Текст книги "История тайных обществ, союзов и орденов"

После распада пифагорейского союза его члены, изгнанные из Южной Италии, нашли себе приют в Элладе, где они присоединились к тайному союзу орфиков; подобно элевсинским мистериям, союз этот ведет свое происхождение от легендарного Орфея.

Орфей символизировал первоначально мощный расцвет природы, быстрое увядание которой оплакивалось в грустных религиозных гимнах. Оплакиваемый в этих песнях герой превратился и сам со временем в прославленного певца. Песни его, впрочем, до нас не дошли, но обаяние чудесных напевов было так неотразимо, что они оживляли даже мертвую природу, вызывали восторг в сердцах людей и смягчали гнев неумолимых богов.

Впоследствии Орфей изображался главным образом первым провозвестником тайного религиозного учения жрецов, совершавших посвящения и искупительные очищения. Он считался основателем и главой мистической секты орфиков, возникшей в 600 г. до Р. Х.

Эта секта приписывала Орфею установление множества очистительных обрядов и правил посвящения, всевозможные мистические писания, пророчества и т. п. По указанию Дельфийского оракула тайное учение это было допущено в Афинах в царствование Писистрата (560–527), когда чума и всевозможные бедствия опустошали страну, а гомеровский мир богов стал посмешищем для мудрых и не удовлетворял уже верующих.

Во главе орфиков стоял тогда афинский поэт Ономакрит. Он принадлежал к числу тех ученых, которые по поручению Писистрата собирали гомеровские песни. Наряду с нередко игривыми сказаниями о богах он собирал, а иногда и сочинял сам пророчества, тайные учения, обряды посвящения и гимны, приписывавшиеся Орфею и Музею; ввиду этого он и является, вероятно, настоящим творцом орфической поэзии, теологии и мистики.

Опираясь на тайный культ Деметры и Диониса-Загрея, умный, мыслящий, глубоко интересующийся теоретическими вопросами, Ономакрит учил о греховном происхождении человеческой природы и о мистической связи души и тела. По его учению, человеческая душа в виде наказания заключена в телесную оболочку, как в темницу, чтобы искупить свой первородный грех. Избавиться от этой тяжкой доли, вернуться к вечному блаженству она может лишь путем покаяния и очистительных обрядов, предписанных тайным союзом орфиков. «Так, вместо светлой радости, возбуждаемой благами жизни, явилось глубокое сознание бедственности земного существования и страстная мечта о вечном блаженстве».

Мистерии орфиков имели нечто общее с элевсиниями. Посвященным было предписано изучение писаний орфиков, строгое воздержание и усердное выполнение мистических обрядов союза, заимствованных у египетских жрецов и пифагорейцев. Они составляли тесно сплоченную корпорацию и благодаря этому обеспечили за собой на некоторое время влияние и почетное положение в государстве. Но вскоре учение орфиков стало сильно искажаться.

Некоторые орфики пользовались своим знанием священных обрядов и сказаний об Орфее, приписывающих ему формулы заклинаний против недугов и волшебных чар для того, чтобы нагло обманывать легковерных.

Окруженные священным обаянием древних мифов, они странствовали в качестве нищенствующих жрецов, называвшихся орфеотелестами, и показывали священные писания, на основании которых совершали жертвоприношения; они рассказывали наивным и легковерным людям, будто посредством этих жертвоприношений и ребяческих забав могут даровать всем временное и вечное очищение от грехов, а посвящением в таинства доставить вечное блаженство. Они приписывали себе также силу, посредством таинственных грозных заклинаний, принуждать богов к выполнению своих желаний и, в случае нужды, жестоко мстить врагам. И здесь, как это всегда бывает в жизни, обнаружился тот печальный факт, что нерассуждающая толпа рукоплещет лжи и обману, если только они преподносятся ей с достаточной наглостью и холодным расчетом.

Вера в новую природу, которую орфеотелесты будто бы могли даровать человеку, волшебная сила их волхвований, твердое упование на воздаяние после смерти привлекали к ним многочисленных последователей. И вместе с тем все наглее становился обман, а злоупотребление отпущением грехов доходило до полного бесстыдства, встречалось развращенными умами с таким сочувствием, что даже дельфийский оракул не мог сдержать все усиливающегося стремления к избавлению от грехов.

