Электронная библиотека » Георгий Калиняк » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 27 октября 2015, 05:41


Автор книги: Георгий Калиняк


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Мы же в детстве были рады, если раз в месяц получали 20 копеек, и в связи с этим решали задачу как их использовать. Или пойти в кино на Игоря Ильинского[17]17
  Известный советский комик 30-х гг ХХ века.


[Закрыть]
или Дугласа Фэрбэнкса[18]18
  Известный американский актер 30-х гг ХХ века.


[Закрыть]
, или купить кухен у Дани Марголина. И всегда культурные развлечения брали верх над желудком. Мы уже в детстве ценили копейку. Знали, как ее трудно заработать. Мы сами мечтали о заработанной денежке, чтобы иметь собственный символ своего труда.

Противно слушать причитания над бедными недорослями, слушать сюсюканье родителей над своими чадами. Все это порождает сытую беспризорность и иждивенческие замашки у подростков.

Если после Гражданской войны семь миллионов беспризорных ребят – грязных, вшивых, голодных, не имеющих пристанища, бродило по стране, то теперь это сытое стадо в двухсотрублевых джинсах, в рубашках, размалеванных иностранной блевотиной.

В первые годы Революции мы были бедны материально, но были несравнимо богаче духом нынешней молодежи. Эти нынешние деточки очень часто с седьмого класса, а то и раньше бросают школу, живут, не работая, на доходы родителей. Ударяются в фарцовку[19]19
  Фарцовка (разг., от англ. for sale)-B СССР в 50-80-е гг. ХХ в. добывание и/или спекуляция вещами, выменянными или перекупленными у приезжих иностранцев.


[Закрыть]
, в разные спекуляции. Катаются на машинах, купленных папами. Делаются завсегдатаями ресторанов и прочих злачных мест и от духовной пустоты становятся пьяницами и наркоманами. А когда для разгульной жизни не хватает денег, они идут на любые преступления.

Однажды в очереди слышал разговор: послали восьмиклассников на уборку в совхоз. Так двум девочкам мамы на легковых машинах привозили обед каждый день. Одна мама приезжала на служебной машине. Видимо, папа в больших чинах, а поэтому ему все можно. Таких бы пап я бы немедленно снимал с любой работы и посылал на завод в качестве простого рабочего.

В ленинградской газете «Смена» прочитал следующее: на станции Москва-Сортировочная в 1982 году было задержано 20 подростков, грабивших вагоны. Вместо того чтобы их сразу отправить в колонию, изолировать от остальных ребят, с ними вели душещипательные беседы, а потом с миром отправляли домой. Такой либерализм и слюнтяйство дали богатые всходы. Уже в 1984 году там было задержано 320 юных грабителей.

Сколько впоследствии этих сытых беспризорных сядет за решетку. Сколько до конца жизни станут тунеядцами, привыкнув жить за чужой счет. Их уговаривают, ставят на учет в милиции, а они плюют на все. Они видят: все им сходит с рук, и продолжают свои грязные дела.

Давно пора как при Дзержинском без всяких судов забирать шатающихся недорослей и отправлять в колонии. И чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Уже эти бездельники объединяются в банды фанатов, панков, металлистов, рокеров и уверенно идут в объятия мафии, которая руководит ими и получает с них доходы.

Если не сделать энергичных, решительных шагов в отношении этих несовершеннолетних преступников, то нас захлестнет мафия. Этого, собственно, добиваются заграничные доброхоты. Я уверен, что в этих темных делах участвуют грязные руки американской, немецкой и японской разведок, [которые работают] в качестве консультантов. Они стараются взорвать наше государство изнутри и делают ставку на молодежь, как самую нестойкую и податливую часть населения. Глядя на теперешних молодых, мне хочется сказать: нет, в наше время в двадцатые и тридцатые годы мы были чище.

Разве в то время можно было услышать такое: в одной ленинградской школе завелся ученик-ростовщик, дававший деньги в долг под большие проценты. И если должник не отдавал деньги в срок, то его избивала банда учеников, которая находилась в услужении у ростовщика. Или в одной из школ обнаружили заражение венерическими болезнями всех школьниц начиная с четвертого класса по восьмой. А о том, что пьют вино и курят – это общеизвестная истина.

