Текст книги "Не умирай в одиночку"

– А это не может быть случайностью? – спросила Юлька.

– Как ты себе это представляешь? – ехидно осведомился Сашка. – Что их выбирают методом тыка?

– А почему бы и нет, – резонно возразила Юлька. – Ты ищешь мотив и связь между людьми. А если связи действительно нет? Ты сам сказал, что жертвы друг с другом незнакомы. Может быть, и правда попадали в лапы преступников случайно. Вон Чекатило не выслеживал определенных людей, шел по наитию.

– Чекатило поначалу специализировался на бродяжках. Это потом он стал нападать на простых смертных, – возразил Сашка. – Когда обнаглел в корень.

– Так может, и эти тоже сперва на бродяжек нападали, – парировала Юлька. – Просто мы об этом не знаем. Мало ли трупов бомжей находят по городу? Ты вот статистику такую ведешь? Я – нет, Никитка тоже нет, и менты, я уверена, тоже не ведут. Они за количество трупов отчитываются, а какой у них социальный статус им по барабану. Ты вот приезжих упомянул, а как их классифицировать, если у них ни особых примет, ни документов? Если их измолотили как…

Юлька вдруг запнулась и сдвинула брови на переносице.

– Что? – спросил я.

– Менты сегодня информацию прислали, ты смотрел?

– Пока нет. И что там?

– Труп. Женщина, блондинка, немногим за тридцать. Причина смерти не указана, просто просьба опознать.

– И что?

Юлька залпом допила коньяк.

– Ничего. В смысле, ничего хорошего. Дело в том, что мы ее очень хорошо знаем, точнее, встречались, хотя я лично ее никогда не видела.

– Как же ты ее никогда не видела, если сама говоришь, что мы с ней встречались? – возмутился Сашка.

– Я с ней в реале не встречалась. Только в чате. Это Катя, ник – Лапа. Вилма и Сынок незадолго до этого в кабаке сидели. Вилма сказала, что Катя сюда на свидание приехала с мужчиной неземной красоты, с которым в чате познакомилась. И вот теперь она в морге, а мужик вообще незнамо где.

– Его кто-нибудь видел? – спросил я. Юлька отрицательно помотала головой.

– Вилма сказала, что Катя его скрывала. У меня почему-то создалось впечатление, что он либо какая-то шишка, либо не местный. Уж очень она не хотела говорить, кто он. Боялась, что отобьет кто-нибудь прыткий.

– Вроде тебя? – усмехнулся Сашка.

– Не смешно. Никит, сходи завтра к ментам, разузнай насчет Кати. Как она погибла. Может, ее машиной сбило, а мы тут уже напридумали невесть что. Или она тайная наркоманка была и от передоза загнулась.

– Может быть, ей просто с мужиком не повезло? – предположил Сашка.

– Может, – эхом отозвалась Юлька.

Ни один из нас в это не поверил.

Хирург

Каждый сходит с ума по-своему. У каждого свои скелеты в шкафу.

Эта житейская мудрость пришла мне в голову в тот момент, когда я сидел дома, и бездумно разглядывая изображение в мониторе. Изображение мне очень нравилось.

Я смотрел на это прекрасное лицо каждый вечер. Сначала мне это просто доставляло удовольствие, потом я почувствовал какую-то болезненную зависимость от чуть раскосых темных глаз, черного струящегося шелка волос и этой такой милой, такой открытой улыбки.

Компьютер у меня был плохонький. А недавно я установил на нем «Виндоус-2000». Так этот чертов агрегат стал грузиться целых десять минут, что меня крайне не устраивало. Иначе я смотрел бы на это лицо еще и по утрам. Жена, конечно, возмущалась, что на заставке у меня лицо посторонней женщины, и не какой-то известной актрисы или модели (это бы она еще стерпела), а человека вполне обыденного и простого, который вполне может ходить рядом с нами. В конце концов, что там на этом фото? Девушка с растрепавшейся прической, умеренно накрашенная, а позади отнюдь не готический замок, а старый троллейбус, проезжавший по улице, и магазин «Меха». И на девушке не шелк и парча, а недорогая черная курточка. Даже сережки в ушах маленькие и почти незаметные.