Но дни их были сочтены. Все мыслящие и более возвышенные умы, как, например, Демосфен, посвященный в союз еще в молодости, отказались от бессмысленного фиглярства и беспощадно раскрыли всю нелепость излюбленных мистерий и бесстыдное хищничество и мошенничество орфеотелестов.

Глава 6. Кельты

Великое кельтское племя, ветвь индогерманской языковой семьи, еще в доисторические времена отделилось от родственных племен и, вытесненное ими, расселилось главным образом по плодородным долинам и живописным холмам нынешней Франции и западной части Германии и Швейцарии; около 2000 г. до Р. Х. оно дошло до западного побережья океана и, быть может, уже в те времена заселило окруженную морем Британию и Ирландию.

Галлия, с ее теплым климатом и богатой природой, была центром их могущества. Вследствие перенаселения страны отсюда делались воинственные набеги. К ужасу культурных наций древности, кельты проникали до реки По, в горы Кастилии и Каринтии, наводняли Грецию и Малоазийский полуостров, где утвердились среди иноплеменного населения, дав занятой ими стране название Галатия.

Постоянное общение и сознание духовного родства связывали кельтские народности, в особенности те, которые расселились по Роне, Рейну и Темзе.

IV в. до Р. Х. является моментом высшего развития кельтского племени. Галлия была густо заселена. Хлебопашество распространилось довольно широко, о чем ясно свидетельствует уже исконный кельтский обычай варить пиво из ячменя. Но свободолюбивому кельту не нравилось земледелие, гораздо более привлекала его бродячая пастушеская жизнь. Поэтому у кельтов процветало скотоводство, в особенности на севере страны. Многочисленные стада огромных полудиких свиней паслись на плодородных лугах нынешней Фландрии и Лотарингии и в девственных дубовых лесах, тянувшихся от Северного моря до Рейна.

От природы общительные, кельты жили в многочисленных деревнях и в окруженных стенами городах, которые в минуты опасности служили надежным убежищем для людей и скота. Повсюду были проложены дороги и мосты. Речное и морское судоходство достигло значительного развития. На своих крепких судах, оснащенных парусами и железными якорями, обитатели западного берега привозили из родственной Британии олово и другие металлы и продукты и сплавляли их по судоходным рекам в торговые города залитого солнцем побережья Средиземного моря. Кельты установили правильное судоходство на парусных судах по Атлантическому океану и довели искусство судостроения и мореплавания до изумительного совершенства – «культурное приобретение, которым не сумела достаточно воспользоваться замирающая деятельность старого мира».

Довольно значительного развития достигла также и промышленность кельтов, хотя в большинстве отраслей они не возвысились над уровнем посредственного. Кельты были мастера в обработке меди и благородных металлов. При низкой цене на рабочие руки галльские рудники и золотые россыпи по берегам альпийских и пиренейских рек приносили тогда большие богатства. Лужение меди есть изобретение кельтов. «Превосходная медная посуда и золотые монеты с отличной арвернской чеканкой, находимые в кельтских могилах еще и в настоящее время, свидетельствуют об искусстве кельтских мастеров в обработке меди и золота».

Пластических искусств в Галлии почти не существовало, зато поэзия, тесно связанная с религией и политическим строем народа, ставилась очень высоко. Естествознание и философия также не были в забросе, а эллинский гуманизм находил ревностных последователей среди кельтов.

Не меньшего внимания достоин также политический строй этого народа. «Происходя от одного корня с италийскими, греческими и германскими народностями, кельты, при всех своих прекрасных и блестящих свойствах, были лишены основных нравственных и гражданских доблестей, которые создают все прекрасное и великое в истории человечества». Кельтам недоставало серьезного сознания гражданского долга, прочного государственного порядка, единодушия и постоянства в стремлениях.

Государственный строй основывался у них, как и всюду, на родовых союзах. Соответственно воинственному духу нации быт их имел военный характер. Во главе союза стоял наследственный князь. Он считался главным военачальником и судьей и вместе с советом старейшин и собранием свободных, способных носить оружие мужей обсуждал общественные дела. Город, как и на Востоке, имел лишь торговое и стратегическое значение, но не играл никакой политической роли.