Ученица одной из московских школ просила отца не подвозить ее к школе на машине. Причина: над ней смеются одноклассники, потому что у отца «Запорожец»[20]20
  Самый дешевый советский автомобиль, производства Запорожского автозавода.


[Закрыть]
, а у их родителей «Волги», «Жигули», «Мерседесы». Эти папы – грабители и взяточники, собственники «Волг» и «Мерседесов», мало того, что сами преступники, но уже своих детей воспитывают в духе пренебрежения и высокомерия к сверстникам.

Что можно ожидать от этого человеческого подлеска. Вырастут такие же хапуги без стыда и совести, станут достойной сменой своих мародеров-родителей, ушедших в мир иной по закону природы.

Разве в наше время доходило до того, что делают сейчас школьницы в Москве? У дома, где живет хулиганствующая певица Пугачева, годами сидят поклонницы. От безделья курят и пьют вино. Так проходят впустую их школьные годы. Вот этими дурехами в будущем пополнятся ряды проституток. Так рождается у нас каста бездельников, отбросов общества, которые станут фашистами на нашей земле. Эти доморощенные фашисты в определенный критический момент будут стрелять нам в спину за побрякушки и тряпки.

Отцы и матери этих молодых паразитов жрут и пьют самое лучшее, одеваются в наимоднейшее. Это для них чуть ли не каждую неделю в журналах печатают, а по телевидению показывают новые моды. Это только такие грабители и толстосумы могут позволить себе так часто менять шикарные одежды.

Она, эта каста, уже не хочет ездить на отечественных машинах. Им подавай «Мерседесы» и «Вольво». Жены и любовницы этой касты отсвечивают золотом и камушками. Эта банда занимает лучшие места в театрах, на курортах, в ресторанах, в гостиницах. Они смотрят на нас, нормальных людей, как на стадо, как на рабов, которые обязаны обеспечить их сладкую жизнь.

Ненавижу всю эту накипь рода человеческого, всю эту банду, присосавшуюся к народу. Ненавижу всех этих гадов, которых в эпоху военного коммунизма уничтожали, потому что и тогда и теперь они не достойны иной участи.

Кроме дома и школы, на дорогу жизни нас выводила пионерская организация. Тогда это еще было новое дело. Пионерские отряды создавались при заводах и фабриках. Еще не было опытных кадров руководителей и материальной базы.

Я был в отряде при деревообрабатывающем заводе. Своего определенного помещения у нас не было. Наше звено устраивало свои сборы в полупустом сарае, где среди штабелей досок стоял блестящий легковой автомобиль. Он никого не возил, а мирно покоился под крышей несколько лет.

Тогда шли горячие споры между сторонниками автомобилизации и их противниками. Первые доказывали: когда авто не работает, то его не нужно кормить. Да и груза он перевозит больше, чем одна лошадиная сила, на приличной скорости. Лошадники заявляли: лошадь питается дешевым кормом, и зарплата возчика ниже, чем у шофера. Пока противники выясняли отношения, моторная телега стояла на приколе.

Эти споры происходили на фоне нашей тогдашней бедности. Время рассудило эти воюющие племена.

С каким трепетом мы, пионеры, ожидали революционных праздников: Первое Мая и Октябрьскую Революцию[21]21
  1 Мая-День международной солидарности трудящихся-и 7 Ноября-День Великой Октябрьской социалистической революции-государственные праздники СССР.


[Закрыть]
. В эти дни в заводском клубе нас принимали в пионеры. Нам вручали на сцене красные галстуки и значок «Будь готов»[22]22
  Надпись на пионерском значке образца 1922 года; в 1929 году ее сменила надпись «Всегда готов!»


[Закрыть]
. С этого дня ты становился настоящим пионером, потому что всенародно давал клятву быть верным делу Ленина.

Это было чудесное время. Время постижения тайн природы, познания большого окружающего тебя мира, открытия неповторимости жизни.

Что из того, что у нас не было пионерской формы, лагерей и многого другого. Но как хорошо пелось про картошку у настоящего костра. Мы были счастливы, наверно, больше, чем нынешние артековцы.

