти статья предваряла тот текст, который будет написан о Раковском для книги 1922 года издания): «Христю (так не вполне точно было передано его имя. – Авт.) Раковский – одна из самых “интернациональных” фигур в европейском движении. Болгарин по происхождению, но румынский подданный, французский врач по образованию, но русский интеллектуал по связям, симпатиям и литературной работе, Раковский владеет всеми балканскими языками и тремя европейскими, активно участвовал во внутренней жизни четырех социалистических партий – болгарской, русской, французской и румынской – и теперь стоит во главе последней». Цитируя резкий ответ Раковского французскому социалисту-оборонцу Ш. Дюма, Троцкий, по существу дела, фиксировал, что оба они – и он сам, и Раковский – во все большей степени поворачивали налево, ко все более активной антивоенной деятельности. Такому вектору способствовали их встречи и беседы в Циммервальде.

Участвовавший в конференции Ленин продолжал агрессивно и грубо отстаивать свои крайне революционные взгляды и полемизировал с большинством участников, включая Раковского и Троцкого, отнюдь не стесняясь в выражениях. Накануне конференции Ленин опубликовал статью «О поражении своего правительства в империалистической войне». Признавая, что Троцкий, Раковский и прочие центристы отвергают идею защиты отечества, Ленин продолжал атаковать своих соперников в социалистическом движении, обвиняя их в том, что они желают «совместить платоническую защиту интернационализма с безусловным требованием единства с “Нашей зарей”»[138]138
  Ленин В. И. Сочинения. Изд. 5-е. М., 1961. Т. 26. С. 324, 349.


[Закрыть] (речь шла о журнале меньшевиков, выходившем в Петербурге под редакцией А. Н. Потресова). Требование поражения своего правительства в империалистической войне Ленин считал аксиомой, которую оспаривают только «сознательные сторонники или беспомощные прислужники социал-шовинистов».

Большинство участников Циммервальдской конференции составляли центристски настроенные деятели, выступавшие за прекращение войны по соглашению держав. Позиция Троцкого была значительно левее, нежели названная, в том смысле, что он видел в заключении мира преддверие социальной революции. Примерно на такой же позиции стоял Крыстю Раковский, который вместе с Робертом Гриммом и итальянцем Константино Лаццари был избран в состав бюро конференции.[139]139
  Die Zimmerwalder Bewegung: Protokolle und Korrespondenz. Herausgegeben von Horst Landemacher. The Hague – Paris, 1967. T. 1. S. 48, 53, 115.


[Закрыть]

Эта расстановка сил позволяла Троцкому оказывать значительное влияние на ход дебатов и итоги встречи, тем более что в отношении непосредственных задач его мнения и позиции основной массы присутствовавших были близки, а с некоторыми почти идентичны. Это позволило выработать общий антивоенный манифест, проект которого написали Троцкий и голландская социалистка Генриетта Роланд-Гольст, а затем окончательно отредактировал Троцкий.[140]140
  Манифест Интернациональной социалистической конференции в Циммервальде // Троцкий Л. Война и революция. Пг., 1922. Т. 2. С. 52–55.


[Закрыть] Сам по себе этот факт был свидетельством все более возраставшего авторитета Троцкого, а вместе с тем и Раковского, в международном социалистическом движении.

Ленин, однако, оставался верным себе. Он писал о Роланд-Гольст другому голландскому социал-демократу Давиду Вайнкопу: «Совсем как наш господин Троцкий: “в принципе решительно против защиты отечества” – на практике за с фракцией Чхеидзе в русской Думе».[141]141
  Ленин В. И. Сочинения. Т. 49. С. 105.


[Закрыть] А в письме своей новой и ревностной стороннице А. М. Коллонтай он был еще откровеннее по адресу уже целой группы тех, кого считал единомышленниками Троцкого: «Рональд-Гольст, как и Раковский (видели его фракционную брошюру?[142]142
  Ленин был неточен. Имелась в виду упомянутая брошюра, содержавшая письмо Ш. Дюма и ответ Раковского. Ленин выражал недовольство тем, что Раковский ограничивался антивоенными лозунгами, не требуя непосредственного перехода к революции.