Незадолго до вторжения Цезаря наследственные князья принуждены были уступить место господству феодального рыцарства. Происходя отчасти из старых княжеских родов, тесно связанных общими интересами, родством и постоянным общением, привилегированные роды сосредоточили в своих руках экономическое, военное и политическое главенство. Старый общинный строй оставался, правда, в силе, но он потерял все свое политическое значение и оставался лишь внешней формой. Вследствие этого свободный, но незнатный человек оказывался совершенно беззащитным перед лицом всякого насилия. Чтобы обеспечить себе личную безопасность, он не видел иного исхода, как отдаться под защиту какого-нибудь могущественного главы рода, лишаясь таким образом своей свободы. С этих пор прекратилось существование самостоятельных граждан и крестьян, которые, подобно свободным германским крестьянам, являлись бы опорой государственного строя. Вся власть в государстве принадлежала богатой родовой аристократии, которая владела всей страной, разделенной на латифундии без точных границ, и при помощи толпы вооруженных слуг беззастенчиво применяла грубое кулачное право.

Все это привело к полнейшей политической разрозненности кельтов. Но, несмотря на это, в них продолжало жить крепкое сознание их племенного единства. Помимо религиозно-национальных уз, которыми друидизм охватил всю Галлию и Британские острова, их объединяли нашествия чужеземцев с юга и востока. Более слабые области присоединялись к более сильным, и нередко несколько государств собирались для общего совещания и объединялись для общей защиты.

Но соперничество более могущественных областей из-за первенства не давало упрочиться политической централизации, постоянно нарушая и без того слабую связь и приведя в конце концов к полному уничтожению кельтского народа.

В грандиозном водовороте мировой истории, беспощадно уничтожающем все народы, которые не являются твердыми и упругими, как сталь, такой народ, совершенно не приспособленный к жизни в политическом отношении, не мог долго существовать: кельты, обитающие на материке, подчинились господству римлян так же, как и родственные им племена в Ирландии попали под владычество саксов, от которого и по сию пору не могут освободиться.

Он должен был слиться с нацией более сильной в политическом отношении и являлся как бы дрожжами, вызывающими брожение, необходимое для дальнейшего исторического процесса.

Религия кельтов, которые, как и северные народы и латыши, не могли, подобно родственным им племенам, обитавшим на юге Европы, возвыситься от культа природы до представления о едином духовном начале, представляла собой первоначально грубое поклонение природе и видимым космическим и атмосферным явлениям.

Затем в круг религиозных представлений постепенно стали вступать отдельные множества, олицетворявшие собой эти силы природы и являвшиеся даже их первопричиной.

Так, Таранис считался богом неба, властелином огня, молнии и грома, и потому, подобно северному Тору, разрушительным, приносящим смерть богом войны. Беленое был благодетельным богом солнца. Как создатель растительного царства, дарующий травам целебную силу, он являлся в то же время представителем врачебного искусства. Тевтат был покровителем промышленности, искусства торговли и путей сообщения, вследствие чего римляне сравнивали его со своим Меркурием. Несколько родственным ему является Огма, добрый бог красноречия, искусства, письма и наук.

Наряду с более или менее просвещенным взглядом жрецов на истинную сущность религии кельтов, среди невежественной толпы царила вера в разнообразных духов и демонов. Земные, водяные и лесные духи мужского и женского пола, добрые и злые призраки дня и ночи, карлики, эльфы и феи, «девы-матери», ткущие нить жизни и судьбы смертных, – все эти существа оказывали свое влияние на судьбу стран и народов, как и на судьбы отдельных лиц.

Кельты совершали свое богослужение или под сенью непроходимых дубовых лесов, или на возвышенных круглых площадках, обнесенных грубыми каменными оградами, среди которых возвышались могильные курганы и столбы.