В 1927 году я окончил семилетку. Выпускной вечер был скромным семейным праздником, несравнимым с нынешними балами. Не было бальных платьев у девушек и парадных костюмов у мальчишек. Об этом тогда никто не думал и не мечтал. Скромное угощение с лимонадом и, как апофеоз изобретательности наших подружек, в конце вечера – мороженое.

[Мы чувствовали себя] раскованно, было хорошо и весело. С нами были наши умные, добрые учителя. По молодости мы не чувствовали их немного грустных сердец. Они прощались с нами и с частью своей жизни навсегда.

Какое удивительное сердце у педагога! Каждый из них отдает своим ученикам знание и силу жизни, и каждый год, как птица Феникс, возрождается вновь, чтобы отдавать негасимый пламень знаний ученикам, сидящим за партами.

Это много позже, когда отцвела мальчишеская весна и пришло знойное лето возмужания, в какую-то годину я вспомнил последний школьный день и только тогда по-настоящему ощутил неповторимость расставания и рождение нежности к далекому прощальному вечеру.

Как быстротечна и коротка летняя ночь. Когда мы расставались и расходились по домам, город еще спал. Он не чувствовал, что из гнезда собираются улететь его питомцы.

Мы выходили из школы веселой гурьбой, и перед нами лежали десятки дорог. И нужно было каждому выбрать свою дорогу, единственную и прямую. Уже золотились от восходящего солнца легкие, как паутинка, облака и вершины высоких тополей. В розоватом свете рождающегося дня таяла ночная тень.

В нашем сердце лучший уголок всегда будет принадлежать месту, где детство встретилось с юностью, и откуда ушли мы в чужие края.

Таким местом стал для меня Витебск, который я покинул первого марта 1928 года. Немного раньше в Москву уехали Мессерман и Яша Гордон, а в Ленинград почти все остальные одноклассники и моя сероглазая богиня Женечка.

8
 
Эх, расскажи, расскажи, бродяга…[23]23
  «Эх, да, расскажи, расскажи, бродяга, Чей ты родом, откуда ты?» (Цыганский романс).


[Закрыть]

 

Город на Неве встретил сыростью, туманной дымкой, серыми шеренгами домов Загородного проспекта. Во всяком случае, так мне показалось по выходе из Детскосельского вокзала (теперь Витебский).

Меня встречали школьные товарищи. К одному из них, Павлу Креславскому, мы отправились на квартиру, за что приношу ему великую благодарность, иначе мои первые шаги в самостоятельной жизни были бы еще тяжелее.

Павел жил в комнатке, отгороженной от широкой прихожей. Но у него я не мог долго оставаться. Дело в том, что в то время жилую площадь, квартиру снимал один человек, и уже он распоряжался этой площадью. На мое постоянное проживание хозяин квартиры согласия не давал.

Хотя в Ленинграде в университете учился брат Александр, но я намеренно не взял его адреса, чтобы все пути к помощи родни были отрезаны. Вот почему, прожив у Павла несколько дней, я перешел на кочевой образ жизни. С Пушкарской я перебрался на Васильевский остров, затем на улицу Плеханова, на Театральную площадь и еще во многие места.

Холод заставлял бродить всю ночь. Только утром, когда открывались церкви, можно было зайти [туда] погреться.

В общем, я рановато выехал на дачу. На дворе стоял март, а в Прибалтике и в мае дуют холодные ветры. Это был далеко не Крым или Черноморское побережье Кавказа.

В конце апреля основной базой стала сапожная мастерская на улице Жуковского, где единолично стучал молотком наш витебский Петя. Я приходил к нему часам к семи вечера. К этому времени он заканчивал работу и уходил домой, а меня оставлял в закрытой мастерской.

Иногда я ночевал в доме ночлега, прозванного народом «гопом», а населявших его бездомников гопниками. Это был приют для бездомных, для всякой воровской нечисти. Но туда я особенно не стремился по двум причинам. Во-первых, там нужно было платить пять копеек. А во-вторых, меня не привлекало жулье.

Когда к часам десяти вечера наполнялась палата этого приюта, то начиналось обсуждение прожитого дня, порой с большой дозой фантазии. Один воришка похвалялся тем, как он ловко обманул погоню, став у тумбы с объявлениями и делая вид, что изучает театральную афишу. Другой рассказывал о своих успехах в театральных гардеробах, где он по подложным номеркам получал великолепные шубы.