[Закрыть]), как и Троцкий, по-моему, в с е вреднейшие “каутскианцы”… все в разных формах прикрашивают оппортунизм».[143]143
  Ленин В. И. Сочинения. Т. 49. С. 117.


[Закрыть]

Через полгода, в апреле 1916 г., по просьбе итальянских социалистов Христиан принял участие в международном антивоенном митинге в Милане. Возвращаясь из Италии, он остановился в Берне, встретился с Лениным и Троцким, установил связь со Швейцарской рабочей партией. Сам факт непосредственного контакта с Лениным свидетельствовал, что постепенно, хотя и не быстрыми темпами, Раковский приближался к позиции экстремистского крыла социал-демократии.

Здесь, в Берне, Ленин, Троцкий и Раковский участвовали в совещании циммервальдовцев. Однако принять участие во II Циммервальдской конференции, состоявшейся в том же апреле 1916 г., Раковский уже не смог, так как в связи с подготовкой Румынии к войне граница для него оказалась закрытой. А в августе 1916 г. он был арестован румынскими властями.

Спорным и не до конца выясненным вопросом остается один немаловажный момент политической биографии Раковского периода мировой войны. Речь идет о его взаимоотношениях с Парвусом (Александром Львовичем Гельфандом), выходцем из России, который еще в 90-х годах обосновался в Германии, где издавал социалистические газеты, в 1905 г. возвратился в Россию, участвовал вместе с Л. Д. Троцким в Петербургском Совете, затем вновь уехал в Германию, а позже жил в Турции, где нажил большой капитал на удачных торговых сделках и проявил себя как ярый сторонник укрепления германского рейха и в то же время адепт разжигания революций в других странах.

Постоянно проживая в Константинополе, Парвус часто бывал в Софии и Бухаресте, поддерживал связь с тамошними социалистами и фактически являлся посредником между ними и германскими властями. Парвус, в свое время выступивший с идеей перманентной революции, развитой затем Л. Д. Троцким (во время мировой войны Троцкий объявил о полном разрыве со скомпрометировавшим себя Парвусом), был первым, кто обратил внимание на фактическое совпадение непосредственных германских интересов в войне и намерений российских и других революционеров, в частности большевиков.

Уже в январе 1915 г. в беседе с германским послом в Турции предприимчивый коммерсант выдвинул план оказания помощи русским революционерам (а также революционерам других стран, воевавших с Германией) со стороны немецких властей. Этот план был вскоре одобрен. Министерство иностранных дел и министерство финансов Германии договорились о выделении значительных денежных сумм. В том же году Парвус образовал в Копенгагене некое учреждение для финансирования подрывных элементов во враждебных странах и тех, кто выступал с пацифистскими проектами. Для конспирации и благозвучия это учреждение получило фиктивное наименование Института по изучению последствий мировой войны. Сохранились сотни документов о финансировании германскими властями через Парвуса большевиков и различных других подрывных элементов, которые стали фактическими агентами влияния Германии в своих странах.[144]144
  См. подробнее об этом: Чернявский Г. Немецкие деньги Ленина // Чернявский Г. Притчи о Правде и Лжи: Политические драмы двадцатого века. Харьков, 2003. С. 24–36.