Знаменитая священная роща, которой никогда не касался топор, находилась недалеко от Массилии. «Тесно сплетенные ветви не давали доступа солнечным лучам, и в прохладной тени дубов журчали ручьи. Там находились алтари, деревья, забрызганные человеческой кровью, неотесанные пни – грубые символические изображения божества. Но не это зрелище возбуждало ужас, страшна была близость неведомого. Ни малейшее дуновение не шевелило листьев, ни одна молния не касалась деревьев, но из недр сотрясающейся земли часто раздавался глухой грохот, упавшие дубы поднимались снова, лес светился неведомым светом, и ужасные драконы обвивались вокруг древних дубов. Птицы боялись сидеть на ветвях, а звери опасались селиться в пещерах. Народ, охваченный священным трепетом, лишь изредка заглядывал в рощу, а в полдень и в полночь сам жрец не осмеливался входить туда из страха встретить владыку. Из этого описания мы видим, как умели друиды возбуждать воображение и, устрашая ум, вселять веру в сердце».

Источники, озера, скалы и в особенности острова считались священными обиталищами богов и были поэтому излюбленными местами поклонения кельтским божествам. Таковы кельтские острова Сена, Джерси, британские – Уайт, Мэн, Англси, с могилой главного божества, – настоящее средоточие друидизма.

Важнейшими сторонами религии кельтов были необычайная вера в чудеса и какая-то зверская жестокость, требовавшая при жертвоприношениях человеческой крови как наиболее верного средства для умилостивления богов.

Богу войны приносились обыкновенно в жертву несчастные пленники, их целыми массами загоняли в огромные клетки, сплетенные из ветвей, и затем сжигали. В годы тяжелых бедствий приносились особые жертвы. Они состояли в массовых казнях приговоренных к смерти преступников, совершавшихся в торжественной обстановке. Таким жертвоприношениям приписывалась искупительная сила, так как смерть виновных смягчала гнев богов против общин, вызванный их преступлениями; кельты сопровождали это особенными обрядами. Одетый в белое и увенчанный дубовым венком, жрец стоял у алтаря, всеми своими движениями следуя движению солнца, гений которого вдохновлял его. Несчастному, осужденному на смерть, мечом наносили смертельный удар. По тому, как он падал, по тому, как он бился в предсмертных судорогах, по тому, как текла его кровь, жрец распознавал и предсказывал волю божества.

Но одаренные богатой фантазией жрецы могли предвещать будущее и по полету и крику птиц, по неожиданным поражающим воображение явлениям природы и даже по сновидениям. Посредством угроз или обещаний, провозглашаемых ими от лица богов, они подчиняли своему влиянию верующих.

Насколько известно, для этой цели они пользовались наблюдениями за небесными светилами. В особых случаях они вступали в сношения даже с духами великих народных героев, прося у них совета для себя и других.

Уже римский император Октавиан запретил в Галлии человеческие жертвоприношения и связанные с этим постыдные варварские обычаи. И, к чести последних императоров, нужно сказать, что они также прилагали все старания для того, чтобы при помощи решительных эдиктов положить конец постыдной деятельности кельтских друидов. Но потому ли, что они не имели достаточно власти, чтобы заставить выполнять эти указы, потому ли, что они не умели найти истинную причину ужасного обычая, – ни императорская власть, ни быстро распространявшееся христианство не могли добиться существенных изменений в этом отношении.

И таким образом суеверия кельтов с их причудливыми и страшными образами проникли в народную жизнь и пустили здесь прочные корни, а в Британии, где кельтское племя сохранилось в более чистом виде, чем в других местностях, так же, как во внутренних областях Франции и Англии, они продержались в течение всех Средних веков и вплоть до наших дней.

«Религия кельтов, представляя собой поклонение природе, являлась в то же время и религией жрецов, поскольку, находясь в руках особой касты, она сделалась предметом жреческой теоретизации и возвысилась до теологического учения».

Корпорация друидов, объединявшая всю Галлию и Британские острова религиозно-национальной связью, составляла тесно замкнутое общество, но не наследственную касту жрецов. Его члены, освобожденные от всех общественных повинностей, от налогов и военной службы, были не только служителями и проповедниками священного вероучения, знатоками угодных богам священных обрядов и религиозного ритуала, но также и законоведами, судьями и врачами и вообще представителями всей духовной культуры народа, они пользовались величайшим почетом.