Объяснить жене, что вот такая девушка – это и есть мой идеал, я не мог, потому фото с рабочего стола компьютера убрал, спрятав в специальную папку, чтобы супруга не дай бог не нашла.

Потом в мою голову пришло чудесное решение: ведь это фото можно напечатать и всегда носить с собой, чтобы любоваться на это неземное лицо. Я это и сделал. Вначале я сделал маленькое фото и спрятал его в бумажнике. Потом этого стало мало, и я поставил увеличенную копию фото в своем кабинете на столе. Правда, со стола его пришлось убрать в ящик, так как в первый же день меня едва не застукала вездесущая жена, зачем-то забежавшая ко мне на работу.

А потом я почему-то стал зависеть от этого портрета. Если с утра я не видел лица Богини, все из рук вон валилось. Работа шла плохо. Я был груб и несдержан. Если же она улыбалась мне, то даже в самый пасмурный день все как будто расцветало.

Это утро началось хорошо. Никто меня не беспокоил. Я неохотно поговорил с начальником, который почему-то именно сегодня уделил мне толику своего драгоценного внимания. Никто не носился по коридору с воплями. Никто не просовывал голову в кабинет и не просил одолжить пару сотен до зарплаты. А она улыбалась. И на соснах распускались розы.

Идиллию разрушил телефонный звонок. Я снял трубку, подмигнув девушке моей мечты. А вдруг?.. Ведь в нашей жизни все возможно. Но мои мечты были развенчаны самым безжалостным образом.

– Привет, это я, – послышался в трубке капризный томный голос. – Как наши дела?

– Были хорошо, – ответил я, глядя в ящик стола. Богиня улыбалась, и ее улыбка не меркла.

– Ну, надо же, – недовольно протянула моя собеседница, – кому-то уже с утра хорошо. Ладно, давай к делу. Есть для меня что-нибудь новенькое?

Я вздохнул.

Несколько месяцев назад я и моя собеседница начали занимательную игру. Вначале, от скуки, но потом игра стала затягивать нас, как бешеный водоворот. Мы не задумывались над тем, насколько правильно мы поступаем, и что будет с нами, если кто-нибудь очень умный выведет нас на чистую воду. Но пока игра приносила лишь приятные выплески адреналина и весьма приятное времяпровождение.

Все изменилось с появлением моей красавицы, чей портрет лежал у меня в столе. Я продолжал играть, но теперь мне хотелось делать это сольно. Дуэты меня уже не устраивали. А вот мою напарницу или, вернее, подельницу, мой уход со сцены мог очень огорчить.

– Есть новая информация, – поделился я с висевшей на той стороне трубки женщиной. – Он согласен с тобой встретиться. Ты должна сразить его наповал. Слушай внимательно и запоминай…

Она слушала и запоминала, пока я инструктировал ее. Память у нее была отменная, она пока ни разу не прокололась. Правда, результаты ее деятельности были, как правило, одноразовые. Она не могла получать того, чего хотела в полном объеме, как и я. Но игра, ах, эта игра, как она была увлекательна!

– Ты все поняла? – спросил я.

– Как всегда, – томно протянула она. – А это все точно?

– Точно. Время и место дополнительно. Пришлю тебе смс-сообщение.

– О’кей, – жеманно ответила она, вызвав у меня желание убить ее. – Я тебе потом сообщу, как и что прошло.

– Будь осторожна, – предупредил ее я напоследок. – Он не кажется дураком.

– Так и я вроде не дура, – парировала она. В ответ моя богиня саркастически усмехнулась с портрета. Я согласился с портретом. Насчет «не дуры» моя собеседница, конечно, погорячилась.

Я положил трубку и вынул портрет из ящика стола. Поставив его напротив, я облокотился на столешницу и уставился в эти бездонные черные глаза. В животе шевелился привычный жаркий клубок, вызывающий томление и животное желание. Я не выдержал, сунул фото в карман и отправился в туалет. Там, уединившись в кабинке, я смог слегка разрядиться. Каждый раз, когда я делал это, глаза богини смотрели на меня с плохо скрываемым презрением. Я суетливо вымыл руки и бегом помчался в свой кабинет, где уже разрывался телефон.