[Закрыть]

Касательно Христиана Раковского сколько-нибудь значительной документации на этот счет нет. Однако имеется один документ, относящийся уже ко времени после большевистского переворота, который убеждает в том, что он не избежал соблазна воспользоваться щедрыми германскими подачками для ведения антивоенной пропаганды. Речь идет о сохранившейся в коллекции видного российского историка-эмигранта Б. И. Николаевского в архиве Гуверовского института войны, революции и мира (г. Пало-Алто, Калифорния, США) телеграмме заместителя статс-секретаря иностранных дел Германии Бусше представителю министерства иностранных дел при ставке германского Верховного командования от 16 ноября 1917 г. Тогда Бусше писал: «Христо Раковский, румынский социалист, родом из Болгарии, выпускает русскую социалистическую газету в Стокгольме. Раньше он был связан с нами и работал на нас в Румынии. Раковский спрашивает, может ли его жена, находящаяся сейчас в Бухаресте, получить разрешение приехать к нему в Стокгольм. Эта просьба, поддержанная послом Болгарии, удовлетворена».[145]145
  Николаевский Б. Тайные страницы истории / Ред-сост. Ю. Г. Фельштинский. М., 1995. С. 346.


[Закрыть] Для истории важно не разрешение Александрине приехать в Стокгольм. Ключевыми словами были: «работал на нас в Румынии».

Приведенная телеграмма имела свою предысторию. Дело в том, что в 1916 г. названный Бусше являлся послом Германии в Румынии. 13 января 1915 г. Бусше телеграфировал в министерство иностранных дел: «Румынские социалисты, лидер которых Раковский тесно связан с итальянскими социалистами, хотят возобновить в прессе и на публичных собраниях энергичную агитацию против вступления Румынии в войну на стороне Антанты. Я имею возможность снабдить их деньгами таким образом, что это не вызовет подозрений… Я считаю это дело важным и прошу Вашего разрешения истратить на него 10 000 лей. Ответ мне нужен до утра пятницы».

На следующий день заместитель статс-секретаря иностранных дел телеграфировал свое согласие в Бухарест.

Отметим, что Парвус был как раз в это время в Бухаресте по дороге из Константинополя в Вену. Весьма вероятно, что именно он и являлся посредником между Бусше и Раковским. 14 января Бусше к своему отчету в Берлин приложил документ Парвуса, сообщавшего: «Я говорил с Христо Раковским, чья прочная позиция в пользу мира известна. Он также считает возможным вступление Румынии в войну на стороне Антанты».

Позже Бусше докладывал, что 4 июля в Бухаресте состоялась демонстрация социалистов в пользу мира с Раковским в качестве главного оратора. Посол информировал, что «демонстрация была субсидирована мною и австро-венгерским посольством».[146]146
  Там же. С. 408.


[Закрыть]

Как нам представляется в свете приведенных документов, теперь можно считать доказанным факт использования Раковским германских средств на ведение антивоенной пропаганды, что ранее авторы этой работы, не располагавшие соответствующей документацией, ставили под сомнение, впрочем, как и многие российские деятели 1917 г., о чем будет сказано ниже.

Вряд ли эти откровения украшают облик Христиана Раковского. Но политика, как говаривал Н. Г. Чернышевский, – это не тротуар Невского проспекта, а из песни слова не выкинешь. Волей-неволей, подобно Ленину и его сторонникам из числа российских большевиков, а также представителей других антивоенных сил, Раковский на очень краткое время, до его ареста, действительно стал играть роль германского агента влияния. Можно считать, что с морально-этической точки зрения факт получения Раковским германских денег был немаловажным шагом на его пути к большевизму в ленинском обличье.

Являясь руководителем Балканской социал-демократической федерации, Х. Раковский стремился в условиях войны найти возможности для контактов с социалистами воюющих стран полуострова. Сохранилось адресованное ему письмо одного из руководителей партии широких социалистов Болгарии Петра Джидрова от 6 мая 1916 г. Автор выражал благодарность за оказанную материальную помощь и сообщал некоторые факты из внутренней жизни своей партии, в частности жаловался на недисциплинированность Сидера Тодорова, бывшего тесняка, перешедшего теперь в реформистскую партию.[147]147
  ЦДА на РБ. Ф. 156 Б. Оп. 1. Арх. ед. 370. Л. 1.


[Закрыть]