Вследствие этого многие молодые люди, даже из высшей аристократии, добивались приема в общину, которая таким образом пополнялась, подобно католической иерархии. Новые члены давали обет строжайшего сохранения тайны и вели в братстве уединенную, тихую жизнь. Свою светлую одежду они заменяли жреческими одеяниями, коротким нижним платьем и плащом, премудрость друидов им сообщали в уединенных местах.

Обучение продолжалось довольно долго. У менее одаренных учеников нередко растягивалось на двадцать лет. Они обучались жреческому искусству письма, врачебному и счетному искусствам, математике, астрономии, их посвящали в учение о стихийных божествах и в догматическое вероучение. Обучение проводилось при помощи изречений, рассчитанных исключительно на механическое запоминание, оно имело характер глубочайшей тайны, его мистический язык мог быть понятым только посвященным. В целях соблюдения тайны ничто не записывалось и не обнародовалось.

Во главе общины стоял верховный жрец, которого члены выбирали из своей среды пожизненно. Знаками его достоинства были скипетр и дубовый венок.

Община разделялась на три разряда: эвбаги, или ваты, барды и сенани, или дризиды. Кроме этих степеней, был еще один разряд членов‑женщин, во главе которых стояли также женщины-друиды.

Внешне друиды различных разрядов отличались одеждой. Одежда друидов была богато заткана золотом, они носили, кроме того, золотые браслеты, шейные цепи и кольца.

Для низших разрядов глубокое символическое значение имели серп луны и рог изобилия с луной на нем, для высшего – яйцо змеи, весьма древний мистический символ жизни из восточных мифов, и священная омела. Это вечнозеленое растение, которое в шестую ночь после полнолуния одетый в белое друид срезал золотым ножом с вершины дуба с особой церемонией, считалось талисманом, обладавшим высшей силой, и на таинственном языке жрецов называлось «целителем всех скорбей».

Собственно жрецами были дризиды, они хранили метафизические и этические учения их традиционной мудрости, они руководили судебными разбирательствами и государственными делами. Они вступали в брак, но обыкновенно вели замкнутую, созерцательную жизнь в священных дубовых рощах.

Ваты заведовали священными обрядами и выполняли весь сложный церемониал заклинаний, прорицаний, волшебства.

Кроме того, в их обязанности входило обучение новых членов правилам богослужения, они же занимались астрономическими наблюдениями и календарными вычислениями. В их руках находилось также врачебное искусство. Хотя они и употребляли целебные травы, но все же при этом естественным способам лечения они придавали меньшее значение, чем мистическим обрядам, сопровождавшим собирание трав, и символическим средствам.

И наконец, барды играли у кельтов такую же роль, как пророки у иудеев. Они сопровождали войска во время походов своими песнями, возбуждая в воинах мужество, на религиозных празднествах пели хвалебные песни в честь богов, а во время торжественных пиров воспевали подвиги древних героев. Безумная отвага, упорное сопротивление, твердая выдержка – всеми этими доблестями, которые проявляли кельты в тянувшейся целые столетия отчаянной борьбе со своими победителями – в Галлии с римлянами и готами, в Англии и Ирландии с саксами и норманнами, – они в значительной степени обязаны тому воодушевлению, которое вызывали песни бардов.

Поэтому барды находились под божественным покровительством, и их слова имели огромное влияние на простодушные умы наивного народа. Они были главными руководителями общественного мнения и в важнейших государственных делах пользовались таким же авторитетом, как друиды.

Об отношениях между друидами обоих полов до нас дошли лишь весьма отрывочные сведения. Женщины были, вероятно, жрицами богинь и совершали жертвоприношения, которые полагалось выполнять одним лишь женщинам. Но главным образом они занимались волшебством и прорицанием. Подобно суеверным народам, кельты приписывали женщинам дар предвидения.

Некоторые женщины-друиды заведовали хозяйством в домах друидов, другие проводили свою жизнь в монашеском уединении. Такое общество существовало на острове Сене и, благодаря знаменитому оракулу, пользовалось широкой известностью в кельтских странах. Главные жрицы давали обет вечного целомудрия. С благоговейным трепетом взирал на них народ, и верующие шепотом рассказывали друг другу, что жрицы могут превращаться в зверей, предсказывать будущее и таинственными заклинаниями производить бурю на море, вызывать и усмирять ветры.

