Текст книги "Дело медведя-оборотня"

Глава 11

Всю ночь над городом бушевала гроза. Улицы превратились в непроходимые реки, по которым плыл мусор. Под утро молния ударила в старый дуб, что рос возле гостиницы, где остановился Муромцев со своей командой. Дерево загорелось, несмотря на дождь, и вскоре, звеня рындой, приехали пожарные. Они не спеша обступили дерево и стали смотреть, как дождь делает их работу. Вскоре огонь погас, успев уничтожить половину дуба. Команда с довольным видом погрузилась в свою карету с бочкой и укатила в часть.

Звуки пожарного колокола разбудили постояльцев гостиницы. Роман уже завершил утренний туалет и читал местную газету в ожидании Нестора и отца Глеба. В дверь без стука вошел Нестор, в руках у него был кофейник и тарелка, накрытая белой салфеткой.

– Доброе утро, Роман Мирославович! – выпалил он радостно. – Вот, захватил с боем внизу в буфете кофе с булочками! Увел из-под носа у какого-то помещика! Уж он ругался!

Нестор рассмеялся и поставил кофейник с тарелкой на стол. Муромцев улыбался.

– Доброе утро, Нестор, благодарю. А отец Глеб где?

– Здесь я, здесь. Доброе утро, Роман Мирославович, – в комнату вошел отец Глеб, приглаживая волосы.

– Доброе утро, – ответил Муромцев. – Ну что ж! Пока Нестор разливает похищенный у помещика кофе, я, пожалуй, начну.

Роман встал с кровати, взял с тарелки еще горячую сдобную булку и, прожевав большой кусок, сказал:

– Итак, я решил немного изменить тактику наших действий в отношении местного полицейского управления. Наскоком их взять не получится, это ясно как божий день. Поэтому придется прибегнуть к старой доброй византийской дипломатии.

– Это как? – спросил Нестор, отхлебывая горячий кофе.

– Разделяй и властвуй, – улыбнулся отец Глеб.

– Именно, – отозвался Муромцев. – Отец Глеб, поручаю эту важную миссию вам!

Нестор посмотрел на Муромцева, затем на отца Глеба и воскликнул:

– А я? Что мне делать? Роман Мирославович, позвольте мне вместе с отцом Глебом поработать!

Роман поднял руку, успокаивая Нестора.

– Вот твоя фигура там совсем не нужна! Ты для Рафикова как красная тряпка для быка, в городе ты только все испортишь! У меня для тебя есть специальное задание, не менее важное.

– Это какое?

– Придется тебе, Нестор, снова в народ идти. Да, да, не вздыхай. Сейчас, сразу после завтрака, ты возьмешь на постоялом дворе бричку и отправишься в небольшой рейд по местным мусульманским деревням. Будешь собирать ту же статистику, что и раньше, понял? Вот тебе список, где мы еще не были, – сказал Муромцев и передал Нестору сложенный лист. – Кроме того, тут также отмечены и особые деревни. Большая часть из них находится в глуши, а православные они лишь номинально, правильно, отец Глеб?

Тот поставил чашку на стол и смахнул с бороды крошки.

– Да, – ответил он, – все так. В этих поселениях живут обособленно, на контакт идут нехотя. На словах-то они все крещеные, но живут своим тысячелетним укладом, охотятся, рыбачат, а меж делом в лесной глуши колесу да истуканам деревянным молятся. Духи болотные и лесные у них тоже в почете, что говорить. Там явно просматривается первобытный аниматизм, который довольно хорошо описал в своих трудах антрополог Штернберг.

– Аниматизм? – перебил отца Глеба Барабанов. – Что-то знакомое! Какая-то древняя религия?

– Нет, Нестор, – ответил отец Глеб поучительно, – это нельзя назвать религией. Скорее, это основа, из которой вышли все религии. Проще говоря, одушевление природы и ее проявлений. Помимо анимизма, фетишизма и магии!

Нестор закурил папиросу и открыл окно. Дождь уже прекратился, и в комнату ворвался свежий утренний ветерок.

– А раз есть магия, – медленно проговорил Барабанов, – то должны быть и колдуны.

