Текст книги "Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда"

Ночью над Сталинградом проносились одиночные самолеты – высотные разведчики – «Дорнье» Do-217. Но для крупнокалиберных пулеметов, а тем более – для счетверенных «Максимов», эти тяжелые двухмоторные самолеты были слишком уж недосягаемыми. Пилоты Люфтваффе рисковать не любили и вели разведку с большой высоты.

Но вот то, что появилось в небе в противоположной от встающего солнца стороне, шло на малой высоте. Знакомый до ненависти вой пикировщиков. Рывком на малой высоте они прорывали внешний оборонительный рубеж Сталинграда. Но там как раз зенитных средств было сравнительно мало. Основные средства ПВО: зенитные батареи, звукоулавливающие и прожекторные установки, пулеметы и немногочисленные истребители – были сосредоточены гораздо ближе к городу. Основной упор был сделан на прикрытие переправ через Волгу.

Услышав вой пикировщиков, передовой дозор передал сигнал тревоги командиру танковой колонны. «Тридцатьчетверки» стали рассредоточиваться, боевые машины останавливались, а их экипажи принимались за маскировку. Казалось, здесь, на открытой местности, и спрятаться-то толком негде. Ан нет… Хочешь выжить – учись этой непростой науке даже у врага.

Зенитные «полуторки» тоже остановились, но только не за тем, чтобы спрятаться. Не хотели выдавать себя шлейфами пыли. Командир установки, на которой за наводчика был гвардии старшина, поднес бинокль к глазам.

– Идут, голубчики! Три фрица, господа бога их мать!.. Приготовиться: двести восемьдесят градусов по горизонтали, высота – полторы тысячи. Набрали высоту, гады… – приговаривал молоденький лейтенант.

– К стрельбе готов! – Степан Никифорович взялся за маховики горизонтальной и вертикальной наводки.

Пройдя на бреющем над передовой линией наших окопов, «лаптежники» пошли вверх. Летели тройками: всего двадцать семь самолетов. В наглую: без истребительного прикрытия «мессерами». И хоть бы один наш «ястребок» появился!.. Гвардии старшина выругался сквозь зубы.

Вот «лаптежники» синхронно развернулись и заскользили вниз в пологом пикировании. «Значит, будут бросать мелкие бомбы», – подумал Степан Никифорович. Он уже разбирался в тактике стервятников Геринга: если «Юнкерсы-87» пикируют круто, почти отвесно, то значит, будут «класть» 250-килограммовые фугаски. А если идут полого – жди целых «гроздей» мелких осколочных бомбочек. Но от размеров они менее смертоносными не становились. Были еще и бомбы-мины, но пока что они не применялись.

А тем временем первая тройка «Юнкерсов-87» уже готовилась сбросить свой смертоносный груз.

– По фашистской сволочи – огонь!

Степан Никифорович рывком довернул маховики наводки и нажал педаль спуска. Загрохотал мощный пулемет, пожирая свинец и медь патронов. Бледные стежки трассеров прошили синий холст неба. Первые очереди прошли выше «лаптежников», нужно было пристреляться. Но все же стервятники Вольфрама фон Рихтгофена прекратили атаку и резко ушли вверх. Следующая тройка так и вообще не стала атаковать, а просто побросала бомбы в степь. Фонтаны абсолютно бесполезных разрывов взметнулись над каменистой равниной.

– Быстро! Меняем позиции. – Лейтенант был хоть и молод, но уже довольно опытен. Иначе было нельзя в войне с таким коварным и сильным противником.

Грузовики с пулеметами сделали стремительный рывок и снова замерли, скрывшись под «шапками-невидимками» маскировочных сетей. Сети были такими же выгоревшими и пыльными, как и степь вокруг. В них были вплетены пучки травы и ветки.

Остальные пикировщики стали клубиться в стороне, но вот они все же разделились и снова пошли в атаку.

– Сто двадцать градусов по азимуту, высота тысяча двести. Огонь!

– Есть огонь!

Снова огненные трассы скрестились на пикирующих «лаптежниках». Расставив нелепые «ноги», «обутые» в массивные обтекатели, они выли сиренами, сбрасывали бомбы и тут же стреляли из пулеметов в ответ. Два 7,92-миллиметровых пулемета MG-17 находились в консолях крыла, и один подвижный пулемет, тоже винтовочного калибра, MG-15 располагался на турельной установке Linsenlafette-Z10d.