Вследствие этого жрицы стали считаться повсюду божественными существами, приносившими исцеление и благодать, являясь таким образом в представлении Древнего мира высшим идеалом женщины, наряду с прекрасными женскими образами германского мира богов.

Тем более изумительно, что в представлении позднейших веков они превратились в злых ведьм, какими их изображает Шекспир в «Макбете».

Учение друидов, известное лишь посвященным и поэтому сохранившееся лишь в виде ничтожных отрывков, трактует главным образом о божествах, их силе, могуществе и иных свойствах, о происхождении и судьбе мира и о загробном существовании человеческой души.

Теологические исследования вопроса о множественности божеств, признаваемых народной верой кельтов, довели религиозное сознание друидов в скором времени до такой ступени, что им уже нетрудно было возвыситься до монотеизма. В боге Таранисе они видели благодатную небесную силу, которая, обладая под различными именами самыми различными свойствами, объединяла в себе все божества кельтской мифологии; он был единым божеством, но только в народной религии представлялся в виде множества отдельных божеств. Весьма возможно, хотя это и трудно установить, что здесь сказалось влияние христианского воззрения.

Как это ни странно, фантастическая натурфилософия кельтских мудрецов приписала происхождение мира, который должен быть уничтожен огнем и водой, этому началу. По их учению, мир представляет собой страшный хаос, явившийся из ужасающей бездны. Вследствие этого и люди, зарождающиеся от этого хаоса, от природы злы и порочны, и потому они должны путем добродетельной жизни очиститься от прирожденной порочности. Это воззрение настолько близко к христианскому учению о первородном грехе, что можно было бы справедливо усомниться в его кельтском происхождении, если бы оно не было удостоверено неоспоримым свидетельством Юлия Цезаря.

Но фантастическое учение о возникновении Вселенной и человека с его порочными наклонностями имеет гораздо меньшее значение, чем тайное учение друидов о судьбе человеческой души после смерти.

Друиды верили в личное бессмертие и в переселение душ. Душа, покинувшая тело, должна была, чтобы удостоиться вечного успокоения, подвергнуться предварительному очищению, достигавшемуся лишь путем долгого странствования, во время которого она вселялась в людей, животных и даже в растения. Кельтская поэзия дает страшные картины ужасных, населенных мрачными толпами мертвецов Озер страха, ужасающих долин крови, через которые должна была проходить странствующая душа. А из пророчества одного бретонского барда, жившего в V в. до Р. Х., мы узнаем, что все люди трижды должны пройти через мрачную ночь смерти, прежде чем откроются перед ними двери небесного рая. Когда же душа достигнет необходимой чистоты, то перевозчики мертвецов перевезут ее на остров блаженных, где она будет вечно наслаждаться в блаженном покое, на вечнозеленых лугах, под сенью прекрасных яблонь. Ибо, испив прозрачной воды из источника, журчащего среди цветущих лугов, она возродится к новой, вечной жизни и, узнав дорогих ей людей, муж – жену, родители – детей, герой – героиню, среди веселья, пения и пляски будет ликовать, радуясь свиданию с ними.

Таковы были друиды и их учение. Если мы бросим теперь общий взгляд на внутреннее содержание друидизма, то поймем, что эта жреческая каста не только встречала среди верующей толпы благоговение и слепое подчинение в вопросах религии, но имела также решительное влияние во всех государственных делах.

Уже знание примет и применение этих познаний для практической жизни обеспечивало за друидами выдающееся положение. Кельт не предпринимал ни одного важного шага, не обратившись предварительно к своему богу. Волю же его мог знать один лишь жрец.

Сюда же нужно отнести и жертвоприношения, которые должны были склонять богов к выполнению желаний людей и которые могли совершать лишь друиды.

В качестве единственных знатоков обычного права друидам удалось взять в свои руки все важнейшие государственные и частные дела, особенного развития достигла криминальная практика. Им удалось также присвоить себе право решать вопросы войны и мира и даже исключать отдельных непокорных членов и целые общественные группы из религиозной общины. Кто исключался из культа, терял также все свои гражданские права и общественное положение. «Все это сильно напоминает теократическое государство с его папской властью, соборами, с иммунитетами, интердиктами и духовными судами».