– Вот ты это и выяснишь, – сказал Роман, – тем более что среди местных ходит байка про таинственного колдуна-оборотня. Дыма без огня не бывает! Я уверен, если бы Рафиков взялся за это дело, то он непременно арестовал бы какого-нибудь травника из такой вот деревни! Мы должны его опередить!

Барабанов погасил окурок в чашке с остывшим кофе и выбросил его в корзину.

– Роман Мирославович, – сказал он, – а ведь если это и правда колдун? Ведь он способен на подобное?

– Вполне, – горько усмехнувшись, ответил Муромцев. – Короче, поручаю тебе все тщательно проверить! Так, теперь что касается вас, отец Глеб.

Отец Глеб достал блокнот, карандаш и приготовился записывать. Муромцев улыбнулся и продолжил:

– Вам поручаю провести операцию по устранению из полицейского участка мешающего нам Рафикова. Мне необходимо встретиться с полицмейстером с глазу на глаз. Справитесь?

Отец Глеб прокашлялся в кулак и хитро улыбнулся в ответ.

– Что ж, есть у меня один козырь в рукаве, думаю, сработает, Роман Мирославович.

Муромцев поднялся со словами:

– Что ж, коллеги, тогда не будем терять времени! Отец Глеб, я жду от вас вестей в первую очередь. Нестор, а ты не торопись, в твоем случае важна каждая мелочь! Вот, возьми деньги на бричку и суточные.

Роман отсчитал несколько купюр и протянул их Барабанову. Тот сунул их в карман, поблагодарил и вышел из комнаты. За дверью было слышно, как он громко вышагивает, насвистывая что-то по привычке. Отец Глеб тоже попрощался и пошел в номер. Порывшись в своем саквояже, он бережно достал сверток, перевязанный бечевкой. С ним под мышкой он вскоре уже быстро шагал по направлению к местной мечети.

Вода с улиц сошла, оставив лишь узкие ручейки и неглубокие лужи. Отец Глеб остановился возле домика, примыкающего к невысокой мечети. Здесь жил местный мулла Омар, с которым он уже успел познакомиться. Во дворе играли дети. Увидев священника, они побежали к дому с веселыми криками: «Ата! Ата! Там русский поп пришел!» Отец Глеб остановился возле деревянной калитки, улыбаясь.

На шум во дворе вышел хозяин дома. Мулла Омар был невысокого роста, полный, с окладистой рыжей бородой, обрамлявшей круглое лицо с узкими смеющимися глазами. Увидев отца Глеба, он заулыбался и поспешил к калитке со словами:

– Какого гостя нам послал сегодня Аллах! Добро пожаловать, уважаемый! Проходите!

– Салам алейкум, – поздоровался по-арабски отец Глеб.

– Алейкум ассалам! – радостно ответил мулла, приглашая гостя под навес в глубине двора.

Здесь, в ажурной тени стояла большая тахта, застеленная коврами и стегаными разноцветными одеялами. После витиеватого обмена любезностями Омар жестом пригласил отца Глеба садиться, а сам, смешно подпрыгивая, побежал в дом.

– Сейчас распоряжусь насчет чая и лепешек!

Смущенный таким теплым приемом отец Глеб сел на тахту, положив сверток рядом с собой. Детвора с любопытством смотрела на гостя из-за угла дома.

Через некоторое время мулла вернулся с дымящимся самоваром, поставил его на землю, а сам уселся на небольшую подушку.

– Пока несут чайник и лепешки, – начал он, – позвольте узнать, дорогой батюшка, что привело вас ко мне?

Отец Глеб развязал бечевку и развернул сверток – внутри оказался Коран в роскошном золоченом переплете. Увидев священную книгу, мулла оцепенел.

– Уважаемый Омар, – начал отец Глеб, – в знак моего глубокого уважения и в надежде на долгую дружбу между нами и нашими конфессиями прошу вас принять вот этот скромный подарок!

Мулла провел ладонями по лицу и прошептал:

– Альхамдулилляхи!

– Прошу вас, – отец Глеб протянул Коран мулле.

Тот принял подарок дрожащими руками и проговорил, не отрывая взгляда от книги:

– У меня нет слов, отец Глеб, чтобы выразить мою благодарность! И все же чем я могу отблагодарить вас?