Пыльные строчки потянулись к зенитным машинам. Но и пулеметчики отвечали огнем на огонь. Водитель «полуторки» гвардии старшины Стеценко не выдержал: выпрыгнул из кабины и побежал, не разбирая дороги. И тут же коротко вскрикнул, пыльные фонтанчики пулевых попаданий взвихрились вокруг него. Красноармеец упал ничком, прошитый сразу полутора десятками пуль. Алая кровь выплеснулась из его разорванной груди и тут же потемнела, впитываясь в пыльную землю…

Один из «Юнкерсов» Ju-87B потянул над степью, разматывая за собой черный шлейф дыма. Немецкий пикировщик качало из стороны в сторону, видимо, пилот был серьезно ранен. Но все же бомбардировщик еще держался в воздухе.

Самое интересное, что сбила его машина со счетверенной установкой пулеметов «Максим». Вчетверо больше огня и свинца!

Вообще-то пулемет конструкции Хайрема Максима был первым, созданным по схеме с перезарядкой от отвода пороховых газов из канала ствола. И как первое оружие подобной конструкции применялся в самых разных модификациях. «Военная карьера» изделия, которое английская фирма «Виккерс-Армстронг» выпускала под кодом «666», началась еще в Англо-бурскую войну 1900 года [11]11
  В конце XIX – начале XX века европейские пацифисты (да-да, они и тогда были!) даже предъявляли требования полностью запретить пулеметы в военных конфликтах как «негуманное оружие»! Но англичане не хотели терять преимущество, которое им давало это «чудо-оружие». Великобритания первой среди колониальных империй выявила преимущества пулемета и активно стала его использовать в своих «туземных войнах» с повстанцами. Так, в 1893 году в Африке в течение полутора часов отряд из полусотни британских военных, вооруженных винтовками и четырьмя пулеметами, отражал нападения зулусов. Когда бой завершился, англичане насчитали 3000 убитых противников!
  А в Судане 2 сентября 1898 года в битве при Омдурмане десятитысячное англо-египетское войско вело бой со стотысячной армией Судана, состоявшей в основном из иррегулярной конницы. Массированным пулеметным огнем атаки суданских всадников были отбиты. Английские части понесли незначительные потери. И кстати, в том бою отличился молодой военный корреспондент Уинстон Черчилль, который лично застрелил из своего «маузера С-96» пятерых неприятелей.


[Закрыть]. Он устанавливался и на истребители Первой мировой, на неуклюжие бипланы. И естественно – «максимушка» был использован и в зенитном варианте, для защиты от тех самых аэропланов, а также с зажигательными пулями, для уничтожения наполненных водородом немецких дирижаблей.

А в Красной Армии была даже разработана тачанка с пулеметом Максима, установленным для зенитной стрельбы! Именно этот «чудо-аппарат» и можно считать первой мобильной зенитной установкой. Участвовали ли они в боях крайне противоречивой Гражданской войны – неизвестно. Но вот что совершенно точно – зенитные тачанки участвовали на Красной площади в параде 7 ноября 1930 года.

Счетверенная зенитно-пулеметная установка образца 1931 года отличалась от обычного «Максима» наличием специального устройства принудительной циркуляции воды. Это позволяло еще более эффективно охлаждать ствол при интенсивной стрельбе по воздушным целям. Также пулеметные ленты зенитных «Максимов» отличались большей емкостью: на 1000 патронов вместо обычных 250. Используя зенитные кольцевые прицелы, счетверенная установка была в состоянии вести эффективный огонь по низколетящим самолетам противника до 1400 метров при их скорости до 500 километров в час. А когда было необходимо, счетверенные «Максимы» обращали свой суровый взор и на землю. И тогда фашистской пехоте приходилось совсем туго! Вчетверо больше огня и свинца! А если учесть, что емкость лент увеличена и интенсивность стрельбы тоже – то все, вешайтесь, фрицы!

Отразив воздушный налет стервятников Геринга, колонна «тридцатьчетверок» прибыла к месту сосредоточения. Там заводские экипажи передали грозные боевые машины танкистам из линейного полка. По этому поводу состоялся короткий, но весьма эмоциональный митинг. Танкисты поклялись рабочим Сталинградского тракторного бить гитлеровцев еще беспощаднее и стоять насмерть! А рабочие взяли на себя обязательство увеличить выпуск боевых машин и бороться за качество сборки каждого танка.