Политическое могущество друидов, которое уже во времена Цезаря было поколеблено из-за постоянных раздоров в среде аристократии – а это в значительной степени облегчило завоевания великого римлянина, – впоследствии было окончательно сломлено римским владычеством.

Зато за ними утвердилась роль носителей религиозной и духовной жизни нации, и в течение долгого времени они противостояли победоносному натиску христианства, причем барды своими песнями поддерживали в народе воспоминание о прошлом, о древних народных преданиях. Отрывки из этих древних песен бардов сохранились и до наших дней. Печаль о прошлом величии и славе освещает их меланхолическим отблеском вечерней зари, и все, что еще могло бы оскорбить наше чувство, преображается в волшебном свете и очаровывает нас картиной далекой, медленно угасающей в красноватом сумраке героической эпохи. И после того как последние кельтские племена в Уэльсе, Ирландии и Шотландии были уже обращены в христианство, друидизм все еще продолжал бороться за существование, найдя себе оплот в реформированном союзе бардов.

Основателем его предание называет мифического Мерлина, наделенного громадной волшебной силой; он жил, как сообщает предание, в конце V в. и был передовым борцом за кельтскую независимость. Новые исследователи скорее склонны думать, что Мерлин, эта выдающаяся фигура в древнебретонских преданиях, «является скорее абстрактным понятием, чем личностью, – понятием, к которому приурочены победные клики и жалобы, пророчества и проклятия, раздававшиеся во время отчаянной борьбы бриттов с саксами и норманнами».

И этот союз, представлявший собой наследственную касту, делился на три разряда. К первому относились ученики, второй составляли надзиратели, к высшему же классу принадлежал один лишь глава бардов или председатель. Небесно-голубая одежда служила внешним отличительным признаком его звания.

С введением христианства поэзия древних бардов по лучила новое направление, смешав национальные традиции с идеями нового вероучения.

Величайшее произведение этой кельтско-христианской поэзии представляют собой саги о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола, легенды о Мерлине и о Тристане и Изольде. Идеи, лежащие в основе этих саг, во всей их красе были развиты и разработаны тремя немецкими поэтами: Вольфрамом фон Эшенбахом в «Парцифале» и «Титуреле», Готфридом Страсбургским в «Тристане» и Карлом Циммерманом в «Мерлине» и «Тристане и Изольде».

«В пылу последней отчаянной битвы бриттов с англичанами еще раз мощно прозвучала песнь барда, и потрясающими звуками ее Груффуд аб ир Инад Ках проводил в могилу последнего властителя валлийского, Левелина, смерть которого во время битвы при Буельте положила конец национальной жизни его народа».

В 940 г. были записаны статуты и особые права союза, а в 1078 г. он был реформирован и получил многочисленные привилегии, которые придали ему новую силу и доставили власть, нередко тяготившую народ.

Под владычеством кимров в Уэльсе, со времени завоевания страны Эдуардом I (1272–1307), барды подверглись жестоким гонениям, но все же «они сумели сохранить свое политическое и общественное значение» до эпохи королевы Елизаветы.

В Ирландии барды распались, по роду занятий, на три главных разряда: филедов, ораторов и герольдов в совете князей, певцов в битве и во время богослужения, далее брейтгемгеймов, которые в известных случаях творили суд, и, наконец, сенашейдов, историков и генеалогов знатных родов.

После завоевания Ирландии Генрихом II (1154–1189) прославленный союз бардов стал постепенно распадаться и наконец был окончательно уничтожен битвой при реке Байне (1690).

В Шотландии союз бардов принял такие же формы, как и в Ирландии. И здесь барды были наследственными слугами князей и аристократии, пока наконец с отменой наследственного права суда (1748) сословие певцов навсегда прекратило свое существование.

Перенесемся теперь в иные страны и, следуя хронологическому порядку, обратимся снова к Востоку, к тому небольшому уголку земли, которому суждено было сыграть в истории человечества самую выдающуюся роль.