– Ну что вы, мне от вас ничего не нужно! Ну, разве что…

– Говорите! Все, что в моих силах, сделаю! – с готовностью выпалил мулла.

– Есть одна просьба, уважаемый Омар. Вы ведь знаете, что я здесь нахожусь по одному полицейскому делу?

Омар кивнул – в маленьком городке новости разносятся быстро, а мечеть как раз была тем местом, куда стекаются все новости и слухи.

– Так вот, – продолжил Глеб, – я был бы очень вам признателен, если бы вы организовали в вашем медресе лекцию о правопорядке для прихожан. Это возможно?

Мулла на секунду задумался и ответил:

– Что ж, дело хорошее, я считаю! Но кто будет читать лекцию? Неужели вы?

– Нет, лучше, если ее прочитает кто-то из вашей среды и при том сотрудник местной полиции. Что вы скажете насчет господина Рафикова? Мне кажется, он вполне достойный кандидат!

Со стороны дома послышались шаги – к мужчинам подошла женщина с подносом. Лицо ее было прикрыто легким платком. Она быстро поставила поднос с чайником, кружками и лепешками и так же быстро удалилась. Мулла разлил чай по кружкам, передал одну отцу Глебу и, усевшись по-турецки, принялся дуть на чай. Отец Глеб терпеливо ждал ответа, размешивая в чашке серебряной ложкой крепкий кусок белого рафинада.

Наконец Омар ответил:

– Да, думаю, Рафиков подойдет. Я с ним хорошо знаком. Когда надо провести эту… ммм… лекцию?

– Чем скорее, тем лучше, уважаемый Омар! Вопросы общественной безопасности и правопорядка весьма важны! Ваше участие я обязательно упомяну в отчете своему начальству в Петербурге!

Мулла оживился и поставил кружку на поднос.

– Что ж, – сказал он деловым тоном, – тогда я сейчас же отправлю за Рафиковым и попрошу прихожан собраться в медресе после обеденного намаза!

– Обеденный намаз в полдень?

– Сегодня в половине первого, дорогой отец Глеб, – с улыбкой ответил Омар.

Священник достал часы-луковицу на цепочке, открыл крышку и сказал:

– Отлично, спасибо вам огромное! А теперь прошу меня простить, надо идти! Дела, знаете ли!

– Конечно, конечно, – проговорил Омар, поднимаясь, – очень рад встрече! Еще раз благодарю за роскошный подарок!

Отец Глеб попрощался с муллой и направился прямиком в гостиницу к Муромцеву. Он с удовлетворением подумал, что не зря захватил с собой Коран, зная, что едет в губернию с мусульманским населением.

Роман с улыбкой выслушал рассказ отца Глеба о его визите к местному мулле.

– Вы блестяще справились с задачей, отец Глеб, – сказал он, когда тот закончил. – Сейчас почти полдень. Ждите меня здесь, а я пойду, поговорю наконец с полицмейстером.

Муромцев вышел из гостиницы. Солнце светило вовсю, было влажно и душно. Роман направился прямиком на главную площадь, где располагалось здание полиции. Остановившись на углу, возле тумбы с афишами местного театра, он стал наблюдать за входом в управление. Через какое-то время у дверей остановился экипаж, в который сел человек в полицейском мундире. Роман узнал в нем Рафикова. Как только экипаж исчез за углом, сыщик зашел в управление.

На входе дежурный пристав, выслушав просьбу Муромцева о немедленной встрече с начальником, сначала стал задавать вопросы: «А с какой целью?», «А ждет ли вас господин начальник?». Но Роман без лишних разговоров сунул ему под нос свое предписание с печатями и сказал, чтобы тот немедля вел его к полицмейстеру. Пристав притих и повел Романа по коридорам. Вскоре они остановились возле двери, на медной табличке которой красивым курсивом было написано: «Городской полицмейстер г-н Баширов К. К.».

Пристав постучал и, приоткрыв дверь, сказал:

– Ваше высокоблагородие, тут к вам господин Муромцев из Петербурга! Без доклада, так сказать! Говорит, дело срочное.

– Пусть войдет, Рахимов. А ты ступай, сам разберусь! – послышался голос из глубины кабинета.

– Прошу, проходите, – пробасил пристав и ушел, тяжело топая подкованными сапогами.