Звонок заставил меня вернуться к насущным делам. Мое присутствие было необходимо, но пока время терпело. Я снова сел напротив портрета и уставился в восточные глаза. В них все еще плескалась насмешка, такая же ядовитая как ее имя, как ее слова, как ее действия.

– Ты меня пугаешь, – сказал я. – Ты знаешь, как ты меня пугаешь?

Она не знала. Ей на это было наплевать. Божество редко снисходит до простых смертных. Она до меня не снисходила.

Когда я обнаружил ее появление в моей жизни, я удивился, а потом испугался. Потому что я знал, что она уже умерла. Я видел ее тело, я видел ее лицо, желанное, но мертвое. А потом я обрадовался, увидев ее живой и невредимой, помолодевшей и столь же притягательной. Хотя она изменилась. Раньше она была ко мне более снисходительна. Сейчас она словно мстила мне за то, что я рыдал, качая на руках ее бездыханное тело. Ее слова и действия были жестоки. Она меня ненавидела, а я ее обожал.

Телефон на столе настойчиво задребезжал противным скрипучим звуком. Это значило, что мне нужно было идти. Я положил фото в ящик, бросив на него последний взгляд. Богиня победоносно улыбнулась мне, окрыляя меня на новые подвиги. Это так радовало.

Потому что мне сейчас снова предстояло увидеть кровь.

Гюрза

Вечер был испорчен окончательно. Опасавшийся скандала Пашка умотал к родителям и позвонил около девяти не совсем трезвым голосом, что ночевать сегодня не придет, так как мамочка печет пирог и очень хочет, чтобы сынок его вкусил. Я подавила в себе желание крикнуть в трубку: «Чтоб она им подавилась» и довольно вежливо пожелала ему приятного аппетита. Пашку моя приветливость не обрадовала. Он замялся и даже сделал попытку к примирению, но я уже повесила трубку.

Телефон сразу же зазвонил вновь. Я с сомнением посмотрела на него и решила не подходить, но потом передумала. А вдруг это что-то важное?

Звонила Вилма. Как и следовало ожидать, на визит в морг она не отважилась. Туда отправился Влад и Ирка, впрочем, Ирка скромно сидела на кушетке и нюхала нашатырь, а функцию опознания взял на себя Влад. Это действительно оказалась Катя. Очень жаль.

Мое и без того паршивое настроение сей факт окончательно испоганил. Я садилась, вставала, шла на кухню, пила чай, потом снова садилась, но так и не могла найти себе места. Я с сомнением посмотрела на компьютер: редкий случай, когда он вечером не занят Пашкой. Можно написать статью. Одно плохо, настроения совсем не было. А когда у меня нет настроения, я пишу всякую дрянь, которую потом сама же безжалостно удаляю. Я глубоко задумалась, тупо уставившись в телевизор, где шла очередная мыльная опера.

Вот не люблю я сериалы, хоть режьте меня! Точнее, не люблю сериалы определенного типа. Хотя к некоторым я питаю настоящую страсть. Вот, к примеру, юмористический сериал о похождениях провинциальной няньки в доме известного продюсера! Этот просто обожаю! Или еще вот этот, где преступления расследует красавица-прокурорша. Но сейчас в ящике очкастая девочка с плохими зубами мечтала о том, как она охмурит импозантного владельца крутой компании. Сюжет был предсказуем и до тошноты приторный. Страшилка со скобками на зубах вдруг неожиданно станет красоткой. Все мужики будут падать и укладываться сами собой в штабеля, а прынц бросит свою красивую и обеспеченную невесту, чтобы отдать свою свободу саблезубой страшилке с крохотной квартиркой в Митино с занудными родителями в придачу. И, конечно же, прынц с радостью воспримет этот коммунальный рай, без забот, без хлопот…

Чушь собачья!