А после митинга военные пригласили рабочих-сталинградцев за братский стол. Работяги вначале отказывались, но потом все же отведали полевой кухни. На передовой еда была сытнее: лендлизовская канадская тушенка, наваристый кулеш, молодая картошечка, лучок… Ешь, сколько влезет! А в самом Сталинграде – продуктовые карточки. Конечно, работникам Сталинградского тракторного полагался усиленный паек, но практически все отдавалось семьям и детям. Природа Приволжья была богатой, и почти все коренные сталинградцы кормились со своих огородов. А на рынках можно было не слишком дорого обменять продукты.

Но сейчас в городе находилось втрое больше народу, более миллиона. И все хотели есть.

* * *

– Эй! Чьи эти зенитки? – Майор в пропыленной форме подошел к грузовикам под тентом.

– Мои, товарищ командир, – ответил лейтенант.

– Приказываю вам выдвинуться на рубеж в районе высоты «32.4». – Командир развернул планшет и ткнул пальцем в карту, указывая район.

– У меня откомандированные стажеры с завода…

– Пусть считают себя мобилизованными. Все! Выполнять приказание!

– Есть! Эй, славяне, подъем. Выдвигаемся.

– Товарищ лейтенант, а как же?…

– Считайте себя мобилизованными. Все, отставить разговоры – по машинам!

– Стой! – К лейтенанту-зенитчику подбежал командир танковой колонны, по совместительству – зам главного технолога завода.

– Что такое, мать-перемать?!

– Этих, – он пальцем ткнул на Стеценко и еще нескольких «заводских», – не трогать! У них особая «бронь».

– «У меня «бронь» – меня не тронь»! – горько сплюнул в пыль давешний майор. – А чем мне рубеж держать?!

– Машины – мобилизуй, ну а людей не трогай. Мы и так еле план выполняем, людей не хватает. А те, кто есть, прямо возле станков спят, как вы – в окопах у своих пулеметов да орудий. Ну, пойми ты меня, майор – без них работа станет!..

– Хрен с вами… Но машины я мобилизую!

– Твое право, майор.

Вот так неожиданно и спасся гвардии старшина Стеценко. Именно спасся, потому как было ясно: с того рубежа иначе как на небо не уйдешь. Сколько уже таких рубежей было – от Харькова и вот досюда… До Волги-матушки?…

«Откомиссованным» дали телегу и костлявую лошаденку. На ней-то и вернулись в Сталинград уже затемно.

Двоякие чувства обуревали Степана Никифоровича Стеценко. С одной стороны, он честно радовался, что остался жив. Чай не мальчик уже – на митингах горлопанить и рубаху на груди рвать. Нет, погибнуть он не боялся, но вот только предпочитал сделать это в танке, посылая в ненавистную гитлеровскую гадину снаряд за снарядом. И чтобы смерть его была подобна огненной вспышке от детонации боекомплекта танка.

Так погиб под маленьким украинским городком Дубно его командир, Иван Корчагин. Когда их пятибашенный тяжелый танк Т-35 подбили, капитан Корчагин остался прикрывать экипаж. Так он и стрелял, уже в огне, пока не взорвались последние снаряды в боеукладках пушек…

Самого старшину тогда спас молодой лейтенант, вот как этот зенитчик… Лейтенанта того звали Николай Горелов. У механика-водителя люк заклинило от деформации броневых листов, и командир передней малой орудийной башни Т-35 буквально вырвал старшину с того света…

Потом они вместе воевали под Москвой в танковой бригаде Катукова на мощном «Климе Ворошилове». За те бои и удостоились наград и звания гвардейцев.

А потом была растреклятая ржевская мясорубка – ледяной и снежный ад! Там и сейчас, летом 1942 года, шли ожесточенные бои. За каждый холм, овраг или сгоревшую деревеньку. Ну, а той зимой гвардии капитан Горелов погиб – таранил на тяжелом КВ-1 немецкий командирский танк «Панцер-III».

Так хотел погибнуть и гвардии старшина Стеценко – в танковом бою!

Но вот разменивать свою жизнь на утлой «полуторке» вовсе не хотелось! Не мог он на ней проявить весь свой опыт, вложить умения и знания в последний бой.