Кто-то сообщил, что видел на Невском Коську Рыжего. Коська катил на лихаче в шляпе, при хорошем костюме и галстуке, а рядом с ним сидела Нюська-Бородавка. Это значило, что Коська удачно запустил в карман нэпмана свою ухватистую руку и теперь неделю гуляет, не показываясь в ночлежке. А еще через три дня этот гулена явился ночевать в замызганной кепочке, в ветхой одежонке. Он пропил и прогулял свой шикарный наряд вместе со шляпой и галстуком.

В часов восемь вечера на подоконнике лестничного окна усаживался Музыкант с мандолиной в руках. Так называли парня лет двадцати пяти. Настоящей [его] фамилии никто не знал. Как не знали и того, чем он промышляет. Парень красив. Черные, слегка вьющиеся волосы подстрижены под бокс. Аккуратно одет. С лондонкой[24]24
  Модная в 30-е гг. кепка.


[Закрыть]
на голове. Мандолина у него «государственная» – принадлежит ночлежке. Играет он хорошо, все народные мелодии. Концерт продолжается около часа, и все это время рядом стоит пацан лет десяти, который влюбленно смотрит на музыканта, зачарованный его искусством. Музыкант, играя, смотрит куда-то вдаль, не замечая поклонника Лешу-шкета, который благодарно слушает чудесные напевы. Наверно, Леше Музыкант кажется волшебником в этом сером, вонючем доме ночлега.

В ночлежке всю ночь играют в карты. Страсти доходят до белого каления. Кажется, вот-вот вспыхнет потасовка. Но этого никогда не случалось. Все знают, что скандалисты будут выкинуты на улицу в любое время ночи и неизвестно, пустят ли их завтра ночевать.

На третьем этаже (если считать подвал) были комнаты на четыре человека. Их занимали за особую плату сезонники, приехавшие из деревень. Перед тем как лечь спать, они в подвале раздевались до белья и все свои пожитки сдавали до утра в гардероб. Мы в гардероб не ходили. Наши наряды никого не могли соблазнить. Да и спали мы, не раздеваясь. На нарах блаженствовали постоянные ночлежники, а такие, как я, гастролеры, устраивались под нарами. Таким образом в сравнительно небольшой палате помещалось около ста человек. Сезонники в одном белье, как приведения, мчались по лестнице на свою верхотуру, а наше палатное население принимало самое горячее участие в этом галопе призраков.

– Эй, скобарь, не туда скачешь, тебе на бега нужно.

– Сморчок губастый, отдай мошну по-хорошему.

– Ваньке! Сколько за бороду, и ж. у тебе сегодня отвалили в кине?

Этот Иван, как-то придя с работы, кому-то похвастался, что за участие в массовой съемке киношники заплатили ему три рубля. Взяли его туда за дремучую бороду. В первое время он пытался объяснить, что заработал только бородой, и никакая другая часть тела не входит в эту оплату. Но куда там!

Эти грубоватые шутки повторялись часто, но в них проглядывала и гордость за нашего товарища, который на короткое время был маленьким артистом.

Этот «гоп» был рядом с Невским на параллельной улице. Теперь там размещается контора. Такая же ночлежка была и за Московской заставой. В общем, Ленинград двадцатых годов выглядел бедно и запущено. Даже в центре на бульваре Профсоюзов целый квартал Конной гвардии[25]25
  Очевидно, Конногвардейский манеж.


[Закрыть]
стоял разгромленным, и летом там ютились бездомные ребята.

Мостовые были булыжные. Только Невский проспект, Литейный, набережная Невы от Адмиралтейства до Прачечного моста на Фонтанке, улицы Белинского и Моховая, часть улицы Красных Зорь (теперь проспект Кирова) были покрыты деревянными плашками-торцами. Во время наводнения торцы всплывали, и мостовую нужно было перемащивать. Садовая и Вторая Советская улицы были покрыты диабазом. Часть небольших улиц, примыкающих к Железнодорожной улице в Невском районе, не имели вообще покрытия. Там ходили и ездили по земле, помнившей еще Петра I.