Принцы не общаются с Золушками по одной простой причине: они обитают в параллельных плоскостях, котором не суждено пересечься. Покой наследников престола ревностно охраняют стражники и бдительные родители, чтобы какая-нибудь провинциальная голодранка с большими претензиями не урвала сокровище дома его высочества. Женами принца становятся заботливо подобранные принцессы, со своим капиталом с большим количеством нулей. А то, что она в отличие от Золушки не умеет выращивать тыквы, штопать носки и варить борщ из кислой капусты, совсем не важно. Золушки годятся на роль любовниц, содержанок, но отнюдь не жен. И только очень удачливая Золушка может ловко использовать ситуацию и прижать принца к ногтю. В противном случае его высочество найдет себе другую, более красивую, более длинноногую, умеющую не только петь песенку про доброго Жука, но и показывать ее в лицах. Что до меня, то я на роль дежурного клоуна никогда не тянула, оттого все потенциальные принцы проходили мимо моей неземной красоты. Впрочем, если расценивать Пашку как принца… Правда, замка у него нет, зато есть злая мамаша… и невеликое приданное. Зато он не ревнив, зарабатывает в четыре раза больше меня и… и предпочитает мне грудастых стриптизерш с паклевыми волосиками.

Тьфу!

От расстройства я чуть не заплакала, но вовремя вспомнила, что в наше время женщине модно быть мужественной. Гордо задрав голову, я продефилировала в ванную, открыла кран и из чувства противоречия вылила туда полфлакона пены. Раз уж ни одного принца на горизонте не наблюдается, придется побыть красивой для себя.

Тут кто-то начал царапаться в дверь. В это время суток так себя мог вести только один человек. Я распахнула ее не глядя.

– Входи.

Толик вошел, скинув у порога тапочки, хотя я каждый раз говорила, что не стоит. Они мешали двери закрываться, и я всегда переставляла их в другое место, а он потом искал их на ощупь, потому что был слишком гордым, чтобы попросит меня их вернуть.

– Как дела? – спросил он. Вопрос был дежурным, столь же дежурным, как и его тапочки у входа. Ответа не требовалось, но я всегда отвечала, стараясь дать наиболее развернутую характеристику своему текущему состоянию. Толик замер, поскольку я с ответом не спешила.

– Ты сегодня сама не своя, – вдруг сказал он. – Сперва носилась по квартире как угорелая, потом решила на себе испытать приемы аромотерапии, а сейчас даже не знаешь, что мне ответить. Я не вовремя?

– С чего ты взял? – удивилась я. – Ты мне не мешаешь, иначе я попросила бы тебя уйти.

– Ты не будешь сегодня писать?

– Не буду. Настроения нет. Иди в зал.

Я тяжело вздохнула, а Толик настороженно повел ушами.

– У тебя ванна сейчас потечет.

Я чертыхнулась и побежала в ванную. Вода действительно уже подбиралась к бортикам, а пена, вздымавшаяся над водой ароматным айсбергом, и вовсе подозрительно кренилась набок.

– Я мыться пойду, – крикнула я. – Может быть, тебе музыку включить пока?

Толик вошел в ванную, слегка задрав голову. Его темные очки таинственно мерцали, а на губах была смущенная улыбка.

– А можно я тут с тобой посижу? Приставать не буду, и потом, я же тебя все равно не увижу. Просто твои ванные процедуры – это надолго, а мне сегодня скучно.

– Как-то это неприлично, – скривилась я.

– Ты же не стесняешься при мне переодеваться? – пожал Толик плечами. – Так что, какая разница? Разве что Пашке это не понравится…

Пашкой он меня добил.

– Хорошо. Стул себе принесешь? Или мне принести?

– Принесу, – кивнул Толик и ушел за стулом. В конце концов, Пашка не стесняется показывать свои интимные части тела всяким задрыпанкам, почему я не могу сидеть голой в присутствии слепого друга?

Способность Толика ориентироваться в чужой квартире меня всегда поражала. Он никогда не спотыкался о телефонный шнур, который никто не удосужился до сих пор приколотить к плинтусу, не натыкался на предметы, ему можно было доверить даже переноску хрусталя. Вот и сейчас он на вытянутых руках нес перед собой стул, на минуту замер с уже занесенной ногой перед моим брошенным на пол халатом, но потом все-таки перешагнул и поставил стул рядом с ванной, где уже в шапке пены сидела я. Каким образом себя можно было так выдрессировать в неполных двадцать лет, я не понимала.