Тем не менее, вернувшись домой, он прятал взгляд от Варвары. Сам-то ей плел, мол, «на любом рубеже готов замертво лечь». А теперь что? Шкурник. Жить захотел…

Глава 4
Т-90 – крещение огнем с небес!

– Настало время нам прощаться… – сказала Варвара, вытирая скупые военные слезы уголком платка. – Люб ты мне стал, да видно – не судьба. Завтра эвакуируюсь на пароходе через Волгу, ну а там – дальше на восток, в Казахстан.

В эту ночь Степан Никифорович в последний раз был с ней вместе. А наутро они разошлись. «Дан приказ ему – на запад, ей – в другую сторону»…

Посадочных талонов на теплоходы было в ту пору уже не достать. Была жуткая давка, на пристани творилось что-то невообразимое. Всякий раз, когда пароход подходил к причалу, огромные толпы отчаявшихся людей брали его чуть ли не штурмом. Талоны ограничивали число людей на каждый пароход, но сдерживать толпы беженцев было почти что невозможно. Даже оцепление из солдат помогало мало. Очень часто пароходы отходили сильно перегруженными. Люди при посадках просто зверели, затаптывали слабых – стариков и детей. Однажды при отчаянной посадке накануне одна мать уронила грудного ребенка, и ее дикие крики никого не остановили: ребенок погиб под ногами толпы.

И таких мрачных случаев, которые предпочли забыть после Победы, было очень много. Но именно без них цена Победы была бы неполной. «Отлакированная» история, которая создавалась годами и десятилетиями, рассыпалась от живых воспоминаний ветеранов. Но от этого цена Победы не стала меньше – даже наоборот. Трагедии войны лишь подчеркнули героизм подвига советских людей и всех, кто был с ними в годы тяжелых испытаний.

Еще через несколько дней в жизни Степана Никифоровича Стеценко произошло два важных события: он получил лейтенантские «кубари», а на Сталинградском тракторном заводе завершились предварительные испытания зенитного танка Т-90. Параллельно с ними была выпущена опытная партия из десяти машин. И эта отдельная зенитная танковая рота была отправлена на передовую для прохождения войсковых испытаний.

– Поздравляю вас с первым назначением, товарищ гвардии младший лейтенант, – сказал конструктор, начальник Отдела специальных машин. – Конечно же, лучше бы вы остались и продолжили работы над опытными экземплярами зенитных танков – с пулеметным и даже с пушечным вооружением. Уверен – будущее зенитных средств в Красной Армии именно за такими машинами!

– Виноват, товарищ военинженер второго ранга, но я – солдат. А враг уже у ворот города.

– Понимаю-понимаю… Мы уже готовимся к эвакуации в Нижний Тагил. Там, я надеюсь, мы продолжим разработку вместе с Николаем Александровичем Астровым.

– Ясно. Ну, удачи вам! А я – на передовую. Пора врезать этим сволочам.

Командир зенитно-танкового взвода отдельной танковой роты гвардии младший лейтенант Горелов наблюдал в бинокль за приближающимся противником. Впервые зенитным танкам довелось принять бой не с пикировщиками Люфтваффе, а с наземным противником. Но таковы были превратности войны. Нужно было «латать» дыры в обороне, а не экспериментировать с тактикой. С высоты было видно, как густой цепью идут гитлеровцы, прикрываясь угловатыми «Панцерами». Чуть дальше двигались похожие на гробы бронетранспортеры «Ханомаг» Sdk-251 – они тоже могли поддержать гитлеровскую пехоту огнем своих пулеметов. А пулеметы у них были – ого-го!

Maschinengewechr-42 – новая модель «машины смерти». Около восьмисот выстрелов в минуту могла выпустить эта «пила Гитлера»! Так называли этот пулемет союзники, и не зря: его звук разрываемого полотна было последним, что многие из них услышали в этой жизни…

Армия генерала Паулюса была оснащена самым лучшим оружием в Рейхе, и на содержании Шестой армии не экономили. И со всем этим пришлось расправляться с русской прямолинейностью.

Танки и мотопехота вермахта катили по выжженной равнине, метр за метром, сокращая расстояния до линии окопов, где заняли позиции уже изрядно потрепанные части.

С закатанными по локоть рукавами кителей цвета «фельдграу», с серебристыми имперскими орлами, в пилотках, а не в стальных касках. Некоторые – так и вообще в одних майках с орлом на груди, заправленных в серые брюки. За короткими голенищами сапог – ножи или гранаты-«колотушки» с длинными ручками. Гитлеровские пулеметчики вели огонь прямо с плеча «второго номера» расчета, используя его как сошки для стрельбы.