Муромцев вошел в кабинет и прикрыл дверь. Начальник городской полиции Керим Кербалаевич Баширов сидел за столом и изучал какой-то документ через огромную лупу. Увидев вошедшего, он болезненно скривился, но все же состроил на лице подобие улыбки.

– А, Роман Мирославович! Здравствуйте! Проходите, присаживайтесь! Чем могу быть полезен?

– Добрый день, Керим Кербалаевич. Мне нужно с вами поговорить по нашему, точнее, по вашему делу.

Муромцев посмотрел на огромные часы, что стояли в углу кабинета – они показывали начало второго, времени до возвращения Рафикова оставалось все меньше, и надо было торопиться.

– По моему делу? – удивленно спросил Баширов, – честно говоря, я был уверен, что вы уже вернулись в столицу. Рафиков доложил, что там все ясно и дело можно закрывать.

– А я бы так не спешил, господин полицмейстер, – нарочито по-деловому сказал Роман. – Если вы не возражаете, я приведу кое-какие факты, о которых, вы, наверно, не знаете.

Баширов снова поморщился и вздохнул.

– Что ж, давайте, излагайте ваши факты. Только прошу, побыстрее, у меня скоро обед.

– Я вас не задержу, – холодно ответил Муромцев и начал доклад: – Начну с того, что я и мои коллеги в течение последних дней тщательно собирали по губернии данные о пропавших и погибших подростках. Только на примере двадцати деревень и сел на востоке губернии имеются данные о двадцати семи подростках пропавших без вести. Далее, в трех других уездах есть данные о гибели двадцати восьми девочек. Это статистика за десять лет!

Муромцев вытащил из сумки карту и разложил ее на столе поверх документов. Баширов молча смотрел на нее.

– Вот, полюбуйтесь, господин полицмейстер, – Роман звонко ударил по карте ладонью, и Баширов вздрогнул, – места, где обнаружвали тела погибших, отмечены красными точками! Они везде! По всей губернии! И все в лесах! Вы знали об этих случаях? Что вы можете сказать на это?

Баширов заерзал в кресле и неуверенно проговорил, нахмурившись:

– Вероятно, жертвы диких зверей?

Муромцев уперся руками в стол и, наклонившись к Баширову, спросил:

– Тогда ответьте мне на такой вопрос: если это, как вы говорите, дикие звери, то почему они так избирательно нападают? Их жертвами оказываются только беспризорные дети, причем девочки! Что за звери такие?

Баширов покраснел, надул щеки и собрался что-то сказать, но Муромцев продолжил:

– И еще! Нападения случались не точечно, не только в местах обитания зверей! Вот, посмотрите сами, – Роман стал водить пальцем по карте, – эти точки есть чуть ли не на каждом вершке карты! А ведь мы проверили не все уезды! И я более чем уверен, что проверка в остальных местах даст схожий результат! Но тогда есть опасность, что число погибших детей перевалит за сотню!

Роман выпрямился и посмотрел на Баширова в ожидании ответа. Тот растерянно смотрел на красные точки на карте, собираясь с мыслями. Затем он поднялся из кресла и, скрипя сапогами, подошел к деревянному секретеру. Достав из коробки сигару, он откусил кончик и прикурил от спички. Муромцев тоже закурил папиросу, усевшись в кресло. Некоторое время они курили в тишине. Наконец Баширов спросил:

– Но как такое возможно, Роман Мирославович? Такие масштабы!

– Поверьте, возможно! Вам просто не докладывали!

Баширов вдруг топнул сапогом так, что посуда в серванте жалобно зазвенела.

– Но почему? Почему они все молчали?! – закричал он, брызнув слюной. Руки его затряслись.

– Все просто, Керим Кербалаевич, – спокойно ответил Роман, – никто не хочет бюрократии и лишних проблем! Ведь кто жертвы? Нищие, беспризорные детишки! Вроде как хищниками растерзаны, так куда проще похоронить их тихонько, и все.

– Подождите, – сказал Баширов, – а ведь разговор был про медведей?!

– Разговор, может, и был, да опять не сходится, – вновь парировал Роман, – охотники делали облавы, чтобы тех медведей наказать и…

– И что?