– Толик, тебя в Пентагон не хотят взять на полставки? – не удержалась я. Толик улыбнулся, обнажая сильно расходящиеся передние зубы и сел на стул.

– Пока нет. А надо?

– Фиг знает. Но я бы тобой занялась. Может, ты не слепой, а только прикидываешься? А сам тайком изучаешь мои прелести?

Толик мгновенно покраснел и опустил голову. В ванной было жарко. Сегодня волею случая наконец-то дали отопление, а у меня мощный полотенцесушитель. А тут еще полная ванна горячей воды, ну и я – не самая прохладная девушка в мире. Тут и у более крепкого мужчины стекла на очках запотеют, не то, что у наивного Толика, который смею предположить, девушку никогда не обжимал.

– Когда ты смущаешься, то очень похож на мальчишку, – улыбнулась я и немного подрыгала ногой, чтобы взбить пену.

– Вот уж не знаю, как воспринимать эту реплику – как комплимент или как, – фыркнул Толик. Веснушки на его носу пламенели, как маки. – Я так полагаю, читать мы сегодня не будем.

– Не будем, – сокрушенно призналась я. – Я устала, как собака, а после ванны и вовсе разомлею. Лучше я тебе одну вещь расскажу, а ты выскажи свое мнение. Неважно какое, может, после него мне что-то в голову придет.

И я рассказала. Все, что сегодня нам с Никитой озвучил Сашка, о трупах женщин и мужчины, про фото Кати и ее опознание. Толик не удивился, я постоянно посвящала его в свои дела, читала материалы, иногда он указывал мне на недочеты, где я что-то неясно излагала. Я же старалась писать так, чтобы мои материалы были понятны любому человеку. А уж такая тема, как эти убийства…

Сама не знаю почему, но эта тема меня внезапно встревожила. Вода остывала, пена осела, и мне уже не хотелось лежать в ванне. Аромотерапия почему-то не оказала своего действенного метода. Наверное, обида на Пашку вкупе с тревогой за неизвестных мне людей, погибших по непонятной причине, сделала свое дело. Я села в ванне и подтянула колени к подбородку.

– Я вот что думаю, – вдруг сказал Толик. – А ты уверена, что это происходит только в нашем регионе? У тебя же есть знакомые по другим городам. Пробей, не было ли похожих случаев у них.

– Хорошая мысль, – похвалила я Толика. – И еще можно у ментов поспрашивать. Только я сама туда не пойду, Никитку зашлю. Он там носом и так роет. Вполне вероятно, что чего-нибудь да разнюхает. Со мной менты вряд ли будут более откровенны, чем с ним. У ментов должны быть какие-то сводки, ориентировки… Это же все суммируется, куда-то отправляется… Но мне интересен другой фактор.

– Какой?

– Если эти убийства, как считает Сашка, между собой связаны, то по какому принципу отбирают жертв? Они между собой никак не связаны, никогда не встречались и друг друга не видели.

– Может, случайно? – предположил Толик.

– Может, – неуверенно произнесла я, – но мне почему-то в случайность не верится. Внутренний голос против случайностей.

– Может, маньяк?

– Не верю я ни в какого маньяка. Во-первых, там по свидетельству экспертов, орудует группа людей. Это что же, у людей в связи с осенью, началось сезонное обострение, и они объединились в артель? Во-вторых, если это все-таки маньяк, успешно маскирующийся под группу людей, то выбор его симпатий и вовсе непонятен. Все жертвы разные, это мне Никитка сказал. Порядочные маньяки себя так не ведут. Они отбирают внешне похожих людей, или объединенных чем-то общим, вроде хобби, запаха, цвета волос или манеры одеваться. А тут… Разные люди, разный возраст, разный социальный статус…

– Я бы не сказал, что социальный статус такой уж разный, – пожал плечами Толик, – хотя мне, конечно, сложно судить. Обычный средний класс. Ни миллионеров, ни нищих.

– Пожалуй, – с сомнением, протянула я. – Будь добр, кинь мне халат, он как раз под тобой. Дискутировать будем на кухне. Мать в ночной смене у тебя?

– Ага. А зачем ты халат на пол бросила?