Транспорт состоял из легковых (ваньки) и ломовых (гужбаны) извозчиков. У некоторых гужбанов телеги были на резиновом ходу, и их называли качками.

Среди легковых извозчиков была небольшая группа аристократов, так называемые лихачи. Лошади у них были рысистых пород с великолепной упряжью; экипажи на резиновом ходу, называвшиеся дутиками[26]26
  Из-за надувных шин.


[Закрыть]
. На лихачах раскатывали нэпманы и подгулявшие деловые люди, а также фартовые ребята. Были лихачи и у солидных учреждений.

В общей сложности в городе было около тридцати тысяч таких колесниц, и грохотали они мощно по булыжникам копытами лошадей и колесами экипажей. Котомки[27]27
  Очевидно, жаргонное обозначение стоянки извозчиков.


[Закрыть]
были разбросаны по всему городу, но самые большие были на Расстанной, Глазовой, Разъезжей улице и на Лиговке.

Грузовых и легковых машин было мало. Их было трудно встретить, как теперь трудно увидеть лошадь и телегу. Да это и не удивительно. Основным транспортным средством был трамвай, который ходил в сцепке до трех вагонов. Но уже в 1927 году начали курсировать семнадцать автобусов; в 1938 году было уже 311 автобусов.

Еще от царских времен в городе осталось много темных углов, где гнездились преступные элементы. У Московского вокзала, на Лиговской и Пушкинской улицах хозяйничали вольные ночные барышни. В два часа ночи, группами по 2–3 человека, они шли после «работы» по домам распевая блатные песни. В Нарвском районе (ныне Кировский) такими местами были Обводный канал и улицы, примыкающие к площади Стачек. У Детскосельского вокзала (теперь Витебский), на Рузовской, Можайской и еще на нескольких рядом лежащих улицах царила свободная любовь, и процветали притоны всяческого жулья.

В 1927 году в одном из домов на Рузовской улице агентом уголовного розыска третьего разряда был убит знаменитый бандит Ленька Пантелеев. Этот Пантелеев с двумя помощниками ходил по ресторанам и, угрожая оружием, грабил посетителей. Пойманный, он сумел бежать из тюрьмы и снова взялся за свое грязное дело, пока не нашел свой конец около Технологического института.

В Московском районе против Новодевичьего монастыря (там теперь склады), находилось так называемое «горячее поле» (ныне трампарк им. Калинина), мимо которого и днем было опасно ходить.

Рядом на Смоленской улице стояли два дома близнеца: «Порт-Артур» и «Манчжурия». Строили эти дома во время Русско-японской войны, и поэтому они получили такое название. Это были пятиэтажные, так называемые, доходные дома с коридорной системой и сотнями отдельных комнатушек. В них ютились рабочие Московской заставы, густо нашпигованной деклассированными элементами.

Такие же темные углы были на Васильевском острове в Гавани и на Выборгской стороне. Вообще в городе оставалось много дореволюционного мусора. Так, на углу Невского и Литейного проспектов у кинотеатра «Паризиана» («Октябрь») несколько лет стоял высокий, худощавый продавец газет. В старомодном пенсне со шнурочком. В обтрепанной шляпе. Чисто выбритый. Он смотрел поверх голов прохожих и только изредка не говорил, а вещал: «Красная вечерняя газета». Все это произносилось с паузами, с превеликим пафосом.

Я не знаю, кем он был до Революции. Может быть чиновником или бездельником-дворянином, а возможно блестящим офицером гвардии. Но грянула революция, подул очистительный ветер Октября, и он оказался у разбитого корыта. Не умея ничего делать, пошел в продавцы газет, чтобы заработать на хлеб и воду.

Тогда газетных киосков не было. Газеты продавали мальчишки, шнырявшие по улицам и трамваям. Они задорно кричали: «Дневник княгини Вырубовой!», «Черная кошка!» Ах, эти мальчишки! Они отвергают привычное, обыденное. Им подавай только яркое, фантастическое. Самое малое, на что они согласились, так это на графский титул автора каких-либо мемуаров. Тогда часто печатали воспоминания и исповеди «бывших»[28]28
  Так называли людей, занимавших какое-либо общественное положение до Октября.