– И ничего! Нет никаких медведей. Вот, смотрите сами, – сыщик вытащил из папки листок, – это статистика за десять лет. Здесь говорится, что убито было всего три медведя: шатун, медведица и медвежонок. Кроме того, еще убито три волка, один из которых оказался больным.

Баширов взял листок и, не читая, положил его на стол. Он сел в свое кресло и задумался, почесывая сизый щетинистый подбородок. «Вот же незадача, – рассуждал он про себя, смотря на Муромцева, – если мы сейчас этих питерских сыщиков отправим домой, как предлагает Рафиков, то их отчет по убийствам, да еще с результатами недавнего вскрытия, может наделать много шума и подпортить мне репутацию. Ведь одно дело, когда убили одну нищенку, но не сорок же!»

Муромцев смотрел на полицмейстера и усмехался, словно понимал ход его мыслей.

– Хорошо, – наконец сказал Баширов, – чего вы хотите, Роман Мирославович? Вы должны прекрасно понимать, что об эксгумации тел не может идти речи, ведь все же у вас пока в наличии лишь теории! А последняя жертва, даже пускай жертва убийцы и насильника, – всего лишь беспризорная побирушка.

Тут Роман не выдержал, подошел к Баширову и яростно прошептал:

– Позвольте заметить, Керим Кербалаевич, это была такая же гражданка нашей страны, как и мы с вами! И нищенкой и побирушкой она стала не по своей вине, а по..

– Да, да, хорошо, – перебил его Баширов, замахав руками, – работайте! Только прошу вас, держите меня в курсе всех ваших действий!

– Хорошо, – ответил, улыбаясь, Муромцев, – но и у меня есть к вам просьба!

– Какая еще просьба? – спросил устало полицмейстер.

– Держите вашего Рафикова подальше от нашего расследования.

С этими словами Муромцев сложил карту в сумку, затушил папиросу в пепельнице, поклонился и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Глава 12

Солнце завершало свой уже по-осеннему короткий рабочий день и освещало лес последними лучами, когда Барабанов вышел наконец на искомую поляну. До поселения, о котором рассказывал Муромцев, пришлось добираться почти сутки – ночь он протрясся в бричке под ледяным дождем, а поутру нашел провожатого и вместе с ним углубился в паутину лесных тропинок. Куда быстрее было бы подъехать со стороны речки и перебраться на челне, но из-за дождливой погоды дороги там совсем не стало, пришлось искать проводника в соседней деревне. После долгой торговли и уговоров один из бортников-башкиров согласился отвести странного господина к «этим», но запросил за услугу баснословные два рубля, их Нестор скрепя сердце вытащил из общего «фонда» сыщиков. Оно и понятно, в деревне проживали добрые христиане и на какие-либо сношения со своими соседями, которых Муромцев мягко назвал «не чурающимися язычества», шли только в случае большой необходимости.

Теперь Барабанов достиг своей нелегкой цели: деревенька дворов на тридцать, ладная и чистая, стояла на большой ровной поляне, спрятанной от лишних глаз посреди чащобы, над избами курились дымы, во дворах резвились детки, и никакие странности на первый взгляд в глаза не бросались. Кроме одного – посреди поселения, на самом высоком и почетном месте, где по обычаю всегда размещалась церковь, стоял огромный домина, срубленный из толстых бревен, с тесовой крышей. Никакого двора или хозяйства рядом с ним устроено не было, из чего Барабанов уверенно сделал вывод, что перед ним не что иное, как языческий храм для совместных молений. Изнутри доносился стук молотка.

Нестор глубоко вздохнул, выпрямился, стряхнул с одежды приставшую паутину и решительно вышел из леса, направляясь к большому дому. Правда, почти сразу он охнул, вновь согнулся и продолжил путь, прихрамывая и причитая. Еще ночью в открытой бричке он вымок под дождем, а после ледяной ветер докончил дело, всю дорогу исправно задувая ему прямо в поясницу, прикрытую лишь худым пальтецом. На следующий день, во время блужданий по лесу, поясница ныла и «стреляла», а к вечеру и вовсе заклинила, согнув бывшего народовольца в почтительном полупоклоне.

Жители со спокойным интересом наблюдали, как на опушке леса возник всклокоченный бородач в городской одежде и целеустремленно зашагал по взгорку. С трудом забравшись на высокое крыльцо, незнакомец поохал, отдышался и с некоторой опаской зашел внутрь.

– Добрые люди, здравствуйте!

Барабанов настороженно оглядывал просторное пустое помещение. У входа, спиной к нему, сидел коренастый мужик в сером нанковом кафтане и увлеченно приколачивал на пол свежеоструганные доски, рядом был разложен немудреный плотницкий инструмент. Наконец мужик оставил свое занятие, обернулся и, сплюнув в пятерню до этого зажатые во рту гвозди, ответил:

– И ты будь здоров, добрый человек.

Нестор бодро выдал загодя придуманную историю, что он изучает фольклор, сказки и обычаи приуральских жителей и что хотел бы разыскать старосту деревни, чтобы с ним побеседовать. Плотник, слушая Барабанова вполуха, внимательно изучал его потрепанный во время лесных блужданий костюм, застрявшие в бороде листья и пламенный взгляд пришельца. После он ответил с усмешкой и даже, как показалось Нестору, немного ехидно:

– Сказочник, значит? Хе-хе… Ну ладно, пусть будешь сказочник. А староста уже здесь. – Барабанов покрутил головой, удивленно озираясь.

– Да я, я – староста, – рассмеялся мужик, – Дроном меня звать. Будем знакомы.

Они вышли на обширное крыльцо, с которого открывался вид почти на все поселение, и Нестор жадно принялся за расспросы. В просвещенной среде про язычников достоверно почти что ничего не знали. Ходили в основном страшные слухи про кровавые ритуалы, человеческие жертвоприношения и прочая беллетристическая чушь, в которую Нестор, конечно же, не верил. А вот посмотреть быт настоящей языческой деревни, увидеть, наконец, как люди живут без попов и без господ, без государства, по-прежнему пребывая в состоянии, так сказать, «золотого века», ему как бывшему народовольцу было весьма интересно. Но и тут его ждало некоторое разочарование. Староста Дрон, несмотря на кое-какое его крестьянское лукавство, оказался человеком прямым, рациональным и отвечал на вопросы Барабанова просто и без всякой мистики. Оказалось, что община исправно платит налоги в казну и делает это испокон веку. Более того, все жители деревни были записаны добрыми православными христианами, несколько раз в год, когда дороги позволяли, к ним приезжал священник, и все члены общины дисциплинированно причащались и принимали святые дары.

– А как ты хотел? – усмехнулся Дрон в ответ на удивление гостя. – Без кукиша в кармане не прожить. Однако, знаешь, как говорят, «до Бога высоко, до царя далеко», а лес – вот он здесь, вокруг. В нем наша жизнь настоящая, им мы кормимся и от него более всего зависим. Поэтому здесь, в глуши, мы с лесом дружим. И с лесом, и с болотом, и с речкой, и с духами, и с русалками. А как же иначе?

Нестор поразился, как то, что он всегда считал мистической чушью, из уст этого коренастого мужичка звучит так просто, понятно и естественно, словно староста рассказывал не о сказочных существах, а объяснял работнику, что надобно помаслить скрипучую ручку на двери. От столкновения с новой реальностью Барабанов настолько опешил, что забыл свою легенду собирателя сказок и народных преданий. Даже не переспросил, действительно ли Дрон видел русалок и леших, и если да, то каковы они собой. Вместо этого он неожиданно бухнул, перебив собеседника:

– А колдун у вас в деревне есть?

Дрон аж присел от удивления, выпучил глаза, а потом расхохотался так, что покраснел, как кумач, и прослезился.

– Ты, мил-человек, видать, действительно сказочник! – вымолвил староста отсмеявшись. – Причем еще и сам в свои истории веришь. Колдуны – это в сказках. По небу летают, горы мановением руки передвигают, людей в камни превращают. Колдуны, ишь! Знахарь у нас есть. Травы собирает, скотину лечит, если захворала, роды принимает, боль заговаривает, кости вправляет. Фелшара-то в наши края калачом не заманить, сам понимаешь… А ты говоришь – колдуны.

– Ну хорошо, понял.

Барабанов, долго копался в подкладке пальто, пока не выудил на свет чудом уцелевшую кривую папиросину. К этому хитрому мужичку нужен подход, подумал он, прикуривая от услужливо протянутой Дроном спички.

– Хворобы лечит, боль заговаривает. А может, есть такие, что, наоборот, болезни наводят? Или еще похуже: порчи, чары всякие нехорошие? Или это тоже только в сказках бывает?

Староста неожиданно пристально посмотрел в глаза Барабанову, который отчаянно пытался раскурить отсыревшую папиросу, потом вздохнул и извлек из-за пазухи выцветший кисет.

– Нет. К сожалению, такое и в жизни случается. У всякой силы обратная сторона бывает. И соблазн всегда есть.

Он умело скрутил «козью ножку» из пожелтелой бумажки и присел на крыльцо.

– Вот этой весной была история. Одна баба мужа своего сильно ревновала и решила сопернице бедой за беду заплатить. Пришла к знахарю нашему и предложила мешок муки за то, чтобы он птицу у той соседки потравил. Все знают, раз он вылечить может, значит, может и извести, на то он и знахарь.

– И что же, неужели потравил? – искренне запереживал Нестор.

– Да нет, конечно, – махнул рукой староста. – Муку-то он взял, не дурак, а Матрене сказал, мол, не удалась потрава, больно куры живучие попались. Да и мне сразу сообщил, а я уж разобрался. По-свойски. А Крыл наш, знахарь, он мужик беззлобный, мухи не обидит. И зачем ему в своем же селе воду баламутить? Знает, если какое злодейство учинит – его самого в мешок да в болото булькать отправят… – сказал Дрон и, поняв, что сболтнул лишнего о местных «обычаях», замолк и принялся старательно тушить окурок. – Но это я так… Ясно, что ничего подобного он делать не будет, вот и все. Да я вас с ним познакомлю немного погодя.

– Да, всякое бывает… – неопределенно протянул Барабанов, почувствовав наконец готовность перейти к главному вопросу. – Я тут много сел окрестных обошел, сказки собирал, традиции, выспрашивал, что да как… Люди про разное обычно говорят, а тут – как спелись, все про то, что детки пропадать стали…

– Это ты к чему клонишь? – нахмурил брови староста. – Думаешь мы тут совсем пропащие, что за детями малыми не следим? Да, живем мы небогато, зато друг за друга мы всем миром! Если надо – поможем, а то и накажем, а случись, умрет кто, так сирот к себе в семьи берем, воспитываем. А чтобы без призору кто из малых ходил – такого нет. Которые постарше – да, случалось, конечно… Скучно им тут, понимаешь, большой мир посмотреть хотят! Да только кому они нужны, в большом мире том! Тьфу! Недаром же говорят «где родился – там и пригодился»!

– Да я больше не про то… – попытался успокоить разбушевавшегося старосту Барабанов. – Я спросить хотел, может, это дикие звери на мальцов нападают?

– Мы в лесу живем, – пожал плечами Дрон. – Дикий зверь – наш сосед, и как себя вести, каждый сызмальства знает. В одиночку у нас малые не ходят. А на ватагу зверь не нападет.

– Ясно. А может быть, слыхали у вас, что в соседних уездах странные вещи люди говорят? Будто молодых девчонок оборотни-чародеи убивают? – выложил карты на стол Нестор. Староста в ответ помрачнел еще больше. Было видно, что разговор со странным гостем становится ему в тягость.

– Говорят-говорят… Говорят, что кур доят! Не верю я в эту болтовню! Если бы в моей деревне такой оборотень завелся, так мы бы ему живо – кол под сердце и в болото! У нас порядок тут! И неча баламутить! А что у вас там творится – пусть ваши попы да урядники разбираются, мне до того дела нет!

Напоследок Барабанову удалось узнать у Дрона, где живет местный знахарь, но больше ни на какие вопросы староста не ответил, и распрощались они хмуро и неприветливо.

Изба знахаря Крыла затерялась между деревьев на опушке леса и выглядела старше всех остальных зданий в селении. Почерневшие бревна вдавились в землю, а на крыше проросли молодые березки, казалось, что еще пару лет, и лес поглотит избушку совсем, но что-то подсказывало, что в этом странном равновесии Крыл живет уже много-много лет.

Внешний вид жилья знахаря крайне обрадовал Барабанова, так как полностью отвечал его фантазиям и представлениям об обиталище чародея. Сам Крыл тоже не разочаровал. Во дворе, склонившись над широкой скамьей, стоял настоящий волхв из древних былин – высокий и могучий костистый старец с длинными седыми волосами и белой бородой до пояса, он, важно подняв указательный палец, поучал, очевидно, своего подмастерья, худосочного бледного мальчика, который, широко раскрыв прозрачные глаза, слушал учителя со всем вниманием. На скамье перед знахарем растянулся один из местных жителей – лысый рыжебородый старик, страдальчески охавший каждый раз, когда могучая длань лекаря опускалась ему на загривок и начинала втирать некую загадочную мазь, запах которой разил в нос Барабанова даже через плетеную ограду. Наконец мальчик обратил внимание на гостя, вежливо покашливавшего за калиткой, и шепнул старцу несколько слов, и тот, не оборачиваясь, поприветствовал пришедшего неожиданно живым и звучным басом:

– Будь здоров, странник. Проходи, будь как дома. Сейчас поставим Панкрату на место его старые кости и поговорим о том, зачем пришел сюда.

После такого загадочного и даже сказочного приветствия Нестор окончательно опешил и, осторожно, бочком проникнув через калитку, присел на чурбан под дровицей, в уголке, прислушиваясь к странному наречию, на котором общались знахарь и его ученик. Но долго ждать не пришлось, вскоре рыжий кособокий Панкрат встал со скамьи и с благодарственными поклонами удалился восвояси, а Крыл, приказав мальчику принести кипятку, пригласил гостя в избушку.

Внутри было темновато, густо пахло землей, шкурами и лекарственными растениями, коими по случаю сезона был завешан весь низкий потолок. Барабанов разместился на скамейке у кухонного стола и, глотая горячий травяной отвар, которым угощал знахарь, снова спокойно принялся за распросы. Крыл терпеливо и в отличие от старосты безо всякого ехидства снова рассказал про быт общины, а когда дело дошло до сути – оборотней и колдовства, оказался куда более охочим собеседником.

– Как не слыхать про оборотней-то? Слыхал, знамо дело, – гудел старец, выставляя перед гостем нехитрое угощение из хлеба и меда. – Но оборотень оборотню рознь. Люди говорят, ежели человек-медведь бабу в берлогу к себе утащит, снасильничает ее там и баба дитя приживет, то тогда тоже беролак родится. Такого у нас на моей памяти не бывало. А вот ежели именно оборотень, который от чародейства, так про таких я много слыхал.

– Расскажете? – встрепенулся Барабанов, отвлекаясь от намазывания ломтя толстым слоем меда.

– А что не рассказать? Так люди говорят, секрета тут большого нету. Колдун, который послабее, тот в волка перекидывается, волколак значит. Эти чары, пожалуй, попроще будут. А если чародей сведущий, сильный и опытный, то может и в медведя превратиться. Чтобы такие чары совершить, нужно в ночь полнолуния отыскать пенек и воткнуть в него три ножа, а после через этот пенек перекинуться. А чтобы снова человеком стать, нужно то же самое в обратном порядке сделать. Правда, такое для волколаков больше подходит. А вот беролаки, для этих же чар, через ствол склонившейся березы перекидываются или через шкуру медвежью, так люди говорят. Тут-то сила его колдовская вся и понадобится. Оборотиться – дело не сильно хитрое. Опасность приходит, когда колдун в обличье зверя кровью напитается, тогда нужно всей силой разум человеческий удерживать. Потому что иначе колдун сам себя позабудет, и про пенек, и про ножи, и дороги обратно ему не сыскать. Навеки суждено в звериной шкуре ходить. Только это все древние сказания, в нынешней жизни такого не бывает, – поспешил напомнить знахарь, увидев, что гость с наисерьезнейшим выражением лица азартно записывает его слова в блокнот. – Так прадед моего деда рассказывал, а тому дед его деда. То были времена храбрые, богатырские. А теперь люди обмельчали… Нет больше ни богатырей, ни чародеев, и ты, мил человек, можешь хоть всю ночь через пенек кувыркаться – медведем не станешь.