– Я не бросила, он сам с вешалки упал.

Я выдернула из ванны пробку и встала. Толик протянул мне халат и даже деликатно отодвинулся вместе со стулом. Я замотала голову полотенцем, набросила халат и вышла из ванны. Через минуту Толик тоже показался в зале в обнимку со стулом.

– Кофе? Чай? – предложила я.

– А ты что будешь?

– Пожалуй, кофе.

– Ну и я кофе.

Кофе пришлось варить в два приема. Джезва у меня рассчитана на одну чашку, так что сперва я угостила Толика, пододвинула ему вазочку с печеньем, а потом, сварив кофе себе, села напротив, покачивая в воздухе ногой.

– Не переживай, – сказал вдруг Толик, – придет он, и вы помиритесь.

– Ты про что? – удивилась я.

– Да про Пашку твоего. Никуда он не денется. Разве такую красавицу как ты бросают?

– Да откуда ты знаешь, что я красавица? – горько улыбнулась я. – Ты же меня никогда не видел.

– Я тебя слышу. Мне этого достаточно. И потом, ты сама говорила, что красота – это веешь относительная: не то красиво, что красиво, а то – что нравится. Я слышу, что о тебе говорят соседи – пацаны с третьего этажа, когда ты бежишь с работы.

– Надеюсь, не только пошлости? – обеспокоено вскинулась я.

– Не только. В тебя тут влюблен весь двор. Они говорят, что ты – самая красивая, но такая неприступная. И что Пашка твой тебе не пара. А бабки наши наоборот, считают, что вы очень хорошая пара, потому что он – их любимчик.

– Еще бы, – фыркнула я. – Он же на Карлсона похож, а Карлсона все любят. Такой же толстый и уютный.

– Странные у тебя вкусы, – покачал головой Толик. – Хотя Никитка вполне тощим был, кажется?

– Меня всегда тянула к крупным мужчинам, – доверительно призналась я, хотя сама улыбалась и Толик это, кажется, чувствовал. – Толстые мужчины безобиднее, ими легче вертеть, заставлять плясать под свою дудку. Вот Никитос был тощим, потому у нас не сложилось. А толстячок в хозяйстве – вещь нужная. Зимой для тепла, летом для тени.

– Врешь ты все, – рассмеялся Толик.

– Вру? – возмутилась я. – Да я самая честная девушка в этом сезоне!

Толик хихикнул, я его немедленно поддержала. Почти что картинка семейного счастья. Аромат кофе, приятный собеседник, да еще и мужчина к тому же. При этом он явно от тебя без ума, и не важно, что он слепой. Вот только идиллию надолго сохранить не удалось. В дверь кто-то позвонил самым безжалостным образом.

– Кто это? – удивилась я, глянув на часы. Стрелки показывали половину десятого вечера. Время светских визитов было завершено. А жила я не сказать что в самом респектабельном районе. У нас с наступлением темноты здравомыслящий народ предпочитал из дома не высовывать нос.

– Может, Пашка? – предположил Толик, поднимаясь.

– Да ну. У него ключи есть. Соседка, наверное. Может, телефон не работает.

Я храбро шагнула к дверям, совершенно не подумав, что на мне только халат, надетый прямо на голое тело, а в качестве защитника – тощий слепой юноша. Как-то в собственном доме я никого не боялась. Однако у самых дверей я притормозила. Произошедшее вдруг разом навалилось на меня и поэтому я не стала, как обычно, распахивать дверь, а трусливо заглянула в глазок. На лестничной клетке маячила какая-то неясная фигура со смутно-знакомыми очертаниями.

– Кто там? – невежливо осведомилась я.

– Юль, открой, это я, – донесся с площадки тусклый голос.

– Тьфу, блин, – скривилась я и распахнула дверь. На лестнице стояла Наташка, моя двоюродная сестра-погодка, с кислым выражением лица.

– Привет. Ты чего шатаешься на ночь глядя? – осведомилась я, пропуская ее в квартиру. Наташка бухнула сумку на пол, забрызгав стенку грязью. С жутко замызганных сапог немедленно натекла лужа. Я скалила зубы в приветственной улыбке, хотя никакого восторга не ощущала.