[Закрыть]
.

Новое поколение людей, живущих в благоустроенных квартирах, почти забыло страшные рубежи прошлого. Ну и отлично, что это почти забыто.

9

Но наступил бархатный сезон. Вместе с сиренью расцвели белые ночи. Я стал ужасно гордым и самостоятельным. Постелив газеты в зарослях любого парка, я безмятежно засыпал. Хотя моя спальня была открыта всем ветрам, я не боялся ограбления. Это широкое общение с природой благотворно действовало на мой организм. Меня не мог одолеть даже самый захудалый насморк. Возможно, что такой спартанский образ жизни наложил отпечаток на всю дальнейшую жизнь.

Все эти ковры, хрусталь, серванты с показной посудой не производят на меня неотразимого впечатления. Все это суета и стяжательство, отнимающее у людей в жилище воздух и пространство. Была бы чистая комната, немудреный стол и пара стульев (один для гостей). Ложе для спанья. Ну, и как признак зажиточности – пара кружек (одна для гостей) и хватательные и режущие инструменты в виде ложки, ножа и вилки.

Для моего гардероба хватит трех крючков на вешалке (один для гостей) и чемодана для белья.

Вот за полки с книгами и за цветы на подоконнике голосую обеими руками и даже за герань, ошельмованную критиками всех времен.

Я понимаю, что в этом вопросе безнадежно отстал и недалеко ушел от бочки Диогена. Но уже поздно прививать себе вкус нэпмана и менять свое обывательское существо. А по совести сказать, такого желания никогда не имел и не имею.

В тот период своей разгульной жизни я питался за счет нарпита[29]29
  «Нарпит» (народное питание) – государственная организация общественного питания в СССР носила это название до 1930 года.


[Закрыть]
. Тогда столовые имели неплохую привычку держать на столе, покрытым белой скатертью, нарезанные черный и белый хлеб, горчицу, соль, перец и графин с кипяченой водой в содружестве со стаканом.

Предполагалось, да это так и было, что ко всему этому посетитель попросит первое, на второе свиную отбивную и завершит пиршество стаканом киселя. И все это ему обойдется в 35 копеек. Но такие посетители, как я, считали безнравственным обременять такими просьбами официанток из уважения к их женскому существу. Да можно было и обождать обслуживания. Нужно было только немного вооружиться терпением.

Перец, соль и горчицу я не употреблял, великодушно оставляя столовой. Бухгалтерия могла смело заносить мою щедрость в графу прихода или прибылей. По моему разумению, хлеб и вода были дешевле всего остального и являлись продуктами отечественного производства.

Но я не финансист, а поэтому, возможно, допускаю грубую ошибку в подсчетах. И если это так, то остается только просить дирекцию столовых простить мне это заблуждение. Я очень надеюсь на снисходительность, потому что в дирекции сидят и кормятся не мелочные люди. С тех пор многое изменилось в общественном питании. Возможно, доля вины в этом лежит и на моей совести.

В июле, выйдя из столовой на Петроградской стороне, после такого необременительного обеда, я был остановлен братом Александром. Он удивился, увидев меня. Брат считал, что я по-прежнему обитаю в Витебске.

Вот появилось и еще одно пристанище на Мытнинской набережной в студенческой республике Ленинградского университета.

В это время ближайшим моим другом был одноклассник Нисон Левант. Он тоже приехал в Ленинград и жил на птичьих правах, как и я. В поисках работы мы еще больше сблизились. У него по сравнению со мной было одно важное преимущество. Он хорошо рисовал, и ему удавалось кистью подхалтурить в клубах.

Мы с ним бесполезно клянчили на бирже труда, чтобы нас поставили на учет. Но кто из чиновников биржи мог это сделать, если мы не были даже членами союза[30]30
  Профсоюз.


[Закрыть]
. Это тогда имело решающее значение.

В один из дней мы решили, что я должен ехать в Москву на прием к М. И.Калинину.

Мое путешествие началось великолепной белой ночью. Минуя билетные кассы, я сел на скорый поезд, но так же скоро меня попросили о выходе. Пришлось пересаживаться на товарняк. Но там мы не сошлись характерами с кондуктором.