Офицер прогулочной походкой шел по русской земле, помахивая щегольским стеком. На плече болтается пистолет-пулемет «MP-40», щеголеватый обер-лейтенант даже и не думал взять оружие на изготовку. Ведь это же грязные свиньи русские!.. Они же совсем не умеют воевать, а только драпают от победоносной германской армии!

С такими мыслями молодой обер-лейтенант и умер, когда поперек его груди хлестнула очередь раскаленного свинца. От ружейно-пулеметного огня строй немцев сломался, они сбивались в группки и становились легкими мишенями для залегших в окопах красноармейцев. Линия обороны озарилась вспышками дульного пламени. На флангах зло тараторили «Максимы», трещали «дегтяри» – «вторые номера» пулеметных расчетов едва успевали менять «тарелки»-диски с патронами.

И тут ударили танковые пушки «Панцеров». Наступление мотопехоты поддерживали немецкие «тройки» – Pz.Kpfw III Ausf. J с 50-миллиметровой пушкой KwK-38L/42 с длиной ствола сорок два калибра. Их беглый огонь прошелся по переднему краю нашей обороны, вызывая фонтаны разрывов.

Справа, неподалеку от позиции танка комвзвода Стеценко, располагался дзот. В его амбразуре зло тараторил «Максим», поливая наступавших гитлеровцев раскаленным свинцом. Пулеметчик бил длинными очередями: ствол с водяным охлаждением перегревался гораздо меньше, чем у «Дегтярей-пехотных». Но вот справа ухнул взрыв – прямое попадание! Степан Никифорович инстинктивно вжал голову в плечи, а когда огляделся, то вместо дзота образовалась дымящаяся развороченная яма. Оба красноармейца лежали, залитые кровью, возле искореженного «Максима».

Но в основном больших потерь это не вызвало. Пятидесятимиллиметровые снаряды гитлеровских танковых пушек имели гораздо более слабое фугасное действие, чем советские пушки калибра 76 миллиметров. И осколков немецкие снаряды давали значительно меньше. Кроме того, полевые укрепления, возведенные руками сталинградцев, не подвели – выдержали первый натиск врага. Недаром строились они почти полтора года.

Где-то здесь копала траншеи и ходы сообщения Варвара. Варечка… Где она теперь?… Успела ли эвакуироваться?…

Гвардии младший лейтенант Стеценко повел биноклем, осматривая нашу линию обороны. Держатся, родимые!

А угловатые «Панцеры» подползали все ближе, оглашая окрестности ревом двигателей и вонью сизых выхлопов сгоревшего синтетического бензина. Они вели заградительный огонь с коротких остановок, поливали наши окопы раскаленным свинцом спаренных пулеметов.

Наши пока молчали, ограничиваясь ружейно-пулеметным огнем – отсекали вражескую пехоту от танков. И это красноармейцам удалось: мотопехота Вермахта залегла, «гробы на гусеницах», броневики, тоже не спешили высовывать свои вытянутые морды.

Степан Никифорович огляделся: три танка его зенитно-танкового взвода были рассредоточены, врыты в землю и надежно замаскированы. Тактику танковых засад он усвоил еще суровой зимой 1941 года в судьбоносной битве под Москвой. И теперь использовал бесценный боевой опыт жарким огневым летом 1942-го…

Он снова перевел бинокль на поле: ну, еще чуть-чуть… Есть!

Первыми ударили дивизионы «сорокапяток». Вместе со старыми и надежными пушками образца 1937 года огонь по немецким танкам вели и модернизированные 45-миллиметровые пушки «М-42» образца 1942 года.

В начале 1942 года конструкторы артиллерийского завода в Мотовилихе провели модернизацию основной 45-миллиметровой противотанковой пушки образца 1937 года. Главной задачей модернизации было повышение бронепробиваемости. Ствол удлинили, а также разработали новый артиллерийский выстрел. В нем снаряд и гильза остались без изменения, а вес порохового заряда был увеличен. Это позволило повысить давление в канале ствола и увеличить начальную скорость снаряда с 760 метров в секунду до 870 метров в секунду. Бронепробиваемость под прямым углом к листу брони на дальности в полкилометра выросла до 61 миллиметра, а на дальности 1000 метров – до 51 миллиметра. Снаряды этих пушек без труда пробивали усиленную броню модернизированных немецких танков.