– Из дома ушла, – трагически заявила Наташка. – У меня там такой случилось, ужас просто. Можно, я у тебя переночую, а завтра буду квартиру искать?

– Ночуй, конечно, – пожала я плечами. – Места не жалко. Скидывай свое пальто.

Наташка тяжело вздохнула, вложив во вздох весь драматизм происходящего, и скинула мне на руки пальто. Пройдя в комнату, она уселась на диван и вновь испустила такой вздох, что даже стены бы заплакали. Я терпела, придавленная тяжестью пальто.

– Ну, я, наверное, пошел? – неуверенно произнес Толик.

– Иди на кухню и допивай свой кофе, – приказала я, дошлепав до вешалки и пристроив на нее пальто.

– Юль, – вскинулась Наташка, – ты его на плечики повесь, а то оно форму потеряет, если просто на крючок…

Я стиснула зубы, скинула с плечиков легкую Пашкину куртку и пристроила на ее место пальто. Наташка меланхолично разглядывала стенку. Босой ногой я наступила в грязную лужу, набежавшую с Наташкиных сапог, и с трудом сдержалась от некрасивого и не очень цензурного слова. Сунув ногу в тапку, я повозила по полу специально брошенной для этой цели тряпкой. Наташка не шевелилась. Я с полминуты ждала, пока она что-нибудь скажет, а потом плюнула и ушла на кухню. Эффект не заставил себя долго ждать. Оставшись без аудитории, сестрица приперлась следом. Она встала в дверях и посмотрела на меня глазами подстреленной лани.

– Я так устала сегодня. Можно, я ванну приму?

– Полотенце в шкафу. Шкаф в спальне. Спальня прямо по коридору, – нелюбезно ответила я.

– А потом можно мне кофе? – робко спросила Наташка. – А Павел где?

– Кофе я тебе сварю. Пашка у мамаши своей водку хлещет. Иди уже.

Наташка кивнула и скрылась в коридоре. Судя по тому, что она ушла в направлении ванной, а не спальни, полотенце мне придется ей нести самой. Я стиснула зубы так, что едва не откусила кусок кружки. Толик нервно ерзал на месте.

– Может, мне лучше уйти? Ты что-то не в настроении…

– Будешь тут в настроении, – проворчала я. – Не обращай внимания. Допивай кофе спокойно.

Ничего хорошего от визита сестрицы я не ждала. Честно говоря, в последнее время я ее недолюбливала. Нет, ничего плохого Наташка мне не сделала. Для этого у нее была слишком слабая психика. Обидеть ее ничего не стоило, а вот сама она плохого слова сказать не могла. Наташка действовала по-другому, добивая всех окружающих своими затяжными депрессиями. Она приходила с убитым видом, забивалась в угол в любом обществе. Окружающие невольно начинали чувствовать себя виноватыми и принимались скакать вокруг сестрицы, стараясь ее развлечь по мере возможности. А уж я всегда старалась больше всех. Но всему рано или поздно приходит конец. Однажды на свадьбе нашего брата Наташка в слезах в середине вечера убежала из-за праздничного стола и отправилась изучать окрестности, которые оглашала своими рыданиями. Я, естественно, понеслась за ней. Причину истерики я выяснила гораздо позже. На свадьбе присутствовал друг моего брата, который немного ухаживал за Наташкой, однако не выдержал даже букетно-конфетного периода и бросил эту бесхребетную амебу. Второй причиной было то, что Наташка не принесла на свадьбу никакого подарка, и ей было стыдно. Впрочем, вся Наташкина семейка была из породы халявщиков и предпочитала на презенты для родни не тратиться.

Бегая за Наташкой по колдобинам, я сломала каблук, что радости мне не прибавило. А так как я была задействована тамадой в ряде мероприятий, мне срочно пришлось как-то выкручиваться из положения. В результате остаток вечера я провела в старых туфлях своей невестки, из которых выпадала, так как они были мне на два размера больше. С тех пор я поклялась, что никогда больше не буду развлекать Наташку и не стану решать ее проблемы.

Проблем у моей депрессивной сестры хватало. На моей памяти, ее выгоняли уже из третьей квартиры, которые она снимала у бабулек. Старушкам хотелось порядка, а из Наташки хозяйка была еще та. Два раза квартиру находила ей я, и потом дважды оправдывалась перед старухами, одна из которых жила со мной на одной лестничной площадке. Но с тех пор утекло много воды, и теперь решать собственные проблемы Наташке приходилось самой, что получалось неважно. Что же с ней произошло сейчас, когда она вроде утрясла свои житейские проблемы?

Все это я изложила пребывавшему в неведении Толику. Он слушал мой приглушенный голос, поднимая брови все выше и выше.

– Так ты с ней так сурово разговаривала, потому что воспитываешь?

– Вроде того, – буркнула я и недовольно посмотрела на дно кружки. Там мутной жижицей перетекала гуща. Кофе хотелось еще. Я подумывала, не сварить ли нам с Толиком еще по чашечке?

– А что тогда ты ее не заставила саму кофе варить? – полюбопытствовал Толик.

– Ха! – возмутилась я. – Плохо ты ее знаешь! Пашка у меня тоже тот еще кулинар, но он хотя бы в состоянии яичницу себе сделать… А эта…

– Что, совсем готовить не умеет? – испугался Толик.

– Почему не умеет? Умеет, но под чутким руководством. Если за ней не следить, она, во-первых, порежет палец, и потом будет выть, истекая кровью. Во-вторых, она бросит в кастрюлю очистки, а в мусорное ведро свежепочищенную картошку. В-третьих, она забудет на плите кофе и он весь выкипит, а мне придется отдраивать плиту. В-четвертых, она сунет в микроволновку жратву в железной таре и взорвет к чертям весь дом. Есть еще в-пятых, в-шестых и так далее, но у меня нет желания перечислять все катаклизмы, которые с ней случаются. Она же художница. Витает в своих… ампирах, а на бренность бытия ей наплевать. Поэтому с ней не выдерживает ни один мужик дольше двух недель, пока на кухню ее не приведет. Не удивлюсь, что ее… этот… как там его… решил дать ей отставку.

– Она красивая? – спросил Толик.

– Ну… не Шарон Стоун, но уже и не Вупи Голдберг.

– Мне это ни о чем не говорит, – скривился Толик.

– Ох, – сконфуженно покаялась я, – извини, я все время забываю, что ты ничего не видишь. Она симпатичная. Если бы не молотила конфеты килограммами, то и вовсе была бы красавицей. А так в ней килограмм десять лишнего весу, кожа на лице паршивая…

– Я бы ей посоветовал зубами заняться, – некорректно произнес Толик. – У ее изо рта плохо пахнет, несмотря на то, что она жует «Дирол».

Я восхитилась в очередной раз.

– Тебе надо к ментам идти наркотики искать с таким обонянием. Ты же к ней близко не подходил, а я запаха не чувствовала. Хочешь еще кофе в качестве бонуса?

– Хочу, – смущенно сказал Толик. И тут в дверь снова кто-то позвонил.

– Не дом, а какой-то проходной двор, – возмутилась я и пошла к дверям. Снаружи доносились какие-то посторонние шумы, царапание и сопение. Как-то брат уехал в отпуск и поручил мне, жившей тогда еще с родителями, заботиться о своем боксере. Мне было лень готовить еду для своей и его собаки и потом носиться туда-сюда с бидончиками, поэтому я варила дома одну большую кастрюлю каши, а потом приводила пса брата к нам домой и кормила, совмещая тем самым кормежку и прогулку. Однажды, уже после возвращения брата, его боксер прибежал к нам, привыкнув обедать в одно и то же время, благо, что жили мы рядом. Он точно так же сопел и царапал дверь. Признаться, если бы не звонок, я бы предположила, что пес снова пришел пообедать, только на этот раз ко мне.

– Кто там? – спросила я.

– Буль-буль, хрю-хрю, ням-ням, – ответили за дверью. Речь была совершенно нечленораздельная и не слишком человеческая, но и явно не собачья. А вот голос был подозрительно знакомым. Я закатила глаза и, отодвинув засов, толкнула дверь. Дверь не поддалась: снаружи на нее явно навалилось большое и толстое тело… Кило этак сто.