Это был страшно сварливый, неуживчивый человек, который во время движения поезда по крышам вагонов добрался до тормозной площадки, где я уютно устроился. Он не мог примириться с тем, что я еду без билета, хотя великолепно знал, что на товарный поезд билетов не продают. Проводник, наверно, сразу после рождения привык забавляться не погремушкой, а солидной железякой. Поигрывая этой железякой, он предложил мне сматывать удочки, хотя такая рыболовная снасть ожидала меня в магазине. При этом он наговорил столько душевных пламенных слов, которых хватило бы на поддержку паровозной топки на нужной температуре, по меньшей мере, на сто километров пути. Я из скромности не вспоминаю эти задушевные слова. Пришлось на ходу поезда распрощаться с товарняком.

Когда мне надоело шлепать вдоль железнодорожного полотна, я свернул в сторону и завалился в душистую траву. Ночь была теплой, и под балакающие напевы кузнечиков я беспробудно спал до встречи с отдохнувшим солнцем. Было чудесное настроение: я не опаздывал ни на один поезд, проходивший мимо.

Все шло нормально для такого туриста как я. Теперь бы сказали для «дикаря». Но я решительно отвергаю этот титул. Ну какой я дикарь, если окончил семилетку и не бегаю в одних трусах с копьем в руках по лесам Среднерусской возвышенности.

И все же в Вышнем Волочке, где я остановился, чтобы духовную жажду к путешествию подкрепить чисто материальным, я привлек к себе внимание официального лица. На привокзальной площади меня остановил молодой, энергичный товарищ, одетый в цивильное платье. По его манере разговаривать я понял, что это агент уголовного розыска. Он мне откровенно заявил, что встречаться со мной больше не желает, не только сегодня, но и всю последующую жизнь. Он убедительно советовал продолжать прерванное путешествие. При этом он как-то странно смотрел на мой костюм, больше чем на меня. Видимо, в этом городке моды значительно отличались от покроя моей одежды.

В этом откровении мне было неясно только одно: если этот городок перестанут посещать туристы подобные мне, то отпадет необходимость существования учреждения, в котором молодой товарищ получает зарплату. Но наверно, даже в таких городках хватает забот не только о путешествующих, но и о других гражданах, одетых в абсолютно модные одежды.

Мне, наконец, подумалось, что работник уголовного розыска обласкал меня этим заявлением из личной неприязни ко мне. Но скорее всего, это было следствием семейных осложнений, а не отсутствия гостеприимства. Во всяком случае, даже по непроверенным до конца летописным данным, этот славный городок славился гостеприимством во время правления княгини Ольги в 964 году от Рождества Христова[31]31
  Вышний Волочек основан в 1471 г., получил статус города в 1770 году


[Закрыть]
.

Человек я покладистый и люблю человечество. Поэтому без особой печали (я решил сделать приятное [работнику уголовного розыска]) покинул этот городок с первым попутным товарняком, оставив несъеденный завтрак в Вышнем Волочке.

Таких путешественников-«дикарей» много бродило по Великой железнодорожной державе.

На четвертый день я прибыл в столицу – город Москву. Почему-то никто не встречал меня с цветами. Я даже не упоминаю о ковровой дорожке, медноголосом оркестре, почетном карауле, да и о всех прочих атрибутах встречи высоких гостей. Наверно, Москва надеялась, что я проследую с песнями в другой город.

Даже носильщики, на что обходительные чиновники, равнодушно пробегали мимо меня точно я человек-невидимка. Правда, багажа у меня не было даже в карманах. Он даже не прорисовывался в туманной дымке будущего. Но все же из вежливости они могли [бы] предложить мне свои услуги.

Вообще, железная дорога относилась к нам, вольным странникам, довольно прохладно.

На товарный поезд нужно было садиться на ходу и обязательно с противоположной стороны по отношению к вокзалу. И нужно было угадать тормозную площадку, не занятую кондуктором. То же самое нужно было проделывать, садясь на пассажирский поезд, с той разницей, что следовало оседлать лестницу (подножку) первого вагона после почтового.