Вот и сейчас сразу две пятнистые угловатые коробки задымились, превратившись в мобильные крематории на пять арийских персон! Горите в аду, сволочи!

Но остальные танки, а вместе с ними и бронетранспортеры продолжили упрямо ползти к нашим позициям. По ним ударили уже не только пушкари-противотанкисты, но и расчеты противотанковых ружей. Конечно, пробить бортовую, а тем более и лобовую броню немецких «механических зверей» они не могли. Но вот изрядно попортить им «шкуру» тяжелые ружья Дегтярева и Симонова были вполне способны.

Немцы тоже огрызались огнем, и теперь – уже более прицельно. Несколько разрывов 50-миллиметровых снарядов накрыли позиции «сорокапяток».

Гвардии младший лейтенант Стеценко переключил рацию на прием:

– Внимание, по фашистской гадине, короткими очередями – огонь! – Стеценко и сам взялся за маховики вертикальной и горизонтальной наводки и нажал на педаль спуска.

У «спарки» пулеметов «ДШК», установленной в башне зенитного танка Т-90, режим огня был только автоматическим. Можно было еще вести огонь только из одного ствола – правого. Но сейчас работали оба пулемета. Бледно-огненные в свете дня росчерки крупнокалиберных пуль полетели в цель. Они не могли ранить – только убивали. Пятидесятиграммовые «болванки» на скорости более километра в секунду отрывали руки, ноги, головы, пробивали по нескольку немецких пехотинцев сразу, разрывали арийцев пополам! «Мясной фарш по-рейнски» – хорошо идет под баварское пиво…

По наземным целям командир танка целился с помощью телескопического прицела «ТМФП» и довольно уверенно. Степан Никифорович видел, как переламываются пополам и падают в пыль серые фигурки гитлеровских пехотинцев.

Очереди двух зенитных танков скрестились на одном из немецких броневиков. Пехота из его боевого отделения уже выгрузилась, так что все пули достались механику-водителю и стрелку-пулеметчику. От превращения в фарш их не спасли ни наклонные бронелисты, ни бронещиток пулемета – для русских пуль калибра 12,7 миллиметра это было все равно, что фанера.

Сосредоточенный огонь уцелевших пушек, пулеметов и огня пехоты заставил немцев отойти на исходные позиции. Поле перед советскими окопами было сплошь усеяно телами в мышиного цвета мундирах, чадно горели фиолетовым пламенем эрзац-бензина два подбитых танка и изрешеченный броневик.

– Отставить стрельбу! – приказал Степан Никифорович.

Он снял два отстреленных тридцатизарядных диска, поднатужившись, переложил их в боевое отделение. А из укладки достал пару увесистых дисков с патронами. Проклятые «тарелки» никак не хотели становиться на пулеметы, пришлось долбануть по ним прикладом «ППШ» из боеукладки. Только после этого лязг и громкий щелчок возвестили, что барабан надежно встал на штатное место. Таким же образом был установлен и второй барабан. Степан Никифорович резко дернул за стальной тросик перезарядки, досылая патроны в патронники. После вытер пот со лба: в одиночку перезаряжать «спарку» крупнокалиберных пулеметов было очень тяжело.

– Так, славяне, а вот теперь готовьтесь – сейчас попрут самолетами давить! – снова связался со своими танкистами комвзвода Стеценко.

Он был абсолютно уверен в своих словах – успел убедиться за почти что полтора года войны. Гитлеровцы действовали шаблонно: если с ходу не удалось взять укрепленный рубеж, они вызывали артиллерию или авиацию и ровняли обороняющихся бомбами или тяжелыми снарядами. Сейчас их артиллерия была на марше, и, скорее всего, следовало ждать «лаптежников». А вот тут-то зенитные танки себя и покажут! Существовал еще один, крайне неприятный для гвардии младшего лейтенанта Стеценко вариант: гитлеровцы могли подтянуть и самоходки. И тогда его зенитные танки уже ничего не успеют сделать.

Но вот в бинокль Степан Никифорович разглядел черные точки над горизонтом.

– Воздух!!! К бою! – передал он по рации и сам довернул башню танка навстречу воздушной угрозе.

Дульные срезы крупнокалиберных пулеметов уперлись в силуэты квадратными, будто обрубленными, законцовками крыльев. Командир зенитно-танкового взвода думал, что немцы вышлют «лаптежников», как обычно. Но на этот раз утюжить наши позиции прилетели истребители-бомбардировщики «Мессершмитт» Bf-109Е-4/В. «Эмили» были грозной силой в небе Польши и Франции в 1939–1940 годах. Но уже к началу наступления на Советский Союз эти истребители заметно «сдали». По скорости и маневренности наши «Яки-1» превосходили их чуть ли не в два раза! Хотя вооружение у «Эмиля» было весьма солидным по тем временам. С двумя синхронными пулеметами MG-17, установленными над мотором, и двумя 20-миллиметровыми пушками MG-FF в крыльях этот истребитель давал залп в 132 килограмма в минуту! Вот поэтому-то командование Люфтваффе и решило использовать его для ударов по наземным целям. Истребительно-бомбардировочный вариант «Мессершмитта» Bf-109E-1/B имел бомбодержатели для четырех 50-килограммовых или одной 250-килограммовой бомбы. При этом стрелковый прицел Carl Zeiss Revi использовался и как бомбардировочный. Для истребителя-бомбардировщика скорость пикирования со средних и больших высот составляла более шестисот километров в час.

Вот как раз с такой скоростью и обрушились на наши позиции проклятые стервятники 4-го флота Люфтваффе. Перевернувшись через крыло, они понеслись вниз, сбросив на позиции красноармейцев свой смертоносный груз. Фонтаны взрывов взметнулись над нашими окопами. На этот раз потерь было гораздо больше, чем от обстрела танков. Стервятники видели прекрасно, куда мечут свои семена смерти, которые прорастали на советской земле фонтанами вздыбленной земли, огнем, дымом и кровью.

Степан Стеценко послал несколько очередей из крупнокалиберных пулеметов, но попасть не сумел, неправильно взял упреждение. Два других зенитных танка также не сумели никого зацепить. Все ж атакующий самолет врага – это не конус, который тащит за собой «работяга-кукурузник». По конусу-то, поди, стрелять проще было…

Отбомбившись, немецкие истребители снизились на бреющий полет и прошлись вдоль нашего переднего края, стреляя из пушек и пулеметов. Из своих стволов они извергали те самые 132 килограмма свинца и стали в минуту.

Свист и вой, рев авиационных моторов, казалось, заполнил весь мир. И весь мир сжался до размеров силуэта перечеркнутого концентрическими кольцами коллиматорного прицела «К-8Т». Казалось, что немецкий истребитель-бомбардировщик Bf-109Е-4/В идет прямо на тебя, можно же было различить не только потеки масла на угловатом радиаторе под бешено вращающимся желтым коком винта, но и искаженное страхом и злобой лицо пилота в лобовом стекле, перечеркнутое сеткой коллиматорного прицела! Может, так, а может, просто у гвардии младшего лейтенанта Стеценко воображение разыгралось – как знать?…

Тем не менее командир зенитного танка Т-90 встретил крылатого противника как полагается: сдвоенными очередями крупнокалиберных пулеметов «ДШК»! Пули, словно раскаленные свинцовые клыки, впились в правую плоскость «Эмиля», сдирая с нее дюраль и «прогрызая» путь к бензобакам и силовому каркасу крыла. Облако обломков образовалось позади подбитого и фактически уже обреченного самолета. Вдобавок сразу несколько 12,7-миллиметровых бронебойно-зажигательных пуль Б-32 и бронебойно-зажигательно-трассирующих – БЗТ разорвали бензобак в крыле. Ярко-оранжевый хвост бензинового пламени сделал из истребителя-бомбардировщика Bf-109Е-4/В комету Судного дня. «Эмиль» рухнул далеко за советскими окопами, в последний раз закоптив собою летнее небо над приволжской степью.

– Ур-ра! Мы его сбили!!! – заорал гвардии младший лейтенант Стеценко.

– Классно ты его разделал, командир! – механик-водитель сержант Юрий Иванов высунулся из своего люка в передней части танка.

– Юра, спрячься в люк, если не хочешь осколком или пулей шальной по кумполу получить, – война очень быстро возвращает к реальности.

Стеценко взялся за маховики наведения, разворачивая спаренную пулеметную установку навстречу другому фашистскому стервятнику. Снова загрохотали «ДШК». Слева и справа его поддержали два танка зенитно-самоходного взвода, исчеркав небо огненным пунктиром трассеров.

Строй гитлеровских истребителей-бомбардировщиков сломался, еще один стервятник, переваливаясь с крыла на крыло, потянул за собой шлейф дыма. Остальные «Эмили» побросали бомбы куда попало, и поспешили убраться восвояси.

Красноармейцы громкими криками и ружейной пальбой проводили эту летающую нечисть. Это была первая победа зенитных танков на приволжских рубежах.

После боя гвардии младший лейтенант Стеценко отвел танки своего взвода в расположение полевого лагеря. Они вместе с механиком-водителем Юрой Ивановым вымыли боевую машину, отскребли ее от всепроникающей вредной пыли, смазали подвижные части механизмов. Степан Никифорович занялся пулеметами и механизмом поворота башни, а мехвод прогазовал двигатель.

– Кажется, карбюратор стучит, а, Степан Никифорович?

Стеценко, который в прошлом был, да и сейчас оставался неплохим механиком-водителем, прислушался.

– Нет, с карбюратором все в порядке. Ты соединительную муфту проверь.

– Лады, командир. – Мехвод скрылся по пояс в моторном отсеке справа по борту легкого танка и загремел гаечными ключами и отвертками.

– Дай-ка подсоблю, Юра, – Степан Никифорович тоже прихватил собственную сумку с инструментами. – У снабженцев надо бы запчастями разжиться…

– Ага, смотрите, дадут они вам запчасти.

– Дадут, еще и попросят, чтоб взяли. У нас ведь особый статус, слыхал?…

Танкисты – не летчики. Это они отлетали, закрутили «карусель» с «мессерами», или там – с «Юнкерсами», и если на аэродром вернулись, то все, свободны. Всю «черную» работу по обслуживанию машин выполняют техники. А танкисты – все сами. После боя машину заправь, оружие почисти, смажь, заряди. И все проверь, а то как поднимут по тревоге, и будет тебе июнь сорок первого, когда из-за пустяковой неисправности тяжелые КВ и многобашенные Т-35 на дорогах бросали…

Но сейчас этот опыт учли и вскоре зенитный танк Т-90 блестел как новенький!

А статус у них и действительно был особым. Из десяти зенитных танков Т-90 опытной партии, которую успели выпустить на Сталинградском тракторном, сформировали отдельную зенитно-самоходную роту. Она включала три взвода по три боевых машины и плюс – командирский танк. Кроме того, в состав роты вошли два зенитных взвода: четыре «полуторки» со счетверенными «Максимами» и три грузовика с крупнокалиберными зенитными пулеметами ДШК. Отдельной зенитно-самоходной роте придали сразу две «летучки» ПТРМ – передвижной танкоремонтной мастерской. Это были грузовики-«пятитонки» со всем необходимым для ремонта, включая небольшой подъемный кран для замены двигателя и даже сварочные аппараты. Комплектовались передвижные танкоремонтные мастерские специалистами завода, так что уровень технического обслуживания опытной партии зенитных танков был достаточно высоким.

Командиром нового зенитно-самоходного подразделения стал капитан Андрей Воронов. Он был опытным танкистом, воевавшим еще в Испании на легких танках БТ-5. Комиссар подразделения Иван Еременко тоже был опытным танкистом, успел повоевать еще в 1940 году во время освободительного похода на Бессарабию и Буковину. К части был прикомандирован и технический специалист – воен-инженер третьего ранга Виктор Сергеевич Малышев. Экипажи для танков набирались смешанные: в основном механики-водители приходили с легких танков, а командирами машин становились бывшие зенитчики. Оно и понятно – стрельба по воздушным целям требует не только умений, но и знаний, весьма специфических навыков. Раньше, еще во времена царской России, бытовала поговорка: «Щеголь – в кавалерии, умница – в артиллерии»! А для зенитной артиллерии эта поговорка была еще более актуальной. «Чистых» танкистов, переучившихся в зенитчики, было всего четверо: командир отдельной роты, его комиссар, командир третьего взвода и Степан Никифорович Стеценко, командир второго зенитно-танкового взвода. Все остальные были зенитчиками и воевали до этого на легких 37-миллиметровых пушках «61-К» образца 1939 года. Но в данном случае это был скорее плюс, чем минус.