Ехать на подножке, когда поезд мчится больше шестидесяти километров в час, – приятного мало. Тело немеет от напряжения, и ты ждешь и ждешь остановки, чтобы передохнуть. Но паровоз не обращает на это внимания и знай себе накручивает на колеса километры. Одно хорошо при такой езде: в самую жаркую погоду не нужно вытирать пот, и не кусают комары.

Но теперь такое путешествие невозможно. На товарных вагонах ликвидируют тормозные площадки, а на пассажирских вагонах лестничка закрывается заподлицо. Так что любителям-туристам нужно приспосабливаться ездить в вагоне зайцем. А это создает неудобство для пассажиров с билетами, а вольного туриста лишает романтики при передвижении по железной дороге.

Михаил Иванович Калинин принимал недалеко от Кремля во Втором доме Советов. Несколько дней мне пришлось дожидаться приемного дня вместе с десятками ходоков из деревень.

Время ожидания ушло на знакомство со столицей. Особенно сильного впечатления она на меня не произвела. На ней лежал отпечаток нашей тогдашней бедности и неухоженности. Чувствовалась хаотичность дореволюционной застройки. Необлицованные камнем набережные Москва-реки производили грустное впечатление. И только Красная площадь и Кремль, храм Василия Блаженного оставляли неизгладимое впечатление. Это был чудесный, неповторимый дар наших далеких предков нам, живущим в двадцатом веке.

В конце долгого июльского дня я приходил в Александровский сад и садился на скамейку, возможно, на ту, где сидели Маргарита и Азазелло, и ожидал звонков сторожей, призывавших покинуть сад в связи с наступлением ночи.

Услышав колокольчики сторожей, я исчезал в зарослях кустов, где меня ожидало газетное ложе. Под мелодичный перезвон Кремлевских курантов я спокойно засыпал. Погода благоприятствовала моим дачным наклонностям. Стояла июльская сушь. Такой ночлег мне обходился дешевле, чем тем, кто ночевал в самых дешевых гостиницах. К тому же я находился под покровительством зеленого друга. Мой пустой карман не становился еще более пустым от пребывания в столице.

В день приема в секретариате товарищ с иконописным лицом старого большевика мне популярно объяснил, что товарищ Калинин по вопросам трудоустройства не принимает.

Я примерно представлял результаты поездки, а поэтому без особой печали отправился в Питер, не беспокоясь о том, что мой проездной билет остался в кассе Ленинградского вокзала города Москвы.

Не хочу кривить душой. Некоторое огорчение я все же испытывал. Во-первых, я не смог засвидетельствовать глубочайшее уважение всесоюзному старосте (так часто именовали тогда Калинина). А товарищ Калинин из-за усердия секретарей лишился общения с будущим законным гражданином прекрасного города на Неве.

И еще одно обстоятельство заставляло меня сожалеть о несостоявшейся встрече. Если бы она состоялась, то при случае в году воробья, можно было бы сообщить собеседнику о том, что в году соловья[32]32
  Любопытный фразеологический оборот, означающий некое неопределенное время, аналог старорежимного «во время оно».


[Закрыть]
я встречался с М. И. Калининым в Москве. Мы тогда обсудили международное положение, но время было ограничено и встречу пришлось сократить. Это бы подняло меня в глазах собеседника, да и я сам почувствовал бы, что подрос на целый миллиметр.

Вот такие удары по человеческим страстям получают молодые люди в больших приемных у секретарей.

Не спеша, пересаживаясь на узловых станциях, я к концу третьих суток возвратился в Ленинград и встретился с Левантом. На совместном заседании сторон был решено по тому адресу, куда я ездил, отправить энергичное письмо. Письмо ушло, и мы стали ждать.

И тут вмешалось в мою судьбу школьное братство, благодаря которому я поступил на работу в артель «Кожметаллоштамп» в качестве ученика прессовщика с личным окладом в семнадцать рублей.

Вместе со мной работали: Яша Хесин, Моисей Шванштейн и Коля Берман. Занимались мы, ученики, тем, что на ручных прессах из обрезков кожи штамповали что-то похожее на восьмерку. Эти восьмерки девушки нанизывали в определенном порядке на проволоку, и получался коврик для ног. Эти коврики охотно раскупали в Пассаже.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации